Бежать бы! Да где это слово, Что крепче чугунных оков? И жить нам приходится снова, Себе не найдя двойников.
гр. пикник — себе не найдя двойников
Километры черноты, которая, казалось, поглощала саму себя — тьма, жрущая пустоту. Она непредсказуема как океан, ночью ломающий хребты кораблям, а днем — призрачной синевой накатывающий на остров. Посреди темного океана — кружок света, желтого, больного, коматозного. Стоял стул. Сегодня стул, а завтра постель, а через неделю будет пыточное кресло, а через месяц — камера, нашпигованная хтонической дрянью. Всегда что-то новенькое. На стуле, на обычной мебели, сидел не совсем обычный гость — Одиннадцатый предвестник Фатуи, Чайльд Тарталья. Впрочем, и не сидел вовсе, а в предобморочном состоянии сползал к желтому, как свет тусклой лампы, кафелю. Желтому, как кор ляпис, как мучительная смерть. — Двадцать три… Двадцать два… — Он считал вслух, но сбивался и начинал заново, от ста, стучал каблуком по мозаике на полу, будто в такт. И опять сбивался. — Двадцать… четыре? — Уже ноль. Глас из тьмы ознаменовал конец перерыва. Передышки, которые гео архонт называл не иначе как «время чаепития», длились три с половиной минуты. Часов — да и времени, к слову, тоже — в том месте не было, поэтому Тарталья вёл личный, пусть и неудачный, отсчёт. — Я соскучился, — ехидно улыбнулся Чайльд; выглядел он жалко, как лис, загнанный глупыми псами в браконьерские угодья. — Где же ты пропадал? Я бил тревогу. — Я всегда незримо присутствую. Это мое личное пространство, дорогой гость. Оно вне Тейвата, и ваш подростковый отпуск в Бездне — лишь доказательство существования иных форм мира. — Чжун Ли в своём покое олицетворял темного Будду, чьим желанием было не избавиться от страданий, а нашпиговать ими реальность. — А на Тейват вы не вернётесь, дорогой друг. Я должен защищать Ли Юэ, а вы, не справившись со своим ментальным состоянием, угрожали нам камня на камне не оставить. Иронично, не так ли? Тарталья не рассказывал Мораксу про Бездну. Каким бы болтливым ни был Аякс, его тайна — святая святых его подсознания. Предвестник не хотел разгадывать, где он прокололся, ибо знал — в этом богом забытом месте возможны любые формы пыток, а для обнаружения слабых мест палачу следовало подготовиться. — А это ещё я не затыкаюсь… — слабо посмеялся Чайльд, поднимая иссохший взор на Чжун Ли. — Что там по расписанию? Раскалённая кочерга? Иллюзия с мертвым Тевкром? Изнасилование? — Вы сами предложили, мой друг. — Чёрные, как бесконечные стены из пустоты вокруг, ладони Моракса сжали спинку стула, и Тарталья услышал за спиной скрип перчаток. — Я вас ни к чему не обязывал и вообще собирался дать вам ещё три с половиной минуты чаепития. Но раз вы так просите, то извольте. Прилетело слева, удар звенел в голове разбившимся стеклом, боль уже не ощущалась так ярко, как вначале, будто организм перерабатывал стресс в анальгетик. Изящная рука архонта раскрасила лицо предвестника в алый, разбила нос, губы, подбила глаз. Божья длань, суровая и вызывающая, правящая, избивающая и ласкающая. Чайльд, подобно набитой сеном кукле, слетел со стула и поцеловал уродливый пол, желтый, как глаза его палача. Он размазывал пальцами кровь по ненавистному цвету, закрашивая «глаза Чжун Ли» в багряный. Ему больше шел красный. Дьявол в благодетели, бог в грязных помышлениях. Гео архонт тем временем бил Тарталью ногами, попадая по животу, сотрясая внутренние органы, и Аякс знал, что внутреннего кровотечения не избежать, но его волновал лишь янтарный кафель. И он знал, что сходит с ума, и новая мысль об этом, сказанная кем-то внутри, возбуждала его. Словно он, семилетний, увидел обнаженную деву, но, подойдя ближе, понял, что ее груди обвисли, а лицо испещрили морщины. Сумасшествие притягивало творцов, но вблизи представлялось настоящим разочарованием для своего носителя. И Тарталья знал об этом, ведь о его раздвоении личности складывались легенды в Снежной. Это легкость бытия, когда от тебя можно ждать чего угодно — ты свободен от ненужных контактов. — Что вы делаете? Это достаточно дорогая плитка, — почти без одышки спросил Моракс, а затем, грациозно замахнувшись, проехался острым носком туфли по лицу Чайльда. Предвестник засмеялся, слёзы встали в уголках мутно-голубых глаз, он принялся подниматься, ведь помнил об условном правиле в их «поединках»: получить с ноги в лицо — это красочный финал избиения. — А ты… Повторяешься. — Тарталья оперся на дрожащие руки и встал на четвереньки; с лица капала кровь, смешанная со слезами. — Программа одинаковая, нет изюминки… Скучно. Он не знал, зачем подначивал раззадорившегося архонта в ущерб себе, но продолжал, как молодая сучка, грубо флиртовать со взрослым дядей. А взрослый дядя охотно велся, как поведётся любой хищник перед залезающей в его пасть дичью. — Хм… — Чжун Ли потёр смоляными пальцами подбородок и посмотрел на Аякса. — Вы, кажется, посеяли во мне желание творить. Великое дело — иногда нужно выходить за рамки привычного. Верно, Чайльд Тарталья? Обращение по полному имени, пусть и ненастоящему, задело предвестника Фатуи. Его носа коснулся холодный ветер зимы, родной, как Снежная, и парадоксально от него стало теплее. Чайльд знал причину. Помнил ее и хранил под слоями пыли желтой плитки, крови и гнева. Моракс… Да, что-то было. Где-то. И может, не с Одиннадцатым предвестником вовсе, а с кем-то другим, веселым и игривым, с другим Аяксом с альтернативной историей. А Тарталья с мертвым взглядом, не желающий знать даже причин, как он попал в эту гнилую обитель, лежит на полу, придавленный щекой к полу каблуком Чжун Ли. Архонт водил ногой, протирая лицом жертвы пол. Предвестник смеялся от злости, слёзы затекали в свежие раны, но день только начинался. Если в этой пыточной вообще присутствовало понимание суток. Чжун Ли закончил и подставил туфлю под нос Тартальи. — Протрите языком. — Ч-что? — Предвестник Фатуи решился поднять на гео архонта глаза. — С какой радости я буду это делать, ублюдок конченый? Последняя фраза была сказана со смешком, будто их ситуация — шутливая перепалка двух старых друзей. Чжун Ли присел перед Чайльдом на корточки, и последний подумал, что этот архонт не имеет личного запаха, абсолютно. Чжун Ли из прошлого пах осенью, мускатом, дорогим парфюмом. Пах мужественностью и силой. А это — лишь бледная копия первоначальной силы Моракса, жадный до издевательств извращенец. Тарталья убеждал себя в том, что любил другого гео архонта, и страстно молился о спасении. — О чем вы размышляете? Я не терплю оскорблений в свой адрес, но вы мой старый друг и вам я обязан многим. На сей раз я прощу вас, ведь вы явно утомились, но впредь вам придётся сильно постараться, чтобы вернуть мое доверие. — Чжун Ли взъерошил рыжие волосы, прошёлся пальцами по пробору, погладил почти с нежностью по голове. — Ты ещё более жалкий, чем я. — В глухоте пространства голос Аякса отрикошетил от стен пустоты и зазвенел в воздухе. — Я хотя бы верно исполняю свою роль половой тряпки. А ты… не признаешь себя. Как и следовало ожидать, руки архонта туго стянули волосы на затылке предвестника. Все закономерно. Стабильность, подумал Тарталья. Чжун Ли потащил Чайльда по корляписовому полу за волосы. Аякс стонал, извивался и вскидывал руки к волосам, будто бы это что-то могло изменить. Будто Глаз Бога можно вернуть, достать оружие и отхреначить наглому архонту руки. Но о вендетте оставалось лишь влажно мечтать. Мучительная поездка завершилась у ножек стула. На него сел сам Чжун Ли и принялся расстегивать брюки. Конечно, Чайльду было уже достаточно лет, чтобы понять, к чему все ведёт. — Я все же не могу забыть, как вы отказались вылизывать мою обувь. «Действительно, что ж это я», — саркастическая мысль даже повеселила Тарталью. — Поэтому, мой друг, вы у меня в долгу. У нас с вами контракт, и вы даёте мне все, что я попрошу. За нарушение — штраф. Не хочу показаться вульгарным, но в нашем случае лучшей мздой за штраф будет ваш рот. Предвестник прикрыл глаза. Все тело пульсировало болью: внутри что-то обрывалось, летело вниз. — Я откушу его, — ощетинился Чайльд. — Я сомкну зубы, клянусь. — Тогда я выбью вам каждый из них. И правда, так в разы удобнее пользоваться вашей добротой. — Грудной голос, ровный, спокойный, неважно что он говорил, был обернут саваном в вибрации власти. Пришлось подчиниться. Чжун Ли сидел на старом скрипучем стуле, как император несуществующей страны, величественный, со стояком и абсолютным холодом в янтарных глазах. «Впервые расстраиваюсь, что его член такой большой», — вздохнул Чайльд. Заметив, что его рыжая проститутка мешкается, словно перед первым клиентом, гео архонт снова грубо схватил Тарталью за загривок и насадил ртом на член. Чайльд не издал, что удивительно, ни звука, а только, беря глубже, стал захлебываться. Черная рука сжимала волосы, строго фиксируя голову. По щекам предвестника Фатуи текли слёзы от рвотного рефлекса. В моменты изнасилований эта версия Чжун Ли менялась: меньше говорил, больше приказывал, трансформировал свою аристократическую речь в обрывки пошлых приказов. А Тарталья вырубал сознание, словно закручивая вентиль трубы, подающей в мозг критику, и позволял архонту производить над собой любые действия. Это было удобно им обоим. — Соси. — Приказ. И рука покинула рыжую голову. Теперь нужно было постараться ради трёх минут отдыха и рефлексии. Гео архонт, в своей манере, но выказал благодарность сдавленными стонами. Это означает, что ещё одной пытки удастся избежать. Предвестник не жалел кровоточащих ран. Психика перекрывала любую моральную дилемму и благосклонно спасала ум молодого человека от большой беды. — Только попробуй сглупить… — сквозь стоны прошипел Чжун Ли, словно угроза про зубы тревожила его до того момента. Бросив Чайльда, перепачканного в семени, лежать на полу, архонт исчез на определенное время. Тарталья делал вид, что спит. На самом деле, вздрагивая, плакал, кусая кожу на кулаке. Его мать говорила: «Слёзы не решают проблемы. Но они помогают пережить их менее болезненно. Так что плачь и не стесняйся! В смелости показать боль и заключается самая настоящая сила». Чжун Ли, тот самый, что из прошлого, не спасёт его. Сколько Тарталья находится здесь? Месяц? Год? Два? А ведь как было легко когда-то… Либеральные взгляды гео архонта удивили Чайльда, когда тот, как бы в шутку, предложил Мораксу повстречаться пару недель в качестве служебного романа. Пара недель затянулась, отношения перешли доверительный рубеж, но Тарталья в любой момент готов был отречься от Чжун Ли ради исполнения воли Царицы. Но попасть в руки Моракса, изменённого до неузнаваемости? Это непредсказуемый поворот событий. Люмин вмешалась, Сердце Бога отдали бы и без концертов Чайльда, а сам Одиннадцатый предвестник переквалифицировался в профессионального предателя и лицемерную суку в глазах любовника. Может, он заслужил ад? Может, жизнь всё-таки подчинена системе кармических воздаяний? — За что… — обратился к невидимому слушателю Чайльд. — Перечитайте мою биографию, я просто служил своей стране. А любовь — это бесполезная фальшивая хрень. — Тарталья осекся. И замолчал. Спустя минуту, которую Чайльд уже не считал, утомившись, он вновь увидел перед собой гео архонта. Тот смотрел на него сверху вниз, и предвестник мог поклясться, что его желтые глаза светились, как огни фестиваля морских фонарей. Чжун Ли не был зол, нет. Он был в ярости. — Мне что, уже нельзя даже полежать? Что у тебя за взгляд? — хамски спросил предвестник, понимая, что своё он получит, но не осознавая, какие последствия понесёт этот разговор. — Тарталья, вы разочаровали меня. — О, эти гипнотизирующие желтые фонари. — Вы создали мне проблем. Я не считаю, что ваше нарушение контракта должно быть прощено. И боюсь, расплата будет дорого вам стоить. — Что? Я не понимаю, что ты несёшь. Какие проблемы? Какая расплата? Я даже за пределы этого чертового круга не выходил! — голос Чайльда сорвался на крик из-за страха неопределённости; гневный взор Чжун Ли притягивал его, как огонь — насекомых, и сжигал также. И все же, что могло случиться за три с половиной минуты? — Я оторву вам язык и вырву сердце. — Гео архонт словно чего-то ждал. В другое время он бы, не разобравшись, отмудохал Тарталью. — Вы смели выказать сильные чувства? Тогда я лишу вас их. Что-то шло не по плану. Это «что-то» заставляло душу Одиннадцатого трепыхать от волнения. Он хотел ответить что-то колкое, готовился перемазаться в крови, слюнях и сперме за эти слова, но произошло внезапное: пустота вокруг присутствующих затрепетала, зашлась рябью, как вода, и всего на мгновение Тарталья увидел, что за густым чёрным дымом сияет гео щит. Чайльд улыбнулся, а затем и вовсе расхохотался: — Кто-то ведь пришёл, да? Кто-то вытащит меня отсюда, я вернусь в Снежную, и будь уверен, ублюдок, я сумею направить всех из Фатуи на твою задницу, я сотру Ли Юэ с карты Тейвата и все, что ты любишь! Ясно? Было видно, что Чжун Ли дёрнулся, чтобы ударить отбившегося от рук раба, но в последний момент кто-то нажал на стоп-кран в его голове. — А ну пошёл за мной, — только и сказал гео архонт и потянул Тарталью за руку, с силой закольцевав запястье чёрной ладонью. Чайльд подчинился, но смеяться не переставал. И открывая рот, набирал себе новые штрафные очки, коих хватило бы на столетнее сексуальное рабство. Он смеялся над страхом Моракса, над слабостью щита вокруг желтого круга, над тем, что он станет спасённой принцессой с минуты на минуту. Чжун Ли молчал, но, надо думать, был задет. Убрал с помощью жеста руки в воздухе гео щит. И повёл Тарталью через тьму. Тот болтал без умолку, как на свидании, на которые предвестник водил первого Моракса, из Тейвата, чья честь не была запятнана его кровью. Странное место, где они вдвоём «прогуливались», напоминало подземелье, наполненное густым чёрным паром, но дышать было легко. Желтой плитки было не видать. Это успокаивало Одиннадцатого предвестника. — …Чего молчишь, спрашиваю? — После своих слов Чайльд оказался прижат к земле. Чжун Ли нависал над ним, прекрасный даже во тьме. Сильный, даже если просто копия. Величественный и древний. Когда-то, до заточения здесь, Тарталья шутил, что Моракс живет вне эпох и похож на занудного старика, не признающего всё новое. В ту ночь выяснилось, что это «новое» он схватывает налету. И как качественно. Чайльда захлестнули тёплые чувства от воспоминаний. Он приподнялся и коснулся губами губ существа, что предельно напоминает Чжун Ли. Существо дернулось, отпрянуло, словно обжегшись. Тарталья более грубо и требовательно поцеловал Моракса. Когда Чжун Ли потерял бдительность, Чайльд пнул его коленом в живот и побежал в неизвестном направлении, проглоченный ненасытной тьмой.