____
Машина затормозила на площади Шатле прямо перед издевательскими-знакомыми воротами. Лила дождалась, когда их такси уехало и схватила Феликса за руку. — Почему мы здесь? — она красноречиво покосилась на высокий забор, за которым скрывался дом Агрестов. — Хочешь сказать, что Бражник — это чёртов Адриан Агрест?! — Тс-с, — шикнул Феликс, оглядываясь. Он повел Лилу к воротам. — Ты немного не угадала. Не Адриан. Лила прикусила нижнюю губу. Они проникли во двор. Под подошвами зашуршал мелкий гравий. — Помнишь то письмо? — Бабочку? — Да. Я был в «Химере». Знаешь, кого я встретил? — Кого? — спросила Лила скорее на автомате. — Эмили, — это был и ответ и приветствие. Из сада вышла мадам Агрест собственной персоной, усталость на её лице как по волшебству сменилась заинтересованностью. Она всё также опиралась о трость, её обычно заплетенные волосы были рассыпаны золотом по плечам. Эмили стянула на груди края накинутого тёмно-фиолетового плаща и улыбнулась. — Любопытно, — опасно сверкнув глазами, прошептала она. — Как я понимаю, наша любопытная птица всё-таки нашлась? Лила похолодела. Словно почувствовав это, взгляд Эмили остановился на ней. — Много ли поняла, милая, из услышанного? Нервный смешок оцарапал Лиле горло. — Я поняла, что вам есть что скрывать, — промолвила она. — И ты бы хотела узнать, что именно? — Эмили склонила голову к плечу. — Я не уверена… Лила слышала беззаботное щебетание птиц, ощущала под пальцами учащенный пульс Феликса. Его запястье было прохладным. Эмили приблизилась. Она смотрела на Росси, не отрываясь. Глупо было сравнивать их с Амели. Теперь Лила ясно видела: никакого сходства. Грэм-де-Ванили раздражала, — нет, — бесила до стёртой зубной эмали. А её сестра рождала в сердце предательскую дрожь ничем необъяснимого ужаса. — Феликс, оставь нас, — сказала Эмили, впиваясь взглядом в Лилу. Он даже не стал спорить, его пальцы на секунду сжались сильнее, а потом он исчез, забирая с собой уверенность. Лила слушала, как его шаги отдаляются, но не посмела взглянуть. — Этот дом был построен в конце семнадцатого века, — выдала Эмили и приглашающе повела рукой в сторону сада. — Давно, — промолвила Лила безразличным тоном, изучая окружающие её цветы. Эмили вела её прямо к статуям. — Да, давно, — согласилась она равнодушно. — Первым владельцем был некий Матье Макабр.Участник революции. Говорят, он основал некий культ, что в итоге и помогло добиться свержения власти. — Культ? — Лили опешила. Она бы усмехнулась, но не нашла сил для этого. Эмили остановилась у скульптур, нежно улыбнувшись изваянию мужа. — Макабр изучал тёмные науки. Он научился бороться со смертью. — Сказки, — протянула Лила. Эмили хитро прищурилась, скользнув к статуе. — Может, и сказки, — прошептала она, касаясь каменной щеки кончиками пальцев. — Но потайные ходы здесь остались. Статуя пришла в движение. Лила отскочила, но Эмили схватила её за руку. Каменный Габриэль вытянул руку, а его живая супруга вложила ему в ладонь свою трость. Затаив дыхание, Лила смотрела как смыкаются гранитные пальцы вокруг лакированного дерева. С глухим грохотом статуя ушла под землю, а на её месте выросла платформа, подняв пыль. — Идём, — подтолкнула её Эмили. Стоило им ступить на платформу, та сразу же пришла в движение, уходя под землю. — Но… Лила вспомнила слова Адриана и испытала самое мерзкое чувство из всех: вину. Лифт остановился. Темнота взорвалась приглушенным светом. Эмили, сильно хромая, приблизилась к «Габриэлю» и забрала из его рук трость. — Что всё это значит? — поинтересовалась Лила. Эмили вновь взяла её за руку. — Мы с Амели с детства интересовались смертью. Видишь ли, нас обеих не устраивала удручающая действительность. — Всё ещё не понимаю к чему вы ведёте. — Имей терпение, — отчеканила Агрест, выводя её в зал с низким потолком и кирпичными серыми стенами. Лилу помутило, когда она увидела нарисованный круг в центре со свечами, которые явно недавно жгли, в воздухе стоял специфический запах. — Мы были совсем молодыми, когда узнали о Макабре, о его доме, и о том, что его записи всё ещё хранятся где-то здесь, — Эмили обвела рукой серые стены. Она достала из кармана плаща коробок спичек и принялась зажигать свечи, продолжая сумбурный рассказ. — Мы бы выкупили дом, но столкнулись с упорством ныне покойного мсье Агреста, но у него был сын. Габриэль. Эмили подожгла последнюю свечу, и поднялась, опираясь на трость. Она повернулась к Лиле спиной и начала чем-то греметь на столе. — Сначала это было лишь математической переменной, шахматным ходом. Средством, чтобы получить дом, докопаться до будоражащих сердце секретов… Но Габриэль, — Эмили мягко рассмеялась, вернув себе на время человеческий облик, и покачала головой. В её руках сверкнул сталью нож. — Я влюбилась. В это же время Амели находит счастье с этим англичанином, и предаёт меня. Лила попятилась, но позади оказалась сплошная стена. Лампа в потолке погасла, злобно мигнув на прощание розовым. Теперь Росси видела всё в обманчивых, рыжих бликах свечей. — Она предала нашу тайну, — голос Эмили звучит издалека, и это даёт Лиле надежду. — Что она сделала? — поинтересовалась она. — Рассказала всё Джеймсу. Своему мужу, — живо отозвалась Эмили. — Я была идиоткой. Как только нашла этот ход, поделилась с сестрой. Вместо нынешних статуй, там был отвратительный ангел. Я насмотрелась на таких, гуляя по Монмартру… — Дайте угадаю, — осмелела Лила, впрочем помня о ноже. — Они украли записи этого психа-оккультиста, и тогда вы решили убить их, но что-то пошло не так? — Нет, всё не так, — шёпот Эмили прорезал тьму рядом с ухом Лилы, что-то коснулось её волос, и та подумала, что только что лишилась одной пряди. Эмили тенью нависла над свечами, бормоча что-то себе под нос и сжигая над каждой свечой по тонкому волосу. — Они не нашли записи здесь. Амели выкупила их у богатенького американца, в отчаянно паршивых фильмах которого ты отчаянно безупречно сыграла второплановую роль. Лила стиснула зубы, сдерживая себя от резкого ответа. Преимущественно явно было не на её стороне. — Боб Рот… — Да, — подтвердила Эмили. — Амели утверждала, что он убрал с дороги одного итальянца. Ты должна оценить, как в этой истории сплетаются национальности. Эмили хрипло рассмеялась. — Убрал? — переспросила Росси. — Не своими руками, конечно. — Вокруг вас все умирают, — безжалостно припечатала Лила. Напоминая о реальности происходящего, неисправным двигателем, забилось внутри трусливое сердце. В темноте не за что было зацепиться: взгляд тонул, не находя путей к отступлению. — И я пытаюсь это исправить, — прошипела Эмили, вновь оказываясь рядом. Лила постаралась отодвинуться, но не смогла даже пошевелиться. Было нечто в клубящейся темноте, что удерживало её невидимыми путами. — Дай мне свою руку, — убедительно ласковый тон, которому сложно противиться. Но Лила пытается. — Зачем? — Кровь это основа. Без неё всё бессмысленно, — Эмили, будто любящая мать, гладит Лилу по волосам. — Будет почти не больно, особенно если выпить это. — пересохшие губы целует стекло, а в ноздри заползает тягучий запах горячего солнца и пряных трав. Лила понимает, что спасение близко. Кожу ласкает дневной зной, и пыльный ветер оранжево-золотистых дорог обещает единственное, к чему душа тянется — свободу. — Пей, — шепчет мама. Её руки непривычно нежны, словно никогда и не знали работы в саду. Тягучее колдовство на вкус горькое, как апельсиновая цедра. Лила выпивает его до последней капли и смеётся: золотистые дороги ускользают, и за ветром не угнаться. Больно быстрый, гад. Сколько это длилось? Лила вдруг вспомнила дрожащую скрипку, переходящую в чистый, взлетающий звук. Музыка, похожая на свет. Как же она подходила убегающему ветру! Дотянуться бы… Лила вздохнула, ярко ощутив грязь, наполняющую сомкнутые глаза. Вот-вот запачкает ресницы. Затем всё унеслось. Скрипка дрогнула в последний раз, и дорога увязла в слякоти, явив темноту, дрожащую пламенем свечей. Взгляд выхватил силуэт Эмили, держащей в руках прозрачный флакон, наполненный чем-то тёмным. Лила не чувствовала боли, но её предплечье оказалось липким. Запах свежей крови казался отвратительным. — Вы сумасшедшая, — прошептала Лила, пытаясь справитья с головокружением. Эмили хмыкнула, выливая содержимое флакона в чашу. — А ты? Лила вяло рассмеялась. У неё начала кружиться голова. Грудь сдавило. Эмили вернулась в круг. С её губ посыпалась нелепица: не пресловутая латынь. Что-то другое. От звучания неизвестного языка по коже бежали мурашки, или от того, что заковыристые символы начинали вспыхивать снаружи круга. Эмили вскинула руки, свечи затрепетали. Лила сползла на пол, обнимая себя за плечи. Непослушные пальцы постарались опустить закатанный рукав пиджака. О боги, чей это пиджак? К глазам подступили слёзы. Лила молча справилась с ними, но горечь осталась терзать её горло. Лука будто приснился ей. Такое бывает, когда сходишь с ума, а мозг пытается придумать что-нибудь светлое, приятное, чтобы не сойти окончательно. Но в итоге всё становится хуже. Поразительный парадокс. Эмили опустила руки и покачнувшись, покинула круг. Последнее слово утонуло в подступающей тишине. Упала чаша, поставленная в центр, будто её толкнул невидимка. Кровь черными змейками выползла за пределы круга. Погасли разом все свечи, погружая комнату в кромешную тьму. Лила почувствовала на себе холод чьего-то дыхания и смешок над ухом. Раздался мерный стук приближающейся трости. — Поднимайся. Нам нужно уходить, пока никто ничего не заподозрил. Лила почти не помнила путь назад, она будто открыла глаза лишь в момент, когда Эмили усадила её на ступеньку перед крыльцом дома. Солнце глумилось, путаясь тонкими лучами в листве. Тишина, будто пьяный фокусник, пилила разум на части. Эмили осторожным движением стёрла с щеки Лилы слезу. — Ты ведь понимаешь, что будет лучше, если никто не станет сильно распространяться о случившемся? — тихо спросила Агрест, впившись ногтями в плечо Лилы. Та кивнула. — Передавай привет Бобу, — Эмили отстранилась. — Подожди здесь, я принесу что-нибудь для твоей руки. Лила слушала, как удаляется стук трости, потом вскочила и понеслась прочь, вперёд по парадной аллее, хрустящей острым гравием. Цель была близка, пока дорогу не преградил кто-то, в кого Лила врезалась. Она не упала, лишь попала в тепло чужих рук. Лила подняла голову, встречаясь во взглядом удивительно-чистых глаз. В них расплескалось очаровательное смятение. — Лука, — Лила перехватила его руки. Сердце в груди колотилось, опережая слова, но всё-таки позволило выпалить: — Здесь опасно, нужно уходить. За воротами особняка, на улице — Лила перевела дыхание и уселась прямо на поребрик, не беспокоясь о том, что подумают люди. Лука опустился рядом, он был всё ещё растерян, хотя и старался этого не показывать. — Что это было? — вежливо поинтересовался он. — Я… Не могу тебе сказать, — бесцветным тоном призналась Лила, но потом поднялась и потянула Куффена за собой. — Не здесь. Дорогу до набережной они преодолели в молчании. Лила чувствовала каждой жилкой напряжение, исходящее от Луки, но не решалась начать разговор, пока они не оказались на достаточно большом расстоянии от площади Шатле. Лила выпустила его ладонь из своей и неловко завела руки за спину. — На меня напал Бражник. Лука не изменил выражения своего лица. — Кто? — наверное, решил, что ослышался. — Бражник, — повторила Лила чётко и ясно. Она тут же оглянулась по сторонам. — Слушай, это… — Где напал? — перебил Лука, нахмурившись. Он всегда хмурился, когда был чем-то взволнован — это Росси заметила. — Она поджидал меня в саду, — Лила осеклась. — Не смотри на меня так. Да, это была женщина! — Лила шмыгнула носом, кутаясь в пиджак. — Она… Говорила какую-то чушь про мертвецов, чёрную магию… Напоила меня какой-то д-дрянью. Росси ощутила слёзы в своём голосе и замолчала. Лука помрачнел ещё больше. — Ты ранена? — Наверное, — Лила пожала плечами, в тот же миг почувствовав как вспыхнул порезанный участок кожи. — Но это ерунда. Лука посмотрел на неё. — Нужно сообщить в полицию. — Бесполезно, — Лила мотнула головой. — Мне не поверят, — Куффен собирался возразить, и тогда она поспешно добавила. — Я скажу Феликсу. Её голос дрогнул, когда с губ слетело имя жениха. Лука продолжил сверлить её взглядом ещё несколько мгновений, а потом кивнул. — Да, он ведь… — Ага. Они неспешно двинулись вдоль набережной. Лила скосила взгляд на профиль Луки: он выглядел отстранённым, но при этом настороженным. — Лука, — негромко окликнула его Лила. Он повернул к ней голову, и они остановились, будто герой и героиня дурацких мюзиклов, где город должен обтекать их, а не спотыкаться, обругивая почём зря. — Держись от дома Агрестов подальше. «И зачем я это говорю?» — Лила самой себя испугалась, но представив Луку в темноте подземелья, поняла, что не отступится. Лука усмехнулся, будто услышал неловкую шутку. — Я могу о себе позаботиться, — тонкая улыбка прочертила его губы, а потом исчезла. — А вот на твоём месте я бы не был столь беспечен. — Ты говоришь мне о беспечности? — вспыхнула Лила, хватая Куффена за рукав, пытаясь притянуть ближе, но в итоге сама подошла почти вплотную. — Ты? — Ты выбрала не лучшее время для посещения Парижа, — выдал Лука и хмуро увёл взгляд в сторону. Лила дёрнулась, выпуская несчастный рукав из хватки. Лука посмотрел на неё с интересом. — Я не выбирала. Она почти поёжилась под пристальным взглядом Луки, его брови выпрямились, и в голубых глазах свинцово-тяжелое легло спокойствие. — Пусть так, — ровным тоном произнёс он. — Самое время уехать. Лила обречённо рассмеялась. — Думаешь, я смогу всё бросить? — она злобно скривилась, отворачиваясь, её следующие слова прозучали глухо. — То, с чем я столкнулась сегодня, это нечто тёмное. Жуткое. — Лила выпрямила спину, вновь поворачиваясь к Куффену. Он внимал ей, каждому слову, и она приободрилась. — Феликс в опасности. Я это чувствую. — Ты не позволишь ему попасть в беду, — с неизвестной печалью заключил Лука, блекло улыбнувшись и уводя взгляд. — Понимаю. Лила покачала головой: ловко её увели от темы. «Хитрец», — мрачно усмехнулась она про себя. — Ты мне нравишься, — прямо сказала Росси. Она почти насладилась очередным смятением, взметнувшимся в ясных глазах. — Поэтому не хочу, чтобы ты столкнулся с этим, — Лила спрятала задрожавшие руки. — Ты не представляешь, на что способна Бражник. — Представляю, — тихо произнёс Лука. — Я только что вернулся из чужой квартиры, где лежал покойник с вывороченной грудной клеткой, — его голос стал бесцветным. — У него было вырвано сердце. Лила почувствовала волну головокружения, но твёрдо устояла на ногах. — Что? — прошептала она. — Пройдёмся? — предложил Лука, неопределённо взмахивая рукой. — Это долгая история. Всё началось с того, что ко мне пожаловала, эм, старая знакомая, — Лука усмехнулся, прежде чем озвучить имя. — Маринетт Дюпен-Чен. Лила сделала вид, что не удивилась. Будто предчувствовала, что дальше её ожидает куда больше поводов для изумления. Она не ошиблась.____
— Мсье Куффен, а что, занятия не будет? Лила и Лука одновременно оборачиваются к выросшему будто из-под земли ребёнку. Смуглый мальчик в очках трогательно прижимает к груди папку с нотами. Кажется, он бы не очень расстроился, ответь Лука утвердительно. — Ты поторопился с выводами, Крис, — слабо усмехается Лука и отдаёт ему ключи. — Подожди меня наверху, ладно? — Хорошо, — мальчик кивает и переводит взгляд на Лилу. — Добрый день. Вы тоже играете на скрипке? — Играю, но для этого мне не нужны инструменты, — драматично шепчет Лила, и Крис округляет глаза. — Если услышишь вой, не пугайся, — предупреждает Лука мальчика напоследок. — Это у моего соседа вновь муки творчества, — и добавляет со скрытой гордостью. — Он художник. Как только Крис скрывается за дверью, Лила обменивается с музыкантом взглядом, возвращаясь к обсуждению мрачных событий. — Значит, Маринетт… — Ищет Бражника, — подтверждает Лука. — Она может приблизиться к разгадке, если узнает, что Боб Рот внёс свой вклад в это дерьмо, — медленно произносит Лила, прокручивая в голове слова Эмили. «Убрал с дороги одного итальянца», — по рукам Росси пробегают колючие мурашки. Её взгляд застывает, укутывается в туманную дымку, как у лунатика. Лука, ощутив эту перемену, осторожно касается её плеча, но Лила не способна заметить это. Она вновь в дымящейся ладаном осени: священник с бородавкой на носу мычит под нос апокрифы, ему вторит безжизненный шёпот матери. Лила задыхается от слёз, она знает, что гроб наполовину пустой: от отца осталось очень мало. Кажется, что его пальто, которое Лила забирает из химчистки за несколько часов до трагедии — тяжелее. Что говорить о её сердце? Брось то в гроб с останками, и его не поднимет и толпа. Скорбь весит тонну. Мама бы сочла эти мысли богохульством. «Передавай привет Бобу». — Она знала, — произносит Лила. Лука убирает ладонь с её плеча. Он не понимает. Лила оборачивается к нему, в порыве охвативших разум безумных мыслей. — Извини за пиджак, я его совсем испортила. — Что? — Лука спохватывается. — А, это… Мне он никогда не нравился. Можешь делать с ним всё, что хочешь. Лила не сдерживает сбежавшего наружу смеха, он кажется ей чужим и совсем-совсем нелепым. — Тебя ждут, — говорит она, кивая на дом, и отступает. — Будь осторожен. — Ты знаешь, дети не так уж опасны, как тебе кажется, — с серьёзным видом отвечает Лука. Лила не улыбнулась. Она содрогнулась, услышав колокольный звон. — Ты понял, о чём я. Лука опустил взгляд. — Да, понял, — его глаза вновь вернулись к Росси. — Могу я попросить тебя о том же? Росси отрицательно покачала головой, вновь отступив назад. Она почувствовала преступный вкус восхищения: Куффен столкнулся с жуткими вещами этим утром, как и она. И он находит в себе силы шутить. — Я так и думал, — Лука печально улыбнулся, будто каждую мысль прочёл, что у Лилы на уме лежала. А ей стало как никогда жаль, что там лишь холодная, затхлая тьма, совсем как в подземелье Бражника.