Любимый пес

      Напрочь игнорируя Стива, Баки швыряет медведя в прихожей, а сам с грохотом запирается в ванной. Слезы сменяются злостью, да и рыдать перед Стивом он не собирается. А еще не мешало бы придумать более-менее внятное объяснение этого концерта на лестничной клетке. Господи, он так орал, что его должен был слышать весь дом. Позорище, конечно…       Баки сам себя не узнает: истерики неразделенной любви совершенно не его тема – наоборот, к таким вещам он всегда относился в высшей степени наплевательски. Но с Броком он будто превращается в другого человека, даже не человека – верно тот сравнивает его с песиком или это Баки сравнивает сам себя. В любом случае пора это прекращать. Не общение с Броком, конечно, а собственное унизительное поведение. Брок ведь запал на него, потому что «выебистый». Если Баки даст слабину, то наскучит. А это самое страшное, что может произойти. Поэтому нужно держать себя в руках.       Умывшись и расчесав спутавшиеся волосы, Баки окончательно приходит в себя. В конце концов, ничего непоправимого не произошло. И чего он разрыдался? Брок же сказал, что его все устраивает. Он еще напишет. Они встретятся еще миллион раз, и Баки переиграет эту глупую историю. Его просто развезло после секса и вчерашнего вечера, и он глупо себя повел. Разрыдался, как малолетка. Да, Брок мудак, конечно, но это не новость: он всегда так себя ведет, пора привыкнуть. Принципы БДСМ применяет и в отношениях: за болью следует ласка, а за кучей дерьма милые извинения. И так по кругу. Наверное, он действительно не воспринимает Баки всерьез, да и сколько таких признаний Брок слышал за свою жизнь… Баки просто поспешил. Дурак. Выбрал неудачный момент. Надо действовать осторожнее. Брок ведь идет ему навстречу. Открывается. И вчерашний день был тому подтверждением. Да и сейчас – вон, он до квартиры его довел. Несмотря на периодически проскальзывающее дермище, Брок относится к нему совершенно по-особенному – это факт. И что бы ублюдок ни говорил, Баки чувствует, что тот к нему неравнодушен. Совершенно точно.       Стив стучится в дверь ванной, спрашивая, все ли в порядке. Баки напрягается, понимая, что так и не придумал, что говорить и как все это объяснять. И времени уже не остается, потому что Стив на полном серьезе предлагает вызвать полицию. Приходится все-таки высунуться из ванной и покрутить пальцем у виска. Какая нахуй полиция? Стив такой Стив.       – Иди на работу, не надо меня ждать. Я просто поругался со своим бойфрендом, делов-то, – сообщает Баки, стараясь звучать как можно более непринужденно.       – С бойфрендом? – медленно повторяет за ним Стив, вскидывая брови в удивлении. – Ты не говорил, что вы встречаетесь…       – Я говорил, – тут же возражает Баки, и он действительно говорил. Говорил, что Брок ему нравится. Но Стив, видимо, не воспринял его «нравится» всерьез, поэтому и не донимал особо, думая, что это очередная мимолетная придурь и Баки самому скоро надоест. Но нет. Не в этот раз. В этот раз все серьезно. И Стиву предстоит это принять.       – Сколько ему вообще лет, Бак? – спрашивает тот, хмурясь.       – Тридцать семь.       Баки не знает, зачем врет. Выходит как-то само собой. Просто «сорок» звучит как-то совсем страшно… Но в «тридцать семь» Стив, кажется, не особо верит.       – Так из-за чего ты поругался со своим бойфрендом?       Баки не успел придумать, что соврать, да и он так устал скрываться от Стива и вариться во всем этом дерьме в одиночку… Хочется элементарно какого-то тепла и поддержки. Поэтому, пристыженно опуская взгляд, он отвечает правду:       – Я сказал, что люблю его, а он ответил «забудь».       Стив только глазами хлопает. Никакой поддержки Баки не получает, лишь удивленное:       – Любишь? В смысле?       – В прямом, – бросает Баки, разочарованный его реакцией. Правильно он делал, что не рассказывал: толку от Стива никакого, только осуждение. Он не поймет и не понимает. Да и черт с ним.       Баки с досадой толкает Стива в плечо, освобождая себе проход на кухню. Есть хочется ужасно, а готовить лень, да и времени нет, поэтому он просто высыпает в тарелку хлопья, заливая их молоком. Нужно было не выпендриваться, а позавтракать с Броком – тогда бы и Стив своим тупым осуждением аппетит не портил. А с Броком они бы наверняка за завтраком помирились.       – С чего вдруг ты его любишь? – не отстает Стив, и от постановки вопроса Баки неслабо коробит. Получается, Стив точно так же, как и Брок, ставит под сомнение его чувства. И если Брок – мудак и от него ожидаемо, то Стив все-таки его лучший друг – так какого хера?       – Я что, по-твоему, не умею любить? Или к чему этот вопрос?       Стив задумчиво пожимает плечами, припадая к косяку двери.       – Я просто впервые от тебя слышу про любовь. Вообще впервые. Ты раньше так ни про кого не говорил. Про этого мужика еще пару недель назад ты говорил, что он тебе нравится. Ну, нравится и нравится. Клубы, тусовки, ночная жизнь – ясно, что тебе с ним весело и интересно, он при деньгах, развлекает тебя…       Что за хуйню вот он сейчас несет? Баки вскидывает подбородок, не желая больше слушать этот поток бессвязного дерьма:       – То есть ты, мой лучший друг, думаешь, что я с ним из-за денег? Я правильно тебя понял, Стив?       Краснея до кончиков ушей, Стив мотает головой, яростно отрицая:       – Ничего я не думаю, Бак! Точнее я не знаю, что думать! Я сотни вариантов в голове перебрал! И это еще до того, как ты выдал, что ты его, блять, любишь!       – И в итоге решил, что я с ним из-за денег? – не отстает Баки, оскорбленный до глубины души. От кого, от кого – а от Стива он такого не ожидал. Друг называется.       – Ты не дослушал и начинаешь мне предъявлять то, чего я вообще не говорил!       – Хорошо, Стив, я тебя слушаю! Из-за чего я с ним, по-твоему? Давай, скажи честно! – требует Баки с вызовом.       На самом деле, Стив правдоруб еще тот. От него требовать честности не надо, наоборот, порой хочется попросить быть чуть менее прямолинейным. Врожденная жажда правды и справедливости вечно приносила ему немало проблем – Стив никогда не стеснялся высказать в лицо все, что думает, даже если это лицо на голову выше и вдвое шире. Но при всей своей любви отхерачивать правду-матку и наставлять на путь истинный с Баки он всегда сдерживался. Хотя несомненно Стиву было, что сказать – о его любовных похождениях в том числе. Стив во многом осуждал его легкомысленное отношение к девушкам, но молчал и даже выгораживал. Потому что они друзья, а Стив в дружбе, как и во всем остальном, не знает середины: дружить так дружить, друг за друга горой и «если ты мой друг, то я с тобою до конца» и никак иначе. Стив никогда ничего ему не высказывал, только иногда мягко и безобидно намекал, что неплохо бы иметь совесть. Но сейчас Баки, видимо, достиг какого-то лимита дружбы и его терпения, потому что Стив вдруг выдает, кажется, за все годы сразу:       – Я не считаю, что ты с этим мужиком из-за денег, Бак. Но и любовью тут тоже, знаешь, не пахнет. Это просто что-то новое для тебя. Он сам, его возможности, его отношение к тебе – все это для тебя в новинку, по-взрослому, ярко, необычно. Это тебя и привлекает. Он недоступен, он вертит тобой, а не ты им. Не такой, как те девочки, которые вечно за тобой бегали. Это тебе уже неинтересно. Это приелось, и ты нашел себе новое развлечение и проблемы на задницу. Вот, что я считаю!       Пристыженно краснея, Баки бормочет:       – Да чтоб ты понимал!       Да, вначале возможно так и было. Баки действительно задевало и раззадоривало равнодушие Брока, он хотел его «переиграть», еще какие-то глупости. Но теперь... Теперь это гораздо больше. Для них обоих. Это перестало быть игрой уже давно. И Брок не то что на девчонок, с которыми Баки встречался, не похож – да он вообще ни на кого не похож. Он один такой, единственный, уникальный. Баки и представить не может, чтобы кто-то и близко с ним сравнился. И он не соврал сегодня, когда сказал, что впервые чувствует нечто такое огромное и разрывающее по отношению к другому человеку. К нему. Никогда и близко ничего подобного Баки не чувствовал. А теперь все мысли заняты Броком постоянно. И только им. Все измеряется им. А существование без него немыслимо. Баки будто живет только тогда, когда тот рядом. И если это не любовь, то что тогда?       – Я люблю его, – повторяет Баки со всей серьезностью. Стив только кивает безучастно, а затем вдруг подходит и задирает рукав его свитшота, обнажая синяки:       – А это что? Проявления любви?       Баки отдергивает руку и прячет ее под стол.       – Это игра, Стив! Я же уже объяснял! Это становится приятно, когда втянешься!       – Бак, ты в своем уме вообще?       – Ты просто ханжа! И вообще девственник! – это удар ниже пояса, но Баки не может остановиться. Чувствуя, как проседает сам, малодушно хочет в ответ укусить побольнее. – Конечно, тебе не понять! А я просто пробую новое в сексе! БДСМ вообще-то многим нравится! Не я один такой извращенец на планете, знаешь ли!       – Вот только ты не извращенец, Бак! – перебивает его Стив. – Ты делаешь это в угоду извращенцу – вот в чем проблема! Сам же сказал, что тебе это не нравится! Да и как такое может нравиться?!       – Нет, мне нравится! Теперь нравится! – убеждает Баки то ли Стива, то ли себя. – Я втянулся! Да и вообще сегодня мы переспали по-нормальному и это было обалденно, – признает он, невольно краснея.       Будто даже без задней мысли Стив уточняет – так, для ясности:       – И после этого он сказал тебе «забудь»?       Блять. Баки осекается на полуслове, и вся его бравада сходит на нет. Больше крыть нечем, он сдувается, как воздушный шарик. К горлу подступает горький комок обиды и разочарования, и он снова будто воочию видит, как ублюдок начинает ржать в ответ на его признание и говорит это мерзкое «забудь».       Баки опускает взгляд в тарелку с размякшими хлопьями, не желая продолжать разговор, но Стив не отстает:       – Вы расстались?       – Нет.       Стиву очень хотелось бы слышать обратное.       – Бак, ты же понимаешь, что это полный пиздец?       Баки лишь плечами пожимает. Пусть Стив думает, что хочет – это вообще не его дело.       – Мне все равно. Я его люблю.       – Господи, Бак! Да что ты несешь?! Ты ведь сам прекрасно понимаешь, насколько это все стремно! Ты поэтому и не хотел рассказывать, не хотел, чтобы я знал! Потому что это просто уму непостижимо! Он старше тебя почти на двадцать лет! О какой любви может идти речь? Да он просто с тобой спит – причем сугубо так, как нравится ему! Он использует тебя, неужели ты не понимаешь?!       Баки открывает было рот, чтобы возразить – потому что это нихуя не так. Брок его не использует, всегда спрашивает его согласие и вообще ни на чем не настаивает. Но в голове вдруг всплывает это обидное «знай свое место», и Баки резко поникает. А, может, не так уж Стив не прав? И все-таки...       – Я ему нравлюсь. Я чувствую, что я ему тоже нравлюсь, – выдыхает Баки упрямо, все так же глядя в раскисшие хлопья, плавающие в молоке.       – Еще бы, – фыркает Стив и тут же переходит в очередное наступление: – Ты ведь даже не можешь быть уверен, что кроме тебя у него никого нет…       Стив пытается сказать это как можно более аккуратно. Смягчить удар. Типа намекает, что Брок может быть женат. Нет, не женат он, это точно, но блять… Если бы Стив только знал, что Баки не просто «не может быть уверен», что не единственный, а уверен как раз-таки в обратном. Даже не то что уверен – Брок ставит его перед фактом, что по-другому не будет. Баки один из многих, раз в несколько недель, а на другое ублюдок «не подписывался».       – Конечно, он будет вешать тебе на уши лапшу, водить по клубам и задаривать ништяками…       Не выдерживая, Баки бросает ложку в тарелку, разбрызгивая молоко по всему столу.       – Да хватит, Стив! Не вешает он мне лапшу! Я знаю, что я у него не один! Знаю, что мы просто спим и ничего больше! Он мне это прямо говорит! «Не увлекайся», «знай свое место», «забудь»! Я все это знаю! Но я все равно его люблю! Что я, блять, с этим сделаю?! Я и дня не могу без него прожить! Он мне нужен! Невыносимо нужен! И ты вообще не имеешь права меня осуждать! Сам же бегаешь за этой Картер! Ты думаешь, мне она больно нравится?! Но я, блять, не лезу! Я молчу! Вот и ты ко мне не лезь! Это мое дело и только!       Стив выслушивает его до конца, берет тряпку и вытирает со стола разлитое молоко. Но вместо элементарного человеческого сочувствия говорит только:       – Я не знаю, к чему ты приплетаешь сюда Пегги…       – Да, потому что это одно и то же!       – Нет, не одно и то же, Бак! Ты вообще ничего о ней не знаешь!       – Как и ты о Броке!       – Может быть! Но одно я знаю точно: если бы в ответ на свое признание в любви я услышал «забудь», я бы действительно забыл. Этого человека. Раз и на всегда.       – Ооо, ну, конечно! Я бы посмотрел!       С грохотом швыряя грязную тарелку в раковину, Баки уходит с кухни. «Забудь», «забудь», «забудь»… Сколько раз за сегодня он уже это услышал? Сначала от Брока. Теперь вот Стив ему постоянно напоминает. А это больно, между прочим. Разрывающе больно.       Баки смотрит на часы, понимая, что катастрофически опаздывает на работу. Сейчас еще Картер выльет на него ушат дерьма, и выслушивать ее желания нет совершенно. На секунду Баки задумывается о том, чтобы в принципе проебать рабочий день, но нет – в одиночестве он просто сойдет с ума: не сможет сосредоточиться ни на чем – ни на прогулке, ни на сериале. На работе должно стать лучше. Там хочешь-не хочешь, но мысли о Броке станут второстепенными.       Будто читая его мысли, Стив ловит его у двери за локоть и предлагает примирительно:       – Бак, хочешь, я договорюсь с Пегги, и она даст тебе отгул? Придешь в себя немного…       Стив хочет, как лучше. Очевидно хочет, как лучше. Но вот это «придешь в себя» Баки неслабо триггерит – потому что пару дней назад Брок ржал ему в лицо с этим «приди в себя». И Баки чувствует обиду и на него, и на Стива, и на весь мир целиком. Обиду и страшное тоскливое одиночество. Никому нет дела до его чувств, никто ему не верит, не слушает и не слышит, все только и хотят, чтобы он «пришел в себя».       – Не стоит, Стив. В конце концов, ничего страшного же не произошло, да? Я просто обломался, всего лишь не получил то, что хочу. Так мне и надо, да?       – Бак, не сходи с ума! Что ты несешь?       – Да отстань!       Баки отталкивает его и выходит из квартиры. Бегом спускается по лестнице, не желая ждать лифта, лишь бы побыстрее оказаться на улице. Опаздывает почти на час, но Пегги на удивление встречает его молча. И Баки злится еще больше, понимая, что, значит, Стив ей что-то рассказал. Интересно, что конкретно? Что у Баки несчастная любовь в кое-то веки? Судя по всему – потому что в лице Картер он видит плохо скрываемое высокомерное злорадство. Или просто ему так кажется… Будто весь мир ополчился против него.       – Дерьмово выглядишь, приятель, – ржет Сэм, хлопая его по спине с такой силой, что чуть не вышибает из Баки всю душу. – Ты тусил, что ли, всю ночь? Чего не позвал?       Если бы, блять. Впрочем, Баки не только выглядит дерьмово – это полбеды, но и косячит по-страшному. При этом, Пегги на него не орет. Что удивительно. И даже вступается за него перед гостями. И одергивает Уокера, который выбешивается тем, что Баки чуть не вышибает у него из рук поднос, запинаясь на ровном месте.       Пегги, видимо, что-то объясняет остальным, потому что после обеда все как-то резко притихают, бросая на Баки сочувственные взгляды и всячески пытаясь помочь и подстраховать. Бесит ужасно. Бесит, что все знают. Бесит, что все сочувствуют. Бесит Стив, который рассказал, а теперь шлет бесконечные «ты в порядке?», «прости за то, что наговорил», «пойдем сегодня вместе домой?», «я приготовлю сливовый кекс». А еще бесит, что каждый раз, когда приходит сообщение от Стива, Баки вздрагивает в надежде, что это Брок. Но нет. Брок не пишет ему ничего.       Стив действительно к концу смены припирается к кафе. «За Пегги», – думает Баки сначала, но нет – за ним. С Пегги они только многозначительно переглядываются – да, она стопроцентно в курсе, Стив, видимо, совета у нее попросил, придурок. Теперь вот Пегги Картер советы давать ему будет через Стива. Этого не хватало только.       По дороге домой Стив пытается его разговорить, но Баки открывает рот один единственный раз, чтобы спросить:       – Что ты сказал Картер?       – Что у тебя проблемы личного характера. Больше ничего.       Баки только фыркает. Ну, конечно. Да даже если он сказал этими словами, то Картер все поняла. Особенно если в ответ на ее уточняющие вопросы Стив стал телиться и мычать, а он стал.       Заходя в квартиру, Баки цепляет за ухо плюшевого медведя, так и валяющегося в коридоре, где его бросили. Тащит в комнату и пробует запихнуть в шкаф – но куда там. В итоге пихает в угол между шкафом и стеной, заставляя гладильной доской. Но он выглядит там так жалко… Баки разворачивает медведя спиной, чтобы не смотрел. И все равно, блять – у него в комнате ебанная инсталляция вселенского горя и отвержения в лице этого несчастного медведя. Злясь на самого себя, Баки отодвигает гладильную доску и кидает медведя на кровать. И когда он только успел стать таким сентиментальным? Но в виде подушки его использовать удобно. А еще он пахнет Броком. Слегка. Его одеколоном. Брок же лежал на этом медведе в лодке. И таскал его весь день. Баки утыкается лицом в мягкий плюш, закрывая глаза и мысленно переносясь во вчерашний день. В то хорошее, что было. Может, действительно зря он так выбесился? Лишний раз доказал, какой он все-таки ребенок… Не надо было Броку ничего говорить. Зачем вот он ляпнул это «люблю»? Какая необходимость? Это от секса его так развезло. Блять… Исправлять ситуацию придется долго.       – Бак, ужин готов, – кричит ему с кухни Стив.       Баки орет, что не голоден, запирает дверь и выключает свет. Он действительно не голоден, хотя кроме дурацких хлопьев с утра ничего не ел. Но такое ощущение, будто они до сих пор стоят в горле.       Баки заваливается обратно в кровать и заходит в вотсап, проверяя, когда Брок в последний раз был в сети. Не то чтобы он собрался ему писать, но просто интересно. Ему теперь всегда это интересно. Дает какую-то жалкую иллюзию сопричастности.       Брока в сети нет, и был он там около часа назад. Интересно, чем он занят? Так хочется, чтобы написал… Просто так. Все что угодно. Господи, да если бы он ебанный бладплей сейчас предложил, Баки бы поскакал, как миленький.       Но Брок не пишет. Зато Стив стучит в дверь, и Баки притворяется спящим. Пусть оставит его в покое, все равно ведь не понимает ни черта.       Когда шаги Стива стихают за дверью, Баки возвращается к мыслям о Броке. А если написать самому? Но что? Так хочется его увидеть… Но это слишком явно. И слишком скоро. И что тогда написать?       Баки набирает: «Прости». Долго смотрит на сообщение, не решаясь отправить. Он не хочет просить прощения, потому что не считает себя виноватым, но это кажется единственным способом начать разговор. В позитивном ключе, по крайней мере. И Баки отправляет. Смотрит на телефон, ждет, но Брок так и не появляется в сети. Баки со вздохом откладывает телефон и выключает ночник. Завтра рано вставать и надо выспаться. Тем более прошлой ночью он практически не спал. Да и позапрошлой тоже. Он так и засыпает, уставившись на телефон, оставленный на подушке. И просыпается сразу же, стоит экрану вспыхнуть в темноте.       Баки выдергивает себя изо сна, хватается за телефон, но видит лишь сухое «все ок», написанное на отъебись. И парой секунд спустя «надеюсь, мы поняли друг друга?». В бессильной обиде Баки отправляет ему поднятый вверх палец. Гипнотизирует экран, надеясь, что Брок напишет что-нибудь еще, но тот выходит из сети.       Проклиная себя, Баки набирает это тупое «спишь?», которое пишут все надравшиеся неудачники своим бывшим. В ответ приходит лишь унизительное «да». Брок уже практически прямым текстом говорит, что не хочет продолжать с ним разговор, но Баки так сильно его не хватает. И он всеми силами цепляется за стремительно ускользающее внимание.       «Мы встретимся в пятницу?»       «Может быть, в следующую».       «А в эту?»       «Я занят».       Занят он. Баки знает, какие у него занятия – в «ГИДРЕ» с Мэй. Смотрит на экран телефона, пока тот не гаснет. Брок, конечно же, больше не пишет ничего.       И хотя ему ясно дали понять, что надеяться нечего, Баки ждет, что Брок напишет. Поменяет планы и напишет. Поймет, что наговорил лишнего и захочет компенсировать. Надежда умирает последней, и живет она в Баки весь четверг и всю пятницу. Он не ставит на пятницу смену, но и Стив как назло тоже ошивается дома – наверняка, специально. Приходится заключить хрупкое перемирие и поиграть с ним в «плейстейшн», потому что иначе можно просто с ума сойти от этого бесполезного отчаянного ожидания.       – Может, закажем пиццу? – предлагает Стив ближе к вечеру, но Баки качает головой.       – Ты заказывай, если хочешь. А я пойду пройдусь.       Это жалко и глупо, но Баки больше не выдерживает. Ему надо Брока увидеть. Жизненно необходимо. Поговорить с ним. По телефону тот общаться не станет, игнорирует его специально, чтобы проучить – чтобы «не увлекался» и «пришел в себя». Но лицом к лицу Брок так не сможет. Баки уверен. Если они встретятся, то все его равнодушие посыплется разом.       Осталось только отвязаться от Стива, который следует за ним по пятам:       – Бак, ты куда?       Будто ты не знаешь.       – В «ГИДРУ».       – В «ГИДРУ»? – переспрашивает Стив, и Баки понимает, что до этого не говорил ему названия. Сказал, что познакомился с Броком в клубе, не уточняя. И зря проболтался сейчас. Потому что репутация у этой сети, конечно, неоднозначная. А Стив вообще любит драматизировать и напрягается не на шутку.       – Никуда ты не пойдешь. Ты в своем уме, Бак? – Стив становится прямо у двери, преграждая ему путь. – Если бы я знал, что это мужик из «ГИДРЫ»…       То что, блять? Баки только глаза закатывает:       – Стив, уйди с дороги.       – Нет, я не уйду.       – Да кто ты такой, чтобы мне запрещать?!       – Твой лучший друг. Или уже нет?       – Вот и оставь меня в покое, если ты мой друг!       За ключи приходится побороться, но в самом деле – куда щупленькому Стиву, ниже на целую голову, тягаться с ним. И бегает Баки быстрее. Но стоит отдать Стиву должное – преследует тот его до конца улицы, пока не теряет из виду. Велик взять Баки не успевает, поэтому приходится добираться до «ГИДРЫ» пешком. Но время еще есть, а тратиться на такси не хочется. Даже если он не застанет приход Брока и его подружки, то уж точно они выйдут покурить. Да и Батрок там будет ошивается, тот же Ситуэлл – Баки тоже там, слава богу, уже не впервые. Разберется.       Но Батрок его буквально не узнает. По крайней мере, настойчиво делает вид. И в «ГИДРУ» Баки никто пускать не собирается.       – Я к Рамлоу, – сообщает он, а Батрок даже головы не поворачивает.       – Он там?       Ноль реакции. Хотя Баки знает, что Брок там. Его тачка припаркована у входа.       – Ладно, просто скажи ему, что я здесь.       Нихуя.       – Он велел меня не впускать?       Батрок усмехается:       – Парень, да он и имени твоего уже не помнит, как и я. Уймись и вали домой.       Да конечно, блять. Это твоего имени он не помнит, тупой ублюдок. Баки отходит на пару шагов в сторону и достает из кармана телефон. Набирает Броку. Тот не отвечает, и почему-то Баки даже не удивлен. Но по-прежнему уверен, что если Брок увидит его, то не сможет отыгрывать равнодушие. Его тоже поведет от этой близости – так было уже не раз. Они ведь оба увлечены, и отрицать это глупо. Нужно только найти способ до него добраться.       От отчаяния Баки набирает Ситуэллу. У него остался его номер, и идея в целом, наверное, не очень, но плевать. Ему главное попасть в «ГИДРУ» – любым путем, а там Брок не даст его в обиду.       Ситуэлл трубку берет, но узнает Баки далеко не сразу – видимо, удалил номер. Объяснять, кто он такой, приходится долго – у Ситуэлла таких еще больше, чем у Брока: он же заведует этим борделем. Баки ждет, что Ситуэлл даст указание его впустить. Ждет, что предложит ему что-то, назовет цену за свою помощь. Но тот лишь коротко смеется и говорит: «Я передам Рамлоу, что ты ждешь его аудиенции снаружи». Баки проглатывает это, радуясь. Он передаст. Больше его по сути ничего не интересует. И Баки ждет. Пять минут, десять, двадцать… К нему подваливает какой-то мужик, но Батрок кричит тому, что он с Рамлоу (хотя где этот Рамлоу?), и мужик отчаливает тут же. И глядя ему вслед, Баки наконец отчетливо понимает: шансов попасть внутрь у него нет. А Брок к нему не выйдет.       Он уже почти сдается и готов уйти домой ни с чем. Но вдруг – видит Мэй. Она выходит из шикарной ярко-красной «феррари» – не женщина, а мечта. И чего только Баки отказался с ней трахаться? Вот сейчас он почти намерен согласиться. И получить от этого максимум блядского удовольствия. И чтобы Брок смотрел. Раз ему это так нравится. Хотя ладно – кого Баки обманывает? Он в жизни не подпишется на этот пиздец. Но ей не обязательно об этом знать. Главное уговорить ее провести его внутрь.       Баки уверенно направляется ей навстречу, но по мере приближения тушуется все больше и больше, начиная задаваться вопросом – а помнит ли она его вообще?       Оказывается, помнит. Замечая его, Мэй расплывается в очаровательной улыбке. Привлекает к себе и целует в щеку, так будто они уже трахались, блять. А у Баки нос закладывает он приторного шлейфа ее духов.       – Привет, красавчик. Что ты тут делаешь? Брок не говорил, что ты будешь.       – Я… да. Хотел устроить ему сюрприз.       – Сюрприз? – она щурится подозрительно, кажется, начиная понимать, что что-то тут нечисто. Да и Баки чересчур нервничает, запинаясь буквально на каждом слове.       – Ну да. Помнишь, ты говорила, что он любит смотреть… ну, на своих нижних? Вместе. И я подумал…       Он вообще ни разу не собирается на это соглашаться, но это его последний шанс пройти в «ГИДРУ», который Баки, кажется, с треском проваливает. Мэй не покупается на это нихуя. Медленно кивает, берет его под локоть и отводит в сторону. Смотрит с каким-то жалостливым беспокойством. Словно добрая мамочка. Весьма контрастно вкупе с ее инстаграмным макияжем и кожаным мини. Господи, неужели Баки настолько очевиден в своей жалкой любви, что даже эта глупая телка раскусила его мгновенно? Ее искреннее беспокойство и вот это милое сочувствие почему-то добивают.       Ну, ладно. Раз уж она все равно все поняла и типа сочувствует, то почему бы не попытаться напрямую:       – Дай мне войти с тобой?       – Давай я лучше позову его сюда? Хорошо?       Не дожидаясь его согласия, Мэй достает телефон и набирает Брока. И ей этот ублюдок отвечает сразу же.       – Привет… да я уже здесь. Можешь выйти на пару минут? ….Нет, все хорошо, ничего не случилось.       Не проходит и минуты, как Брок появляется из дверей. С недовольнейшей рожей и не удивленный ни разу. Значит, Ситуэлл все-таки сказал ему. А может, ему доложили вообще сразу, как только Баки пришел. Но выходит он только сейчас. Потому что Мэй попросила. На Баки не смотрит вообще, сосредотачивая внимание на ней:       – И что ты, блять, не могла мимо пройти, что ли?       – Не могла, – отвечает та, вздергивая подбородок. И Баки поражает неприятная мысль, что они все у Брока, как на подбор – что он, что эта Мэй. Яркая внешность, вздорный характер – взаимозаменяемые один другим.       И вот теперь Брок обращается к нему:       – А ты чего здесь ошиваешься? Тебе дать денег на такси? Или чего ты ждешь?       Обескураженный неприкрытым уничижительным недовольством в его голосе, Баки, насупившись, отвечает:       – Я по делу.       – Да? И по какому же ты делу?       – Хочу попробовать то, что предлагает Мэй.       Он не знает, зачем это говорит. Но Брок так резко негативно реагирует на его появление, что все инстинкты буквально вопят хоть как-то заслужить его расположение. Впрочем, не выходит. Тот лишь усмехается, снова обращаясь к ней:       – Мэй, ты что-то ему предлагаешь?       Она отрицательно мотает головой, отворачиваясь. Будто ей неловко на все это смотреть.       – Мэй ничего тебе не предлагает.       – В прошлый раз предлагала.       – Ну, вот в прошлый раз и надо было соглашаться. На сегодня место занято.       Баки вздрагивает, вскидывая на него жалкий потерянный взгляд. Как бы ни хотелось, но скрыть то, насколько задевают его слова, он не в силах:       – Ты шутишь? Ты так специально говоришь?       Наконец в лице Брока мелькает нечто человеческое. И даже голос становится чуть мягче, когда он говорит:       – Баки, уймись. Езжай домой.       Делает кому-то знак, чтобы его довезли, но Баки упрямо мотает головой:       – Отвези меня сам.       Тут езды минут пятнадцать. Броку это ничего не стоит. Он не пьян. Он вообще практически не пьет, как Баки успел заметить. Он может его отвезти. Эту просьбу выполнить легче легкого. Но Брок говорит безапелляционное «нет» и вновь делает знак водителю. А сам разворачивается, чтобы уйти. Но Баки хватает его за руку – под громкий гогот случайных свидетелей этого веселого представления, высыпавших из «ГИДРЫ».       – Ты просто боишься, потому что знаешь, что стоит нам остаться наедине и ты нахуй никуда не вернешься, не сможешь…       Брок берет его за подбородок и больно сжимает челюсть, заставляя замолчать.       – Именно так, мой хороший, – высмеивает он язвительно. – И пусть эта мысль скрасит твой вечер. Майк, давай, грузи его.       – Да не поеду я никуда! – орет Баки, чувствуя, как кто-то пытается схватить его со спины, и со всей силы лягая этого кого-то.       – Блять, ты пацана в машину посадить не можешь, что ли? – недовольно бросает Брок и сам скручивает Баки мгновенно. Это больно, но Баки торжествует. Вот пусть, значит, и везет его сам. Баки не оставит ему выбора.       Но вдруг Брок замирает, устремляя взгляд куда-то за его плечо:       – Это за тобой, что ли, отряд спасения приехал?       Баки не повернуться даже – Брок его держит. Но к своему ужасу он вдруг слышит за спиной голос Стива:       – Отвали от него!       – Господи, какая удача, – выдыхает Брок ему в ухо. И в голос уже ржет, отвечая Стиву: – Забирай! Сделай одолжение!       Он резко разжимает руки, еще и придает Баки ускорения, так что тот чуть не падает, спотыкаясь. Стив тут же оказывается рядом, хватает его за плечи и загораживает, блять, собой. Ну, насколько позволяют габариты. Все это происходит под дружный гогот собравшихся зевак, а Баки чувствует себя звездой какого-то дебильного шоу. И хочет провалиться сквозь землю от унижения.       – Уйди, Стив! Какого черта ты вообще здесь делаешь? Не лезь!       Блять, ну, у него еще и бейсбольная бита в руке. Просто смешно. Баки пытается высвободиться и не дать Стиву себя увести, но ловит взгляд Брока и тот вдруг выдает ни с того ни с сего:       – Ты не ценишь того, что имеешь.       И, блять, серьезно так. Без усмешки. Философ херов. Кто бы вообще тут рассуждал? Это нихуя не так! И вообще о чем он это сказал сейчас? Что в нем Баки не ценил? И что Баки имел – если уж на то пошло? Да ничего! Но сбитый с толку его словами, он упускает момент. Еще Стив вертится под ногами, их оттесняет толпа. Брок, смеясь, хватает за талию Мэй и уходит, не оборачиваясь. Скрывается в «ГИДРЕ» с ней вдвоем.       Дезориентированный, Баки позволяет Стиву себя увести, но делая пару шагов, вспоминает, из-за кого у него все сорвалось. Ведь Брок был готов отвезти его до дома! Если бы Стив не влез не в свое дело! А ведь Баки его просил!       – Я говорил тебе не вмешиваться, блять! – кричит он, отпихивая Стива в досаде. Ненавидит его за то, что тот вмешался. Ненавидит за то, что стал невольным свидетелем его унижения.       – Эй, потише, Рэмбо!       Баки оборачивается в неверии. До последней секунды надеется, что, блять, голос Уокера ему сейчас померещился. Но куда там. Стив притащил всех. Тут и Сэм, и Уокер, и даже Пегги, блять. Тоже с битой. Только Лемара не хватает – но его, видимо, оставили закрывать кафе. Ну, просто пиздец.       Баки смотрит на Стива, пытаясь вложить во взгляд всю свою обиду и негодование. Разворачивается и идет прочь. Но Уокер догоняет его в момент.       – Эй, Барнс! Кончай это! Поехали, мы ж спецом на тачке!       Сбросить с себя Уокера куда сложнее, чем Стива.       – Да пошли вы все к черту! Мне не нужна ничья помощь! Я не просил вас припираться сюда! Вы только все испортили! Ты все испортил! – орет он Стиву. За что получает по роже. Не от Стива. И не от Уокера. А от Пегги.       – Ты жалок, Барнс! Просто жалок! Хватит позориться и винить других в собственной глупости! Сними корону наконец! И садись, блять, в машину!       Не сказать, чтобы она его уговорила, дело больше в Уокере, который буквально запихивает Баки на заднее сиденье. Но сопротивляться он перестает. Действительно. Куда позориться еще больше. Надо просто пережить этот вечер, а дальше, блять… Баки не знает, что дальше. Этот позор теперь с ним на всю жизнь.       Стив тоже залезает назад, а Сэм, довольный, занимает переднее сиденье. За рулем – на удивление – Пегги. И тачка, кажется, ее. Или ее отца. Да, наверное, отца, судя по антуражу. У нее строгий отец, вспоминает Баки. И тачку у него она должно быть спиздила.       – Сэм, подвинь сиденье нахуй!       Пользуясь тем, что непосредственно сзади него сидит Стив, этот придурок совсем обнаглел. Но как бы Баки тут тоже, и ноги ему не раздвинуть.       В ответ на его возмущение Сэм лишь демонстрирует средний палец, отвечая в тон:       – Да сам ты иди нахуй, Барнс! Хоть бы спасибо сказал, урод!       – За что? За то, что вы, блять, влезли не в свое дело? Спасибо, Стив! Что всем рассказал! Я думал, мы друзья!       Пегги жмет на газ – кажется, специально так, что Баки чуть не вылетает нахуй в лобовое.       – Стив никому ничего не рассказывал! Тут из увиденного – все всё поняли! Спасибо ты себе и своему трахалю говори!       – Да пошла ты нахуй, Картер!       – Бак, прекрати это! – вступается за нее Стив, но не особо она нуждается в защите.       – Да пусть проорется, Стив! Он сейчас в неадеквате!       Наперекор ей Баки замолкает. Откидывается назад, мстительно пиная сиденье Сэма коленом, которое ему некуда поставить. Выйти из машины никак – он зажат между Уокером и Стивом. И Баки смиряется. Выбора у него все равно не остается. А еще он смертельно устал. Поэтому просто рвано выдыхает, закрывая глаза. Намеренный стоически перетерпеть эти пятнадцать минут поездки до дома. Желательно в тишине.       Но тут слева раздается голос Уокера:       – Ребят, я может чего-то не понимаю, но весь сыр-бор, правда, из-за того стремного мужика?       Нет, покоя ему сегодня не будет.       – Да, я гей! Проблемы с этим? – закипает Баки в момент.       На этом прыскает Уилсон:       – Забавно, что ты осознал свою гомосексуальность после того, как перетрахал всех телок в округе.       – Окей, я пансексуал.       Так же вроде называют людей, которым не важен пол, а важен человек? Вот он в Брока влюбился именно по этому принципу.       – Слово-то какое откопал в интернете, – язвительно усмехается Пегги.       – Ладно, давайте мы не будем сейчас обсуждать Баки и его ориентацию, – примирительно начинает Стив, но Уокер никак не может успокоиться:       – Да похуй на ориентацию, но он не мог выбрать кого-нибудь посимпатичнее, что ли… ну, и помоложе?       – Да, и повыше. Он же даже ниже тебя, Барнс!       – Блять, и что?!       – Ну просто ты перетрахал всех девчонок в округе и… все это выглядит странным.       – Я влюбился! Ясно? Знакомо тебе такое?       – Да, ну просто… почему в него?       – Это всем нам очень интересно, Бак, – добавляет Стив. Он с ними заодно, и это добивает окончательно. Совершенно по-детски Баки скрещивает руки на груди, пытаясь отгородиться ото всех. Им смешно. Но ему до невозможности больно и обидно. Особенно потому, что им смешно. И никто – никто не воспринимает его всерьез.       – Пошли вы все в жопу! Это не ваше дело!       – Красивой жизни захотелось?       – Ты вообще нихуя не понимаешь, Картер!       – Да никто не понимает, Барнс! – смеется Сэм, но уже беззлобно.       – Вообще телка была ничего, – раздается слева от Уокера. – Зачетная милфочка.       – Так, подожди! Может, он с телкой? Эй, Барнс!       – Уилсон, отъебись!       – Блять, Барнс, нашел из-за чего проблемы устраивать! Подожди, а ты по какой-то девке же сох недавно, которая тебе не давала…       – Да отъебитесь от меня все!       Молчание длится буквально пару секунд. А потом Уокер достает телефон и говорит:       – Ладно, ребят, Лемар спрашивает, куда подъезжать?       В смысле, блять? Этот хуй тут еще зачем?       – Поехали во «Фрайдейс»? Тут недалеко.       – Я не поеду никуда, – пытается возразить Баки, но никто его не слушает.       – Ну а что, ты дома киснуть будешь? Сейчас с девчонками познакомимся. А, прости, Барнс, ты ж по мужикам, – гогочет Сэм.       – Предпенсионного возраста, – вставляет Уокер.       – Ну, зато конкуренции меньше.       И когда эти двое успели так спеться? Придурки тупорылые.       В этой вакханалии Баки ловит обеспокоенный взгляд Стива, но тут же отворачивается от него, хмурясь. И смотрит прямо перед собой – на дорогу сквозь лобовое стекло.       По итогу вечера Баки нажирается в гавно. С Уокером они становятся лучшими друзьями, пьяно подкатывая к девчонкам за соседним столиком, и удивительно, но одна из них даже дает Баки ссылку на свою инсту. Хотя Баки бы себе не дал. Даже ссылку на инсту. Потому что он с трудом складывает буквы в слова – такое ощущение. Но этот маленький успех его пьяно веселит и немного поднимает растоптанную самооценку. Он даже начинает верить в то, что это он слишком хорош для Брока, а не наоборот – ведь именно в этом его пытаются убедить весь вечер.       – Ты же симпатичный парень, Барнс! Ну я бы понял, если б ты был дрищем каким-то забитым, который первый раз… Ну в смысле… – Уокер понижает голос, пьяным мозгом запоздало соображая, что при Стиве и Пегги в выражениях надо быть поаккуратнее. Они-то не пьют и на утро припомнят. – Короче, ты понял, Барнс, да? Ну, где ты, а где он? Зачем тебе этот старый мудак? Ну, он при бабках, но неужели это так важно?       Баки пьяно мотает головой, подтверждая, что нет, конечно, не важно. Алкоголь притупляет боль, но обостряет обиду. Ему нравится то, что говорит Уокер. Нравится, что ему поддакивают Сэм и Лемар. Хочется, чтобы идеал, который Баки выстроил в своей голове, наконец дал трещину. Он будто смотрит на Брока, на всю ситуацию их глазами, стряхивая этот странный морок последних месяцев. Он все думал о том, что Броку не интересен. Брок, Брок, Брок… Центр вселенной. Чье внимание надо заслужить. И вдруг кто-то видит все совершенно иначе. Никто из его друзей не понимает, что он в Броке мог найти. В их глазах охуенный вдруг он, а не Брок. И никто не считает это унижением. В их глазах все иначе. Весело. И не значит ничего.       – Да нахуй он тебе нужен, Барнс?       – Не нужен. Нахуй не нужен, – смеется Баки, опрокидывая в себя очередной шот.       – Так, в подтверждение своих слов ты должен заблокировать и удалить его номер! И переписку! Так, я слежу, Барнс! Давай, доставай телефон!       Баки удаляет. Удаляет все. Он пьян и не может ударить в грязь лицом. Не хочется быть размазней.       Но вместе с похмельем на следующее утро приходит жгучая боль. Просыпаясь, Баки первым делом хватается за телефон – вдруг Брок ему все-таки написал? Потом вспоминает, что заблокировал и удалил его номер. Все удалил. Рыдает. Потом понимает, что если Брок захочет, то найдет способ ему написать. С другого телефона. Да и в конце концов, Брок знает, где он живет. Где работает. Если он захочет, то найдет его легко.       Но Брок, видимо, не хочет. Баки ждет пятницу, когда они вроде бы должны были встретиться, но Брок не выходит на связь. А Баки не может – он удалил его номер, иначе бы не выдержал и написал обязательно.       Проходит еще неделя, и Баки кажется, что он умирает. Что уже умер и бродит по свету выпотрошенной оболочкой. Все делает на автомате, потерявший способность думать и чувствовать. Вздрагивает каждый раз, когда открывается дверь кафе. По вечерам сидит у окна на кухне, надеясь, увидеть знакомую машину, но нет. Ничего не происходит.       И ему даже не с кем об этом поговорить. Он чувствует себя тем пастушком, который кричал «волки», и вот, когда они пришли, ему некого позвать на помощь. С парнями на работе вся эта история превращается в веселую шутку, которую Баки вынужден поддерживать. Отыгрывать легкомысленное равнодушие, хотя внутри его перекашивает от боли. От одного упоминания – а он вынужден смеяться, чтобы не выдать себя.       Стив периодически спрашивает «ты в порядке?», показывая свою готовность к разговору, если Баки нужно, но Баки не нужно. Так – ему не нужно. Ведь Стив тоже не воспринимает его всерьез. Никто не воспринимает его чувства всерьез. И, может, они все правы, но только тогда почему ему до сих пор так больно… Он ест через силу, встает по утрам через силу, буквально живет через силу, не способный радоваться ничему. И спит он до сих пор с этим чертовым медведем – будь он неладен, потому что тот пахнет Броком. Баки сам стыдится этой слабости, запирает дверь, чтобы Стив не дай боже не увидел, пытается заснуть без него, но неизменно засыпает только тогда, когда утыкается лицом в мягкий плюш, рыдая от жалости к себе. И от невозможности получить то, что хочется. Неужели дело лишь в этой невозможности? Так считают все. И так сказал ему Брок. Может быть, они все правы и Баки никогда не ценил того, что имеет? И то, что имеет сейчас, он заслужил? И поделом ему больно. Но больно все равно.       Спустя несколько недель, когда становится совсем невыносимо, Баки снова едет в «ГИДРУ». В очередную пятницу, после смены, потому что теперь нет надобности освобождать пятницы от смен. Он не знает, на что надеется, но просто хочет увидеть Брока – хотя бы мельком, издалека. Сам подойти уже не решится. Но где-то глубоко-глубоко в душе, наверное, все еще жалко верит в то, что, увидев его, Брок бросит все – как тогда в самый первый раз – и подойдет сам.       Баки снова сидит на автобусной остановке на другой стороне улицы. Брок здесь, Баки видит его машину. Ждет его, притаившись в тени, подальше от фонарей. Спустя минут сорок Брок наконец появляется. Веселый, довольный, выходит покурить, закинув руку на плечо очередного «официанта». Баки вытягивается, чтобы получше рассмотреть и, кажется, даже узнает того парня, которого Брок пожирал глазами, когда они вместе были в «ГИДРЕ». Присмотрел его еще тогда, значит, и нашел.       И Баки буквально задыхается от нахлынувшей обиды. Будь это Мэй, было бы не так больно. Но этот рандомный парень… Брок что-то ему говорит, улыбается, делится сигаретой, как когда-то делился и с Баки – и есть ли для него разница вообще? Для Баки весь мир рухнул с момента их расставания, а Брок… заметил ли, что что-то изменилось в его жизни, или все идет своим чередом? Действительно ли Баки был для него кем-то особенным или Баки просто выдумал это сам? А Брок – он вот такой милый со всеми. Всем говорит «то, что ты хочешь слышать», потому что умеет? Знает, что надо говорить. Как себя вести. Но по сути это не значит ничего. Баки исчез, а он и не заметил. Нашел себе нового «симпатичного и выебистого» мальчика и забыл, что Баки когда-то существовал… Просто заменил одного на другого и все. В момент. В один момент.       Глаза начинает предательски щипать, и Баки зло растирает их ладонями. Брок вдруг поворачивается и, кажется, смотрит прямо на него. Баки замирает испуганно, как пресловутый олененок в свете фар. Хотя темно, и не факт, что Брок его видит. Может и нет. Скорее всего, нет. Но Баки зажмуривается, загадывая тупое невозможное желание – «пусть он подойдет, пусть бросит того парня и подойдет ко мне, пожалуйста, пусть». Но нет. Когда Баки вновь открывает глаза, Брок больше не смотрит в его сторону. Стоит, склонившись к своему «официанту», шепчет ему что-то на ухо. Смеясь, забирает сигарету из его рта и докуривает сам.       Не помня себя, Баки хватает велосипед и крутит педали, что есть сил, лишь бы побыстрее убраться от этого места. Не возвращаться никогда. Не видеть его больше никогда. Ветер бьет в лицо, дыхание перехватывает от подступающих рыданий, и Баки, кажется, всю улицу преодолевает на едином вдохе. А в голове при этом мелькают странные несбыточные сценарии – вот, Брок догоняет его и просит прощения. Стаскивает с велосипеда, ругая за то, что едет на полной скорости, не разбирая дороги. «Ты в своем уме? Жить, что ли, надоело?» Надоело. Баки отвечает ему, что надоело. Что без него – не жизнь. Он уже чуть ли не собственные похороны в голове прокручивает – себя в гробу, и Брока, который врывается в церковь в последний момент, еле успевает, потому что не знал, но спешил, чтобы увидеть его в последний раз. На улице непременно будет дождь, а Брок будет рыдать. И жалеть. И корить себя. А может, и не будет. Может ему и тогда будет все равно.       На этом моменте Баки действительно чуть не врезается в бордюр на всей скорости – выравнивает руль в последнюю секунду. Страшно становится всерьез. Он слезает с велосипеда и на трясущихся ногах идет пешком, а велик катит рядом. Больше не садится на него даже. Медленно бредет до дома, проходит тот мост, на котором они с Броком впервые поцеловались, и на этом его прорывает на слезы. Для него это целую вселенную значило тогда. Тот момент. А для Брока – ровным счетом ничего. И никогда не будет значить. Что бы Баки ни делал, как бы ни старался – а ведь он, казалось, делал все – не значит ровным счетом ничего.       На всю следующую неделю они со Стивом уезжают домой, в Бруклин. Это спонтанная идея, которая возникает у Стива, когда он застает Баки рыдающим в обнимку с велосипедом на ступеньках подъезда. Это первый раз, когда он рыдает перед Стивом, и вообще он не хотел, поэтому и не стал заходить в квартиру, но Стив нашел его сам. Спорить нет сил, поэтому они оба берут спонтанный отпуск, и утро воскресенья Баки встречает уже в аэропорту в объятиях родителей.       Сначала эта идея казалась ужасной, потому что рассказывать родным про шашни с сорокалетним мужиком, явно было худшим вариантом из возможных. А притворяться, что все в порядке, Баки не видел в себе сил. Но как-то… оно получилось. Резкая смена обстановки, родные стены, мама, носящаяся с ним как с ребенком – и если раньше это бесило, то теперь, наоборот, Баки наслаждается этим теплом и безусловной любовью в кругу своей семьи. У него возвращается аппетит: когда миссис Роджерс приглашает его на ужин со своим фирменным сливовым пирогом, Баки ест за десятерых.       Они гуляют со Стивом по «их» местам, обшаривают все местные подворотни, в которых ошивались мальчишками, вспоминая каждый полученный синяк и каждую спасенную кошку. О Броке не говорят вообще, будто и не было ничего. И это хорошо. Так проще. Он забывается, он где-то там далеко, в большом чужом городе, а здесь, дома – только Стив и светлые счастливые воспоминания детства. Баки и сам не хочет обо всем этом говорить, но есть то, что он действительно хочет сказать. И забираясь вместе со Стивом на волнорез, болтая босыми ногами по накатывающим волнам, он говорит тяжелое, но мучительно ему необходимое:       – Я был не прав, Стив. То, как я себя вел… То, что я наговорил тогда… Будто был не в себе. Прости. Я ненавижу себя за то, как вел себя тогда с тобой. Со всеми. Да и вообще. Я отвратительный друг и отвратительный человек.       – Перестань, Бак. Перестань. Это не так.       Стив обнимает его, и Баки кладет голову ему на плечо, ощущая долгожданное умиротворение.       – Тебе было тяжело, я знаю. Я тоже… я просто не знал, как себя вести. Не знаю до сих пор. Если я сделал что-то не так…       – Нет. Все так. Все так…       Трогательный момент их близости нарушает пикнувший у Стива в кармане телефон. Пегги Картер. Он постоянно с ней переписывается. Двадцать четыре часа в сутки. Сейчас из вежливости Стив делает вид, что ничего не происходит, вот он с Баки и только для Баки и не полезет в телефон, но понятно же, что его распирает посмотреть, что там она написала.       – Господи, Стив, ответь ей уже.       – Да ладно, Бак, я…       – Ответь. Я даже не буду поглядывать, что ты там пишешь.       Баки смеется и вскакивает на ноги, оставляя его наедине с телефоном, а сам идет к краю волнореза. Оборачивается, видя, как Стив быстро что-то строчит, счастливо улыбаясь, и думает о том, что был не прав. Насчет этой Пегги Картер. Из ревности ли или из зависти, из-за собственных неудач с Броком. Или просто судил о ней по себе, легкомысленному придурку. Но чем больше он смотрит на их отношения, чем больше слушает Стива (а он по сути только сейчас начал его слушать; увлеченный Броком он не слушал никого), тем больше проникается их отношениями. Это странно, но круто. Никто не понимает, почему и как они вместе – настолько разные, даже внешне – но тем не менее. Они вместе. И они действительно шагают друг другу навстречу. И Баки во многом был к этой Пегги несправедлив. Да, Стив подстраивается под нее, но и она под него. Вон, даже отцовскую машину угнала ради его припизданутого друга – а уж Баки знает, что не особо Пегги его любит – но ради Стива это сделала.       Он тоже был готов ради Брока на многое, им бы тоже показывали пальцем вслед, осуждали, но Баки готов был ради него стоять против всего мира. Вот только Броку это не нужно. Просто не нужно. И не в возрасте дело, а в желании. Просто у Брока его нет и не было. Никогда не было.       Стив подходит к нему – видимо, сеанс связи с Пегги Картер завершен. Облокачиваясь о парапет, Баки смотрит вдаль на бушующее море и говорит:       – Можно, я расскажу тебе о нем, о нас – все расскажу? А ты скажешь честно – объективный взгляд со стороны – было у него что-то ко мне или это я все выдумал, ладно? Только честно.       Стив кивает, и Баки рассказывает ему все. Как можно более подробно. Хочется выговориться. И хочется, чтобы Стив дал ему надежду. Что Брок все-таки что-то чувствовал к нему. Баки вспоминает все – мельчайшие детали – даже если стыдно, даже если больно, ему хочется рассказать все, чтобы получить честный ответ. Стив ожидаемо сокрушается, что это началось из-за него, обвиняет себя, но в их отношениях с Броком ничего не видит. Ни малейшего проблеска чувств. Ни малейшего проблеска надежды. И Баки смиряется. Наверное, он действительно просто все это выдумал. Да и прошел уже месяц, а Брок так и не позвонил.       Вернувшись из Бруклина, Баки первым делом выкидывает все купленные им вещи. И относит на помойку этого богомерзкого медведя. Его почему-то жалко больше всего. Даже больше чем пальто за штуку баксов, которое Баки так ни разу и не надел – так уж вышло, что их с Броком отношения не продержались до наступления холодов. Можно было бы, кстати, продать шмотки на «ебей» и, наверное, любой бы на его месте так и сделал, но Баки коробит от одной этой мысли. Ничего ему от этого человека не надо. И был он с ним не из-за денег и ништяков, что бы кто ни думал. И ничего он не возьмет. И ничего себе не оставит. Разве что воспоминания.