Свежая кровь-4

У поместья у озера Илиналта в Фолкрите была не то что бы богатая, но все ж история. Его построил Ивон Аулин, давно уже упокоившийся Слышащий, когда всех достал в Солитьюде. Говорили, он мог искренне удивиться, не найдя какого-то человека на месте, и еще больше — когда ему напоминали, что это он его и убил. Здесь же, в глуши, от его темперамента страдали недалекие бандиты, странствующие барды, иногда — охотники и рыбаки, но чаще семья и прислуга. Он зарезал барда, он зарезал одну из управительниц, уйму домашних питомцев, а тумаки и неприятные заклинания раздавал так щедро, что ярл Фолкрита с уплачиваемых Ивоном штрафов не просыхал, и через пару лет управитель отказалась их принимать. Так деньжата Ивона потекли и в другие владения, где к жалобам не были глухи. В шкафах и сейфах остались кое-какие его пожитки. Например, простой деревянный лук с нацарапанной надписью «Умри, умри, умри, моя дорогая» и рядышком траурный мужской наряд. Говорили, он по утрам вылезал на одну из башен, перепрыгивал на крышу и практиковался в стрельбе по живым мишеням. Как правило, не по ястребам. А потом прямо с крыши прыгал на коня. Бедный Тенегрив. Он, конечно, животина крепкая, но судя по оставшимся вещам, весил Ивон немало. Но иногда он давал коню из Пустоты отдых и крал лошадей из лагерей Братьев Бури, а потом прямо верхом на них скакал в Фолкрит и сигал в город прямо со скал. После чего и в поместье, и в городе ужинали кониной. Короче, человек жил как умел. Хорошо, что обычно Братья и Сестры Тьмы семей не заводят и усадеб не строят. Ну а умер он тут же, в сорок с небольшим лет, убитый то ли женой, то ли кем из детей. Предсказуемо: жизнь, полная насилия, насилием и закончилась. Тоже обычный удел убийцы из Братства. Хотя бывали и исключения: недавно пришли вести о смерти Назира. Старик отошел в Пустоту мирно, в свой постели. Один из Слышащих Третьей Эры тоже умер от какой-то болезни, жаль, что совсем молодым. Остальные, о ком она слышала — все же насильственной смертью: при исполнении, от несчастного случая, во время Очищения и прочего наказания, да и суициды случались. И ей тоже предстоит полная насилия жизнь. Она уже ею живет: режет на дорогах бандитов или просто разинь, потом волочит трупы за конем и красиво раскладывает их на капустной грядке. Начать должна была чуть ли не сразу, как ее приемные родители, Ингрид и Гаскар, оба высокопоставленные члены Братства, привезли ее сюда. Первое их задание — пойти и прирезать любого браконьера— она провалила, и ей было очень стыдно. После такого она старалась изо всех сил. Да и они давали задачи попроще, готовили ее постепенно. А на четырнадцатый день рождения устроили посвящение: дали кинжал, черный камень душ, призрак ассасина месье Лашанса в сопровождающие, и послали убить окопавшегося ниже по дороге бандита. Так, чтобы его душа заполнила камень. Умереть-то он умер, но София забыла заранее наложить заклинание ловушки душ, и камень остался пустым. Месье Лашанс посоветовал прикончить случайного прохожего. И, на горе себе и на радость им, такой объявился. Странствующий бард даже успел пропеть первые два куплета, а потом захлебнулся кровью и допевал, вероятно, уже в Каирне душ. А она забрала его лютню и даже немного музицировала в свободное время. Дальше было еще веселее. Через пару лет Гаскар имел неосторожность удачно вскрыть и вылечить особенно скверный нарыв у Неньи, управительницы ярла. Народ по всему владению прослышал про талантливого целителя и почти каждый день кто-то приходил со своими проблемами, чаще всего с геморроем. Терпеть это не было никаких сил. Можно было бы, конечно, просто дать пузырьки с ядом вместо лекарств, но это так скучно! В лесах Фолкрита все были одержимы охотой, и София решила не отставать. Устроила охоту сама. Когда несколько человек бесследно пропали по дороге к целителю у озера, народ решил, что геморрой позудит и пройдет, не стоит из-за него жизнью рисковать. Дорогу к поместью снова забыли. Сюда давно никто не суется, зато она иногда сама приходит в город, и каждый раз говорит, что мечтает стать матерью и родить пятерых. Как они умиляются. Но никто не догадывается, что на самом деле она имеет в виду. А ей уже показали сгоревшее убежище недалеко от дома, и даже привозили в работающее данстарское. Познакомили с Семьей и даже с Малой Черный Вереск. И дали время проникнуться мыслью, что на смену Мале может придти она. Завтра они с Ингрид опять отправляются в Данстар, так что сегодня надо нарвать цветов в подарок Хранителю. Странновато дарить цветы мужчине, но они уже привыкли. Ей самой нравились паслены, тем более они росли у покинутого убежища, но Бабетта запретила: они все же ядовитые, и порекомендовала красные горноцветы. Мать Ночи уже заждалась их. Снова оценивающе смотрела на девушку, но ничего не сказала. Приняла цветы и положила под сложенные руки Гаскара. В прошлый раз венок сплела и ему на голову надела. Вот ведь ирония: должность Хранителя учредили для заботы о теле Матери Ночи, а теперь все наоборот — Мать печется о Хранителе. Оживший труп приглядывает, чтобы живой подольше не испустил дух. Логично, ведь когда это произойдет, по всем законам Школы Колдовства нынешнее тело Матери рассыплется в прах. Что будет дальше — одному Ситису известно, но вряд ли оно кому из живущих понравится. Поэтому они должны провести некий ритуал, и новой Матерью Ночи станет она. Наверное, уже скоро. На этот раз в данстарском убежище был гость, Ра’Зафака, глава чейдинхольского. И довольно быстро завязался его спор с Фьютрой и остальными. — Сколько они будут притворяться, что все идет по плану? Все, рухнули все планы! Гаскар все слабее с каждой неделей, не надо думать, что он еще как-то способен провести хоть какой ритуал. Если и был момент, когда оно еще было возможно, он упущен! — И что ты предлагаешь? — вздохнула рыжая Фьютра, нынешняя глава данстарского. — О, у Ра’Зафаки есть план! Хитрый план. Ра’Зафака знает, что кое-кто хочет убить Ри’Зарго, нынешнего архимага Коллегии Винтерхолда. Ра’Зафака предлагает прибить цель, но на какое-то время занять его место самому. — А вы с ним настолько похожи? Я видела Дж’Зарго, но плохо помню его лицо. — Теперь Фьютра понимает? Усы, лапы и хвост — вот и все что надо. И никто из людей или эльфов двух котов не различит. — Может сработать. Им там всем плевать друг на друга с высокой колокольни, — кивнула Фьютра, немного знакомая с Коллегией. — Тут не абы кто, а архимаг! Заметят и как минимум выгонят, а то и убьют! — возразил Севериус. — Ну, они могут дальше тут сидеть и ждать чуда, что однажды Гаскар зайчиком поскачет. Из вежливости каджит не стал упоминать, что отчасти из-за товарищей по убежищу Беламон оказался в таком состоянии. Пару лет назад он понял, что больше не может ездить между Фолкритом и Данстаром, и вернулся в убежище. Но почти вся его работа как Слышащего и Хранителя была уже не нужна, и его стали тренировать и выводить на улицу, надеясь укрепить его здоровье. Вышло все наоборот: он всегда простужался. После одной очень долгой болезни у него не осталось сил почти ни на что, и Бабетта ввела его в летаргический сон, чтобы сберечь и его, и неживое тело Матери, протянуть время до ритуала. Иногда его будили, он просыпался, охотно ел, но поводов для оптимизма было мало: немного посидев и послушав, он снова выключался. Со временем не сможет и этого, уверяла вампирша. А потом умрет. — Матушка, рассуди нас! Скажи, для ритуала подойдет любой мастер Колдовства или он должен быть из Братства? Мать крепко задумалась, и в это время остальные и выдохнуть лишний раз боялись. — Думаю, любой. В любом случае, это будет его последний ритуал. — Тогда Ра’Зафака начнет осуществлять план! — кот просиял как от двух склянок скумы залпом.