Я не сумасшедшая

Зря заводила будильник, проснулась гораздо раньше. Спустилась вниз, дверь подвала за собой заперла. Всё по плану. Постучала в её дверь, крикнула: вставать пора, подождала десять минут, засов отодвинула и вошла. Сумочку её принесла. Содержимое, конечно, проверила. Ничего такого там не было, только пилочка для ногтей и точилка с бритвенным лезвием, это всё я вынула. Горел свет, она стояла у кресла. Одетая. И опять смотрит во все глаза, ни признака страха, прямо храбрый портняжка. Странно, она выглядела совсем не так, как я её представляла себе. Ну, правда, я её вблизи толком не видела. Говорю: надеюсь, вы хорошо спали. – Где я, кто вы, зачем меня сюда привезли? – произносит холодно так, но без злости, без крика. Этого я сказать вам не могу. Она говорит: – Я требую, чтобы меня выпустили. Это чудовищно. Стоим и смотрим друг на друга. – Отойдите, – говорит, – вы мне мешаете. Я ухожу. И идёт прямо ко мне, прямо к двери. Стою, не двигаюсь с места. На мгновение подумала, сейчас бросится на меня, но она, видно, поняла, это будет глупо. Я твёрдо решила не поддаваться, знала, ей со мной не сладить. Она остановилась прямо передо мной, вплотную. – С дороги. – говорит. Вам пока нельзя уйти, говорю, пожалуйста, не заставляйте меня снова применять силу. Она так холодно, презрительно на меня посмотрела, отвернулась и говорит: – Не знаю за кого вы меня принимаете. Если вы полагаете, что я дочь богатых родителей и они дадут за меня огромный выкуп, вы будете неприятно поражены. Я знаю, кто вы, говорю, дело не в деньгах. И больше ничего сказать не могу, волнуюсь ужасно, это же она, тут, во плоти. Прямо дрожу вся. Хочу глядеть на неё, на её лицо, волосы, фигурку, такую тоненькую, нежную, и не могу – так она на меня смотрит. И странная какая-то тишина. Вдруг она говорит, и тон вроде обвиняющий: – Вы думаете, я вас не узнала? Чувствую, начинаю краснеть и ничего с этим поделать не могу. Такое в мои планы не входило, и мысли не было, что она меня может узнать. А она – медленно так: – Вы – делопроизводитель из Городского совета. Не понял, о чём вы, отвечаю. Я правда не поняла о чём она, но пусть лучше будет думать так, мне же лучше. – Вы только сбрили бородку – говорит. Ваш портрет был в местной газете. Стою столбом, недоумеваю, какой портрет и в какой газете. Виду подавать нельзя что я не врубаюсь в ситуацию, раз я какой то там делопроизводитель Городского совета, начинаю оправдываться. То есть сочиняю какую-нибудь байку, чтоб всё объяснить. Говорю, я только выполняю приказ. – Приказ, – говорит, – чей? Не могу сказать. Она глаз с меня не сводит и держится подальше. Думаю, всё-таки боится, что я на неё наброшусь. – Чей приказ? – спрашивает снова. А мне, как назло, ни одно имя в голову не приходит. И не знаю почему, вдруг вспоминаю – из тех, кого она могла знать, – имя управляющего отделением банка, где её отец деньги держит. Я, когда в банк заходила, несколько раз видела, как её отец с управляющим разговаривает. Приказ сэра Пиксиса, говорю. Её прямо как громом поразило, а я быстро- быстро продолжаю, что, мол, не должен был ей сообщать, он меня убьёт, если узнает, и всякое такое. – Сэра Пиксиса? – переспрашивает, вроде не расслышала. Он совсем не тот, за кого его принимают, говорю. Она вдруг опускается на ручку кресла, вроде ноги подкосились, вроде это уже последняя капля. – Вы хотите сказать, это сэр Пиксис приказал вам меня похитить? Я кивнула. – Но я дружу с его дочерью. Он – наш... Ох, просто безумие какое-то, – говорит. Разве вы не помните девушку с Пенхэрст-роуд? – Какую девушку с Пенхэрст-роуд? Ту, что исчезла три года назад. Это я придумала. В то утро мозги у меня шевелились как надо, по-быстрому. Так мне казалось. – Может быть, я тогда уезжала в школу. А что с ней случилось? Не знаю. Только это его рук дело. – Что– его рук дело? Не знаю. Не знаю, что с ней случилось. Но что бы это ни было, это его рук дело. О ней больше никто никогда не слыхал. Вдруг она говорит: – У вас нет сигареты? Ужасно всё нескладно вышло. Я неловко вытащила из кармана пачку сигарет, зажигалку, подошла, отдала ей. Может, надо было предложить ей огня, но в тот момент это выглядело бы глупо. Говорю ей, вы совсем ничего не ели. Сигарету она держала очень аристократично, двумя пальцами, между указательным и средним. Свитер вычистила. Очень было душно. Никакого внимания на мои слова. Странно. Я поняла, она догадалась, что всё враньё. – Вы хотите сказать, что сэр Пиксис – сексуальный маньяк и похищает девушек, а вы ему помогаете? Говорю: а что мне остаётся делать? Знаете, я стащил из банка деньги, должен сесть в тюрьму, если станет известно. Так что он меня как в петле держит. А она смотрит во все глаза. Глаза огромные, ясные, интерес в них так и светился, вроде ей очень хочется выяснить всё до конца. ( Но не было в них такого, знаете, нахального любопытства. ) – Вы ведь получили очень много денег, правда? Тут я поняла, что запуталась. Опять почувствовала себя неловко, даже в жар бросило. – Почему же вы не выплатили те деньги? Сколько получили – семьдесят тысяч? Неужели украли больше? А может, вам просто интересно ему помогать? Я вам ещё многого не могу сказать. Я целиком в его власти. Она встала, руки в карманах юбки. Взглянула на себя в зеркало ( конечно металлическое, никакого стекла ) – на этот раз на себя посмотрела, для разнообразия. – Что он собирается со мной делать? Не знаю. - А где он сам? Думаю, скоро приедет. Помолчала немного. Потом вдруг выражение лица стало такое, вроде она о чём-то плохом подумала. Поверила вроде, что, может, я правду сказала. – Ну конечно, – говорит, –видимо, это его дом в Суффолке. Ну да, говорю, полагая, что умно ответила. – Нет у него дома в Суффолке, – говорит она, да так это презрительно. Вы можете и не знать, отвечаю. Не очень убедительно. Она бы ещё говорила, только я почувствовала, надо это прекратить, я и не подозревала, какая она сообразительная. Не как все нормальные люди. Я пришёл спросить, что вы хотите на завтрак, есть каша, яйца и всякое такое. – Не хочу никакого завтрака, комната тесная, здесь ужасно. И что за наркоз вы мне дали? Я не знал, что вас от него будет тошнить. Честное слово. – Сэр Пиксис должен был вас предупредить. Ясно было, она не поверила этой истории. Издевалась. Я заторопилась, говорю, чай или кофе, и она сказала, кофе, только если вы при мне первый выпьете. С этим я ушла, вышла в наружный подвал. Прежде чем закрыла дверь, она мне: – Вы зажигалку забыли. У меня другая есть (на самом деле – нет). – Спасибо – говорит. Странно, она вроде готова была улыбнуться. Я приготовила растворимый кофе и принесла ей. Она внимательно следила, как я отпила из чашки, потом сама сделала несколько глотков. И всё время задавала всякие вопросы... Нет, всё время я чувствовала, что она может задать мне вопрос, неожиданно спросить что-нибудь и застать врасплох, поймать. Например, долго ли ей придётся тут быть, почему я с ней хорошо обращаюсь, и всякое такое. Я заготовила ответы, но знала, что они не очень-то убедительны, с ней было не так-то просто изображать и придумывать, чтоб поверила. Наконец говорю, сейчас пойду по магазинам, пусть подумает, что ей нужно. Сказала, куплю всё, что ей нужно. – Всё? – спрашивает. В пределах разумного, говорю. – Это вам сэр Пиксис так приказал? Нет, это будет вам от меня лично. – Мне нужно только, чтоб меня выпустили отсюда, – говорит. И всё. Больше не могла вытянуть из неё ни словечка. Ужасно. Вдруг замолчала, не желала говорить, так что мне пришлось оставить её в покое.