Сказание о двух лотосах

      Отправившись в Куйчжоу разбираться с бардаком в торговых договорах, потерявших срок годности и наполовину сгоревших, Цзян Чэн рассчитывал на скучную поездку, которую при желании можно было принять за отпуск с препятствиями. Теперь, когда орден достаточно крепко стоял на ногах, чтобы налаживать торговые сделки не только в пределах собственной территории с теми соседями, что были готовы попытаться развести молодых глав на выгодный контракт, кто-то должен был заниматься и этим. Вэй Усянь в прошлый раз летал на юг, поэтому Цзян Чэн вызвался взять нудную работу на себя и в сопровождении советников отправился в путь. Он никак не ожидал, что по итогу судьба бросит ему ребёнка под ноги — в самом прямом смысле.       Переговоры прошли натянуто вежливо и даже хорошо, выжав из Цзян Чэна лишь большую часть соков, чтобы ещё немного сохранилось на обратную дорогу. Договоры были подписаны в нескольких экземплярах и надёжно спрятаны от греха подальше. Всё пошло по плану и даже лучше. Цзян Чэн решил потратить день на отдых и покупку сувениров для А-Юаня и Вэй Усяня, чтобы возвращаться не с пустыми руками и сундуком важных бумаг. Прогулкой Цзян Чэн и занимался, оставив советников отмечать успешное заключение внешнего договора на территории постоялого двора, как вдруг издалека послышались возмущённые возгласы, и из-за поворота прямо на дорогу вылетел ребёнок. Бежал он так старательно, что не успел вовремя обернуться и с размаху врезался в Цзян Чэна, с невозмутимым лицом ожидавшего столкновения.       Мальчик от неожиданности чуть не упал на спину, однако удержал равновесие. Вскинув глаза на Цзян Чэна, он воровато обернулся, после чего сложил в своей голове два и два, меняя план на ходу, и метнулся за спину мужчины раньше, чем кричавший человек успел выскочить из-за поворота следом. Разумеется, он без труда понял, что сбежавший мальчишка прячется за столбом стоящим молодым господином в дорогих одеждах. Как назло, воришка ещё и выглянул из-за чужой ноги и тут же спрятался обратно, не собираясь бежать дальше. Цзян Чэн вблизи чувствовал, как дрожало маленькое тело, словно лист на ветру, и слышал сбитое то ли от бега, то ли от страха дыхание.       Прорычав злобное «вот ты где», мужчина уверенным шагом направился к Цзян Чэну с суровым видом. Он явно был настроен серьёзно. Ещё раз высунувшись, мальчишка тихо пискнул и задрожал пуще прежнего, увидев накрывшую их тень. Цзян Чэн автоматически коснулся сальных волос ладонью, за затылок прижимая ребёнка к себе плотнее с явным намерением защитить.       — Что он сделал? — спросил деловито, беззастенчиво смотря на мужчину, крылья носа которого раздувались от неподдельного гнева.       — Обокрал меня, мелкий поганец. Дайте его мне, господин, я преподам ему урок, не тратьте своё время, — грузно ответил мужчина, голос которого обещал открытые переломы.       Услышав это, мальчик под рукой Цзян Чэна прижался к его ноге плотнее, схватившись за ткань одежд грязной рукой так, будто не собирался позволить никакой силе мира сдвинуть его с этого места.       — Назовите сумму, я оплачу, — сказал Цзян Чэн. Мужчина недовольно нахмурился. Очевидно, шанс поставить проказника на место привлекал его даже больше каких-то грошей.       — Не стоит тратить ещё и деньги. Этот паразит ошивается тут не первый день, я их как облупленных знаю. Это одна из постоянных тактик: находят богатого безвредного человека и добиваются того, чтобы за них заплатили из жалости. Не Вы первый и не Вы последний. А вот он больше не побегает с переломанным ногами, — пояснил подробно и с тёмным удовольствием.       Цзян Чэн прищурился, а взгляд его стал острым. Изящное лицо отталкивало холодным выражением, а поджатые губы намекали на враждебность. Он бы не назвал себя «безвредным», как и любой, кто хоть немного следил за новостями.       — Назовите сумму, иначе я просто уведу его с тем, что он забрал, — велел тихо и уверенно. Все, кто был знаком с Цзян Чэном не первый день, знали, что тон этот означает последнее предупреждение.       Мужчина, пусть с ним знаком не был, намёк явно уловил и вовремя потупился. Стушевавшись, почесал затылок и назвал цену украденного товара. Цзян Чэн достал из рукава кошелёк и расплатился, вежливо попрощавшись и пожелав торговцу удачного дня.       Едва тот скрылся за поворотом, как мальчишка вывернулся из-под руки и попытался дать дёру. Увы, не с тем человеком он связался. Цзян Чэн активировал Цзыдянь и поймал сорванца поперёк талии, притянув обратно на глазах у распахнувших рты людей. Поняв, что сбежать не удастся, мальчишка принялся извиваться всем телом в надежде выкрутиться из плотной вязи кнута, безвредно поблёскивающего чёрными искрами. Оказавшись в безвыходном положении, он наконец сбросил маску и подал голос, возмущённо прокричав высоким тоном:       — Отпусти меня!       Цзян Чэн хмыкнул. А у ребёнка был характер, ещё какой. Совсем недавно он умело разыгрывал раненую невинность и трясся так правдоподобно, что хоть монеты под ноги кидай.       — Сразу же после того, как ты вернёшь мой колокольчик. Он ценнее, чем то, за что я заплатил раньше, — ответил Цзян Чэн, пальцем постучав по пустому месту на поясе.       Мальчик попробовал выбраться, однако спустя пару попыток прекратил сопротивление, поняв, что эта рыба ему не по зубам. Насупившись, будто высокий господин лично оскорбил все восемь поколений его предков, он всё же засунул ладошку в рукав и достал оттуда аккуратно развязанный серебряный колокольчик. Даже не подрезал — филигранная работа.       Не ослабляя хвата вокруг хлыста на всякий случай, Цзян Чэн присел на корточки и протянул руку вперёд в ожидании. Сверля его взглядом, будто силой мысли хотел заставить отказаться, мальчик всё-таки передал колокольчик, после чего скрестил руки на груди.       — А теперь отпусти, — грозно велел он.       Криво усмехнувшись, Цзян Чэн примирительно поднял руки, и Цзыдянь вернула свою изначальную форму, привычным весом обернувшись вокруг пальца. Мальчик наблюдал за процессом с неподдельным интересом и широко раскрытыми глазами. Похоже, он даже не моргал, чтобы не упустить и мгновения.       — Как ты это сделал? — спросил он, склонив голову набок, когда понял, что Цзян Чэн не причинит ему вреда и не будет пороть до кровавых рубцов.       Мужчина удивился подобной смелости и решил ответить, раз уж вопрос был задан честно:       — Цзыдянь моё оружие и свободно меняет форму. Кольцо — одна из них.       Услышав это, мальчик самым невероятным образом просиял. Враждебное выражение как ветром сдуло с лица. Не успел Цзян Чэн удивиться подобной реакции, как ребёнок набрал в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалил:       — Так ты и есть легендарный мастер тёмного пути владелец Цзыдянь глава ордена Юньмэн Цзян Цзылянь-цзюнь Цзян Ваньинь?       С каждым словом тональность всё повышалась, и под конец Цзян Чэн невольно скривился. Задав свой вопрос, мальчик выжидающе смотрел на него блестящими глазами, непривычно ярко смотрящимися на покрытом пылью лице. Присмотревшись получше, теперь Цзян Чэн отметил печальное состояние неудачливого воришки: одежда на нём была не по размеру и собрана невпопад, чтобы защищать от холода, волосы явно давно не видели расчёски, а кожа — ванной. Мальчишка был худой настолько, что его мог сбить с ног случайный щелбан. Весь вид вызывал жалость, в контраст с необычайно умными глазами.       Виновато усмехнувшись, Цзян Чэн всё же сказал:       — Чуть менее торжественно, но суть ты уловил верно, — сказал он.       Услышав ответ, мальчик восхищённо хихикнул и обошёл Цзян Чэна, от растерянности забывшего подняться на ноги.       — Это правда, что ты умеешь поднимать мёртвых? — спросил он.       — Правда, — ответил Цзян Чэн пожав плечами.       — А правда, что вы с Хэйлянь-цзюнем прошли войну и стали героями?       Сложно было сказать ребёнку о том, что в войне не было ничего героического — лишь кровь и постоянный вопрос выживания, однако Цзян Чэн решил не вдаваться в подробности. Тем более, теперь на них смотрели все прохожие, наслаждаясь зрелищем. Цзян Чэн почувствовал, как нагревается затылок, а спина начинает потеть от нежелательного внимания.       — Правда.       — А правда, что…       — Слушай, есть деловое предложение: сейчас я отправляюсь на постоялый двор, и ты можешь пойти со мной. А я угощу тебя ужином и отвечу на все твои вопросы, — предложил Цзян Чэн беспомощно. Мы в ответе за тех, за кого заплатили.       Мальчик согласился практически мгновенно, и сложно было сказать, что привлекло его больше: потенциальный разговор или потенциальный ужин. Цзян Чэн поднялся на ноги, и мальчик протянул ему руку, старательно строя из себя послушного ребёнка, будто только что не попытался обокрасть двух людей подряд. Цзян Чэн не стал расстраивать его маленький спектакль и уверенно сжал грязную ладонь. Кровь похолодела в жилах от страшного осознания: наощупь он заметил, что маленькой ручке не хватало пальца. Мальчик чуть подпрыгивал по дороге, мыча что-то себе под нос, пока Цзян Чэн выглядел куда менее радостно, впав в молчаливую прострацию от череды мрачных мыслей. Это был не первый и наверняка далеко не последний бездомный ребёнок, встреченный мужчиной на жизненном пути, однако сердце каждый раз обливалось кровью совершенно одинаково. Он понимал, что всем не поможешь, однако остатки глупого юношеского упрямства мешали перестать пытаться из раза в раз. Приюты в Пристани Лотоса считались одними из самых щадящих во всём Цзянху, и многие дети, проявлявшие склонность к совершенствованию, могли попытать своё счастье и стать адептами ордена, пробиваясь к лучшей жизни.       Остановившись подле лавки с одеждой, Цзян Чэн велел продать ему комплект на мальчика рядом с собой. Приказ был исполнен без лишних вопросов, и стопку одежды Цзян Чэн сунул в руки своему маленькому попутчику, пробормотав «это тебе». Тот прижал подарок к груди, вдыхая чистый свежий запах. В контрасте с ним вонь собственного тела ощущалась особо ярко. Удивительно, что этот мужчина даже не кривился и продолжал крепко держать предложенную руку, будто боялся, что мальчик потеряется.       Зайдя на территорию постоялого двора, Цзян Чэн жестом приказал своим людям продолжать их отдых, пока сам велел доставить ужин в его комнату с дополнительной порцией мясных булочек, попросил набрать две ванные — одну для ребёнка — и отвёл мальчика в свою комнату.       — Как тебя зовут? — спросил строго, окидывая взглядом комнату, чтобы сразу заметить исчезновение чего-либо.       — Сюэ Ян, — охотно ответил мальчик, с любопытством оглядываясь вокруг. Удивительно, но комната, где остановился легендарный Цзян Ваньинь, была скромной и почти пустой. Цзян Чэн не видел смысла в лишних изысках, с лёгкостью отказываясь от них по надобности. Кровать была удобной, еда вкусной, ванная горячей — вот и вся роскошь.       — Ты живёшь на улице? — задал он свой следующий вопрос, стремясь подтвердить догадки.       — Да.       — Как давно?       — С самого детства, сколько себя помню, — без раздумий и без промедления ответил Сюэ Ян, просто констатируя факт. У Цзян Чэна волосы на руках встали дыбом, а по коже прошёлся холодок, однако он без труда сохранил невозмутимый вид.       — Сколько тебе лет?       — Восемь, — ответил Сюэ Ян, посчитав по зимам, минувшим с тех пор, как ему сказали «уже четыре года, а он всё плачет».       Цзян Чэн задумчиво хмыкнул.       — Мой сын будет чуть старше тебя, — сказал он. Сюэ Ян с интересом повернулся, заглядывая в глаза.       — У тебя есть сын? — спросил он. Цзян Чэн кивнул. — Сколько ему лет?       — Недавно стукнуло десять.       Губы мальчика округлились в маленькой «о», когда он попытался представить маленькую копию Цзян Ваньиня в таких же фиолетовых одеждах.       — А тебе сколько лет? — поинтересовался на всякий случай.       — Двадцать шесть, — ответил Цзян Ваньинь. Сюэ Яну эта цифра ничего не сказала, но он решил, что мужчина должен быть очень взрослый, ведь он прошёл войну и был главой ордена. И у него был сын старше Сюэ Яна!       Сюэ Ян, воспитанный улицей, знал только то, что одна цифра может быть больше другой. «Десять» было больше, чем «восемь», а «двадцать шесть» было больше, чем «десять», поэтому в глазах мальчика Цзян Ваньинь выглядел умудрённой жизнью особой. Цзян Чэн не знал, что происходило в мыслях у его юного собеседника, поэтому ничем разрушить создавшуюся иллюзию не мог.       В дверь постучали — это подали ужин. Цзян Чэн поблагодарил за услугу и не глядя схватил потянувшегося к булочкам Сюэ Яна за руку.       — Разве ты не обещал накормить меня? — обиженно спросил мальчик.       — Сначала помой руки, чтобы не занести грязь, — велел Цзян Чэн, автоматически применив «родительский голос», выработавшийся с годами. Его существование первым заметил Вэй Усянь, и Цзян Чэн упирался до последнего, пока сам не заметил, что меняет интонацию при разговоре с Цзинь Лином. Он собирался похоронить эту тайну вместе с собой.       Сюэ Ян повиновался и старательно скрёб руки до тех пор, пока Цзян Чэн не одобрил результат. Чистая стопка одежды была оставлена на кровати, и мальчик время от времени поглядывал на неё, будто боялся, что она исчезнет без пристального внимания. Цзян Чэн не собирался его отговаривать, как много лет не пытался доказывать Вэй Усяню, что не все собаки стремятся и даже смогут его съесть (и что Мэн Яо подарил Цзинь Лину собаку не в качестве личной расправы. Цзинь Лин взял Фею с собой в Пристань Лотоса лишь один раз — когда хотел показать её Цзян Чэну, зная, что тот оценит. Он никак не мог ожидать, что великого и страшного Хэйлянь-цзюня вид маленького щенка доведёт до сердечного приступа). Некоторые вещи накладывали свой неизгладимый отпечаток. Живший воровством, Сюэ Ян всегда ждал, что у него тоже могут украсть. Он стремительно уплетал булочку за булочкой под снисходительным взглядом Цзян Чэна, даже не ставшего говорить о манерах и скорости, лишь прося не подавиться. Между укусами мальчик еле успевал дышать — о разговорах не шло и речи. Угомонился он лишь только после того, как не оставил после себя и кусочка, облизав пальцы, отчего Цзян Чэн порадовался, что приказал помыть руки. Но и на этом приключения не закончились: буквально через пару десятков минут Сюэ Яна стошнило всем, что он так старательно уплетал за обе щёки. Хватаясь за заботливо поданное ведро, он давился желчью и слезами, выступившими от неприятных ощущений.       — Там был какой-то яд? — спросил, натужно откашлявшись.       — Нет, я же ел их вместе с тобой, — ответил Цзян Чэн, продолжая поглаживать дрожащую спину. Под ладонью он чувствовал выступающие позвонки, напоминающие зубцы. Мужчина не мог оторвать взгляд от рубца, где должен был находиться мизинец. — Твой желудок не справился с таким количеством еды.       — Я больше не могу есть? — отчаянно спросил ребёнок.       — Можешь, просто замедлись немного, чтобы твоё тело успело привыкнуть. Можешь допить мой суп, с ним ты должен справиться.       Сюэ Ян не собирался отказываться от еды, когда ту предлагали бесплатно. Он не знал, когда в следующий раз ему выпадет шанс сытно поесть. За булочки было страшно обидно: ему они понравились, но теперь желудок спазмировал при одной мысли. Зато суп мальчик выпил с огромным удовольствием, слизнув жир с губ. Цзян Чэн подтолкнул к нему чашку с водой.       — Не тошнит? — поинтересовался он. Сюэ Ян посмотрел в потолок, прислушиваясь к ощущениям, после чего завертел головой. Уголки губ мужчины приподнялись, и он удовлетворённо пробормотал: — Хорошо.       Пока грелась вода для ванной, Сюэ Ян продолжил свой шквал вопросов на самые разные темы. Цзян Чэн отвечал в меру своих возможностей. К счастью, мальчика интересовали примитивные вещи вроде того, умеет ли Цзян Чэн сражаться на мечах, как он играет на флейте, как зовут его сына. Сюэ Ян был умелым воришкой, но свет в его глазах ещё не успел погаснуть.       Дождавшись, когда отделённую экраном ванную наберут, Цзян Чэн попросил оставить вторую порцию рядом, чтобы воспользоваться самому. По его же просьбе была доставлена вторая ванная, по размерам больше подходящая ребёнку. Сюэ Ян не догадывался, что с ним собираются делать, и махал ногами, пока сидел на кровати, позволяя взрослым делать свои дела.       — Снимай одежду и иди сюда. Тебе надо помыться, — позвал из-за экрана Цзян Чэн. На всякий случай он установил звукоизолирующий талисман, активировав его искрой тёмной энергии. Вот и время испытать изобретения Вэй Усяня на практике.       Сюэ Ян с интересом заглянул за экран и увидел две ёмкости, заполненные водой. На одной из них была налеплена бумажка со странными символами. Цзян Чэн пояснил, что это для того, чтобы вода не остыла, пока он поможет Сюэ Яну. Мальчик без капли стыда избавился от своих лохмотьев. Стоило признать, теперь он даже испытывал к ним некое отвращение, проведя время в компании собранного и опрятного Цзян Ваньиня, всем своим видом демонстрировавшего возвышенность. Безусловно, мальчику не терпелось примерить свой подарок. Он был уверен, что новые одежды прослужат ему долго и надёжно.       Описание «кожа да кости» было преуменьшением в этом случае. Цзян Чэн мог взглядом пересчитать все рёбра под кожей мальчика. В некоторых местах темнели давние синяки, а ноги были настолько тощими, что было страшно думать о том, как ловко ребёнок ими бегал, не сломавшись под собственным весом. Он не выглядел на свой возраст из-за постоянного голода, и Цзян Чэн испытывал почти физический дискомфорт при взгляде. Сюэ Ян выглядел так будто всё было нормально, и чужое внимание его никак не беспокоило, ведь Цзян Ваньиня врагом он больше не считал.       Коснувшись воды кончиками пальцев, Сюэ Ян отдёрнул руку, прижав к груди.       — Я туда не полезу, — уверенно заявил он.       — Полезешь. Надо смыть с тебя всю грязь, — не менее твёрдо заявил Цзян Чэн. Пару минут они играли в гляделки, пока мужчина не потерял терпение и не продолжил: — Залезай сам, или мне придётся помочь тебе.       Сюэ Ян надулся и попробовал коснуться воды снова. Результат был тот же. Он коротко глянул на Цзян Чэна, но тот оказался дальновиднее и хватил мальчика прежде, чем тот успел рвануть за другую сторону экрана. Сюэ Ян практически ничего не весил, и Цзян Чэн без труда засунул его в воду. Правда, извивался мальчишка подобно ужу, и больших усилий стоило удержать его на месте. Брызги летели во все стороны с воплями такими страшными, будто ребёнка тут заживо резали:       — Отпусти меня! Я выколю тебе глаза! С меня кожа слезет, если я останусь в этой штуке!       — Ничего не слезет, просто потерпи немного, и твоё тело привыкнет! — так же упрямо кричал в ответ Цзян Чэн, зажмурившись, чтобы вода не попала в глаза.       Когда Сюэ Ян наконец успокоился, Цзян Чэн был мокрым с ног до головы и порадовался, что додумался снять верхние одежды, иначе чувствовал бы он себя сейчас ужасно. Пол тоже был весь залитый под ногами.       — Ну что, успокоился? Кожа не слезла? — спросил мужчина на всякий случай прежде, чем опустить руки.       Сюэ Ян удивлённо посмотрел на себя.       — Не слезла, вроде, — ответил растерянно, после чего поднял на Цзян Чэна большие глаза. — А почему сейчас не больно?       — Тело не привыкло к такой температуре, и сейчас ему надо понять, что оно может справиться, — на ломанном детском пояснил Цзян Чэн. Мальчик на пробу опустил руку в воду и провёл ею небольшую дугу, наблюдая, как рябь искажает конечность, заставляя ходить волнами. — Извини, что напугал.       — Ничего страшного, — ответил Сюэ Ян, завороженный игрой света в отражении.       — Тебе помочь помыться? — спросил Цзян Чэн.       — А можно?       — Разумеется.       — Тогда помоги.       Памятуя о бурной реакции на непривычные ощущение, Цзян Чэн старался быть осторожным в каждом своём движении. Начав с волос мальчика, долго колдовал над скальпом, чтобы ногтями вычесать всю налипшую грязь, и параллельно думал о том, что неплохо было бы подрезать концы, чтобы те выглядели аккуратно. Где-то на полпути Цзян Чэн тряхнул головой, однако не стал останавливаться, чтобы не насторожить расслабившегося и почти спящего Сюэ Яна. Он думал о мальчике так, будто присвоил его, а это было неправильно. Цзян Чэн просто автоматически проявил тот минимум заботы, что считал важным. Сюэ Ян ничем не был ему обязан. После этого дня они могут больше никогда не встретиться.       Закончив с волосами, перешёл к телу — к тому времени грязь почти легко стиралась с кожи, быстро красневшей от того, как Цзян Чэн старательно скрёб и тёр. Время от времени Сюэ Ян хмурился и жаловался, что больно, и тогда Цзян Чэн отступал, но в целом процесс прошёл без эксцессов, и вскоре мальчик был розовым и чистым, с любопытством рассматривая сморщившиеся подушечки пальцев и демонстрируя их Цзян Чэну. Вытащив мальчика из грязной воды, Цзян Чэн обтёр его большим полотенцем, после чего разделся до одного тонкого слоя нижних одежд и залез в большую ванную сам, усадив Сюэ Яна напротив, чтобы грелся в воде дальше. Мальчик держался за бортики на всякий случай. В этот раз он дался без боя.       — А почему ты моешься в одежде? — не удержался от вопроса он, смотря, как белая ткань интересно поменяла цвет и прилипла к коже мужчины.       — Я не такой грязный, как ты, поэтому мне не обязательно раздеваться полностью, — пояснил Цзян Чэн и распустил влажные волосы, решив помыть голову, раз уж Сюэ Ян подсобил.       Мальчик неотрывно наблюдал за процессом, пока Цзян Чэн ловко работал руками. Он даже не открывал глаза, когда зачерпывал воду и сливал себе на голову.       — Тебе помочь? — спросил Сюэ Ян. Цзян Ваньинь помог ему — это было справедливо.       Цзян Чэн уже почти закончил, но не стал ломать добрые намерения.       — Давай, — и протянул чашу мальчику наугад. Тот выхватил её из рук и ловко переполз так, чтобы стоять рядом с бёдрами мужчины, придерживаясь за бортик. Он старательно сливал на голову, пока Цзян Чэн мог орудовать двумя руками. Процесс пошёл быстрее. — Достаточно, спасибо.       Сюэ Ян радостно улыбнулся. Цзян Чэн вышагнул из ванной и помог мальчику выбраться следом, повторно обтерев его полотенцем. Теперь Сюэ Ян не выглядел настолько печально, как раньше. Цзян Чэн отправил его одеваться, чтобы самому сменить нижние одежды и высушить волосы. Только он вытерся и затянул пояс штанов, покончив со всеми завязками, как из-за экрана донёсся озадаченный голос:       — А почему тут так много одежды? Как её носить? — спросил Сюэ Ян.       Цзян Чэн наспех вытер волосы и вышел ему навстречу, параллельно сняв талисман со стены. Судя по тому, что никто не прибежал спасать кричащего ребёнка, работала вещь на совесть.       Сюэ Ян справился только со штанами и с потерянным видом рассматривал стопку ткани перед собой. Цзян Чэн сел на кровать и пояснил ему для чего нужен каждый слой, после чего помог Сюэ Яну одеться на ночь. Мальчик попытался настоять на том, что может спать во всей одежде, но Цзян Чэн образумил его, пообещав, что утром она всё ещё будет на месте. Кстати об этом…       — Утром я возвращаюсь домой, — сообщил он, когда рабочие унесли воду. Цзян Чэн пообещал доплатить за испорченный пол, но одна из девушек лишь покачала головой, понимающе глянув на мальчишку.       Услышав это заявление, Сюэ Ян очевидно поник, пусть и попытался это скрыть.       — Понятно, — сказал он и принялся махать ногами в воздухе. — Ты сейчас выгонишь меня?       Цзян Чэн чуть не поперхнулся своими следующими словами.       — Что? Нет, вовсе нет. Если ты захочешь, я хотел предложить… забрать тебя с собой, — сказал он. Сюэ Ян повернул голову, смотря на мужчину такими же блестящими глазами, как в тот миг, когда узнал в нём «того самого Цзылянь-цзюня».       — Правда? Можно? — спросил он, подавшись вперёд всем телом.       — Да. Познакомишься с Вэй Усянем и моим сыном. Только есть одно условие, — сказал строго.       Сюэ Ян насторожился.       — Какое?       — Ты должен соблюдать правила.       Пару раз моргнув, Сюэ Ян расслабился. Играть по правилам он умел. И обыгрывать их тоже.       — Я согласен, — сказал твёрдо.       Губы Цзян Ваньиня снова приподнялись в той странной полуулыбке. Сюэ Ян видел, что так отцы улыбались своим детям, когда те не смотрели.       — Ты не похож на страшного тёмного заклинателя, каким тебя описывают, — честно признался мальчик.       Цзян Чэн приподнял брови.       — Не всё, что говорят люди за чужой спиной, является правдой, — задумчиво пояснил он. Сюэ Ян серьёзно кивнул. Его глаза постепенно закрывались, как бы упорно мальчик ни старался оставаться в сознании, не желая покидать эту тёплую реальность, где он был чист, одет и сыт. Рядом с легендарным Цзян Ваньинем, согласившимся забрать его с собой.       Спали в одной кровати, так как Цзян Чэн не хотел менять комнату ради одной ночи и не беспокоился о присутствии ребёнка рядом. Так даже проще было следить за ним. Когда мужчина проснулся, с удивлением заметил, что Сюэ Ян мирно спал рядом, тихо посапывая. Значит, так тому и быть.       Своим людям Цзян Чэн выдал короткую версию о том, что помог мальчику и решил дать тому шанс вступить в орден. Никто не посмел спорить — история была не нова, и многие первые адепты Юньмэн Цзян обладали подобным прошлым. Оставалось лишь тихо восхищаться добрым сердцем главы Цзян.       Сюэ Ян впервые отправлялся куда-то далеко от родных улиц, и голова его вертелась с такой скоростью, что могла вот-вот отпасть. Одним из правил было «не красть», и мальчик следовал ему, не желая, чтобы его бросили посреди дороги. Зато он заваливал Цзян Чэна бесконечным количеством вопросов и во время остановок спрашивал, можно ли ему это или то. Слыша «нет», затихал сразу же и делал вид, что не обращал внимания изначально, а за каждый подарок (в основном съедобный) благодарил чуть ли не тремя поклонами. Цзян Чэн смягчился, видя, что мальчик не собирается доставлять проблемы, и относился к нему снисходительно, время от времени игриво трепля по голове. Щёки Сюэ Яна стали чуть румянее, и с собранными волосами и в новой одежде он уже не выглядел тем воришкой, что попытался унести колокольчик Цзян Чэна. Мужчина даже дал ему посмотреть на Цзыдянь поближе, показав и кольцо, и кнут. Сюэ Ян был в восторге и расспрашивал о Пристани Лотоса, с нетерпением ожидая прибытия.       Едва они успели достичь главных ворот, как Вэй Усянь вылетел навстречу. Увидев ребёнка, властно державшего руку Цзян Чэна в своей с самым покорным выражением лица, мужчина округлил глаза от удивления. Цзян Чэн губами сказал «потом поговорим», и Вэй Усянь кивнул, после чего натянул свою самую дружелюбную улыбку и бросился приветствовать всех.       — А ты кем будешь, юный друг? — спросил он у мальчика.       — Сюэ Ян. Ты Хэйлянь-цзюнь? — спросил в ответ.       — Он самый. Добро пожаловать в Пристань Лотоса, надеюсь, тут ты найдёшь свой дом.       Сначала пришлось заняться делами первой важности. Отправив советников разбираться с бумагами и передавать их дальше по рукам для дальнейшего рассмотрения, Цзян Чэн велел позвать няню, что работала с А-Юанем с тех пор, как тот переехал в семейное крыло. На первое время он хотел поселить Сюэ Яна туда.       — На время это будет твоя комната, — пояснил терпеливо. — Потом ты будешь жить с твоими шисюнами и шиди.       — А почему не сейчас? — полюбопытствовал Сюэ Ян. Ему было интересно увидеть других детей Юньмэн Цзян.       — Сейчас тебе надо привыкнуть. Как с горячей водой, помнишь?       Мальчик серьёзно кивнул. Цзян Чэн велел хорошо себя вести и слушаться няню, пообещав, что позже познакомит с Цзян Хэбинем, если Сюэ Ян будет послушным. Тот согласился на сделку и остался обживаться в своей временной комнате, вдохновлённый тем, что, пусть на время, но у него появилось что-то своё. Одежда, лента для волос, обувь, даже комната. Сложно было поверить в такое счастье, и Сюэ Ян решил ухватиться за него всеми конечностями.       Вэй Усянь покорно ждал в кабинете, и Цзян Чэн во всех подробностях рассказал ему обо всём случившемся, что привело его к решению забрать Сюэ Яна в орден. Он был не первым беспризорником среди их адептов, поэтому в подобном не было ничего необычного, но Вэй Усянь не мог не заинтересоваться. Выслушав Цзян Чэна от и до, он усмехнулся.       — А говорил, детей мне дать не сможешь. Полный орден утят уже бегает, — сказал насмешливо, на что Цзян Чэн закатил глаза, не собираясь поддаваться на провокации.       Оставив Вэй Усяня читать подписанные бумаги, он вернулся к Сюэ Яну, чтобы узнать, как прошло знакомство с няней. Мальчик вёл себя как нельзя прилично в рамках своего воспитания и довольно жевал подаренную конфету, когда Цзян Чэн пришёл навестить его, чтобы забрать на экскурсию по Пристани Лотоса.       Первым делом показал свои комнаты и комнаты Вэй Усяня, сказав, что Сюэ Ян может обратиться к ним, если случится нечто серьёзное или у него возникнут вопросы, на которые не смогут ответить учителя и няня. Следом показал кабинеты, и Вэй Усянь радостно помахал рукой, приветствуя Сюэ Яна ещё раз. Мальчик помахал в ответ, и Цзян Чэн повёл его дальше. Сюэ Ян не сводил глаз с тренировочного поля, где тренировались адепты в фиолетовых одеждах. Дёрнув Цзян Чэна за рукав, мальчик не удержался от вопроса о том, когда сам сможет носить такие одежды. Цзян Чэн ответил, что их надо заслужить упорной работой. В глазах Сюэ Яна загорелся недобрый соревновательный огонёк.       Пока они ходили по Пристани Лотоса, А-Юань освободился от своих занятий и нашёл отца. Цзян Чэн воспользовался шансом формально представить нового ученика.       — А-Бинь, это Сюэ Ян — твой новый шиди. Сюэ Ян, это Цзян Хэбинь — мой сын, — сказал он, погладив мальчика по волосам, отчего тот просиял, нежно посмотрев на мужчину перед тем, как перевёл всё своё внимание на нового шиди.       — Приятно познакомиться, — сказал Цзян Хэбинь и поклонился. Растерявшись, Сюэ Ян скопировал его движение, не желая показаться глупым.       Мальчики довольно быстро сговорились, и А-Юань увёл Сюэ Яна петлять по коридорам, рассказывая обо всём и сразу. Цзян Чэн наконец смог выдохнуть и расслабиться. Похоже, у Сюэ Яна есть шанс прижиться. Во всяком случае, он выглядел готовым попытаться, а Цзян Чэн был готов пойти навстречу. Первые дни покажут.       И Цзян Чэн не удивился, когда первой же ночью услышал стук и увидел Сюэ Яна на пороге. Тот выглядел сонным и потерянным.       — Что случилось? — спросил мужчина, стараясь звучать как можно мягче.       — Мне приснилось, что я снова оказался на улице. Я не могу заснуть, и мне холодно, — пожаловался мальчик.       Цзян Чэн взял его ладонь в свою, удивившись тому, какой ледяной та была на ощупь, после чего обхватил пальцами запястье, проверяя пульс. Сердце Сюэ Яна билось очень быстро.       — Давай вернёмся в твою комнату, и я побуду с тобой, пока ты не уснёшь, — предложил Цзян Чэн.       Сюэ Ян с готовностью взял его за руку. При других он прятал кисть с отсутствующим мизинцем в рукаве, но при Цзян Чэне не стеснялся показывать её. Вместе они вернулись в комнату, и Сюэ Ян завернулся в одеяло, смотря на Цзян Чэна из-под тяжёлых век. Тот взял прихваченный колокольчик и направил к нему очень тонкий поток тёмной энергии, чтобы заставить звенеть. Если с духовной энергией всё было просто, то тёмная могла повредить заклинания, ведь изначально колокольчики предназначались не для неё. Цзян Чэн поначалу вообще не надеялся, что сможет звенеть, пока Вэй Усянь не уговорил его попытаться.       Высокий и мелодичный звук тут же заставил Сюэ Яна расслабиться всем телом. Он будто бы находился в облаках. Снаружи под дуновениями ветра озёра пели свои нехитрые песни.       — Почему он не звенит, когда ты ходишь? — спросил Сюэ Ян заплетающимся языком.       — Они созданы для этого, — ответил Цзян Чэн. — Это не просто украшение, а талисман и защита. Символ нашего ордена.       Сюэ Ян довольно прищурился, услышав слово «нашего». Будто Цзян Чэн уже считал его частью их большой семьи. Под влиянием колокольчика мальчик быстро уснул, и Цзян Чэн бесшумно покинул его комнату. По пути назад он заглянул к А-Юаню, мирно спавшему, и вернулся к себе, обнаружив, что к нему пришёл ещё один гость.       — Тебе тоже не спится? — поинтересовался у Вэй Усяня. Усмешку того не надо было видеть, чтобы почувствовать.       — Услышал голоса и проснулся. Что-то случилось?       — Ничего страшного: Сюэ Яну приснился кошмар, — ответил Цзян Чэн и направился к кровати, зная, что Вэй Усянь пойдёт следом. Это уже была постоянная практика.       Скользнув под одеяло, Цзян Чэн дождался, пока Вэй Усянь устроится рядом, и привычно прижался спиной к его груди, позволяя надёжным рукам греть себя. Вэй Усянь зарылся носом в длинные волосы и вдохнул их запах.       — С возвращением, — пробормотал он, на что Цзян Чэн ответил сонным мычанием.       Никто не просыпался до самого утра. Заботу о Сюэ Яне Вэй Усянь полностью доверил Цзян Чэну, так как тот с самого первого дня возился с учениками и новыми адептами. Дети тянулись к нему, и нельзя было лишать их такого удовольствия. Вэй Усянь был готов поделиться.       После похода в больничное крыло на осмотр к Вэнь Цин Цзян Чэн представил Сюэ Яна детям, с которыми тот будет учиться. Пусть они были немного младше, их было немного, что являлось позитивной чертой для того, чтобы мальчик мог постепенно привыкнуть к обществу. Сюэ Яну предстояло научиться читать, писать и считать, и он выглядел заинтересованным, что тоже позволяло вздохнуть с облегчением. Сюэ Ян спросил, почему Цзян Хэбинь не будет учиться с ним, на что Цзян Чэн сообщил, что А-Бинь уже давно научился всему перечисленному и сейчас занимается с другими детьми. Сюэ Ян надулся, однако ничего не сказал, оставив свои мысли загадкой. Следующую ночь он спал спокойно, и на следующий день Цзян Чэн отвёл его к комнатам, в которых жили ученики.       — Это Цзян Минли, твой шисюн. Вы будете жить вместе, ему ты можешь задавать любые вопросы. Если он не сможет ответить, иди к учителю или к нам с Вэй Усянем, — сказал Цзян Чэн. Пятнадцатилетний юноша с нежной улыбкой кивнул своему новому шиди. Цзян Чэн предупредил его, что Сюэ Ян имеет сложное происхождение и может видеть кошмары, в случае чего стоит использовать колокольчик.       Сюэ Ян с интересом смотрел на двух представителей клана Цзян по очереди. Они были похожи, но очень отдалённо. Цзян Минли выглядел взрослее своего возраста из-за серьёзного лица и унаследованной от главы привычки хмурить брови. Он выглядел надёжным, поэтому Сюэ Ян не стал возмущаться. Раз он из семьи Цзян, то не станет обижать, вынуждая Сюэ Яна предпринимать жёсткие меры.       Понаблюдав за Сюэ Яном со стороны некоторое время, Цзян Чэн решил пустить того плыть по течению и вернулся к своим делам с чистой душой. К сожалению, удача ему не улыбнулась, и всё пошло не так гладко, как хотелось. Сюэ Ян начал скучать спустя пару недель, и его поведение резко ухудшилось. Он не мог удержать концентрацию и доставал других детей, привлекая внимание к себе. Стоило Цзян Чэну начать отчитывать его, как мальчик принимался покорно кивать, повторяя, что усвоил урок. После этого он затихал на день-два до следующего инцидента. Вэй Усянь уверял, что сорванцу просто нужно время — многие с непривычки проявляли повышенную активность, стремясь привлечь к себе внимание, — это не было чем-то странным для детей. Цзян Чэн соглашался и успокаивался — всё-таки сам Вэй Усянь сам не был образцом примерного поведения в юношестве, когда перестал бояться, что окажется на улице снова.       Увы, ещё через неделю к Цзян Чэну привели Сюэ Яна и мальчика, которого тот ударил в нос с такой силой, что пошла кровь. Выслушав ситуацию от учителя, Цзян Чэн дозволил освободить обоих от занятий, после чего оставил Сюэ Яна у себя в кабинете для разговора. Тот чинно сел на колени, сложив руки поверх них, как его научили. При Цзян Чэне он всегда вёл себя покорно, разыгрывая невинность. Тем сложнее было отчитывать, смотря в ясные глаза.       — Почему ты его ударил? — спросил Цзян Чэн устало.       — Он спросил, почему у меня нет пальца, — ответил Сюэ Ян, не скрывая своей неприязни.       Цзян Чэн удержал лицо беспристрастным, но мысленно скривился. Тема действительно была чувствительная, и реакция Сюэ Яна была понятна, однако он не мог поощрять такое поведение.       — Он не имел плохих намерений, — попытался начать своё объяснение.       — Зачем он стал спрашивать меня? Мне не нравится, когда они смотрят, — упрямо возразил Сюэ Ян, приподняв плечи, напоминая воинственную птицу. Очень костлявую.       — Почему ты задаёшь вопросы мне или учителями?       Сюэ Ян нахмурился в задумчивости, забыв о праведном гневе.       — Потому что мне интересно или непонятно, — сказал он в итоге.       Цзян Чэн поощрительно кивнул.       — Вот и тебе задали вопрос по этой же причине, понимаешь? Когда ты задаёшь вопрос, ты получаешь ответ.       — Но мне не нравится, когда они смотрят.       — Тогда скажи об этом точно так же, как сказал мне. Не стоит затевать драку по любому поводу, ты должен ценить своих товарищей, — пояснил Цзян Чэн. Сюэ Ян пару раз моргнул, переваривая. — Попробуй в следующий раз поговорить, хорошо? А в этот раз принеси извинения за несправедливый удар. Тебя же не бьют за вопросы.       Мальчик кивнул. Цзян Чэн отпустил его, напомнив старательно делать домашнее задание. К счастью, детей с разбитыми носами больше не случалось. Сюэ Ян всё так же успешно наводил хаос, на виду у Цзян Чэна разыгрывая послушного ребёнка, и это было очень сложно. Его заставляли прописывать иероглифы большее количество раз, сидеть на коленях и думать над своим поведением, но это мало чем помогало. Сюэ Ян был убеждён в собственной правоте, вышколенной улицей. Старые привычки долго умирают, оставалось только набраться терпения. Цзян Чэн вспоминал, как вёл себя с неуправляемыми детьми, стараясь применять эту же тактику, но его останавливали воспоминания о том, каким он встретил Сюэ Яна в первые дни. Жалость давила больно и беспощадно, заставляя смягчать даже самые суровые слова.       Помогло решение приставить к Сюэ Яну индивидуального учителя, предложенное Вэй Усянем. Сюэ Ян мог резвиться с другими детьми во время общих физических занятий, а остальное пусть изучает самостоятельно. Так и нашёлся корень проблемы: Сюэ Ян очень быстро развивался, из-за чего терял интерес, пока вынужден был ждать других детей, не поспевающих за его темпом. Через пару месяцев Сюэ Ян показывал приличные результаты, ловко орудуя кистью уцелевшей рукой, хотя изначально та не была ведущей.       Узнав, что ответы на многие вопросы можно найти в книгах, он полюбил чтение, безостановочно спрашивая о незнакомых иероглифах у своего шисюна. И Цзян Минли часто отчитывал мальчика, когда тот приносил множество разных свитков и просто раскидывал их по общей комнате. Когда юноша попытался собрать их и сложить в порядок, Сюэ Ян укусил его за руку, клыками пробив кожу. Вэнь Цин была удивлена, когда адепт пришёл к ней, заявив, что его ранил ребёнок. Цзян Чэн услышал об этом на следующий день. Сюэ Ян оправдался тем, что подумал, что Цзян Минли собирается что-то украсть.       К концу первого года к его выходкам привыкли все и даже научились с ними бороться. Это было непросто, но все в Юньмэн Цзян делили одно упрямство, унаследованное от Двух Лотосов, являвшихся не только учителями, но и родительскими фигурами для многих. Вэй Усянь был первым, кто поздравил Сюэ Яна с тем, что тот продержался целый год и успешно развивался. Мальчик выпятил грудь от внутренней гордости. Цзян Чэн, не выспавшийся и уставший, рассеянно спросил: «Уже год прошёл?» Казалось, только вчера он за руку подвёл Сюэ Яна к воротам — и вот прошёл уже целый год. Время летело пугающе быстро. Эту дату они сделали Днём Рождения Сюэ Яна, с чем тот согласился, а в подарок решили дать ему бытовое имя. Покрутив Чэньцин меж пальцев, Вэй Усянь предложил остановиться на варианте «Чэнмэй» с надеждой, что имя станет для Сюэ Яна пророческим. Цзян Чэн не стал спорить и предложил выбор Сюэ Яну. Тот согласился, улыбаясь себе под нос остаток дня и бормоча своё бытовое имя. Он знал, что бытовым именем Цзян Хэбиня было А-Юань, и теперь мог поделиться собственным. Сюэ Ян почувствовал, что стал настоящей частью Юньмэн Цзян.       Как только дело дошло до практик совершенствования, Сюэ Ян почти мгновенно загорелся интересом. Когда он углублялся во что-то, уровень концентрации возрастал в разы, и сложно было отвлечь Сюэ Яна от дел, которыми тот действительно увлекался. Он напоминал Вэй Усяня этой чертой: непоседливый до слёз, но способный стать серьёзным в нужные моменты. Единственной проблемой было поведение. Сюэ Ян всё ещё не мог адаптироваться. Мальчик отбирал вещи у детей, доводя тех до слёз, чтобы вернуть и утешить. Он любил привлекать к себе внимание весьма агрессивными способами и не боялся игнорировать учителей, доводя тех до белого каления временами. Если мальчик вбивал себе что-то в голову, почти нереально было заставить его передумать. И однажды он случайно перешагнул черту.       А-Юань зашёл в кабинет Цзян Чэна в слезах. Он редко плакал и практически никогда не жаловался, поэтому Цзян Чэн был выбит из колеи столь внезапным происшествием.       — А-Бинь, что случилось? — спросил он, отложив кисть и похлопав рядом с собой, приглашая сесть.       А-Юань повиновался и опустился рядом, ткнувшись лбом в плечо, молчаливо требуя ласки.       — Скажи папе, кто тебя обидел? — попробовал спросить ещё раз Цзян Чэн, поглаживая сына по волосам.       Тот некоторое время боролся с собой, но всё же сыновья покорность взяла верх.       — А-Ян, — пробормотал едва слышно.       — Сюэ Ян?       Мальчик глухо шмыгнул носом и кивнул. Лицо Цзян Чэна резко посерьёзнело.       — Что он сделал?       — Он порвал свиток, где я отрабатывал пропись девиза нашего ордена, а когда я попытался забрать обратно, толкнул меня и рассмеялся, — пояснил А-Юань. Он явно рассказал не всё, но этого уже было достаточно, чтобы заставить кровь в жилах Цзян Чэна закипеть. Потоки тёмной энергии охотно потянулись к нему, щекоча нервы. Цзян Чэн при желании мог пропустить их через пальцы, но сосредоточился на другом, держа себя под контролем.       — Ты ранен? — спросил он на всякий случай. А-Юань покачал головой. — Ступай к Вэй Усяню, а я поговорю с Сюэ Яном.       Напоследок он поцеловал тёмную макушку сына, на что тот ответил крепкими объятьями. При виде красных припухших глаз и блестящих от слёз покрасневших щёк сердце мужчины раскололось на части. Он считал себя виноватым в том, что А-Юань пострадал. Мальчик и мухи не обидит, предпочитая помогать всем и каждому. Цзян Чэн сам привёл Сюэ Яна и не был с ним достаточно строг, что привело к случившемуся. Он подставил своего сына. Эхо шёпота тёмной энергии раздавалось в ушах, но Цзян Чэн отмахнулся от него, направившись в комнаты учеников. Как и ожидалось, Сюэ Ян был там. За минувшие полтора года он вытянулся и нарастил немного мяса на костях, уже не выглядя так, будто вот-вот свалится от голода. Но в глазах так и не пропало то загнанное выражение.       — За мной, — холодно велел Цзян Чэн и развернулся на пятках, направившись в свой кабинет без ожидания ответа. Сюэ Яну пришлось бежать за ним следом. Мужчина держал руки заведёнными за спину и ни разу не оглянулся. Сюэ Ян понял, что в этот раз влип в серьёзную передрягу и наверняка не отделается простым выговором. Он давно тянул ниточку, испытывая чужое терпение — рано или поздно это должно было случиться. Никто не был способен быть добрым вечно, и вот Цзян Ваньинь подошёл к своей черте.       Зайдя в кабинет, Сюэ Ян привычно сел на место, которое уже считал своим собственным от того, как часто тут оказывался. Он помнил каждый разговор, каждый раз, когда уголки губ Цзян Ваньиня огорчённо опускались, а брови хмурились, пока он старательно подбирал слова, чтобы воззвать к чужой совести. Обычно Цзян Чэн садился напротив, чтобы оставаться на одном уровне во время разговора, но в этот раз он чувствовал, что выпрыгнет из собственной кожи, если попытается перевести тело в какое-либо другое положение. Он остался стоять, взирая на Сюэ Яна сверху вниз. Мальчик внезапно почувствовал себя очень маленьким, вспомнив тот день, когда его поймали кнутом, не дав сбежать. Тогда Цзян Ваньинь выглядел почти пугающе, а сейчас выражение лица, которое нельзя было прочитать, несмотря на то, что у Сюэ Яна уже был опыт, наводило на искренний страх. Воздух в комнате казался странным, будто бы спёртым.       Сделав пару вдохов и убедившись, что держит себя под контролем от и до, Цзян Чэн заговорил:       — Зачем ты это сделал? — спросил он. Этот вопрос звучал из раза в раз, и Сюэ Ян уже привык к нему. Цзян Ваньинь никогда не начинал с ругательств или обвинений — его первой репликой всегда был один и тот же вопрос.       Неловко поёрзав на месте под пристальным взглядом, мальчик попытался придумать ответ, но не сумел найти ничего, что не разозлило бы мужчину перед ним. В итоге он решил остановиться на дипломатическом:       — Я не знаю.       Брови Цзян Ваньиня дёрнулись, а губы поджались. Из-под ресниц Сюэ Ян жадно наблюдал за каждой малейшей реакцией.       — Цзян Хэбинь чем-то обидел тебя? Задал неудобный вопрос? Попытался что-то отобрать? — задал сразу несколько наводящих вопросов мужчина, и голос его звучал твёрдо, как пощёчина. Разумеется. Он всегда сохранял спокойствие, сдерживая своё разочарование, когда речь шла о других учениках. Но в этот раз Сюэ Ян позарился на его сына.       Сюэ Ян покачал головой.       — Нет.       — Насколько я помню, Цзян Хэбинь не обидел тебя ни словом, ни делом с самого первого дня вашего знакомства. Чем же он заслужил такое отношение?       Сюэ Ян молчал. Дышать стало трудно, будто воздух внезапно стал густым и едва проходил в лёгкие.       Почувствовав колебания в энергетическом поле вокруг ребёнка и обратив внимание на его побледневшее (отнюдь не от страха) лицо, Цзян Чэн сделал неслышный глубокий вдох и рассеял потоки энергии, что тянулись к единственной живой жертве, находящейся перед глазами. К жертве, заслужившей своё наказание.       Как только потоки рассеялись, давление на грудь Сюэ Яна исчезло, и он обнаружил, что снова может спокойно дышать. Наваждение спало.       — Отвечай, — велел Цзян Чэн строго. — Я не выпущу тебя отсюда, пока ты не ответишь мне на этот вопрос.       Сюэ Ян молчал. Что ж, Цзян Чэн не один раз играл в эту игру. Показательно спокойно он опустился за свой рабочий стол и подобрал незаконченное письмо. Всё равно придётся переписывать с самого начала, а пока что он бегал по иероглифам невидящим взглядам, имитируя сосредоточенность. Было не так много людей в этом мире, что могли сравниться в упрямстве с Цзылянь-цзюнем, способным разговорить даже мёртвого. Затишье было неплохой идеей — Цзян Чэн получил шанс полностью взять себя в руки, чтобы больше не поддаваться импульсам и случайно не причинить вред. Для него тёмная энергия была как воздух, как золотое ядро, тепла которого он больше не ощущал. Для других это был смертельный яд. Цзян Чэн всегда соблюдал осторожность.       Через некоторое время он успокоился достаточно, чтобы начать делать правки в собственном письме, отмечая места, что следовало переписать иным способом. Сюэ Ян оставался на коленях и молчал, неотрывно следя за каждым движением Цзян Чэна. Сначала он видел напряжение в каждом движении и даже в самой позе: казалось, можно было услышать металлический звон, если бы главу ордена щёлкнули пальцами. Теперь же он начал расслабляться и даже что-то делать, будто бы забыл о чужом присутствии у себя в кабинете. Это подстрекнуло Сюэ Яна — он ненавидел, когда его игнорировали, будь то учителя или другие дети. Если на Сюэ Яна не обращали внимания, он заставлял это делать любыми способами.       — Я хотел увидеть, как он плачет, — признался он тихо, но Цзян Чэн, державшийся настороже, тут же уловил эту реплику и отложил письмо с кистью, чтобы посмотреть прямо на Сюэ Яна. За эти минуты мужчина будто бы постарел на годы.       — Зачем? — повторил он свой вопрос.       — Он никогда не плачет, и я хотел увидеть его слёзы.       — Понравилось то, что увидел? — Вопрос был невинный, но голос оставался пугающе холодным.       У Сюэ Яна не было ответа, но он знал, что правильно будет покачать головой, поэтому так и сделал. Сейчас он сам не знал, чего добивался — лишь помнил ощущение триумфа от того, что сумел.       — Думаешь, Цзян Хэбинь заслужил такое отношение после того, как был добр к тебе?       Сюэ Ян вновь покачал головой. Цзян Хэбинь даже не спрашивал про его палец, хотя наверняка заметил отсутствие, когда брал Сюэ Яна за руку, чтобы показать что-то. Он был хорошим мальчиком и гордостью своего отца.       Цзян Чэн тяжело вздохнул каким-то своим мыслями. Когда он заговорил вновь, звучал не злобно, а печально.       — Сюэ Ян, я приложил все усилия, чтобы в нашем ордене ты чувствовал себя комфортно. Я стараюсь слушать тебя и понимать твои действия, чтобы не обвинять несправедливо. Но так уж получается, что каждый раз, когда возникают проблемы, от учителей я слышу твоё имя. А сегодня я услышал, что ты навредил моему сыну. Как, ты думаешь, я должен на это реагировать?       — Просто накажите меня, — пожал плечами Сюэ Ян. Он начинал злиться, потому что Цзян Ваньинь перекладывал решение на него, вынуждая посмотреть в лицо собственным ошибкам. Когда мужчина нахмурился в непонимании, мальчик окончательно вспылил: — Вы постоянно зовёте меня и часами держите в кабинете, читая нотации, а потом отпускаете и не вспоминаете обо мне вновь, пока я не окажусь тут снова. Когда кто-то что-то крадёт, его бьют; когда кто-то врёт — его бьют; когда кто-то ошибается — его бьют ещё больше, чтобы в следующий раз неповадно было.       — Сюэ Ян, ты больше не на улице. Ты часть заклинательского ордена, — тихо напомнил Цзян Ваньинь. Плечи мальчика воинственно приподнялись.       — И что с того? С тех пор, как я разбил шиди нос, он не лез ко мне с дурацкими вопросами, после того, как я укусил Цзян-шисюна, он больше не думал брать мои вещи. Всех виноватых нужно наказывать! Ну так накажите меня, раз я такой плохой и постоянно подвожу Вас!       Цзян Ваньинь резко встал на ноги, и Сюэ Ян вздрогнул всем телом. Сердце колотилось с бешеной скоростью, а инстинкты кричали бежать. Он сам нарвался, спровоцировал кого-то, с кем не может справиться. Один удар кнута может отправить его на тот свет, и никакой лекарь не спасёт.       Однако вместо того, чтобы взять в руки оружие и замахнуться, Цзян Ваньинь поступил самым неожиданным образом: ловким движением развязал широкий пояс и кинул его на пол, рывком распахнув одежды у себя на груди. Сюэ Ян не смел отвести взгляд и широко раскрытыми от удивления глазами уставился на бледную розовую полосу, рассекающую грудь от ключицы и куда-то вниз — под самые одежды. Кожа была приподнята и выглядела свежей, а рядом с этой полосой шли другие поменьше — они давно побелели с годами.       Цзян Чэн медленно приблизился к мальчику, напоминая хищника. Он возвышался над Сюэ Яном, накрыв его своей тенью, как вдруг внезапно опустился на одно колено перед самым лицом.       — Он настоящий, можешь потрогать, — сказал тихо и взял руку Сюэ Яна в свою, подводя к груди. Тот завороженно коснулся шрама всеми четырьмя пальцами, проведя подушечками по нежной коже. Поднявшись выше, он ладонью мог почувствовать, как быстро бьётся сердце мужчины, хотя лицо его оставалось всё таким же беспристрастным. — Нравится?       Сюэ Ян задумчиво провёл по всей длине линии, задумчиво нахмурившись. Он усвоил суть шрамов уже давно — у самого по телу было раскидано множество мелких. Но такой огромный он видел впервые.       — Выглядит так, будто Вам было очень больно, — честно сказал он. Цзян Ваньинь криво усмехнулся.       — Так и было. Это шрам, оставленный дисциплинарным кнутом, которым наказывают за самые строгие нарушения, — сказал он. Сюэ Ян поднял на мужчину круглые глаза, вновь посмотрев на шрам и обратно. Цзян Ваньинь не врал. У Сюэ Яна было много вопросов, однако он не стал их задавать. Цзян Ваньинь не просто так даже мылся в нижних одеждах при нём. Наверняка этот шрам для него был тем же самым, что и мизинец для Сюэ Яна. — Знаешь, где этот кнут сейчас?       Глаза мальчика забегали по комнате, будто он побоялся обнаружить его прямо перед собой.       — Он заперт, а ключ был сломан и выкинут лично мной, — сказал Цзян Ваньинь и отстранился, поправляя одежды, чтобы снова спрятать свой уродливый шрам. — Как думаешь, почему?       — Чтобы никому не было так больно? — неуверенно переспросил Сюэ Ян.       — Видишь, ты сам догадался. А теперь представь, что мне думать, когда ты сидишь и распинаешься о том, как следовало бы тебя избить, когда я изначально не собирался этого делать, — ответил Цзян Чэн уже мягче, после чего вдохнул, собираясь с мыслями, чтобы правильно донести посыл. — Наказание не равно прощение — этим орден отличается от улицы. Если тебе сломают ноги, это не значит, что все забудут о твоих ошибках. И в следующий раз к тебе просто повернутся спиной. Так не должно быть между братьями по оружию. Вы должны быть опорой друг для друга. И я каждый раз велел тебе приносить извинения для того, чтобы у тебя был шанс признать свою неправоту. Но если для тебя это лишь пустой звук, боюсь, тут я ничего не могу сделать. Помнишь, что я сказал тебе перед тем, как забрал с собой?       — Я должен соблюдать правила, — ответил Сюэ Ян.       — Неужели это так сложно выполнить? Попросил ли я у тебя чего-нибудь невозможного? — продолжил череду вопросов Цзян Ваньинь, и мальчик завертел головой. — Представь, насколько я огорчён, когда после проявленной доброты в ответ получаю весть о том, что ты довёл до слёз моего сына. Я не буду наказывать тебя так, как ты просишь, но я хочу, чтобы ты знал: если ты хоть как-то навредишь Цзян Хэбиню, я не прощу тебя.       — И что тогда Вы сделаете? — спросил Сюэ Ян, пытаясь представить, что может быть страшнее предложенных им наказаний.       — Ничего, — сухо ответил Цзян Чэн, враждебно прищурившись. — Я просто не прощу тебя.       У Сюэ Яна холодок пробежался по спине, а дышать снова стало трудно, но не так, как раньше. Он впервые был так напуган. Когда его избивали на улицах, то следующим делом просто кидали умирать, оставляя на милость судьбы. Цзян Ваньинь никогда не делал ничего подобного — он ни разу даже не повысил голос на Сюэ Яна, не стоило говорить о поднятой руке. Но сама мысль о том, что этот человек, всегда прощавший Сюэ Яна и хваливший за самые незначительные успехи, может просто никогда не простить его, ужасала до дрожащих коленок. Сюэ Ян не мог и не хотел представлять, что Цзян Ваньинь всегда будет смотреть на него с таким отстранённым лицом, будто он всё ещё оставался маленьким преступником, не достойным иного отношения.       Увидев, что достаточно запугал мальчика, и тот уже не был так самоуверен, Цзян Чэн отступил, заложив руки за спину. Даже в помятых одеждах он выглядел впечатляюще.       — Ступай и подумай над своим поведением. Надеюсь, мои слова не пролетели впустую, — сказал Цзян Чэн и отвернулся, показывая, что разговор закончен. До этого он никогда не поворачивался к Сюэ Яну спиной.       Оказавшись в самых растерянных чувствах, мальчик не нашёлся с подходящим ответом, и единственным звуком, что услышал Цзян Чэн от него, стал щелчок закрывшейся двери. Мужчина вздохнул, и плечи его поникли под незримым давлением. На собраниях глав орденов он не чувствовал себя настолько выжатым. Он не любил проявлять холодность к детям, из первых рук зная то, как сильно она может ранить, но это была вынужденная мера. Если поощрять деяния Сюэ Яна, не выражая должного недовольства, тот просто решит, что всё это время был прав.       Сюэ Ян не стал возвращаться в свою комнату, не желая пересекаться ни с кем из других адептов. Он боялся, что они каким-то образом узнают о случившемся разговоре и о том, что он сделал с сыном главы ордена. Что все будут смотреть на него, а в глазах будет читаться очередное: «Опять влип в очередную передрягу? Ну что на этот раз? Почему ты не можешь усидеть на месте, непослушный ребёнок?» Сюэ Яна раздражало их молчаливое осуждение, потому что все были не без греха, и он это знал. Но почему-то если где-то случалось что-то из ряда вон выходящее, все головы поворачивались к нему даже в тех случаях, когда он не был причастен.       Найдя пустующую пристань, Сюэ Ян устроился на ней, обхватив руками колени и злобно ударившись о них лбом, будто болью желал наказать сам себя, зажмурившись так сильно, что перед веками начали плясать разноцветные круги. В голове проносилось холодное «не прощу». Сюэ Ян слышал много ругательств в свою сторону за всю жизнь и относился к ним как к простым словам, не забывая выругаться в ответ. Но почему-то именно эти слова, сами по себе не несущие никакой опасности, ударили по нему больнее, чем плеть. Как и слёзы Цзян Хэбиня. Он тоже не стал ругаться, лишь тихо спросил «зачем ты это сделал?» и убежал в неизвестном направлении, оставляя Сюэ Яна в растерянных чувствах. Он ожидал сопротивления, драки — чего угодно, но не такой реакции. И теперь вина цепью повисла на шее, заставляя гнуть голову к земле.       Сюэ Ян не знал, сколько просидел на пристани, однако солнце ещё не скрылось за горизонтом, значит, время отбоя ещё не наступило. Он подумывал прокрасться в комнату за пару минут до, чтобы не пересечься со своим шисюном, всегда ложившимся немного раньше, чтобы раньше проснуться и успеть размяться перед тем, как отправиться по делам. Мальчик так увлёкся своими планами, как не заметил появившуюся рядом с собой тень. По старой привычке Вэй Усянь ступал по земле совершенно бесшумно. Заметив его, Сюэ Ян чуть не выпрыгнул из кожи. Вэй Усянь улыбнулся, как обычно, и махнул рукой с тихим приветствием.       — Не против, если я присяду рядом? — спросил он мягко. Сюэ Ян не ответил, но сдвинулся в сторону, чтобы у мужчины было больше места.       Вэй Усянь был странным человеком в его глазах. Из Двух Лотосов он больше напоминал ребёнка, пусть и был старше. Он мог прийти к детям на занятие и сорвать его, чтобы поиграть в догонялки. Самых маленьких он звал своими утятами, вызывая глупые смешки. Сюэ Ян считал себя выше этого, поэтому предпочитал наблюдать со стороны, пусть в душе желал подобраться ближе к этому человеку, чья улыбка ярко контрастировала с чёрными одеждами. О Хэйлянь-цзюне тоже ходило немало легенд, и Сюэ Ян поначалу представлял его кем-то мрачным, страшным и жестоким, порядком удивившись и даже слегка разочаровавшись, когда ожидания были разбиты в пух и прах.       — Вы тоже пришли меня ругать? — спросил мальчик угрюмо. Вэй Усянь издал странный сконфуженный звук.       — Нет, А-Чэн на поприще словесного избиения будет мастером получше, чем я. Уверен, ничего нового я не скажу, — сказал он. — Сильно тебе досталось?       — Он сказал, что не простит меня, если я обижу Цзян-шисюна снова, — глухо пробормотал Сюэ Ян. Почему-то рядом с Вэй Усянем он чувствовал себя менее… зажатым. Почти в прямом смысле. — Мне кажется, Цзылянь-цзюнь меня ненавидит теперь.       — Почему это? — спросил Вэй Усянь, смотря на всё ещё прятавшего лицо в коленях мальчика.       — Я столько раз доставлял проблемы, что это логично.       Неожиданно Вэй Усянь хохотнул.       — Тут ты неправ. Цзян Чэн может быть глубоко огорчён и расстроен, но чтобы заставить его ненавидеть, надо очень сильно постараться. К слову, не советую — в таком случае он становится страшным даже для меня.       — Но он выглядел очень злым.       — Разумеется. Я могу хуже демонстрировать это, но я тоже был страшно зол на тебя, когда А-Бинь прибежал ко мне в слезах. Думаю, тебе интересно будет услышать, что он до последнего не желал говорить имя того, кто его обидел.       Услышав это, Сюэ Ян нахмурился ещё больше.       — Не понимаю его, он какой-то неправильный. Постоянно улыбается, всем помогает. Даже мне не смог дать сдачи, когда я навредил ему, — пробормотал раздражённо.       Вэй Усянь вздохнул. Кажется, он видел край ниточки, чтобы понять, куда она вьётся.       — Мы с А-Чэном стараемся растить А-Биня добрым ребёнком, потому что вокруг и так много зла. На самом деле, так мы стараемся растить каждого из наших маленьких утят. Задача Юньмэн Цзян — защищать тех, кто в этом нуждается, а начинаем мы всегда с самих себя. Старшие защищают младших, младшие слушают старших… уверен, тебя заставляли переписывать это достаточное количество раз в качестве наказания.       Сюэ Ян утвердительно промычал в ответ, вспомнив, как болело запястье.       — Знаешь, я могу понять твои чувства лучше, чем ты думаешь, — сказал Вэй Усянь неожиданно тихо и серьёзно. — Всё-таки меня тоже подобрали на улице.       Сюэ Ян резко поднял голову, удивлённо воззрившись на старшего главу Юньмэн Цзян. Он не мог представить, что этот внушительный мужчина, о чьём искусстве владения мечом ходили легенды, когда-то тоже был грязным оборванцем с дороги, как и сам Сюэ Ян.       — Правда? — спросил невольно.       — Чистая, это ни для кого не секрет. Отец Цзян Чэна подобрал меня точно так же, как Цзян Чэн когда-то привёл тебя. Как видишь, я ухватился за этот шанс — и вот где я теперь: воспитываю таких маленьких сорванцов, как ты, чтобы у вас тоже был шанс вырасти достойными людьми, — ответил Вэй Усянь и легко щёлкнул Сюэ Яна по лбу. Тот даже боли не почувствовал, но будто прозрел в этот миг.       — Вы поэтому носите чёрные одежды чаще, чем фиолетовые? — спросил он. Вэй Усянь кивнул, не став удаляться в подробности военного прошлого.       — Как видишь, мы предоставляем шанс любому, и лишь от человека зависит то, как он им воспользуется, — мудро подвёл итог, желая донести мысль, пока та была свежа. — Не буду скрывать, я чертовски зол на тебя. И если Цзян Чэн обходится словами, то все знают, что с наказаниями в Пристани Лотоса надо бояться меня. — Глаза мужчины сверкнули недобрым огоньком. — Я не угрожаю тебе, но хочу, чтобы ты держал в памяти, что Цзян Чэн не единственный, кто может огорчиться. А у Цзян Хэбиня также есть друзья и братья по оружию, что встанут на его защиту, потому что им не нравится видеть его грустным.       — Вы отвечаете за наказания? Цзылянь-цзюнь сказал, что дисциплинарный кнут был заперт.       — О, он и об этом рассказал? Значит, ты видел его шрам? — Сюэ Ян кивнул. — Я не буду тебя бить, тут таким не занимаются, потому что вы дети, а не дикие животные. И ты умный мальчик, я это знаю. Цзян Чэн часто хвалит твой прогресс в обучении.       — Правда? — тут же вцепился в желаемое Сюэ Ян. Пряник после кнута сработал должным образом.       — Правда. Я знаю, что тебе нелегко привыкнуть к тому, что здесь всё иначе, но дай шанс себе и другим, если хочешь, чтобы это место действительно стало твоим домом. Тебе не обязательно устраивать бунт, чтобы мы обратили на тебя внимание. Если хочешь чем-то поделиться, просто подойди к нам, как это делают другие. В этом нет ничего постыдного, и мы всегда уделим тебе время, если оно у нас будет. А вот такие проделки добра не сделают, уж поверь мне — я много часов стоял на коленях в Зале Предков.       У Сюэ Яна кружилась голова от переизбытка информации, но он продолжал внимательно слушать. Голос Вэй Усяня завораживал сам по себе.       — А можно спросить… как Цзылянь-цзюнь получил этот шрам?       Лицо Вэй Усяня лишилось напускной открытости, сделавшись очень печальным — таким Сюэ Ян его никогда ещё не видел.       — Дисциплинарный кнут попал в руки плохим людям. Это случилось в начале войны, — размыто пояснил мужчина, и Сюэ Ян кивнул. — Я понимаю, что ты проверяешь нас точно так же, как мы проверяем тебя. И на всякий случай повторю: тебе никто не сделает больно намеренно. Спроси у своих шисюнов: самое страшное наказание для них это уборка тренировочных полей и ваших комнат, а чуть следом идёт дежурство на кухне. Мы не хотим, чтобы вы запомнили боль и обиду — мы хотим преподать вам урок. А если любой из вас отказывается его усвоить, он не может зваться нашим учеником.       — Я усвоил, — на всякий случай заверил Сюэ Ян. Ему хватило того, что на него теперь злились два человека, на которых он полагался во всём.       — Охотно верю и даже проверять не стану. Я не буду заставлять тебя извиняться, ведь это только твоё дело. Если ты готов — сделай это, если не раскаиваешься — не смей даже врать, — строго сказал Вэй Усянь.       — Мне жаль, что я обидел шисюна и разозлил Вас. Я больше не буду этого делать, — сказал Сюэ Ян, впечатлённый этой простой мудростью.       Вэй Усянь улыбнулся и приобнял его за плечи, потрепав волосы привычным движением.       — Так держать. Честно, я уже к тебе привык, и будет скучно, если ты не справишься.       Сюэ Ян был удивлён тёплым жестом больше, чем сказанными словами. Его никогда не обнимали — во всяком случае, он не помнил ничего подобного. Вэй Усянь был тёплым и пах свежестью с лёгкой примесью пота. Его руки были большими и сильными, но головы Сюэ Яна касались с осторожностью, как он делал это с любым другим ребёнком.       Не справившись с нахлынувшими эмоциями, Сюэ Ян всхлипнул и вцепился в чёрные одежды, пряча раскрасневшееся лицо. Вэй Усянь не стал его отталкивать, а позволил выплакаться, поглаживая по спине, бормоча пустые утешения и позволяя размазывать сопли по ткани. Под конец Сюэ Ян совсем выбился из сил и безвольно лёг на Вэй Усяня всем своим маленьким весом. Решив, что зверством будет заставлять ребёнка в таком состоянии на своих двоих добираться до комнат, от которых Сюэ Ян сбежал на очень далёкое расстояние, чтобы наверняка не пересечься с кем-то из своих шисюнов и шиди, Вэй Усянь подхватил его на руки, отчего Сюэ Ян удивлённо пискнул.       — Скоро отбой, и с меня шкуру спустят, если узнают, что я не вернул тебя на место, — будничным тоном сказал Вэй Усянь, позволив схватить себя за шею. Сюэ Ян, оказавшийся на непривычной высоте, с любопытством оглядывался вокруг.       Решив воспользоваться шансом выпендриться, Вэй Усянь обнажил Суйбянь и зашагнул на него, оторвавшись от земли на небольшое расстояние, чтобы не напугать мальчика. Рот Сюэ Яна открылся от восторга, и он принялся вертеть головой во все стороны, щедро ударив Вэй Усяня хвостиком по лицу пару раз.       — Круто! — заявил мальчик, смотря на озеро сверху. — Я тоже так смогу?       — Если задержишься тут достаточно, чтобы научиться, — легко ответил Вэй Усянь. В глазах Сюэ Яна загорелся соревновательный огонёк.       — Я смогу, — уверенно сказал он. Никто и не сомневался.       Вэй Усянь доставил Сюэ Яна прямо под дверь и передал под опеку готовившегося ко сну Цзян Минли. Теперь Сюэ Ян не боялся взглянуть в глаза своему шисюну, зато в маленькой головке уже зрел коварный план.       Тем временем Вэй Усянь решил сразу взять курс на комнату Цзян Чэна, зная, что тот наверняка взял на себя весь моральный урон — а это не шло ему на пользу. Дверь была открыта, а Цзян Чэн сидел у окна рядом с единственной зажжённой лампой, устроив подбородок на раскрытой ладони и задумчиво смотря куда-то вдаль. Если бы он не моргал время от времени, можно было бы решить, что мужчина уснул в таком положении. Вэй Усянь первым делом подошёл к кровати и снял мешочек с травами, подвязав новый на его место и мягко толкнув пальцем, чтобы усилить запах, после чего подошёл к Цзян Чэну. Тот не двинулся с места, когда тёплая ладонь коснулась плеча, мягко поглаживая.       — Как ты? — спросил Вэй Усянь, не останавливая своих махинаций. Под его пальцами Цзян Чэн медленно расслабился и наклонился в сторону, упираясь лбом в чужое бедро, безвольно уронив руку на стол. Вэй Усянь тут же воспользовался шансом и принялся поглаживать его затылок, привычными движениями разбирая гуань и ища край ленты, чтобы распустить волосы.       — Неужели я действительно ошибся? — глухо спросил Цзян Чэн. Будучи главами ордена, они могли полагаться лишь на себя. Не было никого рядом, чтобы попросить совета и снять с себя хоть малую тяжесть принятых решений. Они были вынуждены постоянно учиться и думать о том, как поступить не только лучше, но и правильнее, в идеале объединяя эти две вещи. И если Вэй Усянь привык быть уверенным в собственной правоте в большинстве случаев, то Цзян Чэн подвергал сомнению чуть ли не большинство своих шагов. Как и в этот раз он боялся, что его доброта обернётся несчастьем для других.       — Ты поступил так, как должен был поступить в той ситуации. Я бы на твоём месте сделал всё точно так же, — тихо заверил Вэй Усянь. Цзян Чэн вздохнул — он знал, что их мысли уже давно начинали и заканчивали друг друга, что восхищало и пугало многих.       Вэй Усянь опустился на колени, обняв Цзян Чэна за плечи, чтобы поцеловать в висок.       — Я поговорил с Чэнмэем. Похоже, он наконец-то понял. Дадим ему шанс повзрослеть.       Цзян Чэн тихо хмыкнул.       — Я просто не могу понять, где оступился. Я стараюсь говорить с ним обо всём и объяснять доступно и подробно, но он временами будто не слышит, — ответил тихо.       — Он ребёнок, ты же знаешь, как непредсказуемы они могут быть. Вспомни нас. Ты делаешь всё, что в твоих силах.       — Но почему-то кажется, что этого недостаточно. Не только для него. Для А-Биня тоже, — возразил Цзян Чэн.       Вэй Усянь печально вздохнул. Он знал, что в таком состоянии Цзян Чэна невозможно было переубедить, но это не останавливало его от того, чтобы раз за разом пытаться. Мужчина снял колокольчик со своего пояса и без всяких усилий наполнил его чистой духовной энергией, заставив звенеть от малейшего движения. Плечи Цзян Чэна наконец опустились, и он позволил чистому звучанию успокоить свой разум. Вэй Усянь продолжал двигать рукой до тех пор, пока глаза Цзян Чэна не начали закрываться.       — Идём в кровать. Завтра ты почувствуешь себя лучше. Я буду рядом, — сказал он и помог Цзян Чэну подняться, за руку ведя за собой. Мужчина скинул с себя одежды и упал на подушку, позволяя Вэй Усяню хлопотать. Тот ухватился за редкую возможность. Вновь толкнув мешочек, он обернулся вокруг Цзян Чэна лучше любого одеяла. Цзян Чэн сжал его руку в ответ, будто желал быть ещё ближе.       На следующий день всё было тихо, и Цзян Чэн постепенно приходил в себя. Когда он медитировал за методичным переписыванием незаконченного письма, в кабинет пожаловал Цзян Минли.       — Сюэ-шиди желает выйти в город под моим присмотром и запрашивает разрешение, — сообщил юноша. Цзян Чэн удивлённо приподнял брови, пытаясь угадать, что же мог задумать Сюэ Ян. Отказывать не было смысла, и он дал разрешение, напомнив присматривать за мальчиком с особым вниманием.       Услышав согласие, Сюэ Ян широко улыбнулся, демонстрируя отросшие клычки, некогда пробившие Цзян Минли руку. Подхватив мешочек с накопленными деньгами, он широким шагом направился навстречу приключениям, порой останавливаясь, когда шисюн окликал и велел подождать.       Адептам без семей регулярно выдавались символические суммы денег на карманные расходы. Пусть орден обеспечивал детей всем необходимым, эти деньги можно было потратить на приятные мелочи вроде сладостей или простых украшений, но Сюэ Ян собирал всё, как белка, пряча в самом укромном уголке и регулярно пересчитывая, чтобы убедиться, что всё на месте. И вот настало время совершить свою первую трату, и это были даже не конфеты — те ему давал Цзылянь-цзюнь, если Сюэ Ян не влипал в историю и вёл себя хорошо. Сюэ Ян прихватил с собой испорченный свиток Цзян Хэбиня и потребовал отвести его туда, где торгуют похожими. Продемонстрировав потерю продавцу, попросил дать ему точно такой же, чинно расплатившись. Когда миссия была выполнена, он гордо заявил Цзян-шисюну, что они могут возвращаться. Тот лишь пожал плечами и послушался. В ордене было полно писчей бумаги, зачем Сюэ Ян отправился именно на рынок за одним-единственным свитком? Не желая испортить настроение мальчику, юноша держал язык за зубами, наблюдая, как от невысоких прыжков короткий хвостик, ровно подстриженный, болтается в разные стороны. Сюэ Ян выглядел милым, когда не превращал жизнь окружающих в ад своим несносным поведением.       Поблагодарив шисюна за сопровождение, Сюэ Ян побежал искать Цзян Хэбиня. Тот должен был скоро вернуться с утренних занятий, и Сюэ Ян ждал его, едва не вибрируя на месте от нетерпения. Молодому господину Цзян сообщили, что его ожидает шиди, и Цзян Хэбинь невольно напрягся, побоявшись, что Сюэ Ян будет злиться из-за того, что на него пожаловались. Однако не успел мальчик открыть рот для приветствия, как Сюэ Ян вытащил из рукава новенький свиток, перемотанный фиолетовой лентой для красочности.       — Это мой подарок взамен того, что я испортил вчера. Я сам его купил, — гордо заявил он, выпятив грудь после того, как всунул свиток в руки шисюну. — Извини за то, что порвал твой и толкнул тебя. Я поступил плохо.       Цзян Хэбинь смотрел на подарок круглыми от удивления глазами, пока мысли не нанизались на ниточку одна за другой. Вместо ответа он сгрёб Сюэ Яна в крепкие, почти удушающие объятья, прижав к себе.       — Спасибо. Я принимаю твои извинения, — сказал он. Сюэ Ян так растерялся, что едва додумался обнять мальчика в ответ. Услышав, как тот шмыгнул носом, Сюэ Ян похолодел до кончиков пальцев и за плечи отстранил Цзян Хэбиня от себя.       — Почему ты плачешь? Цзылянь-цзюнь сказал, что не простит меня, если я обижу тебя снова, — взволнованно протараторил он, неловко сжав пальцы.       Цзян Хэбинь покачал головой.       — Ты меня не обидел. Я боялся, что ты будешь меня ненавидеть, — признался он, и у Сюэ Яна голова пошла кругом от недоумения.       — Я не ненавижу тебя, — сказал он. Цзян Хэбинь рассмеялся и вытер выступившие слёзы радости.       Взяв Сюэ Яна за руку, он подвёл того к столу и усадил на колени, пока сам развернул свиток и подготовил письменные принадлежности. Сюэ Ян молча наблюдал за тем, как мальчик, прикусив кончик языка от усердия, выводит кистью аккуратное «Сюэ Чэнмэй». Увидев результат, он непроизвольно ахнул.       — Отец Вэй научил меня. У него получается быстрее и красивее, — признался Цзян Хэбинь.       — Почему ты зовёшь его отцом тоже? — поинтересовался Сюэ Ян.       — Они вдвоём растили меня и дали мне взрослое имя, — легко ответил мальчик.       — А какое у тебя бытовое? — лишь задав этот вопрос, Сюэ Ян скривился и прикусил язык, вспомнив, что это нарушает правила вежливости.       Цзян Хэбинь не выглядел возмущённым и снова обмакнул кисть в чернила, после чего вывел два иероглифа и помог прочитать их: «Вэнь Юань».       — Мои отцы не являются моими родителями. Например, Вэнь-лаоши и Вэнь-дайфу — моя семья по крови. Но я являюсь официальным сыном отца Цзян и его преемником, — пояснил Цзян Хэбинь.       Сюэ Ян несколько раз губами повторил про себя «Вэнь Юань».       — Ты узнаешь об этой фамилии больше, когда начнёшь учить историю больших кланов, — добавил Цзян Хэбинь с печальной улыбкой.       Услышав это, Сюэ Ян поднял на него удивлённые глаза, нахмурившись.       — Ты… тот самый «Вэнь»? — спросил он. Цзян Хэбинь честно кивнул, однако улыбка его дрожала по краям. Сюэ Ян не хотел довести его до слёз снова и опустил глаза на бумагу, ткнув пальцем во второй иероглиф: — А что значит эта часть?       Проследив за его пальцем, Цзян Хэбинь тут же ответил:       — «Надежда».       — Можно попробовать написать? Покажи мне ещё раз, — попросил Сюэ Ян.       Цзян Хэбинь охотно подчинился, после чего Сюэ Ян взял у него кисть и повторил иероглифы, аккуратно выводя «Вэнь Юань». Не желая останавливаться на достигнутом, он попытался воспроизвести взрослое имя шисюна, однако ошибся, и кисть была мягко забрана обратно, пока Цзян Хэбинь терпеливо пояснял значение каждого иероглифа. Так мальчики просидели до тех пор, пока Цзян Хэбиня не позвали на вечерние занятия. Новый свиток был заполнен различными именами: Сюэ Чэнмэй, Вэнь Юань, Цзян Хэбинь, Цзян Минли, Цзян Ваньинь, Вэй Усянь, Вэнь Нин, Вэнь Цин…       Проводив Цзян Хэбиня взмахом руки, Сюэ Ян не остался стоять на месте — он ещё не закончил со своими делами. Постучавшись в кабинет Цзян Ваньиня, заглянул в щель, убедившись, что тот один. Сидевший за столом Цзян Чэн был удивлён, увидев Сюэ Яна у себя на пороге по его собственной воле.       — Я извинился перед шисюном, и он принял мои извинения, — отчитался Сюэ Ян, после чего низко поклонился. — Прошу прощения за то, что обидел Вашего сына, этот ученик осознал свою ошибку и впредь не повторит её.       Похоже, он долго репетировал эту фразу у себя в голове. Уголки губ Цзян Чэна приподнялись сами по себе.       — Подойди, — сказал он тихо, и Сюэ Ян послушался, не поднимая глаз в страхе увидеть отторжение. Каково же было его удивление, когда волос коснулась ласковая покрытая мозолями рука, нежно погладив. Подняв глаза, на лице Цзян Ваньиня мальчик вновь увидел то самое тёплое отцовское выражение, что никак не мог описать у себя в голове. Цзян Чэн обратился к нему: — Ты взрослеешь, Чэнмэй. Я горжусь тобой.       Расчувствовавшись, Сюэ Ян поджал губы и сжал кулаки, не желая расплакаться перед своим кумиром.       — Я не подведу, — заявил твёрдо, пусть и дрожащим голосом.       — Я верю, — ответил Цзян Ваньинь всё так же тепло, не убирая руки.       — А можно… — начал вопрос Сюэ Ян и запнулся. Он не привык просить что-либо, либо усиленно намекая, пока не получит желаемое, либо заслуживая это, либо отбирая. — Хэйлянь-цзюнь вчера обнял меня, Цзян-шисюн тоже.       — Ох, — выдохнул Цзян Чэн, поняв намёк. Сюэ Ян чувствовал себя неспокойно, оставляя последнего члена семьи позади. — Конечно, иди сюда.       Как только Сюэ Ян опустился на колени, мужчина обнял его, будто бы закрыв от всех невзгод мира. Сюэ Ян впервые чувствовал себя защищённым и нужным. Ему нравилось это чувство, и он был готов постараться, чтобы удержать его подольше.       Разумеется, ничто не менялось за одну ночь, но процесс был запущен. В отношении Цзян Хэбиня мировоззрение Сюэ Яна перевернулось полностью: теперь любого, кто смел обижать его шисюна, ждала страшная кара. Другим адептам повезло, что они изначально не собирались никого обижать. Сюэ Ян перестал отделять себя от других детей, возвышаясь над ними. Однако он всё ещё предпочитал компанию старших, от которых можно было узнать много интересных вещей. Никто и не возражал. В конце недели, когда Сюэ Ян наверняка знал, что Цзян Ваньинь будет свободен, он шёл к мужчине, как и другие его сверстники, чтобы похвастаться своими успехами и получить заслуженную похвалу. Иногда он говорил намеренно громко, чтобы другие слышали и завидовали — ответом стало целое развернувшееся соревнование, и у Сюэ Яна даже появилась конкуренция. Цзян Чэн и не подозревал, что за его сердце сражалась целая группа маленьких адептов. А Вэй Усянь, собиравший сплетни то тут, то там, тихо посмеивался в кулак. Конкуренция поощряла прогресс.       Сюэ Ян знал, что Цзян Ваньинь и Вэй Усянь занимаются с детьми постарше, уже получившими свои мечи. Он с нетерпением ждал того дня, когда Цзян Ваньинь назвал его имя одним из списка и велел быть готовыми отправляться со своей группой. Адепты со стойкой духовной основой могли получить свой клинок, чтобы позже привязать его к своему золотому ядру. Если Сюэ Яна позвали, это значит, что скоро он сможет сформировать золотое ядро и будет обучаться вместе с Цзян Хэбинем. Ему не терпелось поскорее начать.       Мастер, создающий оружие столь высокого уровня, обитал глубоко в горах и никогда не спускался в мир. О нём ходило множество легенд вплоть до того, что он не являлся человеком, пусть с виду и казался таковым. С группой из пятерых детей Цзян Чэн должен был проделать непростой путь, потому что горы всегда кишели разного рода опасностями. Он многократно повторил не отходить ни на шаг в сторону и не сметь сворачивать с тропы. В случае опасности не разбегаться и держаться друг друга, чётко слушая все приказы. Пусть это уже был не первый поход за мечами, Цзян Чэн каждый раз нервничал как первый, потому что жизни детей не были шуткой. За себя он не переживал, а вот за маленьких адептов, впервые нарядившихся в фиолетовые одежды и красовавшихся ими перед друзьями целый день до выхода, — вполне.       К счастью, обошлось без приключений — тёмная энергия, всегда витавшая вокруг Цзян Чэна, отпугивала любую напасть, что была слабее него. А чем дальше они шли, тем больше под землёй было погребено скелетов былых путников, чтобы призвать их на помощь. Первые дни дети увлечённо болтали между собой и воспринимали всё как увеселительную прогулку, наслаждаясь видами. Однако постепенно жизнь в палатках вдали от родных кроватей поумерила их энтузиазм. Особняком держался Сюэ Ян, в старой манере задавая сотни вопросов по любому поводу. Для него этот поход действительно не был чем-то необычным по сравнению с теми голодными днями бесцельного скитания, что он оставил в прошлом. Мальчик не мог нарадоваться своим новым одеждам, безостановочно поглаживая ткань руками и улыбаясь про себя.       Когда они достигли пристанища мистического мастера, Цзян Чэн не мог отправиться со своими учениками — его меч висел на стене. Дети заходили в небольшую хижину по одному и долго не выходили оттуда, а покидали её с открытыми ртами, тут же оказываясь в кругу товарищей, спрашивающих «что там такое», «как он выглядит», «что он у тебя спрашивал». Цзян Чэн вспоминал, как матушка когда-то точно так же наблюдала за ним и Вэй Усянем, строго скрестив руки на груди и напоминая вести себя прилично, чтобы не потерять лицо перед великим мастером. Вэй Усянь успокоился, когда ему пригрозили, что он не получит клинок, если будет плохо себя вести.       Стоило подойти очереди Сюэ Яна пройти через приоткрытую дверь, он обернулся в сторону Цзян Чэна. Тот ободряюще улыбнулся и погладил мальчика по плечу, мягко подтолкнув. Если мастер посчитает его достойным клинка, то это будет прекрасным знаком. Вышел Сюэ Ян с таким же благоговейным лицом, как и у всех остальных. Цзян Чэн наблюдал, как его окружили и засыпали вопросами, дёргая за руку в разные стороны. Наконец Сюэ Ян перестал отвечать на тактильный контакт тумаками.       На время, что мастер будет работать с мечами, они должны были поселиться у его хижины в палатках. Цзян Чэн каждое утро и каждую ночь смотрел, не приоткрылась ли дверь в хижину, намекая, что они могут зайти. Никто не мог предугадать темп работы мастера: чей-то клинок создавался день, а чей-то — неделю. Не было известно, от чего это зависело, поэтому оставалось лишь покорно ждать. Цзян Чэн воспользовался шансом и вытащил молодняк в местные леса на охоту, прекрасно зная, что в этой местности они не наткнутся на что-то слишком опасное. Пусть стрельбе, как и другим более серьёзным боевым искусствам, они должны были начать учиться после того, как получат собственные мечи, подготовить морально было неплохой идеей. Он рассказывал о всяких мелочах выживания: от того, как определить стороны света, если ты вдруг потерялся, до того, как важно всегда быть способным найти источник воды и держаться его, если ты отбился от людей. В вопросе выживания Цзян Чэн мог считать себя профессионалом и не преувеличивать — те месяцы, что он провёл в компании трупов, скитаясь от места к месту, пока наконец не добрёл до надзирательного пункта Илин, стремясь пройти его и направиться дальше, вышколили его наилучшим образом. Дети слушали с открытыми ртами, впечатлённые тем, какой огромный и необычный был мир вокруг них. Всё-таки Цзян Чэн ещё не растерял навык привлечения внимания, как боялся, когда начал понемногу урезать свою учительскую работу то тут, то там, когда они с Вэй Усянем нашли подходящих мастеров.       Когда они сидели у костра, дети делились разными историями, что видели и слышали когда-то. Цзян Чэн позволял им резвиться до отбоя, после чего отправил в палатку. Рядом остался лишь Сюэ Ян.       — Ты почему не идёшь? — спросил Цзян Чэн, приподняв брови.       — Ещё не сонный, — пробормотал Сюэ Ян, смотря на огонь. В отличие от других детей, он обратил внимание, что Цзян Ваньинь каждую ночь сторожит их допоздна, отдыхая очень малое количество часов после того, как играл короткую мелодию на флейте, убеждаясь, что ничто не сможет потревожить их сон.       — Придумал имя для своего меча? — поинтересовался Цзян Чэн, и глаза мальчика загорелись неподдельным энтузиазмом.       — Цзянцзай, — ответил он и, активно жестикулируя, принялся вещать о том, чем вдохновился при подборе этого имени. Цзян Чэн был впечатлён и даже восхищён. Сюэ Ян был умён не по годам, а любовь к чтению и самостоятельному поиску ответов на вопросы двигала его ещё дальше. Закончив свой бурный рассказ, мальчик поинтересовался: — А как зовут ваш меч? Я ни разу его не видел.       — Саньду, — ответил Цзян Чэн и палкой написал иероглифы на земле. Давно он не использовал это имя, оно начало ощущаться чужим на языке.       Сюэ Ян повторил слово губами и запомнил, чтобы потом почитать что-то, объяснявшее его.       — А почему Вы его не используете?       — Нет смысла — у меня есть Цзыдянь, — пожал плечами Цзян Чэн. Сюэ Ян опустил взгляд на пояс, где флейта главы ордена всегда была наготове.       — А у флейты тоже есть имя? — всё не собирался останавливать допрос мальчик.       — Бэйсинь, — ответил мужчина и написал ещё два иероглифа рядом.       — Выглядит красиво, — сказал Сюэ Ян.       — Спасибо.       — А у Цзян-шисюна тоже есть клинок?       — У А-Биня? — Сюэ Ян кивнул. — Есть, его зовут «Хэцин», — ответил Цзян Чэн и написал ещё два иероглифа. Глаза Сюэ Яна загорелись от интересной игры слов, что вызвало у Цзян Чэна тихий смешок.       Они посидели ещё немного, и Цзян Чэн таки прогнал ученика в палатку. Оставшись наедине с собой, он достал флейту и сыграл долгую спокойную мелодию — созданную Вэй Усянем версию «Очищения». Разумеется, без духовной энергии это была просто музыка, однако сама по себе она звучала легко и приятно, демонстрируя вложенные усилия творца. Сюэ Ян сам не заметил, как заснул, будто оказался под влиянием серебряного колокольчика.       На следующий день дверь хижины приоткрылась, и дети начали заходить в том же порядке, что и в первый раз. Выходили они с новенькими клинками, запечатанными в ножнах. Время обнажить их наступит тогда, когда они обретут золотое ядро. Тут же поднялся шум из обмена мнениями и впечатлениями, мечи пошли по рукам с просьбами «дай рассмотреть узор поближе». Сюэ Ян отказался давать свой Цзянцзай, крепко прижимая его к груди. Никто не настаивал, насладившись просмотром из протянутых рук. Цзян Чэн поздравил всех с первым шагом к взрослению, и они начали долгий спуск с горы. Смотря на висящие на поясах клинки, ещё слишком большие для своих хозяев, мужчина не мог удержаться от мысли, что за время ожидания его маленькие ученики будто бы повзрослели на глазах.       По возвращении Сюэ Ян первым делом побежал хвастаться Вэй Усяню и даже всунул ножны ему в руки, ожидая отзыва. Вэй Усянь не скупился на восхищение и похвалу, после чего отправил мальчика к Цзян Хэбиню и приготовился хвалить остальных. Цзян Чэн выглядел уставшим после долгой дороги и не менее долгих ночей, однако в то же время выглядел и удовлетворённым результатами их похода. В этот раз даже никому не отказали, велев прийти позже, когда будет готов. Вэй Усянь не стал задерживать возлюбленного долгими разговорами и отправил нагонять недостаток сна, ограничившись коротким приветственным поцелуем. Поговорить они всегда успеют.       Для тех, кто получил свои клинки, Два Лотоса Юньмэн Цзян регулярно готовили представление, где демонстрировали использование своего сокровенного оружия. Это было неплохим способом привлечь внимание и повысить интерес к обучению, а также являлось шансом размяться и не покрыться плесенью. Последнее было мотивацией продолжать учительствовать даже после того, как это от глав ордена особо не требовалось.       Вэй Усянь натёр до блеска свой Суйбянь, пока Цзян Чэн ограничился своим постоянным тренировочным мечом, по выделке напоминавшим Саньду. Правил особых не было, потому что импровизация всегда выглядела зрелищно — к тому же вызывала интерес у самих сражающихся. Вэй Усянь будто не мог прожить, если не выкидывал какой-нибудь трюк, заставлявший Цзян Чэна скрипеть зубами.       Два Лотоса Юньмэн Цзян позволили себе отбросить формальные одежды, подобрав простые наряды, соответствующие долгой тренировке. Но даже в таком виде их потенциал сложно было недооценить. Они разошлись по разные стороны тренировочного поля и поклонились друг другу, плохо скрывая ухмылки. Помимо юных адептов посмотреть сбежались и те, что были постарше и уже видели свои выступления. Где-то среди них затерялся Цзян Хэбинь, считавший своим долгом поддержать отцов морально. Пришёл понаблюдать за зрелищем и Вэнь Нин, явно сбежавший прямо с тренировочного поля, судя по оставленному в руках луку. Наличие аудитории только распаляло азарт, и Вэй Усянь не скрывал своего веселья, пока Цзян Чэн пытался прочитать его язык тела, стремясь предугадать, что же последует первым. Они бросились друг на друга без предупреждения, и песня столкнувшихся клинков пронеслась по площадке, вызвав тихие вздохи восхищения. Каждое выступление Двух Лотосов распаляло кровь смотрящих, негласно мотивируя стараться лучше и стремиться к невозможному, как Цзян Чэн, уверенно державшийся против одного из сильнейших заклинателей своего поколения. Вэнь Цин бы его убила — и обязательно попытается, когда Вэнь Нин донесёт ей о том, что Цзян Чэн опять не щадит себя.       В битве с Вэй Усянем было легко раствориться — тот захватывал всё внимание, не оставляя шанса отвлечься даже на мгновение. Цзян Чэн и не собирался, позволяя телу разгоняться до своего предела, как в старые-добрые времена. Он дышал битвой, расцветая в ней. Судя по довольной ухмылке, не сходившей с лица Вэй Усяня, чувство было взаимным. А хитрый блеск в глазах предвещал неприятные сюрпризы, заставляя Цзян Чэна всегда держаться настороже. Вэй Усянь никогда не давал поблажек, обожая самоутверждаться во всём, за что брался, и Цзян Чэна устраивал подобный расклад дел — он был соревновательной душой и никогда не сбегал от брошенного вызова. Именно поэтому он терпеливо ждал момента, когда Вэй Усянь начнёт играть грязно, чтобы сполна ответить тем же. Интересно, что он вытворит в этом году — неспокойная творческая душа.       Ответ пришёл со временем, когда пот начал катиться по шеям мужчин, а разогнанное дыхание опаляло кожу при каждом близком столкновении. Вэй Усянь оттолкнулся от земли и длинным прыжком увеличил расстояние между собой и Цзян Чэном. Не дав оппоненту опомниться, сложил нехитрую печать, и Суйбянь отправился в бой сам по себе, оставив владельца позади. Цзян Чэн едва успел выставить блок, стиснув зубы. Если бы он отвлёкся хоть на секунду, то увидел бы, что лицо Вэй Усяня посветлело от широкой триумфальной улыбки. Цзян Чэн фыркнул и стиснул зубы, принявшись атаковать агрессивнее с очевидной целью сократить расстояние. Другим не было обязательно знать об этом, но Цзян Чэн не мог повторить этот же трюк для зрелищности, поэтому боролся своими силами, пока Вэй Усянь не собирался подыгрывать, за что позже получит свою порцию тумаков вдалеке от чужих глаз. А в эту игру могли играть двое.       Как только выдался шанс освободить одну руку, Цзян Чэн с яркой вспышкой (для зрелищности) активировал Цзыдянь и атаковал ею клинок, обездвижив тот и вогнав в землю. Обезоруживать противника он научился ещё на войне, и тело проходило через знакомые движения без запинки: захватить, дёрнуть и метким ударом ноги вбить в землю по самую рукоять, чтобы неповадно было. Улыбка сошла с Вэй Усяня — наконец он начал воспринимать бой всерьёз, стоило Цзян Чэну заблокировать Суйбянь. Не став долго думать, Вэй Усянь бросился вперёд и пинком обезоружил противника, быстро переведя вооружённый поединок в рукопашный. Цзян Чэн с готовностью втянулся, не собираясь отступать. Неспособный полагаться на силу своего золотого ядра, он был вынужден до идеала отработать все виды ближнего боя, поэтому у Вэй Усяня не было шансов, если он не собирался опуститься до конкретного жульничества, о котором будут знать только они. Цзян Чэн не дал ему выбора, в удачный момент активировав Цзыдянь вновь и схватив Вэй Усяня за ногу, чтобы опрокинуть на спину и для надёжности придавить к земле сапогом, чувствуя, как под тонкой подошвой колотится сердце.       Вэй Усянь дышал быстро и сбито, но губы его были растянуты во всё той же яркой улыбке, будто он тут развлекался всё время.       — Обожаю, когда ты так делаешь, — пробормотал он, на что Цзян Чэн хмыкнул с триумфальной ухмылкой.       Лишь когда со стороны раздались бурные овации, мужчины вспомнили, что были тут не одни и вообще-то проводили показательный бой. Цзян Чэн убрал ногу и за руку помог Вэй Усяню подняться, после чего они поклонились друг другу в знак благодарности и пошли подбирать своё оружие. Восстановив дыхание, Цзян Чэн вернул себе серьёзный вид и прочитал лекцию о том, что меч — неотрывная часть своего владельца, сопровождающая его на пути совершенствования. И так далее и тому подобное. Эта речь не меняла своей сути все минувшие годы, и Вэй Усянь знал её наизусть. Свою часть работы он выполнил и мог украдкой самозабвенно любоваться профилем Цзян Чэна и движением его губ.       Дети были в восторге, как и ожидалось. Им не терпелось начать учиться искусству владения мечом. Проблем добавил лишь Сюэ Ян: он наотрез отказывался учиться у кого-либо, кто не являлся Цзян Ваньинем. Даже Вэй Усянь интересовал мальчика меньше, из-за чего был вынужден ретироваться с раненной самооценкой. К счастью, Сюэ Ян изменил тактику и не принялся избивать своих соучеников и доводить учителей — он написал письмо, где попытался подробно изъяснить все причины, по которым желал видеть своим учителем именно Цзылянь-цзюня. И никакие уговоры и убеждения не помогли — хочу и всё. Цзян Чэн пытался и запугать страшными нагрузками, и пообещать, что потом Сюэ Ян всё равно будет учиться с ним, когда вырастет, — всё разбивалось о толстую стену невероятного детского упрямства. После разговора с Вэй Усянем, рассудившим, что Сюэ Ян достаточно хорош для того, чтобы попытаться стать личным учеником Цзян Чэна, было принято решение дать мальчику шанс. И Сюэ Ян не дал разочароваться — он был примерно тем же воплощением упорства, каким Цзян Чэн помнил себя в детстве. Сюэ Ян довольно быстро хватал все объяснения, а то, что не давалось ему с первого раза, отрабатывал до седьмого пота, стремясь быть достойным того, чтобы зваться учеником Цзян Ваньиня. Золотое ядро он сформировал чуть раньше своих сверстников, чем справедливо гордился, регулярно медитируя, чтобы ощутить потоки энергии в своём теле и убедиться, что они всё ещё на месте. Цзян Чэн хвалил и улыбался с лёгким налётом меланхолии во взгляде. Все дети собрались вокруг Сюэ Яна, чтобы с восторгом посмотреть, как он обнажит свой меч.       Через некоторое время Сюэ Яну подарили его личный серебряный колокольчик, научив пропускать через него духовную энергию, чтобы извлекать звук. Получалось через раз, и звучало слабо, но он был в восторге и не расставался с украшением даже во сне. Когда все в группе Сюэ Яна сформировали своё золотое ядро и наладили связь с клинками, Вэй Усянь начал учить их полёту на мече и другим премудростям управления меча силой воли заклинателя. Тут все уговоры Сюэ Яна были бессильны, потому что Цзян Чэн никого не обучал тому, что было непосредственно связано с заклинательством. Это было полностью в компетенции Вэй Усяня. Однако стоило признать, что Вэй Усянь был хорошим и весёлым учителем, легко гася нетерпение детей, стремившихся овладеть всем и сразу. К своим почти двенадцати годам Сюэ Ян и так развивался с невероятной скоростью, и в нём Вэй Усянь видел себя. Памятуя, как это влияло на характер, он старался держать мальчика в узде, не позволяя зазнаться и начать смотреть на других свысока. Теперь он понимал, как чувствовала себя Мадам Юй, вынужденная из раза в раз вправлять пылающий плохими идеями мозг Вэй Усяня. Воистину — со стороны всегда лучше видно.       Сюэ Ян окончательно втянулся в круг своих соучеников, да и теперь между ними не было такого огромного пробела в развитии, так что не обязательно было каждый раз жаловаться Цзян Чэну, если кто-то с кем-то подрался — теперь детвора могла сама прорабатывать конфликты в своих кругах. Сюэ Ян не считал себя лишним или особенным из-за своего происхождения, и никто даже не вспоминал о том, что когда-то глава Цзян привёл этого мальчика под ворота ордена самолично. Не он первый — не ему быть последним. Помогал в адаптации Цзян Хэбинь, исправно играющий роль медиатора. Именно он стал спасителем всего и вся, когда знакомство Сюэ Яна и наконец вернувшегося в Пристань Лотоса после затяжного перерыва Цзинь Лина пошло по кривой из-за того, что оба мальчика обладали сложными характерами, которые те стремились проявить. Отношения Сюэ Яна и Цзинь Лина можно было охарактеризовать словосочетанием «вечное соревнование»: в достижениях, в борьбе за внимание Двух Лотосов и их сына, даже в учёбе. Вэй Усянь не считал это чем-то плохим и убеждал Цзян Чэна, что пример Сюэ Яна смотивирует Цзинь Лина учиться лучше. Пусть дети привыкают друг к другу.       Однажды Вэй Усянь нашёл Сюэ Яна и сказал, что Цзян Чэну пришлось отменить тренировки на следующую неделю, и мальчик может присоединиться к другим ученикам на это время, чтобы расширить кругозор и приобрести новый ценный опыт. Сюэ Ян не стал спорить, однако не мог не задаться соответствующими вопросами. Когда он попытался найти Цзян Ваньиня, того не было ни в кабинете, ни на тренировочных полях — он будто исчез, что было странно, ведь обычно Цзян Ваньинь объявлял о своих уходах, а в этот раз он будто сквозь землю провалился.       Сюэ Ян не мог не заинтересоваться подобным стечением обстоятельств, имея особую тягу ко всему, что от него пытались скрыть. И пойти он решил самым проверенным путём — через Цзян Хэбиня. Без труда найдя мальчика, Сюэ Ян заметил, что тот был несколько напряжён, что было для него нехарактерно, даже если они попадали в передрягу.       — Что-то случилось? — поинтересовался Сюэ Ян.       — Нет, вовсе нет, — ответил Цзян Хэбинь, для надёжности активно вертя головой в отрицании. Сюэ Ян придирчиво посмотрел на него, отметив покрасневшие уголки глаз.       — Что-то случилось с Цзылянь-цзюнем? — спросил он и понял, что попал в точку, когда Цзян Хэбинь опустил глаза.       — Всё в порядке, просто отец простудился. Мне всегда грустно, когда он болеет, потому что мне не нравится, когда ему плохо, — сказал мальчик. Глаза Сюэ Яна округлились.       — Простудился? — переспросил он, будто не верил своим ушам. Цзян Хэбинь кивнул. — Разве это возможно? Он же такой сильный заклинатель!       Цзян Хэбинь поник ещё больше, и Сюэ Ян пожалел о своих необдуманных словах.       — Отец Вэй говорит, что для отца Цзян это нормально, и он всегда будет в порядке. Вэнь-дайфу сказала, что через несколько дней он уже будет почти здоров.       Теперь многое встало на свои места, и Сюэ Ян задумался.       — А я могу… навестить его? — спросил осторожно. Он хотел своими глазами убедиться, что с учителем всё будет в порядке, однако боялся, что напрасно его потревожит.       — Да, разумеется. Отец сейчас в больничном крыле, — охотно ответил Цзян Хэбинь, на всякий случай ткнув пальцем в нужном направлении. — Скажи Вэнь-дайфу, что ты пришёл к нему, и она покажет, куда тебе идти.       Просияв, Сюэ Ян сорвался в путь, пока его друг не передумал. Ему доводилось бывать в больничном крыле, когда он царапался или набивал болезненные синяки, называемые ушибами, на тренировках. Обычно детьми занимались младшие лекари, так как тренировочные травмы не были достаточно серьёзными для того, чтобы беспокоить старших, занимавшихся теми, кто пострадал на ночных охотах. Не являясь скромным ребёнком, Сюэ Ян во всеуслышание попросил отвести его к Вэнь-дайфу. Тем самым лекарем оказалась высокая женщина со строгим лицом и аурой, чем-то напоминавшей Цзян Ваньиня. А лицо её напоминало о Вэнь-лаоши. Сюэ Ян видел её, когда его только привели в Пристань Лотоса.       Смерив осмелившегося обратиться к ней напрямую мальчику беспристрастным взглядом, она приподняла брови в немом вопросе: зачем явился?       Памятуя о правилах приличия, Сюэ Ян поклонился.       — Вы Вэнь-дайфу?       — Допустим, — ответила женщина.       — Я хочу проведать учителя. Цзян-шисюн сказал, что Вы проведёте меня к нему, — коротко и ясно объяснился мальчик.       — Цзян Ваньинь?       Сюэ Ян кивнул. Женщина развернулась, бросила короткое «за мной» и пошла вглубь помещения. Сюэ Ян поспешил за ней, стараясь не отставать. Он то и дело оглядывался вокруг с небывалым любопытством.       — Вы занимаетесь лечением учителя? — спросил он по привычке. Вэнь-дайфу глянула на него с интересом.       — И не только. Но лучше тебе не знать, чем я занимаюсь, — совершенно серьёзно сказала она.       — Почему? — попался на крючок Сюэ Ян.       — Спроси у Вэй Усяня, что с ним случается, когда он ведёт себя как идиот и не соблюдает осторожность на ночных охотах.       Рот Сюэ Яна приоткрылся от удивления: эта женщина так дерзко говорила о главах ордена, будто её не волновал их статус! Сюэ Ян невольно разозлился от такого неуважения, но ничем себя не выдал. Вэнь-дайфу открыла дверь в какую-то комнату и с порога произнесла:       — Ты сегодня популярен: один маленький посетитель за другим.       Раздался шорох простыней и одеяла.       — Кто там? — спросил хорошо знакомый, но непривычно сиплый голос.       — Это я, — отозвался Сюэ Ян.       — Чэнмэй? Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Цзян Ваньинь.       — Шисюн сказал, что Вы заболели, и я пришёл проведать учителя, — ответил мальчик.       Вэнь-дайфу хмыкнула.       — Это и есть тот самый? — спросила она знающим тоном.       — Он самый, — ответил мужчина.       — Тогда не буду мешать. Малыш, для тебя есть задание.       — Какое? — тут же спросил Сюэ Ян.       — Когда будешь уходить, позови меня, чтобы я принесла твоему учителю новые лекарства, иначе он про них забудет. Сможешь?       Сюэ Ян серьёзно кивнул, с отвагой приняв возложенную на него ответственность, после чего зашёл в комнату и тихо закрыл за собой дверь.       Цзян Ваньинь уже принял сидячее положение и выжидающе смотрел на мальчика, пока тот не повернулся к нему лицом. Мужчина выглядел… непривычно. Большую часть времени его вид был уверенным и непоколебимым, будто даже небесная кара не заставит главу Цзян и моргнуть лишний раз. Но сейчас, когда он сидел, чуть ссутулившись, чтобы держать руки на коленях, Цзян Ваньинь выглядел более настоящим и даже живым. Человек, точно. Он был похож на простого человека. Волосы мужчины были распущены, избавляя от головной боли, а одеяние было простым и непримечательным; под глазами залегли тёмные круги, ярко контрастирующие с нездорово бледной кожей. Сюэ Ян был впечатлён столь радикальной переменой. Теперь он понял, почему Цзян Хэбинь был так подавлен.       — Как Вы себя чувствуете, учитель? — осторожно спросил мальчик, неловко топчась у порога.       — Уже лучше, чем было, — с хрипотцой ответил Цзян Ваньинь, стараясь выглядеть расслабленным. — Зачем ты пришёл? Проходи, садись.       Сюэ Ян послушно опустился на колени с ровной спиной, как в детстве учили учителя.       — Хэйлянь-цзюнь сказал, что наши занятия будут отменены, а потом Цзян-шисюн сообщил, что учитель болен. Я хотел убедиться, что всё в порядке.       Губы Цзян Ваньиня изогнулись в мягкой улыбке, от которой в уголках глаз появились «лучики», всегда завораживавшие Сюэ Яна. Мужчина выглядел сонным. Неторопливо подняв руку, он погладил мальчика по волосам.       — Какой заботливый у меня ученик. Я уже иду на поправку и скоро снова буду гонять тебя по тренировочной площадке. А пока я скучаю тут, расскажи мне, что нового у вас случилось.       Вдохновлённый, Сюэ Ян принялся с горящими глазами вещать обо всём, что происходило за эти дни, не скупясь на подробности даже в самых пустяковых делах. Цзян Ваньинь внимательно слушал и кивал время от времени. Порой он сгибался, чтобы откашляться, заставляя Сюэ Яна напрягаться всем телом от волнения, пока учитель не махал рукой, сообщая, что всё в порядке. Сюэ Ян стремился поделиться всем, будто словами хотел забрать Цзян Ваньиня из этой небольшой комнаты куда подальше. И больше всего Цзян Чэна радовало то, что Чэнмэй наконец начал говорить о других детях, не ограждая себя от них.       Когда Цзян Ваньиня очевидно начало клонить в сон, Сюэ Ян засобирался обратно, чтобы успеть подготовиться к завтрашним занятиям. Цзян Ваньинь поблагодарил его за весёлую компанию, согрев трепетное детское сердце, и Сюэ Ян пообещал, что в следующий раз придёт вместе с шисюном, чтобы учитель не скучал слишком сильно. Окрылённый этим обещанием, он так торопился, что на выходе чуть не врезался в Вэй Усяня, лицо которого вытянулось от удивления — он вовсе не ожидал увидеть тут этого маленького гостя. Сюэ Ян с важным видом сообщил, что у него задание от Вэнь-дайфу, и Вэй Усянь отступил в сторону, примирительно подняв руки. Закрыв за собой дверь, он с улыбкой обратился к уже опустившемуся на кровать Цзян Чэну:       — Смотрю, утята следуют за тобой до самого больничного крыла.       — Ни минуты покоя, — вздохнул Цзян Чэн, однако губы его были растянуты в улыбке.       Держа своё обещание, Сюэ Ян навещал Цзян Чэна ежедневно в компании его сына, и они развлекали мужчину изо всех сил, наперебой вещая разные рассказы. И пусть от гвалта время от времени у Цзян Чэна болела голова, он ни на что не променял бы часы этих шумных посещений. Он был рад вернуться в строй, как только Вэнь Цин вызволила его из плена болезни, а ученики были рады и того больше, стремясь показать Цзылянь-цзюню то, что они успели отработать за время его отсутствия. Грудь мужчины распирало от гордости, пока он строгим, однако лишённым какой-либо злобы тоном диктовал замечания. Ради этого стоило следить за своим здоровьем чуть получше.       Тянулись дни, и Сюэ Ян не мог представить, что когда-то он не был частью Юньмэн Цзян. Печальные воспоминания о детстве подёрнулись пеленой новых ярких впечатлений, и он даже не мог вспомнить лицо человека, по чьей вине когда-то лишился пальца. Зато чётко помнил тот день, когда бежал по улице и натолкнулся на Цзян Ваньиня, решив использовать его для отвлечения внимания. Не было и дня, чтобы Сюэ Ян не был благодарен за то, что мужчина не побоялся подобрать мелкого воришку с улицы и дать тому шанс построить новую жизнь. С возрастом Сюэ Ян понял, как же щедры были Два Лотоса первые годы, когда прощали ему все проделки, неустанно преподавая свои уроки и медленно-медленно уча жизни, чтобы Сюэ Ян рос достойным человеком, как пророчило его бытовое имя. Благодаря этим людям, подарившим ему всё, Сюэ Ян с нетерпением ждал того, что может принести ему следующий день. Он возрадовался, когда Вэй Усянь объявил, что Сюэ Ян попал в группу, отправляющуюся на ночную охоту. Это была его первая охота, и он хотел отличиться с таким рвением, что Хэйлянь-цзюню порой приходилось юношу чуть ли не за пояс хватать, чтобы поумерить его энтузиазм. Сюэ Ян твёрдо вознамерился стать гордостью своих учителей и одним из сильнейших заклинателей в мире — к своей мечте он шёл семимильными шагами, перескакивая через любые препятствия. Он даже добился того, что стал одним из представителей ордена на соревнованиях по боевым искусствам среди молодых адептов. Хэйлянь-цзюнь выглядел так, будто его разрывало от гордости, пока Цзылянь-цзюнь выражал свою радость более сдержанно, но не менее явно.       Сюэ Ян стал «шисюном» для новых детишек, в которых с любопытством видел черты былого себя. Теперь он понимал, как выглядел со стороны. Когда Цзылянь-цзюнь однажды привёл в орден некого по имени Мо Сюаньюй и объявил, что он будет новым адептом, Сюэ Ян про себя отметил, что этому человеку чертовски повезло, и он оказался в лучших руках из всех, в которые только мог попасть. Мо Сюаньюй был тихим и не искал проблем, а за Цзян Ваньинем ходил с тем же усердием, с каким когда-то ходил Сюэ Ян. Правда, смотрелось это в разы забавнее, потому что юноша был старше, а Сюэ Яну, мнившему себя взрослым, на тот момент было всего лишь тринадцать лет — до первой охоты ему оставался год.       Мо Сюаньюй довольно легко вписался в круг учеников и старательно совершенствовался под зорким глазом учителей. Он подружился с Цзян Хэбинем (по скромному мнению Сюэ Яна, способным подружиться в принципе с любым человеком даже против воли последнего) и старался во всём угодить молодому господину Цзян, пусть это было несложной задачей. Проблемы возникли лишь с Цзинь Лином, поднявшим шумиху, но сорванец был быстро поставлен на место — к великой радости Сюэ Яна, считавшего, что тот получил по заслугам.       Когда Цзян Хэбиня отправили обучаться в Гусу Лань, Мо Сюаньюя отправили вслед за ним, потому что он был неконфликтным человеком. Сюэ Ян хотел расстроиться, что выбрали новичка, пробывшего в ордене едва ли полтора года и лишь относительно недавно сформировавшего золотое ядро и получившего свой меч (при том следовало признать, что с тренировочным он обращался довольно умело). Однако Вэй Усянь не дал обиде пустить корни, рассказав страшилки о том, сколько в Гусу Лань занудных правил, способных свести нормального человека с ума. Сюэ Ян охотно поверил: он не раз видел Ханьгуан-цзюня, навещавшего Двух Лотосов, и тот даже по меркам Сюэ Яна нормальным человеком не являлся. Пусть лучше Мо Сюаньюй отбывает срок в компании занудных святош, а Сюэ Ян любил свободу, что дарила ему Пристань Лотоса. Он регулярно получал письма от Цзян Хэбиня и отправлял свои ответы, чтобы чувствовать себя вовлечённым. Тем более, молодой господин Цзян обещал привезти сувениры. Стоило признать, без друзей (а Мо Сюаньюй тоже стал частью этого списка в какой-то момент, потеснив Цзинь Лина, держащего весьма шаткие позиции) было несколько скучно, и Сюэ Ян вновь погрузился в учёбу и тренировки, превратившись в тень Цзян Ваньиня. С годами односторонние вопросы превратились в двусторонние диалоги, и Сюэ Ян до сих пор был в восторге от того простого факта, что был способен поддержать диалог с самим Цзылянь-цзюнем.       Оказалось, Цзян Ваньинь может и очень любит говорить про разные виды оружия и боевых искусств, включающих или исключающих его использование. Он продемонстрировал Сюэ Яну некоторые особенности Цзыдянь, увлечённо распинаясь о разных возможностях и преимуществах использования этого оружия, пока не осознал, что полощет мозги пятнадцатилетнему юноше. Сюэ Ян сделал вид, что не заметил, как покраснели кончики ушей мужчины, когда он одёрнул себя, поняв, что заговорился, но поспешил заверить, что ему очень интересно слушать обо всём, что рассказывает Цзян Ваньинь. Узнав об этом нехитром увлечении, Сюэ Ян почувствовал, что немного сблизился со своим учителем. Он не мечтал стать ему равным, однако надеялся, что рано или поздно Цзян Ваньинь перестанет сдерживать более человечные свои стороны рядом с Сюэ Яном, памятуя, что перед учеником должен держать лицо.       На тему совершенствования всегда можно было вести долгие и занимательные дискуссии с Вэй Усянем — тот был своего рода гением на этом поприще. Он изобрёл талисманы, привлекающие нежить, и теперь они использовались в качестве ловушек-приманок среди заклинателей, когда те отправлялись на ночные охоты. Незадолго до того, как Сюэ Ян присоединился к ордену, Вэй Усянь сумел собрать прибор, над которым бился долгие годы, — тот получил нехитрое название «компас зла» и постепенно вводился в использование адептами Юньмэн Цзян на ночных охотах. Как только были улажены все недочёты, Вэй Усянь представил своё детище миру, вновь поразив многих. Мало того, что они с Цзян Ваньинем неустанно играли на политической арене, так ещё и стремились улучшить жизнь совершенствующихся и в других аспектах. Сюэ Ян был страшно вдохновлён всем этим и мечтал когда-нибудь тоже сделать что-то полезное для мира, как Вэй Усянь, сумевший направить своё чудачество в благое русло (как порой говорил Цзян Ваньинь). Для этого юноша неустанно штудировал книги и изучал всё, до чего дотягивались руки. И однажды они дотянулись до серебряного колокольчика, привычным весом висящего на поясе. Сюэ Ян так и не смог раскусить принцип его работы за все эти годы, а разломать и заглянуть внутрь так и не решился. В итоге решил обратиться с вопросом напрямую к тому, кто мог дать ответ. Два Лотоса обнаружились в одном кабинете, жарко споря над картой. Видимо, не могли определиться с тем, как лучше было проложить новые дороги или что-то вроде того. За все годы Сюэ Ян убедился, что мужчины жили душа в душу и почти в прямом смысле не могли существовать друг без друга, но периодически между ними могла встать какая-нибудь незначительная мелочь, что перерастала чуть ли не в кулачный бой. Это уже было чем-то привычным, и он давно не напрягался, слушая повышенные голоса. Он сам порой общался с Цзинь Лином исключительно на повышенных тонах, даже когда они не собирались ссориться.       Вопрос о том, как работали колокольчики Юньмэн Цзян, застал двух глав врасплох, заставив позабыть о былом споре и отложить карту. Вэй Усянь неуверенно взглянул на Цзян Ваньиня, спрашивая разрешение, и тот кивнул. Сюэ Ян понимал общение на криках, но общение взглядом всегда поражало его.       Вэй Усянь на пальцах объяснил основной принцип, после чего достал бумагу и ударился в тонкости, пока Сюэ Ян слушал и внимал. Цзян Ваньинь спокойно наблюдал и время от времени вставлял свои комментарии. Об этом он говорил охотнее, чем о тёмном пути. О последнем Сюэ Ян давно перестал задавать вопросы после того, как Цзян Ваньинь в красках и подробностях честно описал, почему не стоит становиться на эту дорожку. В тот день он перевернул понимание Сюэ Яном тёмного совершенствования и заставил взглянуть на него под другим углом, следом за чем пришлось по-иному взглянуть и на самого Цзылянь-цзюня. Неудивительно, что он был единственным человеком, практикующим искусство тёмного пути и при этом руководящим орденом праведных заклинателей.       Выслушав объяснение, Сюэ Ян по совету Вэй Усяня попробовал пропустить свою духовную энергию через колокольчик, чтобы прочувствовать заклинание. Оно делалось по древней технике и было очень запутанным. С разрешения Двух Лотосов Сюэ Ян забрал с собой нарисованные рукой Вэй Усяня схемы, чтобы ломать над ними голову следующие недели, месяцы и даже годы. Он добился разрешения присутствовать при создании колокольчика, чтобы увидеть, как тот зачаровывают таким образом, что талисман будет служить заклинателю всю его долгую или даже бессмертную жизнь. Процесс был сложным, а работа была филигранной, и Сюэ Ян сразу получил ответ на вопрос, почему только адепты носят это украшение. И примерно одновременно с этим осознанием его осенила идея. Следом Сюэ Ян ненадолго стал подмастерьем стеклодува, чтобы изучить это непростое искусство. С применением духовной энергии как вспомогательной силы процесс шёл куда легче. Сюэ Ян, окрылённый новой задумкой, ворвался в кабинет Вэй Усяня и попросил разрешение воспользоваться его мастерской.       — Я-то не против, но ты же понимаешь, что я должен узнать, для чего она тебе нужна? — осторожно спросил мужчина. Юноша кивнул без доли сомнения: Вэй Усянь всегда поддерживал даже самые безумные идеи, чем заставлял Цзян Ваньиня закатывать глаза.       Пришедший вооружённым, Сюэ Ян высыпал на стол свои заметки и наброски, принявшись красочно распинаться насчёт своей идеи создать нечто вроде упрощённой версии колокольчиков, что могла бы работать от вложенной в неё энергии и служить людям без золотого ядра. Он ещё слабо представлял, как замкнуть круг заклинания так, чтобы энергия не рассеялась сама по себе, зато Вэй Усянь, имевший годы воплощения в жизнь невозможного за плечами, мгновенно загорелся и попросил подождать секунду, после чего привёл в кабинет Цзян Ваньиня, наверняка оторвав от каких-то дел, судя по недовольному прищуру. Сюэ Ян повторил суть задумки уже своему учителю: он хотел создать что-то вроде тех колокольчиков, что вешают на дверях таверн или домов, чтобы они играли на ветру. Только в эти колокольчики можно будет вплести упрощённую версию очищающего разум и успокаивающего дух заклинания, чтобы она работала сама по себе некоторое время прежде, чем энергия иссякнет. Сюэ Ян вдохновился тем, как Цзян Ваньинь, а позже — Цзян Минли при помощи колокольчика успокаивали его после ночных кошмаров. Это же можно было делать с обычными детьми в упрощённой версии.       Ворчливое настроение Цзян Ваньиня как ветром сдуло, и он с интересом вслушался в порой путаные объяснения, без труда уловив суть, после чего внёс свои поправки — всё-таки суть заклинания он, будучи частью семьи Цзян, знал как никто другой. Вэй Усянь выжидающе посмотрел на своего партнёра.       — Думаешь, стоит попытаться? — спросил он, явно сгорая от нетерпения и множества мыслей, роившихся в голове.       Цзян Ваньинь хмыкнул.       — Помнишь девиз нашего ордена? Завтра официально приставлю Чэнмэя к тебе, можете делать что угодно, пока это не опасно для жизни. Первые образцы можно опробовать на приютах — там много детей, которым не помешали бы спокойные ночи, — сказал он, явно составляя указ у себя в голове. Два Лотоса прекрасно работали вместе: Вэй Усянь буквально фонтанировал идеями одна безумнее другой, пока Цзян Ваньинь был способен найти этому всему разумное применение и обоснование. И Сюэ Ян поверить не мог, что ему выпал шанс работать с этими людьми. Что они не отвергли его идею, посчитав оскорблением, а выслушали и даже посчитали достойной воплощения. Он получил шанс создать что-то своими руками и подарить миру, как Вэй Усянь. Это был прекрасный подарок к восемнадцатилетию, начавшему отсчёт десятого года, что Сюэ Ян провёл в Юньмэн Цзян.       С тех пор бесконечные обсуждения, расписывания схем и эксперименты стали частью рутины Сюэ Яна рядом с тренировками и учёбой. Цзян Ваньинь временно освободил его от обязанности ходить на ночные охоты, чтобы юноша не отвлекался по мелочам. Работа кипела полным ходом, и каждый раз Сюэ Яну едва хватало сил на то, чтобы снять одежды перед тем, как упасть на кровать и отключиться. Работа с Вэй Усянем была в той же степени благословением, в какой была и испытанием — мозг мужчины работал с невероятной скоростью, и порой Сюэ Яну требовалось оставаться в мастерской дольше, чтобы окончательно закрепить всё самостоятельно. Это вызывало азарт и восторг — Сюэ Ян надеялся, что когда-нибудь он сможет догнать своего наставника, как это непринуждённо делал Цзян Ваньинь, расшифровывавший даже самый несвязный поток речи своего партнёра без каких-либо затруднений. Именно он порой подрабатывал переводчиком для Сюэ Яна, когда Вэй Усянь бился головой о стол из-за того, что не мог по-человечески донести мысль. Для него это было нормально, он порой сам не понимает, что хочет сказать, — так говорил Цзян Ваньинь, снисходительно похлопывая Сюэ Яна по плечу и давая шутливый щелбан Вэй Усяню, чтобы не прохлаждался. За их общением было интересно наблюдать, и Сюэ Ян порой ловил себя на мысли, что Два Лотоса были будто созданы друг для друга со всеми своими странными повадками, в их же собственных глазах являвшимися нормой. Именно благодаря тому, что для Двух Лотосов странность не являлась пороком, Сюэ Ян не чувствовал себя уродом и не боялся отличаться. Со временем он заметил, что все в Юньмэн Цзян были такими, наследуя образ мышления своих глав.       Процесс шёл полным ходом, и спустя несколько месяцев после разработки упрощённой версии заклинания, что в теории должно было закольцевать энергию и не дать ей рассеяться самой по себе, Сюэ Ян и Вэй Усянь попытались применить эту версию на практике. В ход пошли бумажные талисманы, что были развешаны по всей мастерской, чтобы можно было постоянно наблюдать за ними, исправляя недочёты, проявлявшиеся со временем. Когда пробная версия заклинания начала работать должным образом, и они убедились в этом, настала очередь создания самих колокольчиков. Вэй Усянь с пугающей скоростью освоил новое для себя искусство (что, судя по реакции Цзян Ваньиня, было нормальным явлением) и принялся искать способ нанести заклинание на стекло (а ещё лучше — прямо внутрь, чтобы было меньше шансов повредить структуру), из-за чего они с Сюэ Яном могли задерживаться до тех пор, пока не засыпали на рабочем месте или Цзян Ваньинь лично не приходил по их душу. Цзян Хэбинь тоже пал жертвой безумных планов и был вынужден терпеливо выслушивать рассуждения Сюэ Яна часами, чтобы тот вдруг в процессе подскочил и со словами «я наконец понял, спасибо тебе огромное» убежал в уже известном направлении, оставив друга недоумевать насчёт того, как он мог помочь своим молчанием. А Сюэ Ян всего себя положил на своё первое в жизни изобретение, яро поощряемый Вэй Усянем, который горел новой идеей не меньше своего ученика.       Первый колокольчик был слишком нагромождённым, чтобы нести его в люди, но они додумались засунуть заклинание внутрь с помощью тонкого слоя металла, что и выглядело необычно, и действовало надёжно, пусть колокольчики получались чуть тяжелее нормы. Способ удержать энергию внутри они нашли, теперь возник новый вопрос — как заставить её высвобождаться частями. И этот вопрос значил новый поток бессонных ночей для двух исследователей. Ситуацию спас Цзян Ваньинь, когда принёс серебряный колокольчик и напомнил, что тот должен звенеть для того, чтобы заклинание возымело эффект. Это была плавающая на поверхности истина, но Вэй Усянь и Сюэ Ян так увлеклись новаторством, что совершенно упустили её из виду. Звон высвобождает энергию — всё было чертовски логично. Значит, другое заклинание, высвобождающее энергию, можно поместить на язычок. Это было относительно несложно для достижения методом проб и ошибок, однако сразу после возникла очередная проблема — как сделать так, чтобы энергия не расходовалась вся разом, чтобы колокольчик мог служить как можно дольше и не опорожниться за один особо ветреный день. Заклинанию требовалась очередная доработка. Сюэ Ян уже был готов признать, что откусил больше, чем мог проглотить, но Вэй Усянь мёртвой хваткой вцепился в эту идею и твёрдо намерился воплотить её в жизнь. Остановиться на полпути они просто не могли. Тем более, как говорил сам Вэй Усянь, никакое из его изобретений не было создано за день. Имея больше опыта, именно он взялся за доработку, позволяя Сюэ Яну предлагать свежие идеи. На заклинание можно было поставить ограничители, позволяющие высвободить лишь небольшое количество энергии за раз. В итоге первые колокольчики можно было привести в действие лишь рукой человека или порывом ветра. Сделать так, чтобы висящие на ветру колокольчики служили достаточно долго, чтобы не казаться бесполезной тратой ресурсов, пока что было слишком сложно, и решили остановиться на достигнутом и использовать в качестве колыбелей, как предлагал Сюэ Ян поначалу.       Когда были изготовлены несколько рабочих прототипов, Цзян Чэн организовал их передачу в приют, чтобы повесить в нескольких комнатах и наблюдать за реакцией детей. Отчёты должны были высылаться еженедельно со всеми подробностями, а испытательным сроком обозначили два месяца с момента передачи. А пока шли эти два месяца, Вэй Усянь и Сюэ Ян неустанно думали о том, как можно усовершенствовать уже готовые модели.       Чтобы людям не приходилось покупать колокольчики каждый раз, когда поток энергии в тех иссякнет, был придуман способ заряжать заклинание извне, для чего пришлось напрячься. Всё-таки они не искали средство наживы, а хотели помочь людям, поэтому такое решение безоговорочно посчиталось правильным. В итоге просто надо было найти заклинателя, что сумеет разобраться в сути заклинания, чтобы пропустить через него свою энергию, наполнив колокольчик силой сызнова. Этому несложно было обучиться после того, как Вэй Усянь и Сюэ Ян великодушно убили месяцы жизни на детальную проработку всех придуманных схем, вышедших из-под их руки. Правда, потом оказалось, что силовой потенциал заклинателя тоже имел влияние, потому что заряженные Вэй Усянем колокольчики были разряжены лишь наполовину к концу испытательного срока, а те, с которыми работал Сюэ Ян, разрядились на три четверти. Вэй Усянь был крайне заинтересован таким результатом, потому что фактор развития самого заклинателя он не учитывал, полагая, что всё дело в энергии. Цзян Чэн, услышав это, щедро назвал партнёра идиотом, напомнив, что даже в случае с серебряными колокольчиками разные люди извлекают разный звук. Замечание было принято к сведению, и дальнейшие эксперименты были посвящены тому, как людям с разным уровнем зарядить колокольчики одинаково.       По итогу задумка таки оказалась рабочей и была успешно воплощена в жизнь. Старших адептов, что ходили на ночные охоты, научили заряжать колокольчики, и первые образцы официально были отправлены в приюты на постоянное пользование, после чего выставились на продажу. Медленно, но верно люди начали покупать колокольчики, вешая их над детскими кроватями или над дверьми. Часть прибыли Вэй Усянь перенаправил Сюэ Яну, заявив, что тот имеет на это полное право как автор идеи и ответственный за её воплощение. Себя Вэй Усянь назвал мозгом и руками, сообщив, что ему карманных денег и так хватает. Сюэ Ян был удивлён, когда внезапно идея, рождённая из чистого любопытства и искреннего энтузиазма, начала приносить ему деньги. У него появился источник дохода, за который Сюэ Ян целиком и полностью был ответственен, обойдясь без обманов и махинаций. То, чем он горел, принесло ему ещё и материальную выгоду — этот простой факт буквально увёл почву из-под ног юноши. Прошлый он, скитающийся по улицам и промышляющий воровством, даже мечтать не мог, что с годами достигнет таких высот. Что колокольчики с отличительным иероглифом «Сюэ» у основания будут петь свою песню в домах обычных людей.       Цзян Ваньинь не скрывал своей гордости, а Вэй Усянь громко звал Сюэ Яна деловым и рабочим партнёром, смахивая скупую учительскую слезу от того, как быстро вырос их маленький утёнок. Сюэ Ян краснел и тихо радовался — он не привык находиться в центре внимания в позитивном ключе, не относящемся к зависти. Это оказалось неожиданно приятно. Он в кои-то веки почувствовал себя полезным, ощутил, что по-настоящему чего-то достиг. И останавливаться на этом юноша не планировал, ведь его изобретение было лишь на пороге своего развития. Вэй Усянь уже предложил идею сделать колокольчики более экономными и долгосрочными, подцепив к язычку сменные талисманы, что будут впитывать в себя избыток энергии при её выбросе, налаживая циркуляцию. Для Сюэ Яна всё только начиналось несмотря на то, что прошло много лет.       Как только он смог вернуться к ночным охотам, Сюэ Ян воспользовался шансом и отправился в одну из ближайших деревень, страдавшую от нападений водяных гулей, в компании Цзян Хэбиня и Мо Сюаньюя. Это небольшое путешествие было подобно глотку свежего воздуха, и Сюэ Ян чувствовал, как от предвкушения чего-то хорошего распирает грудь. Они остановились в небольшом постоялом дворе, заняв одну комнату на троих, чтобы не бегать туда-сюда и засиживаться за разговорами до глубокой ночи. Сидя утром с Цзян Хэбинем за чашкой чая, пока Мо Сюаньюй досматривал последние сны, Сюэ Ян обратил внимание на висящий над дверями колокольчик. Прошлой ночью, когда они заселялись, он так устал с дороги, что совершенно не обратил внимания на высокий звон. Несмотря на то, что звучало украшение неизменно чисто, никаких потоков энергии от него не исходило. Сюэ Ян позвал владельца и поинтересовался тем, может ли он посмотреть на колокольчик поближе. Мужчина, без труда распознав одежды Юньмэн Цзян, сразу же согласился, поинтересовавшись, сколько будет стоить зарядка внутренних заклинаний. Колокольчик был очень полезен в быту — благодаря ему количество драк среди пьющих посетителей сократилось в разы.       Сюэ Ян отмахнулся и сказал, что даже денег не возьмёт, взамен попросив разрешение немного повозиться в процессе. Хозяин с лёгкой руки разрешил творить что угодно, и Сюэ Ян с готовностью достал из рукава пустой талисман и запечатанную чернильницу. Цзян Хэбинь улыбался в чашку, смотря на горящие глаза друга, дорвавшегося до эксперимента.       — Если мы с Хэйлянь-цзюнем всё правильно сделали, то можно будет менять эти талисманы, тем самым продлевая работу колокольчика ещё на некоторое время… — ни к кому не обращаясь, объяснял Сюэ Ян, пока Цзян Хэбинь увлечённо слушал.       Спустившись, Мо Сюаньюй увидел, что руки Сюэ Яна уже чем-то заняты, и с интересом подсел к юноше, наблюдая со стороны.       — Дорисуй тут небольшой циклический массив, и он сможет замкнуть связь между талисманом и язычком, чтобы тот служил проводником, — не удержался от комментария юноша. Он был одним из первых, кого учили заряжать эти колокольчики. Пусть Мо Сюаньюй не мог похвастаться той же блистающей изобретательностью, что его учитель и шиди, но голова на плечах у него всё же имелась.       — Для того, чтобы циркуляцию улучшить? — спросил Сюэ Ян, не отвлекаясь от дела.       — Чтобы при прикосновении и выбросе энергии часть её через язычок проходила в талисман и накапливалась там. Так экономнее получается, потому что цепь будет замыкаться сама по себе каждый раз, когда язычок будет касаться корпуса, — неторопливо ответил Мо Сюаньюй. Сюэ Ян был удивлён настолько, что остановился и поднял глаза на друга. Тот тут же потупил взгляд. — Я глупость сказал?       — Нет, я просто думаю над тем, где ты был, когда мы с Хэйлянь-цзюнем ломали голову над этими талисманами дни напролёт, — сказал Сюэ Ян, вызвав у Цзян Хэбиня тихий смешок. Мо Сюаньюй пожал плечами. — Когда вернёмся, я беру тебя в плен.       — Только позволяй мне хоть иногда видеть солнце.       — А это уже как получится.       Все трое засмеялись, невольно привлекая к себе внимание. Сюэ Ян продолжил возиться с талисманом и шептаться с Мо Сюаньюем, пока к их столу не подошли двое мужчин. Мечи за спинами выдавали в них заклинателей.       — Приветствую даочжанов. Чем можем помочь? — дружелюбно обратился к ним Цзян Хэбинь, тепло улыбаясь.       Даочжан в белом улыбнулся в ответ.       — О, ничем. Прошу прощения, что отвлекаю, просто меня заинтересовал колокольчик, с которым работает юный даою, — он кивнул в сторону Сюэ Яна, ограничившегося тихим «здрасьте», даже не подняв головы. Мо Сюаньюй с любопытством рассматривал двух незнакомцев.       — Прошу прощения, — привлёк внимание он, обратившись к даочжану в белом, потому что тот выглядел общительным. — А вы случайно не Сяо Синчэнь?       — Даою уже осведомлён. Да, это я, — со смешком ответил мужчина, после чего повёл рукой в сторону своего спутника. — Это мой партнёр Сун Лань. Он не из разговорчивых, так что не переживайте. А-Цин говорит за двоих.       Юноши глянули в указанном управлении, и девушка, оставшаяся сидеть за столом на страже трёх чашек, махнула рукой. Её глаза были необычного светлого цвета, как у слепой, но взгляд, направленный на юношей, определённо был зрячим.       — Невероятно, я читал о Вас. Большая честь, — восхищённо сказал Мо Сюаньюй. Сюэ Ян бросил короткий взгляд на заклинателей и вернулся к работе, решив, что четверо в разговоре — уже толпа.       — Уверяю, не стоит восхищаться, мы просто делаем своё дело, — отмахнулся Сяо Синчэнь.       — Я слышал о Вас от отца Вэй. Вы его шишу, — добавил Цзян Хэбинь.       — Стало быть, от Вэй Усяня, сына Чансэ-шицзе? — уточнил мужчина. Получив кивок, с улыбкой сказал: — Как тесен мир. Не ожидал встретить его сына.       — Даочжаны тоже прибыли в эту деревню на ночную охоту? — поинтересовался Цзян Хэбинь.       — Да, но раз даою готовы позаботиться об этой проблеме, мы просто направимся дальше. Я заметил, что ваш друг умеет обращаться с этими дивными колокольчиками. Мы порой встречаем их на пути и не могли не заинтересоваться.       — Я хочу зарядить его, чтобы он служил ещё дольше, — великодушно ответил Сюэ Ян.       — И ты знаешь, как это сделать? — тихо спросил Сун Лань, с интересом смотря на почти законченный талисман, полный тонких нагромождений. Удивительно, что юноша не запутался во всех них в процессе.       — Разумеется, я его создал, — не задумываясь, ответил Сюэ Ян.       Лицо Сяо Синчэня вытянулось в удивлении.       — Вы и есть мастер Сюэ?       Не удержавшись, Сюэ Ян таки понял голову. Он выглядел таким же удивлённым, как и собеседник.       — Чего?       — Это Ваш символ встречается на всех колокольчиках, с которыми мы сталкивались, — уточнил Сяо Синчэнь. Сюэ Ян кивнул. — Я и не ожидал встретить их создателя, как и того, что он окажется столь юным. Вы действительно создали великую вещь, люди говорят о ней.       — Правда? — недоверчиво спросил Сюэ Ян. Сам он в своём создании видел месяцы неустанной работы и стремления к цели. Может, из-за того, что он из первых рук знал принцип работы колокольчиков, ему они не казались чем-то невероятным.       — Абсолютная. Я восхищён Вами и Вашим достижением.       Кончики ушей Сюэ Яна порозовели, что вызвало у его друзей тихий смешок.       — Благодарю.       — Не стоит. Вы не против, если мы понаблюдаем за Вашей работой немного?       Сюэ Ян не стал возражать, и мужчины сели за стол, из-за чего тот из просторного мгновенно превратился в тесный. Сюэ Ян вернулся к работе и продолжил бормотать себе под нос, пока Цзян Хэбинь и Сяо Синчэнь завязали непринуждённую беседу. Возмутившись тем, что её покинули, А-Цин подбежала знакомиться ближе, оказавшись довольно шумной и лёгкой на подъём девушкой. Сюэ Ян пару раз цыкнул в её направлении, явно недовольный шумной компанией, однако даже не попытался прогнать из уважения к даочжанам.       Когда-то Сюэ Ян одиноко скитался по улицам, потерянный и никому не нужный, а теперь он был окружён друзьями, практически являвшимися семьёй, и держал в руках плод собственных стараний, благодаря которому теперь мир постепенно узнавал его имя. У него был орден, куда можно было вернуться, и целая дорога жизни, раскинувшаяся перед глазами. Оглядываясь назад с колокольчиком в руках, Сюэ Ян мог с уверенностью сказать, что оно того стоило.