Тишина. Такая приятная, всепоглощающая, она повсюду.
Как мило. Честное слово, давно не чувствовала себя так
хорошо: чтобы не беспокоило тело, с его синяками
и воспаленными чакроканалами; чтобы голова
не болела от осознания двойной жизни;
чтобы душа не стонала, потому что в прошлый
жизни едва ли что—то получилось, тогда как здесь
была семья, полная и любящая. И, о радость, мне
не нужно было сейчас хоть о чем—то думать и
задумываться. Саша вроде был рядом, напротив
дивана, где на высоких тюках отдыхал котей. На верху
спала болезненным сном Карина. Кот… Каки точно дышал,
ровно и глубоко, мерно двигая животом. Операция удалась,
теперь его жизни ничего не угрожает. Не угрожает же ведь, да?
Было страшно. Чувство пришло из неоткуда, будто кто—то
рядом стоял и угрожал мой жизни, моему телу и душе.
Это точно был человек, но откуда он пришел и для чего,
мне было не известно. Или я так думала? Силуэт гуманоида
стоял совсем рядом и, если раньше я его чувствовала
за своим плечом, то теперь он стоял прямо передо мной,
стоит только руку протянуть, как моя шея окажется
в чужом хвате. Но рост принадлежал предыдущему телу,
а не этому, которое едва ли доставала взрослому
мужчине до пупка. Запахло цветами. Повсюду
был цветочный запах, будто бы я находилась на лугу.
И луг на самом деле был. Мы стояли в поле, кажущееся
бескрайним, на границе которого постепенно
начинался лес. Полевые цветы и лекарственные травы
приятно благоухали. Была весна и можно было
отчетливо почувствовать ветер и серенаду насекомых.
Небо было настолько чистым и высоким, что казалось
не настоящим и искусственным.
— Ненавижу! — прошипел силуэт, кидаясь ко мне,
сбивая своим весом с ног, укладывая на зеленую траву.
Удар сразу же выбил воздух из легких. Я же ожидала
удара, почему не препятствовала ему? Я же видела,
что меня заставили ждать на месте и, кажется,
меня увели достаточно далеко от безопасного
места. А где оно? То самое место. И почему я
позволяю себя душить? Моих сил на сопротивление
явно достаточно, почему даже не стремлюсь
поднять руку? И конечности дрожат в треморе,
потому что уже само тело пытается освободится из
хвата, вновь стать свободным. Мои кисти сжимают чужие,
замутненные руки, царапая чужую кожу до крови.
Но крови нет, как не и милосердия со стороны «лица»
напротив, которое, опьяненное своим превосходством,
ухмыляется, наблюдая за моей неотвратимой смертью.
И теперь мне страшно. Пугает все: бескрайнее небо,
поле, пространство, этот силуэт и руки на шее, которые
не ослабнут, даже если рядом случится катастрофа.
***
— Проснулась? — кто—то шепчет рядом, хрипя от дремоты, — Как себя чувствуешь? Я открыла глаза. Почему все темно?! Кто это говорит? Я совсем не чувствую тела и того, как и в чем нахожусь в пространстве. Ужас заставляет сжиматься потроха. Силой воли пытаюсь сжать пальцы на конечностях, но и они не могут согнуться. Почему ничего не работает?! Откуда такая немощь?! — Тэка. — прикосновение, такое знакомое и родное, вырывает из оцепенения. Я лежу, судя по ощущениям, на кровати. Простыня вся взмокла от холодного и липкого пота, и неприятно липла к телу. Тонкое летнее одеяло ощущалось неподъемным грузом на теле, не позволяющим сделать хоть какое—то движение. Было темно, на землю точно спустились сумерки. Уютный желтый свет исходил откуда—то справа, но его основной источник находился за спиной говорившего. Ро. Мужчина сидел, склонившись над моим телом. Заспанные зеленые глаза тяжело фокусировались на мне, нос морщился в попытке нормально вздохнуть, словно бы весь день храпел. Длинные до лопаток волосы были грязными и их кончики свалялись на плечах. Сгорбившись, тот склонился еще ниже, всматриваясь в мое лицо. — Тэка… — просипел брюнет, протягивая руки к моим плечам. Помогая сесть, он внимательно следил за моим потерянным видом. Нахмурившись, он принялся поправлять светлые локоны, еще лучше оголяя лицо. Не могла сдержать нервные вздохи от контраста температуры: чужие пальцы ощущались раскаленными, словно кожу нагрели в печи и поднесли к льдышке, которая бы непременно бы растаяла. От чего возникли такие ощущения? Не помню, чтобы вредила свой организм еще больше, чем чакро истощение. Или, быть может, это последствие истощения собственного ядра? Это бы объяснило сосущее чувство слабости в районе живота, где было завихрение основной тенкецу тела. — Неужто кожа стала чувствительнее из—за расщепления чакро—токов на мелкие нити и их пронизывания большей площади мышц? — тихо просипел Ро, не спеша начать разговор, замечая мои бешено вращающиеся глаза, которые одновременно пытались рассмотреть абсолют всего пространства и свет, но при этом не мог фокусироваться на каком—то предмете долго, — Тэкера! — слабость сознания все еще не позволяли мне сфокусировать зрение на конкретном предмете, но чужой голос ощущался потусторонним. — Ро—сан? — излишне высоким, почти пищащим голосом, спросила я. Собственные связки ослабли и охрипли, словно бы кричала часами без перерывов. Хотя тот же эффект походил на побочку от эликсиров. Меня опаивали? Едва сфокусировав внимание на мужчине, я еле смогла склонить голову к нему. Большие ладони уверенно придерживали мои худые плечи, не позволяя ни упасть, ни сесть, впрочем, я действительно больше не могла находиться в одном месте без острого ощущения слабости и боли. Смотрела на чужие изгибы предплечья и кистей так, словно бы видела их впервые: руки были испещрены розовыми и коричневыми шрамами от оружия и стихийных техник. Помню, как они могут с легкостью провернуть кунай, в одно движение попасть точно в яблочко мишени, и как эти самые хваткие пальцы до боли впиваются в кожу, не позволяя сдвинуться на шаг. Сейчас, даже вопреки жару и грубым рытвинам, они были наполнены заботой и беспокойством, стараясь даже обращаться со мной нежнее. — Что случилось? — светлая голова нервно дернулась, из—за чего убранные волосы вновь беспорядочным потоком опустись на лопатки. Фиолетовые синяки, словно бы кто—то удары отрабатывал на нежных веках, придавали ей куда более болезненный. Я прекрасно знала, как могу выглядеть после долгих бессонных ночей. Опыт прошлый жизни подсказывал, что собеседник наблюдает не самую красочную картину перед собой. Ну, да. Конечно, видеть перед собой малолетнего ученика, что по глупости совей довел себя до невменяемого состояния, это то еще зрелище, тем более, когда этот пиздюк и сам знает, что так делать нельзя. — Ты не помнишь? — удивился джоунин, пересаживаясь на матрас рядом — Я на диван легла и… все. — растерялась, удобнее устраиваясь на худой подушке, потому что действительно не помнила ничего более. Даже сон казался тусклым, хотя очнулась всего несколько минут назад. — У тебя серьезное чакроистощение. Мать тебе подробнее утром скажет, в чем причина твоего состояния. — пояснил шиноби, поправляя сползшую на плечо кофту у меня, — Скажи мне, пожалуйста, зачем ты полезла спасать кота без взрослых? — если раньше голос сенсея был уставшим и хриплым ото сна и был наполнен беспокойством за ученицу, то сейчас он был предельно строг, будто бы собирался отчитывать подчиненного в галерее. Собственно, так и было, потому что навязываясь на патронаж, я становилась условным генином Кусы. И как ответить и что делать, когда на тебя смотрят так, словно бы ты преступник на допросе? Возможно, что я действительно подвела его, взяв в пользование казенные инструменты и препараты с круглой суммой нулей на чеке. Оправдывает ли моя цель эти затраты? — Он умирал. — тихо произношу, вспоминая травмированное животное. Голова в крови и грязи, живот не двигается, хрипы из сломанной пасти и крики соседки о воспитании. — И ты решила, что сможешь справиться? — задал риторический вопрос шиноби, обхватывая худые щеки, чтобы зафиксировать мою голову. Невольно я опускала взгляд, лишь бы не видеть разочарование и злость на против, но стоило поднять мой лик, как я увидела только беспокойство и усталость, которые были возведены в абсолют переживаниями о чужом здоровье. — Я — ирьенин. Попробовать стоило, тем более, что я имела план. — не мне ему говорить, как ниндзя—генины, которые за глаза в войне ставили в капитаны команд чуунинами, через силу следовали к своей цели и победе. Особенно молодые врачи, которые так же, как и я, едва ли что—то понимали в настолько сложной и стрессовой ситуации, когда от любого твоего шага, да что уж там, — мысли! , — зависит чужая жизнь. — И план ты не имела. — пресек мои оправдания, частично являющиеся правдой Ро, — Ты поступила наобум, только под воздействием эмоций. Ты не знала ни анатомии животного, ни имела опыта их лечения. Ты даже близко не подходила к животным у соседей, но рискнула вылечить кота… — Он был мне дорог. — перебила я чужие нравоучения, пускай они и были верными, потому что поступок был в корне не обдуман. — Я никогда не имела кота, не видела животных, потому что там, откуда я родом, их и в помине нет. — начала разговор, припоминая всю свою прошлую жизнь, — Просто… Понимаешь? Ты домой приходишь уставший после работы, ты нарисовал кучу интересных наработок, но едва ли они дотягивают до того идеализированного образа в голове, ты расстроен из—за того, что появился на свет с кривыми руками, а там тебя никто не ждет. Вообще никто, и вряд ли бы кто—то действительно ждал. Не только для того чтобы утешить, но и просто потому, что он хочет видеть тебя каждый день. — слезы душили, неприятный ком достиг глотки и не мог выйти ни верхним путем, ни в желудок. продолжая напрягать челюсть, — Я… я всегда была одна и, потом появилась Гаруда. Она такая чудесная и веселая, у нее такие нежные руки, что я каждый день хочу, чтобы она меня касалась. Потом появился Саша. Веселый и прилипчивый, но он тоже ошивается рядом, тоже лезет обниматься, и действительно хочет быть рядом, — голос дрожал, всхлипы, прерываемые тяжелыми вздохами, набирали обороты, — А потом пришел ты и подарил Каки. Ну, как я могу его отпустить? — слезы полились по щукам, пачкая простыню мокрыми пятнами, — Он же тоже появился рядом. Хрипя, уже не могла что—то высказать еще. Зря все это было затеяно. Могла ведь и просто обратиться к матери, она бы в два счета вылечила котейку и отпустила бы восвояси, а тут целая эпопея с моим чакроистощением. Наверняка и люди беспокоились. Брюнет просто вытащил меня из постели, усаживая на собственные колени и обнял, прижимая крепко к груди. — Ты со всем справилась. — порадовал меня новостью Ро, поглаживая по спине. — Каки жив и здоров, но ему все еще необходима реабилитация и постельный режим. Ты бы видела, как была приятно поражена твоя мама. Ооо, Гаруда конечно обиделась, что ты довела себя до постели, но не могла не отметить, что ты справилась со своей задачей блестяще, как врач. — Тэка. — позвал мужчина, чуть отодвигаясь в сторону, — Пообещай мне, что теперь будешь рассказывать мне о том, что тебя беспокоит. — Хорошо. — сдавленно ответила я, едва смогла справиться с отекшим языком, который покраснел от напряжения во рту. Хотелось кричать, но сил на громкий вскрик от душевной боли вряд ли бы хватило. — Ты постоянно к чему—то стремишься. Может тебя что—то беспокоит? — поинтересовался учитель, снова прижимая к себе безвольное тело, — Боишься чего—то? — Война рядом. — пожалуй это была одна из самых главных и обоснованных частей моей правды и целей. Мир «НАРУТО» находился в постоянном сражении, не только людей между собой, но и между смертными с «богами». Национализм, порожденный генетическими мутациями тела вследствие поглощения и выборотки чакры, был повсеместным явлением общества, поэтому в любой части континента, будь ты хоть трижды всесильным ниндзя или самым богатым человеком, все равно там начнется стычка, а чтобы противостоять всем и вся нужна сила, да такая, чтобы и Пейн, и Зецу, и Кагуя страшны не были. — Мама с братом одни, поэтому я должна их защитить, во что бы то мне это не встало. — А если ты не будешь одна? — спросил зеленоглазый, целуя мой сморщенный лоб, пытаясь успокоить накатившуюся истерику. — Если у тебя будет еще один человек, который прикроет спину? — Ясно. — сухо констатировала я, уже погружаясь в куда более радостные думы. Ну, хоть у кого—то личная жизнь налаживается, — А я все гадала, когда тебя официально нашей семье представят, как чичи. — Ты все знала? — чуть удивился джоунин, отпираясь от объятий и заглядывая в мое заплаканное лицо. На рубашке точно остались влажные следы соплей и слез, нужно будет постирать в благодарность после. — Свадьба на какое число? — вопросом на вопрос ответила я, слаба улыбаясь. Долгих лет жизни и счастья Гаруде и Ро, они этого заслужили, да и нашей семье уже давно пора бы где — нибудь осесть. — Скоро. — только и сказал мужчина, поглаживая мою переносицу, — Больше так не делай. — Да, хорошо. Меня уложили на кровать, подали стакан воды и даже намочили тряпку, потому что своей истерикой довела себя до боли в голове. Хорошо еще, что просто мигрень, а не что—то посерьезнее. — Полежишь со мной? — спросила я брюнета, который относил пустую тару на стол и откладывал в угол свой стул, намереваясь покинуть мою временную обитель. Ро пребывал в каком—то ступоре пару мгновений, прежде чем покраснел и согласно кивнул. Сняв темно—синюю кофту, которая была грязной, и бросив ее на тумбу рядом, он размял затекшие от неудобного сна на стуле плечи, и полез ко мне на кровать. Закутав меня в покрывало по самые уши, разве что не пеленая, он придвинул меня ближе и выше, прижимая к своему телу. Устроившись удобнее, чтобы друг другу не мешать спать, брюнет создал клона, чтобы тот погасил свечу на столе главврача, и, не создавая лишнего шума, приобнял меня, зарываясь носом в светлую макушку. Я была маленькой и слишком тощей, чтобы занимать много места, поэтому мы вполне неплохо устроились на одноместной койке. Было непривычно спать с кем—то. В прошлой жизни я не могла позволить себе таких телячьих нежностей, но так хотелось на секунду побыть в безопасности в чужих руках, которые не воткнут нож в спину просто ради рофла. Следующее утро наступила с чужим шепотом. Женщина переговаривалась с мужчиной, стараясь не говорить в полную силу, но голос Ро был и так глубок и звонок, что он даже стараясь подавить его не мог стать тише чисто по природе, ну а женщина слишком сильно перестаралась с созданием тишины, что стала шипеть не хуже змеи. Любимый бас и знакомое шипение. Эх, надо бы встать. — Доброе утро! — сипло бубню я, чувствуя ткань по всему телу со всех сторон. Даже ночью не смогла выбраться из кокона, который сейчас был настолько теплым и уютным, что покидать его совсем не хотелось. — И тебе доброе. — сказала мама, подходя откуда—то со спины. — Как себя чувствуешь? — Разбито. — честно отвечаю, вытягивая шею, лишь бы увидеть Гаруду. — Естественно, — соглашается с моим положением окаа—сан, — Я бы тоже разбито себя чувствовала, если бы довела себя до чакроистощения. Хорошо еще, что у нас склад полон пилюль, а то бы ты провалялась еще неделю в постели. — Еще неделю?! — поражаюсь, спешно пытаясь развернуть одеяло. — А как же мелкие?! Ро помог мне справиться с тугой тканью и высвободил на свободу, укрываясь нагретой вещью уже сам. — Тэка—чан. — устало сказала мать, поглядывая на меня сверху вниз. Блондинка стояла с прямой, как штык, спиной с сложенными на талии руками и чуть приподняла лицо, демонстрируя непоколебимую мощь своего намерения, — Как твой родитель, я абсолютно не довольна тем, как и каким способом ты попала в лазарет, как твой учитель и врач — горжусь. — строго говорила она, поглядывая с высоты своего роста на мою миниатюрную фигуру, словно Цунаде объясняла простые истины своим подчиненным — ирьенинам. — Мама… — тихо шепчу, невольно протягивая свои ладони к чужим рукам, — я больше так не буду! — уверенно заявляю, прекрасно понимая, что в данной ситуации не права. — Не нужно. — куда спокойнее и теплее отвечает Гаруда, присаживаясь на корточки, — На то мы ирьенины, чтобы исполнять свой долг. Мне жаль, что тебе пришлось прибегнуть к спасению чужой жизни своими силами. — Окаа — сан, ты здесь не причем! — вот уж что — что, а винить ее в своей дурости я не хотела. — Знаю, но мне все равно жаль, что тебе пришлось пережить это. — женщина обняла меня, утыкаясь носом изгиб шеи, — Давай сделаем по взрослому, и ты мне пообещаешь, что если случиться что—то страшное, то ты придешь ко мне и расскажешь все, что тебя беспокоит? — Да, я обещаю! — Нее—чан! — воскликнул кто—то звонко, что аж мурашки по коже пошли. Обернувшись, увидела на пороге брата в компании двух рыжух. Узумаки тоже пришли за компанию, в равной степени переживая за мое состояние: Кэори внимательно рассматривала мое тело на предмет повреждений и, когда увидела мое более лучшее состояние, сразу же расслабленно улыбнулась; Карин нервно теребила полы своей рубашки, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, пытаясь перебороть желание сорваться с места и хорошенько обнять меня. На руках у Саши сидел наш кот. Рыжий засранец, виновник происшествия, спокойно находился в чужих объятиях, нисколько не сопротивляясь переносу и доставке в незнакомое место. Дети все же не смогли удержаться и уверено зашагали ко мне, порываясь за тискать в объятьях. Шурик отложил животное на кровать, а потом сразу же полез под бок, уступая главное место пред моим лицом Карин. Девочка уткнулась мне в грудь, крепко обхватывая ребра. Макушка с алыми волосами чуть тряслась от слез радости, локоны неприятно кололи кожу на ключицах, но сейчас можно было потерпеть. Сам отото дышал мне в подмышку, точнее чуть ближе к плечу, обнимал поверх девичьих рук мое тело и горячо шептал слова любви. Я и сама их обняла, вспоминая то тяжелое состояние и мерзкую ситуацию, с которой им пришлось столкнуться так рано. — Это надо отметить! — довольно объявил Ро, который очень удобно расположился на моей подушке. Да, ситуация действительно была щекотливой, но благо, что закончилась на веселой ноте. — Ага, не каждый день в нашей семье появляется папа. — как бы между делом вспомнила я, перебривая нашу маму и «тетю». Узумаки чуть удивилась на мое заявление, а Гаруда не сдержалась и дала мне легкого подзатыльника, за длинный язык. Да, я язва и что? — У нас будет папа?! — воскликнул Санчез, переводя взгляд от меня к Ро и обратно, — Ты наш папа?! — шокировано закричал мальчик, подпрыгивая на месте. Пускай Александр и был не до конца привязан к сенсею так, как я, и больше воспринимал его, как отдельного человека от нашей семьи, но ему, как и всякому ребенку, хотелось полной семьи, так что через мгновение, он уже понесся к койке, на ходу запрыгивая на матрас, чтобы обнять брюнета. Карин пошла к матери, на ходу поздравляя Гаруду с предстоящим замужеством, за что я получила еще один взгляд лиловых глаз с праведным гневом. Мать, не кипишуй! Ты же и так свое сердце предложила Ро. Подумаешь, днем раньше, днем позже ты станешь с ним официальной парой! Самому джоунину было еще радостнее, он даже потянулся к будущей супруге, ухватывая тонкую и изящную кисть, чтобы притянуть любимую женщину в объятия. А я подошла к Каки, чтобы обнять это золотое недоразумение. — Спасибо тебе, котенок! — тихо промурлыкал самец, утыкаясь мне в шею. Я же стояла с широко распахнутыми глазами, понимая, что услышала фразу животного только одна. Взрослые теперь громко обсуждали свое будущее, даже Кэори — сан вклинилась, рассказывая от традициях своего клана в свершении брачных церемоний. Все—таки меня элегантно наебали, раз я в какой—то момент перестала думать о нашей зверушке, как о призыве. Теперь нас ждет серьезный разговор дома, ибо вопросов у меня появилось куда больше, и, я надеюсь, этот мелкий и шершавый язык, все же поведает мне правду, тем более, что я его спасла ценой своего благополучия.