Песни странствующего подмастерья

             

Сначала выступает пот, потом много пота. А затем приходит красота. Да и то, если тебе повезло и Бог услышал твои молитвы.

             

С августа по декабрь Бинхэ отправил Шэнь Юаню около тридцати писем. Угрозами и крокодильими слезами он все-таки выжал из Юэ Цинъюаня новый адрес учителя — тот переехал в выбранную Шэнь Цзю квартиру в Гуанчжоу. Бинхэ потом нашел фотографии жилого комплекса в интернете. Красивый, новый, и на вид дорогущий. Здание располагалось в удобной близости с местной больницей. Хотя, пожалуй, больница — это мягко сказано, на самом деле это был новомодный, гигантский больничный комплекс, который сам по себе занимал целый район. Судя по их сайту, они были известны по всему миру своими исследованиями и опытами в области радиологии.       Здорово, ничего не скажешь.       Шэнь Юань отвечал на каждое письмо. Поначалу. Писал коротко, но дружелюбно, легким, изящным почерком. «Бинхэ, так мило, что ты не позабыл о своем старом учителе! Обо мне не беспокойся. Учись хорошо, ладно?» Однако постепенно переписка замедлялась. На два письма Бинхэ приходил один ответ от Шэнь Юаня. Потом на три. Четыре, пять. Бинхэ учителя не винил. Наверное, тому было сложновато поддерживать скорость и объем корреспонденции на уровне Бинхэ.              Письмо Бинхэ:       «Учитель, я так по вам соскучился! Вы вернетесь преподавать в Цанцюн?»              Письмо Бинхэ:       «Учитель, я работаю над своим релеве, прямо как вы предложили. Пытаюсь танцевать на высоких полупальцах — посоветуете что-нибудь?»              Письмо Бинхэ, написанное дрожащей рукой:       «Учитель, я теперь гораздо выше Нин Инъин. И становлюсь все сильнее. Наш класс готовит Щелкунчика, приходите посмотреть. Я танцую принца. Думаю, и так понятно без слов, но, все-таки скажу — мне досталась лучшая роль».              Письмо Шэнь Юаня:       «Надеюсь, урокам ты посвящаешь времени не меньше, чем письмам своему старому учителю. Ха-ха. Я подумываю вернуться к обучению и получить наконец диплом. Местный университет набирает слушателей на танцевальный курс. Чистая теория, конечно же...»        Бинхэ исполнилось пятнадцать. Шэнь Юань не пришел на показ Щелкунчика.       Бинхэ продолжал танцевать и расти. Он перерос Мин Фаня, перерос Ян Исюаня. Суставы раздавались, ноги удлинялись, ныли кости, со стоном прорываясь сквозь каждую новую точку роста. Теперь Бинхэ тренировался, держа в уме будущие прослушивания. Он бессчетное количество раз повторял и оттачивал сольные выступления для аттестации, пока каждое движение, каждая нота не вросли в него плотью и кровью.       Бинхэ отрастил длинные волосы. Он до сих пор писал Шэнь Юаню и на полной скорости несся к своему шестнадцатилетию.              Письмо Бинхэ:       «Знаете, если вы загуглите мое имя, то сможете посмотреть видео, как я выступаю на студенческом гала-концерте. Мужская вариация из Пахиты. Не хочу хвастаться, но я занял первое место среди всех мальчиков. Учитель, пожалуйста, посмотрите. Мне бы хотелось узнать ваше мнение. Например, как думаете, над чем еще стоит поработать? Что улучшить? Мои тандю? Скорее всего тандю, да. Или не знаю... У вас глаз лучше на такие вещи наметан. И мне его очень не хватает. И вас не хватает. Когда вы вернетесь в Цанцюн?»        Из шкафчика раздевалки теперь приходилось вытряхивать кипы любовных записок. Бинхэ перевелся на дистанционное обучение — сложно было беспокоиться о школьном образовании, учитывая, что он находился в одном шаге от профессионального балета. Вся жизнь схлопнулась до репетиций и прослушиваний. И даже на бомбардировку письмами хранящего радиомолчание Шэнь Юаня времени уже не хватало. Однако Бинхэ старался писать хотя бы раз в месяц.              Письмо Бинхэ, с надеждой на чудо:       «Ян Исюань метит в Центральную труппу, как и я. Конечно, есть вероятность, что они возьмут нас обоих, но... давайте не обманывать себя — каковы шансы? Мы с ним дружим, но теперь в наших отношениях появилась натянутость. Я сталкиваюсь с ним в раздевалке, и, бьюсь об заклад, мы оба в этот момент думаем одно и то же: “Ты мой друг и товарищ, но боги... Если между нами будут выбирать, то пусть выберут меня”».              Письмо Бинхэ:       «Учитель, поторапливайтесь. Иначе к вашему возвращению я уже выпущусь! Или план именно в этом? Хотите увидеть меня уже взрослым мужчиной?»              Письмо Бинхэ:       «Слушайте, я тут подумал. А вы случайно не стесняетесь? Может, вам стыдно из-за того, что я видел, как вы плачете? Но в этом же нет ничего такого. Не берите в голову, учитель! Вы же и меня плачущим видели. Так что в этом плане мы квиты. Ладно. Я стал брать уроки по методу Вагановой. И все равно, я очень скучаю по вашим урокам. Вы были превосходным педагогом. Когда же я снова увижу вас?»              Шэнь Юань отвечал редко, и обычно парой слов, нацарапанных на простеньких открытках.              Письмо Шэнь Юаня, написанное аккуратным, бесстрастным почерком:       «Отличная работа! Продолжай в том же духе!»        Ну и что еще оставалось Бинхэ? Он продолжал. Ему исполнилось шестнадцать. Он пережил взросление. Ночные уроки, прослушивания, выступления, репетиции, специалистов по правильному питанию и тренеров.       Бинхэ приняли в состав Национального балета Китая за неделю до семнадцатилетия. Младшим солистом.              Последняя открытка от Шэнь Юаня:       «Центральная труппа? Будешь танцевать вместе с моим братом. Благословение и проклятье, да? Ха-ха. Поздравляю, Бинхэ! Ты добился всего, что хотел! Не останавливайся. Двигайся дальше!»        Всего, чего хотел, думал Бинхэ с ноющим сердцем. Он пристроил открытку на холодильник.       Это был принт одной из балерин Дега. Рыжеволосая и с голубой лентой вокруг талии. Девушка была одета в длинную французскую пачку и смотрела под ноги, подпирая руками поясницу. Она казалась сильно уставшей. Сломленной.       К тому времени Бинхэ не видел Шэнь Юаня уже два года. Он нечасто вспоминал об учителе, но больше ни в кого не влюблялся. Где-то в глубине души хранилось до безумия четкое понимание — он больше никогда и ни к кому не испытает чувств, сравнимых по силе с той детской влюбленностью.        Восемнадцать. За место под солнцем пришлось побороться. Бинхэ сделался достаточно популярным, чтобы замелькать на страницах таблоидов. Он сам выдумывал и распускал слухи, заводил отношения ради пиара, давал комментарии и полноценные интервью.       Бинхэ сидел с мамой в больничной палате. Он приносил ей букеты цветов. Приносил засахаренные розы. Приводил лучших докторов Китая. Экспертов по онкологии, патологии, гастроэнтерологии, рентгенологии.       Он выступил в «Лебедином озере». В «Жизели» и в «Аполлоне». Он сидел у больничной койки и показывал маме записанные выступления на старом ламповом телевизоре. Он наблюдал, как она слабеет, выцветает и угасает.       Бинхэ написал учителю.       И не получил ответа.       Время таяло, как масло в нагретом сотейнике. Жизнь бурлила и била ключом...       Двери всего мира распахивались перед Бинхэ.       Он был чудовищно одинок.                      Занавес через двадцать минут. Костюмы, грим, последние разминки. Все вокруг носились кто куда — личные ассистенты, гримеры, продюсеры в строгих костюмах, с толстыми кошельками. Девушки из кордебалета залетали в похожую на бункер раздевалку, переобувались из поношенных сникерсов в пунцовые пуанты и вылетали обратно.       Двадцать минут, народ!       Крохотная робкая девчушка подскочила к Бинхэ, сжимая в руке пудреницу.       — Последний штрих, — сказала она. — Я очень быстро, ладно? Прикрой глаза.       Двадцатилетний Бинхэ прикрыл глаза.       Каждый раз одно и то же — переполох и суматоха, было бы из-за чего. Хотя винить их, наверное, нельзя. Ночь предстояла важная. Пожалуй, одна из таких, ради которых действительно стоит переполошиться.       А если быть более точным — ночь ежегодного Летнего гала-представления Национального балета Китая.       Летнее шоу, в отличие от других выступлений Центральной труппы, было недоступно для рядового зрителя. Строгий дресс-код, вход только по приглашениям, которые рассылались лишь самым значимым патронам и спонсорам Национального балета. Поэтому Летнее шоу по сути своей было одним из самых престижных событий высшего света в Китае. Любой человек, сумевший раздобыть билет на представление, как минимум был баснословно богат и обладал серьезными связями.       Вместо одного цельного балета Летнее шоу состояло из множества отдельных номеров. Обычно их всех объединяли под какой-то весьма вольной для трактовок темой. В этом году выбрали «Красный бархат» и сосредоточились на пышных, цветастых выступлениях, поэтому все танцоры выступали в костюмах ярко-красных оттенков.       Шэнь Цзю должен был выступать с запутанным, технически сложным номером из «Майерлинга» Кеннета Макмиллана. Ян Исюаня поставили в пару к Ша Хуалин для па-де-де рубинов из «Драгоценностей» Баланчина. Лю Минъянь готовила что-то из «Маргариты и Армана». Что-то, требующее огромной клубящейся юбки, которая напоминала распускающуюся красную камелию. Что-то явно вычурное и дерзкое.       Ло Бинхэ выступал с совершенно новым соло, поставленным их «домашним» хореографом, Ци Цинци. Захватывающий дух акробатический номер на «Жар-птицу» Игоря Стравинского.       И так уж получалось, что соло вышло потрясающим. Ло Бинхэ считал честью стать первым, кто представит такую новаторскую программу.       Выступление скорее всего также обеспечит ему повышение.       «Я уже год как первый солист. Подняться до главного солиста будет вполне естественным ходом событий. Я — кандидат номер один. На мое имя идут толпами».       Гримерша ушла донимать кого-то еще. Ее место тут же заняла еще одна девушка: обесцвеченные пряди и пурпурные акриловые ногти. Дешево и безвкусно.       Она помогла Ло Бинхэ надеть костюм, ловко справляясь со сложными переплетающимися слоями. Костюм был прекрасным: достойных богатых оттенков красного и черного — фирменные цвета Ло Бинхэ, — с длинным вырезом и широкими, парящими рукавами. Было в нем что-то от традиционного китайского платья. И чтобы подчеркнуть это сходство, лосины заменили на облегающие штаны.       — Хмм! Удачного выступления! — пожелала ему костюмерша. — Буду топить за тебя за кулисами! Ты... ты просто потрясающий, ты же знаешь, да? Я видела запись твоего выступления в «Лебедином озере» из прошлого сезона, и я просто... Я кончилась, сдохла на месте...       Она все бормотала и бормотала, затягивая на нем пояс. Бинхэ озадаченно вздернул бровь.       Хм. Похоже, его новая костюмерша из фанаток. Или как они там себя называют? Гаремом? Она из его гарема.       — Спасибо. Очень приятно.       — Эммм... можно селфи? Если ты не против? Для моего Вейбо. Но... если нет — я не обижусь, я ни в коем случае не настаиваю, я не из этих сумасшедших фанаток-сталкерш, хаха... я просто подумала...       — С удовольствием сфотографируюсь.       Девочка из костюмерного отдела густо покраснела.       — О!! Ну... тогда, я сейчас, только достану...       Она прижалась к Бинхэ теснее, выуживая смартфон. Бинхэ сложил пальцы в знак мира. Девочка едва ли не вибрировала от волнения. Сквозь ее парфюм — бурбон с ванилью — пробивался запах затхлого пота.       Бинхэ внутренне передернуло.       Беззвучно щелкнула камера. Юная госпожа «Бурбон с ванилью» прижала телефон к груди. Рассыпалась в благодарностях и сбежала.       До выхода Ло Бинхэ оставалось полчаса. Можно было вдоволь побродить за кулисами. Чем он и занялся. Ян Исюань делал растяжку, нацепив наушники. Ша Хуалин, вся затянутая в красный спандекс, что-то набирала в телефоне. Их постановщица Ци Цинци изводила вопросами одну из хористок. Девочка едва не плакала.       Ло Бинхэ попрактиковал батманы, пока не надоело. Убил целых две минуты. Не зная, чем еще заняться, он отправился на поиски развлечений.       Далеко идти не пришлось.       Дверь раздевалки Шэнь Цзю была приоткрыта, и Бинхэ мог спокойно разглядеть готовящегося к выступлению мужчину.       Шэнь Цзю сидел за очень скромным туалетным столиком, длинные перекрещенные ноги исчезали под полированной столешницей. По одному только столику можно было многое понять о владельце. Например, никаких фотографий на зеркале. Шэнь Цзю не хранил вообще ничего — ни поздравительных открыток, ни написанных от руки признаний в любви, ни льстивых записок от фанатов, ни потрепанных счетов. Абсолютно пустой стол. Даже косметики не было. «С чего бы вдруг я должен таскать свой грим? У нас, вообще-то, есть гримеры. Мы им за это деньги платим».       Единственным исключением был парфюм. Словно заправский вауйерист, Ло Бинхэ следил, как Шэнь Цзю достал черную, угловатую бутылку духов. Осторожно, едва ли не с трепетом открыл флакон, робко коснулся пальцами распылителя.       Немного поразмыслив, Шэнь Цзю надушил оба запястья. Сгибы локтей. Шею. Линию роста волос.       Сейчас Бинхэ уже отлично знал аромат парфюма Шэнь Цзю — «Номбр Нуар» от Шисейдо. Винтаж, давно снятый с производства. Готичный, сексуальный, с отголосками дамасской розы. Как-то раз, поддавшись порыву, Ло Бинхэ загуглил стоимость духов. Нераспечатанный флакон стоил примерно как два месяца аренды. Немалая сумма, учитывая, что нынешние апартаменты Ло Бинхэ стоили приличную сумму.       Ло Бинхэ в общем-то, был невысокого мнения о Шэнь Цзю. В конце концов, этот человек ударил его, еще ребенка, по лицу. Так что Ло Бинхэ хотелось бы верить, что Шэнь Цзю, как злой соблазнитель, как грешная Одиллия, сам купил эти духи для показухи — посмотрите, что я могу себе позволить. Однако факты говорили об обратном. Шэнь Цзю пользовался духами слишком скупо, слишком аккуратно. С какой-то жалкой бережливостью, как будто каждая капля была непозволительной роскошью.       Так что, скорее всего, «Номбр Нуар» был подарком Юэ Цинъюаня, любовника Шэнь Цзю, с которым он то сходился, то расходился.       Ло Бинхэ, затаив дыхание, следил за Шэнь Цзю несколько секунд. А потом вдруг вспомнил, что нет никакой причины подглядывать исподтишка. На самом деле ничто не мешает глазеть в открытую.       Ло Бинхэ зашел в раздевалку и встал в дверном проеме, отрезая Шэнь Цзю единственный путь к отступлению.       — Господин Шэнь, впечатляющий костюм, — произнес Ло Бинхэ.       Шэнь Цзю был облачен в карамельно-красное ципао, но с определенными доработками — чтобы в нем можно было танцевать. Из плотной ткани, удивительно, но никакого шелка: тонкий непрозрачный материал из хлопка с примесью спандекса плотно обхватывал точеную фигуру Шэнь Цзю.       Шэнь Цзю молчал и не спускал глаз с зеркала, приглаживая жесткую, закованную в шпильки прическу. Кажется, он изо всех сил старался игнорировать Ло Бинхэ. Отличная стратегия, на самом деле.       — Слышал, вы выступаете с приглашенным артистом из Гонконгского балета, — как ни в чем не бывало продолжил Ло Бинхэ. — Интересный, должно быть, партнер.       Шэнь Цзю фыркнул, но ничего не ответил.       Скучно.       Бинхэ немного изменил тактику:       — Как ваше колено?       — Отлично...       Ура! Бинхэ улыбнулся и расслабленно оперся о дверной косяк.       — Точно? А я слышал, вы крайне неудачно упали на прошлой неделе. Вы вроде тренировали поддержки с бросками? Они ведь очень травмоопасны...       — Это какой-то намек? Считаешь, я не в состоянии выступать?       — Ну что вы, — протянул Ло Бинхэ, имея в виду именно это. — Я очень рад, что вы успели оправиться.       Шэнь Цзю выдвинул ящичек трюмо. Достал из него крохотную коробку, раскрыл холодными бледными пальцами. Изнутри — восьмигранное углубление, выстланное черным бархатом... Чехол от парфюма, дошло до Бинхэ. С величайшей аккуратностью Шэнь Цзю упаковал флакон. Закрыл коробочку и спрятал обратно в пустой ящик гримерного столика.       — Хммм... Меня так просто не сломать.       — О, конечно, нет, — откликнулся Ло Бинхэ. — Вами можно хоть гвозди забивать.       — Заканчивай с этим...       — С чем?       — Рожу попроще сделай.       — А что с ней? Я просто улыбаюсь.       — Лыбишься, как идиот, — процедил сквозь зубы Шэнь Цзю. Повернулся лицом к зеркалу, разглядывая в отражении Бинхэ. Тот открыто смотрел ему в глаза. Из-за грима лицо Шэнь Цзю превратилось в карикатурную маску. Глаза изогнулись двумя полумесяцами.       — Так что в этом плохого? — выверено докучал Ло Бинхэ. — Счастливые люди часто улыбаются. Я вот, например, счастлив.       — Ты просто на редкость уродлив.       — Как грубо.       — Иди поплачь, — предложил Шэнь Цзю, опуская локти на стол. — И ради бога, прекрати так скалиться. Блевать хочется. Нет, серьезно, есть какой-то особый повод для радости?       — Да так, знаете ли...       Ты сволочь, посмешище, и дни твои сочтены. Думал, я не замечу? У тебя и месяца не проходит без новой травмы. Без физиотерапии, акупунктуры и специальных массажей ты и дня на сцене не продержишься. Что, не берег свое тело, пока был молод? И при этом считаешь, что можешь смотреть на своего брата свысока? Жалкий лицемер.       Бинхэ покосился взглядом на туалетный столик. Снова вспомнил о крохотном бутыльке Номбр Нуар, сейчас надежно припрятанном. Парфюм явно был символом чувств любовничка Шэнь Цзю. Недешевым таким. Юэ Цинъюань, похоже, прилично зарабатывал как директор и член правления Цанцюна.       Делало ли это Шэнь Цзю шлюхой, продающей себя за дорогие подарки? Была в этом какая-то странная, извращенная поэтичность, учитывая, что на протяжении всей истории балерины зачастую оказывали услуги куртизанок.       Бинхэ не прекращал улыбаться.       Сахарным голосом с едва считываемым злорадством он заявил:       — У меня хорошее предчувствие насчет сегодняшнего выступления. Оркестр во время репетиции играл потрясающе. Согласны?       — Не знаю... Не обратил внимание...       И тут кто-то похлопал Ло Бинхэ по плечу. Он нахмурился, оборачиваясь. Еще одна женщина, в этот раз в черных наушниках, смотрела на него, выпучив глаза.       — Пять минут до твоего выступления. Пройди к сцене, пожалуйста.       — Конечно, — ответил Ло Бинхэ. Глянул в последний раз на Шэнь Цзю, который ледяным изваянием сидел за своим туалетным столиком. — Труба зовет!       — Иди уже.       — Что, даже удачи не пожелаете?       — Звереныш, ты сейчас дождешься, и Ци Цинци потащит тебя на сцену за шкирку.       — Это у нас просто шутки такие, — заверил Ло Бинхэ женщину в наушниках. — Наш господин Шэнь такой шутник, за словом в карман не полезет. Круто, да?       Женщина в наушниках неуверенно кивнула и исчезла за углом. Шэнь Цзю прищурился.       — Увидимся на афтепати? — спросил его Бинхэ, обхватывая ладонью косяк. — Я вроде как слышал, что друг ваш сердечный тоже там появится, будет, наверное, обхаживать потенциальных спонсоров. Он ведь любимец высшего света, да? Он... хм, как там обычно говорят... обучен светским манерам и умеет вести себя в обществе?       Шэнь Цзю ничего не ответил. Развернулся к зеркалу с перекошенным от гнева лицом.       — Ага, — закончил Ло Бинхэ. — Ну, значит, там и увидимся.       Ло Бинхэ вышел из раздевалки и двинулся к сцене легкой походкой. Огненно-красный пояс сказочно мерцал под раскаленным светом софитов.       В мире балета у Шэнь Цзю было прозвище. Змея среди роз. Пекинская гадюка.       На первый взгляд прозвище отсылало к фирменному стилю Шэнь Цзю — танцевал он плавно, чувственно, соблазняя и приковывая взгляды, флиртуя на грани фола. По-змеиному гипнотически.       Второй же слой метафоры открывался всем, кто хорошо разбирался в балете. Намек на Гамзатти, злую принцессу из Баядерки. Гамзатти убила свою соперницу, чистую и невинную Никию, подложив в корзину цветов ядовитую змею.       Падшая принцесса. Безнадежно испорченная, готовая на все ради любви. Закатывающая истерики.       Разрушающая все, чего коснется.       У Ло Бинхэ тоже имелось прозвище. Он заработал его в первый год, когда, будучи простым солистом, с сумасшедшей скоростью поднимался по рангам, громя конкурентов.       Царь демонов.       Заняв позу на сцене, Бинхэ вслушивался в мягкое шуршание поднимающегося занавеса. Забрезжили первые ноты, задрожали натянутыми струнами, тревожа воздух, от предвкушения кожу кололо электричеством, кружилась голова, дух захватывало...       Грянула музыка.       Толпа казалась одной темной, безликой массой. Но Бинхэ все равно попытался сосредоточиться на публике. Как сельди в бочке сотни людей с неразличимыми лицами покачивалась в своих бархатных сиденьях и ложах, в обрамлении пейслийских узоров, ангелов и элегантных канапе.       Богачи, вдруг вспомнил Бинхэ. Они ведь даже не любят балет. Толстосумы просто решили засветиться на супер-эксклюзивном летнем гала-представлении, разрядившись в пух и прах. Бессовестно, вопиюще, до безумия богатые люди.       Что ж, решил Бинхэ, пусть им будет о чем вспомнить.       Он напряг ноги. Распрямился, вытягиваясь ввысь, вдыхая музыку. Струны взвыли раненым зверем. Его сигнал! В атаку!       И он взорвался движением, алча крови.        Откланявшись и собрав цветы, Ло Бинхэ сразу же сбежал в общую душевую и нырнул в первую свободную кабинку. Тщательно вымылся, соскребая сценический грим, и без тени смущения пошел по коридору до своей раздевалки в одном полотенце на бедрах.       По закулисью перекатывался Ференц Лист, а, значит, шло третье по счету выступление. Номер Шэнь Цзю.       Скорее всего он сейчас извивался вокруг того гонконгского артиста. Хлопал ресницами, задирал ноги и распускал перья как павлин. Заставлял Юэ Цинъюаня сходить с ума от ревности. Бедолага...       Ло Бинхэ проверил телефон, высушивая волосы полотенцем. Шестнадцать пропущенных сообщений — все от той звездочки-идола, с которой он в последнее время крутил роман. Соскучилась по нему. Любит, хочет, и все такое. Когда же, когда же они снова увидятся?       Вот же прилипала, подумал Бинхэ.       И заблокировал ее номер.       Угрызений совести он не испытывал. Новость об их «расставании» сыграет на руку им обоим. Она, возможно, даже выпустит под шумок песню на эту тему.       Нет, серьезно, пусть скажет спасибо, что он вообще обратил на нее внимание.       Ло Бинхэ переоделся в свежую одежду: белая оксфордская рубашка (Версаче) и пара черных, шерстяных брюк (Валентино). Набрал из-под крана воды в незанятую вазу и сунул туда розы. Красные, влажные, сильно пахнущие. Ло Бинхэ не особо любил розы. Жаль, нельзя их выкинуть сразу.       Вот Шэнь Цзю именно так и поступал. Ничтоже сумняшеся, отправлял их в мусорку.       Однако Бинхэ не хотел прослыть Шэнь Цзю номер два.       Бинхэ хотел нравиться людям.       Он вышел из гримерки и оценил творящийся за кулисами хаос. В воздухе перекидывались костюмы. Ассистенты и продюсеры что-то с отчаянием шептали в гарнитуры. Вокруг носились танцовщики. Разнорабочие передвигали реквизит. Бинхэ брел сквозь бардак, приседая под лесами и уворачиваясь от проводов.       Кто-то сбоку перешептывался:       — Ты его видел на сцене?       — Он ненормальный.       — Прыжки у него ненормальные.       — Я тебе этого не говорил, но его точно повысят до главного солиста.       — О господи!       — Ненавижу его.       Нехорошо завидовать, думал Бинхэ со странной веселостью.       В зале грянули аплодисменты, и Ло Бинхэ направился к выходу. После номера Шэнь Цзю шел антракт, что означало — пунш и закуски, и куча усыпанных бриллиантами дамочек, которых должно развлекать и обхаживать.       Главное фойе Национального балета Китая было выдающихся размеров. Мраморные полы сверкали перламутровым блеском, жемчужные раковины слегка поблескивали под лучами хрустальных люстр. В дальнем конце зала располагалась скульптура, завершающая образ классического снобизма.       Народ медленно собирался в фойе. Вокруг сновали официанты, разнося икру, перепелиные яйца и бокалы с мартини. Бинхэ стащил один и сделал глоток. Джин оказался мягким и почти не горчил. Лимон добавлял тончайшую терпкость. Чудесный напиток.       Ло Бинхэ двинулся к барной стойке, ожидая, что его заметят. Долго ждать не пришлось, вскоре он оказался окружен роем роскошных вечерних платьев. В некоторых из них даже можно было обнаружить женщин!       — О боги, ты был просто потрясающим....       — Я никогда не смогу так двигаться, даже после сотни лет тренировок!       — Ло Бинхэ, я в восхищении. В абсолютном восхищении.       — Дамы, вы слишком добры, — ответил Ло Бинхэ, выдавая застенчивую улыбку. — Я благодарен Центральной труппе за то, что она доверила мне этот номер.       — О, не скромничай! Знаешь, моя младшенькая от тебя без ума. Я серьезно — у нее все стены в комнате увешаны твоими постерами. Она закатила такую сцену, когда узнала, что не идет сегодня — но, ты же понимаешь, такие события не для маленьких капризных детей.       — Господи боже, а твоя физическая форма...       — Ага. Я собираюсь следить за вашей карьерой с глубочайшим интересом, господин Ло.       Ло Бинхэ медленно перевел взгляд на последнюю из говорящих. Женщина с цепким взглядом, синее платье, черные глаза. Бинхэ тут же ее узнал. Главный редактор Вог Чайна.       Так-так-так... Любопытный поворот событий. Интересно, что Ло Бинхэ сможет выжать из такого знакомства?       — А я — за вашей, госпожа Чэнь.       — Неужто знакомы с моим творчеством?       — Стараюсь не отставать от жизни, — ответил Бинхэ, отставляя бокал с мартини.       — Оригинально, — заметила она. Сухо, даже с издевкой, но в то же время улыбаясь.       Ло Бинхэ взял ее руку в свою. Госпожа Чэнь носила пару безупречных полночно-синих шелковых перчаток до локтей, с обручальным кольцом поверх — гроздь рубинов и алмазов. Бинхэ склонился, намереваясь целомудренно поцеловать кольцо, он не спускал глаз с лица женщины...       И тут где-то на периферии зрения взметнулся длинный хвост черных волос.       Шэнь Цзю?..       Ло Бинхэ неловко выпрямился, обвел глазами толпу. Это был...       Шэнь Цзю? Он точно выглядел как Шэнь Цзю, но... Этого не могло быть. Шэнь Цзю только что выходил на поклон. Сейчас он скорее всего принимал душ, или все еще пытался выбраться из того нелепого ципао.       — Ло Бинхэ? — госпожа Чэнь помахала рукой перед лицом. — Все в порядке?       В порядке ли?       — Да, простите, — отозвался Ло Бинхэ, быстро нацепив улыбку. — Я просто заметил друга. Если вы извините меня на минутку, мы... хм, мы сможем поговорить позже.       — О, но господин Ло...       Ло Бинхэ уже забыл о ней.       Что-то билось на задворках разума, крохотная искорка надежды, распускающийся цветок волнения. Бинхэ пробивался сквозь толпу. Кто-то окликнул его по имени, он не обратил внимания. Скорее всего, еще один никчемный фанат.       Где он заметил Шэнь Цзю? Рядом с фонтаном? У шампанского? Ло Бинхэ, раздражаясь, окинул взглядом весь зал. Черные платья, красные платья. Синие костюмы, черные костюмы. Да где же он?!       Воздух пах сразу пятью десятками смешавшихся друг с другом парфюмов: ваниль, бергамот, анемоны, эвкрифия, корица, перечная мята. Но где в этом всем дамасская роза?       Преследуя тень Шэнь Цзю, Бинхэ повернул к столу с десертами. Ягодные чизкейки, крокембуши, пирожные «три молока» с восхитительными завитушками взбитых сливок и медовой глазурью...       Там! В паре метров от Бинхэ, за океаном человеческих голов мелькала худосочная фигура. Зеленый блейзер. Блестящие длинные волосы, завязанные в элегантный хвост. Бледная, лебединая шея.       — Шэнь Цзю? — позвал на пробу Ло Бинхэ. А потом, внезапно охваченный не иначе как маниакальным порывом, прокричал. — Учитель? Шэнь... Шэнь Юань?       Человек вздрогнул и застыл.       Шэнь Юань обернулся. Да, Шэнь Юань, не Шэнь Цзю. Разница едва заметная, но не для опытного глаза: мягкая линия рта, внимательные глаза.       И сердце Бинхэ очнулось.       Годы не коснулись Шэнь Юаня. Обошли стороной. Он стоял там, единственное лицо в безликой массе, хмурился, возможно, даже сердился — никак не мог понять, кто его зовет.       Словно жеребец, вырвавшийся из загона, Бинхэ понесся вперед.       — Шэнь Юань! — кричал он сквозь толпу. — Это я! Бинхэ!       Шэнь Юань наконец увидел его и округлил глаза.       — Ло Бинхэ?..       — Учитель!       Бинхэ проталкивался вперед, натыкаясь на муженьков, женушек, официантов.       На одно долгое мгновение Шэнь Юань испуганно замер, озираясь по сторонам, словно громом пораженный. А потом очень медленно пошел к Бинхэ. Поплыл — так грациозно он двигался.       Живое олицетворение симфонической поэмы.       Так они и встретились — два растерянных дурака посреди толпы. На лице Бинхэ — неприкрытое благоговение и тоска. На лице Шэнь Юаня — нечитаемая маска.       Какое-то время они просто глядели друг на друга. Бинхэ внезапно осознал, что смотрит теперь на Шэнь Юаня сверху вниз — он перерос своего учителя на голову.       — Ты узнал меня? — спросил Шэнь Юань.       Бинхэ разинул рот от удивления.       — Шутите? Конечно! — выпалил он. — Но до сих пор не верится — это и правда вы!       — Время летит, Ло Бинхэ...       — Боги, точно не для вас, — произнес Бинхэ. — Учитель, вы ни на день не постарели!       — Хотел бы сказать то же самое о тебе, — вздохнул Шэнь Юань и обвел потрясенным взглядом фигуру Бинхэ. — Когда ты так... так...       — Так повзрослел? Так похорошел?       — Так вымахал!       Бинхэ расхохотался, от радости даже голова кружилась.       — Метр восемьдесят семь!       — В-восемьдесят семь?? Нет, это уже перебор. Куда тебе столько? — Шэнь Юань порылся в кармане и — щелк! — прекрасный веер раскрылся перед лицом. — О боги, что же стало с моим крохотным белым барашком?       — Он прямо перед вами, учитель!       — Да неужели? Уверен?       — Да, — с чувством заверил Бинхэ. — Я так рад, что мы встретились! Так рад вас увидеть! Я ужасно скучал — мы все скучали. О, погодите, вот вас Ша Хуалин с Ян Исюанем увидят — они вообще с ума сойдут!       Шэнь Юань недоверчиво улыбнулся.       — Прошу, не надо из этого устраивать целое событие.       — Но вы этого достойны! — ответил Бинхэ. — Учитель, а как вы тут оказались? В Пекине, я имею в виду... Я... я думал, вы сейчас живете в Гуанчжоу.       Веер в руках Шэнь Юаня затрепетал чуть энергичнее.       — Кхм... Университет Хуаньхуа искал преподавателя на факультет танцев. Я решил, что это неплохая вакансия.       — Вы все еще преподаете?       — Ага. Но только в аудитории, — объяснил Шэнь Юань. — История танцев, теория. И все в таком духе.       Значит, без репетиций в зале. Нужно будет поглубже изучить эту тему.       — А сегодня? — не отставал Бинхэ. — Вас Шэнь Цзю пригласил?       — О, не совсем, — ответил Шэнь Юань. — Юэ Цинъюань вообще-то. Мне было интересно послушать, как оркестр сыграет Стравинского — а у него был лишний билет.       — И как вам оркестр?       — Весьма неплохо, хотя секции медных духовых стоит передвинуть стулья. Однако, меня серьезно впечатлила первая скрипка.       Бинхэ срать хотел на первую скрипку. Да и на секцию медных духовых тоже. На деревянные духовые, на ударные. На скрипки и на весь оркестр в целом. Пусть хоть повесятся всем составом. Они не имели ровно ни малейшего значения! Но что было важным?       Вот эта величественная осанка! Это тело, выточенное из лунного камня!       Учитель Шэнь стоял прямо перед Бинхэ! После стольких лет!       Как гром среди ясного неба Бинхэ ощутил, что оживает, что его тело просыпается от долгого, мутного сна без сновидений. Детская любовь снова пробуждалась. Будто все это время она ждала, и наконец дождалась.       «Пять лет», — думал Бинхэ. — «Пять долгих лет, а меня ни на каплю не отпустило?»       Положение дел, объективно говоря, жалкое. Налицо явный случай задержки в развитии.       Но, несмотря на все это, Бинхэ был счастлив. Так счастлив, что хотелось орать.       Хотелось выпрыгнуть из себя, и он с трудом стоял на месте. В ушах звенело, в голове царил полный сумбур. Шэнь Юань о чем-то рассказывал, но Бинхэ слышал лишь глубокий голос, а не слова. Учитель двинулся к столу с закусками, лавируя между гостями. Бинхэ последовал за ним. Он рассматривал ноги Шэнь Юаня — из-за толпы видно было немного, и Бинхэ поймал себя на желании упасть на пол и ползти следом. Ноги у Шэнь Юаня были все такими же стройными и красивыми, какими он их и запомнил. Если бы можно было упасть на четвереньки и перецеловать их от щиколоток до бедер!       Шэнь Юань взял десертную тарелку. Осмотрел предложенные блюда: утка конфи, фаршированные грибы, черная икра, канапе из креветок. В итоге выбрал крохотный кусочек террина.       — Если что — тебе не обязательно торчать возле меня весь вечер, — между делом заметил Шэнь Юань. — Уверен, тут многие готовы убиться за толику твоего внимания.       — Пусть убьются. Я хочу говорить с вами, учитель, — настоял Ло Бинхэ и с предвкушением спросил. — А как вам выступления?       — Выступления?.. — задумался Шэнь Юань, собираясь с мыслями. — Ну... хм, во-первых, Пэй Мин оказался крайне любопытным с физической точки зрения. Он удивительно плавный для своих размеров. Даже скользкий... Он же приглашенный артист из гонконгского балета?       — Да, — подтвердил Бинхэ. — А вас такое не смущает? Ну, смотреть, как ваш брат танцует такое двусмысленное па-де-де?       — Если только немного. Не знаю. Я стараюсь не скатываться в ханжество. Шэнь Цзю профессионал и просто делает свою работу. Вот Юэ Цинъюань... он, конечно, странно отреагировал...       — Да неужели?       — Сидел весь красный как рак, со скрещенными на груди руками... Не знаю уж почему. Может, ему было неловко. Он человек крайне добропорядочный, так что я бы не удивился. Мне кажется, он из тех людей, которые проматывают сцены секса в фильмах... о, боже... Только не говори ему, что я так сказал.       Учитель отрезал небольшой кусочек террина и поднес ко рту. Губы у него были пухлыми и розовыми, кончик языка — темным и приглашающим, цвета вишневых леденцов от кашля.       Ло Бинхэ хотел повалить Шэнь Юаня на пол и сожрать целиком.       — А что насчет меня? — поинтересовался Бинхэ. Шэнь Юань сглотнул, округляя глаза.       — Тебя?       — Мое выступление. Уверен, вам есть что сказать.       — Хм... — Шэнь Юань потупился в тарелку. — Ты поверг меня в ужас.       — В ужас? — вторил ему Бинхэ. Покрутил фразу в уме и уточнил. — Поверг в ужас своим талантом?       — Конечно...       Выклянчив похвалу, Бинхэ засиял.       — Я горжусь своей техникой. В конце концов, я учился у лучшего, — заявил Бинхэ. И просветлев, добавил: — Однако, если вы, как учитель, желаете сделать замечания или что-то поправить, я буду счастлив...       — Нет-нет! — Шэнь Юань покачал головой. — Я уже не твой преподаватель. У меня нет никакого права.       — Вы всегда останетесь моим учителем, — возразил Бинхэ. — И я всегда рад вашим замечаниям.       Шэнь Юань явно начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Он отложил едва тронутую закуску на стол и выглянул за плечи Бинхэ, окидывая взглядом разодетую в шелка толпу — явно искал предлог попрощаться и снова затеряться в общей массе.       Ни в коем случае!       — Может, отложим замечания до вечера? — Бинхэ вложил в фразу всю обворожительность. — За бокалом вина. У меня дома?       — У тебя дома?       — Я живу тут неподалеку, в лофте. Думаю, вам понравится... Я даже собрал небольшую библиотеку. Отличное место для долгой беседы. Что скажете?       — Долгой беседы?       — Зависит полностью от вас, — честно признался Бинхэ. Он встал перед Шэнь Юанем, не давая сбежать, и взял его ладони в свои руки. Анемично бледные, практически белые, с гладкими розовыми ногтями. Они напомнили Бинхэ перламутровые внутренности свежих устриц — наблюдение до странного захватило. — Учитель, я столько всего хочу вам рассказать. Мы так давно не виделись, так отдалились...       — Нет, погоди-ка, притормози. Зачем мы поедем к тебе домой?       — ...и мне кажется, я схожу с ума. Мне кажется, что все в жизни вело меня к этому моменту, здесь, с вами...       Шэнь Юань вежливо вынул ладони из рук Бинхэ.       — Бинхэ, ты всегда был артистичным ребенком... но это уже слишком, не находишь?       — Я не играю.       — Нет, играешь и переигрываешь. На нас уже люди смотрят.       — Пусть смотрят.       Шэнь Юань двинулся в сторону:       — Слушай, мне, кажется пора...       — Так давайте уйдем вместе, — горячечно предложил Бинхэ. — Подумайте, учитель. Сбежим отсюда, вызовем такси, доедем до меня...       — Такси? — изумленно повторил Шэнь Юань. — Бинхэ, это конечно крайне мило, что ты так соскучился и хочешь сразу все наверстать, но ты ведешь себя безрассудно. Я не могу просто уйти! А главное — ты не можешь! Антракт заканчивается через пять минут. И ты еще должен выйти на финальный поклон...       — Мне все равно.       Шэнь Юань шлепнул Бинхэ веером по голове. Небольно, но неожиданно.       — А зря! Билеты на этот вечер крайне непросто достать! Так что я бы хотел досмотреть все выступления. Я еще не видел номер по Баланчину, не говоря уже о той последней короткой постановке Вэй Усяня...       — Но... — Бинхэ ощупал пострадавшую от веера макушку. — Я просто... я не хочу снова вас потерять...       Непреклонное лицо Шэнь Юаня дрогнуло и смягчилось.       — Знаешь, с такими формулировками тебя могут неправильно понять...       — Учитель, главное, чтобы вы поняли, остальные меня не волнуют.       — Но я больше не твой учитель, — напомнил ему Шэнь Юань, однако, заметив, что тот совсем падает духом, тут же испугался. — О... Только не плачь, не плачь! Ладно, мы обязательно встретимся снова!       — Обещаете?       — Да, обещаю.       — Сегодня?       Шэнь Юань очень тихо рассмеялся.       — Думаю, сегодня после представления я поеду домой, — сказал он. — Но Юэ Цинъюань через пару дней устраивает ужин. Не знаю, подходит ли тебе такой вариант, но он разрешил мне привести гостя.       — Званый ужин? — нахмурился Бинхэ.       — Да просто вечер в компании друзей. Вино, сыр, все такое. Тебе нравится сыр?       — Да.       — Юэ Цинъюань будет запекать бри.       — Серьезно?       — Да, с молотым пеканом и абрикосовым джемом.       — Звучит чертовски вкусно.       «Да я готов картон жрать ради тебя».       — Да, так и есть, — подтвердил Шэнь Юань. — Так, давай свой телефон. Я запишу время и место в календарь. Ну, если тебе все еще интересно.       — Если так мы снова увидимся — то конечно, — ответил Бинхэ. Достал из кармана смартфон и передал учителю. Шэнь Юань, не тратя времени, тут же открыл приложение календаря и добавил дату с адресом.       — Цзю-гэ меня, скорее всего, убьет, — признался Шэнь Юань. — Но я буду рад увидеть тебя там. Сам-то я хожу на такие встречи из вежливости, и мне совершенно не с кем поговорить. Обычно там собираются друзья Юэ Цинъюаня — бизнесмены, продюсеры, финансисты, кураторы... Возможно, сможешь завести несколько полезных знакомств, если захочешь.       — Я просто хочу провести вечер с вами.       Шэнь Юань рассмеялся.       — Ну это чересчур сентиментально.       — Зато искренне.       — Верю, — согласился Шэнь Юань. Он снова поглядывал на двери концертного зала. Толпа медленно, но верно редела, люди возвращались на свои места, оставляя позади недопитый джин и недоеденные трюфели.       — Мне что-нибудь приготовить? — спросил Бинхэ. — На ужин?       — Необязательно.       — Но можно?       — Если хочешь, — с сомнением произнес Шэнь Юань.       — Тогда я приготовлю одно из ваших любимых.       — Ты все еще их помнишь?       — Конечно, — ответил Бинхэ. — Рисовую кашу вы любите простую и рассыпчатую, с щепоткой соли, капелькой уксуса, обжаренным тофу и свежей зеленью. Лапшу — недоваренной. Карри — неострым. Вам не нравится чеснок, кокос, кайенский перец и масло чили. Пирожные вы любите всякие, но особенно...       — Хватит, хватит! — Шэнь Юань нырнул за веер с широко распахнутыми от ужаса глазами. — Ты правда все это помнишь?       — Как я мог забыть?       — Что ж, это... — Шэнь Юань запнулся, подбирая слова. Он все поглядывал то на Бинхэ, то на концертный зал — там уже гасли лампы.       — Думаю, мне пора возвращаться, — без всякого перехода сказал Шэнь Юань. — Юэ Цинъюань уже меня заждался.       — Ага, — Бинхэ спрятал разочарование за глянцевой улыбкой. — Я тоже буду ждать вас.       — Знаешь, ты совершенно зря растрачиваешь красноречие на такого старика как я.       — Вы вовсе не старик.       — Но чувствую себя именно так, — улыбнулся Шэнь Юань, но с затаенной болью. — Старой рухлядью.       — Абсолютно не похоже.       — Да? А на что похоже?       — Вы очень красивы, — искренне ответил Бинхэ.       Ответа Шэнь Юаня он не дождался. Тот медленно захлопнул веер и весь как-то отстранился, отгородился от Бинхэ. С загадочной задумчивостью он словно потерялся в лабиринте непонятных мыслей. Для Бинхэ он казался в этот момент неотразимым.       Шэнь Юань взглянул на него и долго, долго смотрел. Бинхэ глядел в ответ, пытаясь расшифровать непереводимые эмоции учителя — сомнение, неприкаянность, тоска, сожаление... и тут, впервые, он наконец заметил, что пять лет для Шэнь Юаня все-таки не прошли бесследно. Перемены были еле заметны, но они были. Скрывались за нежным золотым светом ламп. Уголки губ слегка опустились, бедра чуть сгладились, утратили атлетическую жесткость. Зеленые глаза теперь обрамляла тонкая бледная паутинка линий.       Едва заметная, и не было в этих линиях ничего страшного, уродливого — совсем обычные морщинки. Морщинки того, кому скоро исполнится тридцать.       Печать времени. Печать возраста.       — Если тебе нужна красота, — наконец произнес Шэнь Юань. — То тебе к моему брату, — он кивнул. — Хорошего вечера, Ло Бинхэ.       — Учитель?..       Шэнь Юань проскользнул мимо и растворился в толпе. Бинхэ стоял каменным изваянием, следя, как фигура в зеленом блейзере все дальше и дальше отдаляется от него в волнах людского океана, а потом и вовсе исчезает в холодном, темном театре.       Бинхэ так и стоял, пока не остался в фойе один. Он оперся руками о стол, проматывая в голове произошедшее. Где-то в глубине театрального зала оживал оркестр. Играли так любимое им модерато Людвига Минкуса. Сначала вступала арфа, а за ней вся россыпь струнных.       Бинхэ прикрыл глаза.       Пять лет, а он все еще надоедливый ребенок, виснущий на своем учителе.       «Я люблю его», — думал он. — «Пять лет прошло, а я все равно люблю его».       По подсчетам оставалось еще четыре выступления. Затем Ци Цинци, Вэй Усянь и Лань Ванцзи должны были произнести речь. Дальше — выход на последний поклон. А потом все эти владеющие трастовыми фондами ублюдки ломанутся обратно в вестибюль и нажрутся до беспамятства. Скорее всего.       Ло Бинхэ двинулся обратно к подсобкам, спустившись по лестнице к закулисью. Все вокруг носились как курицы с отрубленными головами, но их суета ни капли не будоражила. На Бинхэ навалилась усталость. Адреналин после выступления выветривался, как и шок от встречи с Шэнь Юанем. Ныли мышцы, а желудок напоминал, что неплохо бы перекусить. Очень хотелось съесть что-нибудь горячее, принять ванну и провалиться в сон до утра.       Эмоционально Бинхэ пребывал в полном смятении. Он все перебирал и перебирал в голове картинки прошедшей встречи: вот Шэнь Юань грустно улыбается, вот осторожно откусывает кусочек террина, вот приглашает его на ужин. «Ты поверг меня в ужас». В ужас. В хорошем же смысле? Да?       Разве мог Бинхэ его напугать? Он ведь был белым барашком Шэнь Юаня.       Шэнь Цзю снова сидел в своей раздевалке и аккуратно наматывал жгут мокрых волос на руку, чтобы отжать излишки воды. Без макияжа он казался старше, и в то же время — симпатичнее. В темно-зеленом топе без бретелек, брюках-дудочках и изящных туфлях на низкой шпильке Шэнь Цзю выглядел очень андрогинно.       Ло Бинхэ постоял снаружи. Удивительно, насколько Шэнь Цзю был похож на брата, и насколько сильно — отличался от него. У Шэнь Цзю нос был прямой, а у Шэнь Юаня чуть вздернутый, почти как у эльфа. Брови старшего брата были резкими и разлетающимися. У младшего — мягкими и закругленными.       Знал ли Шэнь Цзю, что его брат сегодня тоже здесь? Шэнь Юань получил билет от Юэ Цинъюаня. И вроде не собирался заглядывать в бэкстейдж. Не запрещает ли Цзю-гэ посещать такие мероприятия? С него станется. Но почему? Если бы у Ло Бинхэ были братья или сестры, он бы хотел видеть их на своих выступлениях.       Шэнь Цзю повернул голову, явно раздраженный присутствием Ло Бинхэ.       — До утра тут торчать собрался? — спросил он.       — Нет, — ответил Бинхэ. В голову не лезло ничего остроумного. Одна правда. — Я тут вспомнил тот день, когда мы с вами познакомились. В том книжном. Помните?       — Нет, — Шэнь Цзю потянулся за расческой.       Ожидаемо.       — Вы были на высоких каблуках и читали журнал, — напомнил Ло Бинхэ. — Я вам не особо понравился, но вы помогли мне выбрать подарок. Вы правда не помните?       — Да с чего вдруг я должен помнить такую ерунду?       — Для меня это было важным, — произнес Ло Бинхэ.       — Мне-то что.       — Вы тогда надели очень модную рубашку с запахом, — вспомнил Ло Бинхэ. — Если так подумать, с чего бы вдруг вы так вырядились в книжный? Вы наверное на свидание собирались? Ждали там кого-то?       — Свидание? Не мели чушь, — отозвался Шэнь Цзю, повернулся обратно к зеркалу и принялся расчесывать длинные черные волосы. — Неужели тебе совсем нечем заняться?       Ло Бинхэ побрел дальше.       Его гримерка, в отличие от комнаты Шэнь Цзю, была полностью завалена сувенирами: письма фанатов, открытки, цветы, средства по уходу за волосами, подводка для глаз, журналы, талисманы удачи. На пробковой доске, прикрепленной к стене, висела фотография Ло Бинхэ, Мин Фаня и Нин Инъин. Они тогда пошли на каток. Разрумянившаяся Нин Инъин лучезарно улыбалась над кружкой горячего шоколада. Мин Фань ставил ничего не подозревающему Ло Бинхэ рожки над головой.       Оба сейчас заканчивали университет: Нин Инъин — дошкольное образование, Мин Фань — бизнес. Кажется, дальше они планировали открыть свою маленькую танцевальную школу.       Молодцы.       Ло Бинхэ снял фотографию, обнажая спрятанную под ней открытку от Шэнь Юаня — последнюю из полученных, с балериной Дэга. Принт уже выцвел, края истрепались. Но написанные рукой Шэнь Юаня слова по-прежнему были там: Двигайся дальше!       «Это единственное, чего я не могу», — подумал Бинхэ.       — Ло Бинхэ! Ло Бинхэ!       Ло Бинхэ нахмурился, оглядываясь на дверь. Его звала продюсерка в наушниках с покрасневшим лицом. Ло Бинхэ внутренне простонал. Ну что еще? Он уже станцевал свое гребаное соло! Что еще им от него нужно? Вряд ли уже пора на поклон.       — Что?       — Ци Цинци вызывает, — выпалила женщина. — Она на сцене! Давай, я провожу...       Ци Цинци? Хореограф?       Ло Бинхэ позволил отвести себя до сцены.       Жаркий свет софитов придавливал к земле. Странно было оказаться на сцене перед лицом огромной толпы без костюма и балеток. И без плана.       Ци Цинци стояла по центру с микрофоном в руках. Видимо, выдавала закрывающую гала-представление речь. Ло Бинхэ занял место рядом. Плечом к плечу, примерно одного роста — высокая импозантная Ци Цинци была метр семьдесят два, не считая лабутенов. Ее лицо горело от гордости, веселья и, возможно, неразбавленного виски, который она пила с впечатляющей скоростью и выдержкой.       — И прежде чем попрощаться, я бы хотела сделать последнее объявление, — сказала Ци Цинци в микрофон. Ее глубокий, хрипловатый голос прокатился сквозь весь зал. — Вы наверное уже знаете нашего звездного солиста, Ло Бинхэ, по его невероятному выступлению с Жар-птицей сегодня вечером.       Раздались бодрые аплодисменты. Свист. Бинхэ равнодушно скользил взглядом по толпе. Где-то здесь должен сидеть и Шэнь Юань. Но где? Бинхэ искал его лицо, но было слишком, слишком темно.       — Ло Бинхэ, — Ци Цинци похлопала его по плечу. — Учитывая твои беспрецедентные достижения, Национальный балет Китая счастлив предложить тебе позицию ведущего солиста.       «А, это», — подумал Бинхэ. — «Ну да...»       Зал взорвался оглушительными аплодисментами.       На сцену пошатываясь вышел Вэй Усянь с эпическим букетом цветов. Он скинул охапку в руки Бинхэ. Запах был удушающим. Бинхэ приложил все усилия, чтобы увернуться от роз, лезущих в лицо. В это время Ци Цинци всучила ему микрофон.       Бурные овации все не смолкали. Кто-то кричал «Браво»! Кто-то вообще улюлюкал. Нет, серьезно? Улюлюкать на балете? Верх непристойности. Они что, уже напились?       Ло Бинхэ поднял микрофон.       Он всю жизнь ждал этого момента... Даже репетировал его. Много, много раз.       Так почему же он не мог выдавить из себя ни одного слова?       «Шэнь Юань когда-то мечтал о карьере профессионального танцовщика. Гастроли, путешествия. Пышные представления, бархатные занавесы. Он выкладывался на полную, изнурял себя тренировками. Изучил всю классику. Даже немного печально... Он вкалывал с таким отчаянием, а что в результате?»       — Давай, — прошептала Ци Цинци на ухо. — Скажи уже что-нибудь.       «Нельзя сравнивать танцовщиков с учителями. Хочешь увидеть настоящего танцовщика — тебе к моему брату».       Ло Бинхэ все скользил и скользил взглядом по рядам кресел, все искал и искал любовь всей своей гребаной жизни. Хлопал ли сейчас Шэнь Юань? Был ли рад за него? Гордился?       «Шэнь Юань, пожалуйста, лягте на бок. Пожалуйста».       «Я просто хочу вернуться, вернуться назад пока я...»       Ло Бинхэ выдохнул в мозаичную оплетку микрофона. Звук раскатисто накрыл зал грубым, исковерканным эхом.       Ты добился всего, что хотел! Не останавливайся. Двигайся дальше!       «Стоп», — подумал Ло Бинхэ. — «Для чего я вообще все это делал?»       Ради вот этого вот? Серьезно?       «Нет», — удивленно понял Ло Бинхэ. — «У меня ведь был план».       Давным давно — еще будучи юным наивным учеником, Бинхэ придумал план. Детский, глупый, чудесный. Что-то типа... Повзрослеть. Стать человеком, достойным Шэнь Юаня. Забраться на балетный олимп. Сделать предложение Шэнь Юаню. Пожениться. Жить долго и счастливо.       Но потом Шэнь Юань исчез из жизни Бинхэ, и весь план пошел прахом.       А Бинхэ ушел с головой в работу. В создание образа. В борьбу за власть и влияние. В месть всем сраным детишкам, которые издевались над ним за то, что он был бедным, маленьким и учился танцам.       Ему понравилось крушить конкурентов. Тепло мамы и заботу учителя отлично заменяло слепое обожание гарема. Бинхэ даже смирился с тем, что никогда больше не влюбится. Он отбросил всякую надежду сблизиться с кем-то, открыться полностью, быть принятым и понятым.       Но, может быть...       Хм.       Может быть, еще не поздно вернуться к первоначальному плану.       Сказочная свадьба. Истинная любовь.       Может, он сможет вернуться к себе... и снова стать ненаглядным барашком учителя.       Невероятно, но Бинхэ все же нашел — бумажный веер мелькал в одной из лож! Он обратился напрямую к этому прекрасному вееру и чистым, почти не искаженным микрофоном голосом произнес:       — Я готов!        По адресу, вбитому Шэнь Юанем, располагался небольшой фешенебельный кондоминиум. Далековато от театра, но зато десять минут на машине до Цанцюна. Скорее всего, там жил Юэ Цинъюань.       Ло Бинхэ стоял посреди кухни и прикидывал варианты. Он пролистал последний выпуск «Еды и вина», внимательно изучив рецепты месяца.       Медово-апельсиновые птифуры. Кростини с выдержанной гаудой. Бенье с голубым крабом. Роскошные рецепты, выбирай любой — не ошибешься. Но Ло Бинхэ обещал Шэнь Юаню что-то из его любимых блюд. Значит, нужно было возвращаться к школьному репертуару.       Выбор пал на выпечку. Учеником Бинхэ часто пробирался в кабинет Шэнь Юаня с тарелкой сластей, и тот ни разу не отказался. Особенно учителю нравились маленькие чайные бисквиты, которые он разламывал на половинки и макал в чай или кофе.       Ло Бинхэ остановился на рецепте каштановых кексов: слегка сладкие, едва пряные, рассыпчатые, они станут отличным дополнением к послеобеденным напиткам. Он надел фартук и принялся взбивать каштановую пасту с охлажденным маслом, яйцами, мадагаскарской ванилью и ромом.       Он вмешивал муку и размышлял. Будет ли Шэнь Юань улыбаться глазами, когда попробует кекс? Хмыкнет ли от удовольствия? Попросит добавки? Похвалит Ло Бинхэ с нежной доброй улыбкой?       Сердце пропустило удар.       Он обязан сделать все идеально.       Учитель достоин только стопроцентного совершенства. Ло Бинхэ не потерпит даже намека на провал.       Пока кексы остывали, Ло Бинхэ отправился переодеваться. Винно-красная рубашка, сшитые на заказ брюки и пара оксфордов из телячьей кожи. В этом комплекте он был уверен — рубашку подгоняли специально под него, чтобы подчеркнуть грудь и бицепсы почти до неприличия. Бинхэ надеялся, что Шэнь Юань обратит внимание. Или хотя бы обратит внимание на то, что другие люди обращают на Бинхэ внимание, и капельку приревнует. При мысли, что Шэнь Юань может оказаться ревнивцем, Ло Бинхэ покраснел, словно ему снова было пятнадцать.       Он приготовил крем-фреш. Посыпал кексы сахарной пудрой. Увенчал каждый засахаренным каштаном. Шэнь Юань ничего не говорил о вине, но Ло Бинхэ все равно захватил бутылку. Сладкое, с ярко выраженным вкусом десертное вино, которое отлично оттенит каштаны. «Карпинето Фарнито Винсанто дель Кьянти».       Ло Бинхэ осторожно упаковывал кексы в коробку, когда его накрыло странным чувством. Почему-то вспомнился тот кошмарный период... когда мама умерла, а Шэнь Юань перестал отвечать на его письма. Осиротевший, всеми покинутый, он тогда буквально тонул в одиночестве. Душу всколыхнуло злостью...       Стоп. Злостью?       Ерунда какая-то. Глупости.       Бинхэ отмахнулся от воспоминаний, перевязывая красной лентой коробку с кексами. Шэнь Юань будет в восторге.       Они ему совершенно точно понравятся.       Бинхэ заплел волосы, упаковал вещи в машину и повернул ключ. Настроил радио на станцию с классикой. Подгадал время так, чтобы приехать за десять минут до назначенного времени. В худшем случае придется пережить небольшой светский разговор и помочь с сервировкой. В лучшем — получится увидеть учителя раньше и возможно, даже улучить пару минут наедине.       Юэ Цинъюань снимал квартиру в приятном районе. Симпатичная архитектура, застройка, хоть и плотная, но явно свежая, со следами реноваций. На окне перед входом стоял миленький цветочный горшок. Ло Бинхэ заглянул — похоже, цветам Юэ Цинъюань предпочитал травы: базилик, мята, орегано. Отличный выбор.       Ло Бинхэ нажал на звонок и терпеливо застыл на крыльце. За дверью раздавался шум и гам. Что-то передвигали, кто-то расхаживал туда-сюда.       Спустя миг дверь распахнулась.       Открыл Юэ Цинъюань, весь в черном, спокойный и сдержанный.       Интересный он был персонаж. Они с Бинхэ то и дело пересекались, но никогда не заходили дальше формального обмена любезностями. Юэ Цинъюань, конечно, был нынешним директором академии Цанцюн. Так Бинхэ с ним и познакомился. Вдобавок он был важным участником художественного комитета Национального балета. И обладал большим влиянием в кругах китайской балетной сцены — его услуги как ментора, консультанта и администратора пользовались чрезвычайным спросом.       И если верить слухам, он был горемычным любовником Шэнь Цзю, с которым они то сходились, то расходились. Бинхэ слухам верил — сам не раз видел, как Юэ Цинъюань пробирается к театральной гримерке Шэнь Цзю.       Впрочем, Ло Бинхэ и сам от такого никогда не отказывался.       — О! Ты ведь...       — Меня пригласил Шэнь Юань, — объяснил Ло Бинхэ, протягивая коробку с кексами. — Я прихватил десерт.       На лице Юэ Цинъюаня отразился целый эмоциональный этюд: узнавание, осознание, мрачное предчувствие, ужас, вымученная приветливость.       Ло Бинхэ с легкостью читал мысли Юэ Цинъюаня: «Шэнь Цзю это не понравится».       «Неа, не понравится», — довольно подумал Ло Бинхэ в ответ.       — Ох, вот оно как, — произнес Юэ Цинъюань. Нагнулся, разглядывая через прозрачную пластиковую крышку кексы. — Какие миленькие. Прямо как с картинки. А это — засахаренные каштаны?       — Ага. Глазурь домашнего приготовления.       — Потрясающе выглядит, — похвалил Юэ Цинъюань. Помолчал с секунду, взвешивая варианты.       Он явно подумывал, не отправить ли Ло Бинхэ восвояси. Но увы. Юэ Цинъюань был неизлечимо, безнадежно вежливым человеком.       Момент был упущен. Юэ Цинъюань распахнул дверь шире, улыбаясь чуть менее искренне.       — Заходи, заходи. Значит, тебя пригласил А-Юань? Уверен, он будет рад тебя видеть.       — Спасибо, директор.       — Не стоит так формально, — произнес Юэ Цинъюань, пока Бинхэ переступал порог. — Мы же просто собрались на дружеский ужин.       — Тогда господин Юэ?       — Да, так лучше, — бодро отозвался Юэ Цинъюань, хотя Ло Бинхэ готов был поручиться — этот вариант ему тоже не понравился.       Дом Юэ Цинъюаня оказался очаровательным. Изнутри он выглядел ожившей иллюстрацией со страниц престижного каталога интерьеров. На взгляд Бинхэ все было очень солидно, по-взрослому, с огромным количеством антикварной мебели, которую, похоже, Юэ Цинъюань собирал по частям. Первый этаж был обставлен дорого и взвешенно. Много фотографий в рамках, декоративные покрывала, стеллажи с искусно расставленными книгами... В гостиной, просматриваемой из коридора, стоял огромный, старомодный проигрыватель пластинок. Из него тихо доносился старый пианинный джаз.       — А-Юань? — позвал Юэ Цинъюань.       Шэнь Юань показался из-за угла. В бежевом фартуке поверх одежды. Видимо, он помогал на кухне.       Какая милая, очень милая деталь!       У Бинхэ ладони вспотели. Он слегка нервничал — небывалое дело, он обычно был спокоен даже выступая в прямых телеэфирах.       Шэнь Юань выглядел замечательно. Невероятно красивым.       Бинхэ очень хотел его впечатлить...       — О! — произнес Шэнь Юань, вытирая ладони о фартук. — Бинхэ пришел раньше!       — Самую малость, — ответил Бинхэ. — Надеюсь, не помешал?       — Ну что ты, — сказал Шэнь Юань. — Просто немного неожиданно.       У Юэ Цинъюаня дернулась бровь.       — А-Юань, — приветливо сказал он. — Я не знал, что ты пригласил кого-то.       — Только Бинхэ, — ответил Шэнь Юань. — Помнишь, ты сказал, что я могу привести кого-нибудь за компанию?       — Я правда так сказал?       — Ага. Ты же помнишь Бинхэ? Он был моим учеником. Мы с ним недавно пересеклись, и он очень хотел наверстать упущенное за бокалом вина. Так что я решил — почему бы не сегодня?       Третий голос — голос Шэнь Цзю — раздался из глубины дома.       — Ци-гэ? Кто там? Му Цинфан?       — Не совсем, — откликнулся Юэ Цинъюань.       Улыбка у него была безмятежная, непоколебимая. А в глазах стояло: «За что мне этот блядский кошмар?»       Шэнь Цзю показался из-за того же угла, что и Шэнь Юань — видимо, там находилась кухня. Облаченный в игривый оборчатый фартук, он нес керамическое блюдо с гуакамоле. Чисто примерная женушка своего ненаглядного Ци-гэ. Такой кроткий, одомашненный. От привычной деспотичности и элегантности не осталось и следа — Бинхэ наблюдал Шэнь Цзю в его максимально расслабленном и спокойном состоянии.       «Как жаль, — думал Бинхэ. — Что я сейчас все это испорчу».       Шэнь Цзю вспыхнул от злости, как только завидел Ло Бинхэ.       — А ты что тут делаешь? — выпалил он.       Ну, поехали!       — Добрый вечер, господин Шэнь, — поздоровался Ло Бинхэ.       Шэнь Юань вздохнул.       — Цзю-гэ, давай повежливее. Я его пригласил.       — Ты его пригласил? — Шэнь Цзю накинулся на Шэнь Юаня. — Ты его пригласил? Когда? Где? Зачем?!       — Какая разница? — терпеливо ответил Шэнь Юань. — Главное, он — мой гость. Так что, пожалуйста, не устраивай сцену.       Шэнь Цзю стрельнул глазами в Юэ Цинъюаня.       — Ты знал?       — Понятия не имел, — крайне быстро ответил тот.       — Я принес кексы, — заявил Ло Бинхэ, показывая коробку Шэнь Юаню. — И вино.       У Шэнь Юаня глаза округлились.       — Кексы? Во множественном числе?       — Они крохотные. Вот, глядите.       Шэнь Юань заглянул в коробку.       — Ну и ну, ты и правда запомнил мои любимые...       — Конечно, учитель. Я помню все рецепты.       Шэнь Цзю прошел в гостиную и с грохотом опустил блюдо с гуакамоле на кофейный столик. Юэ Цинъюань следил за ним с тревогой.       — Мы правда пустим этого борова за стол? — спросил Шэнь Цзю, упирая руки в боки. — Серьезно, Ци-гэ?       — Сяо Цзю, прошу тебя.       — Не разыгрывай беспомощность. Это же твой дом! Ты можешь его выгнать!       — Сяо Цзю, давай не будем.       — Но ты же в курсе, Ци-гэ, что я терпеть его не могу. И все равно позволишь ему остаться на ужин?       Юэ Цинъюань посмотрел на них. Шэнь Юань ответил ему твердым, многозначительным взглядом. Ло Бинхэ изо всех сил разыгрывал полную невинность.       Юэ Цинъюань откашлялся:       — Я не думаю... хм, ну ты понимаешь... это будет не очень честно по отношению к...       Шэнь Цзю тут же заледенел. Отказы он считывал мгновенно.       — Все ясно, — холодно и отстраненно заявил он. — С чего бы это я решил, что Ци-гэ встанет на мою сторону.       — Сяо Цзю, подожди...       Шэнь Цзю вихрем унесся на кухню. Юэ Цинъюань поплелся за ним, убитый горем.       Шэнь Юань откашлялся в кулак.       — Что ж, — сказал он. — Неудобно получилось. Прости, Бинхэ, я должен был догадаться.       Ло Бинхэ посмотрел на Шэнь Юаня своими самыми большими, самыми щенячьими глазами.       — Кажется, я никогда не нравился Шэнь Цзю...       Сработало как по маслу. Шэнь Юань — само сострадание — потянулся и похлопал Ло Бинхэ по плечу, нежно и невесомо.       — Не принимай на свой счет, Бинхэ, — попросил Шэнь Юань. — Цзю-гэ вообще мало кто нравится, и, к тому же, только между нами... хм... брат не очень-то жалует юные дарования.       Свежо предание, подумал Бинхэ.       — Но, учитель, я бы не хотел ставить вас в неловкое положение, — пробормотал Бинхэ, опуская ресницы. — Может, мне все-таки уйти?       — Ни в коем случае! Это Цзю-гэ повел себя неразумно, так что пусть сам как-нибудь ужимается.       — Вы уверены?       — Более чем, — ответил Шэнь Юань. — Давай уже закроем эту тему. Ты проходи. Нужен штопор? Я тоже не против пригубить.       Бинхэ улыбнулся.       — Это десертное вино, — объяснил он. — Давайте оставим его к кексам.       — Тогда бокал воды? Или лимонад?       — Учитель, будет вам так хлопотать из-за меня. На самом деле, это я должен ухаживать за вами!       — Чушь, — заявил Шэнь Юань. — Ты же мой гость. Так что садись. А я принесу что-нибудь выпить.       Шэнь Юань забрал из рук Бинхэ кексы с вином, а затем поспешил в обеденный зал. Ло Бинхэ изо всех сил старался не пялиться на его задницу. Вместо этого он разулся, поставил оксфорды на довольно китчевую полку для обуви и направился в гостиную.       Странно было ступать по великолепному дому Юэ Цинъюаня в одних только клетчатых носках. Странно и грешно.       Кофейный столик уже ломился от всевозможных закусок. Слюнки потекли сами собой. Горгонзола, копченая гауда, боккончини, перченое заливное, ежевика...       Ло Бинхэ уселся на двухместный диванчик. Спустя миг вернулся Шэнь Юань. Расставил напитки на столе и занял кресло напротив, скрестив свои длинные, распутные ноги. Они, объективно говоря, были восхитительными. Бинхэ никак не мог налюбоваться. Он готов был смотреть на них часами, сутками…       — Выглядит потрясающе, — сказал Бинхэ, указывая на стол. — Вы сами это все приготовили?       — Я? — пораженно переспросил Шэнь Юань. — О, нет-нет. Вообще нет. Я — хре... кхм... Мои кулинарные способности оставляют желать лучшего, честно говоря. Так что это целиком дело рук Юэ Цинъюаня и Шэнь Цзю. Я у них просто на подхвате... помогаю резать овощи, чистить картошку, и все такое.       — Так значит, вы — су-шеф.       — Скорее уж лакей.       — О, — улыбаясь произнес Бинхэ. — А Шэнь Цзю такой же тиран на кухне, как и на сцене?       — Время от времени.       — А Юэ Цинъюань?       — Постоянно попадается под горячую руку Шэнь Цзю.       — Понятно...       — О, не жалей его. Ему это нравится.       Юэ Цинъюань вышел из кухни. В розовых варежках-прихватках он нес что-то в жаропрочном блюде. Шэнь Цзю шел за ним гуськом — в коротком шелковом платье, красивый и возмущенный.       — Сяо Цзю хочет кое-что сказать, — добродушно объявил Юэ Цинъюань, подходя к кофейному столику.       Шэнь Цзю стиснул зубы. Судя по его виду, ничего говорить ему не хотелось. Зато он явно раздумывал задушить Бинхэ первой попавшейся диванной подушкой и прикопать на заднем дворе.       — Я собираюсь игнорировать тебя до конца вечера, — заявил Шэнь Цзю, даже не глядя на Бинхэ. — Начиная с этого момента.       Ого, какая щедрость!       — Как вам будет угодно, господин Шэнь, — ответил Бинхэ.       Шэнь Юань же вздохнул:       — Цзю-гэ, ты серьезно?       — Скажи спасибо. Я и так иду на уступки, — просопел Шэнь Цзю, резко обернулся, взмахнув хвостом, и снова скрылся на кухне.       У Юэ Цинъюаня был вид глубоко обреченного человека. Он осторожно поставил дымящееся блюдо на столик. Бинхэ заглянул — там был расхваленный бри — горячий, с белой запекшейся корочкой, усыпанный нарезанными абрикосами и пеканом. Пахло невероятно вкусно.       — Прошу прощения за поведение Шэнь Цзю, — извинился Юэ Цинъюань.       Бинхэ помотал головой.       — Да мы работаем вместе. Я уже давно привык.       — О, ну тогда да, наверное.       — Цзю-гэ потрясающий танцор, но с людьми тяжело сходится, — посетовал Шэнь Юань, стягивая с себя фартук через голову. Сложил и пристроил на колени. — А когда речь заходит о других танцовщиках — пиши пропало. Думаю, в дело вступает дух соперничества. Но, Бинхэ, я честно надеялся, что он отреагирует как-то поприличнее. Не думал, что его так подорвет. Это даже по его меркам странно.       — Не то чтобы я всегда понимал Сяо Цзю, — признался Юэ Цинъюань, подумал и продолжил. — Но, несмотря на его решение, не вижу смысла переживать. Я правда считаю, что мы нашли лучшее решение. Так никому не придется уходить, и мы все чудесно, спокойно поужинаем в дружеской компании.       — Господин Юэ прав, — искренне согласился Ло Бинхэ. Решение действительно было самым лучшим. Холодный прием от Шэнь Цзю его, конечно, позабавил, но проводить целый вечер, цапаясь и переругиваясь, не хотелось. Еще меньше Ло Бинхэ нравилась идея отбиваться от обвинений Шэнь Цзю.       Некоторые из которых, в конце концов, были вполне заслуженными.       Ло Бинхэ был отличным актером. Но врать Шэнь Юаню не хотелось.       Потому что нельзя врать своей второй половинке.       Раздался звонок в дверь. Юэ Цинъюань отправился открывать. Шэнь Юань оглядывал закуски перед собой. Кажется, он присмотрел толстый ломоть выдержанного чеддера. Очень мило.       Гости постепенно собирались. Юэ Цинъюань даже представил им Бинхэ. Вэнь Цин, талантливая физиотерапевтка, пользующаяся большим спросом в танцевальном сообществе. Сяо Синчэнь, профессиональный воздушный гимнаст с балетным прошлым. Сун Лань, партнер и агент Сяо Синчэня. Цзюнь У, СЕО компании из развлекательной индустрии. Лин Вэнь, его тихая, вежливая ассистентка.       Последним прибыл Му Цинфан — доктор и друг семьи Шэнь. У него было доброе, честное лицо, и Бинхэ он сразу понравился.       Му Цинфан снял верхнюю одежду и подозвал жестом Шэнь Юаня. Тот неуверенно подошел.       Ло Бинхэ удалось поймать обрывок разговора:       — Так, введи меня в курс дела. Они снова вместе? Или опять разбежались?       — Кажется, вместе...       — Что-то ты не очень уверен.       — Ну... Я стараюсь на них не давить. Но на кухне они отлично ладили.       Любопытно.       Шэнь Юань вернулся к кофейному столику, перехватывая крекеры с желе и сыром. Он так очаровательно похрустывал льняным печеньем. С достоинством, красиво. Но еще чертовски умилительно.       Просто с убийственной милотой.       Бинхэ и сам набрал небольшую тарелку закусок: бри Юэ Цинъюаня, пару кусочков копченой салями, гуакамоле Шэнь Цзю на кростини. Еда, в целом, была отличная. Бинхэ, конечно, умел лучше, но тем не менее.       Он вообще сюда не ради еды пришел.       Главный приз вечера? Шанс просто поговорить с Шэнь Юанем.       — Учитель, вы теперь преподаете на курсе танцев?       — Ага, — подтвердил Шэнь Юань, смазывая крекер козьим сыром.       — Это чем-то отличается от уроков Цанцюна?       — О, совершенно. В университете я преподаю только теорию. Никаких реальных танцев, никакой техники. Только лекции и семинары. Теория и история.       — История танцев?       Шэнь Юань блаженно кивнул.       — Балет практически полностью развивался на Западе. Здесь, в Китае, мы часто упускаем исторический контекст, истоки балета, его развитие.       — Развитие? — невинно поинтересовался Бинхэ. — Если так подумать, я и сам не особо знаю об исторических корнях балета. Его же во Франции придумали?       — Угу. Ученые обычно сходятся на том, что французский балет семнадцатого века и положил начало классической школе. Однако многие с этим поспорят, поскольку итальянцы вложили в развитие и формирование балетного наследия не меньше.       — Правда?       — Италию обычно считают родоначальницей оперы, но их мимы и виртуозы привнесли многое и в балетные техники.       — Ого, как интересно.       — О, и не стоит забывать о русских, которые переняли французскую моду...       — Да, да, конечно, — закивал Бинхэ.       — ...но сосредоточились на точности исполнения, лиричности и прославлении имперских ценностей. О, ну, по крайней мере до революции, которая поставила всю страну с ног на голову.       Бинхэ прикусил щеку, пытаясь удержаться от улыбки. Учитель был слишком милым, когда пускался в рассуждения! Так увлеченно и в то же время с таким достоинством! Словно утонченный и элегантный ученый из прошлых эпох!       — Это так интересно. Учитель, расскажите подробнее.       — Ну, для начала...       Шэнь Юань выдал ему целую лекцию об истории танца в двадцатом веке. Ло Бинхэ жадно ловил каждое слово. Шэнь Юань рассказывал сдержанно и отстраненно, но его глаза...       Они блестели. Сверкали жизнью.       «Вот учитель, которого я запомнил!» — подумал Бинхэ. — «Такой умный, но такой добрый! И красивый! И после всех этих лет я снова слушаю его наставления...»       Он бы мог умереть прямо сейчас, совершенно счастливым.       Шэнь Юань уже разбирал роль советских перебежчиков в эволюции американского балета послевоенной эпохи. Он оживленно жестикулировал, рисуя в воздухе воображаемые карты.       Ло Бинхэ набрал полный рот прошутто и теперь жевал, сияя от радости.       «Наша свадьба будет в белых и золотых тонах... Или нет! Белых и зеленых! Но будет ли тогда декор сочетаться с красными свадебными нарядами? И что же, придется держаться стандартной палитры — красный и золотой? Погодите... А в каком стиле вообще будет свадьба? В современном западном или традиционном китайском? Шэнь Юань будет неотразим в сшитом на заказ костюме... но под красной вуалью он тоже будет таким... таким...»       — Бинхэ? Ло Бинхэ? Прием? — Шэнь Юань помахал рукой перед глазами Ло Бинхэ, спуская его на землю. — Ты вообще слушаешь?       — Мм? — очнулся он.       Шэнь Юань явно расстроился.       — О, — сконфуженно произнес он. — Прости. Меня немного унесло, должно быть, это было очень нудно. Такое никому слушать неинтересно, ты ж не на лекцию пришел.       — Нет! — поторопился разуверить его Ло Бинхэ. — Это я виноват, что отвлекся. История балета на самом деле, по-настоящему потрясающая! Я просто слегка отвлекся, и...       — Отвлекся? — Шэнь Юань чуть склонил голову на бок. И вдруг что-то понял. — А, ты наверное залюбовался госпожой Вэнь Цин?       Чего?       Физиотерапевткой?       — Нет.       — Да не стесняйся, — произнес Шэнь Юань. — Она на самом деле очень красивая дама. Но на этом перечень ее достоинств не заканчиваются. Она очень трезвомыслящая, верная и умная женщина.       — Ну... я уверен, что все так, учитель, но я совершенно не смотрел на нее!       — Смотрел-смотрел, не спорь!       — Да не смотрел я!       Шэнь Юань мягко рассмеялся.       — О, да не важно. Все, больше не дразню. Ты пробовал добавлять к козьему сыру немного манго? Божественное сочетание.       На другом конце комнаты Юэ Цинъюань и Цзюнь У увлеченно обсуждали методы работы с непростыми инвесторами. Крайне скучная дребедень. Напротив них Сяо Синчэнь развлекал Вэнь Цин и Му Цинфана захватывающей и запутанной историей о его жилище в Монреале. Сун Лань улыбался. Сдержанная и безмятежная улыбка очень шла его строгому лицу.       Шэнь Цзю по большей части молчал, пил вино и по-кроличьи похрустывал сельдереем. Иногда он тянул Юэ Цинъюаня за рукав и что-то шептал на ухо. Тот всегда реагировал неизменно — поворачивался к нему, улыбался или посмеивался и доливал Шэнь Цзю вино в бокал.       С каждым выпитым бокалом Шэнь Цзю на шаг ближе подбирался по кушетке к Юэ Цинъюаню. К семи часам он с румяным лицом уже буквально сидел у него на коленях.       — Ци-гэ, пармезан — отстой, — заявил он.       — Уверен? — спросил его Юэ Цинъюань.       Шэнь Цзю хмыкнул, перекидывая ноги через его бедра.       — Угу. Пресный до невозможности. Дешевка.       — Это же неострый сыр. Но он отлично сочетается с капелькой темного меда.       — Да у тебя рецепторы отбило, Ци-гэ. Возможно, годы хлебания подгоревшего кофе все-таки сделали свое дело. Ты всегда пережигаешь свой кофе.       — Не пережигаю. Сяо Цзю, это такая обжарка — темная.       — Да похрен. Не соскакивай с темы. Больше мы этот помойный пармезан брать не будем. Да?       — Получается, так.       — Угу. И в следующий раз готовим горячие горшочки.       — Горшочки летом?       — Горшочки летом.       Юэ Цинъюань тихо рассмеялся:       — Хорошо, Сяо Цзю. Как пожелаешь.       Юэ Цинъюань смотрел на него с какой-то осоловевшей нежностью. Он погладил Шэнь Цзю по голове, и тот буквально расцвел под лаской. Потерся о ладонь Юэ Цинъюаня, раскрасневшись от счастья. Такой довольный.       Бинхэ смотрел и не верил своим глазам.       Слишком уж странно. Шэнь Цзю был змеей подколодной. Шлюхой. Заносчивой сукой. Бессердечным подонком, который не задумываясь бьет детей по лицу. А сейчас он миловался со своим бойфрендом на кушетке? Весь из себя нежный и пушистый терся о руку Юэ Цинъюаня?       Это не лезло ни в какие ворота.       Шэнь Юань едва заметно кивнул ему.       — Ну и отврат, да? — спросил он, заговорчески понижая голос.       — Никогда не видел Шэнь Цзю таким... таким...       Таким мягким.       — Приставучим? Да он всегда такой, когда напьется. Хотя вряд ли Ци-гэ возражает. Они два сапога пара.       — Кажется, они и правда любят друг друга, — с сомнением произнес Бинхэ. Он склонился ближе к Шэнь Юаню, чтобы другие не услышали. — Теперь даже не верится... что они постоянно разбегаются.       — Ну... — Шэнь Юань на миг виновато скривился. — Они и правда часто расходятся. Спорят, расстаются, Юэ Цинъюань приползает на коленях, Шэнь Цзю снова оттаивает, они опять сходятся. И все по новой.       — Юэ Цинъюань не производит впечатление конфликтного человека.       — О, нет конечно, — согласился Шэнь Юань. — Просто... понимаешь... Цзю иногда слишком...       Требовательный? Давящий?       — ...неуверенный в себе, — договорил Шэнь Юань, стремительно краснея. — Зря я в это полез, это их личное дело. Не стоит во все это вовлекаться.       — Конечно, учитель.       Ло Бинхэ снова глянул на Шэнь Цзю. Тот играл со своими блестящими локонами, накручивая кончики прядей на пальцы. Что-то шептал на ухо Юэ Цинъюаню, улыбаясь, а тот посмеивался в ответ.       Это Шэнь Цзю-то неуверен в себе? Змея среди роз?       Ага, конечно.       Скорее уж, талантливый манипулятор.       Смеркалось, сыры и мясо постепенно уносились на кухню и заменялись сладостями. Десертное меню вышло невероятно роскошным: пирог с бергамотом, имбирный пряник с бурбоновой глазурью, ананасовый пирог от Му Цинфана, принесенные Цзюнь У дорогущие трюфели, на которые с радостью накинулся Шэнь Цзю, запивая вином.       У Шэнь Юаня загорелись глаза, когда на стол принесли каштановые кексы Ло Бинхэ. Шэнь Цзю смотрел на оскорбительную выпечку сквозь бокал мускатного, презрительно кривясь.       — Учитель, как насчет бокала вина? Кьянти отлично сочетается с засахаренными каштанами.       — Что ж... — Шэнь Юань нервно переплел пальцы, пока Ло Бинхэ откупоривал бутылку. — Разве что капельку. Моя переносимость алкоголя хм...       Невысокая? Бинхэ кивнул. Домашку он сделал. Оказывается, у людей с эпилепсией риски припадков резко повышались с количеством выпитого.       — Полбокала?       Шэнь Юань очень робко улыбнулся.       — Да, пойдет.       Ло Бинхэ разлил вино по бокалам. Он гордился своим выбором — «Карпинето Фарнито» было превосходным десертным вином: с легкими фруктовыми нотками, отлично сочетающимися с ореховыми кексами.       Шэнь Юань попеременно пил вино мелкими глотками и пробовал кекс. Похоже, и то, и другое ему очень нравилось. Бинхэ, в свою очередь, тоже наслаждался моментом. Шэнь Юань прикрывал рот ладонью, пока ел, и щурил глаза от удовольствия.       Бинхэ следил за движением пухлых губ, за кончиком языка, касающегося кромки бокала. За тем, как двигалось горло, глотая. За мечтательным, полным блаженства взглядом. Шэнь Юань слизнул пятнышко каштанового крема с идеальных губ.       Бинхэ пялился, пялился и пялился.       Он ведь и раньше был таким извращенцем? Еще учеником.       Приносил ему угощения и лакомства, домашнюю выпечку и лимонные батончики. Ждал, пока учитель забудется. И похотливо таращился во все глаза.       От воспоминания повеяло какой-то затхлой тоской.       — Учитель, как вам кексы? Сгодятся? — не отрывая взгляда, выпытывал Бинхэ. — Ром не слишком выбивается? А текстура?       — Бинхэ напрашивается на комплименты?       Возможно.       — Я? Ну что вы. Мне просто интересно ваше мнение — хорошо или плохо?       Шэнь Юань откусил еще кусочек. Глаза он не закатывал, хотя ему явно хотелось.       — Они потрясающие, Бинхэ, — признал он, запивая кекс вином. — Конечно потрясающие. Какими еще они могут быть?       Бинхэ подавил улыбку.       — Как считаете, мои кулинарные навыки стали лучше?       — Твои кулинарные навыки всегда были невероятны.       — Но сейчас стало лучше?       — Вкус у тебя явно отточился со временем.       — К лучшему?       — Угу. Наверное. По крайней мере, мой спрогрессировал в том же направлении.       — Тогда я счастлив, — признался Ло Бинхэ.       Шэнь Юань осушил бокал.       — Я тоже, — ответил он.       Шэнь Юань, улыбаясь, наклонил пустой бокал к Бинхэ. Улыбка у него была загадочной и интригующей, намекающей на тайны и секреты. Бинхэ хотел бы их разгадать. Хотел бы соединить их губы. Улыбнуться в улыбку Шэнь Юаня.       Нет, слишком быстро, а торопиться было нельзя. Сначала следовало завоевать сердце Шэнь Юаня. Доказать, что он теперь мужчина.       Бинхэ подлил вина в бокал учителя, и тот просиял.       — Я обычно очень придирчивый, когда дело касается вина, — объяснил Шэнь Юань. — Но это такое сладкое.       — А вам ведь всегда нравилось сладкое, — вспомнил Бинхэ. — Конфеты, шоколад, кофе с большой порцией сливок и тремя ложками сахара...       — Да все любят сладкое, — сказал Шэнь Юань. — Что в этом такого?       Он снова с наслаждением откусил от кекса. Бинхэ преисполнился гордостью.       — Что мне приготовить в следующий раз? Может, «павлову»?       — Хм... ну можно, — удивленно отозвался Шэнь Юань. Что-то в его выражении изменилось. — Погоди, в следующий раз? Это когда?       — О, ну я не знаю. Когда только пожелаете, — ответил Бинхэ. А потом ему в голову пришла новая идея. — А давайте, я навещу вас в университете и осыплю безешками?       — О нет, давай обойдемся без шумных представлений.       — Но я на самом деле очень хочу взглянуть на ваше новое место работы. Могу даже поболтать со студентами, если хотите. Уверен, им будет интересно пообщаться с настоящим танцовщиком!       — Если ты заявишься в мою аудиторию, то шоу точно не избежать.       — Да с чего вы это взяли? — спросил Бинхэ, приуныв.       — Ты правда не понимаешь?       — Нет.       Шэнь Юань допил вино.       — Ты же в курсе, что тебя уже в таблоидах печатают?       Бинхэ решил прикинуться дурачком.       — Меня? В таблоидах?       — Ага. Я видел твое лицо на обложке «Чжунго Бит», пока стоял в очереди на регистрацию. Кажется, ты разбил сердце какой-то поп-звездочке?       — Да это просто слухи, учитель.       — Там были ваши с ней совместные фотографии.       — Просто слухи.       — Она сказала, что ты ее поматросил и бросил.       — Слухи, учитель, слухи и ничего кроме. Я бы никогда не поступил так ужасно.       — Ладно, забудь, — ответил Шэнь Юань, но в голосе читалось сомнение.       Ло Бинхэ опустил бокал на стол и заглянул учителю в глаза. В глубокой зелени плескалось странное недоверие.       — Учитель, вы считаете, я вам вру?       — Я этого не говорил.       — А что тогда?       Шэнь Юань отвел глаза. Наклонился к столу, собираясь наполнить бокал в третий раз.       — Я все твержу и твержу: я все тот же Бинхэ, — сказал он и снова почувствовал странную, затаенную злость. Она ворочалась где-то в глубине души неясной бурей. Заваривалась как очень темный кофе. — Кем вы меня считаете? Царем демонов? Вы правда думаете, что я — это он?       Шэнь Юань налил себе прохладного, слегка искрящегося вина. Долго молчал.       Бинхэ же не мог остановиться.       — Учитель, — он схватил Шэнь Юаня за запястье и подался вперед, неприлично близко. — Кем именно вы меня считаете?       — Я не знаю, — ответил Шэнь Юань.       Лин Вэнь полезла в сумочку, выуживая надрывающийся телефон. Проверила сообщение на экране и тут же выбежала в коридор, отвечая на звонок. Му Цинфан смеялся над какой-то шуткой Юэ Цинъюаня. Сяо Синчэнь забрался с ногами на кушетку и сидел, опираясь на Сун Ланя.       Никто не заметил их спора. Пока что.       — Вы не знаете? И что это значит?       — Да просто... столько всего изменилось, Бинхэ, да и ты повзрослел...       — Да, я повзрослел, но я по-прежнему ваш Бинхэ!       — Нет, — ответил Шэнь Юань. И покраснел. — Прости, я не хотел вот так...       Цзюнь У пил вино с видом глубокого ценителя. И незаметно для Юэ Цинъюаня пялился на ноги Шэнь Цзю. Шэнь Цзю пялился в потолок. Он явно напился. Что-то бормотал Му Цинфану, дурачась и выделываясь.       Ло Бинхэ выпустил запястье Шэнь Юаня.       — Я... не ваш Бинхэ?       — Мой, — рефлекторно ответил Шэнь Юань. — Но дело в том... ты сильно изменился. Гораздо сильнее, чем сам думаешь.       Бинхэ пораженно смотрел на него.       — Изменился? — повторил он потерянно, и сам устыдился, насколько глупо это прозвучало.       — Бинхэ...       — Но я не хотел меняться, — произнес Ло Бинхэ.       — Я знаю, — прошептал Шэнь Юань.       Юэ Цинъюань вытянулся и постучал вилкой о край бокала — цзинь-цзинь-цзинь.       — Я хочу сделать объявление, — сказал он. — Небольшое, ничего такого, но, все же... Я бы хотел поделиться.       Шэнь Цзю подскочил, принимая сидячее положение. В глазах — туман и смущение. Похоже, он тоже был не в курсе. Как и Шэнь Юань: тот смотрел на Юэ Цинъюаня, непонимающе вскинув брови.       — Ци-гэ? — нахмурился Шэнь Цзю.       Юэ Цинъюань улыбнулся. Слегка нервно. Виновато даже. Сверкая белоснежными рядами ровных зубов. Он свел брови до морщинки в переносице и сказал:       — Я купил дом!               Всякий вечер когда-нибудь подходит к концу, и этот не стал исключением. Стол прибрали. На кухне закончились сюрпризы — никаких спрятанных сладостей, никаких винных бисквитов и экзотических ликеров. Кто-то перебрал с выпивкой. Кто-то слишком углубился в школьные воспоминания. Интроверты выгорели, утомились — и, неожиданно, с ними стало скучно говорить.       Му Цинфан, пришедший последним — покинул их первым. Затем попрощалась Вэнь Цин. Следом ушли Цзюнь У и Лин Вэнь. Сяо Синчэнь с Сун Ланем откланялись последними. Они о чем-то перешептывались, обуваясь у порога. Юэ Цинъюань выдал им сверток с остатками ужина: контейнер копченого лосося, половину имбирного пряника и тот самый оскандалившийся пармезан.       Небо за окном клубилось сиреневой темнотой. Шэнь Цзю застрял где-то на крыльце заднего двора и дышал ночной прохладой. Шэнь Юань лежал на кушетке, спиной к Бинхэ. Дышал неглубоко и осторожно, явно сожалея о третьем бокале.       — Господин Юэ, — обратился Бинхэ, похлопывая Юэ Цинъюаня по плечу. — Шэнь Юань же не водит машину?       — Не водит, — отвлеченно ответил тот, постоянно поглядывая на крыльцо.       Бедолага.       — Понятно, — произнес Ло Бинхэ. — Я тогда подброшу его до дома? Видите ли, он немного перебрал с вином... Думаю, такси будет не лучшим вариантом.       Юэ Цинъюань перевел взгляд на Ло Бинхэ.       — Я и сам могу его отвезти.       — Да не стоит. Мне не в тягость.       — Это моя обязанность, — сказал Юэ Цинъюань.       — Глупости, — настоял Ло Бинхэ, упираясь. — Лучше останьтесь дома и приглядите за Шэнь Цзю.       Уже зная, насколько невыносимым подкаблучником был Юэ Цинъюань, Бинхэ не прогадал. Тот снова виновато поглядел на крыльцо.       — Что ж... — пробормотал он. — Ладно, хорошо. Только проследи, чтобы с ним все было в порядке, ладно?       — Конечно.       — И... пожалуйста, не рассказывай Шэнь Цзю, что ты его подвозил.       Ло Бинхэ улыбнулся:       — Это будет нашим маленьким секретом!       — Надеюсь, — ответил Юэ Цинъюань. Кажется, идея состоять в сговоре с Ло Бинхэ его в восторг не привела. — Доброй ночи, Ло Бинхэ.       — И вам, господин Юэ, — попрощался Ло Бинхэ. — О, и мои поздравления с переездом!       Юэ Цинъюань безрадостно улыбнулся. Переступил коврик и направился к приоткрытой задней двери, сквозь которую в дом пробирались таинственные ароматы теплой летней полночи.       Там сейчас Шэнь Цзю, по всей видимости, распластался под козырьком патио. И с большой вероятностью—скорее всего—совершенно точно заряжался энергией для газлайтинга и манипуляций, чтобы с новой силой обрушиться на Юэ Цинъюаня. Должно быть, еще и очень красивый в этот момент. Зловещий и мрачный, объятый бархатной ночью, точечно подсвеченный полосой лунного света.       Как разрушительный астероид, готовый врезаться в земную твердь...       Ло Бинхэ подошел к кушетке и положил ладонь на плечо Шэнь Юаня.       — Учитель, — произнес он, старательно следя за тоном. — Пойдемте к машине. Я отвезу вас домой.       Шэнь Юань напрягся.       — Я могу вызвать такси.       — Да бросьте.       — Не хочу тебя больше напрягать.       — Учитель, — сказал Бинхэ. — Да я буду только рад подвезти вас.       Повисла долгая пауза. А потом Шэнь Юань перевернулся. Лицо у него слегка порозовело и пошло пятнами. Но все равно он казался самым прекрасным человеком на земле.       — Ладно, — ответил он. — Хорошо.       Бинхэ протянул ему руку. Учитель принял помощь без лишних слов.       Они прошли к машине. Шэнь Юань юркнул на пассажирское сиденье и очень медленно и аккуратно пристегнулся. Ло Бинхэ сел вперед, повернул ключ зажигания. Шэнь Юань прислонился головой к окну, хмурый и немного больной.       Ло Бинхэ спросил адрес. Шэнь Юань продиктовал. Ло Бинхэ вбил его в телефон и поехал вниз по улице, освещая дорогу фарами. Колеса зловеще скрипели по асфальту.       Раньше шанс оказаться с Шэнь Юанем наедине в машине будоражил и манил возможностями. В реальности, сейчас, атмосфера была до странного напряженной. Шэнь Юань прижимался к двери, сложив руки на груди, и неотрывно глядел в окно.       Ло Бинхэ несколько раз пытался завязать разговор:       — Учитель, как вы себя чувствуете?       — Хорошо.       — Учитель, что вам больше всего нравится делать по ночам?       — Не знаю.       — Учитель, а как вам туфли Лин Вэнь?       — Не обратил внимания.       ...ничего не получалось.       Молчание давило. Оглушало и пугало. Ло Бинхэ потянулся к магнитоле, включая радио. Пространство салона затопило Третьей симфонией Чайковского. Ло Бинхэ на миг расслабился, как только послышалось пиццикато.       Он всегда любил Чайковского за его пышность, архаичность, романтическое вибрато. Ло Бинхэ плотнее сжал руль, позволяя музыке смыть лишнее волнение. Анданте Элегия, ре-мажор. Духовые, полонез, имперский блеск, «Драгоценности» Баланчина, первый совершенно бессюжетный балет...       История, красота. Престиж.       Краем глаза Ло Бинхэ видел, как Шэнь Юань барабанит пальцами по стеклу. Очевидно, он знал эту мелодию наизусть.       Ло Бинхэ открыл рот, чтобы задать очередной, ничего не значащий вопрос. Учитель, вам больше нравятся каштаны или грецкие орехи? Чудесная погода, не правда ли? Учитель, какой у вас самый любимый фильм о балете?       А вместо этого из него вылетело:       — Учитель, я что-то сделал не так?       Шэнь Юань поднял голову.       Долгое время он просто молчал. Так долго, что Бинхэ потерял надежду на ответ. Светофор тем временем мигнул с красного на зеленый. Симфония Чайковского добралась до первой струнной коды.       — Нет, — вздохнул Шэнь Юань. — Нет, конечно. Извини. Не стоило мне вспоминать тот дурацкий журнал. Я... я слишком много выпил.       — Учитель, да все в порядке, — заверил Ло Бинхэ, выезжая на автостраду.       — Не в порядке.       — Да нет же, в порядке, — настоял Ло Бинхэ и, ведомый непреодолимым порывом искренности, добавил. — Вы не зря сомневаетесь. Честно говоря, чтобы забраться наверх, мне приходилось делать вещи, которыми я не горжусь. Не стоило мне врать. Уж точно не вам.       — Бинхэ...       — Я изменился, — продолжил Бинхэ, не сводя глаз с дороги. — Можно, конечно, делать вид, что нет, но правда такова. Я уже не тот невинный ребенок, — он замолчал, крепче сжимая руль. — Но дело в том, что... Я бы хотел быть тем, прежним собой. Понимаю, звучит глупо, но то время было самым счастливым в моей жизни. Я был так счастлив. Днем в академии с вами, вечерами — дома с мамой...       И тут Шэнь Юань нежно дотронулся до его плеча.       — Бинхэ, — произнес он. — Я слышал про твою маму. Мне очень жаль.       — Если вы слышали, — вырвалось из Бинхэ. — То почему не написали? Я тогда остался совсем один.       Шэнь Юань убрал руку. Ло Бинхэ стиснул зубы, содрогаясь от ненависти к себе.       — Простите, — извинился он, тормозя перед следующим фонарем. — Я не хотел...       Он замолчал, заходя в тупик. Ноль идей — что сказать, как выкрутиться. На самом деле, он хотел. В этом и крылась проблема.       Весь этот гнев, обида, одиночество...       Все эти чувства действительно жили в нем.       Чайковский затих. Дальше станция запустила знаменитое адажио Спартака Хачатуряна.       — Это было неуместно, — наконец, сказал Бинхэ. — Прошу прощения.       Еще минуты две они ехали в полном молчании.       А когда Шэнь Юань заговорил снова, голос у него был мягче шелка.       — Ты сказал, что был счастлив, когда учился у меня?       Ло Бинхэ кивнул.       — Да. Очень счастлив.       — А сейчас ты счастлив?       — Не знаю, — ответил Бинхэ. И это было чистой правдой. — А вы счастливы?       — Не знаю. Наверное. По большому счету, — сказал Шэнь Юань. — У меня вполне устроенная жизнь. Не та, о которой я мечтал, но, тем не менее.       Ло Бинхэ мог сказать примерно также.       — Учитель, — произнес он, огибая тротуар вокруг дома Шэнь Юаня. — Я бы не хотел заканчивать ночь на такой ноте. Я... Я бы не хотел, чтобы между нами все было так странно.       Шэнь Юань отстегнулся, но покидать машину не торопился.       — Ты прав, — согласился он. — Нехорошо расставаться вот так.       Они еще помолчали. Бинхэ провел ладонью по лицу, потирая морщинку между бровей.       — Слушайте, — сказал наконец Ло Бинхэ. — Я прошу прощения. Мне правда искренне жаль. Я вел себя неправильно. Делал вид, будто ничего не случилось... Хотя... очевидно ведь, что много всего произошло...       Шэнь Юань хранил молчание, и Бинхэ продолжил говорить. Слова шли легко и приятно. В салоне машины было тепло и темно, прямо как в исповедальне или в частной ложе Тяньцяо.       — Вы были моим учителем, — объяснил Бинхэ, обхватывая пальцами руль. — Я был вашим учеником. Вы превосходно обучили меня, и я вами восхищался. Мы обедали вместе почти каждый день — кофе, карри, сэндвичи и кексы. А потом у вас случился припадок — прямо передо мной. Вы плакали и кричали. Вы были не в себе. И меня это напугало. Господи, учитель, вы даже не представляете, как меня это напугало. Я держал вас за руку, пока мы ехали в больницу. Ладонь у вас была мертвенно бледной. И это был последний раз, когда я вас видел — на парковке, исчезающим в коридорах больницы. А потом вы совершенно пропали из моей жизни. Мне пришлось расти без вас. И да, без вас я стал другим человеком, изменился. И что теперь? Мы словно два незнакомца...       Шэнь Юань потупился в пол.       — Но, тем не менее... — голос Бинхэ дрожал от неуверенности. — Если... если вы готовы принять тот факт, что я изменился, что я уже не так прост, и не так невинен, что я немного повзрослел... Я бы хотел познакомиться с вами ближе. Хотел бы подружиться с вами, Шэнь Юань. Я бы хотел снова стать вашим учеником.       Шэнь Юань вздернул подбородок. Повернулся к Бинхэ — и в темноте салона его зеленые глаза цвета бутылочного стекла казались почти черными.       — Моим учеником? — медленно переспросил он, словно пробуя каждое слово на вкус.       — Да.       — Ты хочешь стать моим учеником? Снова?       — Да.       — Бинхэ, ты уже профессиональный танцовщик. Ты один из главных артистов Центральной труппы. Мне больше нечему тебя учить.       — Не верю, — тут же ответил Бинхэ. Немного грубо и поспешно.       — Бинхэ, взгляни объективно...       — Вы всегда можете меня чему-нибудь научить, — слегка нервно прервал его Бинхэ. — И я готов учиться.       Шэнь Юань потянулся к Бинхэ, и тот приготовился к фирменному шлепку по голове. Но так и не дождался — Шэнь Юань мягко опустил ладонь на кудряшки Бинхэ и принялся ласково гладить его по голове.       И Бинхэ запоздало понял, что у него уже давно стоят слезы в глазах.       — Не плачь, Бинхэ, — произнес Шэнь Юань. — Пожалуйста, не плачь. Ладно, хорошо. Я снова буду твоим учителем, хорошо? Только не плачь, пожалуйста. Я места себе не нахожу, когда при мне плачут.       Бинхэ рассмеялся. Некрасивым, всхлипывающим смехом.       — Хорошо, учитель.       Шэнь Юань вздохнул, прижимаясь ладонью к щеке Бинхэ.       — Ты только погляди, рассказывал мне тут, как изменился, очерствел и огрубел, и что в итоге? Все тот же нежный цветочек. Может быть, мой маленький лотос не до конца потерян?       — Может быть, — согласился Бинхэ, готовый разреветься от радости.        Жизнь шла своим чередом. Национальный балет Китая решил прыгнуть выше головы и к осеннему сезону собирался выкатить: «Ромео и Джульетту» с Ло Бинхэ и Ша Хуалин, «Весну священную» с Шэнь Цзю, а также полномасштабную постановку «Спящей красавицы». Иными словами, Бинхэ жил в бесконечном круговороте из репетиций, примерок и силовых тренировок. Поминутный график.       Но Ло Бинхэ не жаловался. Он, напротив, наслаждался.       Ему всегда нравились репетиции. Нравилось разучивать новые связки. Демонстрировать свое мастерство и превосходство над остальными. Он получал удовольствие от пожара в легких и боли в мышцах. И работать с Ша Хуалин — его Джульеттой Капулетти в этой постановке — тоже было приятно. Она всегда выкладывалась на полную, но при этом умела повеселиться. Без страха смешивала работу и дружбу, всегда подкалывала и смеялась, и не боялась слегка «подправить» обворожительную постановку Макмиллана.       Ло Бинхэ обожал «Ромео и Джульетту». Да и кто не любил эту классическую историю любви? Страстная хореография, великолепная музыка, мужские партии на удивление динамические — взвинченные, вспыльчивые, одержимые мачизмом — все эти вылетающие из ножн рапиры, вся эта юность, обуреваемая страстями...       К тому же, у Лю Цингэ получался на редкость сумасшедший Меркуцио.       Так что, в целом, дела у Ло Бинхэ шли хорошо. Он наслаждался повышением и купался в славе. Тяжкий труд окупался, а его коллеги были профессионалами высшего уровня.       И при всем при этом Ло Бинхэ изнывал каждый божий день.       «Нужно просто дожить до пятницы», — говорил он себе, перекидывая Ша Хуалин через плечо. Ее длинные, обернутые гетрами ноги распустились, целя кончиками пальцев в потолок. — «Просто дождись пятницы. Ты сможешь».       Жизнь шла своим чередом...       За исключением одной ключевой детали.       В пятницу у Бинхэ были частные уроки с Шэнь Юанем.       После пятничных репетиций Ло Бинхэ на всех парах несся в раздевалку Центральной труппы. Сдергивал с себя одежду и втискивался в ближайшую доступную душевую. Отскребал пот и грязь, весь звеня от предвкушения.       Похвалит ли его учитель сегодня? Погладит ли по голове? Или, наоборот, отругает, отшлепав веером? Так или иначе, все исходы — благословение.       Бинхэ быстро переодевался в чистое — компрессионные леггинсы и футболку — и бежал к машине, на ходу жуя протеиновый батончик.       Их уроки проходили на работе Шэнь Юаня, в университете Хуаньхуа. Тот, к слову сказать, был прекрасно оборудован. Лекционная аудитория танцевального факультета соседствовала с несколькими специально оборудованным залами, которые при необходимости можно было арендовать для частных нужд.       В эту пятницу Шэнь Юань забронировал для них двухчасовой слот в студии С. Ло Бинхэ пролетел по коридору, всячески стараясь не привлекать к себе лишнее внимание. Он не хотел устраивать шоу. Учитель не любил шоу.       Крыло факультета танцев выглядело пыльным и заброшенным. Над потолками жужжали вентиляторы. Лампы в желтых плафонах гудели, мигали и мерцали, явно намекая, что неплохо бы их уже помыть. Да, крыло с залами было просторным и обустроенным, но при этом очевидно устаревшим. Здание построили в семидесятых и с тех пор не обновляли, за исключением легкого косметического ремонта. Сами залы выглядели архаичными, даже немного ущербными — деревянные полы, дребезжащие окна, потолочные балки на веревочных креплениях.       Объективно говоря, они не шли ни в какое сравнение с современными залами Национального балета Китая. И все же они нравились Бинхэ — теплые, тихие, полные тайн студии напоминали старые сцены.       Ло Бинхэ вошел в зал С. Шэнь Юань уже разогревался — легкая растяжка у станка — поворот корпусом, выход в параллель...       Годы наложили свой отпечаток, но он еще мог танцевать. Он все еще понимал движения.       И, кажется, до сих пор тренировался, даже если только для себя.       — Учитель, — поприветствовал Бинхэ, расплываясь в улыбке. Скинул сумку у стены и принялся переобуваться. — Вы настоящая отрада для глаз.       — И тебе добрый вечер, Бинхэ. Как твои дела?       — Хорошо.       — Не слишком устал?       — Полон сил!       — Хорошо, — ответил Шэнь Юань и выпрямился, извлекая из рукава кашемирового свитера веер. — Только не загоняй себя, ладно? У тебя же целый день прошел в репетициях...       — Учитель, — прервал его Бинхэ, прикладывая руку к груди. — Пожалуйста, не недооценивайте меня. Моя выносливость безгранична.       — Не бывает такого.       — У меня бывает! Если попросите — буду танцевать всю ночь.       — Не буду я такое просить.       — Могу пробежать марафон. Могу сделать сорок фуэте, даже не вспотев. Могу бегать кругами вокруг здания! Учитель, мне оббежать это здание?       — Бинхэ, пожалуйста, не надо.       Тот рассмеялся по-детски легко и радостно. Шэнь Юань повернулся, тихо фыркая. Веер порхал по воздуху. Красивый, красный, как новогодний конверт, с нарисованными нильскими лилиями. Учитель редко показывался с красными веерами. Отдаваясь на волю незамутненной конспирологии, Бинхэ гадал, значит ли это хоть что-то.       — Ох уж этот юношеский пыл, — вздохнул Шэнь Юань. — Кошмар да и только.       — Да вы и сами не так стары.       — Но уже и не молод.       — Вы в самом расцвете сил, учитель! — улыбнулся Бинхэ.       — В каком расцвете? Каких сил? Я как старая галапагосская черепаха, которая ползает по округе и лижет мох.       — Учитель, ну какая из вас черепаха? Вы... вы стебель бамбука, качающийся на ветру! Классическая красота!       — Прибереги-ка это все для своего гарема, царь демонов, — проворчал Шэнь Юань и указал на середину комнаты. — Давай. Показывай, над чем сейчас работаешь.       Ло Бинхэ закатил глаза, но послушно прошел в центр комнаты.       Небо было желтым, словно его подсвечивали газовыми лампами. Из окна лился густой насыщенный свет — медь и охра. Солнце собиралось на покой и пульсировало напротив университета огненно-красным полудиском — почти как знак на веере Шэнь Юаня.       Ло Бинхэ встал в позицию. Отвел одну ногу, едва слышно чиркнув тряпичной подошвой по деревянным половицам.       Ступни в линию: пятки вместе, носки врозь. Округленные руки.       Первая позиция.       У Шэнь Юаня глаза загорелись, когда он окинул взглядом тело Бинхэ. Зрачки такие большие, такие блестящие — словно густая черная патока. Бинхэ захотелось вырвать их голыми руками и проглотить, как ириски святой Екатерины. Вслух бы он, конечно, в жизни в таком не признался.       Шэнь Юань бы поднял его на смех.       Тело Ло Бинхэ пришло в движение, мгновенно вспоминая хореографию, отработанную днем с Вэй Усянем и Ци Цинци. Вариация Ромео — из заключительного акта — сцена страсти.       Проход, вытянутые руки, пор-де-бра! Бинхэ двигался медленно и выверенно, на легких ногах. Голос Шэнь Юаня сопровождал его повсюду. Спокойный и терпеливый. До умопомрачения серьезный, заполняющий собой весь зал.       — Не опускай локти. Подними выше. Руки у тебя слишком тяжелые, деревянные. Ты же Ромео! Ты в экстазе от любви. Пусть она несет тебя на своих крыльях.       Бинхэ подстроился, выправляя линию рук.       — Именно, Бинхэ, именно. Отличный ронд де жамб. Теперь продли руками движение запястий — легко и воздушно, как перышко. Расслабь пальцы, не зажимай так. Теперь плие. Глубже, пожалуйста. Прочувствуй его коленями. Бинхэ, не стоит прятать плие. Прочувствуй его сам, и дай прочувствовать зрителям — пусть они вместе с тобой ощутят это напряжение перед прыжком. Угу. Мне нужно глянуть все сначала. Бинхэ, возвращайся в первую.       И Бинхэ возвращался и танцевал — снова и снова, повторяя, подстраиваясь, впитывая критику Шэнь Юаня и улучшая технику.       Этот опыт можно было сравнить с божественным откровением. Чистейшая синергия. Сердце Бинхэ пело каждый раз, когда Шэнь Юань тянулся к нему, чтобы поправить руки или показать жест — «следи за линией контакта, Бинхэ».       Бинхэ как будто вернулся в свое детство, где еще не было никаких таблоидов, букетов роз и сумасшедших фанаток. Он снова танцевал в крохотном пыльном кабинете Цанцюна для Шэнь Юаня, неуклюже балансируя en relevé на ободранном ковре.       Танцевать тогда, вспомнил Бинхэ, было сложнее. Но гулять, разговаривать, улыбаться и смеяться — гораздо проще.       — Ты интересно ставишь пальцы, — заметил Шэнь Юань. — Я тебя в Цанцюне совсем не так учил.       — О, — откликнулся Бинхэ, сгибаясь пополам и восстанавливая дыхание. — Да, есть такое.       — Это не сказать что ошибка с точки зрения техники, — произнес Шэнь Юань. — Но уже как минимум стилистическое отклонение. Откуда оно у тебя?       — Ци Цинци настаивает, — объяснил Ло Бинхэ, поправляя хвост. — Она предпочитает утрированные жесты и сильно выгнутые запястья.       — Очень по-американски.       — Правда?       — Ага, — подтвердил Шэнь Юань. — Самый распространенный стиль в Нью-Йорке — очень напряженные руки-когти.       Шэнь Юань продемонстрировал одной рукой. Бинхэ нахмурился.       — Вы ведь жили в Нью-Йорке?       — Да, было дело.       — Я почти забыл. А как долго?       — Три года.       — Три года? — переспросил Бинхэ. И в этот миг понял, как мало он знает о личной жизни Шэнь Юаня. Мысль принесла с собой беспокойство. — Приличный срок... Погодите, так вы говорите по-английски?       — Ага.       — Бегло? Прям совсем свободно?       — Да что в этом такого? — Шэнь Юань закатил глаза, на миг становясь очень похожим на Шэнь Цзю. — Я преподавал немного в Школе американского балета. В основном начинающим группам. Ну, ты знаешь — от восьми до десяти. И, неофициально, был кем-то вроде штатного переводчика. В последние годы обмен опытом между западными и восточными артистами набирает обороты. Так что для таких серьезных школ как ШАБ всегда кстати иметь в штате мультиязычных инструкторов.       — А какие-нибудь другие языки знаете?       Шэнь Юань что-то произнес на каком-то европейском. Бинхэ застыл с открытым ртом.       — Это русский, — пояснил Шэнь Юань. — Одна пожилая дама из «Русской чайной» была так добра, что научила меня паре фраз.       — И как это переводится?       Шэнь Юань улыбнулся:       — Секрет.       И лучшего ответа он бы выдумать не смог. Бинхэ обхватил колени ладонями, борясь с целым вихрем эмоций — любовь, восхищение, тайна — тайна, манящая и соблазняющая, только пока она остается нераскрытой.       — Вы — полиглот, — заявил Бинхэ. — Путешественник. Человек множества талантов.       Улыбка у Шэнь Юаня слегка переменилась. Стала чуть грустной, даже тоскливой.       — Как бы то ни было, мои нью-йоркские годы давно в прошлом.       — Вам там нравилось?       Шэнь Юань принялся обмахиваться веером.       — И да, и нет, — ответил он. — Нью-йоркский балет — потрясающая компания, а Школа американского балета — непревзойденный институт. Но те годы я с особой радостью не вспоминаю. Работа, конечно, вдохновляла, но я оказался далеко от дома. И... и проблемы со здоровьем усугубились.       — Проблемы со здоровьем? — Бинхэ отчаянно перебирал все, что помнил. — У вас... с вами там случился приступ? Эпилептический статус?       — Да, — подтвердил Шэнь Юань.       — И вы попали в реанимацию, — вспомнил Бинхэ.       — Ага, — повторил Шэнь Юань. Ему явно становилось некомфортно. Он недолго помолчал, а потом откашлялся и как ни в чем не бывало, предложил. — Давай не будем об этом? Может, вернемся к репетиции?       Бинхэ нахмурился сильнее, осознавая резкую смену темы.       — Я ведь больше не ребенок, — сказал он. — Вы можете рассказать, что там случилось — я не расстроюсь.       Шэнь Юань нерешительно замер.       — Да это грустная история.       — Ну и что.       — Нет, там правда ничего веселого или интересного.       — Но я же сказал, что не против, — ответил Бинхэ. — Я ведь уже говорил — я бы хотел узнать вас лучше.       Шэнь Юань раскрыл веер и снова закрыл. На лице ясно читалось сомнение — стоит ли? должен ли он? может ли? Между ними опять повисло неловкое, грустное молчание. Красный веер развернулся, невероятно контрастный на фоне ледяных белых пальцев. Закрылся. Щелк-щелк. Туда и обратно.       «Ох», — подумал Бинхэ, и в животе все сжалось от вины. — «Ему теперь неуютно».       — Простите, — извинился он. — Я не хотел так давить, особенно, если вам неприятны те воспоминания. Я просто...       — Да все в порядке, — ответил Шэнь Юань. — Это я... кхм. Мне всегда очень сложно рассказывать о себе. Может, как-нибудь в другой раз?       Уловив смену тона в голосе, Бинхэ решил не упорствовать.       — Шэнь Юань, — сказал он, выпрямляясь в первую позицию. — Вы и правда человек-загадка.       Чары неловкости рассеялись.       Шэнь Юань тихо фыркнул.       — По имени, значит, теперь зовешь... — потряс он головой. — Выходишь из роли!       — О, не поймите меня неправильно. Вы конечно навсегда останетесь для меня учителем и наставником. Но я постепенно привыкаю к Шэнь Юаню. Это имя так сладко слетает с языка.       — Столько лести для одной дряхлой черепахи.       — Никакая вы не черепаха.       — Совершенно точно черепаха.       — Ну тогда очень милая и очаровательная черепашка, — не сдавался Ло Бинхэ.       — Черепаха в костюме-тройке.       — Ух… ну если вам так хочется.       — Черепаха в костюме, потягивающая выдержанный бурбон и курящая трубку.       — А вы не умеете реагировать на комплименты, учитель...       — Да, ты прав, не умею, — признался Шэнь Юань и шлепнул Бинхэ веером по кудрявой макушке. Мягко и совсем не больно. — Давай сначала, Бинхэ. Проход и пор-де-бра.       — Да, учитель.       — Следи за локтями.       — Как скажете, учитель.       — Легкость, Бинхэ. Двигайся как можно легче.       — Да, учитель.        В будние дни — репетиции. Пятничные вечера — с Шэнь Юанем. Субботы — в муках и экстазе. Воскресенья — на кухне.       Ло Бинхэ приготовил инструменты, ингредиенты и посуду. Чашка сахара, два крупных яйца. Две столовых ложки свежей лимонной цедры (неистово желтой, как зимнее солнце. Они свисали с терки мелкими липкими завитушками, словно кудряшки белой девчонки). Три четверти чашки лимонной мякоти. Сто грамм сливочного масла. Двадцатисантиметровый слоеный корж, обваленный в крошке — испеченный двумя часами ранее. Замоченные дольки цитрусовых. Немного маскарпоне. Протертая малина.       Ло Бинхэ взбил сахар, белок, желтки и цедру, превращая ингредиенты в одну ровную, однородную массу. Ярко-желтую, веселую. Бинхэ помешивал ее в сотейнике на медленном огне и мечтал о предстоящих днях.       Понравится ли учителю? Улыбнется ли он, дотронется до губ?       Ло Бинхэ добавил ложку масла в нужный момент.       Даст ли попробовать мне со своей вилки?       Он процедил загустевшую массу через сито, наблюдая как она тяжело оседает в ячейках — желейная, чем-то похожая на драгоценные камни. Ло Бинхэ витал в облаках: что, если он поцелует Шэнь Юаня? Как тот отреагирует — застесняется или наоборот обрадуется? Удивится? Растает в его объятиях от облегчения?       А потом пришли другие, менее соблазнительные вопросы...       Где родился Шэнь Юань? Кем были его родители? Где он учился танцевать? Почему переехал в Нью-Йорк? Ло Бинхэ выкладывал маскарпоне, а в душе поднимался гнев вперемешку с обидой.       Чем больше он узнавал о Шэнь Юане, тем больше понимал, что ничего о нем не знает.       И никогда не знал.       Шэнь Юань с кем-нибудь встречается? Кажется, нет. Обручальное кольцо он не носил. И никогда не упоминал никого в этом смысле.       Но даже если так, не жил же он все время монахом. У такого человека наверняка за плечами богатый романтический опыт. В конце концов, Шэнь Юань потрясающий. И очень умный. И потрясающий. И с прекрасной фигурой. И добрый. И, к тому же, потрясающий.       Но он, при всем этом, никогда не вспоминал бывших.       Ло Бинхэ убрал готовый лимонный курд в холодильник.       Какие у Шэнь Юаня отношения с Юэ Цинъюанем? Кто такой Шан Цинхуа и почему он указан вторым контактом на медицинском браслете? Если Шэнь Юань преподает сейчас только теорию, то почему он до сих пор в такой замечательной форме? У него дома есть свой зал?       Ходит ли Шэнь Юань на свидания? Смотрит ли кино? Заводит любовников? Любит ли, когда его носят на руках? Когда целуют?       А если сегодня? Если сегодня Ло Бинхэ его поцелует, тот его прогонит? Скорее всего, да. Но как именно? Расстроенно, с сожалением? Или зло, рассердившись? Скажет: «О, Бинхэ, давай сделаем вид, что ничего не произошло и останемся друзьями»? Или тихо пропадет из жизни Ло Бинхэ — уже навсегда?       Шэнь Юань до сих пор читает те трешовые романы?       Столько вопросов. И Бинхэ нужны были ответы.       Осень вступала в свои права. Краски дней выцветали, темнели. Небо уходило в холодный спектр. В пристройке с залами работала старомодная бойлерная система, которая отапливала кое-как. Ло Бинхэ это ни капли не мешало, ему почти всегда было жарко, а вот Шэнь Юань мерз. Он теперь кутался в огромные шерстяные кардиганы, заматывался в шарфы и не расставался с чашкой кофе.       «Однажды», — думал Бинхэ, глубоко опускаясь в плие. — «Я согрею его своими поцелуями. Своим телом».       Не такая уж фантастическая идея, да? Может ведь случиться?       Не сегодня, конечно. Но когда-нибудь...       — Учитель, — позвал Бинхэ, внимательно следя, как Шэнь Юань отпивает свой старбаксовский кофе. — А вы когда-нибудь влюблялись?       Пшшшшш. Мгновенный эффект. Шэнь Юань поперхнулся и тут же брызнул, разливая кофе по всему полу. Ло Бинхэ, умиляясь, ждал, пока учитель с покрасневшим носом и навернувшимися слезами откашляется и откряхтится.       — В-в-влюблялся? — Шэнь Юань оттер рот ладонью, явно не в силах прийти в себя. — Ты... с чего такое спрашиваешь?       Какой же он все-таки стеснительный! Бинхэ изо всех сил сдерживал улыбку.       — Я размышлял о природе любви. Для работы над ролью, конечно же!       И несмотря на то, что это, очевидно, был бред сивой кобылы, Шэнь Юань сделал вид, что купился.       — П-правда?       — В классическом балете большинство постановок так или иначе — истории о любви. А «Ромео и Джульетта» в этом плане — и вовсе чистейшая квинтэссенция романтики, выраженная в танце. Согласны?       Шэнь Юань залился румянцем. Поставил стаканчик кофе на подоконник и принялся рыскать по карманам в поисках веера.       — Ага, кхм... это скорее всего так...       Он развернул веер и попытался спрятаться за ним.       Такой милый! Словами не описать!       — Так вот, вы когда-нибудь влюблялись? — напирал Ло Бинхэ. — Да или нет?       — Уф... Я... не уверен, нет, наверное, — ответил Шэнь Юань. И тут же решил увильнуть. — Это крайне сложный вопрос. К тому же, очень личный, так что...       — А какой у вас идеал?       — Идеал? — Шэнь Юань удивленно выглянул поверх веера.       — Идеал любимого человека.       — Ч-что... Я не знаю!       — Но вы бы хотели, чтобы вас кто-то полюбил?       — Ну хватит! Д-довольно! Это очень... очень неприлично!       — Учитель, вы покраснели.       — Хватит издеваться! Я тебя сейчас веером жахну!       — Вперед, учитель. Жахните меня от всего сердца.       Шэнь Юань исполнил свою угрозу. Ло Бинхэ прикрывал лицо руками, легко посмеиваясь, пока Шэнь Юань колошматил его по плечу и животу. Шлеп, шлеп! С обидой и силой трехмесячного котенка.       Наивная душа!       Хотя... Бинхэ и правда очень хотел бы услышать ответ на вопрос. Вполне себе пристойный вопрос, между прочим. Неприличные он приберег на потом.       — Бесстыжий, бесстыжий, бесстыжий ребенок...       — Да мне просто любопытно, — возразил Ло Бинхэ, защищаясь от натиска Шэнь Юаня. — Вы почти никогда не рассказываете о себе.       Шэнь Юань сдал назад:       — Ну... Я ведь уже говорил тебе раньше...       — Вы не любите рассказывать о себе, я в курсе. Но, учитель, пожалуйста, я тут просто умираю от любопытства. Подкиньте мне хоть что-то, — взмолился Ло Бинхэ, бросая на Шэнь Юаня свой наигрустнейший щенячий взгляд. — Ну хоть капельку? Вы с кем-нибудь встречаетесь? Ходите на свидания?       Мужа не подыскиваете? Высокого, темноволосого, слегка знаменитого в определенных кругах?       Шэнь Юань помедлил.       — Я... хожу на свидания, — сказал он, а затем смущенно поправился. — Вернее сказать, ходил. Раньше.       — А теперь не ходите?       — Романтика мне больше не интересна, — произнес Шэнь Юань и добавил с наигранной бодростью. — Любовь — удел молодых. А я, если помнишь, старая больная черепаха.       — Да вам еще тридцати нет.       — Скоро будет.       — Тридцать лет — не приговор.       — Наверное, — пробормотал Шэнь Юань. — Но, все равно, я... Я не...       — Вы не?       — Не создан для отношений, — ответил он.       — Почему?       — Мне тяжело сближаться с людьми. Я слишком закрытый человек.       — Ого, в жизни бы не подумал.       Шэнь Юань опять треснул его шутя. Ло Бинхэ с радостью подставился.       — В общем, я ответил на твой вопрос, — заключил Шэнь Юань, приходя в себя. — Нет, не думаю, что когда-либо испытывал великую, небесами ниспосланную любовь, воспетую в постановках Макмиллана. Или в поэзии Шекспира.       — Очень жаль.       — Возможно, — с сомнением отозвался Шэнь Юань и хлопнул себя по руке веером. — А что насчет тебя, Бинхэ? Ты когда-нибудь...       В зале повисло напряженное молчание.       Ло Бинхэ качнулся на пятках, раздумывая. Признание уже готово было сорваться с языка. Сейчас? Стоит ли?       Нет.       Слишком рано.       Шэнь Юань совершенно, определенно точно откажет ему.       — О, учитель, — Ло Бинхэ выдавил из себя ухмылку. Запрокинул голову и рассмеялся. Тоже через силу, однако в актерском мастерстве равных ему не было. — Ну и кто из нас теперь бесстыжий?       Шэнь Юань неистово покраснел.       — Довольно! Забудь! Давай в первую!       — Ммм?       — Никаких вопросов! У нас тут тренировка, вообще-то!       Ло Бинхэ закатил глаза, но сделал, что велено. Вернулся на середину зала, принял позу и приготовился исполнять указания Шэнь Юаня.       Он не жаловался. Просто видеть учителя таким — живым, бодрым — уже было несказанной радостью. Румяный, споро обмахивающийся веером Шэнь Юань выглядел гораздо здоровее, чем пять лет назад.       И лимонный пирог он съел с превеликим удовольствием.       Кто знает, может учителю и правда пошла на пользу университетская жизнь, маленький кабинет и стопка студенческих работ, ждущая проверки.       Шэнь Цзю, наверное, так бы и сказал.        Так прошло четыре пятницы. Каждая лучше предыдущей. Да, погода испортилась — трава болезненно пожелтела, земля промерзала под первыми заморозками. Но внутри Ло Бинхэ разгоралась любовь. Как угли в старомодном камине, или кончик только что прикуренной сигареты.       Ло Бинхэ конечно же не курил. А вот Ша Хуалин время от времени затягивалась. И Бинхэ нравился запах горящего хлопка, легкое першение в горле. Противно, но в то же время сладко.       В пятую пятницу Ло Бинхэ и Шэнь Юань прибыли в танцевальную студию Хуаньхуа одновременно. Столкнулись на лестнице, оба закутанные в пальто и шарфы. На Ло Бинхэ — от Бёрберри. Шэнь Юань — в каком-то толстом и неимоверно длинном монстре. В размотанном виде он, наверное, свисал до щиколоток.       Над их головами раскинулось темное, совершенно беззвездное пекинское небо. Крапал дождь, но как-то вполсилы, без особого интереса. Шэнь Юань дышал на пальцы в попытках отогреться. Ло Бинхэ улыбнулся и отворил перед учителем дверь.       Премьера «Ромео и Джульетты» должна был состояться на следующей неделе.       Дальше запускалась «Весна священная». За ней — «Спящая красавица». А там уже и до сезона «Щелкунчика» рукой подать.       Интересно, что принесет весна? Может, «Лебединое озеро»?       Они дошли до забронированного Шэнь Юанем зала.       — Учитель, кажется, вы сегодня в отличном настроении, — сказал Ло Бинхэ.       — Хм... С чего ты это взял? — Шэнь Юань размотал шарф, который уже намок и потемнел от дождевой воды.       — Вы улыбаетесь.       — Улыбаюсь? Я улыбаюсь?       — А вы не заметили?       — Да я просто замечтался. Не обращай внимания.       Шэнь Юань принялся медленно отжимать шарф.       — Учитель, осталась последняя вещь, которую я бы хотел отточить, — сказал Ло Бинхэ, скидывая пальто на пол.       — Какая?       — Сцена на балконе.       Шэнь Юань нагнулся, развешивая шарф на единственной батарее в зале. Потом стянул с себя ботинки, выудил из сумки свернутые балетки. Хорошо поношенные, с потемневшей подошвой.       — Это же па-де-де, — заметил он. Холодно и размеренно. — Дуэт.       — Я в курсе.       — Я всегда рад поделиться мнением, но нам для этого очевидно кое-кого не хватает. Балерины.       — А без нее совсем никак?       — Ну это же дуэт. С воздухом его не станцуешь.       — Да, скорее всего, — грустно протянул Ло Бинхэ и сделал вид, что все обдумывает. — Может... вы станцуете его со мной?       Шэнь Юань удивленно уставился на него:       — Я?       — Да! Вы же знаете хореографию?       — Кхм... — с сомнением произнес Шэнь Юань. — Знаю, но...       — Тогда давайте станцуем!       Шэнь Юань покачал головой.       — Роль Джульетты сравнительно сложная, — возразил он. — Из меня выйдет плохой партнер.       — А я думаю — чудесный.       Шэнь Юань затряс головой сильнее:       — Джульетта танцует на пуантах, и...       — Пустяки. Обойдемся без этого.       — А еще мне определенно нужно слышать музыку...       — У меня есть запись в телефоне!       — Да я уже основательно заржавел, — не сдавался Шэнь Юань. — Я не танцевал с другим человеком уже... хм...       Учитель замолчал, подбирая слова. Загнанный в угол, он уставился себе под ноги. Кажется, ему отчаянно не хватало веера, забытого где-то в недрах пальто.       Ох, учитель! У Ло Бинхэ сердце таяло.       — Да все нормально, — вкрадчиво заверил он. — Тут кроме нас двоих никого. Вас никто оценивать не будет. Наоборот, это вы должны оценить мои поддержки и движения.       — Ну я даже не знаю...       — Пожалуйста? Всего разок?       Шэнь Юань окинул взглядом половицы.       — Ладно, — наконец сдался он. — Ладно. Но не вздумай смеяться!       — Учитель, как можно!       — Даже если я споткнусь и упаду...       — Учитель, — прервал его Ло Бинхэ. — Ну что за глупости? Я вас поймаю.       Ло Бинхэ запустил музыку Прокофьева с телефона — вышло слегка тихо и гулко, но в целом годилось. Звуки струн заполнили крохотный холодный зал. Ромео и Джульетта, соч. 64: Встреча влюбленных на балконе.       Ло Бинхэ обожал этот фрагмент. Дрожащая от напряжения виоль д’амур, итальянские инструменты, бесцеремонный врыв в комедию дель арте. В мыслях сразу всплывала архитектура кватроченто, Италия Раннего Возрождения, встреча с любовником у портика фонтана или на пустынной пьяцце... а еще лучше — в тенях мраморного балкона спальной.       Музыка таила в себе игривость. И страсть. Окрыляла любовью и так чудесно рифмовалась с эйфорическими, захватывающими дух наклонами и поддержками.       Ло Бинхэ собирался танцевать дуэт с любимым человеком. Первый раз в жизни.       И он очень надеялся, что не в последний.       Учитель выдвинулся к нему с артистической грацией, акцентируя каждый шаг. Но за этим скрывалось смущение. Нерешительность и застенчивость, как у любопытного олененка. Шэнь Юань поднялся на цыпочки, подражая балерине на пуантах. Сделал несколько медленных, скользящих шагов в объятия Ло Бинхэ, следуя тактам прокофьевской музыки.       Красивый и нежный.       Пахнущий перечной мятой.       — Смотришь на меня, будто хочешь сожрать живьем, — заметил Шэнь Юань, выгибаясь в арабеске. — Это отыгрыш роли? Или ты сам?       — Кто знает...       Ло Бинхэ придержал Шэнь Юаня за талию — поворот, наклон — вытянутые ноги, изогнутые запястья. Шэнь Юань прикрыл глаза, пока Бинхэ перекидывал его через плечо. Буквально растаял на теле Бинхэ, давая себе прочувствовать высоту, скорость, движение воздуха. Он парил и летел.       С птичьей легкостью приземлился на ноги.       Прижался спиной к спине Ло Бинхэ.       — Учитель, — пробормотал в восхищении тот. — Вы просто потрясающий.       — Не болтай ерунды.       — Нет, правда. Потрясающий.       Шэнь Юань обернулся и пошел по спирали, все еще следя за шагами, пока не встретился лицом к лицу с Ло Бинхэ. С ярко-красным лицом, запыхавшись.       — Это ты невероятный, — сказал он.       — Вы так считаете?       — В твоем танце всегда столько... напряжения, мощи. Ты заполняешь собой все пространство. Берешь весь зал в плен, словно накладываешь какое-то заклятие...       — Вы преувеличиваете.       — Если бы, — ответил Шэнь Юань. — Помню, как смотрел твое выступление на гала. Ты тогда порвал зал своей Жар-птицей. То, как ты отдался танцу, твой взгляд — такой дикий и жадный... почти что гротескный. Я словно наблюдал, как кто-то отдается безумию.       — Вы сказали, что я вас напугал.       — Да, — подтвердил Шэнь Юань. — И я правда так считал.       — А сейчас я вас пугаю?       — Да, — ответил Шэнь Юань. — Пугаешь меня до ужаса.       И поцеловал Ло Бинхэ.       Без всякого страха и колебаний. Хороший ли был поцелуй? Скорее нет, чем да. Торопливый и неуклюжий. Неряшливый даже. Но такой отчаянный, такой искренний, что Ло Бинхэ мигом унесло, и он, не задумываясь, ответил. Губы у Шэнь Юаня были мягкими и теплыми, даже горячими, как будто в лихорадке.       И что-то в Ло Бинхэ с треском оборвалось. Последняя ниточка, связывающая его с цивилизованностью.       Он обхватил Шэнь Юаня за плечи и вжал в стену, не переставая целовать с маниакальным бешенством. Засунул ему в рот свой язык и целовал с животной силой, завоевывая и подчиняя. Ло Бинхэ жадно вылизал весь рот, впился пальцами в тело сквозь толстый свитер, вклинил бедро меж разведенных ног...       Прижиматься вот так к Шэнь Юаню оказалось потрясающим, тот был таким гибким и твердым. Боги...       Ло Бинхэ хотелось разорвать его на кусочки. Добраться до каждой клеточки, понять наконец из чего он собран. Стащить с него одежду прямо здесь и сейчас. Пригвоздить к полу и трахать, трахать до слез, до криков, до крови...       А потом Ло Бинхэ заметил, что Шэнь Юань дергает ногами.       И правая рука отбивает по его плечу слабый ритм.       Ло Бинхэ резко окатило волной внезапного ужаса. В панике он подался назад. Шэнь Юань едва стоял на ногах. Его прекрасная шея, умоляющая о поцелуях, сейчас дергалась и выгибалась под странным углом. На лице застыло непонятное выражение, во взгляде — неподдельный страх, ужас, беспомощность.       У Шэнь Юаня случился приступ.       Ло Бинхэ оставалось только одно.       Он осторожно подхватил Шэнь Юаня и медленно опустил на бок.       Тот оставался в сознании. В широко распахнутых глазах стояли слезы, но Бинхэ не знал, из-за чего. Может быть, от расстройства, может, от отчаяния или отвращения. Может, он оплакивал все, что эта болезнь отняла у него. Может, плакал, потому что где-то в закоротившем мозге какой-то поджаренный синапс посылал сигнал слезным протокам. А может, ему было страшно.       ...Ло Бинхэ вспомнил другой случай, из далекого детства. Он тогда вот так же держал Шэнь Юаня, а тот трясся и стонал, и оба они рыдали от несправедливости происходящего.       Черт.       На глаза навернулись слезы. Ло Бинхэ горячо презирал сам себя. Ему было стыдно, так стыдно — он воспользовался Шэнь Юанем в миг его слабости.       Воспользовался, когда тот... был не в себе.       Непростительная ошибка.       Однако он все еще осторожно придерживал голову учителя, пока тот бился в припадке. Он вздрагивал и дергался, лицо — мокрое от слез, искусанные губы припухли. Такой маленький. Крохотный и слабый. Легкая добыча для хищника.       Ло Бинхэ подумал о себе. У него было большое, здоровое, сильное тело: широкие плечи, мускулистый торс, мощные бедра, крупные ладони и отличная спина. Тело, закаленное балетом, заточенное работать на пределе человеческих возможностей. Ему незнакома ни слабость, ни уродство, ни печать возраста.       Он, наверное, никогда не поймет, что именно испытывает Шэнь Юань.       Одни догадки и предположения.       Ло Бинхэ следил за стрелкой на наручных часах Шэнь Юаня. Прошла минута. Судороги прекратились. Еще через минуту Шэнь Юань зашевелился. Попытался что-то сказать, но выходила только нелепица. Каша слов, скорее всего, временная афазия. Где, гэгэ, я, я, погоди, понимаю, Ромео, не, уходи. Локальный припадок?       Ло Бинхэ осознал, что не знает, как поступить дальше. Наклонился и расстегнул ремешок часов, вгляделся в изнанку браслета. Яркие красные символы радостно глядели на него в ответ.       МЕДИЦИНСКОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭПИЛЕПСИЯ (ГЕНЕРАЛИЗОВАННЫЕ ТОНИКО-КЛОНИЧЕСКИЕ ПРИСТУПЫ).       ЭТО НЕ ПЕРВЫЙ МОЙ ПРИСТУП. НЕ УДЕРЖИВАЙТЕ. ПОЗВОНИТЕ 120, ЕСЛИ ПРИСТУП ПРОДЛИТСЯ ДОЛЬШЕ ПЯТИ МИНУТ.       Ниже — номера телефонов с экстренными контактами. Шан Цинхуа и Шэнь Цзю.       Ло Бинхэ достал телефон. Вбил номер Шэнь Цзю и поднял трубку к уху, вслушиваясь в гудки.       Шэнь Юань потянул его за рукав, вид у него был сонный.       — Где?... Зачем? Нет, я не понимаю...       «Я тоже», — подумал Бинхэ, под ложечкой затянуло от страха.       На другом конце подняли трубку.        Оставшаяся ночь прошла так: Шэнь Цзю приехал в университет за братом и постарался убить Ло Бинхэ одним взглядом. Шэнь Юань сидел, сгорбившись, в машине и выглядел одинаково рассеянным и несчастным. Никто из них так и не заговорил с Бинхэ.       Возможно, к лучшему.       Бинхэ забрал с пола пальто. Запихнул балетки в сумку, отнес и забросил ее на пассажирское сиденье своей машины. Пристегнул ремень. Он ехал домой в полном молчании, с выключенным радио, колеса гудели и стонали по асфальту цвета ночных кошмаров. Припарковав и закрыв машину, Ло Бинхэ поднялся в свои злоебучие пафосные апартаменты, закинул барахло в гардеробную... сумку, пальто, все остальное.       Ло Бинхэ застыл на пороге, упираясь руками в дверной косяк. Несколько безумным взглядом окинул всю квартиру, разглядывая каждую деталь интерьера. Изысканную кухонную утварь, холодильник для вина, заставленный каберне совиньоном, впечатляющие заглавия книг на книжной полке из кедрового дерева, затемняющие шторы, которые он подобрал под цвет дивана. Ло Бинхэ смотрел, смотрел и понимал, что каким-то образом выбрал все это, держа в уме Шэнь Юаня.       Все. Каждую деталь. Диванные подушки, антикварный комод рядом с дверью, ковер. Дорогущие свечи. Когда он выбирал диван, то представлял, как будет лежать там, свернувшись рядом с Шэнь Юанем. Когда брал винный холодильник, мечтал, как они с Шэнь Юанем разопьют винтажное пино гриджио. Покупая книги, он даже не собирался их читать — просто хотел похвастаться хорошим вкусом, заработать похвалу и восхищение. «Бинхэ, ты читал Пруста? О, мой ученик такой начитанный!»       Даже простыни... Темно-красного, фруктового оттенка. Заправляя постель, Бинхэ размышлял, как красиво будет смотреться бледная кожа Шэнь Юаня на контрасте. Каким соблазнительным он будет, лежа обнаженным и распаленным на кровати Ло Бинхэ.       Захотелось ударить себя по лицу.       Мерзкий, больной ублюдок!       Поцелуй никак не шел из головы.       Губы Шэнь Юаня. Его запах. Тело, зажатое между Ло Бинхэ и стеной. Его было так легко сломить, подчинить себе. Так просто.       Он наслаждался близостью с человеком, который бился в припадке...       Пасть ниже уже невозможно.       Наверняка ведь перед этим были какие-то тревожные симптомы? Ранние признаки? Шэнь Юань этим вечером постоянно отвлекался и сильно краснел. У него было странное настроение.       Да и мог ли он поцеловать Ло Бинхэ в здравом уме?! Ха-ха. Очень смешно. Боги, Ло Бинхэ и правда сошел с ума.       Захочет ли вообще Шэнь Юань встретиться с ним после такого? Крайне маловероятно. Теперь он наверняка понял, каким человеком Ло Бинхэ стал на самом деле — больным извращенцем и скотиной, не умеющей держать себя в руках.       Ло Бинхэ рухнул на кухонный стул, пряча лицо в ладонях.               — А что тебе нравится в балете, мой юный Бинхэ? — Наверное, мне нравится двигаться... — Если бы дело было в этом, ты бы мог заняться... ну, не знаю, гимнастикой. Плаванием. Волейболом или бадминтоном. Так почему именно балет? — Хм... я... я всегда любил танцевать, так что... — Даже если так, то почему балет? Есть современные танцы, бальные, уличные, хип-хоп, классический китайский танец. Все эти направления дешевле, не такие изнуряющие и старомодные. — Не знаю…               Неделя длилась бесконечно. Шэнь Юань перестал отвечать на его звонки.               — А что тебе нравится в балете, мой юный Бинхэ? — А что тебе нравится в балете, мой юный Бинхэ? — А что тебе нравится в балете, мой юный Бинхэ? — А что тебе нравится в балете, мой юный Бинхэ?               Настал вечер премьеры. Театр Тяньцяо напоминал пчелиный рой. Ассистенты, гримеры, костюмеры. Девушки из кордебалета в голубых венецианских розах.       Ло Бинхэ пробирался сквозь кипящую суматоху, борясь с подступающей тошнотой. Кто-то помог ему надеть костюм — темные брюки из спортивной ткани, развевающаяся белая рубашка, облегающий жакет. То и дело к нему подбегала какая-нибудь девушка и накладывала на щеки новую порцию тональника или пудры. Каждый раз — новая девушка. Он вообще не узнавал в лицо ни одну, но все они, казалось, знали его.       — Удачи, Ло Бинхэ!       — Ло Бинхэ, твой гарем топит за тебя!       — Ни пуха ни пера, Ло Бинхэ!       Ло Бинхэ хотелось блевать.       За кулисами Ша Хуалин выделывалась перед работниками сцены, крутя фуэте. Рабочие охали и ахали, пока ее воздушное белое платье развевалось на ветру. Лю Цингэ, похоже, о чем-то не на шутку спорил с директором по реквизиту, и с того уже пот лился ручьями. Шэнь Цзю заперся в своей раздевалке, изучая отражение в зеркале.       Ци Цинци процокала мимо на своих лабутенах.       — Первая неделя полностью раскуплена, — похвасталась она, слегка задевая Ло Бинхэ плечом. — И кажется, Цзинь Гуаншань забронировал ложу на ночь премьеры.       — Кто?       — Я тебя умоляю, ты что, совсем за политикой не следишь?       — Он... министр какой или...       — Ты безнадежен, — вздохнула Ци Цинци. Она принялась поправлять лацкан на его костюме. — Ты какой-то бледный. Ты же не нервничаешь? Нет? Хорошо спишь? Или это просто грим такой? Хммм. Наверное, грим. Да? Ну, так или иначе — присядь, выпей водички. У тебя еще сорок пять минут до выхода. Расслабься немного. Но не сильно. Понял?       — Конечно, — отозвался Ло Бинхэ, пропустив всю тираду мимо ушей.       — Вот и чудно.       Она поцокала дальше по коридору.       А Ло Бинхэ принялся бродить по закулисью.       По пролетам, за развилки, мимо общей гримерки. Помощница продюсера что-то яростно нашептывала в микрофон. Две скрипачки о чем-то горячо спорили. Балерины, хористки и корифеи толпились в общей раздевалке, изучая свои брови в одном длинном, заляпанном зеркале. Оно было украшено огромными лампочками по краям, и Ло Бинхэ его ненавидел.       Несколько танцовщиц, завидев его, округлили глаза. Восхищенно прошептали имя. Захлопали ресницами. Каждая из них отлично понимала — завлеки его в свои сети и карьера сразу пойдет в гору. Ло Бинхэ осыпет подарками, поможет с повышением, вытащит из болота массовки и обеспечит мировую известность.       В целом, они все были очень симпатичными. Некоторые, наверное, даже красивыми.       Ло Бинхэ шел дальше.       В подвесной секции какой-то мужчина на скорую руку заправлял веревку в канатный барабан. Директор по реквизиту выпивал в мастерской и громко хохотал, заранее празднуя удачное выступление. Лю Минъянь в своем полупрозрачном костюме устроилась в щитовой, читая бумажную книгу.       Ло Бинхэ все блуждал и блуждал, пока не дошел до раздевалки Шэнь Цзю.       Ну конечно же.       Раздевалка Шэнь Цзю.       Ло Бинхэ пялился сквозь приоткрытую дверь. Как всегда, Шэнь Цзю сидел за трюмо и разглядывал накрашенное лицо в зеркале. Он был одет в темно-красный плащ, расшитый черными и золотыми узорами. Шелковые волосы затейливо заплетены в косу и убраны на плечо. Его ножны — ножны Тибальта — угрожающе висели на стене рядом. Выглядел он прямо как какой-то отпрыск Медичи.       Красивый и скучающий.       У Ло Бинхэ сердце заныло от неизбывной тоски.       Шэнь Цзю так сильно напоминал Шэнь Юаня. Да, он был острее. Колючее, язвительней. Но... все равно. Достаточно похож, чтобы стало больно.       — Добрый вечер, Шэнь Цзю, — поприветствовал Ло Бинхэ. Не сумел удержаться.       Шэнь Цзю глянул на него. А потом вернулся к зеркалу, ничуть не впечатленный. Даже в ответ ничего не сказал.       Ло Бинхэ зашел в раздевалку. Закрыл за собой дверь, отрезая их обоих от остального театра.       — Костюм потрясающий, — бодро произнес Ло Бинхэ. — Понятия не имел, что вам так идет красный!       — Свали, — только и ответил Шэнь Цзю.       — Уверен, вы сегодня отлично выступите.       — Просто свали.       — Тибальт — великолепная роль. Эй, вы же не затаите на меня обиду, когда я убью вас на сцене?       — Бинхэ, я сегодня правда не в настроении. Вали нахрен из моей раздевалки.       — А знаете, готов поспорить, если вы сегодня на самом деле умрете на сцене, никто в зале даже не поймет. Все решат, что это — часть шоу. Будут кричать и хлопать, пока кто-то будет тащить ваш окровавленный труп к подмосткам. Слушайте, а Шэнь Юань сегодня придет? Как он вообще? В порядке?       Шэнь Цзю повернулся к Бинхэ:       — Боже, да что с тобой не так?       — Я не знаю, — внезапно признался он. — Простите. Я правда не знаю.       Шэнь Цзю пристально изучил Ло Бинхэ, обняв спинку кресла.       — Ого, — наконец, заключил он. — Да ты в полной жопе.       Ло Бинхэ молча согласился с оценкой. Шэнь Цзю вернулся к зеркалу и принялся накладывать грим.       — Я тоже, — тихо добавил Шэнь Цзю. Достал из ящика трюмо парфюм. — Если тебе так важно, с братом все в порядке. Он взял пару отгулов на восстановление, но уже вернулся в аудиторию. Наверное, снова морит студентов нудными историями о Вагановой и Карсавиной. Здоровье у него не ахти, конечно, но это старая история. Вот настроение, да… Он совершенно очевидно расстроен, хотя отлично это скрывает. Понятия не имею, что между вами произошло той ночью, могу только догадываться — ты скорее всего его как-то оскорбил или задел.       У Ло Бинхэ лицо горело от стыда.       — Что, даже возражать не будешь? Так я и думал, — произнес Шэнь Цзю, покручивая флакон в руках. — Я даже не сомневался, что ты напортачишь. Всегда тебя, скотину, видел насквозь.       — Не хочу быть скотиной, — сказал Ло Бинхэ.       — Вряд ли у тебя есть выбор. Против природы не попрешь.       — Хм... Кстати, господин Юэ не передумал насчет переезда?       Короткая заминка. Шэнь Цзю поигрался с распылителем «Номбр Нуара».       — Нет, все в силе, — ответил он.       — Правда?       — Ага, — подтвердил Шэнь Цзю и внезапно добавил. — Предложил съехаться, представляешь? Жить вместе с ним в его новом роскошном доме.       Ничего себе.       — Серьезно?       — Угу. Он был до отвращения искренен.       — И что вы ответили?       — Отказался, конечно же.       — Отказались? Почему?       Шэнь Цзю склонил голову. На лице застыло странное напряжение, как будто он пытался скрыть боль.       — Потому что я знаю, что он пытается провернуть, — объяснил он. — Ци-гэ хочет покончить с нестабильностью в своей жизни. Хочет... осесть, жить в большом доме с задним двором, садом. Хочет ипотеку, двух детей и собаку. Стабильную работу. Пустить корни. Гулять в парке и кормить голубей. Хочет жениться. И вот я в эту схему никак не укладываюсь. Не думаю, что когда-либо смогу стать тем... кто ему нужен.       Шэнь Цзю надушил оба запястья. Аромат дамасской розы донесся до Бинхэ.       — Так что, мои соболезнования, — произнес Шэнь Цзю. — Мы с тобой, на самом деле, одного поля ягоды. Жалкие ублюдки. Мерзкие убожества. Ужасные, отвратительные люди. Но знаешь что? Несмотря на это, мы с тобой оба сегодня выйдем на сцену и вытанцуем наши сердца напрочь. Мы выдадим представление высочайшего класса на грани человеческих возможностей, мы доведем зрителей до слез и порвем зал в клочья. Потому что мы — профессионалы. И по-другому не умеем.       Шэнь Цзю поднялся со стула, наклонился к Бинхэ и легонько поцеловал его в губы.       Невинно, но жест сам по себе удивительный.       — А это еще за что? — спросил Ло Бинхэ.       Шэнь Цзю пожал плечами. Поставил ногу на стул и принялся поправлять балетки, подтягивая резинки вокруг щиколоток.       — Да просто так, — резко ответил он. — А теперь, серьезно — вали нахрен из моей сраной раздевалки!       Ло Бинхэ попятился к двери.       Коснулся пальцами губ, обдумывая разговор. Боль Шэнь Цзю, здоровье Шэнь Юаня. Его собственную застарелую ноющую боль, вину, стыд. А потом он вспомнил, что Тяньцяо рассчитан на 1600 мест. Вспомнил восторженную толпу людей, которые уже собираются в зале, предвкушая балетное представление мирового класса.       Они заслуживали хорошего шоу.       Несмотря ни на что.       Ло Бинхэ отворил дверь, переступил порог. Оглянулся на Шэнь Цзю, который все делал вид, будто что-то поправляет в своих индивидуально подогнанных капецио. Длинная блестящая коса гипнотически раскачивалась по узкой спине, как хвост кота.       — Господин Шэнь, — окликнул он. — Вы все неправильно поняли. Вы уже все, что нужно Юэ Цинъюаню.        Все на свои места, народ! Готовность — пять минут! Из-за занавеса раздавался приглушенный гул толпы. Ни одного свободного места в зале. Ло Бинхэ слышал, как музыканты рассаживаются по местам, перелистывают нотные записи и открывают футляры с инструментами. Тихий топот расходился по нефам, билетеры и охранники провожали заплутавших зрителей к своим местам.       За кулисами танцовщицы поспешно засовывали последние шпильки в жесткие от геля пучки волос. Каблуки Ци Цинци цокали туда-сюда. Ша Хуалин, стоя на пальцах в своих перламутровых пуантах, согнулась и выплюнула лимонно-зеленую жвачку в шелковый платок.       Очаровательно.       Ло Бинхэ вышел на сцену, занимая стартовую точку. Пятки вместе, носки врозь. Руки округлены. Идеально ровная спина.       Первая позиция.       Сцена, укрытая тяжелым бархатным занавесом, утопала во мраке. А за ним нарастал ропот предвкушающей толпы.       Тихо полилась музыка. Скрипки, виолончели, горны, ударные. Одинокая арфистка коснулась своих капризных струн. Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья...       Ло Бинхэ вдруг подумал, что Шэнь Юань мог прийти на премьеру. Кто знает, почему бы и нет? Юэ Цинъюань мог снова его пригласить — он никогда не умел отказывать Шэням.       Учитель любил этот балет. Любил от и до. И макмиллановскую хореографию, и музыку Прокофьева, и пьесу Шекспира. Ему нравились работы Ци Цинци. Он обожал пышные выступления Центральной труппы.       Он ведь мог прийти?       Просто ради представления.       Подняли занавес. Софиты озарили фигуру Ло Бинхэ, окутывая ореолом света. Он попытался разглядеть лица зрителей, но все они из-за темноты сливались в одну безликую массу.       «Учитель, — подумал Бинхэ. — Даже если вы меня возненавидели, не страшно. Мы можем больше никогда не встречаться. Нормально, если вы считаете меня мерзким или странным, если я вас пугаю. Но если вы сегодня в зале, я бы хотел, чтобы вы знали...       Сегодня я танцую для вас».       Прокофьевские струны заливались трелью, и Ло Бинхэ с дикой яростью выкладывался в прыжках. Он закидывал свою Джульетту на плечо с безрассудной силой. Глаза Ша Хуалин сияли от дикого интереса. Она заметила его огонь. Его отчаянье. И приняла правила игры. Ша Хуалин ответила и подстроилась, вытягивая и выгибаясь так, будто готова была сломаться. Ло Бинхэ носился по сцене, вкладывая в каждый шаг слепую силу. Он танцевал дико, танцевал безумно, отдаваясь на волю чувствам, которые не мог выговорить — любовьстрахотвращениепохотьзавистьнежность...       Он целовал свою Джульетту так, будто пытался ее задушить.       Возможно, как бы сказал Шэнь Юань, это было почти гротеском. Возможно, это пугало, сбивало с толку. Может быть, это было сложно смотреть.       Но Ло Бинхэ в жизни так не выкладывался в танце.       И Шэнь Цзю оказался прав — они порвали зал в клочья.       Им аплодировали стоя.       От криков, топота и свиста болели уши. Стоящая публика требовала и умоляла выступить на бис. Гвалт и гомон в зале поистине ужасал. Ша Хуалин радостно хихикала, выходя на поклон — уставшая, но полная задора. Она улыбалась и кланялась, сжимая в руках букет цветов, и что-то хрипло выкрикивала в толпу.       Ло Бинхэ тоже кричал: «Спасибо вам всем! Спасибо за все, Пекин! Спасибо за все, Юэ Цинъюань! Спасибо за все, Нин Инъин! Спасибо за все, Мин Фань! Спасибо за все, Ша Хуалин! Спасибо за все, Шэнь Цзю! Спасибо за все, Шэнь Юань! Я люблю тебя!»       Но в театре было слишком шумно.       Его никто не услышал.       Ло Бинхэ спустился со сцены и пошел по коридору. Работники театра хлопали его по спине — «Браво! Браво!» Пара гримерш до сих пор плакали. Похоже, финал их добил.       Кто-то предлагал Ло Бинхэ бокал шампанского. Ци Цинци попыталась затащить его на какое-то закрытое афтепати. Ло Бинхэ даже близко не был в настроении. Ему нужна была горячая ванна, плошка риса и хороший долгий сон.       Он прошел мимо комнаты отдыха, мимо мостков и наконец добрался до своей раздевалки.       Отворил дверь и замер.       В раздевалке его ждал Шэнь Юань. Тепло одетый, высокий и бледный, как призрак всех грядущих ноябрей. В красивом, пушистом пальто, отороченном мехом. С букетом маленьких белых цветов в руке — гипсофилы, кажется. Шэнь Юань стоял, слегка сутулясь, и изучал настенную доску Ло Бинхэ. Обвел пальцами края своей старой открытки Дега с нечитаемым лицом. Совершенно непроницаемым.       Ло Бинхэ застыл на пороге, не понимая, что делать.       Что он мог сказать?       Пасть ниц и вымаливать прощение? Завести светскую беседу? Сделать вид, что ничего не произошло?       Поцелуй. Припадок Шэнь Юаня. Может, обратить все в шутку?       — Юэ Цинъюань провел меня за сцену, — произнес Шэнь Юань, поворачиваясь к нему, и протянул букет. — Вот, хотел оставить.       — Я... — Ло Бинхэ разглядывал цветы, не понимая. — Вы принесли мне цветы?       — Ну да.       Ло Бинхэ все таращился и таращился на букет.       — Зачем? — спросил он.       Вопрос дурацкий, но он правда не понимал. Шэнь Юань вежливо откашлялся, возможно, пытаясь восстановить самообладание. Он всегда очень быстро смущался.       — Ты трудился в поте лица и... ты отлично выступил сегодня, — сказал он.       — Вы считаете, я отлично выступил? — пораженно повторил за ним Ло Бинхэ и нерешительно шагнул вперед, не спуская глаз с цветов. В цветочном киоске при театре гипсофилы не продавали. Только розы.       — Ты же слышал зал?       Конечно, слышал.       Но услышать такое от учителя было делом совсем иного толка.       Шэнь Юань снова прочистил горло. Отвернулся от доски и положил букет на трюмо с сухим шелестом.       — Ну, не буду отнимать у тебя больше времени, — сказал он. — Но прежде, чем уйти, я хотел бы извиниться.       Ло Бинхэ совсем растерялся.       — Извиниться?       — За то, что сделал тогда, — объяснил Шэнь Юань. Взвешенные, хорошо подобранные слова. Отрепетированные? — Я был в нестабильном состоянии и неверно оценил происходящее. Надеюсь, ты сумеешь меня простить. Я ни в коем случае не желал поставить тебя в неловкую ситуацию.       — Неловкую?       — Я тебя поцеловал, — произнес Шэнь Юань, перестав ходить вокруг да около. — Это было неуместно. И я сожалею.       У Ло Бинхэ в животе все свело. Конечно же, учитель сожалеет. Конечно же.       — Учитель, вы плохо себя чувствовали, — осторожно произнес Ло Бинхэ. — У вас случился приступ. Я... Если кого и винить, так меня! Уверяю вас, я... я сам в ужасе от того, что сделал, я словами не могу описать, как сожалею...       На лице Шэнь Юаня промелькнуло что-то странное. Боль?       Хм?       — Я... Я знаю, что вы ничего такого не имели в виду! — быстро добавил Ло Бинхэ, пытаясь выкопать себя из могилы. — В том смысле, что я понимаю, что вы конечно же не можете на самом деле... на самом деле испытывать...       Тишина стояла оглушающая.       Шэнь Юань снова кашлянул. Лицо у него стремительно заливалось краской.       — Я понимаю, что непростительно оскорбил тебя, я полностью осознаю это, — сказал он. — Но я надеюсь, мы сможем расстаться на хорошей ноте, сохранив достоинство.       — Учитель?..       — Я и так отнял у тебя слишком много времени, — заявил Шэнь Юань, обходя Ло Бинхэ сбоку. Кивнул, прощаясь. — Хорошего тебе вечера, Ло Бинхэ.       — Учитель?       Шэнь Юань прошел мимо и направился к двери. Ло Бинхэ примерз к полу и не мог пошевелиться. Аромат перечной мяты кружил голову.       Шэнь Юань всегда пах мятой — она помогала от головных болей и ноющих суставов. Он наносил ее на запястья и плечи, и всегда был окутан ее ароматом. Иногда — сильным и прохладным, острым как листья, очень концентрированным и бодрящим. Иногда — как сегодня — смешивающимся с другими запахами — пушистая, слегка затхлая зимняя пряжа, соленая сладость кожи Шэнь Юаня, сливочные отголоски гипсофил...       Ло Бинхэ обернулся, разглядывая спину Шэнь Юаня.       — Учитель, — сказал он. — Вы же в курсе, что нравитесь мне, да?       Шэнь Юань замер. Он обхватил дверную ручку, но так и не повернул.       На мгновение все застыло, запечатлелось в янтаре. А потом Ло Бинхэ шагнул к нему. Шурша тряпичной подошвой по полу. В сердце было тесно, тесно и очень больно.       — Учитель, — произнес Бинхэ, разрывая себя наизнанку. — Я люблю вас. Я любил вас еще с тех пор, как был ребенком.       Шэнь Юань стоял, не шевелясь.       Ло Бинхэ сделал еще один шаг.       — Учитель, если мои чувства не взаимны — я все пойму... но... но я хочу, чтобы вы знали... мне нужно, чтобы вы знали...       Шэнь Юань резко обернулся.       — Ты меня сейчас разыгрываешь? — спросил он и зло вскинул голову. Теплые лучи ламп ярко отразились от гладких волос.       — Нет.       — Разыгрываешь, — выпалил Шэнь Юань и медленно покачал головой, прижимая ладонь к губам. — Мне... мне это не нравится, Бинхэ. Ты мог хотя бы из уважения к своему старому учителю позволить мне уйти...       — Учитель, я люблю вас.       — Ты не можешь любить меня! — заявил Шэнь Юань, повышая голос. На лице у него проступало потрясение. — Ты же... ты царь демонов из Центральной труппы. Ты можешь выбрать любую девушку...       — Я выбрал вас.       Шэнь Юань неверяще тряс головой.       — Зачем... какой во всем этом смысл... зачем ты все это говоришь...       — Потому что это правда, — ответил Ло Бинхэ. — Шэнь Юань, я люблю вас. Я всегда любил вас. И, скорее всего, буду любить всегда — я просто не знаю, как это прекратить. Простите.       Он осторожно подался вперед, обхватывая лицо Шэнь Юаня ладонью.       — Это ничего, что я люблю вас? — спросил он.       Шэнь Юань закрыл глаза, прислонясь щекой к его руке.       — Бинхэ...       — Если вы не чувствуете того же — не страшно. Я пойму. Но если есть шанс, хотя бы крохотный...       — Я... — лицо Шэнь Юаня порозовело. — Я...       — Да?       Затаенный вдох.       А потом, весьма ожидаемо, Шэнь Юань треснул Бинхэ ладонью по плечу.       — Я! — шлеп. — Не умею! — шлеп. — Говорить о своих чувствах!       Бинхэ с радостью принимал град ударов.       — Но они у вас есть? Чувства? Ко мне?       — Конечно есть! Как их может не быть? Да кто вообще может устоять перед тобой? Ты себя в зеркале видел? Вся эта груда мышц! Боги, Бинхэ, как можно быть таким глупым...       Бинхэ показалось, что у него сердце сейчас разорвется.       — Я хочу вас еще раз поцеловать, — выпалил он, жадно прижимаясь к Шэнь Юаню. — На этот раз правильно.       — Необязательно это анонсировать, — ответил Шэнь Юань.       — Но мне нужно ваше разрешение, — объяснил Бинхэ. Обхватил лицо Шэнь Юаня ладонями, прижимая его к двери. — Шэнь Юань, можно я тебя поцелую?       Шэнь Юань зажмурился.       И кивнул.       Ло Бинхэ подался вперед, наслаждаясь долгим, полнящимся ожиданием, мгновением перед поцелуем. Он держал глаза открытыми, неотрывно следя за лицом Шэнь Юаня — его опущенные веки трепетали, словно крылья мотыльков. Словно он спал и ему что-то снилось. Ресницы такие мягкие и пушистые, тонкие, как паутинка угольного цвета. И, кажется, он старался не дышать.       Ло Бинхэ подался вперед.       Это был целомудренный поцелуй. По крайней мере, вначале. Губы Ло Бинхэ коснулись губ Шэнь Юаня. Сухих и нежных. Любопытных. А потом Шэнь Юань обвил рукой плечи Ло Бинхэ, притягивая ближе. Глубже. Шэнь Юань разомкнул губы, и Бинхэ счастливо скользнул дальше. Он целовал Шэнь Юаня до потери дыхания, сплетая их языки. В большой тихой раздевалке Ло Бинхэ влажное эхо поцелуев звучало громче в десять раз.       Так... так непристойно.       Шэнь Юань запрокинул голову, оборвав поцелуй. Весь раскрасневшийся, он тяжело дышал.       — С тебя течет в три ручья, — заявил он, обхватывая густой хвост волос Ло Бинхэ.       Тот расплылся в глупой улыбке.       — Я только что оттанцевал целое представление и три выхода на бис.       — И ты очень потный, — настоял Шэнь Юань. В темно-зеленых глазах сверкнули хитрые искринки. — Но, если хочешь, можешь отвезти меня домой.       Отвезти меня домой.       Волна мурашек прокатилась по спине. Растворяясь в экстазе, Ло Бинхэ наклонился и поцеловал Шэнь Юаня в уголок рта.       — Хорошо, — ответил он.        Вот вам забавный случай из антропологии. Лет десять назад с одной американской ученой, изучающей неврологию, случился инсульт. Лопнул кровеносный сосуд в левом полушарии мозга, абсолютно перекрыв доступ к речевому центру. В результате примерно на три часа она полностью рассталась с языком и речью, как концепцией.       Все слова для нее потеряли смысл. В мыслях больше не было ни структуры, ни заданной формы. Она утратила связь с собой и с внешним миром.       Но кое-что осталось — чистые эмоции. Голые, инстинктивные ответы от правого полушария, никак не связанные с речью и контекстуальным значением.       Позже, в интервью, она описала это состояние, как незамутненное счастье:       «Я нашла внутри себя место, о котором даже не подозревала... полная тишина... знаете, у нас ведь всегда есть такой голос внутри: “О, слушай, солнышко светит, да?” Так вот, представьте, что этого голоса нет... Что вы просто ощущаете солнце и его сияние».       Так вот, инсультов с Ло Бинхэ не случалось.       Но описанный опыт был ему не чужд.       Потому что с танцами все было совершенно так же. Танец по сути своей обитал где-то на границе речи. Хорошо поставленный и исполненный, он всегда заигрывал со смертью языка как сущности, прорывался к чему-то более примитивному, первозданному, чувственному, животному. Инстинктивно-бессознательному.       Там, где подводили слова, говорило тело.       И в этом смысле...       ...секс мало чем отличался.       — Бинхэ! Ты слишком... слишком большой...       Ло Бинхэ аж расцвел, замирая над Шэнь Юанем.       — Но учитель, смотри, — произнес он, касаясь места, где их тела соединялись. Потер пальцем покрасневший, до предела растянутый вход Шэнь Юаня вокруг своей толстой головки. — Ты отлично меня принимаешь. И твоя задница буквально затягивает меня. О, учитель, я готов раствориться...       — Н-не зови меня... учителем, пока мы вот так! — возмутился Шэнь Юань, но в то же время крепче сжался вокруг члена Ло Бинхэ. Восхитительное ощущение, так что Бинхэ с азартом качнул бедрами, проталкиваясь чуть глубже. — Б-бинхэ! Ааа-аа, это... это слишком...       — Слишком много?       — Нет, нет, просто.... слишком...       — Слишком хорошо? — попытал счастья Бинхэ, расплываясь в безумной улыбке. — Тебе хорошо?       Шэнь Юань замотал головой, но при этом — обхватил ногами талию Бинхэ крепче, отказываясь расставаться хотя бы на миг.       Какое двуличие!       — Ты... ты меня сейчас надвое порвешь! — всхлипнул Шэнь Юань, зарываясь лицом в простыни. — Я сейчас не выдержу, я сейчас... аааа--аа...       Ло Бинхэ поцеловал его в лоб.       — Все хорошо, учитель, — успокоил он. — Просто дыши.       Шэнь Юань кивнул. Вид у него был ужасно обиженный. Слезы градом из глаз. Мягкие всхлипы.       Ох, бедняжка. Такой милый цветочек. Такой нежный, такой несчастный, распластавшийся на спине, на его простынях, обхватывающий дрожащими ногами бедра Ло Бинхэ. Бедняжка. Уже сходит с ума.       А ведь он вошел только наполовину.       То ли еще будет...       Он продвинулся еще на несколько сантиметров. Шэнь Юань громко взвыл, его прелестный член покачивался в такт движениям Ло Бинхэ — такой скользкий и блестящий, уже истекающий смазкой...       — Ты точно выдержишь, учитель? — спросил Ло Бинхэ, приподнимаясь на одной руке. Он тяжело и часто дышал от предвкушения. — Можно продолжать? Можно трахнуть тебя сильнее, можно трахнуть тебя глубже? Можно поцеловать? Укусить? Перевернуть и выебать на четвереньках? Усадить сверху и заставить скакать на моем члене? Заставить тебя кончить? А умолять? О, учитель... Я хочу испробовать с тобой все. Абсолютно все. Хочу, чтобы мое тело запомнило твое. Чтобы твое запомнило мое. Это нормально, учитель? Ты точно выдержишь? Тебе правда, в самом деле, хорошо?       Ло Бинхэ на миг вышел — и снова подался внутрь, наслаждаясь влажным, тугим жаром тела.       Шэнь Юань, сломленный ощущениями, прикрывал лицо руками. Слезы катились ручьем из прекрасных глаз, и его трясло, как лист на ветру. Можно было подумать, что он напуган, что ему больно, но он как заведенный в иступленном джойсовском рефрене одними губами повторял: Да, да, да. Да, можно. Можно, да. Хочу, буду, да, да. Ло Бинхэ целовал его без устали, сглатывая очертания каждого слова. Да, да, да. И столько силы... столько силы было в этом слове, в этом множащимся эхом да, столько восторга, столько отчаяния, столько облегчения.       Как будто Шэнь Юань всю свою жизнь ждал этого вопроса.       Как будто он всю свою жизнь хотел дать этот ответ.        Сначала выступает пот, потом много пота. А затем приходит красота. Да и то, если тебе повезло и Бог услышал твои молитвы.       Они валялись на кровати, спутавшись друг с другом, как поваленные деревья. Шэнь Юань закинул одну ногу на бедро Ло Бинхэ. Тот обнимал его левой рукой за плечи и крепко прижимал к груди.       — Ох, — вздохнул Шэнь Юань, целуя обнаженное плечо Ло Бинхэ. — Нью-Йорк отвратителен. Весь провонял мочой и тухлым мясом. На каждом углу странные люди, которые пытаются всучить тебе религиозную пропаганду. Там до сих пор идет Призрак оперы. И на звонках в континентальный Китай можно разориться. Каршэринговые приложения вообще сделали город непригодным для жизни. А еще эти белые парни, которые вейпят тебе прямо в лицо. И черт, у них даже Вёрджин Мегасторы больше не работают! Они прикрыли последнюю точку и открыли на его месте магазин одежды.       — Ох, — поддержал Бинхэ. — Ужасно.       — А еще они закрыли мюзикл по Битлджусу в Винтергардене. Ну это вообще преступление! Я обожал эту дурь.       — Хороший мюзикл?       — Хороший? Да не в этом дело. Но это была моя помоечка, — фыркнул Шэнь Юань.       Бинхэ тихо рассмеялся.       В уме он уже прикидывал свое завтрашнее выступление — гранд жете, размашистые поддержки и подбросы, колючие шаги в сценах схватки.       Он думал о музыке Прокофьева. О красном плаще Шэнь Цзю, о его сценической смерти. О взмывающих в воздухе белоснежных юбках Ша Хуалин.       Медленно и осторожно он принялся гладить Шэнь Юаня по волосам. Тот довольно хмыкнул в ответ, кажется, ему нравилось.       — В общем, Нью-Йорк ужасен и отвратителен, — произнес Шэнь Юань. — Одни дорогущие рестораны и самодовольные селебы. Но, знаешь... Я не то чтобы его ненавидел. — Он перевернулся на живот, уперся подбородком в грудь Бинхэ. И открывшийся вид на его обнаженную спину был произведением искусства, не меньше. — Дело было вовсе не в городе. И не в балете. Мы с нью-йоркской труппой ставили отличные представления.       Ло Бинхэ отвел пряди от лица Шэнь Юаня.       — Тогда что?       — Таблетки, — объяснил Шэнь Юань. Помолчал и добавил. — Даже иронично, в некотором смысле.       Ло Бинхэ терпеливо ждал и перебирал его волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Нежные, как паутинный шелк.       Шэнь Юань, наконец, сказал:       — Противосудорожные. Они потрясающе купировали припадки. У меня даже спазмов почти не бывало, а если и были — они никогда не доходили до полноценных приступов. Ну, дернулась нога. Ну, выпал на секунду. Мелочи. В плане здоровья все было идеально. На работе никто даже не догадывался. И, признаться, это было так освежающе — делать вид, что все в порядке. Что я совершенно здоров. Но...       — Но?       Шэнь Юань устроил подбородок на ладонях.       — Одной из побочек шла депрессия, — сказал он. — Я мог танцевать все, что захочу, я мог делать вид, что совершенно здоров, но мне хотелось сдохнуть.       Ло Бинхэ сдвинулся, заглядывая Шэнь Юаню в лицо.       — Я думал, что как-то переживу, ведь в конце концов я жил той жизнью, о которой всегда мечтал. Преподавание, танцы, работа в самой прославленной школе современного балета... — рассказывал Шэнь Юань, прикрыв глаза. — Но в какой-то момент мне стало страшно. Мне захотелось сделать с собой что-то нехорошее. Я испугался. И бросил пить таблетки.       — И тебя накрыло рецидивом...       — Я бился в припадке сорок пять минут. Все шансы вообще не очнуться, мозг поджаривается. Ну... бывали такие случаи. Кого-то накрывает приступом, и он уже не возвращается.       — Но ты вернулся, — сказал Ло Бинхэ. Обвел большим пальцем скулу Шэнь Юаня.       — Угу.       — Ты выжил.       — Выжил, — согласился Шэнь Юань. — Но мне пришлось придумывать новые мечты и цели. Я... Честно говоря, я до сих пор в поиске.       — Может, я помогу?       — Может, — Шэнь Юань просветлел от удивления. — Я... я совсем не против. Если ты хочешь связать свою жизнь с этим старым дураком.       — Вовсе не старым, — возразил Ло Бинхэ. — И совсем не дураком.       Шэнь Юань прижался к нему, тяжело вздыхая. Вот такой как сейчас — довольный, сонный и откровенный, он казался моложе. Ло Бинхэ словно удалось заглянуть в далекое прошлое, выхватить предыдущую версию своего любимого человека.       — Я люблю тебя, — сказал он.       — Ну да, ну да.       — Правда люблю.       Шэнь Юань вздохнул, и Ло Бинхэ расшифровал: «Когда-нибудь я тебе поверю. Но не сегодня».       — Нужно будет завтра докрутить постановку бедер, — пробормотал он вместо этого. — До того, как ты вернешься на сцену.       — Да, учитель.       — И прими ванну с эпсомовой солью и имбирным маслом. Сейчас только воспаления связок не хватало.       — Да, учитель.       — И та музыкальная фраза в первом акте... Бинхэ? Бинхэ, ты слушаешь?       — Да, учитель.       — Потуши свет и задерни шторы. Но возвращайся поскорей. Кажется...       — Ммм?       — Кажется, я хочу, чтобы сегодня ночью меня обнимали.