Дома у Луи пахнет мятой, зерновым кофе и свежеиспеченными круассанами, хотя он живёт один и заниматься выпечкой некому.
Дорога заняла у нас минут сорок, поэтому я не так сильно устала. Нет, не поэтому. Просто я как овца вырубилась до конца пути, хотя мы даже не довезли Зейна. Теперь я чувствую себя помятой (но не уставшей), будто меня везли в багажнике, а не в мягком кожаном салоне, который вкусно пахнет. Пахнет Луи.
Посреди гостиной стоит большой мягкий коричневый диван прямо напротив плазменного телевизора на пол стены с акустикой по бокам, а перед диваном — двухъярусный столик из тёмного закалённого стекла с печеньками и пустыми кружками.
Захожу внутрь, и Луи опускает руку мне на поясницу, невесомо подталкивая вперёд.
— Прости, не ждал гостей, дом захламлён.
— Ничего страшного, — улыбаюсь, разглядывая фото в рамках на стене, столе, тумбах, попутно замечая, что не такой тут уж и кавардак.
На многих я узнаю Луи в разные годы жизни: здесь он ещё дошколёнок, тут старшеклассник, а здесь в младшей школе. Фото такие эмоциональные, как будто я тоже проживаю этот счастливый момент в рамке. На одной Лу с мокрой чёлкой и влажными тёмными пятнами на одежде искренне смеётся, протягивая руки к фотографу, а сзади за ним гонится кареглазый мальчик, похожий на Зейна, с водяным бластером. На другой ему лет десять, и он тискает огромного рыжего дога, похожего на Скуби-Ду, где тоже губы Томлинсона растянуты в улыбке. Но меня привлекает снимок в большой тёмной деревянной резной рамке с витиеватыми буквами сверху, вырисовывающие слово «семья». Луи целует светловолосую женщину в щеку, и она, прикрыв веки, одной рукой обнимает его, а другой — девочку с русыми волосами, которая закрывает свои глаза ладошками и показывает язык. Девчонка сидит у женщины на коленке, а Луи, как «настоящий мужчина», рядом на диване.
— Чай? Кофе? — спрашивает Луи, собирая со столика три пустые кружки.
— Какао есть? — неотрывно рассматривая семейный снимок, задаю встречный вопрос, — с зефирками, — повернувшись, улыбаюсь я.
— Я посмотрю. Вроде было, — Луи кончиками пальцев откидывает упавшую на глаза чёлку. Бросив взгляд на фото, которое я рассматриваю всё это время, он поясняет:
— Это мои мама, сестра и я. Мне здесь, кажется, восемь.
— У тебя мамины глаза, — подмечаю я, вглядываясь в лицо женщины, и, склонив голову на бок, подпираю рукой подбородок. — А ещё, не знала, что у тебя есть сестра.
— Сестра живёт в Канаде с отцом, а глаза… про них я больше чем в курсе, — будто хвастаясь своими красивыми глазами, бросает Томлинсон и скрывается за входной аркой, уходя в кухню.
Вновь окидываю взглядом помещение с видом придирчивого дизайнера: потираю подбородок указательным и большим пальцами, сощуривая глаза. На светлых стенах, покрашенных в бело-кремовый цвет, висят две тёмно-кофейные деревянные полки: четыре квадрата, соединённые уголками по диагонали, на которых стоят книги и какие-то фигурки из Хэппи-мила. Вдоль одной из стен стоит полупрозрачный комод с рёбрами из материала, как у полок: в хрупких на первый взгляд стеклянных ящиках собраны пластинки для граммофона, которого я не вижу здесь. Может, Луи коллекционирует пластинки?
Бело-коричневые шторы на большом окне аккуратно подвязаны золотистыми скрученными верёвочками, а за шторами висит тюль с красивыми узорами серебряной паутины. Современный интерьер идёт в разрез с уютным домашним запахом свежей выпечки. Будто мне снова пять, я приехала к бабушке загород, где и накормят, и сказку прочтут, и спать уложат. Но, увы, я уже не маленькая, а вновь ощутить детство остаётся глубоко в самых заветных мечтах.
Вновь приковываю взгляд к рамкам на стене, комоде, тумбах. Фотографии Луи, в особенности детские, вводят в состояние приятно-грустной ностальгии. Вспоминаю, как мы с Молли играли вместе на заднем дворе родительского дома. Вспоминаю наши родные красные качели со слегка ржавыми цепями, которые отец всё никак не мог поменять; нашу песочницу, где мы лепили фигурки из песка, нашу беседку, закиданную одеялами и подушками, где тёплыми ночами мы лежали с ночником в виде олекорна, и Молли, будучи старшей, читала мне книжки.
Она любит меня и я её тоже, но иногда эгоизм и истерики Молли доходят до такого абсурда, что терпеть всё это просто не остаётся сил. Как ей помочь, если она не хочет этого?
— Зефирок нет, но есть маршмеллоу, — Томлинсон заходит в гостиную с подносом в руках, где стоят две чашки с горячими напитками, откуда вверх вздымаются бледно-серые клубки пара, и вазочка с конфетками.
— Ещё лучше, — спрятав грустное лицо и как можно сильнее натянув искреннюю улыбку, я поворачиваюсь к нему. — Да ты идеальная домохозяйка, Томмо.
Пытаясь не улыбнуться, он ставит поднос на столик и садится рядом, нарочно пихая меня задницей ближе к подлокотнику. Больно широким возомнил себя.
— Тогда ты идёшь работать, а я остаюсь хлопотать по дому, — он расставляет чашки и вазочку на столике, а поднос убирает на ярус пониже.
Хоба. Идеальная возможность поговорить о наших отношениях (которых нет), как бы «к слову». Осталось стараться правильно и по-человечески связывать слова.
Самое лучшее, что мне приходит в голову: пошутить в ответ:
— Сказал так, будто мы вместе, — фыркаю я, потирая о штаны вспотевшие ладони.
— А мы не вместе? — в удивлении Луи вскидывает брови, и меня этот вопрос вводит в ступор. Конкретный ступор.
И что ответить?
Выбираю тактику честного мозготренера и тихо говорю, пряча взгляд в опущенные руки:
— Я не знаю…
Луи что-то хочет сказать, потому что чуть приоткрывает рот, но я его перебиваю, пока могу нормально связать несколько слов в моей голове:
— Мы не говорили на эту тему, но откладывать разговор мне вообще не хочется. Не люблю неопределённость.
Томмо едва слышно фыркает, поднимает моё лицо двумя пальцами под подбородок, заставляя взглянуть на него, и внимательно сканирует его своими голубыми, как морская гладь, глазами:
— Посмотри на меня и ответь, похож ли я на того, кто кинет девушку, которая ему нравится и с которой он переспал? — он смотрит на меня с доброй усмешкой, будто я дурочка, которая сама себя запугала, а теперь не знает во что и кому верить. И это отчасти так.
Жуя нижнюю губу, рву невидимые заусенцы на пальцах и тихо, слегка осипшим голосом, шепчу короткое: «да».
Рассматриваю ногти, пол, столик — смотрю куда угодно, лишь бы не смотреть Луи в глаза, на его лицо, потому что боюсь чего-то, а чего — сама не знаю.
Чувствую, как Луи рукой приобнимает меня за спину и льнёт под футболку. Холодные пальцы скользят по тёплой коже и я ёжусь от мурашек, щекочущих мне спину. Томлинсон подсаживается ближе и я слышу смешок, слетевший с его губ. Он прижимает меня к себе, положив другую руку на моё колено, и целует меня в висок, по-доброму фыркая:
— Дурочка.
Качая головой, льну к Луи, чтобы он обнял меня. Кладу голову ему на грудь и он гладит меня по неуложенным волосам, подбородком уперевшись о мою макушку.
— Может быть и да, — соглашаюсь с ним, зарываясь носом в его футболку и втягивая слабый запах сигарет со вкусом дыни, смешанный с ароматом порошка. Странное сочетание, на самом деле, но мне нравится.
Мне нравится всё, что связано с Томлинсоном, включая его самого.
— Да не может быть, а дурочка. По-твоему, я бы смог это сделать после всего, что между нами было? — по тону понимаю, что вопрос не является риторическим, а значит, требует ответа, но едва я хочу сказать, Луи перебивает. — Я бы никогда не сделал подобного, если не собирался быть с тобой вместе. Ты слишком дорога мне, да и Зейн мутит с твоей сестрой, не пересекаться мы не смогли бы, а твой разочарованный и пустой взгляд с немой болью автоматически вскрыл бы мне вены на запястьях.
От его слов становится действительно легче. Я верю ему. Верю, что он никогда бы так не поступил, но что-то всё же не даёт покоя, и это очень раздражает. Решаю ответить на тот вопрос, который он задал в начале:
— Я не знаю, Лу… Чувства к тебе говорят о том, что ты так не поступишь, но разум предлагает рассматривать всевозможные варианты, — елозя на месте, удивляюсь тому, как круто я связала слова, и отталкиваю его, потому что Луи сжимает меня слишком сильно, отчего становится некомфортно. — Ты милый, заботливый, красивый, домашний. Одним словом, классный, но вдруг всё это лишь игра? Простая игра, где целью стоит разбить чьё-то хрупкое сердце.
Воу, а у меня неплохо получается говорить.
— Так, стоп! — зажмуриваясь и качая головой, затыкает меня Луи. — Тебе Молли так мозги промыла?
Я сама не знаю, но если начала задумываться обо всём после её слов, то, выходит, да? Хотя через какое-то время, наверное, я бы всё равно стала задавать себе вопросы: а что, а как, а почему. Так что Молли просто ускорила процесс, как катализатор.
— Мхм, — пожимаю плечами, не зная, что сказать.
— Лекси, что случилось? — Луи поворачивается ко мне и протягивает руку к моему лицу. Касаясь щеки, он поворачивает меня к себе визави и заставляет взглянуть ему в глаза, чтобы самому попытаться найти ответы на свои вопросы. Но я сама в состоянии всё рассказать, хоть и внутри всё сжимает клещами опаски и туманности по поводу будущего. Не только моего, к слову.
— О чём вы говорили с Молли после того, как ты закрыла дверь? — не выдерживает Луи и спрашивает снова, с беспокойством разглядывая моё лицо. Как я облизываю и поджимаю губы, медленно прикрываю веки и увожу взгляд карих глаз в сторону, раздумывая, всё ли говорить или о чём-то умалчивать.
— О нас, — лаконично бросаю я, выводя на диалог. То, что ему интересно, он спросит, и только тогда я отвечу.
— О тебе и Молли? О тебе и мне?
— Второе.
— И что же она такого сказала, что ты посчитала, что я брошу тебя при первой попавшейся возможности?
— Она спросила, кто мы друг другу, — кусая изнутри губы, отвечаю Луи, который мне кажется немного раздражённым, — и я ответила, что друзья. Ну, её и стриггерило.
— Чего?! — скривив лицо и вытаращив глаза, спрашивает Луи. Так и знала, что это осточертевшее везде и всюду «друзья» его взбесит.
— Ты о чём? — уточню, на всякий случай.
— Что за новомодные слова? Я думал, такой херней только Зейн страдает, но никак не ты.
— Стриггерило? — склоняю голову на бок и Луи кивает. — Триггер — бзик. Взбесилась она, короче.
— Говори по-человечески, без этого подросткового сленга, пожалуйста, — закрыв глаза, потирает переносицу тремя пальцами, а затем поднимает расфокусированный взгляд на меня. — Ну, сказала бы ты мне про друзей, я бы тоже не скакал по полю от радости как сайгак.
— Ну а что мне было говорить? Я сама даже сейчас не знаю, кто мы друг другу. Очень близкие друзья, которые потрахивают друг друга?
Луи смотрит на меня как-то… странно. Развожу руки в стороны, как бы спрашивая, что не так, и Томлинсон после этого жеста прыскает со смеху, хватаясь за живот и сгибаясь пополам.
— Что я смешного сказала? — обиженно складываю руки на груди, не понимая причины его реакции.
Задавливая смех и накрывая рукой губы, Луи старается не смотреть мне в глаза, потому что я нервно и раздражённо закатываю их. У нас здесь серьёзный разговор, а он усцывается со смеху. Напоминает меня в двенадцать, когда мама решила рассказать мне про секс и контрацепцию, чтобы не глупила, ведь у меня пошли первые месячные.
— Прости, но… потрахивают?! — давясь собственным смехом, Томлинсон вытирает обеими руками слёзы, скопившееся в уголках глаз. — Господи, Лекси, я обожаю тебя. Ты лучше Зейна во много раз, такие классные каламбуры придумываешь.
Мечтаю спросить у Луи, идиот ли он, но усмехаюсь, ведь слово действительно странное на слух.
— Ага, спасибо за комплимент. Жаль, диктофона под рукой не было, я бы Малика вывела на ревность.
— Ой, не надо обижать маленького. Мы оба знаем, кого я люблю больше, так что пусть это остаётся между нами, — обхватывая меня за плечо, Луи прижимает к себе и тянется за конфетой.
— Тебе сладости в жизни мало? — возмущаюсь я, забирая у него карамельку, и, раскрывая фантик, кидаю её прямо в рот, пока Луи с охреневшим лицом смотрит на меня. Надеюсь, не мечтая ударить.
— Ну, ты сладкая только по ночам, а сейчас ранний день, поэтому дай мне спокойно съесть конфету.
Щёки вспыхивают румянцем, пока за одной я держу конфетку, как хомяк, припасающий всё в своих щёкомешках. Луи берет из вазочки другую, в черно-бирюзовой обёртке, и, не дожидаясь, пока раскроет, я отвлекаю Луи чмоком в уголок губ и забираю опять лакомство.
— Нечестно! — обижается Лу, на что я пожимаю плечами:
— Ты не заслужил.
— То есть поцелуй заслужил, а конфетку нет? Охренеть. Да и с какого я должен заслуживать свои конфеты, которые покупал лично за собственные деньги? — усмехаясь, истерит он, из-за чего становится похож на Зейна.
Я растягиваю губы в улыбке:
— Не путай отвлекающий маневр с поцелуем. Да и конфетку, на самом-то деле, получить не так тяжело. Как и отобрать у ребёнка, в общем-то.
— Ах ты сладость приторная, — протягиваясь ко мне, Луи упирается руками о мои передние стороны бёдер, и хочет поцеловать, но сжимаю губы в тонкую полоску и уклоняюсь, несмотря на щекочущее чувство в животе.
После пары попыток Луи сдаётся, но не слезает с меня, всё так же нависая сверху, и шепчет низким голосом, пока я смотрю за тем, как его глаза темнеют:
— Будь моей девушкой, Лекси.
Как там описывают радость? Прыжки до небес, готовность сворачивать горы или визг, слышный за три дома? Если бы я описывала это чувство, то сказала бы, что готова крутить планету вокруг Солнца и своей оси, прыгая до другой галактики и визжа так, что у инопланетян полопаются перепонки — если у них вообще уши есть.
Глотаю все лишние слова, раскусывая карамельку, и включаю сучку:
— Это ты нарабатываешь на конфету? — строю серьёзное лицо, но идиотско-счастливая улыбка касается губ, опуская уголки вниз, потому что пытаюсь её скрыть.
— Нарабатывать будешь ты на незабываемые ночи, а я просто не упускаю своего счастья.
Ну всё, внутри Томлинсон точно выбил место для себя, вытеснив всех моих 2D крашей: и Хардина, и Дэймона, и Клауса, и Элайджу, и весь остальной гарем вместе с Кристианом Греем.
— Вот же читер, — усмехаюсь, закусывая щеку, ведь, блин, кого мне теперь любить, кроме него? Я теперь буду считать себя изменщицей, если в тик токе опять засмотрюсь на очередного красавца. Но смотреть — не трогать, верно?
— Кто? — фыркает Луи и накрывает рукой лицо, больно надавливая на ногу. — Я в тебя сейчас кину толковый словарь, чтобы ты не несла всякую чушь с интернета.
— Читер. Тот, кто использует чит-коды, играет нечестно, — опять объясняю я, корча лицо и елозя от боли, чтобы Луи не давил на бедро. — По-моему, словарь надо кинуть в тебя, ведь ты не знаешь значение слов.
— Я проверяю твои знания, Алексис, — садясь напротив, черкает он и приподнимает одну бровь, вытягивая лицо, чтобы выглядеть серьёзно. Вот препод хренов.
— Мистер Томлинсон, я исправлю незачет, обещаю, — выпячивая нижнюю губу, я невинно хлопаю глазками, приподнимаясь на диване, ведь скоро вовсе лягу.
— Мисс, Ваши колени пострадают.
— Извращенец, — брезгливо корчу лицо, запрещая мозгу представлять ужасные картинки.
Господи, забери у меня фантазию, в том числе и пошлую.
— Я имел в виду, что тебе молиться придётся перед зачётом, а не то, что ты подумала, извращенка маленькая.
— Как бы тебя не посадили за маленькую, Томмо.
— Ты уже совершеннолетняя, так что закон не нарушен, не надо мне тут пытаться мозги пудрить, — протягиваясь ко мне, он целует в губы и отстраняется, кивая на столик. — А какао уже остыло.
— Не так уж оно и остыло. Тёплое ещё, — протянув руку, касаюсь стеклянных стенок кружки, что моментально отдаёт чуть горячим теплом.
— Как и чувства Зейна к Молли, — грустно усмехается Луи, вовсе не к месту вспоминая этих двух. — С ними надо что-то делать, раз с нами разобрались.
— Но ты сам сказал, — отпивая какао с растаявшим маршмеллоу, ставлю кружку обратно на столик, — что Молли не хочет принимать помощь. Так как мы заставим её сделать обратное?
Луи задумчиво рассматривает золотистые узоры на своей чашке с кофе, примыкает губами к краям и пьёт, заедая всё шоколадной конфетой из вазочки. Поставив кружку рядом с моей, он вертит в пальцах фантик, складывая его в несколько раз, затем неуверенно поджимает губы и поднимает взгляд на меня:
— Есть одна идея…
_________________
Остаток дня я провожу в беготне за Томлинсоном и расспросах, что за идея возникла в его голове, надеясь, что я его задолбаю и он сломается, выложив мне всё как на духу.
Ага, хрен там плавал.
Луи крепкий орешек — ни зубами, ни кувалдой не расколешь. Как он вообще вытерпел мою безостановочную болтовню? Никто ещё до него не держался больше двух часов. Ненавижу, когда за тобой бегают по пятам и постоянно истерят: «ну скажи-и-и-и».
А ещё больше теперь ненавижу, когда заикаются о чём-то и молчат как партизаны. Да даже те так не молчат, как это делает Томмо!
К вечеру я успокаиваюсь, потому что мы с Луи играем в плейстейшен. Он пять раз из пяти уделывает меня в FIFA, но зато я три из четырёх раз выигрываю его в NFS. Люблю кататься на большой скорости, правда, только если это в пределах виртуальной реальности, там можно начать сначала, если вдруг разбиваешь машину или разбиваешься сам. А в жизни так не сделаешь, к большому сожалению.
Через некоторое время мне надоедает и Лу, в попытках развлечь меня, включает фильм. Какую-то неинтересную сопливую мелодраму, до половины которой я зеваю во весь рот, а потом и вовсе засыпаю, чувствуя спиной, как вздымается грудь Томлиносона от спокойного дыхания. Луи заботливо переносит меня в спальню, на большую кровать с безумно удобным матрацем. Просыпаюсь, когда голова касается подушки, а не ключицы парня, но Луи тихо говорит, что всё хорошо; целует в лоб, и мои губы трогает лёгкая улыбка. Он ложится рядом и обнимает меня со спины, а я, ликуя внутри, наслаждаюсь этой приятной близостью и запахом Луи. Спокойная и тихая обстановка, вкупе с чувством усталости и безопасности разит наповал, и я проваливаюсь в сон.
Утром просыпаюсь раньше Томлинсона с пониманием, что сегодня пятница, а это значит, что не пойти в клуб будет равно преступлению. Иду на кухню, чтобы приготовить завтрак, пока Луи спит — хочу его порадовать; но меня хватает только на приготовление кофе с молоком. Нет, я люблю готовить, но не с утра. Не настолько с утра.
Пока мы сидим на кухне, я рассказываю Луи о своих планах, и он не против, только если сам выберет заведение. Спрашивает про Молли, но я пока не знаю, звать ли её с собой или нет. С одной стороны, она опять может испортить всем вечер, а с другой, чего ей дома тухнуть, как забытому в микроволновке фаршу.
— Как насчет Мотылька? — лёжа на диване в гостиной, Луи листает ленту в инстаграме, пока я тряпочкой из микрофибры протираю пыль на мебели и окнах. Ну надо же мне его чем-то отблагодарить за гостеприимство.
Хотя, это скорее от нефиг делать. Несмотря на то, что Лу сказал чувствовать себя как дома, я всё же чувствую некую скованность здесь. Не могу же спокойно начать шарить в тумбочках, чтобы посмотреть, что у него где лежит. Всё, что мне дозволено личными устоями — это взять книги, посмотреть статуэтки или поиграть в плейстейшен. Ну или включить посмотреть фильм. И то, перед этим я обязательно спрошу разрешения. Но мне ничего не интересно, я лишь хочу поговорить с Луи, побеситься или вообще лечь спать, а он, видимо, хочет чуть-чуть отдохнуть.
Вот именно в этом и заключается минус совместной жизни: иногда один устаёт от общения в момент, когда второму это необходимо, или как минимум, просто хочется. Лучше жить порознь и видеться, когда оба хотят, ведь безумная тоска друг по другу — это и есть повод для общения.
— Не слышала о нём, — свожу брови к носу, вспоминая все клубы, где я и Молли когда-то тусили, но не припомню такого, хотя название у него довольно запоминающееся: в ряду с «Бэйкер стрит» и «Кровавая Мэри».
— По отзывам вполне хорош, да и внутри очень красиво. Вот, посмотри, — он протягивает телефон, показывая публикацию с каруселью фото. — Он открылся недавно, на Уолл-стрит.
— Другой конец города, да ещё и недавно… Тогда неудивительно, почему я о нём не слышала, — я подхожу, внимательно вглядываясь в экран.
Сажусь на Луи сверху, взяв телефон в руки. На первом фото само кирпичное здание: фиолетовая неоновая вывеска с названием «Мотылек», вырисовывающая на конце ночную бабочку, зазывает войти. Но у чёрной двойной двери с окошками из красного стекла стоят золотистые столбики с красными канатами и преграждают вход, а двое огромных охранников в костюмах и тёмными очками, как в «Матрице» даже несколько отпугивают. Но всё это вместе создаёт картину элитного заведения с супер-дорогими напитками, которые вряд ли по карману студентке (то есть мне). На втором фото растянувшаяся вдоль стены деревянная барная стойка с неоновой красной подсветкой и кучей алкоголя в красивых бутылках находится прямо в центре снимка, привлекая внимание; перед ней — высокие стулья с красной сидушкой. А на последнем — третьем, — фото запечатлён танцевальный зал с кучей народу; софиты разлиновывают потолок белыми лучами, а диджей застыл с поднесённой вверх рукой, другой тыкая кнопки на огромном пульте.
— Мой худой кошелёк опустеет от их цен, а задница, любящая приключения, залезет в долги, я прям чувствую, — усмехаюсь, возвращая телефон Луи.
— Я возьму кредит, — он опускает руки мне на бёдра и облизывает губы.
Закусываю щёку и качаю головой, отчего волосы падают прямо на лицо и я стараюсь их сдуть. Луи пальцами убирает мне пряди за ухо и подтягивается, оставляя поцелуй на кончике носа. Я тут же морщусь, надувая губы.
— Не неси чепухи, Лу.
— Ты права, ведь я не настолько идиот, чтобы брать кредит для развлечения. У меня есть деньги на счету, я могу…
— Нет, Луи, я не возьму.
— Одолжить, Лекси. О-дол-жить, если нужно, — он тихо смеётся на мой снобизм, одной рукой прикрывая рот, а другой сжимая кожу на моём бедре, а я смущённо прячу лицо руками.
— Всё равно нет. У меня тоже есть деньги, несмотря на то, что я неработающая студентка. Просто откладываю, чтобы были хоть какие-то сбережения на чёрный день.
— Ох, Лекси, я сказал, что могу одолжить денег в случае чего, а ты сразу же доложила мне о своих доходах. Будь проще, милая, — Луи касается моей щеки, легко потирая кожу большим пальцем. Щека начинает приятно гореть и от удовольствия я прикрываю глаза. — Ты какая-то напряженная, что-то случилось?
— Да вроде нет, — честно отвечаю я на его замечание, пожимая плечами.
Луи отводит взгляд на секунду, а затем приподнимается вместе со мной, тихо шепча:
— Не хочешь расслабиться?
Ну что он делает с моим телом? В груди сердце влюблённо трепещет от этих слов, разгоняясь до скорости бегущего от волка кролика; кожа горит, как разгорающийся костёр, а в животе приятно тянет, вместе с тем посасывая под ложечкой. Масла в огонь подливает то, что я сижу на Луи.
— Предлагаешь чай? — закусывая губу, через силу говорю я, опуская руки ему на разгоряченную грудь.
Луи смотрит на меня так, как будто я — центр Вселенной. Он мило улыбается, даже усмехаясь моим шуткам невпопад, а по его глазам видно, что с промахом смешнее.
— Знаешь, не чай. Но могу предложить кое-что поинтереснее.
_________________
Пишу Молли ближе к вечеру, скидывая ссылку на аккаунт бар-клуба и спрашивая, поедет ли она, на что получаю почти через час ответ: «Ну можно». Удивляюсь тому, как она легко согласилась, учитывая наши вчерашние не разовые разборки. Неужели запихнула свою гордость в задницу? — точно надо отметить, а ещё занести эту дату в список красных дней календаря.
Сижу на пуфике у окна в гостиной, шарясь в телефоне и очищая галерею, откуда давно планировала удалить всякие непонятные скрины, четырёхсекундные недовидео и смазанные неадекватные фотки. Луи смотрит какие-то видео на ютубе, в основном, с песнями под гитару: каверы и песни собственного авторства. И скорее не смотрит, а слушает, сложив руки за головой, прикрыв веки и подергивая ступней в такт. Лучи дневного солнца красиво ложатся на него, отчего он чуть щурится, а подтянутое тело смотрится ну реально выигрышнее на фоне моего. Представляю, как красиво блестят его кристально-чистые глаза в золотых лучах солнца. На губах играет лёгкая улыбка, будто он лежит не в гостиной, а на пляже Мальдив, и Господи, как я хочу сфотографировать его.
Закрывая галерею, быстро открываю камеру, навожу на Томлинсона и настраиваю ISO, чтобы снимок не был слишком тёмным или очень ярким. Пока вожусь с настройками, Луи приоткрывает один глаз и, приопустив ниже руки, наблюдает за мной.
— Закрой обратно и ляг, как лежал, — бурчу я, недовольно фыркая на туго думающую камеру, ведь пока всё прогружается, Луи уже немного меняет позу, а вместе с ней и выражение лица.
— Ладно-ладно, — примирительно-тихим голосом успокаивает меня Луи, закрывая глаза и возвращаясь в исходное продолжение (пытается, по крайней мере). Но улыбка на его лице уже другая. Не такая, будто он валяется в шезлонге на пляже под тёплым солнышком, а голову прикрывают ребристые листья пальмы, а такая, будто перед ним стоит дико ржачный клоун из «Оно» и угрожает жестокой расправой путём выстрела из резинового пистолета. Но при этом вид у Пеннивайза такой, будто ещё секунда смеха над ним, и он разревётся и впадёт в депрессию на всю оставшуюся жизнь, поэтому Луи приходится сдерживать смех, лишь неестественно улыбаясь.
Расстроенно выдыхаю и жму кнопку затвора. Получилось немного не так, как я того хотела, но чёрт, Луи всё равно очень красивый: каштановые волосы небрежно взлохмачены, а растрёпанная чёлка спадает на прикрытые глаза с пушистыми чёрно-коричневыми ресницами. Он расслаблено вытянулся на диване, а ноги скрестил в щиколотках. Хоть сейчас бери это фото и вперёд писать письма в глянцевые журналы. Фото стопроцентно купят за бешеные бабки, а потом ещё и подерутся, кто поместит Томлинсона на обложку. И все заработанные деньги я спущу в Мотыльке, выпивая за здоровье и счастье Зейна, ведь только благодаря ему мы с Луи вместе.
— Покажешь? — спрашивает Луи, когда я слишком долго зависаю в телефоне, любуясь снимком. Обязательно поставлю его на главный экран.
— Нет, — покачиваю головой, убирая телефон в задний карман джинсов, — Ты получился не очень, — морщу лицо, как можно правдоподобнее доказывая, что на фото Луи не вышел, — не хотела тебя расстраивать, поэтому удалила снимок.
— Странно, — выдыхает он, садясь, — обычно я получаюсь прекрасно… — сцепив пальцы в замок, он наклоняет голову на бок, рассматривая меня, а я стараюсь побороть смущение и затушить вспыхнувший жар на коже. — Видимо, фотограф решил не стараться для фото, чтобы не уронить свою самооценку.
— Он просто решил проверить, действительно ли красивые люди и на случайных и ленивых фото красивы. Эксперимент провалился, как видишь, — я улыбаюсь, рассматривая Луи в ответ.
— Во-первых, ты только что сказала, что я красивый, а…
— Нет, — прячу улыбку, — я такого не говорила, — отрицательно мотаю головой.
Луи кусает губу и коротко кивает, как бы говоря, что я сказала, и смысла спорить нет. Цокаю языком и нервно закатываю глаза, отказываясь признавать тотальное поражение.
— Во-вторых, я не видел провала, потому что ты, — он показывает кавычки пальцами, явно раскрыв мой обман, — удалила фото.
Томлинсон, ты гребаный Холмс, а Малик — истерящий Ватсон, идущий к первому только как декор в виде чихуахуа. Ну реально, эти собаки вечные истерички.
— Когда ты отвезёшь меня домой? — спрашиваю я, уже чуть устав от дома Луи. Нет, тут круто и уютно, но я хочу домой… Ведь, как там говорится, в гостях хорошо, а дома лучше?
— Можем ехать хоть сейчас, — Луи поджимает уголки губ и надувает щеки, делая смешное лицо, как у той собаки из передачи про животных на Viasat Nature, которую укусила змея. Знаю, что это нихрена не смешной пример, но, блин, Луи реально похож сейчас на хомяка с набитыми щеками. Облизываю и поджимаю губы, стараясь не засмеяться на весь дом, что даётся очень тяжело. И у меня почти получается, но я, выдохнув через нос, начинаю тихо посмеиваться.
— Поехали, Хомяклинсон, — встаю и направляюсь в прихожую, где висит мой рюкзак, слыша за своей спиной шаги Луи, смешанные с фырчанием в попытке перебороть смех.
— Поехали, Моргансон.
Встаю в ступор, потому что Луи смешал мою фамилию со своей, и я не знаю, как это расценивать. Это вроде круто, но в то же время непривычно-странно.
— Ты хотел сказать, Морган?
— Я хотел сказать, Томлинсон. Но для начала тебе нужно подарить кольцо.
Мне легко сдержать улыбку, потому что это скорее шокирующий прикол, нежели смешной или радостный. Но внутри всё равно греет чем-то тёплым и мягким.
— Что-то старое, что-то новое, что-то голубое, что-то, взятое взаймы? — резко безэмоционально спрашиваю я, вспоминая свадебные традиции.
Мой вопрос остаётся без ответа, но я даже немного рада, ведь рано говорить о свадьбе в принципе и даже прикалываться на эту тему с Луи. Влюблённость — не гарант хороших, долгих и счастливых отношений, потому такой разговор пусть отложится на неопределённый срок.
Мы выходим на улицу: прохладный ветер подхватывает и лохматит мои волосы, забираясь едва ли не под кожу, отчего табун мурашек, появившихся на моём теле в секунду, заставляет поёжиться и тут же запахнуть кофту, сложив руки на груди. Вобрав в лёгкие холодного осеннего воздуха, тут же выпускаю его, не в силах справиться с колющей горло прохладой. Наблюдаю за тем, как изо рта еле заметные клубки пара растворяются перед глазами. И странно, что так холодно, ведь на улице достаточно ясная погода: солнце выжигает глаза своей яркостью.
— Замёрзла? — Луи, чтобы сесть за руль, обходит машину спереди, нажимая на кнопку брелка сигнализации. Она пиликает, два раза мигнув фарами, что значит, что не завизжит до лопнувших барабанных перепонок от первого же прикосновения к ручке двери.
— Немного, — честно отвечаю я, открывая дверь.
— Сейчас согреешься, — обещает Луи, когда мы одновременно садимся в автомобиль и его рука тянется к кондиционеру, чтобы включить тёплый воздух.
Луи проворачивает ключ и заводит двигатель, а затем выезжает с парковки. Всё это время я наблюдаю за его уверенными и уже скорее машинальными действиями. Он делает это всё даже не задумываясь, в то время как я на его месте бы сидела с дрожащими как у алкоголика руками и пыталась не запороть любое движение.
Слушаю ласковое шуршание колёс по асфальту, тихое мурчание двигателя под капотом и мне даже не нужно никакое радио, ведь оно попортит всю атмосферу своими ужасными попсовыми песнями ни о чём. Расслабляюсь, ведь становится тепло и холод не так давит на мозги, и откидываюсь на сиденье. Чуть больше поворачиваю голову в сторону Луи, чтобы было удобнее наблюдать за спокойной, но уверенной манерой вождения. И глядя на выступающие вены на руках, крепко переплетающиеся с татуировками, в голове на секунду пролетает мысль о том, чтобы сфотографировать эту картинку. Но мой лимит попыток сфотографировать Томлинсона исчерпывается, ведь уже в следующую секунду я отключаюсь.
_________________
— Лекси, — слышу тихий голос Луи и чувствую, как его губы касаются моего лба, — мы приехали.
Лениво раскрываю глаза и потягиваюсь на сиденье, разминая тело. Шея и плечи немного ноют, потому что сорок минут спать сидя, ну камон, тело затекает ужас как. Зеваю, прикрыв рот рукой, и протираю заспанные и слёзные глаза. Томлинсон всё это время с блаженным лицом наблюдает за мной и слегка улыбается.
— Чего?
— Ты такая милая, когда сонная, — протягивая руку, касается указательным пальцем моего носа.
— Странный комплимент, но спасибо, — понимаю, что не хочу выходить. Хочу остаться с Луи.
— Почему странный?
— Не знаю, мне такого не говорили, — пожимаю плечами, вспоминая все комплименты парней в мою сторону, но такого на моей памяти нет.
— Но это же не значит, что он странный, — мягко утверждает Луи, не отводя от меня этого влюблённого взгляда, от которого мышцы в животе танцуют макарену.
— По моим ощущениям, он именно такой, — улыбаюсь и тянусь к ручке, чтобы открыть дверь и выйти. Хлопаю дверью сильнее, чем нужно, и, останавливаясь, вздрагиваю от осознания, что Луи меня сейчас прикончит.
Медленно оборачиваюсь, приковывая взгляд к слегка охреневшему лицу Луи. Он опускает стекло с пассажирской стороны и тянется через весь салон как можно ближе.
— Лекси, ещё раз так хлопнешь, — медленно выдыхает он и мне кажется, что я не на шутку разозлила его, — меня хватит удар.
Мне становится холодно от ветра и немного от понимания, что, блин, я прокололась перед Лу.
— Прости, я не специально, — придерживаю лямку рюкзака на плече обеими руками, потому что не знаю, куда ещё их деть.
— Всё нормально, просто постарайся так больше не делать, ладно? — поворачивает ключ зажигания и машина заводится.
Луи не рассержен, он просто просит. Спокойно и тихо, но почему мне кажется, что на меня орут? Почему это дурацкое чувство вины включает режим боязни всего и я не могу ничего с этим поделать? Ничего не говоря, коротко киваю и разворачиваюсь на пятках, спеша к дому.
— Я напишу, — выкрикивает мне вслед, прежде чем отъезжает с парковки.
Захожу на лестничную площадку и подхожу к нашей двери. Достаю ключи и мечтаю, чтобы Молли не говорила ничего, что может спровоцировать меня, а затем, как по цепочке, её, чтобы мы не поругались и спокойно сходили в клуб.
А Луи подвезёт нас или только заберёт? Чёрт, почему самые важные вопросы приходят только после того, как задать их почти невозможно.
— Нет, Луи, напишу я, а не ты, — тихо усмехаюсь себе под нос, открывая дверь.
С кухни тянется запах клубничного пирога, который обычно нам печёт мама, когда мы приезжаем домой. И я надеюсь, что это не она приехала нас навестить, иначе все планы полетят просто коту под хвост, хотя родителей я не видела уже около двух месяцев и безумно скучаю.
Прохожу дальше и вижу, что стоит у плиты не мама и даже не папа, а Молли. В домашних велосипедках, серой потрёпанной футболке и фартуке, завязанным сбоку, а короткие волосы убраны с лица банданой. Неудивительно, почему Зейн запал на неё — она ведь безумно красивая, особенно в домашней одежде.
— Привет, — бросает она, не глядя в мою сторону.
— Привет, — прохожу мимо барной стойки, направляясь в свою комнату.
Иногда жалею, что наша гостиная совмещена с кухней, потому что когда мы ссоримся и не хотим друг друга видеть, то сидим по комнатам, а мне иногда хочется посмотреть что-то по телику или поесть. Но в этом и плюс: ты готовишь или ешь и смотришь какую-то жутко интересную дичь.
— Прости, пирог ещё не готов, я не знала, когда ты приедешь.
Молли извиняется и готовит что-то для меня. Неужели обуздала свой характер?
— Ничего страшного, как раз аппетит нагуляю.
Бросаю рюкзак у двери и иду обратно, в ванную, чтобы помыть руки. Открываю кран и намыливаю кожу, когда вижу в отражении зеркала Молли, стоящую в дверном проёме.
— Я хотела извиниться, — она отводит взгляд, разглаживая руками фартук, а я внимательно смотрю на неё, смывая мыло с рук струёй тёплой воды.
— За что?
— За своё поведение. Я много всякого бреда вчера наговорила и мне стыдно. Ты наконец-то нормально общаешься с Луи без неловкого молчания и заикания…
— Мы встречаемся, — перебиваю и хватаюсь за края раковины, опираясь на неё.
— И я безумно этому рада. Ты наконец-то стала счастливой, а я веду себя как последняя стерва. Прости, Алексис.
Она всё понимает, всё осознаёт, но работа над собой требует великих сил и терпения, которого у Молли не хватает, поэтому она так поступает. Какие-то странные чувства снисхождения и жалости к сестре жжёт горло, а я не могу унять их, отчего мысленно даю себе ощутимую пощёчину.
— Я всё понимаю, Меллс, — вымученно улыбнувшись, вытираю руки о футболку, пока подхожу к ней, чтобы обнять.
Она впечатывается в меня резко и сильно, утыкаясь носом мне в шею и сжимая в кулаки футболку на моей спине. Я поглаживаю её по голове, пытаясь поддержать.
— Я эгоистичная дура.
— Да, — соглашаюсь, — а ещё бесчувственная сука и стервозная овца.
— Ну это уже слишком, — фыркает мне в шею, отчего становится щекотно и я резко наклоняю голову в её сторону, отталкивая её от себя с хихиканьем.
— Всё для тебя, — улыбаюсь и, выключая свет, выталкиваю её из ванной.
— Пирог! — раскрыв рот и вытаращив глаза, вскрикивает она и бежит на кухню, чтобы проверить, не сгорел ли. Со смехом следую за ней в гостиную, чтобы взять телефон и написать Луи.
Томлинсон не в сети, но я всё равно пишу сообщение. Во всяком случае, вдруг зайдёт. Если не ответит через час, то придётся звонить.
Алексис Морган: ты заедешь за нами? Или мы на такси?
— Тебе чай или кофе? — спрашивает Молли, доставая ароматный пирог из духовки.
— Разрезай, а я налью, — вставая с дивана, подхожу к барной стойке и включаю чайник.
— Мне зелён…
— Зелёный чай без сахара, я помню, — обхожу Молли и тянусь к шкафчику за чашками.
_________________
Собравшись, мы с Молли заказываем такси, потому что у Луи появились дела и он не может приехать вовремя. Написал, чтобы мы ехали вдвоём, и если нужно, то оплатит машину. Я конечно же вежливо отказалась, потому что у меня есть деньги и я не хочу, чтобы Луи сильно тратился на меня.
— На улице прохладно, — когда мы выходим, Молли ёжится от ветра. Её коктейльное платье достаёт всего лишь до колена, и я не представляю, насколько замёрзнут её ноги, если мы простоим хотя бы минут пять в ожидании такси.
— На улице не лето.
Нам позвонили и сказали, что машина будет через минуту, но я не вижу «чёрного отполированного бенза». Даже меня на улице в джинсах и кофте поверх топа холодный ветер обдувает едва ли не до костей, а у бедной Молли зуб на зуб не попадает.
— Сразу минус семь звёзд этому сервису, — фыркает она, потирая ладонями предплечья, и я снимаю свою рубашку-куртку, чтобы накинуть ей на плечи.
Хочу уже звонить оператору и жаловаться на обслуживание, но вижу заезжающий на парковку мерс.
— Наконец-то, — Меллс закатывает глаза, зло цокая каблуками по асфальту.
Пока идём к машине, я раздумываю над тем, как сесть: с ходу начать материть водителя или же позвороваться и вежливо указать на прокол, добиваясь снижения цены или хотя бы извинений.
По итогу я открываю дверь и, поприветствовав молодого парня за рулём, аккуратно сажусь на переднее пассажирское сиденье, нервно откидывая волосы за спину.
— Вы сказали, что будете через минуту, а не десять. Я вся замёрзла, — возмущается Молли, запахивая мою рубашку на себе и скрещивая руки.
— Вы же понимаете, что на улице холодно, но оделись как в клуб. К слову, куда едем?
— Не представляете, в клуб, — усмехаюсь я, надменно вздернув голову. Таксист удивленными глазами смотрит то на меня, то на Молли. Я протягиваю телефон с адресом.
— Понял. Простите за опоздание. Долго стоял на светофоре, — в ход пошли оправдания, а значит мы его присыдили.
Ухмыльнувшись уголком губ, выпрямляюсь и облокачиваюсь на спинку сиденья. Смотрю прямо на дорогу, освещаемую лишь белым светом фар и оранжевыми уличными фонарями до тех пор, пока мы не выезжаем ближе к центру города. Из стеклянных витрин и вывесок сквозь тонированные окна блещет разноцветный свет.
Подъезжаем к парковке напротив Мотылька и тут всё точно так же, как и на фотографиях, за исключением большой очереди, проходящей через фейс-контроль.
— Вам придёт онлайн-оплата, — открыв дверь, бросаю я и даже не думаю попрощаться с водителем, хотя он говорит клишированное «хорошего вечера».
Стою около машины, пока не выходит Молли, слишком громко хлопнув дверью (так вот откуда у меня эта привычка — гены).
— Ужасный тип, — недовольно бурчит она, когда чёрный мерседес отъезжает.
Усмехаюсь и киваю, соглашаясь с её словами, пока мы идём ко входу. Очередь проходит быстро, чему я искренне радуюсь. Стоять на холоде не очень хочется.
Большой охранник оказывается приветливым и вежливым молодым человеком, открывая нам дверь. Внутри громко играет музыка и софиты бьют в глаза, хотя мы ещё даже не в главном зале. Вижу, что Молли уже направляется к барной стойке, а это значит, что она хочет максимально напиться. Поддерживаю её в этом, потому что у самой желание такое же, ведь, блин, я счастлива. А ещё, когда (не если!) напьюсь, начну звонить Луи и мямлить, какой он классный, суперский и как я его обожаю-люблю-не-могу. Но постараюсь держать себя максимально в руках.
За барной стойкой, к большому удивлению, мало людей, ведь пять стульев из восьми свободны. Мы даже ещё не сели, а Молли уже заказывает, перекрикивая музыку:
— Два мартини, пожалуйста, — положив локоть на барную стойку, она поворачивается ко мне и закусывает ноготь, как-то странно глядя на меня.
— Ты опять хочешь смешивать?.. — с долей опаски говорю я, забираясь на высокий стул, будучи неуверенной, что она расслышит. Но её губы трогает ехидная ухмылка, отчего я понимаю — нам завтра будет плохо.
Но подсознание ещё так иронично добавляет, что мне вдвойне, потому что Луи вынесет мозг из-за того, что я напилась. Парень, всё-таки: переживает, злится и остальное.
На стойке лежит меню с напитками и закусками. Пододвигаю его пальцами, поверхностно пробегая глазами. Подмечаю, что помимо алкогольных коктейлей здесь есть и соки. Но вижу цены и меня отпускает, ведь здесь не так уж и дорого, как я представляла.
Симпатичный темноволосый бармен с бледной кожей и серо-голубыми глазами играет бровью, глядя на меня, когда ставит перед нами коктейль.
— Она занята, — как бы невзначай выпаливает Меллс, крутя пальцами тоненькую ножку бокала.
Прячу улыбку, понимая, что кое-кто приметил этого парня, не буду тыкать пальцем.
— А вы, значит, нет?
— Именно, — соглашается сестра, делая глоток и всматриваясь в бейдж, — Тайлер.
Тоже пью, наблюдая за тем, как она кадрит бармена, и жидкость как-то неприятно обжигает горло, отчего я морщусь. Но это лишь первый глоток, при последующих вкус алкоголя уже становится приятен.
Я витаю в облаках и не замечаю, как уже пью дайкири с киви, а Молли, строя глазки Тайлеру, пропускает третий секс на пляже. С грустью думаю, что будь здесь Зейн, он бы разозлился, отмудохал этого парня и наорал на Молли. И мне даже становится его несколько жалко, хотя, черт возьми, эти двое даже не в отношениях.
В сумке вибрирует телефон, но я замечаю это, когда уже вызов сбрасывается и с экрана блокировки на меня смотрит фото Луи, которое я сделала днём. Поверх фото высвечивается шторка с двумя пропущенными от Луи. Вот же чёрт.
Он звонит опять, и я снимаю трубку. Что-то говорит мне, но я не слышу из-за музыки.
— Погоди, Лу, — кричу в трубку, чтобы он услышал.
Касаюсь плеча Молли кончиками пальцев и, когда она поворачивается в мою сторону, показываю ей экран, указывая большим пальцем в сторону выхода. Она кивает, а я беру сумку и рубашку и зажимаю телефон плечом.
Пробиваюсь через толпу людей, немного плавая в движениях, но стараюсь ни в кого не врезаться, чтобы не найти проблем, и выхожу на крыльцо.
— Теперь я могу тебя услышать.
— Посмотри вперёд.
Делаю то, что говорит он, фокусируя зрение. Вижу сначала его машину, а потом и самого Луи, выглядывающего из окна.
— Ну и?
— Подойди ко мне.
Хочется отказать, но что-то не даёт этого сделать. Перебирая ногами, спускаюсь по ступеням и мирюсь с фактом, что придётся переходить дорогу. Я всё так же не снимаю трубку, ведь голос у Луи серьёзный, словно злой какой-то.
— Лекси, только смотри по сторонам.
— Да, конечно, мамочка. Я помню, я хорошая девочка, — язвлю ему в ответ, останавливаясь на пешеходе и жду светофор.
— Хорошие девочки не напиваются в ночных клубах.
Он будто винит меня, отчего меня пронзает болючий укол прямо в грудь. Решаю ничего не отвечать, пока не подойду к нему.
— По-моему, ты мне разрешил, — я подхожу к парковке и он выходит из автомобиля.
— Я помню, Лекс, — он улыбается.
Ускоряю шаг, чуть пошатываясь, поэтому Луи подходит ближе. Врезаюсь в него с объятиями и понимаю, что скучала.
— Садись, — говорит он, приполнимая меня и неся к машине.
— Ты совсем? — вскидываю брови и даю понять, чтобы отпустил. — Там Молли одна.
— Кому ты рассказываешь, она уже по-любому заговорила какого-нибудь красавчика, который составляет ей компанию, а ты сидела и слушала её подкаты.
Закатываю глаза и цокаю, ведь Луи прав. Но я не собираюсь кидать сестру одну. Мы приехали вместе, вместе и уедем. Складываю руки на груди и отхожу на шаг.
— Брось, Лекс, мы ненадолго, — уговаривает, убив этот шаг между нами. — Я даже тебя поцелую, несмотря на твой аромат алкоголя.
— Выбиваешь утреннюю конфетку?
— Хочу поцеловать тебя, потому что уже выбил.
— Я слишком пьяная для твоих шуток, вынесешь мозг завтра, когда я буду с похмелья, — фыркаю на его слова, но щёки всё равно горят. То ли от алкоголя, то ли от его комплимента.
— Договорились.
— Как скоро мы вернёмся? — спрашиваю, чтобы понять, согласиться или отказаться от поездки туда-не-знаю-куда.
— Минут пятнадцать, — Луи кладёт руки мне на талию и смотрит в глаза прежде чем поцеловать. Горячие губы накрывают мои и я просто хочу упасть от удовольствия, ведь ноги расслабляются, а я стараюсь устоять.
Когда он отстраняется, я говорю, доставая телефон:
— Засекаю время, — включаю экран, чтобы посмотреть на время, и мысленно хлопаю себя по лбу, ведь там стоит фото Луи. А он всё видит.
Исподлобья смотрю на Томлинсона, который на секунду вскидывает брови, а затем отводит взгляд, облизывая губы и прикусывая нижнюю. Вижу, что он что-то собирается сказать, поэтому быстро перебиваю его:
— Свои комментарии при себе, усёк? — прячу телефон и быстрыми шагами подхожу к двери с пассажирской стороны, открывая её и садясь внутрь.
Луи смеётся, качая головой, и следует за мной. Заводит машину и смотрит на меня:
— Ну ты же понимаешь, что я не могу промолчать? Вот так вот я плохо вышел, да?
— Для журнала фото не сгодится, но я решила дать тебе шанс и поставить на заставку.
— Не поверишь, но взаимно, — с приборной панели он поднимает свой телефон и включает экран, где стоит моё фото. Я, сложив руки под голову, сплю на его кровати. Волосы слегка взлохмачены, но на лице довольная полуулыбка. Должна признать, мне нравится то, как я получилась на этом фото.
— Вот ты чёрт, — тихо усмехаюсь себе под нос и отворачиваюсь к окну.
_________________
Автор
— Да не трогай ты меня! — в грохочущей музыке можно было различить истеричные визги девушки. — Руки убрал, я сказала! — всё плывёт в видении, а софиты и светомузыка пестрят перед глазами так, что проще будет выколоть их и не видеть ровным счётом ничего, чем яркие и цветастые вспышки, а ещё Зейна, действующего на нервы так же, как электрический ток — убиваемо.
— Всё в порядке, — осаждает подскочившего бармена, а затем переводит взгляд на девушку. — Ты идиотка? Я тебя одну здесь не оставлю. Пойдём, — Зейн хватает Молли под локоть, но та вырывается, сидя на барном стуле.
Вообще, людям и охране бы не мешало обратить внимание на крики в клубе, но всем или глубоко наплевать, или они находятся под кайфом алкоголя или чего посерьёзнее.
— Я здесь с Лекси, оставь меня в покое, — полностью игнорируя сказанное Зейном ранее, она замахивается на на него белым клатчем, но тот даже не думает как-то отреагировать, полностью стоя на своём как месте, так и мнении.
— Перестань горланить, — терпение парня заканчивается достаточно скоро и он, подхватывая Молли под подмышки, вешает на плечо, унося в комнату рабочего персонала — в хорошо оборудованной подсобке явно потише, чем у места диджея. Она возмущённо колотит Зейна кулаками по спине, но ему всё равно: не впервой справляется с её характером.
Зейн ставит Молли на ноги и, пока она не начала вновь орать, встряхивает за плечи. Скривив лицо и схватившись за виски, Саркис сжимает челюсти и стонет от боли, ударившей в голову. Перед глазами мелкой россыпью летит белёсая рябь, а по голове проще ударить молотком — не так больно будет.
— Ты придурок! — ядовито шипит она, поджимая губы, и ждёт, пока колокольня в голове хоть немного утихнет.
Зейн, стойко выдерживая все оскорбления в свой адрес, загораживает сильным телом вход, чтобы его бывшая ненароком не решила свалить. Хотя с её ловкостью после четырёх выпитых Сексов на Пляже, мартини и Кровавой Мэри максимум, что она сделает — рухнет прямо перед порогом своей свободы.
Как бы ни старался не показывать этого, но он очень волнуется за Молли, потому что любит. До сих пор любит всем своим сердцем: со всеми истериками, перепадами настроения, со всеми загонами. Он готов терпеть это. Был готов всегда, а с недавнего времени это ему в кайф, ведь всё это — неотъемлемая часть Молли. Той Молли, которую он любит, которую хочет защищать, с которой хочет шутить и беситься, разговаривать и общаться, которую хочет успокаивать после плача и заботливо вытирать слёзы с её красивых зелёных глаз.
— Я тебе сказал, давай отвезу домой.
— Я тебе сказала, я с тобой никуда не поеду.
Её пьяное упрямство в данный момент очень бесит, до клокочущего в груди рыка, но стоит попытаться понять, хотя бы выяснить причину, почему она так его ненавидит.
— Почему?
— Потому что я приехала с Лекси, с ней и уеду, — сложив руки на груди, Молли надменно вскидывает брови и, отставив ногу в сторону, нетерпеливо стучит носком туфли по полу.
— Да как ты не понимаешь, она уехала с Луи! — соединив пальцы на руках, он выносит руки перед собой и трясёт ими, пытаясь достучаться до бывшей уже криком.
Нет, терпеть крики Малика на себя она точно не будет.
— Она ушла разговаривать по телефону! — пальцем указывая на дверь, Молли не убирает другую руку от груди, всё так же стоя в той же позе.
— И её на крыльце забрал Луи, пойми ты это! Её нет уже сорок минут, потому что она уехала.
До неё, кажись, доходит лишь сейчас. Приоткрыв рот, Молли растерянно смотрит по сторонам, тихо спрашивая:
— Как уехала?..
Не сдержав радости, Зейн чуть заметно подпрыгивает и поворачивается вокруг себя, вскидывая руки с растопыренными пальцами к своему лицу:
— Аллилуйя, Молли!
Она раскрывает сумочку и поспешно шарит там что-то. Зейн внимательно следит за движениями девушки, боясь, что та может достать перцовый баллончик.
— Что ты… — он замолкает ровно в тот момент, когда Молли достаёт мобильник.
Быстро тыкая пальцами по экрану, она пытается ввести пароль, но уже второй раз всё идёт крахом. Зейн протягивает руку, дёргая пальцами, чтобы та дала помочь, и спрашивает:
— Пароль всё тот же?
Молли несколько раз кивает и отдаёт телефон Зейну, у которого явно перед глазами ничего не плывёт и не рябит, да и с координацией всё намного лучше, чтобы он разблокировал экран.
— Я так понимаю, набрать Лекси? — спокойно спрашивает он, поднимая взгляд карих глаз. Сглотнув комок обиды, Молли всё так же кивает, не говоря ни слова.
Нарыв контакт её сестры, Зейн нажимает кнопку вызова и передаёт трубку хозяйке. Долгие гудки слышны даже парню, а затем в динамике раздаётся короткий писк и их перебрасывает на автоответчик.
— В смысле, она кинула меня? Променяла на мужика?.. — с тихой досадой, выраженной лишь обидой в зелёных глазах, Молли отрешенно смотрит на экран телефона, а затем, сжимая его от обиды, швыряет обратно в клатч.
— Эй, Меллс, — Зейн аккуратно тянет руки к ней, чтобы обнять. Крепко и нежно. Та поддаётся и шагает вперёд, давая понять, что разрешает это сделать.
— Вот так будет всегда, — вжимаясь в Зейна, как в единственное место, где она может чувствовать себя в безопасности, хнычет Молли. — Алексис будет бегать постоянно к Луи, а я буду одна. Она меня ещё позавчера бросила одну, когда уехала к нему, — часто-часто дыша и глотая воздух, она пытается прогнать слёзы, что так не вовремя стынут в глазах.
— Ну, с Луи та же схема. Он теперь чуть что, так сразу Лекси-Лекси-Лекси, — нарочито сделав писклявый голос, небрежно бросает Зейн. — Так что… — он трётся щекой о макушку Молли, прикрыв глаза, — мы одного поля ягоды, Меллс, — он отстраняется, чтобы взглянуть на неё. — Но знаешь в чем наша разница?
— В чём? — шмыгает носом она.
— Я рад, что Луи и Алексис нашли своё счастье.
Молли поднимает взгляд на Малика, глядя в его карие глаза со слишком непонятным для Зейна выражением. Её руки обвивают его талию, а пальцы перебирают одежду на спине. Зейн ласково проводит рукой по рыже-каштановым коротким волосам, а затем чувствует резкий выдох, походящий на пьяный смешок.
— Вот я дура… — Зейн вскидывает брови, готовясь спросить, с чего бы, но Молли опережает его мысли, уже выдавая, — такого мужика упустила.
На лице у Малика растягивается радостная улыбка, и он кое-как сдерживается от того, чтобы согнуть руку в локте, сжать ладонь в кулак и резко опустить вниз, произнеся победное: «Да!». Но он, громко выдохнув, усмехается:
— Ну, вообще-то не упустила. Я всё ещё бегаю за тобой.
Саркис, улыбнувшись, чешет указательным пальцем низ носа и часто-часто моргает, прогоняя слёзы.
— Догнал? — спрашивает она, подняв голову, чтобы посмотреть прямо в лицо Зейну, светящемуся будто от софитов. Но сюда не проникает тот свет из главного зала.
— Пока нет, — он расстроенно пожимает плечами, опуская голову и пряча взгляд в ногах.
Молли качает головой, вновь расплываясь в улыбке, и подходит к нему, запинаясь о свою же ногу незаметно для Зейна. Кончиками пальцев раскрытой ладони приподнимает его голову за подбородок. Она молчит, тепло глядя в родные тёмно-шоколадные глаза, и протягивает руку к щеке Зейна, тёплыми пальцами касаясь горячей кожи с щетиной. Простое прикосновение… но не совсем. Молли пусть и не понимает этого, не видит, но Зейн с наслаждением прикрывает глаза, кладя свою ладонь поверх Молли и прижимаясь к тёплой крохотной руке девушки.
Как он мечтал о таком прикосновении, простом, но теплом и нежном — именно о прикосновении Молли к нему — не передать словами.
— Я считаю иначе, — шепчет Саркис, шатко вставая на цыпочки, и прижимается губами к Зейну в уголок рта, чувствуя, как он сдерживает широкую улыбку. — Спасибо за всё, Зейн. За то, что не оставил меня одну, что всегда пытаешься помочь, что терпишь меня. Лекси мне говорила, что ты — единственный, кому даже в кайф это делать.
— Я надеюсь, это не пьяная ошибка, от которой ты завтра во время дьявольского похмелья отречешься? — с долей неверия и чувства подвоха спрашивает Малик.
— Я не настолько пьяна, Зейн.
Она отходит от него, направляясь кривой походкой к кожаному диванчику. Но каблуки то и дело мешают идти более-менее ровно, потому как ноги подкашиваются и подворачиваются в щиколотках, а Молли раскидывает руки в стороны, как бы удерживая равновесие. Зейн долго не может наблюдать за этой картиной, поэтому в два шага оказывается позади своей (не)бывшей и подхватывает её на руки, чтобы поднести и посадить на диван.
— Бабы, — фыркает он, слегка удивляясь спокойствию обычно упертой Молли, — если собираетесь набухаться где-то далеко от дома, ну наденьте вы удобную обувь, чтобы не сломать ноги. Зачем вы усложняете всё?
Икнув и ойкнув, Молли тихо хихикает, прикрывая рот рукой:
— Потому что каблуки — это красиво.
— Но не удобно.
— Но ты соглашаешься, что это красиво.
— Красиво, но опасно для ног, когда ты пьяная до состояния едва стояния, — кряхтя, Зейн опускает бурчащую про не такой уж сильный уровень опьянения Молли на диван. Она падает с громким выдохом, похожим на стон.
— Ой… прости, — смеётся Молли, не зная, как объяснить причину такого выдоха, — я не знаю, почему это.
— Всё нормально, — улыбаясь, Зейн присаживается рядом и сутулится, упирая локти в колени, — ты просто перепила. Но, признаться честно, давно я не слышал этих звуков. Успел даже соскучиться.
— Ой, да ты говоришь так, будто за эти полтора месяца у тебя никого не было. Помоги, — пытаясь расстегнуть мелкий ремешок, обвивающий щиколотку, и снять неудобную обувь, Молли сдувает пряди волос, падающих на лицо и закрывающих весь обзор.
Зейн усмехается на заявление девушки и одним движением расстегивает застежки, снимая туфли. Она поднимает удивлённый взгляд:
— Что, не было?
— Меллс, ты говоришь так, будто не знаешь меня. Я же верный до кончиков пяток и от начала макушки, как пёс. Конечно, у меня никого не было, — соединив пальцы в замок, он большими описывает круги друг вокруг друга, а потом замирает на пару секунд, раздумывая и боясь спросить: — А… а ты? У тебя был кто-то… другой? — сглотнув в страхе последнее слово, он поворачивается к Молли, вглядываясь в её лицо и надеясь распознать там ложь, если вдруг она там будет.
Зейн понимает, что даже если и так, это не считается изменой, ведь по факту они с Молли не были вместе, но что-то всё равно подсказывает ему, что он расстроится едва ли не до слёз. Всё это время он бегал за ней, а она, воротя нос от него, спала с другим. Это действительно нечестно и обидно, даже если их не связывали чувства и это можно назвать простым перепихоном.
— Ну, если честно, — Молли поджимает губы, и Зейн едва не психует, прося её не продолжать, но другая его часть заставляет покорно слушать, а ко всему прочему, и взять за руку, чтобы поддержать и показать, что в любом случае, он не осудит, — то да, был парень, — хоть и пьяная, но она следит за Зейном, видя, как напрягается его челюсть и выделяются скулы. — Я с ним хотела поиграться. Когда дело дошло до секса, — она чувствует, как Зейн сильно сжимает её руку, сам того не замечая, — Зейн, больно, — он ослабляет хватку и только тогда Молли продолжает. — Когда дело дошло до секса, я не смогла… Вообще нет, я ничего не чувствовала. Меня не тянуло к нему, не было возбуждения. Такое ощущение было, что я собиралась переспать с… с братом, но не с левым парнем.
— Господи, я тебя обожаю, милая! — облегчённо выдохнув, он наклоняется к полусидящей Молли, оперевшись руками по обе стороны от неё о диван, чтобы поцеловать. — Я люблю тебя, — между поцелуем произност он, проводя носом по скуле Молли.
— И я тебя люблю, — сдерживая улыбку, шепчет она.
_________________
— Так куда ты меня везёшь? — спрашиваю, когда мы выезжаем с парковки.
— Увидишь, — загадочно отвечает Луи, даже не глядя в мою сторону. Да чёрта с два пытаться вытащить из этого парня слова, когда он что-то задумал.
Громко фыркнув, откидываюсь на сиденье, обиженно надувая губы.
Мы проезжаем улицу и Луи заворачивает во двор. Не хочу ничего думать и придумывать, поэтому покорно жду его ответов. Глушит машину, останавливаясь у тротуара, и молчит.
— Ну и? — не выдерживаю, потому что хочу знать, что дальше. Или он меня просто привёз посидеть помолчать?
— Это часть плана.
Меня бесят до психа его короткие ответы. Можно обширнее отвечать?
— Моего похищения?
— Процесса примирения.
— Не понимаю, — громко выдыхаю, пока до меня не доходит, о чём он. Зейн и Молли. Но она же там одна. Или это какое-то наказание, а-ля запереть ребёнка и не давать высовываться?
— Я задумывался давно о том, чтобы помирить этих двоих, но не знал, как. А вчера мне в голову пришла идея позвать вас в клуб. Я не хотел говорить, так как не знаю, что из этого выйдет. Но ты сама сегодня захотела потусить, поэтому я даже особо и не палился с этим. Да и твою бдительность это усыпило.
— Но почему именно этот клуб?
Луи усмехается и пожимает плечами:
— Потому что тут работает Зейн, — хочу спросить, почему я его не видела, но Луи продолжает, а я не хочу перебивать. — Я сказал ему, чтобы сильно не высовывался, когда увидит вас на входе. И только через несколько минут после того, как ты выйдешь, разговаривая при этом по телефону, пускай подходит к Молли. Ну, на самом деле, всё дальше зависит от них самих.
Удивляюсь тому, как Луи придумал всё. Обставил так, чтобы я ничего не узнала и просто спокойно отдохнула без каких-либо ожиданий. А может, мне только сейчас его план кажется гениальным, потому что соображаю я туговато и слишком плаваю в мыслях.
Губы трогает счастливая улыбка, потому что что-то мне подсказывает, что всё будет хорошо. Ведь Молли уже извинилась сегодня за своё поведение, а значит, что она должна принять свою неправоту в отношении Малика.
Телефон Томмо звенит из-за уведомления. Он тут же хватает его и читает сообщение. По его радостному и даже счастливому выражению лица понятно — всё получилось. Он протягивает мне телефон, чтобы я прочитала. Фокусирую зрение на маленьких буквах и читаю, улыбаясь от того, как Малик записан у друга, а потом от содержимого:
Истеричка: мы вроде снова вместе.
Поднимаю радостный взгляд и, резко вытягивая руки, прижимаю Луи к себе, собирая в кулаки его футболку на спине.
— Ты лучший Луи. Я обожаю тебя.
Слышу и чувствую тихий смех, а затем слова:
— Ты тоже мне дорога, Лекси.
