Песни странствующего подмастерья

             

Краткая (не очень, потому что не влезает в примечания, да и никуда вообще не влезает, поэтому я оставлю ее здесь) предыстория от переводчицы:

Начнем с того, что я не умею в балет как в жанр искусства. Пара фильмов, один странный сериал и травмообразующий поход в детстве на «Лебединое озеро» (Злой гений потом явился мне в кошмаре) — вот и весь мой скудный опыт соприкосновения с балетом. Докинем еще страшные истории, доползающие до медиа, о стекле в пуантах и подорванном к 25 годам здоровье. В общем, обходила эту тематику стороной всегда и не очаровывалась.       А потом я случайно нашла этот фик на 14-й странице АО3. Я его прочитала. Я читала его, и все два часа у меня с лица не сходила улыбка. Я млела, я парила, я прижимала телефон к сердечку. Я останавливалась и перечитывала абзацы, я крутила фразы в голове и представляла, как они будут звучать на русском (чуете уже, да?). Я прочитала этот фик и неистово отрекомендовала его всем, до кого могла дотянуться. «Невозможно чудесный, идеальный, волшебный фик, но переводить я его, конечно же, не буду», — говорила я. Потому что сложный текст, сложная незнакомая тематика, 60 тысяч слов, времени нет вообще.       Прошел месяц, и убедить себя, что нет, переводить мы не будем, все-таки не удалось 😅 Никогда такого не было, и вот опять. И понеслось! Хотя, правильнее будет сказать — поползло, потому что шло трудно и больно. Я обложилась сайтами о балете, я отсмотрела часов 50 чистым временем видосов про балет и интервью с танцовщиками, однажды ночью, в 3 часа утра, я обнаружила себя на сайте Большого театра, пытающейся купить билет на балет...       Моя комфортная скорость перевода поделилась на три, а ничто не мотивирует так, как осознание, что за час ты перевел аж 500 слов! На перевод одного абзаца иной раз приходилось от 7 до 15 вкладок гугла. И тут нужно горячо поблагодарить девушек из нашего чата — Лису, Гиену, Ксантипу, Виту, Тан — за то, что подбрасывали дровишки в мой костер и не давали потухнуть. А потом вселенная и вовсе мне улыбнулась, потому что иногда, если очень сильно чего-то хочется, тебе начинает помогать весь мир, и я встретила восхитительную YeliangHua с практическим опытом в балетной сфере за плечами, и она согласилась вычитать историю, чтобы я не переврала все к чертям собачьим. Словами не передать, как я благодарна за помощь, и чтобы понять, насколько мощны ее лапищи — она как-то раз посрамила и русский, и английский гугл, за 20 минут разыскав в хореографических справочниках крайне заковыристый термин. Огромное спасибо SaiKaNNo за то, что сумела найти время и силы, и вычитать как в старые добрые! Sweet Heart за своевременно расчехленный топор! И конечно же, спасибо foxflowering, авторке фика, не только за волшебную историю, но и за то, что оказалась невероятно чудесной и отзывчивой, за то, что ответила примерно на миллиард вопросов и уточнений в ходе перевода (не забудьте заглянуть в оригинал, поставить лайки-кудосы, подписаться на ао3 и в твиттере!)       Я переводила этот фик с перерывами и остановками месяца три. Лето 2021-го прошло для меня под звездой балета и навсегда будет ассоциироваться с этой историей. И я несказанно счастлива. Мне немного грустно, что все закончилось, но в целом эйфорично радостно, и я надеюсь, что вы тоже ощутите хотя бы толику этой радости и любви. Приятного прочтения!

~*~

Балетные уроки возобновились в первую неделю апреля. Пол душевой кабинки в мужской раздевалке был влажным и холодным. Ло Бинхэ сидел на корточках и торопливо переодевался, сдирая с себя нелепую школьную форму.       Был в этом какой-то элемент перевоплощения. Переключение между двумя версиями себя. Бинхэ скинул слишком тесный школьный пиджак, который уже не застёгивался на груди. Выбрался следом из белого поло, ветхого и застиранного едва ли не до дыр. Бесцеремонно затолкал одежду в спортивную сумку, на секунду полностью оголившись, и выудил тренировочную форму. Он всегда старался переодеваться как можно быстрее, и сейчас с яростным отчаянием натягивал на тощие ноги спортивные леггинсы.       От одной только мысли, что другие мальчики увидят его голым, сердце в груди тревожно заходилось. Почему? Кто его знает.       Бинхэ исполнилось четырнадцать, в игру вовсю включались гормоны, а еще он был немного плаксой. И много чего не понимал про себя. По крайней мере, пока.       Переодевшись, Бинхэ отодвинул шторку душевой. Несколько мальчишек слонялись по раздевалке, чесали языками и рылись в своих сумках. Бинхэ их подчеркнуто проигнорировал. Прошел к ящику с дробленной канифолью — янтарно-желтый минерал отдаленно напоминал каменную соль. Бинхэ поставил ногу на скамейку, зачерпнул пригоршню порошка и принялся натирать подошвы балеток. Эластичная резинка танцевальной обуви плотно обхватывала щиколотки, сами же чешки были пошиты из мягкой податливой замши — поэтому канифоль помогала со сцеплением. Немного устойчивости никогда не повредит.       Завершив маленький ритуал, Бинхэ наконец расслабился.       Не сказать, что он полностью преобразился из ученика старших классов в танцовщика. Даже в балетках и леггинсах он все равно выглядел слишком нескладным — большие ладони и ступни явно не сочетались с тощим телом. Несуразный. Костлявый. И все-таки... в этой одежде он ощущал, что принадлежит чему-то большему. К чему-то важному. К древней, престижной и даже немного священной традиции.       Таким он нравился себе больше.       В конце концов, он был учеником академии современного балета Цанцюн. Той самой, знаменитой! Конечно, не лучшим учеником на курсе, не лучшим и в классе, но даже просто учиться здесь уже было достижением. И сегодня Ло Бинхэ переходил на четвертую ступень — продвинутое обучение. Предпрофессиональная подготовка.       Кое-кто из одноклассников уже наводил мосты с известными компаниями. В балетной среде Цанцюн неофициально считалась кузницей юных талантов, так что состоявшиеся труппы часто рекрутировали ее студентов в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет.       Ходили слухи, что Лю Минъянь готовится к прослушиваниям в Национальный балет. В Центральную труппу. Высшая лига! Бинхэ, узнав, ничуть не удивился. Лю Минъянь приходилась младшей сестрой Лю Цингэ, богу войны и страсти китайской балетной сцены. Балет был у нее в крови. Лю Минъянь была создана из стали и ветра, пугающе взрослая не по годам, равнодушная ко всему обыденному. Талантливая, и об этом знали все, а в первую очередь — она сама. Лю Минъянь уже умела исполнять идеально отточенное фуэте из шести оборотов, а потом выгибалась — таяла — в бесподобном камбрэ.       Не зря ее называли белым лебедем Цанцюна. Совсем скоро она пойдет по стопам брата и станет звездой. Без сомнений.       Бинхэ устало взбирался по лестнице на третий этаж. Группа болтающих девчонок нагнала со спины, разошлась, облетая по бокам — и пронеслась мимо с координацией и скоростью настоящей птичьей стаи. Средняя подготовительная группа, от девяти до одиннадцати, в стандартной форме: розовые чулки и черные трико. Их маленькие пунцовые капецио, тарабанящие по дубовым половицам, были еще крепкими и целехонькими.       На лестничном пролете перед третьим этажом располагалось окно. Сквозь деревянную раму лился холодный солнечный свет. Лучи упали на Бинхэ, ослепили на миг. Он замер. Встал без задней мысли в идеальную третью позицию. Было почти пять вечера, солнце медленно клонилось к закату. Бинхэ выглянул в окно. Где-то внизу, на тротуаре, громоздилась куча мусорных мешков. Дождевая вода стекала по полиэтилену грязными бурлящими потоками.       А потом кто-то мягко шлепнул его по спине. Бинхэ вздрогнул от удивления. Ух...       Заторможенно обернулся. Позади стояла Нин Инъин — руки в боки, красивый маленький рот недовольно надут. Шелковые черные волосы она заплела назад в две мудреные косы. В широко распахнутых глазах читалось явное предвкушение, на красивом лице сердечком — россыпь едва заметного акне. Нин Инъин шла почти босиком, — в одних колготах — а пуанты держала в руках двумя пальцами.       — А-Ло, у тебя на голове что-то взорвалось? — она не пыталась его обидеть, нет, скорее, была поражена сверх меры. — Ты... ты причесываться не пробовал?       — Нельзя причесать кудрявые волосы, — удрученно ответил Бинхэ, и, уязвленный, примял их немного рукой. — Это так не работает.       — Почему?       — От расчесывания они пушатся еще сильнее.       Нин Инъин это заинтриговало.       — Правда? Как-то нелогично...       — Ну... может и нелогично.       — Мне кажется, он просто выдумывает отговорки, — вмешался Мин Фань, внезапно нависнув над Бинхэ слева. И на лице у него застыла если не насмешка, то что-то очень близкое к ней. — У нас сегодня первый урок с новым преподавателем. С учителем Шэнем! Ты бы мог хоть немного постараться, чтобы произвести хорошее впечатление.       Бинхэ толком не знал, кем был этот учитель Шэнь, но его все равно окатило волной мучительного стыда.       — Простите! — извинился он больше по привычке. И принялся отчаянно приглаживать волосы. — Я очень тщательно причесался сегодня в душе. Все должно было быть в порядке.       — Ты сейчас на шпица похож, — заявил Мин Фань.       Нин Инъин треснула его по бицепсу.       — Нет, не похож.       — Похож, — стоял на своем Мин Фань. Он вздернул подбородок и с вызовом посмотрел на Бинхэ. — Похож.       — Ну... мне жаль? Мне, правда, очень жаль.       — Нет, не извиняйся, — ответила Нин Инъин, зажала пальцами переносицу и тихонечко фыркнула. Сокрушенно и очень по-взрослому. — Мин Фань, ты вообще не помогаешь.       — Зато говорю правду.       Нин Инъин вздохнула. Потянулась вперед и стала приглаживать кудряшки Бинхэ. Без особого результата. Но так мягко и осторожно, что напомнила Бинхэ топочащего лапками котенка.       — Можно одолжить у Ша Хуалин гель, пригладим твои волосы обратно, что думаешь?       — Пригладим? — повторил за ней Бинхэ, от ужаса распахивая глаза. Он представил, как вкатывается в зал с блестящими застывшими локонами, как какой-то призрак оперы из дешевой постановки. — Нет, вряд ли...       Мин Фань сложил руки на груди и рассмеялся.       — Нет. Нин-цзе, я понимаю, ты пытаешься помочь, но — нет. Просто нет.       Нин Инъин, казалось, совсем упала духом.       — Ладно, — протянула она. Окинула напоследок Бинхэ пристальным взглядом сверху вниз: в ее больших блестящих глазах читалась неприкрытая тревога. Вопреки всему, в последней отчаянной надежде она вздернула бровь. — А-Ло, ты не пойми меня неправильно. Мне очень нравятся твои пушистые волосы. Правда. Они очень, очень милые! Но, как мы уже сказали, хм... Учитель Шэнь кажется очень строгим, и мне бы не хотелось, чтобы у тебя были неприятности. По крайней мере, не в самый первый день.       Сердце Бинхэ словно сжали в невидимом кулаке. Каким человеком был этот новый учитель?       Он заискивающе улыбнулся Нин Инъин, не желая выдавать панику.       — Все будет в порядке, Нин-цзе, не волнуйся за меня.       Мин Фань похлопал Нин Инъин по плечу, отчего-то расстроившись.       — А что насчет моих волос, Нин-цзе? Моя прическа милая?       Нин Инъин отмахнулась от него балетками.       — Тихо ты, — нежный взгляд ее влажных, лучащихся любопытством глаз был прикован к лицу Бинхэ. Она еще раз внимательно осмотрела его. — Если... если все-таки будут проблемы, я завтра захвачу из дома выпрямитель для волос. Ладно?       Бинхэ сомневался, что с выпрямленными волосами будет выглядеть хоть сколько-то лучше, но, тем не менее. Важно ведь само внимание?       — Нин-цзе, спасибо.       — Да не за что, А-Ло, — улыбнулась она, раскручивая на указательном пальце связку балеток. — Ладно, ладно, договорим потом. Урок через пять минут, а я еще не успела наканифолить обувь. Увидимся в студии?       — Хорошо.       Она повернулась на пятках и бодро направилась к женской раздевалке. Мин Фань последовал за ней, выпытывая на ходу:       — Нин-цзе, так что насчет моих волос? Как тебе моя прическа?       Бедняга.       Спроси он Бинхэ, тот бы ответил, что прическа у Мин Фаня что надо. Но, увы.       Бинхэ направился в студию.       Мальчишки толпились около станка, перебрасываясь пустыми фразами. Ян Исюань собрал вокруг себя небольшую группу и руководил растяжкой. Девчонки заняли угол и, рассевшись со скрещенными ногами, возились с пуантами. Ша Хуалин что-то яростно выкраивала монтажным резаком из внутренней подкладки у новеньких рубиново-красных капецио. Цинь Ванъюэ штопала носки своих пуантов. Полностью уйдя в работу, она с каменным лицом исправила положение коробочки. Починила растянувшуюся резинку. Передвинула потрепанную розовую ленточку.       Судя по часам над дверью студии, до начала занятий оставалось четыре минуты. Можно было успеть разогреться.       Ло Бинхэ встал у станка. Отвел ногу в изящном арабеске и застыл. Дождался, пока квадрицепс не загорится приятной болью от напряжения.       Un, deux, trois.       Он вышел из арабеска и присел в плие. Каждый хороший прыжок начинается с хорошего плие. Он как-то вычитал это в журнале.       Бинхэ оттолкнулся от пола, от стойки — и медленно подпрыгнул. Сам прыжок вышел правильный, уверенный, а вот приземление — неуклюжим. Как только его пятки коснулись пола, Бинхэ уже понимал — закончил в неправильной позиции. Будет над чем поработать.       Упорно тренируясь, рано или поздно он этот прыжок отточит до совершенства.       Нин Инъин впорхнула в зал и проскользнула к станку рядом с Бинхэ. Мин Фань держался следом.       — О господи, еле-еле успели, — сказала она, вставая на носки пуантов и опускаясь. Relev é, pieds a terre. Подъем ее стопы, визуально продленный обувью, поистине впечатлял. — Я видела учителя Шэня в коридоре. Он почти тут.       Их новый инструктор. Бинхэ напрягся. Нин Инъин легонько похлопала его по плечу.       — Не унывай, А-Ло. Кажется, он в очень хорошем настроении.       — Как мои волосы?       — Хм... — Нин Инъин потянулась к нему и пригладила его пушок. — Как волосы.       — Как огромная куча волос, — добавил Мин Фань.       Нин Инъин мудро кивнула, соглашаясь:       — Они довольно-таки лохматые.       Бинхэ взвыл внутри себя.       — Я надеюсь, в этом году мы чаще будем в паре, — сказал Мин Фань, следя за своим поворотом в зеркале напротив. — Я хочу улучшить поддержки.       Нин Инъин с гримасой закатила глаза.       — Ты мне всегда ребра зажимаешь.       — Знаю, — надулся Мин Фань. — Поэтому и хочу улучшить поддержки.       Часы показали ровно пять. Галдеж, до этого заполнявший студию, стих. Все танцовщики выстроились у станка в напряженном ожидании, как будто перед боем. Ян Исюань нервно сглатывал. Нин Инъин накручивала косички на пальцы. Даже Лю Минъянь была не совсем в своей тарелке. Она напряглась и не спускала прищуренного взгляда с деревянной двери зала. Тишина стояла такая, что можно было расслышать эхо неспешных шагов в коридоре.       Ручка повернулась. Дверь со щелчком отворилась, заскрипели петли. В зал вошел молодой человек. Темные волосы, непроглядные глаза. Белая как кость рука сжимала лакированную ручку сложенного бумажного веера.       Учитель Шэнь!       Первое впечатление Бинхэ было: он так молод! Самое большее, двадцать пять — хотя, скорее всего, двадцать два. В таком возрасте еще вовсю выступают. Для балетного инструктора академии Цанцюн Шэнь Юань был невероятно, до безумия молод. Большинству учителей Бинхэ было от сорока до пятидесяти — педагогами обычно становились бывшие профессиональные танцовщики, вышедшие в тираж после интенсивных нагрузок.       «Он, наверное, самый молодой учитель из всех, кого я знал», — подумал Бинхэ. А потом, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — «И самый красивый. Безоговорочно».       У Шэнь Юаня была завораживающая, до прозрачности белая кожа. Словно его всегда освещали лучи серебристого света. Как будто его вытесали из молочного кварца или агата. Казалось, от него исходило слабое сияние. Лунное. Бесплотный, сотканный из эфира, элегантный, как журавль — тонкая талия, хрупкие, красиво очерченные запястья. Из крепкого и земного в нем были лишь лодыжки и икры.       Поджарый. Гибкий как ива. Сказочный.       Шэнь Юань прошествовал к центру зала, отвлеченно похлопывая веером по ладони. Он носил бледно-зеленую водолазку, закрывающую его от горла до запястий, и мягкую серую шаль поверх.       — Добро пожаловать в продвинутую группу. Сегодня у вас первый день, — произнес Шэнь Юань. Изящно поднял руку и принялся пересчитывать. — Восемнадцать, девятнадцать, двадцать. Хм... и получается, ну да, верно. Четырнадцать девушек, шесть парней. Что ж... Кажется, пропорции прежние.       Несколько девчонок захихикало. Большинство мальчишек смутилось.       Шэнь Юань раскрыл веер, поднял его до губ и разглядывал своих новых учеников поверх неровных реек.       — Меня зовут Шэнь Юань, — сказал он. — Раньше я танцевал в Школе американского балета в Нью-Йорке... а теперь — преподаю в академии Цанцюн. И мне не терпится поработать с вами.       Возбужденный шелест прокатился по залу, с парой весьма громких «ооо!» и «аааа!» Школа американского балета! Нью-Йорк! Америка! Шэнь Юань говорит по-английски? Он тренировался с нью-йоркской труппой? Или с Американским театром балета? Работал на Бродвее, как Джером Роббинс? Знаком ли с кем-нибудь из звезд?       Ощущая их неприкрытое восхищение, Шэнь Юань обмахнулся веером и закатил глаза.       — Успокойтесь немного, — сказал он. Но на губах читалась слегка смущенная улыбка. — Прежде чем мы перейдем к учебному плану, я бы хотел с вами познакомиться. Понять, кто что умеет. Ваши слабые стороны, ваши сильные стороны. Технический бэкграунд. Стиль. Насколько я понял, в этом году у нас тут собрались ученики нескольких методов. Ваганова, Бурнонвиль, американская неоклассика — все старые знакомцы.       Шэнь Юань обвел глазами всех и каждого. Взгляд у него, вроде спокойный и ровный, отличался удивительной ясностью и пониманием. Бинхэ почувствовал себя необъяснимо беззащитным.       — Если никто не возражает, — добавил Шэнь Юань, — займите свои места у станка и продолжайте разогреваться. А я буду вызывать вас по очереди.       Никто и с места не двинулся. Шэнь Юань закатил глаза и схлопнул веер.       — Вперед, нечего стесняться. Все на позиции! И не забывайте разминать голени.       В этот раз они послушались.       Нин Инъин повернулась к стойке и принялась растягиваться. Мин Фань, тихо паникуя, покрутил плечами и стал вдумчиво повторять медленную цепочку адажио.       Шэнь Юань вызывал их по очереди. Краем глаза Бинхэ наблюдал, как Ша Хуалин едва не сбила нового учителя с ног, вся сияя от возбуждения, когда тот вежливо попросил ее продемонстрировать petit allegro. Девушка закрутилась в яростной серии атак. Аллегро у нее вышло бешеное. Показушное, самодовольное. Голодная, ненасытная, жадная до признания Ша Хуалин хотела доказать, что владеет техникой, владеет стилем, что она — лучшая. Ее бурре чеканили пол студии, пока она переходила от одного прыжка к другому, и рубиново-красные туфельки только подчеркивали длинную гибкую линию тела. В ней точно была итальянская артистичность, переопылившаяся с чем-то страстно-испанским.       Шэнь Юань тепло поблагодарил девушку и отослал к станку. Затем позвал следующую.       И следующую, и еще одну. Бинхэ следил, как все они проходят через оценку. Ян Исюань танцевал очень пылко и мужественно: прыжки через весь зал и взрывной темп. Он явно старался походить на своего героя, Лю Цингэ, живую легенду, который сделал себе имя, исполнив партии таких страстных персонажей, как Спартак и Солор. Гунъи Сяо, напротив, оказался очень меланхоличным и величественным, в духе Спящей красавицы.       Шэнь Юань с любопытством оглядел Мин Фаня и попросил показать старомодную, весьма приземленную связку. Нин Инъин пошла после него. Она выпрямилась в полный рост и исполнила бодрый, игривый па де ша, кошачий шаг. Было что-то неуловимо милое в ее танце, что-то от Щелкунчика, Золушки и других детских представлений.       Потом настал черед Лю Минъянь — их белого лебедя! — она гордо вышла в центр зала, и ее фирменные фуэте стали немым укором для многих присутствующих. Как непоколебимо держала она запястья над головой, пока отталкивалась и раскручивалась снова и снова в казавшейся вечно движущейся спирали! Идеальные повороты, идеальные арки. Идеальный шаг. Идеальное равновесие. Скорость и точность уровня Баланчина. На лице безучастная отрешенность. Словно ей было скучно или хотелось спать. Или все сразу.       Ненависть остальных девчонок можно было пощупать пальцами. Она щекотала кожу. Потрескивала в воздухе.       Бинхэ шел следующим.       Он едва не споткнулся, пока подходил к Шэнь Юаню. Тот из вежливости сделал вид, что не заметил.       — Ло Бинхэ, верно? — спросил он, наклоняя голову и осматривая Бинхэ.       Бинхэ судорожно кивнул.       — Это... это большая честь для меня, учитель Шэнь! — сказал он. Запоздало склонился в поклоне. Шэнь Юань приободряюще улыбнулся.       — Какой воспитанный мальчик, — произнес он и снова похлопал себя веером по губам. — Ты... занятно выглядишь, Бинхэ. Особенно твои волосы. Ох, они, надо сказать, очень...       Шэнь Юань туманно взмахнул рукой. Бинхэ покраснел, приходя в ужас.       — Мне так жаль! Простите! — выпалил он. — Я знаю, это ужасно...       — Ужасно? — удивился Шэнь Юань. — Бинхэ, ты неправильно меня понял. Вообще-то, я нахожу твои волосы очаровательными.       Бинхэ неверяще покачал головой.       — Вы... слишком добры.       — Я всего лишь честен, — парировал Шэнь Юань. — Но я понимаю. Кудряшки сложно укладывать, да? Возможно, тебе стоит отпустить их подлиннее. Тогда они чуть выпрямятся под собственным весом. И никакого пушка.       Он наклонился и похлопал Бинхэ по голове. По-наставнически — мило и успокаивающе. Нежно. Рука у него пахла мятным маслом. Было ли странным обратить на это внимание? Потому что Бинхэ обратил.       — Ну, хватит болтовни, — сказал Шэнь Юань и убрал руку. — Я же хотел посмотреть, как ты танцуешь.       — Да, учитель.       — Ты выглядишь сильным. Покажешь свои батри?       Бинхэ кивнул.       Он встал в третью позицию: передняя голень касалась середины задней. Проверил точку опоры в теле, чуть выправился, надавил на пятки, уперся в подушечки стоп. Напряг голени перед прыжком, согнул колени, опускаясь в плие. Каждый хороший прыжок начинается с хорошего плие. Ему нравилась эта деталь. Звучало просто. Реализуемо.       Шэнь Юань не спускал с него глаз. Зеленые, цвета бутылочного стекла, любопытные и анализирующие. Темно-каштановые волосы струились по плечам словно вода, словно шелк. Они казались еще темнее на контрасте с призрачной белизной кожи.       Учитель Шэнь и правда был плотью и кровью балета. Бледный, хрупкий, изящный как лебедь. Как вилиса или сильфида. Как закутанная в дымку тень из второго акта Баядерки. Воплощенная бесплотность. То была сверхъестественная красота, которая действовала на Бинхэ очень странно. Ему стало одновременно и горячо, и радостно, и при этом необъяснимо захотелось выпрыгнуть из себя.       Потому что это потустороннее создание смотрело прямо на него!       На него одного!       Бинхэ взмыл вверх, свел руки над головой, поднял ноги для выполнения заноски. Прыжок, ножницы, обратно, подготовка. Приземление. В щиколотках что-то щелкнуло. Удар.       «Ого», — подумал Бинхэ, неверяще глядя себе под ноги. — «Я на самом деле справился с приземлением!»       У Шэнь Юаня глаза округлились до блюдец. Он даже рот приоткрыл в мягкую, круглую «О». Неужели Бинхэ удалось его впечатлить?       Щелчок. Шэнь Юань снова распахнул веер и теперь разглядывал Бинхэ поверх него.       — Интересно, — сказал он, старательно пряча эмоции. — Хм... Что ж... Это очень, очень любопытно, — веер заходил влево-вправо, влево-вправо. — Бинхэ, у тебя... у тебя есть в заготовках какая-нибудь вариация аллегро? Подойдет любая.       Бинхэ преисполнился гордостью.       — Да, учитель.       Раз-два. Раз-два. Он разучивал одну вариацию в свободное время. Они с Нин Инъин наткнулись на нее, когда изучали балетные двд-диски. Быстрая, напоминающая русскую школу комбинация из вороха коварных поворотов. Жаждя одобрения Шэнь Юаня, Бинхэ полностью отдался исполнению. Худенькое тельце бешено носилось по залу с яростью урагана. Раз-два! Раз-два! Он выгнулся в арабеске, застыл, продлевая момент, пока все не заболело — заметил ли Шэнь Юань, что он дрожал? Бинхэ его разочаровал? Или заинтриговал?       Раз-два! Нога рассекла воздух. Движение вышло таким быстрым и резким, что связки в бедре онемели. Странно было танцевать без мелодии или отсчета. Но вместе с тем в этом было что-то новое. И хотя Шэнь Юань не предложил ему музыкальное сопровождение, само тело Бинхэ пело. Музыка звенела в костях. Стучала в заходящемся сердце. Током текла по венам.       — Хорошо, — доносился голос Шэнь Юаня. — Да, вот так, Бинхэ... Очень хорошо, да.       Бинхэ притормозил, пытаясь отдышаться. Как долго он танцевал? Он что... прогнал всю вариацию? И его не прервали? Горело лицо, кровь шумела в ушах. Он обхватил колени руками и тяжело сглотнул, пытаясь сосредоточиться на теплом и чудесном тембре учительского голоса.       Шэнь Юань, склонив голову, смотрел на Бинхэ с тихой радостью.       — Бинхэ, во сколько ты пришел в балет?       Бинхэ отвел облепившие вспотевшее лицо кудряшки.       — В восемь.       — Значит, ты уже занимаешься... сколько... пять лет?       — Шесть, учитель.       — Сколько дней в неделю?       — Ежедневно, кроме среды и воскресенья.       — И тебе нравится?       Бинхэ непонимающе посмотрел в ответ.       — Хм?       — Тебе нравится?       — Мне... — Бинхэ зажмурился. — Мне очень нравится.       — А что тебе нравится в балете? — наседал Шэнь Юань.       Бинхэ крепко задумался, разглядывая навощенный пол студии. Скрытая в балете одержимость телом и духом? Но как это объяснить?       — Наверное, мне нравится двигаться.       Шэнь Юань хмыкнул, ничуть не убежденный.       — Если бы дело было в этом, ты бы мог заняться... ну, не знаю, гимнастикой. Плаванием. Волейболом или бадминтоном. Так почему именно балет?       Бинхэ сглотнул.       — Хм... я... я всегда любил танцевать, так что...       — Даже если так, то почему балет? Есть современные танцы, бальные, уличные, хип-хоп, классический китайский танец. Все эти направления дешевле, не такие изнуряющие и старомодные.       Бинхэ присел на корточки и задумался. Он вспомнил маму, которая пересчитывала последнюю мелочь на кухонном столе. Вспомнил, как она всем телом съеживалась каждый раз, когда приходили счета из Цанцюна. Вспомнил об уже практически непроходящей боли в коленях. О том, как приходится отпаривать сбитые мозолистые ноги в тазу каждую ночь, словно он уже никудышный старик.       А потом Ло Бинхэ ухватился за хвост другого воспоминания. Ему шесть, и он сидит у мамы на коленях, жуя собственные волосы. Они смотрят старую запись «Щелкунчика» на пленочной кассете, и юный Бинхэ совершенно очарован, он умоляет маму перемотать на соло Феи Драже снова и снова. С зернистого выцветшего экрана льется волшебство, и Бинхэ околдован развевающимся шифоном юбок. Чистыми линиями тела, выверенностью поз. Магией легато.       Казалось, та балерина пришла из другого мира. Совершенного, роскошного и полного непостижимых, чудесных тайн.       — Не знаю, — тихо ответил Бинхэ. Он шаркнул стертыми подошвами по полированному полу. — Мне просто кажется, что балет — это очень красиво.       Он взглянул на учителя. В глазах Шэнь Юаня притаилась еле уловимая улыбка, и Бинхэ как-то понял — он ответил правильно.       — Ага, — произнес Шэнь Юань. — Понимаю, — он указал веером в сторону стены. — Возвращайся к станку, Бинхэ. Мне еще нужно посмотреть двух учеников перед тем, как мы начнем групповое занятие. Следи за положением рук. И за запястьями.       У Бинхэ на душе полегчало.       — Да, учитель!       Окрыленный, Бинхэ развернулся на пятках и прошел к станку. И только сейчас заметил, что весь класс пялится на него. Весь. Кто-то даже бросил разминаться, повис на перекладине — и смотрел, смотрел, смотрел.       Была в их глазах особая неприязнь. Та, которую они обычно приберегали для Лю Минъянь.       Впервые в жизни в Ло Бинхэ опознали соперника.       — Ты тренируешься дома, — прошептала ему на ухо Нин Инъин. Расстроенно и даже немного с укором. Мин Фань зло уткнулся в пол, отказываясь встречаться взглядом.       Бинхэ покраснел.       — Я... я пытаюсь. Когда есть время, — объяснил он. И чуть тише смущенно добавил:       — Я тренируюсь в прачечной, пока стирается одежда.       — Издеваешься?       — Ни капли.       Бинхэ снова посмотрел на Шэнь Юаня, который целиком ушел в наблюдение за девочкой с косичками и трясущимися ногами. Веер неторопливо плыл по воздуху. Учитель вздергивал свой благородный подбородок и казался таким гордым, таким величественным. Воплощение аристократичности — вот только в уголках глаз прятались смешинки.       Бинхэ снова ощутил дыхание того, иного мира. Другой стороны. Залитой лунным светом и чистотой.       Интересно, сможет ли Шэнь Юань отвести его туда.       Бамп. Нин Инъин ткнула пальцем щеку Бинхэ. Шутливо надулась.       — Девлюпе у тебя конечно было... мощное. Я, честно, в шоке, А-Ло, никогда не видела, чтобы ты... ладно. Слушай, если научишь меня так пинаться, я могу помочь тебе с постановкой рук — что скажешь?       — С радостью, Нин-цзе.       — Хм, — только и сказал Мин Фань, до сих пор пристально изучая деревянные узоры на полу со слегка перекошенным, пунцовым лицом. Казалось, он убит горем и пытается справиться с потерей — но что именно он потерял, Бинхэ с трудом мог представить.        Шэнь Юань оказался отличным учителем. Строгим, но справедливым. Несговорчивым, но терпеливым. У него всегда находилось и доброе слово, и подробное объяснение.       Бинхэ он очень нравился.       Шла уже третья неделя обучения. Суббота, полдень. За окном стояла теплая, ветреная погода. Шэнь Юань установил в дальнем углу зала старенький проигрыватель, и помещение заполнилось беззаботной неугомонной музыкой Массне. Сегодня они упражнялись в парных поддержках. Ша Хуалин поставили с Бинхэ, Нин Инъин выдали изрядно вспотевшего Мин Фаня.       Бинхэ в прошлые годы уже пробовал поддержки. Но даже тогда чувствовал себя несколько странно и неловко от чрезмерной близости с девочкой своего возраста. Вот и сейчас — лицо Ша Хуалин вблизи расплывалось, словно под выпуклой линзой. Глаза у нее были большие, блестящие и полные огня, лоб — бледный и высокий. Бинхэ невольно покраснел, когда обхватил ее руками за талию.       Ша Хуалин открыто рассмеялась.       — Боже, тебе сколько лет? — сказала она и ткнула его пальцами в ребра. — Боишься стояк словить?       Бинхэ даже задохнулся от возмущения.       — Фу!       — Фу, Лин-эр! — передразнила она его, гнусавя из вредности. А потом резко посерьезнела. — Если я почувствую, что мне в спину что-то упирается — ты труп.       — Да ты... размечталась!       Шэнь Юань, стоящий в другом конце зала, нашел их глазами. Бинхэ и Ша Хуалин сразу же притихли и подобрались: Бинхэ выпрямился, следя за спиной, Ша Хуалин послушно положила руки ему на плечи.       — Просто поднимай, — прошипела Ша Хуалин и присела в плие. Зловеще, по-крокодильи — как будто залегла в засаду, готовая выпрыгнуть в любой момент. Кровожадно улыбнулась.       Бинхэ крепче сжал талию Ша Хуалин, и она прыгнула — но, то ли Бинхэ начал рано, то ли Ша Хуалин опоздала. Ладони Бинхэ проехались по ее торсу, стиснули ребра — скорее всего, болезненно. Ша Хуалин подлетела на довольно-таки жалкую высоту, а потом опустилась на землю, мягко касаясь своими красными туфельками пола. Нахмурилась, и Бинхэ выпустил ее.       — Ох, прости!       — Ну и дерьмо, — Ша Хуалин была единственной в классе девчонкой, не чурающейся крепкого словца. Она откашлялась и скорчила мину. — Я в порядке, но... чувак, это полный отстой.       Шэнь Юань подошел к ним, окидывая внимательным взглядом.       — Хуалин, не жди, пока он тебя поднимет. Будешь ждать — опоздаешь. Ты должна прыгнуть и довериться партнеру. Поверить, что он вовремя тебя подхватит, — объяснил учитель и переключился на Бинхэ. — То же самое. Бинхэ, ты просто ждешь, когда она прыгнет. Темп задает Ша Хуалин — не ты. Это понятно?       — Да, учитель.       — Госпожа Ша, не слышу вас.       Ша Хуалин, насупившись, поковыряла носком ярко-красной туфельки пол.       — Да, учитель... — пробормотала она.       — Хорошо. Давайте еще раз.       Они повторили поддержку три, четыре раза. Бинхэ сосредоточился на тайминге, попытался определить идеальный момент в прыжке Ша Хуалин. Каждый новый раз она подпрыгивала чуть сильнее, чуть мощнее, чем полагалось обычно. Плие, прыжок, поддержка. Плие, прыжок, поддержка. Туда и обратно. Обучение и закрепление.       К пятому подходу они отточили поддержку до одного непрерывного маневра — плие, прыжок, поддержка! Ша Хуалин взлетела, просияв над студией словно рубин. Она поставила руки в кокетливую пятую позицию, чуть выгнув запястья в фривольной манере.       — Ну что, теперь ведь гораздо лучше? — сказал Шэнь Юань. — Бинхэ, отличный контроль. Да, вот так. Положись на гравитацию.       Прыжок, поддержка. Высота и движение. Ша Хуалин вытянулась, застыла статуей, заведя за голову чуть округленные руки. Затем Бинхэ опустил ее, маленькие ножки в красных пуантах встали в идеальную третью позицию. Шэнь Юань улыбнулся.       На другом конце комнаты Ян Исюань показал Бинхэ большой палец. Нин Инъин захлопала в ладоши. У Лю Минъянь дернулась бровь.       — Что ж, есть еще, над чем работать, — сказал Шэнь Юань, отворачивая рукав сине-зеленой рубашки, чтобы проверить время. — Но это уже после перерыва. Класс, время обеда. Возвращайтесь в зал в 12:45.       Ша Хуалин улыбалась, раскрасневшись от счастья. Кажется, возможность повыделываться на глазах у всего класса ее несказанно осчастливила.       — Да, учитель!       Бинхэ проводил глазами уходящего из зала учителя. Очень красивые плечи. Очень тонкая талия. Очень крепкие бедра.       Хм... не странно ли обращать внимание на такое?       — Ты видел взгляд Лю Минъянь? — Ша Хуалин пихнула его локтем в ребра. — Видел, как она смотрела на меня, пока я была наверху?       — Что?       — Она прямо таращилась! С отвращением! — Ша Хуалин прикрыла рот ладошкой и хихикнула. Глаза у нее лихорадочно блестели. — Перекосило, будто она лимон сожрала!       — Разве?       — Ага, большая редкость, — усмехнулась Ша Хуалин. — О, Бинхэ, я определенно в восторге — нет, это просто чудесно!       — Чудесно? Когда на тебя таращатся?       — Чудесно иметь соперника, дурачок, — Ша Хуалин оттерла лоб тыльной стороной ладони. — Всегда хотела завести себе соперника.       — Ха.       Бинхэ понял, что совершенно ничего не знает о девчонках — и что, возможно, это к лучшему.       Ша Хуалин откинула волосы, широко улыбаясь.       — Слушай, хочешь расскажу кое-что интересное? — спросила она.       — Ну... наверное?       — Тут выяснилось, что не только у Лю Минъянь есть брат-знаменитость. Ты когда-нибудь слышал о Шэнь Цзю? Премьере Национального балета? Он брат-близнец нашего учителя Шэня.       Бинхэ пораженно застыл. В голове всплыл образ: угловатое язвительное лицо на обложке «Дэнс Интернешнл».       — Погоди, Шэнь Цзю? Шэнь Цзю? Я же... я слышал о нем! Он был в «Серенаде» прошлого сезона!       Ша Хуалин сверкала глазами.       — Ты видел вживую?       Ха-ха. Как будто они могли позволить себе билеты на Национальный балет! Бинхэ о подобном даже мечтать не пробовал.       — Нет, — признал Бинхэ. — Но... я видел видео. Его соло...       — Такой напор, да? А его... его пластичность? Я чуть не сдохла от зависти, — Ша Хуалин вздохнула. — Я умоляла отца сходить живьем, но свободных мест в ложах уже не было. Однако сам Шэнь Цзю — потрясающий.       — Они оба потрясающие, — ответил Бинхэ, думая о Шэнь Юане.       Ша Хуалин быстро переключилась, сказав:       — Ну да, наверное, — она замолчала, а потом с подозрением вздернула брови. — Слушай, у тебя же нет тайных одаренных братьев или сестер? Мне стоит об этом переживать?       — Нет, я единственный ребенок.       — Я тоже, — призналась Ша Хуалин. — Я где-то читала, что единственные дети в семье плохо сходятся с людьми, потому что мы «мелкие эгоистичные засранцы, которые не привыкли уделять внимание потребностям других людей». Так что, Бин-мэй, давай попробуем стать друзьями?       — Не соперниками?       — Из тебя выйдет никудышный соперник, — объяснила Ша Хуалин и щелкнула его по носу. — Ты же мягче зефирки.       — А-Ло! — к ним подскочила Нин Инъин — а за ней, как всегда, Мин Фань. Она уже сняла пуанты, поэтому ноги в чулках скользили по половицам. — Мы собираемся за обедом в минимаркет через квартал. Ты с нами?       Бинхэ покачал головой, взмахнув кудряшками.       — Нет, я сегодня из дома принес, — ответил он. — Так что поем тут.       Хорошо, говорили глаза Мин Фаня. Нин Инъин расстроенно надула пухлые губки.       — О, ну ладно. Тогда увидимся после обеда.       И помахала рукой. Очень выверенно, словно принцесса из парка аттракционов. Она выскользнула за дверь, суетливо семеня в своих чулках. Мин Фань бросился за ней верной тенью. На лице у него залегла странная печаль, какое-то непонятное отчаяние — словно ему было невыносимо находиться от нее дальше чем на шаг. Словно он умрет без этого.       Такой смешной.       Бинхэ прошелся по коридору: его путь освещало солнце из огромного, во всю стену, окна над лестницей. Позднеапрельское небо отливало васильковой синевой. По нему плыли пенные облака, напоминая взбитые меренги. Из них бы получилось отличное украшение для торта.       Бинхэ вернулся в мужскую раздевалку, переобулся в разбитые кроссовки. Почему-то в балетках вне зала он всегда чувствовал себя немного глупо. Заодно накинул поверх тренировочного трико шерстяной свитер. И утонул — мама связала сразу на пару размеров больше в надежде, что тогда его хватит хотя бы на пару лет. Теплый, плотный, здоровский, словно тяжелое одеяло.       Бинхэ покопался в сумке и выудил желтоватый пластиковый контейнер со вчерашним карри. Лед в пакете, который он положил под еду, уже растаял.       Прекрасный обед, как ни крути — и Бинхэ сам его приготовил: белая рыба в кляре на подушке из риса с запеченной цветной капустой и картофелем, щедро приправленная ярким соусом из куркумы.       Он приоткрыл контейнер, вдохнул запах специй. Вышел в коридор, твердо решив пообедать в зале для прослушиваний, а потом сделать несколько дополнительных упражнений на растяжку, и... замер.       Было бы досадно есть такое прекрасное блюдо холодным. Настоящее преступление!       Бинхэ украдкой глянул в сторону учительской. Насколько странным будет, если он воспользуется тамошней микроволновкой?       Он прошел мимо главной лестницы, мимо пустующей стойки администратора.       Нормально ли вообще заходить в учительскую? Ну... взять, например, Нин Инъин: она постоянно шастает туда заваривать чай. Ага, постоянно. Так что, наверное, нестрашно, если Бинхэ тоже воспользуется... Наверное... Он ведь всего лишь на пару минут. Туда и обратно. Так что, наверное, ничего страшного.       Наверное.       Он бесшумно подобрался к учительской. Глянул за стеклянную дверь: стойка с тостером, чайник, микроволновка. Безлюдный кухонный уголок. Тем лучше для него! Бинхэ потянулся к дверной ручке...       — Как тебе новое место, А-Юань?       Бинхэ застыл на месте. Говорил Юэ Цинъюань! Директор академии! Бинхэ вжался в стену, затаившись.       В ответ донесся неразборчивый «хм».       — Замечательно, спасибо.       Второй голос тоже был знакомым. Учитель Шэнь.       — А занятия? Нагрузка не слишком большая? Если что, мы всегда можем подстроить...       — О, да прекрати, — ответил Шэнь Юань. Раздался звук льющейся воды. — Двадцать учеников едва ли можно назвать нагрузкой. Я бы мог вести вдвое больше уроков. Или даже втрое.       — Хм, — после некоторой паузы. — Правда?       — Угу. Честно говоря, я слышал, ты подыскиваешь кого-нибудь для младшей группы.       — О, — ответил Юэ Цинъюань, явно осторожничая. — Ну... есть такое дело.       — Думаю, я отлично справлюсь. Ты глянь мое расписание, у меня еще куча...       — А-Юань, — прервал его Юэ Цинъюань на этот раз жестче. На удивление по-отечески. — Давай не будем торопиться. У тебя полно дел в своей группе.       Засвистел чайник. Вода забурлила.       — Цинъюань... Я же не инвалид.       — Конечно нет.       — А по твоему тону не скажешь, — сдержанно парировал Шэнь Юань, ничуть не убежденный. — Я могу работать нормально, ты же знаешь. Ничего со мной не случится.       — Конечно, конечно. Я знаю, ты сильный и талантливый.       — Тогда отдай мне вторую группу.       — С радостью, — согласился Юэ Цинъюань. — В следующем семестре. Если здоровье не подкачает.       — Цинъюань.       — А-Юань, мне нравится твоя настойчивость, но ты не можешь ускорить собственное выздоровление. Некоторые вещи просто требуют времени. — Вздох. — У тебя на прошлой неделе был назначен визит к доктору. Не хочу выпытывать детали, но я должен спросить... новые таблетки... они как...       — Ци-гэ, — оборвал его Шэнь Юань с нехарактерным для него раздражением. Что-то знакомо звякнуло — ложка, опущенная в чашку? — Слушай. Я понимаю, ты пытаешься выведать информацию для Цзю-гэ.       Цзю-гэ? Бинхэ сложил два и два — Шэнь Цзю?       Неловкое, напряженное молчание длилось недолго. Юэ Цинъюань откашлялся.       — Зачем мне...       — Все в порядке, можешь не притворяться... — ответил Шэнь Юань, возвращая разговор в профессиональное русло. — Это нормально. Я все понимаю.       Судя по последовавшим звукам, Шэнь Юань принялся хлопать дверцами шкафчиков — возможно, в поисках сахара.       — Передай моему дражайшему Цзю-гэ следующее: со мной все замечательно. Я замечательно себя чувствую. У меня замечательный новый врач. И новые замечательные таблетки. С моим финансовым положением тоже все просто прекрасно. И мне, Цинъюань, очень нравится моя работа.       — Слушай, я понимаю, ты считаешь, что он перешел границы...       — Он перешел границы.       — Шэнь Юань. Пожалуйста. Взгляни на ситуацию с его стороны, — попросил Юэ Цинъюань. — Тот последний эпизод... ты его очень напугал. И ты был так далеко от дома. Он чуть с ума не сошел.       «Я не должен был это услышать», — подумал Бинхэ. Зажмурился, маясь от вины. Это вообще не его дело. Нельзя было подслушивать.       И все же он стоял на месте, скованный ужасом — боялся, что его заметят.       — Ладно... — произнес Шэнь Юань, явно загнанный в угол. Он вежливо откашлялся и повторил. — Ладно.       — Давай подождем пару месяцев, — мягко предложил Юэ Цинъюань. — Пару месяцев на новых таблетках, и я загружу тебя на полный рабочий день. Что скажешь?       Удар сердца.       — Да, конечно... Хорошо, Цинъюань.       Раздался звук шагов — но не в его сторону. Бинхэ нахмурился, вжимаясь в стену. Похоже, Юэ Цинъюань вернулся к себе в кабинет.       Бинхэ оглядел крохотный контейнер с едой. Лицо горело от стыда.       Он не должен был все это услышать.       Бинхэ отлип от стены, бросая взгляд на учительскую. Там, за узорным стеклом, стоял Шэнь Юань. Он склонился над стойкой, скрестив ноги, и держал исходящую паром кружку. Шэнь Юань пристально рассматривал чай, и его темные волосы занавесом укрывали плечи.       Учитель поднял кружку, осторожно подул и медленно отхлебнул. Двинул кадыком, глотая. У Бинхэ во рту пересохло.       Нужно просто сделать вид, что он только что пришел. Сделать вид, что он ничего не слышал.       Бинхэ постучал в дверь.       — Хм? — Шэнь Юань выпрямился и глянул на дверь. — О, Бинхэ. Заходи, заходи.       Бинхэ повернул ручку. Старая, остро пахнущая пылью дверь со скрипом и стоном отворилась.       — Здравствуйте еще раз, — Бинхэ нервно улыбнулся, проходя в комнату. — Я... я просто хотел узнать, можно ли... хм...       Шэнь Юань посмотрел на пластиковый контейнер с карри.       — Разогреть еду? — изумленно спросил он. Отстраненно пробежался рукой по лицу. — Да. Конечно. Давай, грей.       Бинхэ прошмыгнул к стойке. Приоткрыл контейнер, запихнул его в микроволновку. Поставил таймер на шестьдесят секунд. Карри, окутанное ровным желтоватым светом, закрутилось на подставке.       Бинхэ уставился на микроволновку, опасаясь встречаться взглядом с Шэнь Юанем. Тот отвечал взаимностью. Так они и стояли в полной тишине, следя за крутящимся в микроволновке карри.       А потом Шэнь Юань вдруг спросил:       — Бинхэ, ты был снаружи, когда мы говорили с Юэ Цинъюанем?       Бинхэ сжал кулаки. В глазах закололо.       — Мне кажется, я видел какую-то маленькую пушистую тень, — пошутил Шэнь Юань, пытаясь разрядить атмосферу. Бинхэ понял, что у него дрожит нижняя губа.       — Я... — он с шумом сглотнул, крепко зажмурившись. В носу защипало, и он изо всех сил старался не расплакаться. — Простите, я не хотел!       — Да все в порядке, Бинхэ!       — Нет, не в порядке! — Бинхэ яростно замахал головой. — Я честно не хотел подслушивать, клянусь, я...       Шэнь Юань положил руку на плечо Бинхэ. Тонкую, холодную. Ногти у него были безупречные. Сияли перламутром, словно устричные раковины.       — Я знаю, что не хотел, — сказал Шэнь Юань. — Ты всегда ведешь себя очень вежливо и воспитанно. С чего бы вдруг ты решил подслушивать.       У Бинхэ слегка закружилась голова. Рука Шэнь Юаня, белая, легкая — словно его кости были по-птичьи полыми — до сих пор лежала у него на плече. Бинхэ опустил взгляд на свои кроссовки. С них уныло свисала лапша шнурков, серо-коричневых от апрельской грязи.       — Простите меня, пожалуйста, — повторил он, не зная, что еще можно сказать.       — Ну хватит, — Шэнь Юань сжал его плечо. На удивление сильно. — На самом деле извиняться должен я. Наверное, тебе было очень неловко все это выслушивать.       Тренькнула микроволновка. Бинхэ все смотрел и смотрел себе под ноги, поэтому Шэнь Юань отставил чай и открыл печку сам. Довольно хмыкнул, бросая взгляд то на содержимое, то на самого Бинхэ.       — Что там у тебя? Карри?       Бинхэ кивнул.       — Выглядит отлично, — сказал Шэнь Юань. — Да, ты не зря пришел, горячим оно явно вкуснее.       Шэнь Юань передал контейнер с карри Бинхэ. Цветная капуста, горошек, кубики морковки. Крапинки приправ на дымящемся белом рисе. Выглядело на самом деле отлично.       Но у Бинхэ никак не выходили из головы слова Юэ Цинъюаня.       Он поднял голову и наконец решился.       — Учитель, у вас какая-то болезнь?       Шэнь Юань помолчал. По лицу промелькнула тень какого-то сильного переживания.       — Нет, — ответил он. — Ну... Не совсем. Погоди, давай я покажу.       Учитель отогнул рукав и принялся снимать наручные часы. Бинхэ нахмурился, теряясь в догадках.       Шэнь Юань перевернул часы и поманил Бинхэ пальцем. Тот нерешительно наклонился. Учительские часы были замечательными: блестящее кварцевое стекло и лаконичный серебряный корпус. Сверкающие зеленым отметки на циферблате вполне могли оказаться какими-то драгоценными камнями. Шэнь Юань постучал пальцем по черному кожаному ремешку, привлекая внимание Бинхэ к белой медицинской вставке.       На записке жирными красными буквами было написано «МЕДИЦИНСКОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭПИЛЕПСИЯ (ГЕНЕРАЛИЗОВАННЫЕ ТОНИКО-КЛОНИЧЕСКИЕ ПРИСТУПЫ)». Строчкой ниже: «ЭТО НЕ ПЕРВЫЙ МОЙ ПРИСТУП. НЕ УДЕРЖИВАЙТЕ. ПОЗВОНИТЕ 120, ЕСЛИ ПРИСТУП ПРОДЛИТСЯ ДОЛЬШЕ ПЯТИ МИНУТ».       Там же были указаны телефоны двух людей, с которыми можно связаться: его брат, Шэнь Цзю, и какой-то «Шан Цинхуа». В самом низу шел список выписанных препаратов. С ужасно длинными, похожими на химические формулы, названиями. Бинхэ не узнал ни одно.       — Все не так страшно, как кажется, — сказал Шэнь Юань, надевая часы обратно. — Ну, в том смысле что эпилепсия не такая уж и редкость. Просто мой брат перегибает с заботой.       — У вас был... — Бинхэ понизил голос до шепота. — Приступ?       Шэнь Юань чуть подумал и кивнул.       — Я словил довольно скверный приступ, пока был в Нью-Йорке. Хм... по-научному это вроде как называется «непрерывный конвульсивный эпилептический припадок». Так врачи называют приступы, которые длятся дольше, чем им положено.       — Это сколько?       — Не будем вдаваться в подробности, — увильнул Шэнь Юань. — Но я попал в реанимацию. Они продержали меня в больнице неделю. И у брата... немного сорвало крышу. Он тогда был в Китае, я — в Америке. Мне кажется, именно расстояние выбесило его больше всего. Он все бросил и прилетел нянчиться со мной. Ну кто так делает?       — Кажется, он поступил правильно.       — Ну... может быть, — сдался Шэнь Юань, поправляя ремешок часов. — Но тогда мне это показалось безответственным. Бросить все, никого не предупредить на работе...       — Но это же семейные обстоятельства! — возразил Бинхэ.       Шэнь Юань поник.       — Ты прямо как Юэ Цинъюань, — обиженно проворчал он. И насупился — прямо по-настоящему насупился. Бинхэ ненадолго залип — неужели ему наяву довелось увидеть эту более мягкую, детскую сторону своего неприступного учителя? — Цзю-гэ — танцовщик. И уж кому как не ему знать — шоу должно продолжаться... даже если я... хм, выбыл из строя.       Бинхэ не знал, как возразить, поэтому просто плыл по течению:       — А как вы сейчас себя чувствуете? Лучше? — спросил он.       Шэнь Юань кивнул:       — Ага, гораздо лучше. Вскоре после хм... нью-йоркского приступа мне сменили курс лечения. Новые препараты гораздо лучше купируют припадки. — Шэнь Юань жизнерадостно улыбнулся. Бинхэ уже был знаком с такой улыбкой. У каждого взрослого был припасен один из ее вариантов на случай, если нужно обмануть или успокоить надоедливого ребенка. — Бинхэ, не переживай, во время занятий ничего страшного не случится. Я вполне здоров.       Верилось почему-то с трудом.       — Вы все-таки прислушайтесь к директору Юэ, — тихо попросил он.       Улыбка медленно сползла с лица Шэнь Юаня.       — Бинхэ...       Бинхэ опустил взгляд. Он понимал, что переступает черту, но остановиться уже не мог:       — Вы самый замечательный учитель из всех, что у меня были, — пробормотал он. — Не знаю, что буду делать, если с вами что-то случится... если вы загоните себя слишком...       В глазах закололо, и комната поплыла от навернувшихся слез. Шэнь Юань тут же заметил.       — О нет! Только не слезы! — взмолился он с широко распахнутыми от неподдельного ужаса глазами. Обхватил Бинхэ за плечи и наклонился, чтобы заглянуть глаза в глаза. — О, Бинхэ! Ты ж мой милый барашек... Хорошо, я буду осторожен, я буду заботиться о себе, обещаю! Только... пожалуйста, не плачь!       Бинхэ шмыгнул носом и потер глаза тыльной стороной руки.       — Обещаете?       Шэнь Юань яростно закивал.       — Да, — сказал он. — Обещаю, так что пожалуйста, не делай такое скорбное лицо. Ты мне сердце разбиваешь.       — Ладно, — ответил Бинхэ. Судорожно вздохнул, пытаясь взять себя в руки. — Хорошо.       Взрослые постоянно обманывали, постоянно нарушали обещания. Бинхэ уже не был несмышленым малышом. Несмотря на это, он решил поверить Шэнь Юаню. Потому что учитель был не просто еще одним взрослым. Нет, он был... он был чем-то еще. Чем-то большим. Бинхэ толком не знал, чем именно. Ему пока не хватало слов, чтобы описать это.       Пытаясь совладать с накатившими эмоциями, Бинхэ снова глянул на еду. И тут до него внезапно дошло.       — Ой, — сказал он. — А я палочки в сумке забыл.       Шэнь Юань мягко улыбнулся.       — Не проблема. У нас тут есть запасные.       Он развернулся и покопался в ящике со столовыми приборами. Бинхэ внимательно наблюдал. Он всегда пристально следил за учителем, впадая в странный гипноз. Шэнь Юань заправил за ухо выбившуюся прядь и протянул Бинхэ одноразовые палочки. Тот с благодарностью принял их, разглядывая запястье учителя. Ладони у него были не больше, чем у Бинхэ. А ведь Шэнь Юань был на десять лет старше. Интересно, Бинхэ его когда-нибудь перерастет?       — А где же твои друзья? — спросил Шэнь Юань. — Они тебя не заждались?       Бинхэ покачал головой.       — Они пошли в продуктовый. Со своим обедом пришел только я.       — И ты собираешься есть в одиночку? — Шэнь Юань чуть наклонил голову вбок и нахмурился. — Нет, так дело не пойдет. Хочешь, пообедаем вместе в моем кабинете?       Пообедать вместе с учителем? У Бинхэ даже пульс подскочил.       — Если... если вы не против...       — Не против.       — Тогда — да. Конечно, с удовольствием, — Бинхэ покраснел. — Вообще-то, у меня есть еще несколько вопросов про вчерашнюю последовательность. Ту, что вы показали. Хм... там, где арабеск, фондю.       Шэнь Юань вспомнил о своем чае и, кажется, приятно удивился. Снова отхлебнул из кружки и довольно хмыкнул, радуясь, что чай еще не остыл.       — Шаг теней, — пробормотал он, касаясь губами керамического ободка кружки. Взгляд его заволокло утонченными видениями чего-то воздушного и высокого. — Ступай за мной, Бинхэ.        С тех пор обедать вместе вошло у них в привычку.       Обычно два-три раза в неделю. Всегда в кабинете Шэнь Юаня — учитель растекался в офисном кресле, Бинхэ застенчиво занимал стул напротив. Он готовил сразу на двоих. Шэнь Юань вовсю расхвалил кулинарные таланты своего ученика. Бинхэ в свою очередь готов был расшибиться в лепешку ради искорок счастья в глазах Шэнь Юаня.       У обедов всегда был четкий распорядок: сначала они ели принесенную из дома еду, затем пили чай с десертом, а потом обсуждали танцы. Любимые балеты, секреты мастерства, слухи о европейских труппах и иногда... если Ло Бинхэ особенно везло — забавные случаи из жизни самого Шэнь Юаня.       Тот крайне редко делился личными историями.       Последнее просто сводило с ума. Опьяняло. Казалось, Бинхэ на секунду пускали за кулису тайны.       «Любимые балеты Шэнь Юаня — Лебединое озеро, Манон и Агон», — записал Бинхэ в свой дневник. — «Я до этого никогда не слышал об Агоне. Нашел его в сети — очень странная, очень драматическая хореография, резкие, угловатые движения. Напряжение то нарастает, то убывает. Не уверен, что мне понравилось, но очень интересно, что нравится в этом учителю».       Апрель медленно перетек в май. В школе учителя шлепали Бинхэ по костяшкам, когда он засыпал во время уроков — на носу маячили экзамены. На согретой солнцем влажной земле распускались полевые цветы. Занятия в Цанцюне продолжались без заминок. Они научились выполнять перекрестные прыжки. И плавно выставлять плечи в эпольман.       И все это время разум Бинхэ был безраздельно захвачен Шэнь Юанем. Одной бесконечной, навязчивой мыслью.       На полях конспектов по алгебре Бинхэ записал: «Учитель Шэнь терпеть не может Щелкунчик! Он сказал: “О, Бинхэ, если ты откинешь флер ностальгии, то поймешь: это устаревшая слащавая банальщина без какой-либо ценности по существу. Щелкунчик ничего не привносит в жанр. Полная чепуха и лажа. Уродливый шрам на теле балета!” Никогда не видел, чтобы он так кипятился. Он словно превратился в совсем другого человека. Так непривычно и интересно».       На оборотной стороне выцветшего чека: «Учитель Шэнь показал нам сегодня “Шаг Фреда”, прошелся сам перед всем классом. Позы у него просто нечто».       Пришлось основательно подналечь на подготовку к школьным экзаменам — учитель считал, что нельзя запускать образование. Бинхэ повторял вслух формулы по геометрии, пока застывал в арабесках. Зарывался носом в учебник по биологии на кухонном столе, тренируя батманы.       «Учителю больше всего нравится ветреная погода».       «Учитель коллекционирует каллиграфические кисти, но очень редко ими пользуется».       Тренировки после школы. Тренировки на выходных. Бесконечный парад движущихся тел: словно отлитые из стали девочки в облегающих трико, мальчики с мускулистыми голенями в простых безрукавках.       «”Фредерик Констант”, наручные часы учителя — подарок от брата, Шэнь Цзю».       «Учителю — двадцать три. Он родился утром, на пять минут позже брата. В тот день было холодно не по сезону, и весил он почти ничего».       Экзамены проходили в июне. Голова кружилась от запахов раскаленного асфальта и гудрона. Ло Бинхэ, по просьбе учителя, приготовил моти.       «Учитель не любит рассказывать о годах, проведенных в Нью-Йорке. Не знаю, почему. Некоторые темы словно под запретом. Возможно, потому что мне четырнадцать и я его ученик... Отстой. Я бы хотел узнать о нем все. Это странно?»       «Учитель обожает пирожные».       И каждый раз, пользуясь возможностью, Бинхэ превращал их обеды в дополнительные уроки.       Он пробирался в кабинет Шэнь Юаня и танцевал прямо там, на полупальцах, вытягивая подъем, что, учитывая ковер, было весьма непросто. А Шэнь Юань сидел в своем огромном кожаном кресле, не спуская глаз с Бинхэ. Ладони домиком у лица, чай с пирожными позабыты. Он всегда смотрел так отстраненно, так въедливо. Так внимательно.       — Повороты идут от бедра, — например, говорил он, рисуя воображаемую линию от талии Бинхэ до пальцев. — Не от колена. Поворачивайся всем корпусом. Вложи в движение все тело.       Иногда Бинхэ даже жалел, что в классе есть и другие ученики.       Если бы все уроки проходили вот так — наедине с Шэнь Юанем. Только его слова. Только его цепкий, требовательный взгляд. Изысканная бледность. Длинное, грациозное тело, сияющее в закатных лучах, как свежевыловленный жемчуг.       Где-то на полях истрепанной рабочей тетради по английскому Бинхэ записал свой секрет: «Шэнь Юань очень красивый».       «Такой красивый, что я даже не знаю, куда деваться».       Электрический вентилятор надсадно крутил лопастями на учительском столе. Бинхэ подставлял лицо под потоки прохладного воздуха, спасаясь от выжигающего июльского пекла.       Волосы у него уже порядочно отросли. Гораздо длиннее, чем он когда-либо отпускал. Теперь их можно было собрать в небольшой хвост на затылке, и прохладный воздух, обдувающий тыльную сторону шеи, казался блаженством.       Даже Шэнь Юань маялся от жары — щеки у него слегка разрумянились. Он рьяно обмахивался бумажным веером, тайком загоняя воздух под ворот чопорной рубашки.       — Лю Минъянь нацелилась на Центральную труппу, — рассказывал Шэнь Юань. — Ша Хуалин хочет выступать за границей — во Франции, Италии, Америке. Ян Исюань тоже сравнивает предложения. Хотя, честно говоря, думаю, его главный критерий выбора — близость к кумиру.       — Он и правда поклоняется Лю Цингэ, — согласился Бинхэ, его голос слегка потерялся в шуме вентилятора. — Как думаете, Лю Цингэ возьмет его в ученики?       Шэнь Юань пожал плечами.       — Я встречался с Лю Цингэ раз или два, — заявил он. — Хороший человек, но не очень общительный. Не думаю, что ему интересно возиться с протеже.       — Плохие новости для Ян Инсюаня.       — Так-то оно так, — ответил Шэнь Юань. — Но Ян Исюань умеет быть настойчивым. Он вряд ли смирится с отказом.       — О? — Бинхэ наклонил голову вбок, переваривая мысль. — Думаете, он возьмет Лю Цингэ измором?       — Угу. Как минимум, попытается.       Бинхэ хмыкнул.       Несмотря на жару, настроение у него было отличное. На столе ждал бокал холодного лимонада, внимание учителя сейчас целиком принадлежало ему, а голова до сих пор кружилась от отличной работы на утренней тренировке. Шэнь Юань похвалил его перед всем классом. И даже попросил Бинхэ продемонстрировать гранд жете, приведя его в пример остальным мальчикам!       — Нин Инъин хочет преподавать детям, — продолжил Шэнь Юань и загадочно улыбнулся. — Мин Фань хочет быть рядом с Нин Инъин.       Шэнь Юань потянулся за лимонадом и сделал маленький, аккуратный глоток. Бинхэ с удовольствием наблюдал за ним, сидя по другую сторону дубового стола.       — Они лучшие друзья, — объяснил он. — А лучшие друзья стараются держаться рядом.       Шэнь Юань фыркнул.       — Ох, ты такой милый, — сказал он. — Нет, правда.       Шэнь Юань запустил в бокал два пальца, выуживая кубик льда. Втянул его в рот, пососал мгновение и принялся разжевывать. Хрум, хрум, хрум. Он сидел, откинувшись в кресле, и щурился от удовольствия. Бинхэ крайне редко видел своего учителя таким расслабленным и беспечным. Он был словно фантастически гибкая и длинная волна, точно мелодия симфонической поэмы.       Мир за окном купался в фовистском золоте и выдавал себя за неизвестную картину Климта. В дрожащем мареве переливались здания, автобусы и вывески. Девушки крались по тротуару мимо академии подобно длинноногим сервалам по великой степи.       В кабинете же было прохладно, темно и хорошо. Учительский стол был завален побрякушками, стопками документов и фотографиями в рамках. Одна из них как раз стояла у локтя Бинхэ. На фото Шэнь Юань в пиджаке сидел на каком-то пышном банкете и улыбался в камеру. Рядом был еще один человек — очень похожий на него, очевидно, Шэнь Цзю. Он был одет в зеленый топ без бретелек, открывающий сильные гибкие руки. Шэнь Цзю смотрел в камеру с каменным лицом, даже немного раздраженно, как будто фотограф его чем-то достал.       Шэнь Юань подпер рукой подбородок и задумчиво посмотрел на Бинхэ.       — А чего бы хотел ты?       — Хм? — Бинхэ поднял голову. — В плане карьеры?       Шэнь Юань кивнул, закидывая ногу на ногу. Он разглядывал бокал, возможно, раздумывая, не выловить ли еще кусочек льда.       — Большинство студентов Цанцюн идут после выпуска по танцевальной стезе. Многие компании используют нас, как кузницу кадров — Центральная труппа, например, она же — самый желанный рекрутер. Но не только она, большая часть городских балетных трупп континентального Китая тоже. И кроме того, одними выступлениями возможности не ограничиваются. Есть еще множество способов пустить танцевальное образование в дело. Некоторые идут в педагоги. Другие — в хореографию. А кто-то основывает собственные танцевальные компании.       Бинхэ хмуро разглядывал бокал. Учить кого-то? У него никогда не выходило нормально объяснить что-то другим ученикам. Тут он полностью полагался на Шэнь Юаня. Хореография? Как будто в нем была креативная жилка. Лучше всего у Бинхэ выходило выполнять чужие указания.       Ну, и выступления. Мог ли он выступать? Бинхэ попытался представить. Огромная сцена. Ослепительные софиты. Непревзойденной красоты звезды Национального балета танцуют с ним бок о бок. Каково это, быть ровней небожителям?       Стать звездой самому?       Похоже на детскую мечту, вот только Бинхэ уже не был ребенком. Запрещая себе даже думать об этом, он резко замотал головой — словно собака, отряхивающая воду.       — Профессиональные танцы — это, конечно, здорово, — сказал он. — Но не думаю, что у меня получится.       Беззаботная улыбка Шэнь Юаня сразу погасла.       — Не получится? — повторил он. — И с чего ты это решил?       Бинхэ пожал плечами, разыгрывая неуверенность. Разглядывая что-то в своих ладонях, он потянулся за лимонадом. Растворенный сахар уже выкристаллизовался осадком на стенках бокала.       — Я же ничем не примечателен, — сказал он. — В том смысле... ну кто захочет платить деньги, чтобы поглядеть, как я танцую?       — Я, — удивленно ответил Шэнь Юань.       Бинхэ покраснел.       — Вы просто хотите меня утешить.       — Ничего подобного, — возразил Шэнь Юань. — Бинхэ, ты хоть немного уважай себя. Ты ученик одной из самых престижных балетных академий Китая. И постоянно показываешь лучшие результаты в классе. Так что ты бесспорно талантлив.       — Но... — Бинхэ покрутил большими пальцами друг о друга, в один миг не находя слов. — Даже если я хорош, конкуренция в нашем деле зверская. Быть просто хорошим танцовщиком недостаточно, — в голове созрел следующий аргумент. — Если взять, например, Национальный балет — они же в год набирают одного, максимум двух танцовщиков. Ну и какие у меня шансы с таким конкурсом? Правильно, никакие... Вряд ли я хоть когда-нибудь...       Он оборвал себя на полуслове, не в силах продолжать. Взгляд Шэнь Юаня смягчился.       — Конкурс жуткий, шансов мало, — согласился он. — Насчет этого ты прав. Но, Бинхэ, не списывай себя со счетов так быстро. У тебя невероятный потенциал: превосходная техническая база, потрясающая пластичность... и поистине фантастическая музыкальность. Тебе не хватает лишь одного — уверенности.       — И как мне стать увереннее?       Шэнь Юаня вопрос явно поставил в тупик.       — Я... я не знаю, — признался он и откашлялся. — Я могу многому тебя научить. Как держать арабеск. Как поднимать девушек над головой. Как станцевать пятьдесят представлений за восемь недель — и станцевать с блеском. Но... что касается дел душевных, тут я... хм...       Шэнь Юань сконфуженно спрятался за веер.       — Это тебе придется выяснить самому, — пробормотал он, выглядывая поверх веера одними глазами. — Но Бинхэ... знай, когда ты танцуешь, отбросив все мысли, страхи и сомнения, ты поистине ошеломляешь.       У Бинхэ защемило в груди.       — Ошеломляю?..       — Ага, — кивнул Шэнь Юань. Он смотрел на него с теплотой. Может быть, с гордостью. Замер на миг. Веер чуть опустился, открывая бледные щеки. — Знаешь, даже если Национальный балет не возьмет тебя после первого прослушивания...       Учитель неожиданно замолчал. Медленно, с дрожью вздохнул, опуская веер на стол. Бинхэ терпеливо ждал, решив, что он подбирает слова.       — Даже если... — попробовал снова Шэнь Юань и скривился. Уронил голову в ладони, плечи у него задрожали. Дышал он явно с трудом. — Бинхэ, прости. Я сейчас...       Ло Бинхэ внезапно охватило чувство, что происходит что-то неправильное.       — Учитель? — позвал он севшим голосом. — Как вы себя чувствуете?       Бинхэ наклонился вперед с заходящимся от тревоги сердцем. Кожа Шэнь Юаня, обычно и без того белоснежная и гладкая, выцвела до мертвенной синевы. Бинхэ не на шутку перепугался.       На одно бесконечно долгое мгновение Шэнь Юань застыл, и это было страшнее всего.       А затем протяжно, шумно и с трудом выдохнул:       — Хм... все в порядке, просто... накатило что-то, ничего такого.       Накатило? Взгляд Бинхэ против воли метнулся к правому запястью Шэнь Юаня. Бежать за Юэ Цинъюанем? Он ведь должен знать, что делать в таких случаях?       Проглотив комок в горле, Бинхэ рискнул:       — У вас сейчас...       — Нет! — резко оборвал его Шэнь Юань. И сам смутился. — Нет, просто... просто приступ тошноты. Я плохо спал прошлой ночью, и... жара плохо на меня влияет. Ничего такого, — он поднял голову и вымученно улыбнулся. — Ха-ха... Ох, ну и дела. Наверное, стоит одеваться полегче. Не знаю, чего я так прикипел к этим водолазкам и рубашкам, глупо же, да?       Бинхэ на это не купился.       — Вы очень бледны, учитель.       — Тоже мне новость. Я бледный, да.       — Бледнее, чем обычно! — Бинхэ удрученно вцепился пальцами в колени. — Может, вам прилечь?       Шэнь Юань сощурился.       — Глупости, — ответил он, резко меняя тон. До ледяного, прямо как тогда, в разговоре с Юэ Цинъюанем. — Я в порядке. Я отлично себя чувствую. Отлично. И вообще, у нас скоро урок начнется... Сколько там осталось? Пять минут?       Бинхэ выгнулся, оглядываясь на часы, висящие на стене. Шэнь Юань был прав. А он даже не заметил, как пролетело время.       — Вы уверены? Все хорошо? Точно?       — Конечно, — Шэнь Юань сверкнул глазами. — Я не сахарный, Бинхэ, не растаю. Уж кому, как не тебе, знать. Да?       И тут до Бинхэ внезапно дошло, какова цена доброго расположения Шэнь Юаня.       — Я...       С языка уже рвался нужный ответ: да, учитель, конечно. Шэнь Юань ждал именно его. Правильный ответ, ответ, за который Ло Бинхэ получит ободряющую улыбку и двойную дозу похвалы.       Но Бинхэ никак не мог заставить себя.       Шэнь Юань уперся руками в стол и поднялся на ноги. Стоял он с явным трудом. Бинхэ испугался того, насколько хрупок оказался учитель, и в то же время поразился его силе. В глазах Шэнь Юаня блестела сталь. Отлично знакомая Бинхэ. С тем же блеском Лю Минъянь проделывала пятнадцать пируэтов без остановки. Та же сталь звенела в голосе Ша Хуалин, когда она — вся красная и мокрая от пота — заставляла их тренировать одну и ту же поддержку снова и снова, снова и снова.       Так смотрели люди, выжимающие из себя максимум. Требующие от своего тела невозможного.       — Вы обещали беречь себя, — слова вылетели раньше, чем Бинхэ успел их обдумать.       Шэнь Юань застыл у двери. Его немного пошатывало, и казалось, подуй сейчас ветерок — учитель упадет.       — Что я и делаю, — ответил он.       Бинхэ затаил дыхание.       — Мне кажется... нет.       Шэнь Юань обхватил пальцами дверную ручку. Но до сих пор не повернул. Он уставился на Бинхэ — долгим, непроницаемым взглядом, все еще до ужаса бледный.       — Бинхэ, ты мне не доверяешь?       Сердце ухнуло в пятки.       — К-конечно доверяю!       — Тогда поверь, я знаю, когда остановиться, — сказал Шэнь Юань, провел ладонью по лицу и распахнул дверь кабинета. Яркие лучи света из коридора обхватили поджарую фигуру. — Со мной сегодня все будет в порядке. Я могу работать.       Бинхэ потупился, маясь от угрызений совести. Учитель прав. Конечно же, прав, он ведь всегда прав! Да? С чего вдруг Бинхэ решил, что ему виднее?       — Хорошо, — так и сказал он. — Вам виднее, простите.       Похоже, этот ответ порадовал Шэнь Юаня.       — Конечно, — согласился он. Указал рукой в сторону коридора. — Ступай, тебе еще подошвы канифолить. Увидимся в зале ровно в 12:45, договорились?       Бинхэ рефлекторно подскочил со стула.       — Да, учитель!       Шэнь Юань улыбнулся.       — Молодец. Ступай.       Молодец! Он — молодец! Бинхэ воспрял духом, разом забыв обо всех волнениях. Мало что в жизни он любил больше, чем похвалу Шэнь Юаня. Будь у него хвост, он бы уже крутился пропеллером.       Шэнь Юань его похвалил! Все мрачные предчувствия мигом улетучились.       Окрыленный, Бинхэ проскочил в коридор мимо Шэнь Юаня, размахивая собранными в короткий хвост волосами. Понесся в раздевалку, и заношенные кроссовки громко скрипели по полированным половицам.       Натягивая на ноги балетки, Бинхэ снова смутился. Он, конечно, хотел как лучше и переволновался, но совершенно зря. Шэнь Юань не инвалид. Не нежная девушка викторианской эпохи, угасающая от чахотки и все время на грани обморока. Шэнь Юань — его учитель, профессиональный танцовщик и специалист высшего класса. Учитель — взрослый, а Бинхэ — всего лишь его ученик. С какой стати он решил, что может опекать Шэнь Юаня?       Ни с какой.       Бинхэ вернулся в зал и встал у станка. Нин Инъин в свежезаштопанных пуантах — новые ленты резинок плотно обтягивали ноги — заняла место рядом.       — Ничего себе ты оброс, — вздохнула она, не спуская глаз с раскачивающегося хвоста Бинхэ.       — Ну так план был именно в этом, Нин-цзе.       Ша Хуалин нарисовалась с другой стороны и ткнула его локтем в ребра.       — Еще немного, и я смогу заплести тебе косу, — заявила она. Наклонилась ближе и доверительно зашептала. — Что, снова втайне обедал со своим дражайшим учителем? Что ты ему сегодня приготовил? Что-нибудь миленько-домашненькое, с рисовыми шариками в форме сердечек?       Бинхэ неистово покраснел.       — Сэндвичи... на хлебной закваске, с курицей и песто.       — На закваске? Прикольно, — Нин Инъин надула губы. — А меня ты сэндвичами никогда не угощал.       Ша Хуалин хихикнула, плотоядно скалясь.       — Конечно, не угощал, он же не в тебя вкрашился.       Бинхэ ошалело вздернулся.       — Чего?! Я не... я не вкрашился в учителя!       — О, ну конееееечно, не вкрашился, ага, — Ша Хуалин закатила глаза. — Слушай, Бинбин, ты меня за дуру-то не держи. Ты краснеешь как помидор каждый раз, когда он проплывает мимо.       — Я...       — Лин-эр, прекрати издеваться, — Нин Инъин с сочувствием похлопала Бинхэ по руке.       — Да не издеваюсь я! Ну... что в этом такого? Я наоборот считаю, что это вполне нормально. Кто хоть пару раз не втрескивался в учителей?       — Я! — совершенно внезапно влез в разговор Мин Фань. — Я никогда не втрескивался в учителей!       — И я, — добавила Нин Инъин.       — И я тоже! — подключился Бинхэ. — Завязывай уже с этими мерзкими намеками...       — Да что тут мерзкого-то? — фыркнула Ша Хуалин. — Типа вы оба парни? Ну так ведь... большинство парней в балете и так геи...       — Я — нет! — завопил Мин Фань. Повернулся к Нин Инъин и до смешного трагически повторил: — Ты же знаешь, я не гей.       На другом конце станка Лю Минъянь, кажется, внимательно прислушивалась к их разговору.       — Может, хватит уже? — взмолился Бинхэ. — Шэнь Юань придет в любую секунду. Если он услышит... всю эту ерунду, он...       — О, о?! И что же он, что?!       Нин Инъин ткнула пальцем в щеку Ша Хуалин, напуская на себя необычайно строгий вид.       — Лин-эр, достаточно. Ему правда неприятно.       Ша Хуалин на миг напряженно задумалась. А затем фыркнула.       — Ладно-ладно, — проворчала она. — Распустил нюни...       Она сердито ухватилась за станок и принялась растягивать голени. Нин Инъин присоединилась к разминке, подхватив рукой щиколотку и вытягивая квадрицепсы.       Бинхэ так и стоял спиной к зеркалу, до сих пор чувствуя, как горят щеки. Помимо смущения в душе неожиданно поднималась злость. И злился Бинхэ не потому, что Ша Хуалин намекнула, будто бы ему нравятся мужчины, и даже не потому, что насмехалась над ним прямо перед друзьями, нет. Он злился из-за того, что Ша Хуалин опошлила отношения Бинхэ и Шэнь Юаня.       Свела поклонение Бинхэ до банального краша.       Ведь что такое краш? Глупая влюбленность, незрелая, поверхностная. Детское слово, детская эмоция, детский концепт. Бинхэ испытывал к учителю чувства гораздо более взрослые. Глубокие, монументальные — уважение, восторг, трепет. Благодарность. Восхищение. Неистовое желание научиться всему, изучить его полностью. Экстаз от осознания, что Бинхэ — его самый любимый ученик.       И Ша Хуалин этого никогда не поймет. Чувства Бинхэ к своему учителю — священны. А у нее не было ничего святого. Такая уж она. Ша Хуалин никогда, никогда не понять. Но это нормально — ей и не нужно.       Искорка самодовольства разгоралась где-то в животе.       Он был любимчиком Шэнь Юаня.       Он все понимал.       Дверь со стоном отворилась, и в зал вошел Шэнь Юань. К большому облегчению Бинхэ, учитель уже несколько пришел в себя, мертвенная бледность сменилась легким румянцем. Вид здоровым все еще не назовешь, но он хотя бы уже не был на грани обморока.       Шэнь Юань оглядел станок, медленно разгоняя веером жаркий воздух.       — Разогреваетесь? — отметил он, медленно скользнул взглядом по девушкам и улыбнулся. Бинхэ почувствовал укол ревности. — Отлично, отлично. Бинхэ, Исюань, Ванъюэ — присоединяйтесь к разминке.       — Да, учитель!       Шэнь Юань прошел к граммофону, стоящему в конце зала, аккуратно выставил иглу. Студию затопило вступительное арпеджио Розового адажио — всеми любимый шедевр Чайковского. Шэнь Юань улыбнулся сам себе, заслышав первые ноты. Без слов подпевая мелодии, он задвигал веером в такт музыке.       Внезапно Бинхэ снова возненавидел своих одноклассников. Ша Хуалин, Ян Исюаня, Мин Фаня, даже милую Нин Инъин. Всех.       Почему ему приходится делить внимание учителя с ними?       Неправильно. Так неправильно.       Бинхэ вцепился в станок со всей силы и со злостью выставил ногу в напряженный третий арабеск.        Рисовая каша, зубная паста, заколки для волос, шнурки. Две порции обеда: одна для Шэнь Юаня, другая для Бинхэ. По утрам на остановке, дожидаясь автобуса, Бинхэ складывался пополам, растягивая голени на расшатанной скамейке. Выхлопные газы. Бледные небеса. Хлопья ржавчины на железных поручнях. Скрипящий стрекот цикад.       Лето вступило в свои права, что означало: никакой школы, а тренировки стали еще дольше и начинались ровно в семь утра.       Час на технику. Час на вариации. Час адажио. Перерыв. Работа в парах. Вариации. Обед. Вариации. Музыка и теория. Техника. Актерское мастерство. Для девочек — дополнительное занятие на пуантах. Для мальчиков — силовые тренировки.       Иногда в зале присутствовали мужчины и женщины в солидных костюмах. Они наблюдали за занятиями и что-то записывали. Рекрутеры, директоры. Балетный бизнес. Их оценивающие взгляды были еще холоднее, чем шеньюаневские, но от этих людей буквально пахло властью, связями и перспективами. Бинхэ перед ними выкладывался особенно, и учитель довольно улыбался.       Дни длились бесконечно и состояли целиком из боли. У него болели колени и щиколотки. Ныли перегруженные плечи. И сердце — сердце болело все время, без какой-либо причины. Оно ныло и кололо, и выло как голодный кошак.       Техника. Вариации. Пахита, Раймонда, Жизель, Аполлон. Адажио. Красноречивые жесты, чистые линии. Работа в парах. Доверяй и прыгай! Музыка, актерское мастерство, зал выступлений, правильное питание, пилатес, силовые тренировки.       Некоторые дни были проще. Некоторые — тяжелее.       И для учителя тоже.       В одни дни он весь кипел от бодрости — запускал на граммофоне зажигательное виваче и устраивал им демонстрации, выдавая сложные серии гигантских, захватывающих дух прыжков под громогласные возгласы учеников.       В другие дни он едва держался на ногах.       Но Шэнь Юань сдержал обещание — Бинхэ никогда не видел его припадков. Однако все чаще на телефон приходили сообщения, что занятия отменяются. На следующий день Шэнь Юань приходил в класс крайне изможденным.       Ша Хуалин тут же неслась к Бинхэ, горя желанием поделиться свежими, леденящими душу сплетнями.       Я слышала, он потерял сознание прямо перед поездом! Говорят, он даже с кровати не может подняться. А еще ходят слухи, что у него случился припадок прямо на парковке, и директору Юэ пришлось отвезти его домой! Ох, бедный учитель Шэнь! Наша хрупкая, чахлая фиалка. А вот еще я слышала: он потерял сознание на городской площади и разбил голову об асфальт.       Но Бинхэ был хорошим мальчиком. И почтительным учеником. А почтительные ученики не верят грязным слухам — по крайней мере, если им дороги их учителя. Так что Бинхэ молчал. Не подавал виду. Даже когда ее сплетни очень походили на правду. Даже когда Шэнь Юань пришел на занятия с огромным белым пластырем на левом виске.       — Не смотри на меня так, — сказал ему тогда Шэнь Юань, приглаживая холодными ладонями волосы Бинхэ. — Я совершенно здоров. Просто жара плохо влияет. Давай, выше нос. Улыбнись.       Кажется, пару раз Бинхэ замечал спазмы в ногах Шэнь Юаня. Но учитель обычно в такие моменты сидел за столом и сводил все к шутке. Притворялся, что сделал это специально.       Как будто это был какой-то гениальный розыгрыш, а Бинхэ просто не понял соль.       Совершенно здоров…        Бинхэ на полном ходу несся к своему пятнадцатилетию.       А Шэнь Юань, в свою очередь, скоро должен был отмечать свои двадцать четыре.       Он родился двадцать первого августа. Бинхэ загуглил дату рождения Шэнь Цзю, информации в сети о знаменитом танцовщике было предостаточно. У него даже имелась страница в Википедии. И аккаунт в Твиттере. А еще — фанатское сообщество в Вейбо — с массой потрясающих закулисных съемок. Пока Бинхэ искал нужную информацию, его затянуло в просмотр прогонов и репетиций. Альбрехт Шэнь Цзю оказался взвинченным и возвышенным, Никия же — трансцедентной, запредельной. Ледяной баланс. Четкость шагов такая острая, что впору порезаться. А его вариация «Умирающего лебедя»? Абсолютно опустошающе. Она по-настоящему западала в душу и еще долго не отпускала.       Но... он ведь не за этим туда пришел?       День рождения Шэнь Юаня! Вот что важно!       Обычно после репетиций Бинхэ тут же сматывался из зала, вылетал из академии и бежал на электричку. Но в тот день он отправился в центр города.       Бинхэ искал идеальный подарок.       Район торговых центров, весь в нарядных и пафосных фасадах, с толпами богатеньких туристов, действовал на нервы. Бинхэ чувствовал себя неуютно на оживленных улицах. И модные магазины не любил. Продавцы всегда кривили лицо, только его завидев. Кто знает, может быть, от него за версту разило нищетой?       Бинхэ завис перед витриной элитного танцевального бутика, взгляд зацепился за шелковые ленты, рулоны войлока для починки туфель, ворохи бледного, почти прозрачного тюля, станки для дома всех размеров... и обувь. Ряды обуви. Балетки с тряпичными подметками и кожаными, пуанты с их жесткими, вертикальными подъемами...       Денег не хватало ни на что.       Бинхэ вздохнул и нерешительно осмотрел улицу.       Танцевальные примочки явно вычеркивались из списка возможных подарков, но были и другие варианты. Может быть, новый веер? Бинхэ обмозговал идею и отказался. Веера у Шэнь Юаня были явно не из простых. Возможно даже — ручной работы, возможно даже — изготовленные на заказ. Бинхэ себе такую роскошь позволить не мог. А дарить дешевую подделку не хотелось.       Может быть, свитер? Не такая уж ужасная идея, пусть и без фантазии. С другой стороны, жара до сих пор не спадала, так что практичным подарком такое тоже не назовешь.       Тогда, получается, книга! Учитель любил читать. Полки в кабинете ломились от книг, а сам Шэнь Юань постоянно ходил с каким-нибудь экземпляром в потрепанной мягкой обложке. Бинхэ нахмурился, пытаясь вспомнить, что именно нравилось читать учителю. Романы? Нон-фикшн? Почему он ни разу не обратил внимания на корешки?       Если так подумать, то Шэнь Юань всегда избегал обсуждений прочитанного. Возможно, на то была своя причина. Может, он читал что-то такое сложное, что Бинхэ и понять пока не мог. Что-то... чрезвычайно фундаментальное — полные терминов трактаты об истории балета.       Да, скорее всего так и было.       В конце улицы притаился книжный магазин — уютный, хипстероватый, с кофейней под крышей. Бинхэ с надеждой направился туда, пересек оживленный тротуар, уклоняясь от раскачивающихся в стороны пакетов и сумок.       Вывеска магазина гласила: БАРАХОЛКА «ВОДНЫЕ КАШТАНЫ» | БУКИНИСТИКА | КОМИКСЫ | АНТИКВАРИАТ | КАФЕ. Снизу висело написанное от руки объявление: «Требуются работники на неполный рабочий день!»       Неполный рабочий день, хм... Бинхэ даже на несколько секунд призадумался, прежде чем отмести мысль. Дополнительный заработок не помешал бы, но воткнуть подработку между танцами и школой было просто нереально.       Бинхэ вошел в магазин под звон дверного колокольчика. «Водные каштаны» пахли поджаренным черным чаем, нафталином и старой бумагой. Густой, чуть плесневелый запах навевал ассоциации о чем-то древнем, готическом.       Бинхэ окинул взглядом первый этаж, изучая обстановку. В теплом свете желтых ламп все вокруг мягко мерцало. В углу, отведенном под кофейню, за одним из столиков дремал какой-то писатель прямо со включенным ноутбуком. Он уронил голову на вытянутую руку и, кажется, пускал слюни. За стойкой бодрый бариста осторожно вливал сироп в керамическую кружку. На дальней стене висел незнакомый плакат — красной печатью над огромной пустыней сиял слоган: «Да не убоюсь я. Ибо страх — убийца разума».       Все остальное помещение занимали книги.       Море книг. Океан. Дешевые издания в потрепанных мягких переплетах, талмуды в твердых обложках только что из печати. Книги везде, книги повсюду, до отказа забитые в полки, громоздящиеся до самого потолка. Часть книг была свалена в картонные коробки. Одна из них была подписана как «ДЕТЕКТИВЩИНА (1929~1959)». На других стояли метки: «ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ», «ПОЭЗИЯ», «СЛЕЗОВЫЖИМАЛКИ (ПРОВЕРЕНО ВЛАДЕЛЬЦЕМ!!!)», «БИОГРАФИИ», «КРАЙНЕ СОМНИТЕЛЬНАЯ МОНСТРОЭРОТИКА», «САЙ-ФАЙ», «ФЭНТЕЗИ».       Бинхэ напомнил себе, что он тут по делу. Ради Шэнь Юаня! Принялся неспешно бродить по завалам, подбирая что-нибудь, что могло понравиться учителю. В каждом книжном где-то да была секция «Театральное искусство». В основном заполненная тщеславными мемуарами ушедших в утиль актрис, но иногда можно было подцепить том-другой об истории танцев.       Пару минут блужданий, и Бинхэ все-таки встретил вполне себе приличный стеллаж, посвященный танцам. Его внимание привлекла увесистая книга в твердой обложке.       «Описание хореографических элементов: приемы и методика».       Нудятина конечно... Но, с другой стороны, книга явно для умных. А Шэнь Юань был умным. Наверняка ему понравится. Взрослая, сложная книга для эрудированного человека.       Бинхэ пересчитал мелочь в кошельке. Может, на остаток он сможет прикупить что-нибудь и для себя. Например... новый выпуск «Дэнс Интернешнл».       Он повернулся, нашел глазами лоток с журналами. Рядом стоял мужчина, листающий «Вог Чайна». Темные волосы, гибкий стан, бледная кожа...       У Бинхэ сердце ёкнуло.       Шэнь Юань!       Вот только... не сходилось. Бинхэ выбежал из академии сразу, как закончились занятия. А Шэнь Юань еще оставался в здании. Каким образом он смог его опередить?       Бинхэ прищурился. Сходство было поразительным, но все-таки не до конца. Линия рта капризнее, уголки глаз чуть более вздернутые. Волосы длиннее — и искусно уложены на одно плечо. Но лицо в целом было похоже до жути.       Словно этот человек был братом-близнецом учителя.       Эврика! Бинхэ наконец понял: перед ним — Шэнь Цзю. Шэнь Цзю из Центральной труппы. Черный лебедь, змея среди роз. Величайший премьер, артист с большой буквы.       Шэнь Цзю глянул на него поверх журнала. Вопросительно поднял бровь, окатывая презрением. До Бинхэ дошло, что он, похоже, пялился на него, разинув рот.       — Автографов не даю, — заявил сходу Шэнь Цзю.       Бинхэ дернулся.       — Что?       — Я сказал, что не даю автографов, — повторил Шэнь Цзю. — Исчезни.       И вернулся к просмотру журнала.       Ничуть не обидевшись, Бинхэ подобрался чуть ближе. Шэнь Цзю был одет в темную бархатную рубашку с глубоким вырезом. Со спины шли ленты внахлест, обнажая мускулистые плечи и лопатки. Накрашенные ногти, ботинки на высоком каблуке... Шэнь Юань бы никогда так не вырядился.       — Вы на самом деле Шэнь Цзю, — восхищенно произнес Бинхэ. — Я обожаю вашу Серенаду! И Маргариту с Арманом! О, а еще Жар-птицу! Вы так вдохновляете, нет, правда!       На этот раз Шэнь Цзю не удосужился даже оторваться от журнала.       — Я сказал — проваливай. Мне сейчас не до фанатов.       — О, но я не просто фанат! — замотал головой Бинхэ. — Я учусь у вашего брата в Цанцюне! У Шэнь Юаня!       Долгий миг, и Шэнь Цзю снова глянул на него поверх журнала. Бинхэ просиял.       — Меня зовут Ло Бинхэ! Возможно, Шэнь Юань рассказывал обо мне?       — Никогда, — ответил Шэнь Цзю.       — Оу... — протянул Бинхэ, обдумывая новость. — Может быть, вы не запомнили, но я уверен, он точно упоминал меня. Знаете, не хочу хвастаться, но я в каком-то смысле его любимый ученик.       Шэнь Цзю сухо рассмеялся.       — Ну да, ну да, конечно.       Было в этом смехе что-то отталкивающее. Но Бинхэ решил не обращать внимания.       — Он на самом деле отличный учитель. Просто замечательный, и потрясающий танцовщик к тому же, а еще так хорошо объясняет нам все! Иногда мы даже обедаем вместе! Я приношу ему еду. И Шэнь Юань всегда хвалит мою готовку.       — Готовку?       — Ага! Например, сегодня я принес лимонные батончики! Кажется, они ему очень понравились! Он съел две штуки... и взял еще несколько...       — Ха-ха, — выдал Шэнь Цзю, переворачивая страницу журнала. — Ему вообще-то противопоказано это дерьмо. Он должен соблюдать низкоуглеводную диету.       Бинхэ так и застыл, с приклеенной улыбкой.       — В смысле?       Шэнь Цзю закатил глаза.       — Сахар. Вредно для эпилептиков.       — О, я... — Бинхэ запнулся, краснея от стыда. — Я не знал.       — Конечно, не знал, — ответил Шэнь Цзю, захлопнул журнал и вернул на стеллаж. — Маленькая тварь.       Шэнь Цзю протянул руку, выудил выпуск «Базара» из стопки и развернул. Бинхэ был весь внимание.       — Скажи мне, маленькая тварь, — после долгой паузы. — Ты как, хорош?       — Простите?       — Челюсть-то подбери, — посоветовал Шэнь Цзю с неуловимой издевкой, чем-то напомнивши Ша Хуалин. — Хорошо танцуешь?       Бинхэ рассмеялся, задыхаясь:       — В сравнении с вами?       — Со мной не сравнится никто, — тут же отрезал Шэнь Цзю. И громко перелистнул страницу. — Есть перспективы?       Бинхэ крайне обстоятельно обдумал вопрос.       — Учитель говорит, что да.       — Стоит к нему прислушаться. Ради него.       — Ради него?       Шэнь Цзю смотрел на него, не мигая.       — Шэнь Юань когда-то мечтал о карьере профессионального танцовщика. Гастроли, путешествия. Пышные представления, бархатные занавесы. Он выкладывался на полную, изнурял себя тренировками. Изучил всю классику. Даже немного печально... Он вкалывал с таким отчаянием. Ну, дела давно минувших дней, — Шэнь Цзю перевернул страницу. Кажется, он особо не вчитывался. — Первый припадок случился с ним в пятнадцать. Уже в то время его ждали в Национальном балете.       У Бинхэ в животе все перевернулось.       — Я... не знал...       — Что ж, кажется, ты сегодня узнаешь много нового, — высокомерно заметил Шэнь Цзю. И взял драматическую паузу. Он внезапно перевел взгляд с журнала на Бинхэ. Глаза у него были до странности выцветшими. — Усердный труд поможет пройти лишь половину пути. Остальное — чистая удача.       Бинхэ с трудом сглотнул. Шэнь Цзю прищурил глаза.       — Если тебе вообще повезет, — в елейном тоне сквозил опасный яд. — Не упусти свой шанс.       Между ними снова повисло молчание. Шэнь Цзю листал журнал. Бинхэ медленно переваривал услышанное.       Он бы и сам мог догадаться, учитывая всю известную информацию. Но почему-то этого не сделал. Бинхэ представил юного Шэнь Юаня — четырнадцать, пятнадцать лет. Бодрого, полного сил. Худенького и свежего. Неуверенно отрабатывающего движения у станка. Батманы, жете. Поддержки.       Десять лет назад он был полон сил и надежд. Сейчас — казался миражом.       Впервые в жизни Бинхэ ощутил жестокость неумолимого течения времени.       — Вы очень любите своего брата, да?       Шэнь Цзю недовольно скривился.       — По мне не видно?       — Да нет, — ответил Бинхэ. — Это... это здорово, на самом деле.       Шэнь Цзю, похоже, не особо увлек этот поворот разговора, и он снова нырнул в журнал. Бинхэ же решил идти до конца. — Возможно... вы меня выручите. Я ведь пытаюсь выбрать подарок на день рождения Шэнь Юаня.       — Да неужели.       — Ага, — подтвердил Бинхэ, ощущая, как загораются уши. — Он... он столько сил в меня вложил. Я бы хотел как-нибудь его отблагодарить.       Бинхэ выставил перед собой «Описание хореографических элементов: приемы и методику».       — Как думаете, ему понравится?       Шэнь Цзю быстро глянул на обложку.       — Нет.       — Серьезно? — Бинхэ разочарованно опустил книгу. — Почему?       — Нудятина какая-то, — ответил Шэнь Цзю. — Полный отстой.       — Зато про теорию танцев!       Шэнь Цзю отрывисто рассмеялся:       — Господи боже, да ты вообще ничего про моего брата не знаешь.       Бинхэ взорвался:       — Знаю!       — Да хорош, — Шэнь Цзю злорадно улыбнулся. — Ни черта ты не знаешь. Вообще ни капельки.       — Может... и не все, но...       — Ты даже не в курсе, что он любит читать.       Бинхэ с грохотом опустил «Описание хореографических элементов» на ближайший стол и стиснул зубы.       — Ладно-ладно, — процедил он, испепеляя Шэнь Цзю взглядом. — Я понял. Я тупой. Глупый, несмышленый ребенок, который ничего не знает о жизни. Хорошо, принято. Но теперь, когда мы это выяснили, не могли бы вы мне подсказать, что любит читать Шэнь Юань?       Губы Шэнь Цзю дрогнули в хитрой, змеиной улыбке. В глазах засверкала насмешка.       Бинхэ до сих пор не понимал, в чем тут юмор.       — Иди за мной, — сказал Шэнь Цзю. — Проще показать.       Взмахнул волосами. От него пахло дамасской розой — сладко до удушья. Ладановыми слезами, готической тайной.       Бинхэ внезапно понял: если Шэнь Юань был Одеттой, то Шэнь Цзю оказался Одиллией. Развратным, чувственным отражением непорочного создания.       Соблазнительным. Гадким. Искушенным. Хищным.       Шэнь Цзю гордо проследовал к книжным стеллажам. Двигался он с эксгибиционистской грацией, покачивая бедрами. Угрожающе, зловеще, с неуловимым оттиском танца в каждом твердом, выверенном шаге. Со злостью и чувством превосходства.       Змея среди роз.       Бинхэ последовал за ним.       И...       Именно так на руках у Бинхэ оказалась новенькая, только что из печати «Девяносто девятая невеста демона-завоевателя».       Уже дома Бинхэ с сомнением разглядывал свою покупку. На обложке отвратительно перекачанный главный герой задумчиво таращился на свой меч. Героиня — скорее всего обозначенная в заглавии невеста — в обморочном экстазе припадала к его мускулистому боку. У нее была крошечная талия, неприличный наряд и невероятно огромная грудь. Два гигантских арбуза взмывали вверх, противореча всем законам физики и здравого смысла.       Бинхэ пробовал читать. Ну, в лучшем случае это было читаемо. Мягко говоря, написано было плохо. Сцены секса и вовсе озадачивали. «Таинственный цветок, источающий мед»? Бинхэ побоялся гуглить.       И вот это нравилось Шэнь Юаню? Серьезно?       Шэнь Цзю, должно быть, разыграл его, не иначе. Хотя в тот момент он казался искренним — смеялся, по крайней мере, от души.       Может, Бинхэ просто чего-то не понимает? Кто знает, вдруг тут запрятаны сложные, многослойные геополитические отсылки, скрытые под трясущимися сиськами и фонтанами крови.       Может, это все — метафора, хм... Расизма... или смерти. Или постмодернизм. Что-то серьезное и солидное.       Этим Бинхэ себя и успокаивал, пока заворачивал подарок в оберточную бумагу.       — Это вам, — сказал он, протягивая жуткую книгу Шэнь Юаню через стол.       Учитель изучающе склонил голову на бок.       — Мне?       Бинхэ быстро кивнул и нервно ухватился за хвост.       — Я знаю, что день рождения у вас только на следующей неделе, — объяснил он на всякий случай. — Но... так или иначе, я...       — О, Бинхэ! — вздохнул Шэнь Юань, прижимая руку к сердцу. — Да не стоило.       — Понимаю, — ответил Бинхэ, заливаясь румянцем. — Но мне все равно захотелось. Вы столько для меня сделали.       — Глупый. Быть твоим учителем — уже большая честь.       Шэнь Юань потянулся за подарком. Книга была завернута в голубую бумагу с узором из черных лебедей. С нескрываемым предвкушением он принялся срывать обертку.       У Бинхэ засосало под ложечкой, некстати перед глазами встала грудастая деваха на обложке. Господи боже, зря он все это затеял. Это точно ошибка, ужасная, смертельная ошибка! Шэнь Юань решит, что он — сексуально озабоченный придурок. Надо было брать свитер. Господи, почему он не купил свитер?!       — Необязательно открывать прямо сейчас! — подорвался Бинхэ, заламывая руки. — Вы можете посмотреть... ммм... потом? Когда я уйду? Знаете, мне немного неловко...       — Да брось, — Шэнь Юань откинул клочок обертки на стол. — Я же не дотерплю. Так, что тут у нас...       Бинхэ вцепился в свой хвост с утроенной силой. Последний слой пал в неравной схватке. Шэнь Юань рассматривал книгу. С ужасающе непроницаемым лицом.       В комнате на миг все стихло.       Повисло долгое, томительное молчание.       «Сдохнуть бы сейчас», — мечтал Бинхэ. — «Боги, пожалуйста, можно я сейчас быстро и тихонечко умру»?       Шэнь Юань поднялся. Бинхэ вздрогнул и зажмурился, на смену панике стремительно приходила пелена убийственной злости. Сраный, сраный Шэнь Цзю! Он... Бинхэ стоило довериться инстинктам. Ведь совершенно очевидно, что его учитель ни за что на свете...       И тут Шэнь Юань его крепко обнял. Злость испарилась в один миг, так же быстро, как и накатила. Страх ушел. Шэнь Юань был теплым, субтильным и пах перечной мятой. Он обнимал Бинхэ за плечи, с силой притягивая ближе. И его трясло. Нет... Не трясло — он смеялся.       Шэнь Юань обнимал Бинхэ и хохотал.       — О боги, — причитал он без остановки. — Боги милостивые. Отвратительно. Но как? Откуда?       Бинхэ так полегчало, что захотелось разреветься.       — Шэнь Цзю! — выпалил он. — Это его идея!       Шэнь Юань рассмеялся пуще прежнего.       — Б-брат? — всхлипнул он. Встряхнул головой, хлестнув темными прядями по плечу Бинхэ. — Боги, он хуже всех! Какой кошмар!       Бинхэ тоже захихикал — чистый, звонкий смех Шэнь Юаня оказался заразительным.       — Мне тоже так показалось.       — О да, — подтвердил Шэнь Юань и стиснул его в объятьях крепче. — Но ты, Ло Бинхэ, ты — просто чудо.       Бинхэ уткнулся лицом в изгиб шеи Шэнь Юаня, паря на крыльях блаженства. Учитель смеялся без остановки, и Бинхэ скорее ощущал, как лопаются пузырьки смеха, нежели слышал их.       Казалось, не было ничего чудеснее, чем вот так стоять в объятьях Шэнь Юаня и смеяться вместе с ним. Бинхэ словно одарили редкой привилегией.       Шэнь Юань отстранился, все еще держа Бинхэ за плечи. А тот улыбался так, что болели щеки.       — Учитель, а вы правда читаете такое?       — Нет, нет! Конечно же, нет! — сходу выпалил Шэнь Юань и затем прикусил щеку изнутри. — Прости, я уже по привычке... А если честно... то да, читаю. Не потому что люблю такое! Нет. В смысле — они чудовищные. Боги, я даже не уверен, что «чудовищные» — подходящее слово.       — Но зачем тогда?       Шэнь Юань крепко задумался.       — Эти любовные романы — они и правда ширпотреб полный, пучок за пятачок, — принялся объяснять он. — И по большей части — они на самом деле ужасны. От и до, без проблесков, оскорбительно отвратительны. Но... в этом-то вся мякотка.       — Не уверен, что понимаю.       Шэнь Юань со знанием дела улыбнулся.       — Сейчас объясню, — сказал он. Достал «Девяносто девятую невесту демона-завоевателя» и пролистнул пару страниц. — Возьмем в пример эту чепуху? Избитая, скучная, банальная и забудется сразу, как закроешь. Скверно придумано, скверно исполнено. Как ни взгляни, плохо со всех сторон. Но... Из этого можно извлечь уроки. Разобрать по полочкам, что не так. Взглянуть на все критически. Знаешь, как говорят? На ошибках учатся. Я считаю, любой провал может послужить трамплином.       Шэнь Юань отложил книгу на стол.       — Ну, а еще — ничто не доставляет столько удовольствия, как разрывать эти книжонки в клочья, — закончил он.       Бинхэ рассмеялся, пряча лицо в ладонях.       — В жизни бы не подумал, что вы можете быть таким жестоким, — сказал он, слегка подначивая. Шэнь Юань понимающе улыбнулся:       — Это у нас, Шэней, в крови.       — О, охотно верю, — согласился Бинхэ, вспоминая о Шэнь Цзю.       Теперь Шэнь Юань улыбался загадочно. И Бинхэ очень любил эту улыбку.       — Но как же мило с твоей стороны. Уважил старика в его день рождения.       — Вы вовсе не старый, — тут же возразил Бинхэ.       — Да я ископаемое. С меня уже песок сыпется.       — Учитель, вам всего-то двадцать четыре исполнилось!       — Ага, именно. Дремучая древность.       — Учитель! — взмолился Бинхэ и снова расхохотался.       Шэнь Юань с довольным видом оперся об стол. Видимо записал на свой счет отличную шутку. Потянулся за веером, раскрыл и самодовольно обмахнулся одним плавным движением. Веер был темного таусинного цвета, с ручкой из полированного дерева. Шэнь Юань сверкал своими ярко-зелеными глазами и, даже прячась за веером, не мог полностью скрыть улыбку.       — Ох, двадцать четыре, ты только подумай, — притворно вздохнул Шэнь Юань. — Годы летят и летят, все быстрее и быстрее. Оглянуться не успеешь, а вот уже и тридцать. Тридцать! В таком возрасте многие танцовщики задумываются о пенсии. — Смешинки в глазах растаяли и испарились без следа. — Хотя не думаю, что теперь я могу называться...       Шэнь Юань внезапно замолчал, но Бинхэ и так быстро понял. Он вспомнил все, что ему известно об учителе.       Первый приступ эпилепсии с Шэнь Юанем случился в районе пятнадцати лет. И уже тогда ему прочили место в Национальном балете.       Ох...       — Вы — танцовщик, — сказал Бинхэ.       Шэнь Юань посмотрел на него с грустью и укором.       — Учитель.       — Танцовщик, — стоял на своем Бинхэ.       Шэнь Юань рассмеялся, sotto voce, вполголоса. Его смех затерялся между пластинами веера.       — Нельзя сравнивать танцовщиков с учителями. Хочешь увидеть настоящего танцовщика — тебе к моему брату.       Бинхэ вжался пятками в пол и упрямо повторил:       — Учитель, вы танцовщик. Настоящий. Самый чудесный из всех известных мне.       Шэнь Юань захлопнул веер, изучающе наклонил голову вбок. Темное полотно волос упало на плечо, открывая вид на длинную шею. В одном только ее изгибе читалась танцевальная лиричность. Мускулистая, но гибкая, лунно-белая, как костяной фарфор. Непомеченная. Эту шею следовало покрывать поцелуями. Чистый, невинный образ, и в то же время...       Крайне эротичный...       — Не говори глупостей, Бинхэ, — произнес наконец Шэнь Юань, все еще опираясь на стол. — Это, конечно, мило, но правда не...       Он снова запнулся на середине, и его прекрасное тело снова напряженно замерло. Шэнь Юань щелкнул веером. Образ уверенного в себе взрослого шел трещинами, а сквозь него проступал отчаянный голод.       Удар сердца, и Шэнь Юань собрался, сделал медленный выдох. Захлопнул веер. Взглянул на Бинхэ отрезвляюще и даже немного отстраненно. Без следа слабости.       — Ты же мне собирался показать глиссе, — вдруг вспомнил он.       Бинхэ не сразу сориентировался.       — Глиссе?..       Шэнь Юань шмякнул его веером по макушке. Шлеп!       — Да, глиссе, — подтвердил он. — Ну ты чего, ты же меня целую неделю ими изводил.       Бинхэ не припоминал ничего подобного.       — А, точно, — ответил он. — Конечно, сейчас.       — До конца перерыва еще есть время. Давай, в третью позицию, пока я не передумал.       Шэнь Юань прошел за стол, устанавливая между ними некоторую дистанцию. Мгновение близости ушло, запоздало осознал Бинхэ. Не страшно, на самом деле. Будут другие прикосновения, другие объятия.       Может, в один из прекрасных дней Шэнь Юань прекратит прятаться от него. Было бы чудесно.       Правильно и прекрасно, да?       Пол учительского кабинета покрывал серо-голубой ковер с персидскими узорами. Танцевать на длинном ворсе было неудобно.       Но Бинхэ это мало волновало.       В голове зазвучала «Элегия» из Эриний Массне. В том куске прятался экстаз. И немного печали. Он скрестил ноги — пятка передней к носку задней. Линия тела чистая, прямая, вертикалью тянущаяся ввысь. Взгляд падал вниз, на ковер и потрепанные балетки.       Глиссе.       — Пор-де-бра. Да, так. Подчеркни руками, Бинхэ. Мы танцуем всем телом, а не только ногами.       Тряпичные балетки Бинхэ шаркнули по ковру.       — Не спеши, Бинхэ, не спеши. Задавай темп сам. Если нужно будет быстрее, я так и скажу.       В прыжке Бинхэ поднял глаза. Шэнь Юань сидел за столом, подпирая голову рукой и постукивая пальцами по обложке «Девяносто девятой невесты демона-завоевателя». Тук-тук-тук. Учитель внимательно следил за ним и даже слегка поджимал пухлые розовые губы.       Бинхэ тонул в чувствах с головой.       Захлебывался.       Они вернулись в зал.       Шэнь Юань завел граммофон. Зал заполнила чудесная музыка Эдуарда Элгара. Концерт для виолончели с оркестром. Ми минор.       По команде Шэнь Юаня все мальчики выстроились в центре. Первая последовательность — аллегро: серия глиссе, па-де-бурре, шанжман де пье. Затем — адажио. Повтор последовательности. Арабеск, фондю.       Девочки вышли на передний план. Лю Минъянь перед Ян Исюанем, Нин Инъин перед Мин Фанем. Ша Хуалин застыла перед Ло Бинхэ, балансируя на облупленных пуантах.       С гипнотической синхронностью девочки подняли ноги в ключевой музыкальный момент. В темных глазах Ша Хуалин разгорались жаркие искры. Она двинулась, выгнулась в арабеске. Ее тело раскрылось, как распускается цветочный бутон. И будь она цветком, то только розой Сент-Экзюпери — мятежной, своенравной, безнадежно избалованной. Распутной, но в то же время необычайно привлекательной.       Бинхэ подался вперед, обхватывая ее за талию. Ша Хуалин развернулась к нему. Хлынула языком пламени. Доверие, прыжок! Бинхэ подхватил ее, подбросил выше. Ша Хуалин подставила лицо лучам света и победно улыбнулась, сверкая зубами. Выгнула запястья, растопырила пальцы. Самовлюбленно и триумфально.       Бинхэ в этот миг подумал, что вполне мог бы влюбиться в нее.       Он опустил Ша Хуалин на землю и прислушался к себе. Никакого теплого трепета, ничего. Профессиональное уважение. Признание формы и напора. Дух товарищества, возможно.       Ша Хуалин приземлилась в третьей позиции.       «Я понял», — подумал Бинхэ. — «Я и правда не такой как все. Во многих вещах».       Осознание ничуть не пугало. Напротив, Бинхэ исполнился невообразимым покоем и безмятежностью. Возможно, в глубине души он уже давным-давно все это знал.       Желая убедиться, Бинхэ посмотрел в сторону. Нашел Шэнь Юаня.       Учитель покачивал головой в такт музыке и следил за всеми профессиональным взглядом. Как-то по-собственнически. Он явно гордился своими учениками.       И сердце Бинхэ пробудилось. Застонало, истекая сладостью, безумным волнением, которое не вызывала ни одна из девушек. Ни опутанная бледно-голубыми лентами Лю Минъянь. Ни блаженно улыбающаяся Нин Инъин в зеленом трико. Ни взбалмошная, порочная Ша Хуалин с клубничным блеском на губах.       Бинхэ видел лишь Шэнь Юаня.       «Ясно», — подумал Бинхэ. — «Это...»       Краш, как когда-то сказала Ша Хуалин? Нет. Даже не близко.       «Любовь. Вот что это».       Бинхэ обхватил Ша Хуалин за талию. Она прыгнула, и он подхватил; перебросил через плечо в яростном, взмывающем в небеса арабеске. Она призывно вытянула руку.       «Я люблю Шэнь Юаня», — только и мог думать Бинхэ. — «Я люблю его. Я люблю его!»       И все наконец встало на свои места. Все загадочные чувства тут же обрели имена: ревность, собственничество, поклонение, желание. Тоска. Страсть. Привязанность. Влечение.       Возбуждение.       Как давно это длилось? Сколько времени эта любовь прорастала на задворках души? С их самой первой встречи? Едва ли это имело значение. Печать была сорвана, и Бинхэ снесло приливной волной неистового, неискушенного желания.       Бинхэ любил Шэнь Юаня. Любил в нем все. Его терпение, его понимание. Зрелость. Непоколебимое спокойствие. Упрямство. Неосознанную чувственность. Потустороннюю красоту. Ужасный литературный вкус. Скрытую боль. Он любил Шэнь Юаня. Нуждался в нем.       Желал его.       В романтическом смысле, конечно. Но... отчасти, и в сексуальном тоже.       Дело в том, что Бинхэ уже не был ребенком. Ему, вообще-то, было почти пятнадцать. И он уже знал, что думать о сексе — это нормально. Уроки сексуального образования в школе были не ахти, но кое-что все-таки объясняли. Бинхэ как-то пережил несколько мучительных лекций о том, что его «тело меняется» и обретает «новые потребности и желания». К тому же, другие мальчики тоже болтали. В раздевалке, в коридорах. Постоянно трепались на эту тему, очень пошло, скабрезно, но тем не менее. Все вокруг говорили о сексе.       Большинство парней грезило девушками. Поп-звезды, идолы, модели и актрисы. Бинхэ, конечно, мыслил совсем в другом направлении.       На его сексуальном небосводе одинокой звездой сиял Шэнь Юань.       — Учитель... а-аа, учитель...       Бинхэ лежал на боку, с головой накрывшись покрывалом. Все тело горело. Горело от возбуждения. От предвкушения и стыда. Он неуклюже наглаживал член, обхватив его ладонью.       Заниматься подобным — трогать себя и думать в это время об учителе — было мерзко. Бинхэ все понимал, но ничего не мог с собой поделать. Мысли о Шэнь Юане никуда не уходили. Его запах. Его образ. Бледная шея, бледные запястья. Нечитаемый взгляд темных глаз, смотрящих как-то по-особому пьяняще. У Шэнь Юаня было такое прекрасное тело. Бинхэ знал это несмотря на то, что учитель в выборе одежды придерживался очень консервативного стиля, закрываясь от шеи до щиколоток. Он был стройным, гибким и высоким. Изящным и грациозным, какими могут быть только танцовщики. И такой худой, в объятьях повзрослевшего Бинхэ он бы казался крохотным и хрупким.       Бинхэ уже догнал учителя в росте, и его плечи раздавались вширь. Возможно... возможно, когда-нибудь он сможет носить учителя на руках.       В его воображении Шэнь Юань лежал на ковре в кабинете посреди разбросанных бумаг. Выгибался дугой навстречу. Его рубашка задрана до подбородка, выставляя напоказ напряженный, вздрагивающий живот. Розовые соски влажно блестят, очаровательно неприличные.       Бинхэ представлял себя старше и сильнее. Достаточно сильным, чтобы удерживать Шэнь Юаня под собой, прижимая его запястья над головой. В глазах Шэнь Юаня стояли слезы. Такой беззащитный. И раскрасневшийся от желания.       — Бинхэ, — говорил ему воображаемый Шэнь Юань. Всхлипывал, словно его злостно истязали. — Бинхэ, не так грубо...       Отвратительно, подумал Бинхэ. Ты чертов извращенец. Порочишь свою любовь. Пачкаешь грязными мыслями.       Вся ладонь была влажной от смазки.       Такой влажной...       Бинхэ подстегнул фантазию. Жаркие поцелуи. Горячий, влажный язык. Обнаженное тело Шэнь Юаня, сияющее лунным светом. Истекающий смазкой член Шэнь Юаня, прижатый к животу. Бинхэ представил, как вклинивается меж бледных, дрожащих бедер. Представил, как... как насаживает Шэнь Юаня на свой член.       — Ооо, Бинхэ!       И Шэнь Юань сплетал их пальцы, словно они были любовниками.       Мир балета полнился любовниками.       Одиллия в прыжке запрыгивала и скользила по спине Зигфрида. Гадюкой вокруг тела кронпринца Рудольфа извивалась потерявшая рассудок Мария Вечера. Манон падала в объятия любовника, едва не теряя сознание от обожания.       Любовники, любовники, повсюду любовники.       Бинхэ схватил подушку и зарылся в нее лицом. С диким отчаянием закусил наволочку, пытаясь приглушить стоны. Дышать стало тяжело — но, в свою очередь, член запульсировал сильнее. Что, если Шэнь Юань захочет его придушить? Будет ли похоже? Бинхэ терся о свою руку, громко пыхтя. Член дергало. От нехватки воздуха уже немного кружилась голова. И Бинхэ весь горел. От жажды, от желания.       Ему было хорошо.       И так мерзко.       Но очень, очень, очень хорошо.       Шэнь Юань в его фантазии распутно закидывал длинные ноги на талию Бинхэ. Лицо у него раскраснелось от возбуждения. Зацелованные губы распахнулись. Он дышал шумно, эротично. Чуть высунув язык. Затраханный до беспамятства.       — Да! Да! О, Бинхэ, да, вот так, мой хороший, мой чудесный, я люблю тебя, люблю, люблю, с тобой так хорошо. Давай, не жалей своего учителя, дай мне все...       Фантазии у Бинхэ всегда были крайне низкого пошиба. Банальные диалоги, второсортные сценарии. Избитые образы. Даже хуже, чем в тех любовных романах. Шэнь Юань наверное умер бы от смеха, узнай о них.       Блядь! Шэнь Цзю попал в десятку тогда. Он и правда был маленькой тварью.       Глупой, пускающей слюни, влюбленной тварью.       Бинхэ кончил, сдавленно простонав «Шэнь Юань». Сердце грозилось проломить грудную клетку. Пальцы были мокрыми и скользкими от семени. Отвратительно. Он медленно отвел покрывало. В чуть приоткрытое окно затекала свежая прохлада. Бинхэ набрал полную грудь воздуха. В нем чувствовался озон и дождь влажного ветреного сентября. Запах земли, первобытной стихии. И чего-то, что жило в этом мире с незапамятных времен.       Бинхэ подставил лицо лунному свету.       Он понятия не имел, как усмирить эти новые желания.       Этот незатухающий пожар.       Я люблю его. Я его люблю.       Он мне нужен. Я его хочу. Обожаю. Люблю, люблю. Люблю.       Бинхэ грелся у станка, подстраиваясь под музыку.       Нельзя признаваться. Я не дурак. Он взрослый мужчина. Взрослые не встречаются с четырнадцатилетними. Но...       Вечно мне четырнадцать не будет.       Шэнь Юань задал им повтор уже знакомой связки адажио. Округленные руки, медленные движения. Однако двигаться нужно было так, чтобы шаги не выглядели заученными. Требовалось создать впечатление, будто ты танцуешь случайно, без постановки и плана. Будто ты танцуешь во сне.       Грань между балетом и лунатизмом была очень тонка.       Учитель сам ведь сказал однажды. Годы летят и летят. Скоро мне будет пятнадцать, а потом — шестнадцать, семнадцать. Восемнадцать. Я вырасту сильным. Как Эрик Брун. Или Карлос Акоста. Торс вытянется, пальцы загрубеют. Плечи и спина раздадутся под напором тренировок. Я стану профессиональным танцовщиком. Меня будут знать повсюду.       Я дождусь своего часа и потом выложу карты на стол.       Учитель добавил еще один фрагмент в последовательность, и теперь их простой маршрут свился в сложную, извивающуюся серпантином дорожку. Получалось очень интересно. Никаких подчеркнутых поз — просто бесконечная серия перетекающих друг в друга движений. Гладких как шелк.       Некоторым ребятам из класса упражнение явно не давалось. Ян Исюань, чуждый такому мягкому свободному стилю, отставал на полтакта. На лице Ша Хуалин застыла мрачная отрешенность, и вкупе с ее плавными и легкими как перышко движениями это смотрелось крайне комично. Только Ло Бинхэ и Лю Минъянь не испытывали никаких трудностей.       Бинхэ наконец понял Лю Минъянь. И ее равнодушную холодность, и ауру ожидания.       Как только он выходил из зала, то сразу попадал под прицел ненавидящих взглядов и завистливого шепота. Его звали «зверушкой Шэнь Юаня». Карманной собачкой. Бинхэ находил в балетках сигаретные бычки. Его школьную униформу как-то раз замочили в раковине раздевалки.       Бинхэ плевать хотел на все это. Он был лучшим в классе. А они — нет. Он был любимым учеником Шэнь Юаня. А они — нет. Что ему до их зависти? Скоро их пути разойдутся, и эти неудачники осядут на подтанцовках в каком-нибудь захолустном третьесортном театре. А Бинхэ будет блистать на главной сцене.       Впервые в жизни Бинхэ распробовал вкус настоящих амбиций.       Он станет премьером Национального балета Китая. Ведущим исполнителем. Станцует Альбрехта, Ромео, Зигфрида, Аполлона, Солора. Завоюет толпу в Ковент-Гардене, очарует русских мастеров... Бинхэ будет закидывать крохотных японских балерин на плечо с небрежной легкостью новорожденного бога.       Он станет мужчиной, достойным Шэнь Юаня. Человеком, который сможет гордо занять место рядом — не как ученик, не как ребенок, а как равный.       И тогда, только тогда, достигнув вершины балетного олимпа, Бинхэ признается.       А потом они поженятся.       — Давайте сделаем небольшой перерыв, — внезапно сказал Шэнь Юань. Он прошел к граммофону и снял иглу с пластинки. Музыка резко оборвалась. Ученики застыли на середине движений, ничего не понимая.       — Учитель, еще и получаса не прошло, — произнес Мин Фань, хмурясь. Ян Исюань прогнулся в талии, складывая ладони на бедра.       — Я вообще не устал, — фыркнул он.       — Знаю, знаю, — ответил Шэнь Юань.       Он немного потерянно отвел волосы от лица. Учитель явно пытался контролировать дыхание, лоб и щеки блестели от выступившей испарины. О, неужели сегодня «плохой день»? В душе все скрутило от жалости. Бедный учитель! Бинхэ очень надеялся, что после обеда ему полегчает. Он сегодня приготовил суп из мускатной тыквы.       — Мне просто нужно отойти на секунду, — объяснил тем временем Шэнь Юань. — Я... Я должен кое-что сделать. Вы пока займитесь растяжкой. Хм... Ты... — Учитель наугад ткнул пальцем в толпу. Попал в Мин Фаня. — Ты, Мин Фань, за главного. Продолжим через хм... Пять минут.       У Мин Фаня глаза загорелись.       — Да, учитель!       Шэнь Юань выскользнул за дверь.       — Может быть, ему нужно в уборную, — предположила Нин Инъин.       — Ага, наверное, — отозвалась Цинь Ванъюэ. Она уселась на корточки и принялась поправлять светло-желтые гетры.       Мин Фань уже вовсю командовал мальчиками:       — Давайте, к станку. Все к станку. Слышали? Учитель назначил меня главным, значит, все должны слушаться меня... Гунъи Сяо! Гунъи Сяо, даже не думай надевать наушники!       Кто-то тронул Бинхэ за плечо. Он обернулся. Лю Минъянь стояла позади и смотрела на него своими огромными спокойными глазами.       — Привет, — почти шепотом сказала она. — С учителем все в порядке?       Бинхэ глянул на дверь и снова на Лю Минъянь.       — Ты тоже заметила, да?       — Я все замечаю, — многозначительно ответила она. И потянула его за футболку. Такой детский жест, особенно от девушки, казавшейся взрослой не по годам. — Так как он?       — Я не знаю, — признался Бинхэ. — Он не любит говорить о своем здоровье. Даже со мной. Думаю, он... он не хочет выглядеть слабым перед учениками.       Бинхэ подумал немного, а потом добавил:       — У него бывают хорошие дни и плохие. Кажется, сегодня — из последних.       Лю Минъянь понимающе кивнула.       — Похоже на то, — произнесла она. — Может, он отошел прилечь ненадолго.       — Может, — согласился Бинхэ. Обвел взглядом зал. Нин Инъин показывала девчонкам короткое бродвейское ча-ча-ча. Ян Исюань разминал голеностоп, сжалившись над Мин Фанем и подыгрывая его нелепой диктатуре. За окном нависало бледное хмурое небо. Воздух на вкус был как утренняя пыль.       Ша Хуалин промаршировала к ним на пуантах с грацией профессионала.       — Может, он отошел потискаться с директором Юэ, — подлила она масла в огонь.       Бинхэ тут же переключился на нее.       — Чего?       Ша Хуалин плотоядно улыбнулась.       — Надежные источники сообщают, что между ними кое-что закрутилось.       — Да чушь собачья, — на автомате выпалил Бинхэ. — Не верю, ерунда какая-то.       — Ванъюэ видела, как они вдвоем ужинали в очень уютненьком, мииииленьком ресторанчике. Так ведь?       Цинь Ванъюэ покраснела от возмущения:       — Лин-эр! Я же тебе по секрету сказала!       Бинхэ пораженно уставился на нее.       — Но это правда? Ты их видела? Вместе?       — Ну... мне так кажется, — ответила она, потупившись в пол. — В ресторане было довольно темно... но это точно были они... и они... хммм...       Цинь Ванъюэ по красноте уже могла соревноваться с самым спелым помидором. И было что-то в этом румянце кокетливое, смущенное. У Бинхэ сердце сковало от холодного ужаса.       — Они что? Что они делали? — допрашивал девушку Бинхэ, приближаясь на шаг.       Цинь Ванъюэ бросила взгляд на дверь и взмолилась:       — Ребят, ну я не могу здесь, он же может в любой момент вернуться...       — Шэнь Юань засовывал свой язык в глотку Юэ Цинъюаня, — вместо нее доложила Ша Хуалин. — Она мне рассказала.       — Лин-эр, ну не такими же словами!       Бинхэ широко распахнул глаза.       — Это... правда? — спросил он, не спуская глаз с Цинь Ванъюэ. Она заправила прядь волос за ухо, снова увлеченно разглядывая пол. Ее желтые пуанты были очень узкими и явно шились на заказ. — Ну, то есть... Учитель, он ведь... он бы никогда...       Бинхэ не мог подобрать слова.       Шэнь Юань и Юэ Цинъюань. На свидании. Целовались. Даже на словах звучало абсурдно. Немыслимо.       Все это просто... просто... как снег на голову! Ни разу в их беседах Шэнь Юань не проявил интереса к Юэ Цинъюаню. По крайней мере, в том самом смысле! Бинхэ медленно закипал. Чертов Юэ Цинъюань. Да как он посмел?! Этот огромный, глупый мужик с широкими бровями и кислыми улыбками и своими чертовыми загребущими лапами, которые ему стоило держать при себе!       Бинхэ планировал повзрослеть и жениться на Шэнь Юане. Решение было принято.       Юэ Цинъюань? Он вообще в эту схему не укладывался.       Досадная помеха. Нежелательный элемент. Паразит.       Цинь Ванъюэ неуверенно дернула плечами.       — Это точно были они... — снова беспомощно подтвердила она.       — Бинхэ, — тихо вступила Лю Минъянь и потянула его за рукав. — Шэнь Цзю...       — Что? — слишком громко и резко откликнулся Бинхэ, стреляя в нее горящим взглядом.       Лю Минъянь это не впечатлило. Напротив, на ее каменном лице проступило некое подобие сочувствия.       — Бинхэ… она скорее всего видела не Шэнь Юаня, а Шэнь Цзю.       Бинхэ весь обратился во внимание. Цинь Ванъюэ подняла голову, просветлев.       — Шэнь Цзю? — повторила она. — Из Центральной труппы?       Ша Хуалин от возмущения прикрыла рот ладошкой:       — Погоди-погоди, хочешь сказать, что это Шэнь Цзю сосался с Юэ Цинъюанем?       Лю Минъянь серьезно кивнула.       — Я бываю за кулисами Тяньцяо, — объяснила она. — Когда выступает Центральная труппа. Брат меня часто приглашает на репетиции. — В ее глазах зажглось непривычное воодушевление. — Я часто вижу там Юэ Цинъюаня, бродящего по коридорам подсобок. Он думает, что его там никто не заметит, но я его вижу. Он приносит в гримерку Шэнь Цзю подарки. Всякую мелочь: коробки конфет, чай, охапки цветов... розы, камелии, белые гортензии... бриллианты и жемчуг...       Обычно непоколебимая Лю Минъянь слегка покраснела.       — Я уже давно подозреваю, что... они состоят в близких отношениях, — завершила она на одном дыхании.       Волна облегчения окатила Бинхэ так же быстро, как и предыдущий ужас.       Так значит... Шэнь Юань на самом деле не...       Ша Хуалин присвистнула:       — Ха... Ну, походу, дело раскрыто?       — Ага! — поддакнула Цинь Ванъюэ, тоже явно радуясь.       Бинхэ выдохнул. Глянул за плечо. Нин Инъин развлекала себя и группу учеников, показывая пингвинью походку. Те смеялись, пытаясь повторить дурашливый танец. Мин Фань наконец-то отвлекся от командования растяжкой и теперь пялился на нее с нескрываемой страстью.       Бинхэ посмотрел на дверь. Прислушался — в коридоре тоже было тихо, никакого эха шагов.       — Учитель до сих пор не вернулся, — заметил он.       Ша Хуалин проследила его взгляд до двери.       — Может, вышел купить газировки. Торговый автомат на четвертом — полная хрень... Пока от него добьешься — поседеешь.       — Ага, — подтвердил Ян Исюань, подключаясь в разговору. — Он просто жрет мои монеты и ничего не выдает.       — И мои. Но это единственный автомат, который продает воду с алоэ.       Бинхэ снова глянул на дверь, мучительно мечтая, чтобы она наконец распахнулась. Новая тревога распускала свои щупальца в душе. Он нервно переплел пальцы. Отсутствие учителя в зале ужасно давило на нервы.       Шэнь Юань ведь обещал, что в стенах школы с ним ничего не случится. Но... все когда-нибудь нарушают обещания. Даже взрослые...       Даже люди, которых ты любишь.       Мама обещала подарить ему на день рождения новые балетки. Кожаные капецио с разделенной подошвой, гладкие и легкие как перышко. У всех остальных мальчиков в Цанцюне были именно такие. А потом настал декабрь. Пришел счет за отопление, потом счет за ренту, и деньги просто закончились. Покупка все откладывалась и откладывалась. Новых балеток Бинхэ так и не увидел.       И в этом не было никакого злого умысла.       Лю Минъянь внимательно глядела на Бинхэ.       — Может, пойдешь поищешь его? — тихо предложила она.       Бинхэ посмотрел на нее с отчаянием.       — Думаешь, стоит?       — Угу, — слегка кивнула она. — Что в этом такого? Может быть... учитель просто потерял счет времени.       В ее лебяжьих глазах застыл какой-то скрытый подтекст. Бинхэ облизнул губы, глаза у него забегали.       — Может быть, — согласился он и добавил. — Да, да, думаю, стоит его поискать.       Лю Минъянь кивнула.       — Давай по-быстрому.       — Я мигом.       Лю Минъянь повернулась к станку и принялась разогреваться. Ее длинные ноги подрагивали во время разминки. Прямые как ходули и пугающе худые. Ни капли жира на точеных бедрах.       Это был, пожалуй, самый долгий разговор Ло Бинхэ с Лю Минъянь.       Бинхэ вышел из зала в коридор.       Третий этаж полностью пустовал. Все были на занятиях, за закрытыми дверьми студий. Бинхэ шел в полном одиночестве.       Он прошел до уборных. Кремовые стены были украшены широкими вертикальными полосами. Сквозь большое окно над лестницей вспучивались клубящиеся серые облака. Дождя не было, но что-то назревало. Скоро.       Торопясь, Бинхэ заглянул в мужскую уборную. Ни души. Все кабинки приоткрыты и свободны. Один из кранов не закрыли и он кап-кап-капал. Куда мог пойти Шэнь Юань?       Бинхэ вышел из уборной и осмотрел коридор. Из студий доносилась музыка: Стравинский в С-2, Прокофьев в С-3. В С-4 стояло собственное фортепиано и кто-то крайне безыскусно долбил по клавишам. В С-5 заливался бесконечной трелью традиционный китайский цинь.       Торговый автомат стоял на четвертом этаже. Там же находился концертный зал. Приемная администрации располагалась на первом этаже, рядом с регистратурой. На втором был небольшой медкабинет с двумя койками. И этот вариант казался самым правдоподобным. Возможно, учитель действительно решил прилечь ненадолго, как и предположила Лю Минъянь.       Бинхэ спустился по лестнице. Сосновые половицы стонали и скрипели под тяжестью веса, невероятно громкие в полной тишине.       — Шэнь Юань? — позвал он на пробу. Затем опомнился. — Учитель?       Бинхэ прошаркал тряпичными подошвами по твердому дереву. Осторожно вышел в коридор.       Да, он угадал. Шэнь Юань и правда был тут.       Ло Бинхэ замер, как олень на дороге в свете фар.       Шэнь Юань. Чудесный, прекрасный, невозможный Шэнь Юань. Луна его жизни.       Шэнь Юань лежал на полу. Выгнувшись в напряженной позе. Он бился в конвульсиях с почти что выверенным ритмом. Будто что-то взрывалось внутри него. Голова колотилась о пол и, кажется, с немалой силой. Из уголка рта вытекала слюна, розовая из-за примеси крови — он прикусил щеку.       На Бинхэ снизошло вселенское спокойствие.       Где-то в глубине души он всегда допускал, что это произойдет. Даже знал. И вот, наконец, это случилось. Шэнь Юань пнул что-то невидимое. Прочертил рукой по полу, выгибая ее под неестественным углом.       Ну вот.       Бинхэ поспешил к нему, рухнул на колени. Медленно подступал страх. Сколько времени Шэнь Юань пробыл в таком состоянии? Он только что отключился? Или припадок уже длится пять минут?       Бинхэ попытался вспомнить все, что знает об эпилептических приступах. Спасительное положение? Вроде так. Он перевернул Шэнь Юаня. Очень нежно обхватил за плечо и верхнее бедро, уложил на бок. Положил голову себе на колени, чтобы смягчить удары.       Лицо у Шэнь Юаня немного потемнело, возможно, ему было трудно дышать. И это пугало больше всего. Бинхэ поспешил ослабить воротник рубашки, расстегнул пару пуговиц. Другое место, другое время – и эта маленькая вольность вскружила бы Бинхэ голову. Прямо сейчас он не почувствовал ничего. Шэнь Юань дергался в конвульсиях и смотрел перед собой невидящим взглядом.       Бинхэ с тревогой оглядел коридор. Тут велись начальные классы. Сегодня занятий не было. Куда бежать за помощью? Стоит ли закричать? Кто-нибудь снизу может услышать. Прямо сейчас он очень жалел, что так плохо думал о Юэ Цинъюане. Бинхэ все бы отдал за то, чтобы директор оказался тут. Он знал о болезни Шэнь Юаня и понимал, как действовать в таких ситуациях.       Бинхэ снял с запястья учителя часы и следил за секундной стрелкой. На девяносто четвертой секунде Шэнь Юань стал расслабляться. Он заворочался на коленях Бинхэ, будто просыпаясь от кошмара.       — Я... — пробормотал он. Нахмурился, упираясь лбом в бедро Бинхэ. — Хмм... Я не...       Бинхэ провел ладонью по лбу Шэнь Юаня, обхватил его лицо.       — Все хорошо, учитель, — произнес он. — В-все в порядке. С вами все в порядке. Вы совершенно здоровы.       Бинхэ как-то читал, что люди во время припадков часто теряют контроль над мочевым пузырем. Однако одежда у Шэнь Юаня была чистой и сухой, и никакого запаха мочи не ощущалось. И слава богам, он бы не хотел, чтобы Шэнь Юань смущался еще и из-за этого.       Шэнь Юань, явно сбитый с толку, разглядывал Бинхэ сквозь полуприкрытые веки.       — Гд-д-де я? — пробормотал он.       — На работе. В академии Цанцюн.       Шэнь Юаню это ничего не объяснило.       — Я н-не... я не знаю, где...       — На работе. В академии Цанцюн, — терпеливо повторил Бинхэ. — У вас был приступ.       — Работе?       — Да, учитель.       Шэнь Юань прикрыл глаза.       — Я не понимаю, — прошептал он. — Я не знаю где я, я не...       Кажется, Шэнь Юаня заклинило на этом моменте.       — Вы на работе. В академии Цанцюн. Мы сейчас посреди коридора. У вас случился приступ.       — Но... Я не знаю, где я, — упрямо повторил Шэнь Юань. А потом его кажется осенило. — Где Цзю-гэ?       Шэнь Цзю, он имел ввиду Шэнь Цзю.       — Он скоро приедет, — на ходу выдал Бинхэ без запинки, с теплотой перебирая волосы Шэнь Юаня.       — Он едет?       — Да, учитель. Он вот-вот будет тут.       — Хм, — ответил Шэнь Юань. Кажется, он проваливался в сон. Бинхэ не знал — хороший это знак или плохой. Но Шэнь Юаню, кажется, очень нравилось, что его гладят по волосам, так что Бинхэ продолжил. Волосы у него оказались невероятно мягкими, словно натуральный шелк.       Словно черные сатиновые простыни.       Бинхэ хотелось разрыдаться. Он уже чувствовал, как все плывет перед лицом от непролитых слез. И изо всех сил старался сдержаться.       Прошла минута. Шэнь Юань распахнул глаза. Густые ресницы коснулись щек с изяществом крыльев бабочки. Спящая красавица, подумал Бинхэ. Он выглядит как Спящая красавица. Волшебная красота утреннего рассвета. И кто тогда я в этой истории? Принц?       — Бинхэ? — Шэнь Юань разглядывал его лицо.       — Да, учитель, я с вами.       — О-ох, — вздохнул Шэнь Юань, явно приходя в себя. — Ох. Как давно...       — Не знаю точно. Но я здесь уже минуты три.       Шэнь Юань помолчал.       А потом сказал:       — Мне уже лучше. Помоги подняться.       Бинхэ покачал головой.       — Простите, учитель. Но, кажется, это плохая идея.       — Бинхэ, я отлично себя чувствую.       — Да, конечно, — Бинхэ сделал вид, что верит. — Но, учитель, просто ради моего спокойствия — полежите еще минутку. Я пока схожу за директором Юэ.       Бинхэ сдвинулся, поднимаясь с колен. Шэнь Юань остановил его жестом. В его глазах читался страх — зрачки затопили собой радужку.       — Нет! — оскорбленно закричал он. — Нет, не смей!       — Учитель?..       Шэнь Юань поднялся на четвереньки. Уперся ладонями в полированный пол, руки у него тряслись от нагрузки.       — Я могу работать, — процедил он сквозь окровавленные зубы. — Все уже прошло. Я вернусь в класс.       — Учитель, вы... — Бинхэ запнулся, понимая что сейчас разревется. Немного успокоился и попробовал снова. — Вам как минимум нужно вернуться домой и отдохнуть до завтра.       — Я могу работать!       — Вряд ли.       Шэнь Юань протер лицо рукавом.       — Я не хочу возвращаться в больницу, — сказал он. — Я хочу работать. Танцевать.       — Конечно, я понимаю. Но ведь здоровье превыше всего.       Шэнь Юань тихо рассмеялся, и от этого немного безумного смеха у Бинхэ по спине прошел холодок.       — Здоровье превыше всего? О, сколько раз я это слышал... — Шэнь Юань потряс головой. — Если бы... если бы я трясся над своим здоровьем, то к танцам бы уже не вернулся... Держу пари, вы бы все были рады.       — Ничего подобного! — хрипло возразил Бинхэ.       — Тогда помоги мне подняться! — зло выпалил в ответ Шэнь Юань. — Помоги мне, Бинхэ! Я могу работать, приступ уже прошел, я... — он наконец отвел руку, на лице застыла холодная решимость. — Думаешь, мне тут нравится ползать по полу? Неужели я, как твой педагог, не заслужил хоть капельку уважения?       — Я могу отвести вас в медкабинет... Он тут, рядом.       — Нет. Я возвращаюсь в класс. К своим ученикам.       — Попробуйте, — ответил Бинхэ. — А я пока схожу за Юэ Цинъюанем.       Глаза Шэнь Юаня лихорадочно поблескивали.       — Бинхэ, — позвал он. На словах он почти умолял, но во взгляде притаилась ярость. И это пугало. Все ситуация пугала до чертиков. — Мой юный Бинхэ... Не нужно никого звать. Просто доверься мне. Я ведь твой учитель. Ты мне доверяешь?       Шэнь Юань едва не плакал. Бинхэ тоже.       Так они и стояли, на коленях друг напротив друга посреди ярко освещенного коридора. Лицом к лицу, плача как дураки. И тем не менее между ними была пропасть. Взрослый и ребенок, учитель и ученик. Больной человек и здоровый.       И Бинхэ немного разозлился.       — Либо вы останетесь здесь и дождетесь, пока я приведу Юэ Цинъюаня, — сказал он, вытирая заплаканные щеки тыльной стороной ладони. — Либо я прямо сейчас начну кричать, пока нас не найдут. Решайте сами.       Никогда раньше Бинхэ не говорил с Шэнь Юанем в подобном тоне. И ему не понравилось. Ужасно, отвратительно. Мерзко. Он чувствовал себя отъявленным мерзавцем, полным мудаком.       — Бинхэ, не надо, — Шэнь Юань часто задышал. — Не надо. Я просто хочу вернуться в класс. Вернуться к своим ученикам...       Внезапно учитель пугающе широко распахнул глаза. Бинхэ подался вперед, пытаясь поймать взгляд и понять, что происходит. В глазах Шэнь Юаня застыла паника, животный ужас. И Бинхэ, цепенея от страха, кристально четко понял, что произойдет дальше.       — Шэнь Юань, пожалуйста, лягте обратно.       — Нет! — простонал тот. — Нет, нет, я хочу вернуться, просто помоги мне дойти... я хочу вернуться...       — Шэнь Юань, пожалуйста, лягте на бок. Пожалуйста.       — Я просто хочу вернуться, вернуться назад пока я...       Шэнь Юань вскрикнул — ранено, потерянно. Завалился на спину, падая на пол, побелевшее лицо блестело от слез, ноги и руки беспорядочно дергались. Бинхэ притянул Шэнь Юаня к себе, прижал лицом к груди.       Бинхэ ревел как глупый испуганный ребенок, кем он, собственно, и являлся. Он рыдал так, словно Шэнь Юань умирал, хотя конечно, ничего подобного не происходило. Эпилепсия не такое уж редкое заболевание. Это ему Шэнь Юань тогда сказал, зависая с кружкой чая над кухонным столом в учительской.       Не редкое, да, пожалуй, но такое страшное. Реально жуткое. И Бинхэ рыдал в голос, захлебываясь слезами и соплями. У него даже лицо заболело, и, наверное, покраснело и распухло. Но поводов для плача было хоть отбавляй. Бинхэ выплакивал гнев Шэнь Юаня, скорбел над его болью и утратой. Все это было так несправедливо.       И главное, этого уже не исправить. Полный тупик.       И Бинхэ принялся кричать.        Шэнь Юань спал, когда Юэ Цинъюань взял его на руки. Учитель сонно поджимал губы, как будто ему что-то снилось.       — Я отвезу его в приемную скорой, — объяснил директор, заботливо придерживая Шэнь Юаня за голову. — Обычно это не требуется, но два приступа за такой короткий промежуток... Лучше, если его осмотрят.       Он пронес Шэнь Юаня через первый этаж. Бинхэ следовал за ними неотступно. Наверное, он и сам мог бы донести учителя — ему приходилось поднимать балерин каждый день, вряд ли Шэнь Юань был сильно тяжелее.       На произведенный ранее переполох стали подтягиваться одноклассники. Тихо плакала Нин Инъин, и Мин Фань нежно похлопывал ее по плечу, шепотом утешая. Лю Минъянь не сводила глаз с Бинхэ, словно на что-то намекала.       — Можно поехать с вами? — спросил Бинхэ.       — В больницу?       — Да, — ответил Бинхэ. — Я не буду мешать, обещаю. — А когда Юэ Цинъюаня, кажется, это ничуть не убедило, добавил. — Я пригляжу за ним. На заднем сиденье, пока вы ведете.       Юэ Цинъюань посмотрел на Шэнь Юаня и нахмурился. Потом снова на Бинхэ.       — Только веди себя очень тихо, ладно? Мне нужно будет позвонить Шэнь Цзю. И лечащему врачу Шэнь Юаня.       — Хорошо.       — И в самой больнице делать будет особо нечего. Придется сидеть и ждать, умирая от скуки.       — Хорошо.       — И Шэнь Цзю вряд ли пустит тебя к нему. У него на этот счет пунктик.       — Хорошо.       Юэ Цинъюань вздохнул.       — Ладно, — сдался он. — На самом деле, будет здорово, если ты придержишь его голову в дороге.       — Конечно.       Бинхэ не особо разбирался в машинах, но даже так мог сказать — автомобиль у Юэ Цинъюаня был отличный. Блестящий металл снаружи, черная кожа внутри. Кажется, только что из чистки. На передней панели кто-то забыл зеленый шарф. Вряд ли сам Юэ Цинъюань — он такое не носит. Но вот кое-кто другой... кое-кто коварный и ядовитый...       Бинхэ залез на заднее сиденье, не став пристегиваться. Юэ Цинъюань положил Шэнь Юаня на спину, устраивая его голову на коленях Бинхэ.       Они молча уложили его в салон. Говорить в целом было не о чем. Юэ Цинъюань как человек Ло Бинхэ не интересовал, и, скорее всего, это отсутствие интереса было взаимным. Их единственной точкой соприкосновения оставался Шэнь Юань.       — Скажи, если нужно будет притормозить или остановиться... — Юэ Цинъюань поскреб в затылке. — В общем, нужно будет что-то — не молчи.       — А если он очнется?       — Скажи как есть — мы едем в больницу.       — Ему не понравится.       — Скорее всего, нет. Но вряд ли он сможет что-то с этим сделать.       За лобовым стеклом тени и солнечные лучи рябили по дороге. Бинхэ посмотрел на Шэнь Юаня. Тот тихонько сопел. Во сне он выглядел невероятно милым. И поразительно юным — казалось, он скорее принадлежал к поколению Бинхэ, чем к ровесникам Юэ Цинъюаня.       Бинхэ невесомо гладил его по волосам. Если Юэ Цинъюаня это и удивляло, то он не подавал виду.       — Насколько все плохо? — спросил Бинхэ.       — Да ни насколько, — заверил Юэ Цинъюань, переключая коробку передач. — С ним все в порядке, на самом деле. Просто, понимаешь...       Директор неловко откашлялся, поворачивая руль.       — Это вполне контролируемое состояние, — объяснил он. — Но ему как-то раз не повезло с курсом лечения. Вдобавок... когда наконец удается подобрать работающую схему, то очень сложно заставить его придерживаться курса. Потому что... хм, он начинает считать, что выздоровел, и таблетки больше не нужны, ну и... Ха-ха...       Юэ Цинъюань провел рукой по лбу. Ему, наверное, еще не было тридцати, но за счет строгих линий лица и усталости он выглядел старше своих лет.       — Забавные они, Шэни... — произнес он. — С этой семейкой не заскучаешь.       Вроде как пошутил, но была в этих словах и доля смертельной серьезности.       Юэ Цинъюань поборолся с блютуз-системой машины, пытаясь дозвониться до Шэнь Цзю. Шэнь Юань все еще спал, прижимаясь щекой к бедру Бинхэ. Тот осторожно отвел челку с его лица.       Учитель почти полностью пришел в себя уже на парковке больницы. Он с удивлением рассматривал потолок машины, на лице проступало понимание.       — Бинхэ, — позвал он.       — Учитель, — откликнулся Бинхэ.       Они немного помолчали. Шэнь Юань скосил глаза.       — Мы уже около больницы, — объяснил Бинхэ.       Шэнь Юань снова прикрыл глаза.       — Понятно, — совершенно механически ответил он, как будто уже знал ответ.       Как будто Бинхэ подтвердил, что давно дышащий в спину кошмар наконец воплотился в жизнь.        Юэ Цинъюань купил ему в больничном кафетерии молочный чай и овсяное печенье. Он оставил Бинхэ в комнате ожидания и повел Шэнь Юаня консультироваться с каким-то доктором Му.       Есть совершенно не хотелось, однако отвергать протянутую оливковую ветвь тоже не стоило. Так что Бинхэ печенье принял. И теперь шуршал пластиковой оберткой в руках. Выпечка оказалась неприятно жесткой и пересушенной. Но еда есть еда, так что Бинхэ сгрыз несчастную печенюху до конца.       Напротив Бинхэ сидела симпатичная женщина и с притворным интересом разглядывала кулинарную книгу. Мужчина с повязкой на одном глазу нетерпеливо клацал накрашенными ногтями по экрану смартфона. Маленький мальчик качал ногами. Гипс у него был весь исписан и изукрашен цветастыми скетчами монстров, гоблинов и героев. Бинхэ показалось, что этого мальчика любят, и очень сильно.       Комната ожидания с ее безразличным освещением существовала в некоем безвременье. Здесь не было окон, и сложно было понять, сколько времени прошло. Лампы над головой светили ярко и стерильно, от чего быстро уставали глаза. Время от времени в комнату заходила какая-нибудь медсестра и зачитывала имя с планшета. Кто-то поднимался с места и пропадал в недрах больницы. Иногда они возвращались, иногда — нет.       Прошло, наверное, минут тридцать, и Бинхэ совсем умаялся заламывать пальцы. Попытался читать оставленный кем-то выпуск «Пекин Ревью», но не понял ни строчки. Он поднялся и сделал пару растяжек у спинки стула: потянул голени, развернулся. Быстрое барре: аттитюд, батман, плие. Каждый хороший прыжок начинается с хорошего плие. Он быстро отвел ногу в арабеск. На него явно смотрели, но было все равно.       Тут они и встретились с Шэнь Цзю.       В длинной темной шубе, вполне возможно что норковой, Шэнь Цзю походил на Ванду фон Дунаев, Венеру в мехах, холодную и деспотичную.       Он сверлил Бинхэ взглядом, пока тот выдерживал позу.       — Хм, — сказал он. — Я ведь тебя уже встречал. Ты — тот звереныш из книжного.       Бинхэ вернулся в первую позицию.       — Добрый день, господин Шэнь, — он был вежливым мальчиком.       Шэнь Цзю раздраженно сверкнул глазами. Язвительно заметил:       — Уже почти вечер.       — О, — ответил Бинхэ. — Вы уже говорили с доктором Му? Что он сказал?       — Не твое дело, — ответил Шэнь Цзю. — Тебя не касается. Иди домой.       Бинхэ потупил взгляд.       — Я жду учителя, — заявил он.       — Он отдыхает. Иди домой.       — Нет. Я хочу его увидеть.       Шэнь Цзю разозлился.       — А ты совсем тупенький, — сказал он. — Не увидишь ты его.       — Почему?       — Потому что я так сказал. Давай, проваливай.       Бинхэ крепко вцепился в рукав Шэнь Цзю:       — Он очнулся? Как он?       — С ним все будет в порядке, — прошипел Шэнь Цзю, стряхивая руку Бинхэ. — Когда глупые детишки вроде тебя перестанут путаться у него под ногами. Исчезни!       — У вас совсем сердца нет? — не выдержал Бинхэ. — Я же тоже о нем беспокоюсь!       — Да мне плевать! — прорычал в ответ Шэнь Цзю. — Срать я хотел на всех вас, сердобольных придурков... неужели непонятно, он не должен был...       Шэнь Цзю на мгновение замолчал, играя желваками. Бинхэ потрясенно наблюдал, как кипящая злоба скрывается за ледяной маской равнодушия. Вот он выпрямился, выдернул запястье из рук Бинхэ. Высокий и гордый, прямой как палка, как Марго Фонтейн. Без каблуков он, правда, оказался удивительно низким. Едва выше Бинхэ, а ведь тот только начал вытягиваться и наверняка к следующему году догонит, а то и перерастет Шэнь Цзю.       — Я люблю его, — сказал Бинхэ. Впервые признаваясь кому-то, кроме себя. И тут же резко повторил. — Я люблю его.       — Чего?       — Я люблю Шэнь Юаня. Всем сердцем. Он... он очень дорог мне.       Между ними повисло многозначительное молчание. А потом Шэнь Цзю сказал:       — Мне плевать.       — Ну и зря.       — С чего бы вдруг? — разъярился Шэнь Цзю. — С какой стати меня должны волновать чувства какого-то самовлюбленного сопляка? Да ты понятия не имеешь, что такое любовь.       — А вы? — на миг поддавшись мелочности, ответил Бинхэ. — Вас хоть кто-нибудь любил? Есть ли на свете человек, способный на такое?       Рука Шэнь Цзю взметнулась белой вспышкой. А потом опустилась на щеку Ло Бинхэ. Настоящая пощечина. Не особо сильная, но очень звонкая — словно хлыстом щелкнули. Все сидящие в комнате ожидания повернулись на звук, застав Шэнь Цзю с занесенной над Бинхэ рукой.       Сразу же после удара на лице Шэнь Цзю проступил ужас. Как будто он все-таки понимал, что бить четырнадцатилетнего подростка по лицу — не очень нормально, по крайней мере, при посторонних. А затем он снова спрятался за маской ледяного презрения.       Шэнь Цзю смотрел на Бинхэ. А тот смотрел на Шэнь Цзю. Щека горела.       И тогда — буквально на миг — Бинхэ накрыло озарением. То же самое отразилось в выцветших глазах Шэнь Цзю — ясно и четко. Они оба поняли.       Каждый из них видел другого насквозь.       Глупого, самовлюбленного юнца. Жесткого и искалеченного мужчину — который, возможно, когда-то и сам был глупым, самовлюбленным юнцом.       Шэнь Цзю первым отвел взгляд. Пулей вылетел из комнаты и помчался по коридору, подол длинной шубы развевался по ветру. Длинные волосы мотались из стороны в сторону. Бинхэ смотрел ему вслед — со спины он был так похож на Шэнь Юаня.       Бинхэ уселся на место. Ощупал щеку, провел пальцами по очертаниям пятерни Шэнь Цзю. Кожа горела как от ожога.       Прошло максимум минуты две, и в комнату вернулся Юэ Цинъюань. Наверняка подосланный Шэнь Цзю. Директор натужно улыбнулся. Бинхэ в жизни не видел более фальшивой улыбки, и это уже о многом говорило. За глупой ужимкой директор академии Цанцюн прятал дикую усталость. И даже отчаяние.       Бинхэ некстати накрыло ненужным сочувствием. Бедный Юэ Цинъюань разрывался между двумя Шэнями и их проблемами, а теперь на его голову свалился еще и какой-то ученик.       — Слушай, Бинхэ, — с натужной жизнерадостностью заговорил Юэ Цинъюань, покручивая на указательном пальце ключи от машины. — Давай я подброшу тебя до дома? Мама твоя наверное уже волнуется. Что скажешь?       Бинхэ опустил руки и вздернул подбородок, чтобы взглянуть Юэ Цинъюаню прямо в глаза. Если тот и заметил необычное покраснение на его щеке, то никак не прокомментировал.       — Ну, не хмурься, — произнес Юэ Цинъюань, побрякивая ключами. — Эй, а как насчет милкшейка? Заедем по дороге домой в Макдоналдс. Я угощаю.       Бинхэ буквально чувствовал, насколько Юэ Цинъюань устал возиться с ним. И едва не рассмеялся. Однако решил проявить чуточку милосердия.       — Ладно, — согласился он, вставая со стула. Юэ Цинъюань даже плечи развел от явного облегчения. Улыбнулся, показывая ряд белоснежных зубов.       — Вот и отлично, — сказал он и зажал серебристые ключи в кулаке. — Тогда поехали?       Дорога домой выдалась долгой и полной молчания. Юэ Цинъюань, казалось, погрузился в глубокие раздумья и вел машину по автостраде с абсолютно непроницаемым лицом.       Бинхэ прислонился лбом к ветровому стеклу.       И думал о Шэнь Юане. Конечно, он думал о Шэнь Юане. Было бы очень странно не думать о нем. О том, как он застывал в позе посреди зала, прогибаясь в чувственном камбрэ. О том, как Шэнь Юань любил трешовые романы, сливочные пирожные, о его любимой музыке и хореографии. О слезах, катящихся по щекам, словно прозрачная вода по мрамору.       Бинхэ очень надеялся увидеть Шэнь Юаня завтра в классе. Однако особо в это не верил. И очень переживал, что Шэнь Цзю, прямо как злая мачеха из сказки, запрет его в высокой башне навсегда.       Кажется, Шэнь Цзю уверился, что Шэнь Юань сам по себе не выживет.       Бинхэ и сам не знал, что думать. Пока не знал.       Юэ Цинъюань высадил его у дома, передав купленный в Макдоналдсе маленький милкшейк. Бинхэ зашел в здание, поднялся в лифте на восьмой этаж и зашел в незапертую квартиру.       Дома царила темнота. Мама уснула на диване, оставив на столе стопку грязных тарелок. Работал телевизор, озаряя всю комнату радужными переливами. По ящику шла унылая историческая драма — женщины с высоченными прическами, мужчины в дешевых блестящих париках.       Бинхэ прикрыл глаза.       Темнота двухкомнатной квартирки совершенно не походила на погруженный во мрак переполненный театр, но если включить воображение... Шэнь Юань сидит в третьей ложе, сияя от гордости и предвкушения. Рядом с Бинхэ со зловещей непогрешимостью танцует Шэнь Цзю — прирожденный талант. И сам он — в свете софитов, любимец публики, им все восхищаются, его все хотят. Тому Бинхэ ничего не стоит оградить своих любимых и близких от любых невзгод.       От несбыточности мечты грудь заломило реальной болью.       Или это была любовь? Или усталость? А может, что-то еще. Взросление, например.       Бинхэ выскользнул из балеток, оставил их у двери и направился глубже, в непроглядную тьму.