Любимый пес

      Когда Баки разводил Брока на возможность побыть верхним, план уже зрел в его голове. Если не получается выиграть на чужом поле, надо заманить противника на свое. Вчерашний вечер наглядно продемонстрировал, что лучшим по извращениям Баки не стать: планка слишком высока. Но почему бы не показать ублюдку, что помимо извращений, существует еще и удивительный мир нормальных людей? Не то чтобы Баки всерьез надеялся перетащить его на «светлую» сторону, но почему бы не попробовать? Да и просто хочется провести с ним время нормально – как нормальные люди. В конце концов, может, Броку и понравится… Они же оба увлечены. И отрицать это глупо.       Баки сразу решил, куда его поведет. Еще когда они обсуждали это в машине – он уже знал. И тогда план казался гениальным – центральный парк. Отличное место для свиданий. А главное, Баки прошел его вдоль и поперек разными маршрутами с разными девчонками – недовольной ни осталась ни одна из его пассий. Понятно, что Брок – это вообще другое, но и не в ресторан же его тащить, в конце концов. Не хочется повторяться, да и эти пафосные клубы, рестораны Баки чужды, он там чувствует себя максимально неловко, а неловкости ему и без того будет хватать. А вот парки, макдаки, местечковые кафешки – как раз его среда, там все знакомо, и хочется затащить Брока в собственный мир – хотя бы хитростью и на время.       Но идея, казавшаяся такой потрясающей вначале, по мере приближения дня-икс начинает казаться все более сомнительной. А еще Баки напрягает сама идея игры, его верхней роли, с которой он действительно не справится, да и не стремится справляться. Для него это был просто повод пригласить Брока на свидание – такое, каким он бы хотел его видеть. Провести с ним время так, как нравится самому. Но вот что скажет по этому поводу Брок… Даже представлять не хочется.       Баки уже даже почти решает отказаться от всей этой затеи, но вечером в понедельник Брок проявляется сам сообщением в вотсапе: «На завтра все в силе?» И Баки не может спасовать, а еще не может добровольно лишить себя возможности его увидеть. И тем более сказать «нет», когда тот спрашивает сам.       Он практически не спит накануне, настолько нервничает, что припирается за полчаса до обозначенного времени. И ясно же, что Брок опоздает. Специально причем. Вдвойне специально, потому что Баки это высказал ему в прошлый раз. Но он настолько нервничает в ожидании, что уже даже не злится. Впадает в то странное состояние невроза, когда ты чего-то долго мучительно хотел, а когда оно вот-вот должно случиться – молишься всем богам, чтобы пронесло – чтобы Брок не пришел, слился в последний момент – потому что нервное напряжение непереносимо, а в голове всплывают сплошь сценарии унизительных неудач. Баки не помнит, чтобы когда-нибудь в жизни настолько нервничал. И вот уж точно не перед свиданием. Ни с одной девчонкой и близко такого не было. А сейчас его буквально выкручивает наизнанку от мучительного ожидания и предчувствия полнейшего провала.       Его отчаянные молитвы отменить все это к хуям услышаны не были – Брок приходит. Появляется со стороны стоянки, уверенно шагая к главному входу, где Баки его и ждет. Удивительно, но он не то что не опаздывает – но даже является минут на десять раньше. Вот уж сюрприз, так сюрприз.       Брок в темных очках, дорогих часах, начищенных до блеска ботинках – одетый больше для ночного клуба, чем для прогулки по парку. Рассматривает предстоящее ему развлечение сквозь ограду и ожидаемо кривит рожу. Должно быть уже понял весь план и сейчас вообще откажется с Баки идти, высмеяв с посылом «куда ты меня притащил? серьезно? приди в себя». Но по факту он просто молчит. Вообще молчит – подходит молча с нечитаемым лицом: ни улыбки, ни привета, ни чего-нибудь мерзкого даже – вообще ничего. Стоит и смотрит – а Баки и глаз его не видит, только собственное испуганное отражение в его «авиаторах». Теряется вконец, не зная, что сказать и как себя вести. И со всей ясностью вдруг понимает, что Брок не пойдет с ним в чертов парк. Просто не пойдет. Достаточно одного взгляда на него и на парк, чтобы понять, что эти вещи несовместимы и о чем вообще Баки думал…       – Совет: здоровайся первым. Начинай говорить первым. И сам направляй разговор.       Баки краснеет, вспоминая – точно, они же играют. Для Брока это вообще не свидание, и он тут, чтобы типа «учить» Баки быть верхним. Интересно, он действительно не понимает, что Баки нахуй это не сдалось и все это только предлог, чтобы побыть с ним? Или понимает, но специально держит себя так, чтобы «не увлекался»?       – Свои замечания выскажешь по итогу. Не сбивай меня, – отвечает Баки хмуро. Игра – так игра. Он все равно бессилен против этого ублюдка. – Сними очки, я хочу видеть твои глаза.       – Это наказание? – смеется тот. – Я, вроде, даже не опоздал.       Но очки снимает – сотрудничает, как и обещал. Послушно цепляет свои «авиаторы» за футболку и продолжает пристально смотреть на Баки – типа в ожидании следующей команды. А Баки так и продолжает мяться и тупить. Пора это прекращать, и так силы неравны, а сейчас Брок еще начнет его высмеивать. Нельзя давать ему такую возможность. Нужно собраться. Это же его свидание, в конце концов. Свидание по его правилам. Он может Броком управлять, и тот действительно показывает готовность сотрудничать. Надо пользоваться моментом, пока дают.       Жутко нервничая, Баки подается вперед, чтобы его поцеловать. Несмотря на все договоренности – начиная движение, он не уверен, что Брок даст ему это сделать. Брок дает, не отстраняется и даже отвечает на поцелуй, но как-то механически послушно. Совсем не так, как в прошлую пятницу. Поцелуй выходит максимально неловким и вообще не к месту. Все не к месту и место идиотское. Не надо было выступать с этой дебильной инициативой. Или хотя бы место другое выбрать. Все-таки позвать его в ресторан. Но, блин, ресторан – это не то. Они там были миллион раз. А это свидание должно было стать чем-то новым и необычным. В своих фантазиях Баки представлял все по-другому. Совершенно по-другому. А теперь остается лишь признать суровую реальность – тащить в парк взрослого мужика на понтах и ожидать от него свидания в духе романтических комедий было действительно глупо.       – Ладно, ты прав. Я сдаюсь. Идея была не очень, – выдыхает Баки повержено. Они так и стоят у входа, но уже очевидно, что это провал. Идти туда не стоит, чтобы не усугублять. Остается лишь признать собственный позор и покончить с этим. Пусть Брок будет верхним, как это и должно быть, и решает, куда они пойдут и что будут делать.       Но Брок неожиданно закидывает руку Баки на шею и сам ведет его ко входу в парк.       – Да, выбор места откровенно странноватый, – соглашается он. – Ты чем руководствовался, скажи, пожалуйста?       – Просто тут мне все знакомо, – начинает Баки объяснять необъяснимое. – Я постоянно водил сюда девушек. Ну, знаешь на первое свидание. Да и не на первое. Здесь я чувствую себя максимально уверенно.       – Прости, но ты ни хуя не чувствуешь себя уверенно, – смеется тот. А Баки, краснея еще больше (хотя куда уже), выдает:       – Потому что с тобой.       В ответ на это завуалированное признание Брок лишь пожимает плечами:       – А что такого во мне? Знаешь, та же самая история, что и прежде. Чего ты боишься? Чего ты стесняешься? Расслабься и получай удовольствие. Ты же чего-то хотел. Что-то представлял. Так бери и делай. Боишься, что я подумаю, что ты придурок? Ну, я уже подумал. И что с того? Если тебе важно мое мнение – докажи, что я не прав. Если нет – так вообще забей, что я там думаю. В этом смысл. Когда ты отыгрываешь верхнюю роль. Да и вообще по жизни. Кайфуй от себя.       Баки приятно, что он так говорит. Что не высмеивает и не торопит. Наоборот, реагирует на удивление адекватно и даже пытается по-своему помочь. Но бесит, что снова сводит все к ролям, не давая забыть, что все это лишь игра.       – Можно я очки все-таки надену? Это наказание, которое я не заслужил.       Баки кивает. Да он готов позволить ему все – какие уж там очки. Но потянувшись было за ними, Брок меняет решение:       – Нет, лучше придумай, как я могу это заслужить. Давай, включи фантазию.       Не особо у Баки работает фантазия в этом направлении. Брок не может просто общаться с ним, ему непременно надо либо «играть», либо «учить», а у Баки вообще мысли в эту сторону не идут: ему хорошо и так – идти рядом с ним, наслаждаясь теплым летним днем и его близостью. Но придумать что-то надо, иначе Броку все это наскучит – тот ясно дает понять.       Баки обводит глазами парк, мучительно соображая, и решение наконец приходит:       – Выиграй мне медведя.       Аллея, по которой они идут, упирается в «пятачок» с киосками и палатками – и там есть тир. Баки сам стрелял в нем множество раз, ничего, правда, не выигрывал. Но девушек все равно это почему-то приводило в восторг. Они просили медведя, он пытался, а его потом утешали, что там подкрученная винтовка, иначе, конечно, он выиграл бы без всяких сомнений. И в глубине души Баки был согласен: на заднем дворе по банкам он в детстве отлично стрелял. И интересно даже, как покажет себя Брок. И насколько легенда о «телохранителе» правдива. Если да, то он должен уметь стрелять. Ну, или прицел, и правда, сбит, а тогда и Баки стреляет не так хуево, как кажется.       Понимая, о каком медведе идет речь, Брок сворачивает к тиру вместе с ним.       – И какого медведя ты хочешь? – спрашивает он, разглядывая вывешенные на обозрение плюшевые игрушки. Баки лишь пожимает плечами:       – Не знаю. Какого сможешь.       – Ты должен ставить четкую задачу. Выбери медведя. Если я выиграю, то получу возможность надеть очки. Если нет – придумай сам.       Баки в принципе уже придумал.       – Покатаешь меня на лодке. При этом грести будешь исключительно ты. Столько, сколько я скажу.       – Хорошо, – соглашается тот. – Ну, что? Какого медведя я должен тебе выиграть?       – Самого большого.       Ну, а какого ответа он ждал?       Брок косит на него насмешливый взгляд и говорит:       – Ты очень суровый верхний, знаешь об этом?       – Просто я хочу покататься на лодке.       – Нет, просто ты хочешь, чтобы мне сетчатку выжгло ультрафиолетом.       Дальше он начинает долго выяснять у парня, обслуживающего тир, сколько раз надо попасть и куда, чтобы выиграть медведя, в которого Баки ткнул пальцем. Десять из десяти в «яблочко». Нереально, конечно. Потом он со всех сторон изучает винтовку, задавая, какие-то ебанутые вопросы, на которые парень-студент, подрабатывающий в этом сраном тире, ответить, ясное дело, не может. Не очень ясно, зачем Брок столько нудит и что из себя строит, если по итогу в «яблочко» он попадает только последним выстрелом. Ну, то есть один из десяти.       – Даже я лучше стреляю, – сообщает Баки, радуясь проигрышу «мистера охуенность» и все-таки выигранной им пачке мармеладных мишек. – Надеюсь, в гребле от тебя будет больше толку.       Ничуть не расстроенный провалом, Брок смеется и целует его в висок:       – Дай мне вторую попытку.       – С чего это?       – Ну, я тебе всегда давал.       – Ладно, – но предчувствуя подвох, Баки спешит добавить: – Но лодку ты уже проиграл. Сейчас просто жалкая попытка побороться за право носить очки.       – Спасибо за вашу щедрость, господин, – скалится этот ублюдок, даже не пытаясь понизить голос. Чувак в тире явно от них охуевает и уже с некой опаской протягивает Броку винтовку. Тот облокачивается о стол, целится – пиздец долго целится, честно говоря – но попадает. В «яблочко». С первой попытки. То есть до этого он то ли придуривался, то ли пристреливался. А сейчас аккуратно, спокойно, с какой-то ненапряжной легкостью раз за разом попадает в цель. С долгими паузами между выстрелами – явно отсчитывая время в голове. Значит, там не только прицел сбит, но и что-то еще – Баки понятия не имеет, что это может быть и почему важны эти паузы, а Брок не только понял, но еще и знает, как это обойти. Легенда подтверждает себя: он умеет стрелять. Пиздец как умеет. И что-то жуткое проскальзывает в этом умении – но тут же рассеивается, когда с видом победителя Брок откладывает винтовку и, довольный, ждет, чтобы им спустили огромного метрового медведя, который висит тут, наверно, с момента установки этой самой палатки. И столько же еще висел бы.       Баки нахуй не нужен этот медведь – видит бог. Он ткнул в него – ну, потому что и не думал, что получит. Он не девчонка, чтобы визжать и восторгаться подобной фигне. Да и таскаться с этим плюшевым гигантом весь день, мало того что муторно, так еще и стремно. По идее стоит сказать парню в тире, что им не нужен приз, пусть висит дальше. Брок не обидится – Баки уверен. Но вот момент, когда Брок вручает ему этого медведя – какой-то сам по себе особенный, переполняющий восторгом. Ведь это Брок выиграл для него. И почему-то это пиздец как много значит. Пусть это по-детски. Пусть это какая-то хуйня. Но Баки так невозможно рад этому медведю – стоит, вцепившись в него, все еще думает, что надо его оставить, не надо брать с собой, но понимает, что нет: он этого медведя не отдаст. Ни за что. Ведь это Брок для него выиграл. Да и тащить его самому не приходится – Брок же «нижний». Без всяких вопросов закидывает медведя за спину и, широко улыбаясь, с нескрываемым удовольствием, медленно и демонстративно надевает солнечные очки. Заслужил.       – Так, ну, где там твои лодки?       Вообще в этой игре бесспорно есть свои плюсы, понимает Баки. И какой же это кайф наконец просто сидеть в чертовой лодке без необходимости брать в руки весла. Такая возможность ему выпадает, пожалуй, впервые в жизни. С девчонками – ясное дело – подобное не прокатит. Даже со Стивом на веслах всегда Баки – ну, Стив пытается помогать, но толку от него мало. А вот сейчас наконец – момент абсолютного наслаждения. Можно расслабиться и не думать ни о чем – только наслаждаться теплым летним днем и видом своего прекрасного «раба» на веслах и его развитой мускулатурой – очень выгодно различимой при гребле. Охуительно – одним словом.       Они отплывают все дальше от берега, погружаясь в какой-то умиротворяющий покой и тишину. Это будний день, других лодок мало и они далеко. Обычно словоохотливый Брок молчит, и Баки смущен этой неожиданной тишиной и его близостью, не зная, о чем заговорить и стоит ли. Свешиваясь с лодки, скользит пальцами по воде, чувствуя одновременно и невообразимое счастье от присутствия Брока, и связанную с этим неловкость. Брок слишком ему нравится, и такое у Баки впервые. И он не знает, что делать с этим «слишком». Ему и радостно до невозможности, и настолько же до невозможности страшно.       – Ты был здесь раньше? – спрашивает он, чтобы наконец нарушить смущающее молчание. Брок качает головой, смеясь:       – Нет. Я, знаешь, выбираю другие места для встреч. Но вообще здесь забавно. Сам бы я сюда, конечно, не пришел.       Они уже практически на середине озера, и Брок оставляет весла за ненадобностью. Потягивается, разминая спину – будто специально красуется, давая собой полюбоваться. Подкладывает медведя под голову и ложится на него.       – Иди ко мне, – зовет он Баки, приглашающе раскрывая объятия.       Баки приглашению несказанно рад и тут же устраивается у него на груди. Но солнце в таком положении светит прямо в глаза – остается только жмуриться, прячась от яркого света. Но о том, чтобы встать с Брока, речи, конечно же, не идет.       – Что, солнце? А я тебе говорил. Сам-то чего не взял очки? Надеялся на мою щедрость?       Баки, откровенно говоря, ни на что не надеялся, а вот уж, что Брок пожертвует ему очки, так и подавно. Но тот надевает на него свои «авиаторы», и у Баки сердце замирает от этого простого, казалось бы, проявления не то что щедрости, а какой-то трогательной заботы. Сам он действительно забыл с утра надеть бейсболку – настолько переволновался. А, может, специально не надел, чтобы не выглядеть убого и по-детски. Нужно купить солнечные очки. Такие же, как у Брока. Они круто смотрятся. На Броке так вообще. Но на нем все смотрится круто.       Баки разглядывает облака сквозь темные стекла его очков, елозит щекой по его груди, вдыхая такой узнаваемый уже запах одеколона и сигарет, которые он курит, и думает о том, как же он переживал перед этим «свиданием» – до тошноты – а теперь все кажется даже лучше, чем Баки представлял. С Броком все невообразимым образом выходит лучше, чем Баки может себе вообразить. А сейчас это вообще какой-то верх блаженства – тихий плеск воды, поскрипывание лодки, отдаленный шум парка и он – совсем близко. Так близко, что щекой Баки ощущает его сердцебиение. Такой… не такой, как всегда. Вне этой пафосной атмосферы ресторанов и ночных клубов. Вне этого антуража боли, кожи и цепей. Странно видеть его таким… человечным. Обычным. Близким. Теплым и разморенным солнцем. И как же это потрясающе…       Баки смотрит на его руку, расслабленно свисающую с бортика лодки. Проводит пальцами по загорелой коже, повторяя белесые, едва различимые полосы старых шрамов.       – Отчего эти?       Возможно, если спрашивать не про все сразу, а конкретно, то есть шанс получить ответ.       – Подрался. А у чувака был нож. Как выяснилось в процессе.       – Ты часто дерешься? – спрашивает Баки, продолжая медленно поглаживать его руку кончиками пальцев. Забавно, но его прикосновения вызывают у Брока мурашки.       – Сейчас нет. По молодости – часто было.       – Ты, правда, телохранитель?       – Солдат, – неожиданно отвечает тот. И Баки настолько ушел в момент, что не сразу понимает:       – Ты служишь в армии?       – Нет, я говорю стоп-слово.       Ну, началось. Добро пожаловать в игру, что называется. Но узнать все равно хочется, и Баки не отстает:       – Ты занимаешься чем-то незаконным?       – Я сказал стоп-слово, а ты все равно продолжаешь.       Он не злится, просто пытается щелкнуть по носу за то, что Баки не следует правилам. Но Баки ебал его дурацкие правила.       – Да ладно тебе! Что, так сложно ответить?       – Представь, если бы я после стоп-слова продолжал тебя лупить. «Да ладно тебе, что так сложно потерпеть?»       – Это вообще не одно и то же, Брок, – отвечает Баки, насупившись.       – Потому что нарушаются мои границы, а не твои?       Да что за бред? В конце концов:       – Если ты занимаешься чем-то незаконным, я же имею право знать. Просто «да» или «нет». Вдруг ко мне нагрянет полиция, спрашивая о тебе. Я же должен знать, что отвечать.       – Вот ты и знаешь ровно то, что стоит отвечать. Никакая полиция к тебе не нагрянет. Тебя вообще это никак не коснется, не переживай.       На самом деле, когда Баки заговорил про полицию, то он, скорее, шутил, чем всерьез предполагал такую возможность. Но Брок отвечает как-то предельно серьезно и, кажется, там действительно не все так просто. Баки переплетает свои пальцы с его и говорит тоже со всей серьезностью:       – Я и не переживаю. В смысле я переживаю за тебя, но не за себя – даже если бы и коснулось. Ты поэтому не хочешь об этом разговаривать? Потому что думаешь, что я испугаюсь? Это ничего не изменит между нами. Чем бы ты ни занимался, кем бы ты ни был – мне все равно. Я не боюсь.       – Так, все. Притормози, герой, – хохочет Брок, высвобождая руку. Взлохмачивает ему волосы, будто зарвавшемуся ребенку. Баки это бесит, он хочет сбросить его руку, а еще поменять положение и перевернуться лицом. Но от резких движений лодка начинает опасно раскачиваться.       – Что ты творишь?       – Создаю тень, – пыхтит Баки, наконец упираясь локтем в твердую поверхность и действительно заслоняя Брока от солнца. Благодарности в нем, впрочем, ни на йоту.       – А, по-моему, ты хочешь искупаться.       Зная этого придурка, Баки замирает, понимая, что сбросить его за борт – очень даже в его стиле. Но к счастью, Брок лишь намекает, что своими телодвижениями он эту самую лодку просто перевернет. И за боротом окажутся все – включая медведя. И когда корма дает реально опасный крен, Брок хватает его за талию, очень вовремя интересуясь:       – Ты же умеешь плавать?       – Да, – улыбается Баки, наконец глядя на него сверху вниз. Очки при этом съезжают с носа, и Брок снимает их за ненадобностью. Баки облизывает губы и очень хочет его поцеловать, но боится, что этот поцелуй выйдет таким же неловким, как и перед входом в парк. Может, и не стоит пытаться… Пока он решается, Брок мягко обхватывает его за шею и целует сам. И это еще лучше, чем в прошлую пятницу. Как-то более осознанно и нежно. Никто никуда не торопится, они целуются чувственно и лениво, в такт покачиваниям лодки, и кажется, что все время на свете принадлежит им. Неторопливо исследуют друг друга, узнавая на вкус и на ощупь. Баки млеет от теплого солнца в спину и от его пальцев, массирующих каждый позвонок. Сам он жадно оглаживает ладонями его грудь и плечи, наслаждаясь рельефом, так будоражившим его мысли все это время. Останавливаясь, чтобы выровнять дыхание, смотрит в его лицо, обхватывает ладонями – не в силах налюбоваться, не в силах отвести взгляд. Проводит большими пальцами по его щекам, очерчивая острые линии скул. В этот момент он весь кажется Баки чертовым совершенством.       – Тебе говорили, что у тебя очень красивое лицо? Глаза... будто янтарные. И скулы…       – А тебе говорили, что у тебя милые щечки?       Вот почему вечно надо все испортить? Баки хмурится и бьет ухмыляющегося придурка по руке, пресекая попытку схватить его за щеку. Шуточная борьба выливается в очередной раунд поцелуев, которые становятся все откровеннее. В бессильном желании Баки задирает его футболку, оглаживая твердый рельеф пресса. Думая о том, что надо бы как-нибудь еще раз поиграть в «сервировку» текилы, только поменявшись ролями. На пробу проводит языком вдоль «белой линии» живота и выше, а Брок еще и напрягает мышцы, чтобы выступили пресловутые «кубики». Прекрасно понимает, насколько Баки это сводит с ума – да и любого на его месте. Ублюдок знает себе цену – чего уж там. Но от этого становится лишь только более желанным.       – Как думаешь, мне тоже стоит подкачать мускулы? – спрашивает Баки, в общем-то нарываясь на комплимент: рассчитывает услышать, что и так хорош. Но куда там.       – Стоит.       Вот что за говнюк? Сложно было сказать, что он и так идеален? Баки покусывает губу, чувствуя обиду и тревогу.       – Тебе так больше нравится, да?       – Я тут при чем? Просто лучше быть сильным. Использовать для этого все возможности.       – А тебе как больше нравится?       – Не зацикливайся на мне.       Конечно. Ведь «никто никому не принадлежит» и вообще «не увлекайся». Баки хмурится и отвечает с вызовом:       – А если я хочу?       И не давая Броку сказать очередную гадость, закрывает ему рот поцелуем.       В штаны к нему Баки не лезет, они тут все-таки не одни, а из соседних лодок все прекрасно просматривается. Хватит и того, что рука у него по-прежнему по локоть у Брока под футболкой. Уставшие и разморенные жарой, они просто лежат вместе. Баки задумчиво поглаживает его сосок, чувствуя, как тот многообещающе твердеет между пальцами, и решается спросить:       – Мы сегодня… ну…?       – Чего?       – Все в силе?       – Что «все»?       – Ты знаешь.       – А ты стесняешься сказать? – смеется Брок, целуя его коротко. – Как ты тогда собираешься меня трахать?       – Я не знаю, – улыбается Баки, понимая, что, значит, тогда «все в силе». – Но я очень хочу.       – Когда я тебе отказывал в том, что ты хочешь?       Да в общем-то действительно ни разу не отказывал. Другое дело, что в попытке угодить Баки не всегда просит о том, чего действительно хочет. Скорее наоборот. Но не в этот раз. Брока он хочет. До дрожи. Но ему мучительно не хватает подтверждения, что эти чувства взаимны. Поэтому заглядывая ему в глаза, Баки спрашивает до смешного серьезно:       – А ты меня хочешь?       Вместо ответа Брок берет его ладонь и прижимает к своему члену.       – Еще вопросы?       И несомненно Баки нравится оглаживать его член сквозь брюки, чувствовать отклик на свои прикосновения – это умопомрачительно, и его это возбуждает. Но в глубине души он все-таки предпочел бы простое человеческое «да» в ответ на свой вопрос. И совсем уж предел мечтаний – с добавлением «очень» и «безумно».       Но что не может не радовать – Брок, кажется, окончательно выходит из игры. По крайней мере, больше не вспоминает о «правилах», не дергает Баки в ожидании приказов и команд, будто действительно погрузился в атмосферу этого ненастояще-настоящего «свидания». Когда они выбираются из лодки, с мальчишеским азартом предлагает научить Баки стрелять, добавляя:       – Давай, выиграй мне маленького медведя. Я повешу его в машине и буду думать о тебе.       И еще бы, блять, Баки отказался после таких слов. Для него выиграть этого сраного медведя теперь вопрос жизни и смерти. Но когда Брок интересуется, сколько раз он попадал максимально, приходится признать:       – В центр ни разу. Ну, я очков сорок примерно набирал, максимум шестьдесят…       – Серьезно? И после этого девушки, которых ты выгуливал, еще и соглашались с тобой спать? – ржет этот ублюдок. Баки хочет пихнуть его в бок, но по итогам сам оказывается унизительно обездвижен.       – И какого конкретно медведя ты хочешь? – спрашивает Баки, когда они подходят к тиру, подражая ему. Не то чтобы он всерьез надеялся что-то выиграть, но…       – Самого красивого, конечно же. Как ты, – ухмыляется этот говнюк и сладко так, искренне ухмыляется, что весь мир к его ногам не жалко положить, не то что сраного медведя. И, конечно, Баки хочет выиграть ему этого медведя. Еще бы. Но, блять… нереально. Господи, да он в мишень еле попадает первым выстрелом. Тут же получая непрошенный совет:       – Облокотись на стол.       – Мне так неудобно.       – А на весу ты не сможешь зафиксировать прицел.       Баки подчиняется, потому что спорить с ним себе дороже. Да и, наверное, Брок знает лучше. Ладно, не наверное, а точно – Брок знает лучше. Но Баки ничего не может поделать – его желание «учить» и командовать просто выводит из себя. Баки и без того бесит, что он хуево стреляет. И вдвойне бесят эти наставления. Хочется почувствовать себя, ну если не главным для разнообразия, то хотя бы на равных. Он же типа «верхний», он организовал свидание, он выигрывает блядского медведя, но куда там – он нихуя не выигрывает, а Брок его как обычно наставляет, как любимого ученика. Ничего не меняется. Это порочный круг, из которого выхода нет.       – Ты слишком напряжен. Расслабься. Учишь тебя, учишь…       Баки спускает курок, потому что еще секунда и он просто разрядит обойму ему в голову. Промахивается вообще мимо мишени.       – Это потому что ты вцепился в ствол насмерть, как бульдожка. Давай, схватись понежнее.       И со своим «понежнее» Брок еще и физически к нему лезет, притираясь к заднице. Не будь Баки так раздражен своей неспособностью попасть в цель, он бы это оценил. Но, блять, не сейчас.       – Ты в курсе, что мешаешь?       – Чем?       – Своим присутствием. И комментариями.       – Я, наоборот, тебе помогаю, неблагодарный.       С его «помощью» Баки в очередной раз промахивается мимо мишени.       – Ты слишком торопишься нажать на курок. Медленнее. Иначе прицел сбивается.       – Можно, я сам?       – Ладно.       Брок отлипает от него, шутливо поднимая руки вверх. Больше ничего не говорит, только издает многозначительные смешки и похмыкивания после каждого промаха. Баки расстреливает остаток патронов, и откровенно говоря невмешательство Брока никак не отражается на его меткости. Чего и стоило ожидать.       – Это успех, – насмешливо констатирует тот, когда Баки наконец откладывает винтовку.       – Тут просто сбит прицел.       – Сбит. Но ты бы и с верным прицелом не попал, не переживай.       – Ты умеешь говорить что-нибудь приятное? – огрызается Баки в досаде. Брок только смеется, привлекая его к себе:       – Умею. Хорошо смотришься с винтовкой. Теперь я понимаю, почему девочки тебе все-таки давали, несмотря на твою поразительную меткость.       Желая заявить свою доминантность хоть в чем-то, Баки вскидывает взгляд, напоминая:       – И ты мне дашь, – в полный голос, так, чтобы бедный парень у тира слышал. Внутри вскипает какое-то иррациональное первобытное желание заявить свои права на этого ублюдка при свидетелях. Ничуть не смущенный, Брок улыбается:       – Конечно, я же обещал.       – Скажи, что хочешь этого.       – Ну, трезво оценивая твою способность попадать в цель и быть понежнее, я уже и не знаю, что тебе сказать, – ржет этот ублюдок, и Баки отпихивает его в досаде.       Брок шутит. Конечно, шутит. Но все равно эти его шуточки неприятны и обидны до глубины души. А, может, Баки просто придает слишком большое значение этому придурку и его словам, поэтому и реагирует так остро.       – Еще будешь пробовать?       – Нет.       – Ладно, не расстраивайся, – улыбается Брок, приобнимая его за плечи и уводя от тира. – Тебе просто не хватает терпения. Хочешь все и сразу. Так не бывает.       – А ты типа терпеливый?       – Я – да. Жизнь научила меня смирению и терпению. Очень ценные качества, – ухмыляется тот, то ли в шутку, то ли всерьез. – Пойду куплю минералки. Тебе что-нибудь взять?       Баки качает головой, зная, что воду прекрасно отопьет у него из бутылки. Так даже лучше, чем из своей. Поэтому пока Брок отходит к небольшой палатке со снэками и напитками, Баки остается вместе с медведем чуть поодаль в тени. Он все еще чувствует смутную обиду, но смотрит Броку вслед, залипает на его походку, широкую прямую спину и вновь испытывает непреодолимое обожание. За неимением лучшего лишь крепче сжимает подаренного медведя – как безнадежный придурок. Задумчиво ковыряя песок носком кеды, опускает взгляд и сам не замечает, как начинает вычерчивать на песке его имя. И тут же затирает подошвой.       – Что-нибудь еще для вашего сына?       Баки вскидывает голову в недоумении, вдруг понимая, что «сыном», блять, только что назвали его. Продавщица в киоске. Удивительно, но Брок пропускает это мимо ушей. И Баки не понимает почему – то ли ему просто лень конфликтовать с недалекой теткой, то ли он считает это ниже своего достоинства, то ли… да неужели его подобная фигня действительно может задевать? А тетка ведь именно пытается задеть – потому что, ну, их просто нельзя принять за отца и сына. Да и отходя к ларьку, Брок смачно шлепнул Баки по жопе. Даже несмотря на двадцать лет разницы, он не выглядит его отцом. Ну, вот ни разу. Брок вообще потрясающе выглядит. Но ладно – на свой сорокет он все-таки выглядит, хотя и потрясающий. А Баки выглядит на свои девятнадцать, если не младше. У него такой дурацкий девчачий тип лица и «милые щечки», что, конечно, не добавляет ни возраста, ни мужественности.       Но, блять, их отнюдь не родственные отношения видно за версту. Ситуация до боли похожа на инцидент в торговом центре, когда бдительная продавщица хотела вызвать полицию и спасти Баки от «извращенца». Проблема в том, что с тех пор Баки и сам понабрался извращений.       Не то чтобы он всерьез считает, что Брок нуждается в его защите, но очень хочется поставить на место тетку, сующую нос не в свое дело. Закидывая медведя за спину, Баки подходит к Броку вплотную, прижимается к нему очень однозначно не по-родственному, и, глядя мерзкой женщине в глаза, сообщает враждебно:       – Мне колу. И сахарную вату.       – Ты же ничего не хотел, – смеется Брок, приобнимая его в ответ.       – Теперь захотел.       Пока тетка крутит вату, Баки ластится к Броку как только может – выцеловывает шею, поглаживает по плечам, прикусывает за ухо – в общем, делает все, чтобы продемонстрировать истинную природу их отношений. Продавщица старается не смотреть, Брок и сам уже дергает Баки за футболку и шепчет «ну, ладно, все, хватит» – его действительно смущает – не публичные поцелуи – а именно ее осуждение. Баки это смешит до невозможности и финальным аккордом он проводит Броку по щеке языком, высовывая его, блять, максимально – гротескно, демонстративно и пошло до безумия. Продавщица смотрит на эту сцену в оцепенении и наконец ее прорывает:       – Молодой человек, ведите себя пристойно! Тут дети!       Детей как раз поблизости нет, иначе бы Баки постеснялся так изгаляться – чего уж там. А так он может поизгаляться еще, завершая перфоманс:       – Не беспокойтесь, меня сегодня за это накажут. Да, папочка? Выпорешь меня хорошенько?       – Пошли уже, – смеется Брок, уводя его оттуда. Он целует Баки – в щеку, потому что рот у него занят поеданием ваты – и это, вроде бы, знак одобрения. Но не покидает ощущение того, что вся эта сцена Брока задела. Хочется подразнить его на эту тему, похвастаться, что найдено и его «слабое место», но Баки решает, что все-таки не стоит. Вместо этого он начинает скармливать ему сладкую вату со своих пальцев и забывает уже обо всем – потому что то, как Брок вылизывает ему пальцы от костяшек до самых кончиков, прикусывая и посасывая – это, конечно, отдельное многообещающее удовольствие.       – Ты голоден? – спрашивает он, когда Баки заканчивает с ватой. – Пойдем нормально поедим. Тут есть что-то кроме «Макдональдса»?       – Да. Но «Макдональдс» – это самое лучшее, что тут есть.       Да и что плохого в «Макдональдсе», Баки искренне не понимает. Вот уж бигмак он бы сейчас с удовольствием заточил. С картошечкой. И макфлури.       Но Брок его мыслей, кажется, не разделяет. Смотрит с брезгливым отвращением:       – Серьезно? «Макдональдс»?       – Хочешь сказать, что это наказание, которого ты не заслужил?       – Именно. Я был сегодня идеален. Скажешь нет?       Очередная шутка, от которой становится неприятно – будто все это Брок делал для него, не потому что искренне хотел, а сугубо в рамках игры – чтобы быть хорошим «нижним».       Трактуя его омрачившееся лицо по-своему, Брок притворно вздыхает:       – Ладно, пошли в твой «Макдональдс». В конце концов, это не самое худшее, что мне приходилось жрать в своей жизни.       Они идут к «Макдональдсу», и очень вовремя Баки думает о том, что, раз уж он сегодня номинально главный в их паре, то неплохо бы за Брока заплатить. Точнее думал Баки об этом и раньше, но постеснялся предложить. Казалось, что Брок его высмеет. Или посмотрит так насмешливо многозначительно, что лучше не надо. Но сейчас к концу вечера Баки все-таки набирается смелости:       – Я тебя угощаю. Иди посмотри, что ты будешь, а я куплю.       Предложение проходит на «ура», потому что этот придурок все никак не может успокоится по поводу «Макдональдса»:       – Купи мне на свой вкус. И на вынос. Мы же не пойдем внутрь?       Баки только глаза закатывает:       – Ты жуткий сноб, знаешь об этом?       – Я вообще не сноб, меня просто бесит это место. Вечная толпа и мерзкая еда. Ты должен мне поощрение, если я это съем.       Брок скидывает медведя на скамейке, не доходя до «Макдака», с явным посылом – дальше Баки сам.       – И какое поощрение ты хочешь?       – Иди покупай. Я пока подумаю.       Вообще логика в его словах, конечно, есть. В «Макдональдсе» как всегда жуткая неразбериха и толпа людей, через которую сложно пробраться. Запоздало Баки думает о том, что мог отправить этого мудака толкаться в очереди, а сам подождать на лавке – кто из них «нижний», в конце-то концов. Но все-таки цель у Баки сделать Броку приятное этим «свиданием», а не скатываться до его дурацких игрищ.       Возвращаясь с двумя пакетами еды, молочным коктейлем для себя и кофе для него, Баки первым делом слышит:       – Я придумал поощрение.       – И какое же?       – Покорми меня.       Баки закатывает глаза, устраиваясь рядом с ним на скамейке.       – Типа даже прикасаться не хочешь к этой еде?       – Именно. А из твоих рук хоть яд.       Какой же придурок, господи. Но все равно – Баки наглядеться не может на его хитрющую довольную ухмылку. Откапывает в пакете гамбургер и, разворачивая наполовину, подносит к его рту, в шутку предупреждая:       – Если прикусишь мне пальцы, я тебя накажу.       – А я думал, что это и есть наказание, – продолжает ныть этот говнюк, откусывая при этом неслабый такой кусок и с явным аппетитом.       – Ты ведь из обычной семьи, чего ты выпендриваешься?       – Ну, я бы не назвал свою семью обычной, но я вырос в охуительном безденежье – да, если ты об этом. Поэтому и имею право выпендриваться. По сути деньги – это единственное, что у меня есть. И дались они мне дорогой ценой. Так почему бы мне не выпендриваться?       Жутковато звучит. Но он ржет и, блять, все-таки кусает Баки за пальцы. Еще и больно так. Хочет отвлечь, но Баки все равно цепляется за его слова:       – Почему твоя семья необычная?       – Забей. Я иногда болтаю просто так. Дай свой бургер попробовать.       – Он такой же.       – Тебе жалко?       – Ну, ты говнюк. Не жрет он, видите ли, – смеется Баки, но, конечно, дает ему. И даст все, что бы тот ни попросил. Пользуясь этим, ублюдок еще и молочный коктейль у него нехило так отпивает. Правда, и кофе своим делится.       Солнце уже село, становится прохладно, и Баки жмется к его теплому боку, при этом стоически доедая свое мороженное.       – Ты мерзнешь? – спрашивает Брок, обнимая его. – Пошли в машину, у меня там куртка есть.       – Нет, я хочу еще кое-что. Последнее.       – И что же это?       – Колесо обозрения. Покатайся со мной.       Брок смеется, кажется, не веря, что Баки отважился ему такое предложить. Покатульки на аттракционах. Вряд ли Брок предполагал, что ему еще когда-нибудь в жизни придется этим заниматься. Они уже не совсем даже играют и, конечно, он мог бы отказаться. Очевидно об этом и думает, потому что отвечает не сразу. Но в итоге все-таки уступает. С тяжким вздохом.       – Ладно, давай. Пойдем. Спасибо, что не американские горки, блять. Или не вон та хуйня с чашечками для дошкольников.       Он будет глумиться, ну и пусть глумится – главное, что согласился. Баки любит колесо обозрения: есть в этом что-то милое и романтичное – завершать свидание, целуясь на высоте в темной кабинке. Он любое свидание завершает этим колесом и просто не мог не попробовать затащить туда Брока. Пусть тот и считает это глупым, Баки совершенно необходимо поцеловать его на чертовом колесе. И на этом все: он будет доволен, а свидание можно считать успешно завершенным.       Баки залезает в движущуюся кабинку первым. Брок пропихивает ему медведя и следом запрыгивает сам. Садится напротив, но настолько темно, что Баки и не видит его почти – только силуэт. Пододвигается чуть ближе, чтобы поцеловать, но замирает, вновь скованный этим неожиданным стеснением, которое испытывает исключительно рядом с ним. Еще и Брок разрушает момент остроумнейшим, блять, замечанием:       – Дай угадаю – на этом этапе ты обычно уговаривал девушек на минет?       – Нет. Я же не ты, – огрызается Баки, тушуясь. – Мы просто целовались в темноте.       – Ты за этим меня сюда привел? – интересуется тот с усмешкой. И приходится сознаться:       – Да.       – Так, а чего ты тогда ждешь?       «Твоей команды, блять, конечно же. Все испортил, дурак», – думает Баки в раздражении. Но целоваться с ним все равно до одурения сладко. И пока колесо не сделает круг, Баки не намерен останавливаться. Он бы вообще никогда не останавливался. Останавливается Брок с ехидным:       – И что? Просто поцелуешь меня и все?       Ясно, на что он намекает, и Баки хочет ему отсосать – чего уж там. Хочет давно. Но колесо уже почти поднялось на самый верх.       – Мы не успеем.       – Успеем. Давай решайся. Хочешь?       Чувствуя прилив адреналина в крови и заражаясь его безумием, Баки выдыхает:       – Хочу.       Подается вперед, чтобы опуститься на колени, но Брок с хохотом оттягивает его за шкирку:       – Сиди, блять, ты куда собрался?       Баки отпихивает его руку в досаде, понимая, что ублюдок как обычно просто поиздевался над ним. Дразнил, проверяя реакцию.       – Сам же сказал…! – Баки не успевает закончить фразу, потому что Брок вдруг резко подтягивается к нему и шепчет в самое ухо:       – Но «верхний» же сегодня ты, правда?       У Баки дыхание перехватывает, когда до него наконец доходит. Когда Брок целует его коротко, с силой разводит его колени и опускается между. Баки по инерции хватает его за плечи, для равновесия – все еще не в силах поверить в происходящее. Темно, не видно вообще ничего, только движение теней в кабинке – все кажется таким невозможным, нереальным. Баки рвано выдыхает, закрывая глаза и сосредотачиваясь на ощущениях – на холоде чужих пальцев у своего живота, сухом жаре дыхания, покалывании щетины и наконец влажной горячей мягкости рта. Не в силах сдержать стон Баки толкается глубже – пожалуй, слишком резко – но Брок не отстраняется. Наоборот, кладет его руку себе на затылок, позволяя делать так, как он хочет. Но Баки так не хочет. И вместо того, чтобы взять его за волосы и насаживать на член, ласково массирует ему шею. Брок и без того отсасывает богически. Господи, да сам факт, что он это делает – сидит перед ним на коленях, заглатывая его член – сводит Баки с ума. И как он это делает – тоже. Быстро, грубо, глубоко, без всяких прелюдий – собственно времени у них мало, поэтому – но все это так сразу и много, что ощущения переполняют. У Баки глаза закатываются от удовольствия, он стонет, уже просто не помня себя, и надеется, что блядское колесо еще не опустилось слишком низко. А еще желательно, чтобы не опускалось вообще. Но даже если опустится, то ему плевать. Вообще плевать. Он просто не способен будет сказать Броку остановиться. Он даже оказывается неспособен предупредить его, что вот сейчас… прямо сейчас… Вот теперь Баки хватает его за волосы, не давая отстраниться – ни за что. Но Брок и не пытается. Наоборот, тянет за бедра на себя, вжимая пальцы ему между ягодиц и усиливая оргазм. Глотает, вылизывает до конца, и тут же резко подтягивается на руках, сообщая приятно охрипшим голосом:       – Наша остановка. Давай, собирайся.       Баки и в себя прийти не успевает, как Брок выталкивает из кабинки медведя, и в момент спрыгивает сам. А Баки мешкает, впопыхах натягивая брюки, и всерьез опасается уехать на чертов второй круг один. На негнущихся ногах он практически вываливается наружу – причем кабинка уже начинает набирать высоту и, если бы не Брок, вовремя подставивший руки, вышел бы эпичный прыжок носом в асфальт. Но это его только веселит, и Баки хохочет, переполненный эйфорией и адреналином.       – Боже, это лучшая поездка на колесе обозрения в моей жизни, – выдыхает он, практически повисая на Броке.       – Я рад, – смеется тот. – Ты ничего не забыл?       – Поцеловать тебя?       – Это само собой.        Чуть отстраняясь, он застегивает Баки ширинку. Блять. Да похуй. Баки расплывается в улыбке, целуя его и чувствуя солоноватый привкус собственного семени на его губах. Ощущения непередаваемые. И все в нем орет – «ты мой, мой, наконец-то мой, полностью и без остатка».       Брок подхватывает с земли выброшенного медведя, и, не выпуская Баки из объятий, направляется к выходу из парка. И Баки уже тоже не терпится уйти, не терпится оказаться у него дома, наедине, в ожидании обещанного продолжения. Он только об этом и думает, а Брок зачем-то спрашивает, будто может быть по-другому:       – Ну, что? Ко мне?       Баки счастливо кивает, в своей голове выдавая миллион раз «да, да, да, конечно». Они останавливаются покурить, и Брок, смеясь, говорит, что самым тяжелым испытанием за сегодня был отказ от сигарет – на весь день практически, ведь в парке курение запрещено. Баки слушает его вполуха, кивая невпопад. Сосредоточенный больше на том, как он говорит, на его губах, улыбке, морщинках, собирающихся у глаз, – чем на самих словах. Не может насмотреться, не может отлепиться от него, даже в машине сам кладет руку ему на бедро, хотя раньше так не делал. А теперь чувствовать его, дотрагиваться до него будто становится условием существования.       Он даже забывает попросить Брока остановиться у супермаркета, где обычно покупает лакомство для Солдата. И от самого Солдата спешит избавиться, когда тот по обыкновению подбегает к машине. Хотя обычно Баки любит с ним повозиться. Но сейчас они вдвоем будто борются за внимание Брока, Баки выигрывает однозначно, но не хочет это внимание ни с кем делить и не хочет отвлекаться, чтобы не упустить ни секунды рядом. Пес грустно смотрит им вслед, поскуливая, и Баки чувствует вину. Но быстро забывает об этом в объятиях и поцелуях.       Брок уходит в дом, чтобы принять душ, оставляя Баки в чертовой пристройке, и это немного отрезвляет. Значит, трахаться они все-таки будут здесь, вход в дом ему по-прежнему закрыт. Это бесит и обидно, конечно, а еще Баки наконец задумывается о том, как они будут трахаться. В случае с Броком вопрос отнюдь не праздный. Чего тот от него ждет? Почему упомянул, что не приемлет фиксацию? Если Брок сказал об этом, то значит секс должен быть каким-то с БДСМ-уклоном, что ли? Жестким? Грубым? А если грубым, то насколько? А если Баки окажется недостаточно жестким по его мнения, то Брок начнет давать свои чертовы советы и «учить»?       Баки не понимает ничего, а еще хочет ублюдка настолько, что не продержится, кажется, и пары минут. Вот за сколько он кончил на колесе? Господи, это можно оправдать только тем, что там от него требовалось сделать это максимально быстро. А сейчас все как бы наоборот. Поэтому чтобы продержаться подольше и избежать тупых подколов, Баки дрочит себе в душе, немного снимая физическое напряжение. Но нервное – никуда не девается. Чем больше Баки думает о предстоящем действе, чем больше смотрит на эти крюки, свисающие с потолка – тем больше накручивает. Он не понимает, каким должен быть секс в представлении Брока, и отчаянно боится облажаться. Уже жалеет, что в прошлый раз открыл рот и сказал, что будет сверху. Он не хочет быть сверху. Стесняется. Чувствует себя глупым неумехой. Он же даже не знает как. Не представляет как. Даже если отбросить в сторону БДСМ – у него нет опыта однополого секса. Ну, в теории он знает, как это должно быть, почитал в интернете. Но на практике, блять… У него было один раз с девчонкой, но он был настолько пьян, что и не помнит почти ничего. Да и с девчонкой все равно иначе, наверное… О чем он думал вообще, когда договаривался на роль актива?       Брок возвращается с бутылкой вина и бокалами. Он в халате – не в дурацком махровом, как у Баки, а в темном, легком, из какой-то шелковистой ткани, которая на ощупь оказывается очень приятной.       – Вино будешь? – спрашивает он, притягивая Баки к себе. Зарываясь лицом ему в плечо, Баки отрицательно мотает головой. Он просто не выдержит ожидания. Он и так напряжен. Пиздец напряжен. Поэтому хочется начать побыстрее, забыться в его объятиях, чтобы все это произошло как-то само собой. Думать и накручивать Баки устал.       Чувствуя его настроение, Брок, к счастью, отстает от него с вином. Целует, мягко массирует плечи и спину, приспуская с него халат. Баки тоже развязывает на нем пояс, проводит ладонью по животу и ниже, поглаживая член – Брок уже возбужден, в отличие от него. Сглатывая, Баки прижимается к нему кожей к коже и говорит то, что давно надо было сказать:       – Знаешь, я передумал. Давай лучше ты меня. Ты – сверху.       – А чего ты? Стесняешься?       – Да. И я не особо умею.       – Ну, там нечего уметь. Я тебе подскажу, если что.       Вот уж спасибо. Не хватало еще его подсказок в сексе. Баки хмурится, отводя взгляд, но Брок не отстает:       – Ты с девушками не пробовал так ни разу?       – Пробовал один раз, но она сама все сделала.       – Я сам не буду делать, – смеется тот. – Половина удовольствия в процессе подготовки. Хочу, чтобы это сделал ты.       – Нет, я, правда… Я стесняюсь. Я тогда просто так сказал – думал, ты не согласишься. Хотел взять «на слабо». У меня не получится. Я хочу, чтобы ты был сверху. И ты обещал… помнишь, ну, языком? – напоминает Баки, краснея. Надеясь, этим переключить его внимание.       – Ладно. Как скажешь. Все будет так, как ты захочешь. Не нервничай. Если передумаешь – сообщи.       Это был максимально неловкий разговор. В животе скручивается холодный комок нервов, а эрекция все никак не наступает. Брок скидывает с его плеч халат, подхватывает Баки под бедра и переносит в кровать. Раздевается сам, опускаясь на него сверху, целует, ласкает уже достаточно требовательно, настойчиво разводит ему ноги, которые Баки пытается свести, потому что у него все еще не стоит. Он ждет вопросов и комментариев по этому поводу, но Брок продолжает молча его целовать, будто не замечает. Хотя замечает, конечно. Поцелуи становятся все ниже, и Баки закрывает глаза, пытаясь расслабиться, забыться в ощущениях, потому что Брок начинает ласкать его член языком, пробует отсасывать – но, блять, ничего не происходит. Никакого возбуждения. Только страх и неловкость.       И Баки вообще не понимает, что случилось с его телом, почему оно, черт возьми, не реагирует так, как должно. И главное, что раньше такого никогда не было. Даже по пьяни с ним не случалось таких осечек. А сейчас, когда ему это, блять, действительно важно… Отлично. Просто, блять, отлично. Баки закусывает губу от досады и, понимая, что чуда не предвидится, мягко отстраняется от Брока с унизительным: «Хватит. Не надо». Подтягивает колени к груди и бормочет, пряча взгляд:       – Прости, я, наверное, переволновался.       Брок привлекает к себе, коротко целуя:       – Ничего страшного, котенок. Мы никуда не спешим. Давай, я все-таки принесу вина, хорошо?       Баки кивает. Собственно, только вино теперь и остается – что еще? Ну, что за ебанный пиздец. Это полнейшее фиаско. Вот и зачем он еще и в душе дрочил, спрашивается? Ну, что за идиота кусок. Брок же отсосал ему на колесе и так, куда еще-то было? Просто идиот. И-д-и-о-т. Хочется сквозь землю провалиться от стыда. Или как-то перемотать этот унизительный момент к утру или к тому месту, когда они наконец достойно переспят, а не вот это вот все. Но пока Баки вот в этом всем. Спасибо еще, что Брок пытается максимально спасти ситуацию и сохранить остатки его достоинства, хотя чего там спасать уже, все потеряно.       Закутываясь в одеяло, Баки смотрит, как Брок перемещает принесенное вино и бокалы на прикроватную тумбочку. Уходит в дом и возвращается еще и с тарелкой винограда. Ну да. Теперь и пожрать можно, что еще делать. Баки с унынием смотрит на эту композицию и, в частности, на виноград, и, хотя ему предложено угощаться, желания нет вообще.       Между тем Брок зажигает свечи. Ебанные маленькие свечки из «Икеи». Баки аж привстает, когда видит эту картину – как он ходит голый по комнате с упаковкой этих свечей, расставляя их по горизонтальным поверхностям и подпаливая зажигалкой.       – Что ты делаешь?       – Создаю настроение.       Баки не знает, чего он добивается, но эти манипуляции только усиливают его неловкость. Брок носится с ним, как с девчонкой, и это бесит. Но когда тот выключает свет и остаются только огоньки свечей, это действительно красиво. И странным образом успокаивает. А еще заставляет чувствовать себя особенным, что-то вроде того. И все равно:       – Это не поможет, – бормочет Баки в смущении.       Брок смеется и падает обратно в постель. Тянет руки, чтобы Баки шел к нему, и Баки, конечно, идет.       – Неважно. Вообще выкини из головы. Просто полежим вместе и попьем вина. Поболтаем. Никто никуда не торопится, да и никто от тебя ничего не требует, верно? Расслабься.       Да, никто не требует, но Баки сам настолько этого хотел, так ждал этого момента и вот в итоге умудрился облажаться. Обидно до жути. И злиться, главное, не на кого, кроме самого себя.       – Будешь виноград?       Баки кивает на автомате, и Брок, улыбаясь, зажимает ягоду между зубов, призывая забрать у него изо рта. И когда Баки это делает, вовлекает в поцелуй, но такой – легкий, ни к чему не обязывающий. Скармливает ему таким образом еще несколько ягод, а затем помогает удобно устроиться на подушках и передает бокал вина. «Брудершафт» в его исполнении оказывается не только переплетением рук, но и ног, а затем еще и языков. И те несколько капель, которые Баки по неосторожности проливает на грудь, Брок тут же слизывает. Охуительно. Если бы у Баки еще при этом стоял. Потому что забыть собственное фиаско он не может. Да и несмотря на то, что Брок сказал, что никто ничего не требует, он же явно пытается всем этим его возбудить. И вдвойне неловко оттого, что все его старания, получается, бесполезны. Остается только напиться и уснуть. Но просьбу налить ему еще вина Брок игнорирует, вместо этого предлагая:       – Давай сыграем в игру.       Вот только его блядских игр еще не хватало. Но мнение Баки никто не спрашивает. Брок просит его лечь на спину, а сам набирает горсть винограда и начинает выкладывать ягоды вдоль его тела. Ладно, такая игра Баки нравится.       – Итак, объясняю правила.       – Тут есть правила?       – Да. Чтобы было интереснее. Одна виноградина – одно признание в том, что я нахожу умопомрачительно возбуждающим в тебе. Или что я бы хотел с тобой сделать. Или что я бы хотел, чтобы ты сделал со мной. Ну, что? Начинаем?       Баки кивает, улыбаясь. Да, такая игра ему очень нравится. Определенно.       Замирая над его лицом, Брок делает первое признание:       – Меня сводит с ума, когда ты улыбаешься, прикусывая губу. Или когда ты злишься или расстроен, ты тоже так часто делаешь – кусаешь губы. И мне просто голову сносит, когда я это вижу.       Баки смеется, закусывая губу – просто по привычке, потому что он действительно всегда так делает – и понимая это, смеется еще больше.       – Да, вот так, – улыбается Брок, очерчивая его губы большим пальцем. Целует коротко, а затем наклоняется, чтобы съесть первую ягоду, закатившуюся в ложбинку между ключицами. На этом он не останавливается. Проглатывая виноград, выцеловывает Баки шею и грудь, лаская языком соски.       – Еще меня чертовски возбуждает твоя чувствительность. Как ты отзываешься на прикосновения, краснеешь, и у тебя румянец спускается по шее до груди, как ты стонешь, дышишь тяжело, пытаясь не застонать. Да, вот как сейчас. Можешь не пытаться. Давай, не сдерживайся. Я люблю слушать, как ты стонешь.       Он действительно описывает то, что происходит сейчас, когда он медленно оглаживает Баки вдоль тела, оставляет засосы, покусывает соски. Съедает еще пару ягод в процессе, последнюю отдавая Баки в зубах. Виноград лопается во рту, и Баки прикрывает глаза, наслаждаясь вкусом и его неторопливыми ласками. Рвано выдыхает, чувствуя, как нервное напряжение постепенно покидает тело, уступая место слабому пока, но возбуждению.       – Когда я увидел тебя, то сразу понял, что сделаю все, лишь бы ты был моим. Такой красивый, дерзкий, я глаз от тебя не мог оторвать. До сих пор не могу. Вообще я, знаешь, расстроился, когда ты сказал, что не хочешь со мной спать, – признается Брок, смеясь, и это лучшее, что Баки вообще мог услышать. – Я хотел тебя. Блять, ты себе не представляешь, как я хотел. И хочу. Все думал и не могу перестать думать о том, как разложу тебя на кровати, закину твои ноги себе на плечи…       И он это делает. Медленно, чтобы не испугать, но Баки и так не боится. Не его. Да, он смущен собственной открытостью в этой позе, но и возбужден уже до невозможности: его слова, его отношение, эта совершенно неожиданная от него нежность оказываются лучшим стимулятором. Баки издает какой-то невнятный стон, ощущая легкое горячее давление у входа, но тут же расслабляется, уверенный абсолютно, что толкаться на сухую Брок не станет. Больно не сделает и контролирует себя отлично. С ним спокойно, с ним хорошо. Баки ему верит, как себе. Больше, чем себе.       – Я буду натягивать тебя медленно, осторожно, но так, чтобы ты почувствовал каждый сантиметр. Чтобы умолял не останавливаться. Чтобы стонал на моем члене, просил еще и еще. Чтобы выстанывал мое имя. Сделаешь так для меня? Ты вообще редко называешь меня по имени, заметил? Стесняешься? А, Баки?       Блять, он еще и ответа осмысленного, кажется, ждет. А у Баки уже все мысли где-то глубоко внизу, сосредоточенные на собственном члене, стоящем колом, и на его члене, не менее колом упирающимся в задницу.       – Нет.       – Что «нет»?       – Не стесняюсь.       – Ну, покажи, что не стесняешься.       На самом деле Баки стесняется. Ну, не сейчас. Что за показушничество? Но Брок, ясное дело, не отстанет, еще и начинает аккуратно поглаживать ему яйца, и Баки приходится все-таки выдохнуть его имя. За что он получает поцелуй и довольное:       – Умничка.       Брок наклоняется к его животу, съедая последнюю ягоду винограда, а затем утягивает Баки за собой, переворачиваясь на спину. И учитывая, что ноги у Баки так и оставались задранными к плечам, сейчас он практически сидит у Брока на лице. Смущаясь, хочет сдвинуться ниже, но тот не дает:       – Давай. Чего ты стесняешься? Иди сюда.       Баки мотает головой, красный от груди до кончиков ушей. Брок только глаза закатывает, тянет его к себе, удерживая за бедра, командует схватиться за изголовье, а сам ложится под него. Баки делает попытку вырваться, потому что это неловко до жути, но, когда его там горячо и влажно касается язык, он вообще забывает, как говорить и как мыслить. Ноги разъезжаются сами, и он хватается рукой за изголовье кровати, чтобы совсем уж не сесть ему на лицо. Но именно этого от него и хотят. На малейшую попытку встать Брок тянет его обратно за бедра. К языку теперь добавляются пальцы, но пока не толкаются внутрь, просто массируют, растягивают у самого входа. Другой рукой Брок надрачивает ему член, периодически проходясь языком по яйцам, обхватывая губами головку – Баки уже даже не понимает, что он делает и как, просто с ума сходя от того, насколько же это хорошо. Он уже настолько влажный там, что ощущение будто течет как девчонка. По крайней мере по бедрам действительно стекает каплями чужая слюна. Это грязно, пошло и просто умопомрачительно.       – Хватит, хватит… я больше не могу…       Брок отвешивает ему легкий шлепок по заднице и тянет обратно. Впивается губами, и Баки напрочь уносит от этого ощущения.       – Хватит… пожалуйста, Брок! Я сейчас кончу. Я хочу тебя… пожалуйста. Хочу тебя…       И нихуя. Он просто перестает надрачивать ему член, чуть пережимает у основания, но не отпускает. Зато теперь Баки отчетливо ощущает его пальцы. И холодную смазку на контрасте с горячим ртом. И вот теперь ощущения становятся, мягко говоря, спорными. Не то чтобы больно, но как-то не то чтобы очень приятно. А в какой-то момент становится прям очень неприятно. Баки дергается, хватая его за запястье, и выдыхая тихое:       – Подожди.       – Давай, котик, расслабься. Если ты расслабишься, тебе понравится.       Баки отпускает его запястье, и Брок начинает медленно надрачивать ему член, обхватывая губами головку. Аккуратно толкается пальцами в такт. Все еще не слишком приятно. Но одновременно приятно. В какой-то момент даже очень. Баки стонет в голос, его больше не держат колени, и он фактически висит на руках, хватаясь за изголовье и изгибаясь от этих странных приятно-неприятных ощущений, которые переполняют.       – Не надо, не надо… Брок, пожалуйста...       – Почему?       – Это слишком…       – Слишком что?       – Приятно.       – Как может быть слишком приятно?       – Не знаю…       Брок смеется, целуя его бедро, а Баки вообще теряется в этих незнакомых ощущениях. Ему кажется, что он открыт дальше некуда. Он уже практически орет, а Брок по сути трахает его пальцами, быстро и резко. А потом вдруг все пропадает, становится пусто и холодно. Баки оседает вниз на подушку и вместе с этой подушкой Брок тянет его вниз. Закидывает его ноги к себе на плечи, как и до этого. Целует, шепчет что-то успокаивающее, называет ласковыми именами, но все, на чем Баки сосредоточен в это момент, это нарастающее растяжение тела. Брок не толкается в него, но ощутимо упирается головкой. Мышцы поддаются сами, принимая медленно, и, блять, тяжело. Брок надрачивает ему, отвлекая, целует, но, блять, это больно. Это медленно и больно. Баки действительно каждый сантиметр ощущает. Упирается ему в грудь ладонью, непроизвольно пытаясь оттолкнуть, отстраниться, но куда там.       – Не зажимайся, не зажимайся, – шепчет Брок ему в ухо. – Давай, котенок. Потерпи чуть-чуть. Сейчас будет хорошо.       Наверное, он входит до конца, потому что сердце у него бьется, как бешенное, но сам он остается недвижим. Замирает, рвано выдыхая:       – Все еще больно?       Баки честно отвечает:       – Да.       – Хочешь, чтобы я прекратил?       Так же честно Баки отвечает:       – Нет.       Брок смеется ему в плечо, на пробу осторожно двигая бедрами. Баки морщится, издавая недовольный стон, но Брок больше не останавливается. Целует, надрачивает член, отвлекая, но неумолимо наращивает темп.       – Баки, малыш, ты больше боишься, чем тебе действительно больно. Давай, расслабься, мой хороший. Ты такой красивый сейчас. Ты себе не представляешь.       Баки зажмуривается, слушая его шепот и пытаясь расслабиться, как он и говорит. И в какой-то момент «больно» и «странно» действительно начинает отдаваться отголосками теплой неги, расползающейся по телу. Брок заглушает поцелуем его стон, двигается теперь сильно и быстро, больше не сдерживая себя. Баки распахивает глаза, кажется, теряя даже способность дышать, хватается руками за его шею, сжимаясь на его члене. Его всего накрывает какая-то странная болезненная уязвимость, отдающаяся сладкой тянущей дрожью. Он скрещивает ноги, выгибаясь, насаживаясь сам, смотрит, как Брок приоткрывает рот, издавая приглушенный низкий стон, и Баки всего пронзает ощущение какого-то невероятного экстаза. Хочется слиться с ним воедино и никогда не отпускать. Баки смотрит на него, чувствует его и думает только о том, какой же он обалденный. Просто идеальный. И он с ним. И ему хорошо с ним. И Баки кончает от его стонов. От того, что кончает он. Ну, и от того, как Брок отдрачивает ему напоследок, чего уж там.       Непривычно дышать, не ощущая его, и Баки приваливается к его боку, стараясь во что бы то ни стало сохранить физический контакт. Брок притягивает его к себе, опуская руку и аккуратно поглаживая между ягодиц. После оргазма ощущения от этого так себе, откровенно говоря. И Баки извивается, кусая его в плечо:       – Хватит, я больше не могу…       – Не может он, – усмехается Брок, шутливо ворча, но руку убирает. – Тебе двадцать лет, ты должен мочь всю ночь.       – Я берегу твои силы, тебе-то не двадцать, – выдыхает Баки, еле ворочая языком.       – Ты прав. Придется дать мне перерыв.       Брок целует его и закутывает в одеяло их обоих. Баки устраивается у него на груди, улыбаясь его замедляющемуся сердцебиению под своей ладонью.       – Я не думал, что ты такой…       – Какой?       Нежный. Ласковый. Просто охуительный.       – Ну… я думал, что ты грубее. В сексе.       – Хочешь, чтобы я был грубее? – спрашивает Брок, ласково перебирая его волосы.       – Нет, просто ты не производишь впечатление… Не знаю, я представлял тебя другим... Вообще по-другому я это все представлял.       – Разочарован?       – Нет. Наоборот. Очарован, – улыбается Баки счастливо, не открывая глаз.       – Ну, это главное. Обычно я грубее, ты прав.       – Сделал скидку на мою неопытность?       – И это тоже.       – А что еще тоже?       – Я смотрю, ты любитель поболтать после секса?       – А ты любитель отвернуться к стене и заснуть?       – Нет, отворачиваться я не буду.       Но он действительно засыпает. Причем очень быстро и взаправду, не притворяется. День, на самом деле, выдался насыщенный для них обоих. Да и вряд ли Брок предполагал, что ему придется настолько с Баки возиться. Это был не секс, а мучение. И все-таки для Баки это был лучший секс в жизни. Именно за счет всей это неловкости, реакции Брока и его заботы. Баки действительно не ожидал от него подобного участия. Во всем. И в его дебильном свидании тоже. И сейчас. Брок настолько тепло и мило себя вел – вообще неожиданно. И после такого Баки уже не чувствует себя одним из многих. Он чувствует себя особенным. Самым особенным. А Брока и подавно ощущает самым особенным для себя. Боже, да он в жизни никого настолько не обожал, никого настолько не любил. Его настолько переполняют эти чувства, что дышать становится тяжело. И несмотря на усталость, Баки долго не может заснуть, но лежит тихо, чтобы Брока не разбудить. Наслаждаясь его шумным дыханием во сне, его запахом, хочется купить такой же одеколон, как у него, чтобы пахнуть им. Хочется никогда его не отпускать. Никогда-никогда. И Баки уверен, что с этого дня, с этой ночи все изменится, все будет по-другому. Все уже по-другому. Он смотрит, как гаснут огоньки свечей в темноте и, радостно улыбаясь, засыпает.       Просыпается в его объятиях от его поцелуев. К счастью – на этот раз со стояком.       – Прости, я отрубился вчера. Ты не обиделся?       Баки отрицательно мотает головой. Еще бы он обижался, когда Брок прижимается к нему и, соединяя члены, неторопливо дрочит им обоим.       – Ну, что? Готов поменяться?       – Поменяться? – не сразу понимает Баки, сосредоточенный на приятных ощущениях медленной дрочки. Но Брок отстраняется, убирая руку, и приходится вникнуть в суть вопроса. Тем более тот вручает ему презики и смазку, а сам при этом переворачивается на живот. И Баки поверить не может:       – Серьезно? Ты мне даешь?       – Я же сказал, что дам. Развлекайся.       Все равно что разворачивать подарок на Рождество. Баки полусонный, все еще в эйфории от вчерашнего дня, садится на постели, переползая к нему. Больше не чувствует никакого стеснения, только слепое обожание и наслаждение им. Боже, какой же он все-таки красивый… В прикосновениях хочется выразить все свои чувства, всю свою любовь и нежность – Баки проходится касаниями и поцелуями по его спине, по шрамам, самые крупные огибая языком. Сминает в ладонях его задницу – не в силах поверить в собственное счастье. Ему даже не столь важно его выебать, сколько голову сносит от того, что ему разрешено. Становится страшно сделать что-то не так, но ни за что не хочется, чтобы Брок об этом догадался. Чтобы почувствовал его неловкость.       Баки выдавливает смазку на пальцы, аккуратно прижимаясь ко входу, и Брок чуть привстает, разводит ноги и выгибается в пояснице. Помогает ему, а Баки с ума сходит от того, как внутри все гладко и горячо и как плотно обхватывает пальцы его тело.       – Тебе не больно? – спрашивает он, аккуратно толкаясь внутрь на пробу.       – Нет. Не переживай. Мне хорошо. Если ты еще чуть согнешь их… еще чуть-чуть… ага, отлично… чуть глубже…       Он выдыхает, вздрагивая, и Баки всего накрывает от его стона. От того, как он выгибается еще сильнее, давая смотреть на себя. Баки повторяет эти движения еще и еще, слушая его стоны – возможно немного утрированные, чтобы его приободрить – но до невозможности приятные.       – Третий палец добавь. И чуть разведи внутри.       И хотя роль «ученика» по-прежнему подбешивает, Баки делает так, как он просит. Получая в награду горловой удовлетворенный стон.       – Вот так. Умничка.       Не дожидаясь новых команд, Баки прижимается головкой ко входу, чуть надавливая. И вроде бы внутри только что было три его пальца и все равно кажется, что там все такое узкое…       – Давай. Смелее.       И у него соскальзывает член. Блять. Отлично.       – Придержи за головку.       И Брок, блять, еще и руку тянет, чтобы «помочь». Ну, он трахаться его учить будет еще, что ли? Сколько можно уже. В досаде Баки перехватывает его запястье, заламывая ему руку за спину. Брок только ржет:       – Решил быть пожестче?       – Можно без твоих ценных советов как-то?       – Ну, в твоих силах заставить меня замолчать.       Баки с силой двигает бедрами, удивленный тем, как неожиданно легко член проскальзывает внутрь. Видимо, смазки слишком много. Или Баки толкнулся слишком резко. Но в итоге он входит одним толчком практически на всю длину.       – Блять! Полегче.       – Прости, – выдыхает он, до боли впиваясь пальцами в его бедро. Пытается дать время привыкнуть, хотя сам еле сдерживается. Ощущения непередаваемые. И сам факт. Сам факт, что он это делает.       – Давно тебя никто не трахал? – спрашивает Баки, окончательно смелея. Толкается снова, на этот раз аккуратно, вполсилы.       – Заводит эта мысль?       – Не то слово.       На сам вопрос Брок не отвечает, ясное дело. А значит, Баки вправе представлять себе то, что ему нравится. А ему вполне нравится думать о том, что он вот такой – ну ладно, не первый, это уж слишком – но явно очень значимый. Если ему позволено. И с этими мыслями трахать его становится еще слаще. Баки жмурится от удовольствия, отпуская себя, наслаждаясь его стонами и влажными шлепками своих бедер о его задницу. Надавливает ему на поясницу, передразнивая довольно:       – Давай, выгнись, «котик».       Тут же получает шлепок по жопе, весьма болезненный, и как только дотянулся ублюдок. Баки заламывает ему и вторую руку и держит так. В какой-то момент в голове мелькает мысль – а не считается ли это фиксацией? – но тут же пропадает, вытесненная моментом. Да и Брок не выглядит недовольным – очень даже, наоборот. Правда, о том, что надо бы и самому подрочить ему в процессе или хотя бы руки ему освободить, Баки задумывается уже после – когда отваливается набок, кончив и выкинув презерватив. Впрочем, Брок обделенным себя не оставит. Переворачивается на спину и тянет едва отдышавшегося Баки к себе:       – Давай, отсоси мне. Не будь эгоистом.       С удовольствием. От него еще так приятно пахнет сейчас. Возбуждением и сексом. Баки притирается носом к его паху, проходится языком вдоль члена, но не может взять на полную длину, закашливается и обсасывает по большей части головку. Брок дрочит себе сам, помогая. И приоткрывая глаза, Баки видит, что он смотрит. Смущается, а Брок, наоборот, улыбается его смущению. Убирает пальцем слюну с его подбородка и чуть подталкивает в затылок, чтобы глубже брал.       Он предупреждает, но Баки не отстраняется – ему интересно, как это, да и хочется сделать приятное. Брок же для него старался, и Баки хочет тоже. Ну, и не так уж это мерзко на вкус, как можно было предположить. А его довольная рожа так вообще скрашивает все это дело.       Широко улыбаясь, Баки заваливается на него, заставляя себе целовать, как и он сделал, отсосав ему вчера вечером.       – А ты даешь себя трахать официантам в «ГИДРЕ»? – спрашивает Баки, откидываясь на подушку. – В смысле бываешь снизу?       Этот вопрос все никак не дает ему покоя.       – Нет.       – Почему?       – Ну, для этого нужна определенная степень близости, согласись?       – Значит, мы с тобой близки?       – Достаточно.       Баки упирается в подушку локтем, заглядывая ему в лицо:       – А с кем еще ты близок? Кому ты последний раз давал?       Брок закатывает глаза и дергает его за нос. Намекает на то, что Баки снова лезет не в свое дело. Но он не злится, а Баки даже не столько лезет за информацией, сколько заигрывает с ним.       – Ладно, тогда просто скажи: кто лучше? Я или он?       – Боже, прекрати это, – смеется Брок, пытаясь спихнуть его с себя, но Баки, наоборот, усаживается не него верхом, продолжая шуточно пытать:       – Скажи, что я лучше?       – Тебе обязательно быть во всем лучшим?       – Нет. Не во всем. Но лучшим для тебя – обязательно.       – Зачем?       – Потому что я тебя люблю.       Баки не знает, как это вырывается из него, но он точно знает, что именно это он чувствует. Он его любит. Любит просто до невозможности. Обожает. Хочет в нем раствориться и никогда не отпускать. Он никогда не чувствовал ничего подобного прежде. Не знал, как это, до этого момента. Но в этот самый момент он знает, что любит его так невозможно, так сильно, как никогда и никого не любил и больше не способен будет полюбить.       Баки даже в общем-то не ждет ответного признания, ему как-то все равно – на волне собственных чувств. Лишь наклоняется, чтобы скрепить собственные слова поцелуем. Но Брок издает короткий смешок и хлопает его по щеке, будто приводя в сознание:       – Забудь.       – «Забудь»? – повторяет Баки эхом, силясь осмыслить происходящее. Он, возможно, и не надеялся на ответное «люблю» вот прямо сейчас, но «ха-ха, забудь» – это что-то как-то вообще за гранью. А Брок продолжает ржать. Скидывает его с себя и повторяет:       – Да, забудь.       И сам забывает мгновенно. Отбрасывает его слова как нечто неважное и ненужное, тянется за телефоном и как ни в чем ни бывало сообщает:       – Уже почти семь, если что. У тебя же смена? Пора ехать. Иди в душ.       Баки идет. На каком-то автомате. Не понимая, как такое вообще возможно и что произошло – Брок был таким, блять, любящим весь прошлый день, всю ночь, а сейчас будто ничего и не было. «Забудь». Баки действительно хочет «забыть», вычеркнуть из памяти, но не может. Непонимание происходящего бьет по нервам. Он же… да как вообще это в нем сочетается? То, что было вчера, с этим «забудь»? И пусть Брок всячески делает вид, что ничего такого не произошло, Баки намерен докопаться до сути.       – Ты не воспринимаешь меня всерьез? – спрашивает он уже в машине, когда они выезжают за ворота.       – О чем ты?       – О моем признании в любви.       И Брок снова ржет. Именно ржет. Смешно ему.       – Баки, мне сорок лет. Какие нахуй признания в любви? Направь свою энергию на кого-нибудь другого. Я вышел из этого возраста. Забудь, я тебе сказал.       Еще бы понимать, что он конкретно должен «забыть». Весь вчерашний день, получается? Или что это было? Зачем тогда вообще Брок себя так вел, если теперь это надо забыть? И что после вчерашнего они вернутся к началу? Наверное, Брок себе это так представляет, но Баки понимает, что не сможет вернуться. Ни к этим его удовольствиям через боль, ни к ебанутым играм в публичность. А как теперь принять то, что это урод снова будет тусить в «ГИДРЕ», оставляя Баки ждать у телефона – лишь бы написал, лишь бы проявился? Вчера казалось, что что-то между ними изменилось. Казалось, что теперь все точно будет по-другому. Но, как выяснилось, об этом стоит «забыть».       Баки ненавидит себя за то, что поверил. За то, что купился на очередное «то, что ты хочешь слышать». Обидно становится до слез. Он украдкой вытирает глаза, но не может справиться с собой. Слез становится все больше, Баки никогда не умел красиво плакать, у него забивается нос, и он шмыгает позорно, хотя не хочет, чтобы этот ублюдок слышал и видел его рыдания. Баки знает, что Брок его не пожалеет. Высмеет. Что он и делает:       – Давай без истерик, пожалуйста. Тебе все-таки двадцать лет, а не четырнадцать. Да, в жизни мы не всегда получаем то, что хотим. Пора это усвоить.       – Ты издеваешься? – выдавливает Баки сквозь слезы. Его холодный непрошибаемый цинизм просто уничтожает. Но Брок лишь спокойно пожимает плечами, не смотрит на него даже, сконцентрированный на дороге:       – Я не издеваюсь, я объясняю. Учись принимать отказ. О чем вообще истерика, Баки? Ты ведь даже меня не знаешь толком.       – Потому что ты не рассказываешь! И я хочу тебя узнать! Я делаю для этого все! Да и какая разница, что я знаю, а что нет! Что это изменит?! Ничего! Главное, что я чувствую! А я чувствую! Впервые настолько!       – Я рад за тебя. А я не чувствую ничего. Что будем с этим делать?       – Это неправда! – выдыхает Баки сквозь рыдания. Ну, потому что это не может быть правдой. Не после того, что было вчера. А ублюдок снова ржет в ответ:       – Ну, конечно. Правда только в том, что нравится тебе?       – Да перестань, Брок!       Совершенно цинично Брок открывает бардачок и кидает ему на колени пачку бумажных платков.       – Давай, заканчивай это и перейдем к более важному вопросу – завтракать поедем? Или тебе купить на вынос?       – Я не голоден, – бормочет Баки, раздербанивая пачку и шумно высмаркиваясь.       – Хорошо, куплю на вынос.       – Я не голоден, сказал! – орет он в ярости. – Или ты слышишь только то, что нравится тебе?!       Брок оборачивается к нему – всего на мгновение отвлекаясь от дороги, но Баки и этого хватает. Он тут же затыкается, вжимая голову в плечи. Кажется, что тот сейчас потеряет терпение и будет что-то очень плохое. И так все плохо, конечно, но почему-то Баки боится его реакции. Его неконтролируемой реакции. Пока Брок себя, к счастью, контролирует, но напускная легкость в тоне его голоса пропадает. Теперь он говорит уже с опасной серьезностью:       – У тебя, Баки, есть удивительная способность моментально охуевать и садиться на шею, когда с тобой общаешься по-хорошему. Знай свое место, в конце концов.       И Баки просто не может поверить в то, что слышит.       – Мое место? Я что, тебе любимый песик, которого ты, блять, дрессируешь?! И какое же у меня место?! Потрахаться раз в несколько недель и чтобы не возникал?!       – Именно, – припечатывает тот. – И я рад, что ты все-таки это понимаешь.       Отлично. Баки снова начинает рыдать. Жестокость его слов не оставляет выбора.       – Ты просто наигрался, да? Сломал меня, добился своего, и теперь я стал тебе неинтересен?       – Дорогой мой! Ты интересен мне ровно в той же степени, что и в начале – раз в пару недель, как ты верно заметил. Все остальное ты выдумал себе сам. А я на изменения не подписывался.       Боже. Неужели он это говорит. Как это вообще возможно?       – Я тебя ненавижу! Ненавижу тебя, ублюдок! Слышишь?!       – Вполне. И если ты снизишь голос на пару октав, то я тоже услышу.       Баки отворачивается к окну не в силах даже его видеть, не в силах выносить его присутствие. Но он заперт с ним в одной машине, ехать еще далеко, и он просто больше не может и орет:       – Высади меня!       Вместо этого Брок блокирует двери, а Баки лишь запоздало хватается за ручку, которая выскальзывает из пальцев с безнадежным щелчком.       – Открой, я сказал!       – Пристегнись, блять, и не ори! Я высажу тебя у дома.       Он злится уже пиздец, и Баки затыкается. Все еще рыдает, но уже тихо. Его вдруг накрывает страшная паника – что дальше? Он высадит его у дома и что дальше? Это конец? Брок больше не захочет его видеть? Вытирая слезы, Баки выдыхает в отчаянии:       – Я не смогу без тебя.       В ответ получая лишь холодное:       – Сможешь.       – Мы расстаемся? – спрашивает он в ужасе, неуверенный, что сможет пережить ответ.       – Не знаю. Если ты не будешь закатывать истерик, то меня в целом все устраивает. За себя – думай сам.       Слышать это обидно и унизительно. Потому что после таких слов с ним надо рвать. Рвать, не думая. А Баки знает, что не сможет этого сделать. Он так и не успокаивается. Не может. Рыдает всю дорогу с разной степенью интенсивности. Брок его игнорирует по большей части, но в какой-то момент тоже не выдерживает и бросает в раздражении:       – Боже, Баки, сворачивай это! Уже просто смешно! Ты взрослый парень, в конце концов!       Баки не отвечает ничего. Глотает слезы, пытаясь успокоиться. Он действительно пытается. Но этот резкий разворот в отношении просто вышибает почву из-под ног. Еще пару часов назад он казался самым потрясающим на свете. Да до сих пор кажется. И откуда взялась вся эта злоба и откровенная издевательская жестокость, Баки не может понять. Как и почему произошла эта метаморфоза? Неужели, он действительно все выдумал? Баки мотает головой, отказываясь в это верить.       С видимым облегчением Брок наконец высаживает его у дома, бросая напоследок:       – Медведя забери.       – Подавись своим ебанным медведем!       – Я его тогда просто выкину.       Баки хочет крикнуть ублюдку в лицо, чтобы выкидывал, какое ему дело. Но не может. Медведя становится жалко. А еще жалко тех воспоминаний, которые с ним связаны. Поэтому Баки проглатывает унижение и лезет на заднее сиденье, чтобы забрать медведя. Со всей силы захлопывает за собой дверцу и бредет к дому, не оборачиваясь. Уткнувшись в плюшевую макушку, чтобы его позорно заплаканное лицо не слишком бросалось в глаза.       Но у самого подъезда Баки понимает, что дома Стив. Еще не ушел на смену. А являться к нему в таком состоянии не хочется совершенно. Стив ведь расспрашивать начнет, а Баки не знает, что отвечать. Что говорить. Если он расскажет Стиву все, как есть, тот ведь вообще не поймет, как он собирается остаться с Броком после этого. А Баки собирается. Он просто не сможет без него.       Но Стив не должен этого знать. Перед ним стыдно. Поэтому Баки сворачивает на соседнюю улицу, надеясь пошататься снаружи, пока тот не уйдет на смену. Бредет прочь от дома, не разбирая дороги, но вдруг кто-то хватает его со спины, с силой встряхивая. И Баки сразу понимает кто.       – Куда ты пошел, блять?! Домой иди!       Баки зажмуривается, думая, что Брок его ударит – настолько тот выглядит злым. Мелькнувшая было надежда, что он вернулся попросить прощения, испаряется. Нет. Брок лишь хватает его за руку – больно, до синяков – и тянет за собой, к дому.       Опомнившись, Баки пытается сопротивляться, но куда там.       – Отпусти меня! Я не хочу домой! Там Стив! Он будет переживать!       – Ничего страшного, друзья на то и нужны.       Брок в момент затаскивает его в подъезд, спрашивая у лифта:       – На каком этаже ты живешь?       Баки демонстративно молчит, сжимая зубы.       – Ладно. Значит, мы будем сейчас стучаться во все квартиры и искать Стива.       Он реально на это способен, поэтому, во избежание, приходится ответить:       – На четвертом.       Брок заталкивает его в лифт и на выходе требует:       – Какая квартира? Номер?       Ну, вот еще этого не хватало. Баки толкает его что есть силы и орет:       – Отвали! Я не хочу, чтобы Стив тебя видел!       Стив слышит его вопль сам и высовывается на лестничную клетку.       – Бак? Что происходит?       Баки оборачивается к нему, испуганно сжимая в руках медведя. Тут же оборачивается обратно – к Броку. Но его уже нет. Только отзвук шагов по ступеням где-то внизу.