Пятница 15.01.21
Громов был очень удивлен, когда Соя вручила ему направления с университетскими вакансиями. Сказала, что попросила кого-то из преподавателей помочь. Как странно… Громов понюхал бумажки и расчихался. Зачем Соя их держала рядом с солями, сбивающими запахи? Поня-я-ятно… Не нужны ему ее подачки! Громов разозлился и скомкал бумажки. Хотел выбросить в урну, но потом передумал и спрятал в карман. День был непростым, но он, несмотря на свою злость, сбегал в лечебное крыло. Ему удалось выяснить, что Элиру отправили отлеживаться в личные покои. Однако в обеденный перерыв он заметил ее сидящей рядом с другими леди из клуба. При этом рука даже не была на перевязи. Вот ведь зараза! После занятий он вернулся в комнату. Рыжий был уже там и матерился на чем свет стоит. — Что стряслось? — насторожился Громов. — Мама звонила, — хмуро ответил Рыжий. — И? — Завод закрывают. — Пф! — Громов облегченно вздохнул и завалился на кровать. — Его уже десять лет закрывают. — На этот раз все серьезно. Уже несколько цехов перекрыли. Людей уволили. И слюдянку закрыли два месяца назад. А, ты знаешь ведь, ее тоже сто лет закрыть не могли. — Слюдяную фабрику? — Да. Родители не знают, что делать. Их пока еще не сократили, но сам понимаешь. Зарплату задерживают. Другую работу искать бесполезно: ее и так не было, а сейчас куча народу со слюдянки и с двух цехов освободилась. Мама спрашивала, не могу ли я чего прислать. Мама бы просто так не попросила… А я не могу… У меня нет ни хрена! НЕТ НИ ХРЕНА! Рыжий схватился за голову. — Погоди! Можно же что-то придумать… — Что? — Летом можно будет записаться в военный отряд… — Угу, — злобно прорычал Рыжий. — Если экзамены сдадим. А напомни-ка мне, как там поживает твой зачет по лит-ре? — Я не понял, у тебя ко мне какие-то претензии? — У меня теперь лит-ру тоже твоя грымза ведет. И что-то мне подсказывает, что Соины писули больше не прокатят. А значит, я тоже вылечу в конце семестра из-за гребаных стихов! И что мы будем делать с тобой? ЧТО МЫ БУДЕМ ДЕЛАТЬ?! — Работу искать. — ГДЕ? Рыжий пнул стенку и повернулся к Грому: — Когда ты меня сюда потащил, я думал, что ты знаешь, что делаешь. А теперь… Мы просрали столько времени на это обучение, нас вышвырнут из универа, и мы останемся с голыми задницами! Раньше я думал, что если дело не выгорит, то просто вернусь на завод. Я не шибко умный так-то, особо губу не раскатывал. А теперь куда я вернусь? Куда я вернусь, Гром? — Да, успокойся ты! Истеришь, как девчонка. Не совсем же мы идиоты! Сдадим как-нибудь эту гребаную лит-ру! — Че-то у тебя до сих пор не особо-то получалось! Хотя, может, меньше надо было бегать за высокородными суками? — Что? — То! Придурок! Мечтаешь о сладкой жизни богатенького мальчика: якшаешься с высокородными, слюни пускаешь по этой бабе расфуфыренной! Вспомни, кто ты есть уже! — А это тут при чем?! — При том! Что нечего нам заноситься! Не надо было сюда соваться! — Так и не совался бы! — Ты мне тут золотые горы рисовал! А я повелся! Надо было просто… А теперь… Теперь мои сестры пойдут ноги за бабло раздвигать перед всякими! Ты куда? Давай-давай! Беги, поджавши хвост! С потолка осыпалась пыль, когда Громов хлопнул дверью. Рыжий бухнулся на кровать и снова схватился за голову.***
Элира закончила свои дела в библиотеке и уже собиралась уходить, когда, проходя мимо одного из столов, заметила знакомую рыжую шевелюру. — Здравствуйте, господин Котов, — поздоровалась она. — Здравствуйте, ваше… леди Элирина де Беллатор. — Вы можете называть меня просто «леди Элира». Мы же друзья, — мягко произнесла она. — У вас все хорошо? Родные здоровы? — Да, все здоровы, только вот… а, не важно. — Если нужна какая-то помощь, обязательно скажите! Рыжий устало посмотрел на леди. — Вы в литературе че-нидь понимаете? — Смотря в какой и смотря что. — Сможете вот такой анализ сделать? — он протянул ей бумажку. Элира взяла в руки помятый и изрисованный листок. — О, у вас тоже литературу ведет госпожа Гриз? — Откуда вы знаете? — Узнаю стиль задания. Мы с господином Громовым часто такие решали. — Вы решали с Громом? — Да, с Лесьяром Громовым, он вам не говорил? Котов вдруг развеселился. — Нет, не говорил… А я-то думал, чего это он в библиотеку так зачастил! Элира вспыхнула. — Давайте лучше приступим к заданию, уже вечер, времени мало. Смотрите, господин Котов, сначала вам нужно определить тему стихотворения. Часто она заключена в названии… Элира еще долго объясняла Котову, как выполнить задание, но он оказался парнем с головой и схватывал все намного лучше, чем Громов, так что они распрощались довольные друг другом намного раньше, чем думала Элира. Более того, в процессе работы они еще и поболтать успели, и Котов рассказал ей о проблеме своей семьи. Все, что Элира могла рекомендовать сходу, — в случае потери работы обоими родителями подать заявку в благотворительный фонд «Счастливая семья». Этим фондом заведовали леди, одним из председателей была мама Элирины. — Поскольку у вас есть несовершеннолетняя сестра, ваша семья еще попадает под требования данного фонда. И не забудьте сказать мне, я замолвлю за вас слово. Ужин в обеденном зале Элирина пропустила, пришлось трапезничать в своих покоях. Она думала о завтрашнем дне: суббота. День тренировки. Сердце радостно сжалось при мысли о прыжке вверх, а потом… Она вспомнила те обеспокоенные жалобные взгляды, которые окружали ее после злополучного падения, и Элире стало невыносимо. Она не выносила саму себя. Эту жалкую карикатуру на настоящую Элирину де Беллатор! Кулончик на запястье издевательски сверкнул. Элира распсиховалась и завалилась спать раньше обычного, даже не приняв на ночь ванну и не выглянув в окно.***
Темно. Гром шел по лесу, увязая в снегу. Весь день он шлялся по городу в поисках работы: грузчиком, кладовщиком, дворником, да кем угодно! И ничего! Ни одной подходящей вакансии на весь город! Может, пойти в стриптизеры? Интересно, возьмут его туда? Громов представил, как будет выплясывать в стрингах у шеста и его передернуло. Он остановился и огляделся. Он заблудился. Уже несколько часов он пытался сбросить все то напряжение, которое накопилось в нем за последний месяц: сокращение стипендии, увольнение, угроза вылететь из университета из-за дурацкой литературы… Ведь Рыжий прав: это он, Гром, притащился сюда и притащил за собой друга в поисках лучшей жизни. А все могло быть иначе. Просто пошли бы в банду и занимались бы бизнесом. Они с Рыжим уже пытались, когда были подростками: перегоняли угнанные тачки. Но родители Грома узнали. Мать плакала и говорила, что умрет от стыда, а отец устроил ему такую трепку, что синяки несколько месяцев сходили. И когда родителей не стало, он решил, что не нарушит их воли и не пойдет по кривой дорожке. И вот куда он пришел по прямой: ни кола, ни двора, ни бабла. Ни хрена, короче говоря. Он-то рассчитывал, что, пока будет учиться, сумеет подзаработать, что-то отложить. Но никак не получается. Все время что-то надо: то куртку, то сапоги, то лекарства, то еще какую-нибудь хрень. А может, если бы барыжил дурью из-под полы, так и деньги бы водились, и смог бы помочь семейству Рыжего. Они с Рыжим вообще могли бы дел натворить: этот подлиза кого угодно умаслит, если надо, а у Грома силищи не занимать. Они бы в банде быстро продвинулись. А он честной жизни захотел. Вот тебе и честная жизнь: честно пытаешься занять свое место под солнцем, честно пытаешься выбиться в люди… А в итоге? Только контрабандой бухла и живет. Громов заревел разъяренным зверем на весь лес. Пытался выбиться в люди! Даже успел подумать, что выбился. Общался с аристократами на одном уровне! Наивный дурак! Андрей выглядел адекватным парнем, но походу такой же мудак, как и все аристократы: стоило Грому поднять голову, тут же скомандовал: «Не зазнавайся! Знай свое место!» А какое у Громова место? Он всегда сам решал свои проблемы, он не привык лизать кому-то ноги! Ваше сиятельство, блядь! У Громова опять все мышцы в теле задрожали, когда он вспомнил удар князя на стадионе. А все из-за нее. Из-за нее! Знай свое место, она не из твоего круга! Она… Как она упала… Громов сел в сугроб, схватившись за голову. Как он испугался… И она никогда, никогда не будет его женщиной! Никогда! Она его ненавидит, теперь это понятно. Ненавидит и презирает, ведь он нищеброд, забывший свое место. Он ее не достоин. А она типа из людей высшего сорта, из другого теста сделана. Она… Да что ж с ним такое? Стоит подумать о ней и по телу электричество почище Андреевых молний. Хочу ее. Люблю ее. А она меня ни во что не ставит. «Знай свое место!» — зазвучали голоса Андрея и Рыжего. А поверх «Я вас не люблю!» Громов сжал челюсти. Нет, он не заплачет. Он мужчина. Он всегда сам решает свои проблемы. Он не баба какая-то слезы лить. Он мужчина. Громов заорал. Он орал, пока были силы. Потом лег на спину и посмотрел в небо. Темно. Звезды светят. Красиво. Он умылся снегом. Слепил комок, погрыз его, любуясь на звезды. Чего он так расстроился-то? Ничего критичного же не произошло еще. Сейчас он подумает, что делать, и все наладит. Главное решить, в чем основная проблема. Основная проблема — деньги. Громов не хотел пользоваться подачкой Элиры, брошенной свысока, но, кажется, на данный момент выбора у него не было. Он покопался в карманах, нашел скомканные, промокшие бумажки. Переложил в карман понадежнее и поднялся, а точнее опять провалился в снег. Он устроится на работу и найдет хорошего репетитора по литературе и этикету. Репетитор подтянет его и Рыжего. На крайний случай можно попросить Сою позаниматься с ними, но, похоже, у нее из них троих самый высокий шанс не вылететь из универа, так что уменьшать его бы не хотелось. Может, еще кого попросить? Раньше он думал о князе, но… Князь, конечно, разочаровал… Точнее, нужно смириться, что он, Гром, — дурак. Подумал, что аристократы могут быть с ним на равных. Ага. Очень смешно. Ну, был дураком, теперь уж так думать Гром не будет. Хотя и неприятно, конечно. Все-таки быть подручным — не для него. Надо будет по возможности переходить в обычные охотники, чтобы не лизать жопы всяким там светлостям-сиятельствам. А Элира… что делать с ней? Наверное, пока лучше понаблюдать. У нее явно какие-то проблемы с психикой: настроение скачет в непредсказуемых направлениях. Кажется, на курсе психологии им говорили, что это может быть симптомом сильного нервного перенапряжения. Хотя чего ей нервничать-то? У нее крыша над головой есть, даже двадцать пять крыш, с деньгами проблем нет. Живи и радуйся! Может в семье какие-то проблемы? Или это из-за травмы? С такими мыслями Громов уже определил свое местоположение и шлепал в сторону универа. Стояла глубокая ночь. Громов вышел из леса на тропинку в лесопарк. Провел горячими ладонями над одеждой, чтоб подсушиться. Вытряхнул снег из ботинок и просушил и их тоже, но по другой технологии. Иначе подошва отвалится, это он уже проходил. Через лесопарк парень побрел к лабиринту. Привычными ходами он петлял по зеленым зарослям, когда… Вжух-вжух! Это что за звук? Качели скрипят? Опять кто-то в лабиринте ебется что ли? Вжух-вжух! Да не. Зима ж на дворе. Хер отморозить недолго. Вжух-вжух! Гром осторожно пошел в сторону качелей, готовясь одновременно и к атаке (если там враг), и к незаметному бегству (если там ебутся экстремалы). Его глазам предстала крайне удивительная картина: Элирина стоя раскачивалась на качелях. Ее пестрое не застегнутое пальто, длинный шарф и растрепанные волосы развевались на ветру. Девушка сделала еще одно движение и прыгнула в сугроб лицом вниз. Распластавшись звездой, она принялась орать в снег и бить по нему руками и ногами. — Леди Элира! Леди Элира! Вы целы? — Громов даже отреагировать не успел, так неожиданно все случилось. Услышав его голос, Элирина сию же секунду села в сугробе, пытаясь изобразить свой обычный невозмутимый и величественный вид. Правда, струйка крови, текущая из носа, размазанная под глазами тушь, как макияж у клоуна, и торчащие в разные стороны волосы выражению ее лица никак не соответствовали. — Господин Громов? Что вы тут делаете в столь поздний час? Ик! — Леди Элирина, — Громов подходил к ней осторожно, подняв ладони. — У вас все в порядке? — У меня все прекра-а –ик- асно, — ответила она, гордо поднимаясь, и принялась элегантно стряхивать снег с одежды. — А у вас как дела? — Замечательно. — А почему вы не спите? Уже сколько? — она вытащила из кармана телефон. — О, два часа ночи. Вам следует больше времени уделять сну, господин Громов, чтобы ваши мышцы имели возможность восстановиться после изнурительных тренировок. Он подошел к ней. Пока она трындела всю эту чепуху, Гром пытался понять, в своем ли девушка уме. А его собственный воспаленный переживаниями мозг уже вовсю малевал картины того, как он, Гром, носит передачки ей в психушку, а она скачет по обитой белым поролоном комнате (он такие видел в кино) и пускает слюни. — Леди Элирина, что это было? — наконец, решился спросить он. — Ах, это… Это я упала. Решила покачаться на качелях, не удержалась и… Она разрыдалась. Гром опешил. — Не стоит так расстраиваться! — воскликнул он. Она попыталась что-то ответить, но не смогла, продолжая рыдать. Спотыкаясь о собственные ноги, девушка подошла к качелям, бухнулась на них и закрыла лицо руками. Она пыталась успокоиться, но никак не могла. Громов растерянно сел рядом. — Леди Элира… Парень даже прикоснуться к ней боялся. — Простите… простите, господин Громов… я больше… я больше не могу… — Чего не можете? — Так не могу… Громов вообще не въезжал. — А если попробовать по-другому? — спросил он. — Как? — Она посмотрела на него с диким отчаянием в заплаканных глазах. — У меня нет шансов… — Всегда есть… — У МЕНЯ НЕТ! — Она вскочила с качелей и встала прямо перед Громовым. — Девяносто два процента моих магических каналов повреждены, понимаете? — кричала она. — Я не могу снова стать валькирией… никогда… больше никогда… никогда не смогу летать… Она снова завыла. — Присядьте, — сказал Громов. — Не хочу я садиться! — Ну тогда стойте, — он поднял ладони в знак капитуляции. Она уселась обратно на качели и немного притихла. — Я думала… я думала, что смогу это пережить. Думала, что смогу… Но, кажется, у меня не выходит. Я всегда мечтала приносить пользу, понимаете? Сколько себя помню, хотела быть валькирией и побеждать монстров, спасать людей. Другие варианты даже не рассматривала. Мама была против, конечно, но отец всегда поддерживал нас с Эваном. Эван — мой брат. Он военный. Сейчас служит в Айде… А я должна была бы сейчас выполнять миссию, где-нибудь в ледниках Северного моря, или у Малахитовых врат, или просто защищала бы мирных жителей от внезапного нападения монстров. А вместо этого сижу тут и реву, как дура! Громов молчал, не зная, что сказать. Ему не верилось в то, что она действительно могла бы сейчас быть в одной из горячих точек. Не похожа она на воина. Страх, что у нее едет крыша, все сильнее овладевал им. — Все из-за этой дурацкой травмы! Три года реабилитации. Три года! Вы понимаете? А потом я поняла, что не смогу восстановиться! И не смогу больше быть валькирией! И что делать? Что делать? Я не знала! Вообще не представляла! Пока отец не предложил… Он сказал, что дедушка отдаст мне свое место в парламенте. И я поняла, что это мой шанс! Что это мой шанс что-то изменить в этом дурацком мире! Что я стану… я стану парламентарием, и людей будут ценить больше, чем мебель, понимаете? Вы понимаете? Их не спасли! Этот гребаный меч вытащили, а Нину не спасли! Вы понимаете? Элирина снова зарыдала. — И я не смогла… я не успела… Я пыталась! — она дико посмотрела на Громова. — Я пыталась их вытащить! Я пыталась! Элиру затрясло, и растерянный Громов просто схватил ее в охапку и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Прижалась к нему как ребенок, сжала в кулачках его куртку и всхлипывала, а он обнимал и немножко укачивал ее. — Тише-тише, все хорошо, — шептал он дежурные фразы. — Все плохо. До тех пор, пока семейные реликвии будут цениться выше, чем человеческая жизнь, все будет плохо, — злобно проговорила она. — Я не понимаю… Она немного переместилась, устраиваясь поудобнее в его руках. Громов вспомнил, как несколько месяцев назад они сидели подобным образом. Но тогда это было радостно. А сейчас — страшно. — Пять лет назад в нашем поместье случился пожар. Поначалу никто не понял, что произошло. Семью и обслугу эвакуировали, принялись выносить особо ценные вещи. Я уже стояла неподалеку от особняка, меня эвакуировали в числе первых и вот-вот должны были переправить в другое место. Но я ведь валькирия. Я хотела убедиться, что все в безопасности. И поняла, что в одной из хозяйственных пристроек остались люди. Я сказала об этом начальнику охраны. Меня не послушали. Но я валькирия. Меня готовили спасать людей из ситуаций и похуже, как я тогда думала. Я пошла сама. Но когда я дошла… когда я… добралась… Причиной пожара был инфернальный дракон! Потом мне сказали, что это была террористическая атака на нашу семью. Элира замолчала. Громов ожидал, что она скажет: «я испугалась и убежала, оставив людей и теперь чувствую себя виноватой». — Я решила сражаться. Конечно, биться с драконами мне не приходилось, нас этому еще даже не учили, но что мне было делать? Не бежать же. Я сражалась и старалась прикрыть ту подсобку, чтобы дракон не добрался до них. Я защищала их! Я защищала! Защищала! Но я забыла про ды-ы-ым… Я сражалась, а дракон… Вы когда-нибудь сражались с драконом, господин Громов? Даже не с инфернальным? Громов покачал головой. — Он соображает, что делает. Это не безмозглый элементаль какой-нибудь и не тупоумный парадемон. Он хитрый. И сильный. И быстрый. Он сделал вид, что я побеждаю, а на самом деле подманил меня поближе, подгадал время и схватил за крыло. И откусил половину. Но я не сдалась! Нет, я не сдалась! Я сражалась. Мне было больно, но я сражалась. И потом… потом… Я воткнула свой клинок прямо ему в глаз! Он озверел и толкнул… я упала прямо туда… к ним… Они все были… Я защищала мертвецов… Я не поняла из-за жара… Из-за инфернального пламени… Оно искажает, вы знаете? Данные? — Знаю. — И там… самое ужасное, что там… Знаете, господин Громов, у меня за всю жизнь была всего одна настоящая подружка, дочка нашей кухарки. Ее звали Нина. Когда я была совсем маленькая, я убежала от няни на территорию прислуги, там был такой деревянный балкончик, он мне всегда нравился, и там у меня был припрятан тренировочный меч… кажется, я стащила его у Эвана… А в тот раз я пришла, а какая-то девочка играет с ним. Я накинулась на нее, мы подрались и с тех пор подружились… Я сказала родным, что упала, чтоб ее не наказали. Она… она была такая… веселая и смешная, а еще с ней всегда можно было поговорить о чем угодно… Я… я ее очень любила. Мы вместе лазали через изгородь, дрались с мальчишками, воображали себя принцессами или валькириями, пели в расчески вместо микрофонов, обсуждали мальчиков. И… Дракон… Он… Нина была вместе со своей мамой в той подсобке. Там еще кто-то был. И все мертвые. И я помню, как увидела их, и я впала в такую ярость. Это было так… Я набросилась на него, я всю свою силу вложила, чтобы он сдох… А он схватил меня за правое крыло и… выдрал его из спины. Такая странная боль. Я помню… я помню… а потом ничего не помню… Папа сказал, что все произошло за секунды. Никто ничего не успел сделать. Прибыли валькирии. Убили дракона и вытащили то, что от меня осталось. И Нину. — Последние фразы Элира произносила таким голосом, словно ее транквилизаторами искололи. Она затихла, продолжая прижиматься к Лесьяру. Он осторожно поглаживал девушку по голове. — Простите меня, — вдруг сказала она, поднимая лицо. Он удивленно посмотрел на Элиру. — Не знаю, зачем я на вас все это вывалила… Просто накопилось… Обычно, если нужно выговориться, я делюсь с Эваном или с мамой, но он сейчас в Айде, а она… эту историю она не может вспоминать. Она тогда чуть с ума не сошла. Мне иногда кажется, что папа все сделал, чтоб меня спасти не ради меня, а ради мамы… Мне так казалось раньше… Она всегда была против того, чтобы я стала валькирией. Как-то она заметила нашу с Ниной забаву с расческами-микрофонами и вбила себе в голову, что из меня может получиться хорошая певица. И она все время пыталась меня чем-нибудь заинтересовать, чем-то отвлечь, чтобы я бросила валькират. А потом это нападение и моя травма… Самое смешное знаете в чем? — она дико усмехнулась. — Я сама. Сама. Оказалось, что я сама себя искалечила. Если бы это был только дракон… Но нет. Когда я боролась с ним то слишком сильно… Я не рассчитала с магией, понимаете? И сама себе перерезала часть каналов. Если бы только дракон, может быть, я была бы не безнадежна… Хотя… Мне ведь пришили крылья, но они так и не восстановились… Хотя я целых три года проходила реабилитацию. Все говорили, что надежды восстановиться нет, но я сначала не верила. Я хотела вернуться, хотела быть валькирией. А потом вдруг осознала и… мне жить не хотелось. Тогда-то мне и предложили стать парламентарием. И я взялась за это. Я сначала не хотела. А потом все больше и больше загоралась этой идеей. Я подумала, что если не смогла помочь Нине, то смогу помочь другим. Что я попробую изменить систему ценностей. Почему они не спасли Нину? Почему они спасали какие-то там реликвии, а Нину не спасли? Это неправильно. Так быть не должно. Я не идеалист, господин Громов, я понимаю, что едва ли от появления одной моей персоны в парламенте политический курс сразу же изменится. Но я все для этого сделаю. Все сделаю… И мне страшно. Знаете, чего я боюсь последнее время? — Чего? — Что все мои планы — чушь. Все ведь зависит от решения моего деда: он должен отдать свое место в парламенте кому-то из родни. Первая кандидатура — мой брат Эван. Но ему неинтересна политика, и он отказался в мою пользу. Вот только кроме Эвана в нашем роду полно других мужчин, способных занять это место. Я должна быть лучше них всех, я должна быть идеальной, а у меня не выходит… — Она тихонечко заплакала, уткнувшись Грому в грудь. — А папа… кавалеры… женихи… — Тут она встрепенулась и с нескрываемой злостью прошипела. — Я боюсь, что на самом деле я для своей семьи не парламентарий. Я боюсь, что на самом деле я просто дырка между ног, которую нужно продать подороже. Я не хочу замуж… не хочу сидеть в древнем забытом богами поместье и рожать наследников какому-нибудь высокородному придурку, понимаете? Не хочу. Не хочу… Лучше умереть. Я лучше умру… Всем будет лучше… — Вот уж нет! — жестко сказал Громов. Она испуганно икнула. Парень отстранился, слез с качелей, присел перед недоумевающей заплаканной Лирой, взял ее за руки и посмотрел в глаза. — Человек создан для того, чтобы жить, а не для того, чтобы умирать. — Все мы умрем когда-нибудь. — Но ведь если бы смысл был в смерти, мы бы и не рождались. Не смей думать о смерти. Ты должна жить. Ради тех, кто тебя любит и ради себя самой. — Но… — Я прошу тебя: не надо думать об этом. Эти мысли… они, как рак, понимаешь? Сначала просто незаметно промелькнут, а потом оседают в голове и заполняют собой все. Не надо. — Ладно… — Вот и умница. Он снова сел рядом. — Почему вы все это делаете, господин Громов? — Что? — Слушаете меня, поддерживаете? Вы же должны меня ненавидеть. — Почему это? — Я же разбила вам сердце. — Да. Но я его склеил, и оно вполне уверенно бьется, хотите проверить? — Громов сверкнул своей наглой улыбкой. Она недоверчиво смотрела на него. Лесьяр подумал, что для шуток время еще не настало. — Я вас не ненавижу. Я вас л… Она прижала пальчики к его губам, не давая договорить. Он послушно замолчал. — Вы выглядите таким усталым… Я вас замучила своими разговорами? — Элира погладила его по небритому лицу. Ее пальцы были такими теплыми и нежными. Лесь невольно закрыл глаза от удовольствия. — Дело не в вас… Просто много всего навалилось. — Да. — Она убрала несколько прядей с его лица. — Соя говорила, что у вас финансовые трудности. — Элира поглаживала его скулы медленно и ласково. Лесь невольно поворачивал лицо под прикосновения. — А господин Котов рассказал о своей семье. Вы переживаете за него, да? Лесь открыл глаза, нахмурившись, но Элира тут же разгладила морщинки на его лбу. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила она. — Обнимите меня, — неожиданно для самого себя прошептал Гром. Она улыбнулась, встала на коленки и притянула Грома к себе. Он уткнулся носом ей в шею, вдыхая чудесный Элирин запах, а она гладила Грома по голове. Ему тут же стало стыдно. Ну что за «Обнимите меня»? Нужно было ответить гордо, что он сам разберется со всеми своими заботами. Но ее нежные прикосновения стирали его черные мысли, изгоняли его демонов. Он потерся лицом о ее шею, прикоснулся губами, как бы нечаянно. Она тут же отстранилась, но Гром заметил, что по ее коже побежали мурашки. Элира улыбнулась. Устало. Заплаканно. Она внимательно посмотрела на Леся. — А я раньше не замечала, что у вас бровь проколота. — А я забываю после тренировки надевать сережку, а иногда просто лень. — А почему сегодня не было лень? — Не знаю. — Мне нравится. — Да? — Я себе в школе тоже проколола. Но от родителей мне влетело… Пришлось снять. Сейчас даже следа не осталось. А еще мне нравятся ваши сережки! Туннели, правильно? — Да. Она снова устроилась в руках у Грома поудобнее. Он обнял ее чуть крепче. Все тело наполнялось приятным теплом и волнительной дрожью. — Знаете, господин Громов, иногда я вам завидую. Вы словно олицетворение всех моих желаний: сильный, свободный, вас ценят и уважают за то, что вы делаете, а не за одно лишь имя. — Но едва ли я приношу пользу… — Как это? Конечно, приносите! Вы охотитесь на монстров, защищаете людей. Леди Эсме вам чуть ли героическую оду не сложила, когда узнала, как вы помогли князю Рогожину! — Да я же просто… — А ваша сестра? А ваши друзья? Вы помогаете всем, кто рядом с вами. Даже мне вы помогаете. С аэроболом, например. Вы замечательный человек, господин Громов. Я вами восхищаюсь. И я вас уважаю. А вы меня уважаете? Она пьяна что ли? Громов постарался незаметно принюхаться, но почувствовал только ее духи… Но не их же она пила?! — Конечно, я вас уважаю, леди Элира. — Правда? — Правда. Немного помолчали. — А я думал, что вы ненавидите меня. — За что? — Ну… за библиотеку. — А… нет. Я пыталась. Я честно пыталась вас ненавидеть, иногда у меня даже получалось. Но я больше не хочу. Вы мне кажетесь слишком хорошим человеком для этого. Нет, вы, конечно, позволили себе лишнего, но ведь я сама дала вам понять, что это возможно. Так что я тоже виновата. Не думайте, что я виню только вас. Я все понимаю. Я просто растерялась… ведь вы мне симпатичны, господин Громов, а я ничего подобного никогда не испытывала к мужчине. — А к женщине? — Это мое личное дело! — возмутилась она, а потом он четко услышал, как Элира выругалась. — Да, у меня был роман в академии благородных девиц, когда я готовилась к поступлению в университет. И да, он был бурным, но мы не пересекали черту. Хотя она может быть и хотела, судя по тем книгам, которые она мне рекомендовала, — усмехнулась Элира. — Но если бы кто-нибудь из нас был мужчиной, то все находилось бы в рамках приличий. — А почему вы расстались? — Все сложно. Много причин. Мама настаивала на кавалере все сильнее, и я уже не знала какие придумать отговорки. С двумя людьми одновременно встречаться я точно бы не смогла. А у А… у моей девушки… У нее возникли свои причины. В общем, это было обоюдное решение. И, думаю, оно было правильным. Если я хочу быть парламентарием, то репутация моя должна быть идеальной. А любые нетрадиционные отношения ее разрушат. Так что прошу вас не распространяться на эту тему. — Разумеется. — Кажется, я сошла с ума. — Почему? — Рассказываю вам все свои тайны. Даже мама об этом не знает. — Я всегда готов вас выслушать. — Спасибо. Если вам что-нибудь будет нужно, то не стесняйтесь обращаться. — Мне нужно, чтобы вы не угробили себя во время тренировок по аэроболу. — О, я сделаю все, что в моих силах. — Рассчитываю на вас. Они оба рассмеялись. Лесьяр в буквальном смысле не мог ею надышаться. По лицу гуляла идиотская улыбка, которую он не мог согнать. Хорошо, что Элира снова уткнулась ему в грудь и не видит этого безобразия. Не видит, как ее теплый свет изгоняет из мыслей Грома все то, что способно омрачить этот момент. А Элира, как маленький всклокоченный воробушек, жалась к нему, словно пыталась согреться. — Вы замерзли? — Что? — Она отстранилась и посмотрела на него с улыбкой. — Нет-нет. Просто устала. Вот, чувствуете? — Элира снова коснулась его лица. Ее руки были теплыми. — Какая же вы красивая, — шепнул Гром, стараясь как можно лучше запомнить этот момент и ее лицо в свете фонарей. Элира искренне рассмеялась. — Да уж, особенно сейчас, полагаю, я выгляжу умопомрачительно! — Именно так. Он любовался ею, пока она смотрела на него, улыбаясь. Он наслаждался светом своего солнышка. И хотелось коснуться ее. Он наклонился, но маленькая ладошка накрыла его губы в нескольких сантиметрах от лица Элиры. — Нельзя. Я же вам объяснила, что мое место в парламенте стоит на кону, и я не могу им рисковать, господин Громов. Мне нельзя вступать в отношения, которые бы не одобрило высшее аристократическое общество, а наш с вами союз явно к таковым отношениям не относится! Вот черт! Ну какая муха его укусила! Сейчас она опять закроется за семью замками и сделает какой-нибудь поцелуйный целебат на все лицо! — Простите, я поддался моменту! — Идиот! Нужно было сказать, что не собирался целовать! — Нам не стоило заводить весь этот разговор, — прошептала она. Элира встала с качелей и принялась поправлять одежду. — Думаю, мне нужно идти, господин… — она всхлипнула. — …господин Громов. — Не плачьте, леди Элира! — Гром вскочил и схватил ее за руки. Чего она опять плачет-то? — Наверное, нам лучше не встречаться. Это… Это… Мы… Вам больно. — Мне? — Да. Вам будет лучше, если мы не будем видеться. Конечно, совсем избежать встреч не получится, но… Нет, только не снова. — Мне решать, что для меня лучше, а что нет! Мне хорошо рядом с вами, леди Элира. — Хорошо? Но вы не понимаете! Нам нельзя… ничего! Нам нельзя! — Ну и ладно. Для меня главное, что вы рядом и все. Она настороженно смотрела на него. По щекам Элирины все еще текли слезы. Гром сделал шаг к ней, она отшатнулась. — Не бойтесь меня. Я обещаю держать себя в руках. — Можно ли верить вашему слову? — Я привык выполнять свои обещания. — Значит, мы с вами можем быть просто друзьями? Лесьяр вздохнул. Конечно, он хотел большего. Он хотел схватить ее в охапку и расцеловать так, чтоб ни одного непоцелованного места не осталось. — Да. Мы можем быть просто друзьями. Она вздохнула и принялась вытирать слезы. — Можно вас обнять? — спросила Элира. Громов просто раскинул руки. Она обнимала его крепко-крепко, насколько хватало сил. Лесьяра это рассмешило, поскольку сил этих у нее было в разы меньше, чем у него. Сдави он Элирину с таким же усердием, то, вероятно, сломал бы ей что-нибудь. Но он осторожно прижимал к себе эту маленькую девочку. Пошел снег. — У вас скоро сугробы будут на плечах, — сказала Элира. — Думаю, вам нужно идти спать, отдохнуть перед завтрашней, то есть уже сегодняшней, тренировкой. Гром решил проверить, сколько времени, но его телефон разрядился. — Уже четыре, — сказала Элира. — Давайте я вас провожу. — Нет! Вам нужно отдохнуть! Кроме того, если мы будем разгуливать вместе могут пойти слухи! — Которые разобьются о вашу замечательную татуировку. — Громов поднял ее левую руку. — Я не позволю вам бродить ночью одной. — Ладно, вы правы. Но тогда вам придется одному идти такой длинный путь от моего общежития! — Ничего, я справлюсь! — Но вы сами говорите, что это опасно! — Я мужчина. — И что? С каких пор мужчины славятся бессмертием? Громов рассмеялся, продолжая вести ее по лабиринту. — Мужчины славятся своим искусством бить друг другу морды, — сказал он. — Я в этом деле мастер, так что смогу постоять за себя в случае опасности. — Хм… Они продолжили болтать о всякой ерунде пока шли через лабиринт. Потом он смотрел, как ее силуэт исчез за массивными дверями элитного общежития, как в ее окне зажегся, а затем вновь угас свет. Громов пошел к себе. По пути у него было время осмыслить случившееся, и пришедшие в его голову мысли снова заставили парня нервничать. Элира сказала, что эта беда стряслась пять лет назад. Но в то время ей должно было быть лет четырнадцать. А это значит, что она просто не могла быть таким опытным воином, каким себя считала, так ведь? И что же это значит? Она наплела ему с три короба? Или все-таки не совсем в своем уме? А если все так, как она рассказала? Громов не мог решить, какая из версий хуже. Совершенно измотанный парень подошел к своему общежитию. Стоило Грому ввалится в общую комнату на третьем этаже, как его окружил гул голосов. Громов удивленно воззрился на собравшуюся компанию. — Вы чего не спите? — спросил он. — Чего не спим?! — Ты где был? — Почему не отвечал? — Мы тебя искали! Соя подбежала к брату и обняла его. — Ты почему не отвечал на звонки? — спросила она. — У меня телефон сел. — Друг! Ну, ты и напугал нас, конечно! — На плечо Грома легла рука Рыжего. — Ты прости, что я наговорил тебе сегодня. Я просто болван! Я не хотел тебя обидеть и леди Элиру тоже. Я просто… занесло меня. Давай. Рыжий подставил лицо для удара. Громов было занес кулак, но в итоге просто махнул рукой. — Иди ты на хер, — прорычал он. Рыжий оскалился. — Все со мной в порядке. Я просто ходил искать работу в город. Но ничего не нашел. — Так, а почему ты мне не сказал, что тебе нужна работа?! Громов только сейчас заметил князя Андрея. — А вы что здесь забыли, ваша светлость? — Громов! Не паясничай! Ты мой друг. Я искал тебя. Всю округу обегал! — Друг, — Громов усмехнулся. — Друг. — Князь внимательно посмотрел на своего подручного. Повисло неприятное молчание. — Полагаю, мы можем более подробно обсудить это завтра. Доброй ночи! Андрей ушел. Рыжий, Тощий, Гиря, Коневод, Киара и Карли продолжали засыпать его вопросами. — А ты что, тоже меня искать помогала? — спросил Громов у Карли. — А как же? Не хотела терять постоянного клиента, — усмехнулась та, изображая пальцами ножницы. — Но раз уж ты нашелся, то я пойду. Спокойной ночи. — Ты ее постоянный клиент? — спросил Коневод. — А кто, по-твоему, меня стрижет? Все заржали. — Покурим? — предложил Рыжий. Громов глубоко вдохнул. — Нет, — ответил он, чувствуя запах Элириных духов. Рыжий тоже принюхалася. — Ба! Да от тебя женскими духами несет, дружище! То есть мы тут за тебя переживаем, места себе не находим, а ты там развлекаешься?! — Не дури. — Правда, духами пахнет, — шепнула Соя. — Знакомые такие. — Хватит меня обнюхивать! Идите лучше спать! Отделавшись, наконец, от компании, Громов отправился на боковую. Тяжелые мысли мешали заснуть, не смотря на жуткую усталость. Жаль, что Элира не придет завтра на тренировку из-за травмы. Хотя… Придет. Точно придет. И он спросит, что за несостыковки с возрастом в ее истории. — Я понял, чьи это духи, — вдруг подал голос Рыжий и зевнул. — Если понял, то заткнись и храни эту тайну до конца своих дней, — пробурчал Громов, поглядывая в сторону Тощего, ворочающегося на своей постели. — Кстати, я сегодня в библиотеке встретил леди Элиру. — И? — по жилам пробежала ревность. — Она сказала, что может с нами позаниматься, чтоб мы сдали зачет у Грымзы. — Хм, было бы неплохо… — Хотя, Гром хотел, чтобы в библиотеке с Элирой встречался только он. Но Рыжему тоже нужно сдавать зачет и… — Слушай, Рыжий, мне Соя какие-то направления на работу достала. Так что, может, смогу чего-нибудь наскрести в следующем месяце, а если повезет, то и к концу этого. Отправим тете Ае. — Да ты чего? Это ж моя семья. — Твои мне как родные, не дури. — Ну так-то да. Но мне еще Карли подсказала вариант. Типа можно продать шмотки, которые нам отдала леди Элира. Они вроде как дорогие. Завтра схожу сдам кой-чего в комиссионку. — А Элира не обидится? — Карли у нее спрашивала. Элира сказала, что это наше дело, как поступать с вещами. Прикинь, да? — Ага. — Лан, спокойной ночи. Приятной тебе Элиры, то есть приятных снов. — И тебе приятных снов. Вскоре комната наполнилась храпом трех усталых людей.