…Заклинаю прошлым, настоящим, Крепче спи, не всхлипывай спросонок, Не следи за мной зрачком косящим, Ангел, олененок, соколенок. Из камней Шумера, из пустыни Аравийской, из какого круга Памяти — в сиянии гордыни Горло мне захлестываешь туго…? Арсений Тарковский
Семнадцать лет спустя — Значит, так? Просто трах, и ничего больше? — Рэнсом изо всех сил старался справиться с противно дрожащей нижней губой — в конце концов, в прошлом месяце ему исполнилось восемнадцать, не маленький. Только, кажется, сейчас, под тяжелым и одновременно насмешливым взглядом Гаса Кинни, это не имело никакого значения. Гас… Единственный, кто когда-либо существовал для него, с которым Рэнсом неделю назад провел фантастическую ночь после выпускного и с тех пор не видел — до сегодняшнего вечера, когда их странная семья собрались поздравить его с окончанием школы. Но все, что говорили отец с Брайаном, мама с мужем и остальные словно пролетело мимо ушей. Пробирал только отсутствующий взгляд молчаливого…любовника? избегавшего его так, чтобы никто этого не заметил. А сейчас Гас стоял напротив в слабо освещенном саду «Брайтина», и ветер шевелил его волосы — Рэнсом даже удивился, что может что-то замечать после жестоких слов, прошивающих насквозь подобно пулеметному разряду. — Рэнс… Ты этого хотел, я — тоже. Чтобы твой первый раз был с тем, кого хотя бы знаешь… Рэнсом вздрогнул, едва удержавшись от того, чтобы не закричать прямо в красивые искривленные губы: Знает? Влюблен, наверное, с тех пор, как себя помнит! Гас Кинни был недосягаемо взрослым, прекрасным, умным — тем, кто подарил первую модель самолета и рассказал, что на таковом можно долететь до рассыпанных по небу звезд. И пусть даже потом оказалось, что это не совсем правда… — И почему сейчас… — Рэнсом запнулся, сжав кулаки. Показалось, что за деревьями мелькнула чья-то тень, но все вроде бы продолжают веселиться в доме, и бродить по саду некому. — Тебе прекрасно известно, что я… Да, Рэнсом признался: в постели, приоткрыв на мгновение глаза, чтобы поймать напряженный взгляд закусившего губу Гаса. Было больно, но все-таки подумалось: а кто из них сейчас нервничает сильнее? — Послушай, я понимаю, что ты рос на красивой сказочке о любви наших отцов, все видел своими глазами, и это было правдой, не отрицаю. Но я старше тебя, и прекрасно помню, сколько дерьма они съели, прежде чем смогли построить что-то, устраивающее обоих. А я его есть не хочу. И, тем более, не хочу кормить им тебя. Только не надо бежать за ложкой, Рэнс: аналогичный процесс не всегда приводит к тому же результату. Поживешь подольше — убедишься. Рэнсому очень не понравилась усмешка Гаса: ироничная и вместе с тем отчаянно-горькая. Как будто знает и понимает больше, чем хотел бы — но что сейчас сделать? Только шаг вперед, обхватить руками, прижавшись к пиджаку — Гас Кинни, подобно отцу, очень уважал Армани — вдыхая сносящий крышу аромат туалетной воды. — Все хорошо, Рэнс. — Услышал он тихий шепот. — Смотри. Гас, не ответивший на объятие, вдруг развернул его, прижимаясь сзади: — Посмотри наверх. Что видишь? — Небо… — только и смог пробормотать растерявшийся Рэнсом. — Да. Небо. И оно твое, Рэнс! Ты же бредил самолетами, едва научившись ходить! И сейчас должен учиться, чтобы мечта исполнилась. Потому что ничто не стоит отказа от мечты, Рэнсом! Даже я. Когда-нибудь поймешь, что я прав. И, может быть, скажешь «спасибо», посмотрев на ситуацию по-другому. — А, может быть, это мне решать?! — Рэнсом почувствовал, как внутри закипает ярость — волной, с которой будет сложно справиться. Но нужно, иначе она сметет все надежды когда-нибудь быть с Гасом. Потому что это тоже мечта. И как выбрать, что важнее? Почему его вообще заставляют выбирать?! — Ты решишь правильно. И через несколько лет я, глядя на небо, буду знать, что пилот Чендерс-Тейлор где-то там, ведет свой самолет. — Пока финансист Гас Кинни крепко стоит на земле, трахая все, что подает признаки жизни? — Рэнсом развернулся, пытаясь поймать взгляд Гаса. — Фамилия обязывает, — показалось, или Гас в слабом свете улыбался уже по-настоящему? — Уже нет. Брайан давно перестал так себя вести — наверное, еще до того, как я подал им кольца. Рэнсом вдруг отчетливо вспомнил свадьбу, на которой крепко держал коробочку. Но почему-то ярче запомнились не отец и Брайан, а смущающийся в роли шафера Гас, выглядевший так, будто не понимал, зачем все это нужно и что он сам здесь делает. — Их должен был подавать я — когда они в первый раз собирались пожениться. Мы с отцом репетировали этот момент, но… Там было слишком много «но» — видимо, это наследственное. — Похоже, мне все придется доделывать за тебя! — Рэнсом улыбнулся, наслаждаясь явным замешательством Гаса. — И уж поверь, справлюсь. Когда-нибудь ты поймешь, и мы… Договорить не удалось: Гас дернулся вперед и впился губами в его рот, лаская и исследуя совсем как в ту незабываемую ночь, когда дождался его на школьной парковке. Рэнсу в тот момент показалось, что он упадет в обморок: сначала от удивления, потом — от поцелуя. Он и сейчас уже почти падал, вцепившись в плечи Гаса. Но все закончилось слишком быстро: — Думаю, пора прощаться. И, Рэнсом… Меня не будет в Питтсбурге на Рождество. И на Пасху — тоже. Так лучше. Рэнсом не успел ответить — Гас исчез, растворившись в жарком, несмотря на ночь, июньском воздухе. И глаза предали, оставляя на щеках соленые влажные дорожки. Осталось только со всей силы ударить кулаком по дереву, поклявшись себе в том, что обязательно добьется Гаса Кинни! Даже если на это уйдет вся жизнь…***
— Не удивлюсь, если у тебя впервые появилось желание выпороть моего сына. — Услышав шепот Брайана, Джастин удивился, как тому удалось подкрасться незаметно. Хотя, что тут странного: он тоже старательно не обнаруживал своего присутствия, наблюдая, как Рэнсом впервые сталкивается со сложной жизненной ситуацией. И насколько все это было знакомо! — Выпорол бы… Если бы не видел глаза Гаса, когда он Рэнсома обнимал. И отлуплю лет через пять, если Гас не сделает моему сыну предложение. Или не согласится на его. — Джастин обернулся, поднимая глаза на Брайана. Все такой же поразительно красивый, стройный и подтянутый, только взгляд зеленоватых глаз в обрамлении мелких лучиков-морщинок стал немного спокойнее. Словно черти, живущие в них, несколько поубавили градус экстрима. Но иногда у Джастина перехватывало дыхание и замирало сердце, потому что появлялся прежний Брайан. Тот, на которого феноменально был похож Гас — не досталось ни одной материнской черточки во внешности. Правда, в манерах, жестах и движениях проглядывала мягкая сдержанность Линдси. Но это не отменяло главного: на Либерти-авеню царил новый Кинни! Гас еще когда заканчивал школу сменил фамилию на отцовскую, учился в университете Питтсбурга, а сейчас жил в лофте, который Брайан официально подарил ему на двадцать первый день рождения — передал скипетр, как смеялся Майкл. Джастин тогда ввернул, что это отлично — половина нового поколения геев Питтсбурга теперь приобретает место для ночлега. Все-таки и в характере Гаса было намного больше Брайана, чем Линдси… Но некоторую долю ее романтичности Гас унаследовал, старательно пряча этот факт даже от самого себя. — Нелегко Рэнсому придется. Гас — Кинни, — голос Брайана возвращал из прошлого в настоящее. — А Рэнсом — Тейлор! — не остался в долгу Джастин, пряча руку Брайана в своей. — Ставлю на него, я же справился. У Гаса нет шансов! — Не думал, что когда-нибудь скажу что-то подобное, но буду рад, если в этой ситуации правда окажется на твоей стороне. Но позже — пусть перебесятся. Оба. Гасу Рэнс нравится, как бы он ни старался это отрицать. — Но Гас, как и ты, еще долго не будет верить в любовь? — Джастин потянул Брайана в сторону, к главному входу «Брайтина», чтобы поговорить без риска быть обнаруженными Рэнсомом. Сыну лучше не знать, что его секрет давно известен. — Кто тебе сказал, что я сейчас в нее верю? — Одна из тысяч усмешек Брайана Кинни — тех, что имелись на все случаи жизни, и имели особую власть над Джастином. — Вот это! — Джастин поднял вверх левую руку с простым, гладким ободком кольца. — Не помнишь? Джастин не сомневался, что Брайан помнит. Потому что ему самому никогда не забыть, как дрожал голос, когда произносил слова брачной клятвы. Как дрожала и рука Брайана, когда он надевал ему такое же кольцо. Это был особенный момент, каких в жизни наберется от силы несколько. У него все подобные были связаны исключительно с Брайаном Кинни — как и, собственно, сама жизнь. Годы до знакомства с ним были просто подготовкой… Брайан вдруг аккуратно притянул к себе, приподнимая его голову мягким движением: — Что ты видишь? — Небо. — Джастин не сразу понял, что повторил слово, сказанное сыном несколько минут назад. — Оно твое. Даже если ты подарил его Рэнсому. Потому что ты столько раз его рисовал. — Дыхание Брайана обжигало ухо, и в то же время заставляло воспоминания мелькать перед глазами с бешеной скоростью. Как-то, возвращаясь от Майкла в первый год жизни в «Брайтине», они упали на траву, пытаясь пересчитать яркие холодные точки — язык у Брайана совсем заплетался, и бутылку любимого «Джим Бима» он уронил раз десять, наверное. Или когда здесь же, у дома, Джастин пытался учить Рэнсома рисовать — тот оказался безнадежен в этом отношении, требуя, чтобы папа сам изображал для него различные самолеты. Когда он успел настолько вырасти, чтобы уезжать учиться на пилота гражданской авиации? Хорошо, что удалось отговорить от военной — это заставило бы волноваться Дафну, супругу директора школы Форест-Хилл и мать пятилетних близняшек. — А знаешь, Брайан, мы ведь с тобой продолжаемся. В них. — Джастин кивнул в сторону, где на фоне луны, вырисовывался силуэт Рэнсома, который присел на землю, опираясь спиной на дерево.— А они повторяют нас: того Джастина, который так отчаянно любил Брайана, что готов был бежать за ним на край света… — А в итоге сбежал от него! — Брайан засмеялся, и Джастин почувствовал легкий шлепок пониже спины. — И почему это вдруг в прошедшем времени? — Я же вернулся. И для меня время всегда было настоящим. И будет таковым даже в будущем. Джастин замолчал, но уже через несколько секунд понял, что ответа не будет — наверное, это слишком уж романтично для Брайана. И продолжил: — Интересно, они точно справятся? Рэнсому учиться, Гас постоянно путешествует… Он уже заранее собрался уехать на праздники! А вдруг… — Может, тебе стоит пойти к нему? — Брайан тоже махнул в сторону Рэнсома. — Или, если боишься, я смогу сделать это за тебя. — По улыбке Брайана Джастин понял, что тот вспоминает ночь, когда Рэнс родился. — Не стоит вмешиваться. Некоторые мгновения придется пережить самому — по себе знаю. Рэнсом сильный. И его чувства, насколько я могу судить — тоже. Мы сейчас ничем не поможем. — Ну, могу попробовать. Завтра же скажу Гасу, что внесу изменения в завещание: пролетит с многомиллионным наследством, если не возьмет в мужья твоего сына! — Брайан! Тебе пятьдесят восемь лет, пора бы уже переставать вести себя, как придурок! — Мне стоило умереть молодым и прекрасным в тридцать! Чтобы не видеть, что ты в сорок шесть умудрился остаться все тем же мелким пизденышем! Джастин потянулся к губам Брайана, поймав их своими в нежном глубоком поцелуе. Нужно идти в дом: там все-таки невежливо брошенные гости. Все остальное — позже, в спальне.***
В припаркованной у стены «Брайтина» машине Гас привычным движением провел пальцем по экрану, позволив появиться любимой фотографии Рэнсома. В прошлом году они вчетвером ездили в Париж на выставку Джастина, совместив его работу с отпуском, и отец Рэнса заявил, что каждый уважающий себя турист должен иметь фото на фоне Эйфелевой башни. Гас сфотографировал Рэнса сам: растрепанные на ветру светло-каштановые волосы, которые все равно ложились волнами, как бы Рэнсом не старался их выпрямлять, выливая на голову средства для укладки, чуть прищуренные от яркого солнца глаза и легкая полуулыбка. Так Рэнсом Чендерс-Тейлор смотрел только на него, и Гас, наверное, никогда не сможет понять, как удостоился такой чести. «Тебе надо учиться, Рэнс! Уезжай, узнавай самолеты, завоевывай свое небо, спи с теми, кого захочешь… Только никому не дари особенные взгляды. И потом, когда отправишься в первый самостоятельный рейс, я буду в салоне. Или встречу в аэропорту… если ты все еще будешь хотеть этого. А если забудешь меня — значит…» Гас не успел додумать важную мысль, когда поперек экрана появился текст сообщения: «Я тебя понимаю». Наверное, самые важные три слова от самого нужного сейчас человека. Который и вправду понимает. Потому что когда-то нашел силы и смелость не только признать собственные чувства, но и признаться в них. А потом отпустил свою любовь. Но Джастин вернулся. Значит, у них с Рэнсом тоже есть шанс. История повторяется дважды… Гас аккуратно нажал на педаль, заставив машину плавно тронуться с места, оставляя позади ярко освещенный «Брайтин».