Take the Pieces and Build Them Skywards

В квартиру Фрэнка они возвращаются уже поздно вечером после того, как Пит угощает их ужином за свой счет. Фрэнк зевает, но уставшим не выглядит. – Хочешь посмотреть кино? – предлагает Джерард. Они еще ничего не обсуждали и не решили, когда им придется попрощаться, но что-то ему подсказывает, что в конце сегодняшнего дня они скажут друг другу не «спокойной ночи», а «прощай». – Давай, – пожимает плечами Фрэнк. Они устраиваются на диване за просмотром «Зомби-стриптизерш», хоть и смотрели его уже несколько раз. Фрэнк забирается под руку Джерарда, кладет свою голову ему на грудь и приобнимает его вокруг талии. Ему, наверное, плохо видно экран в таком положении: щека соседствует с плечом, а лицо наполовину прижато к торсу Джерарда, но не то чтобы Джерард был против. Где-то полфильма спустя он вдруг понимает, что именно по этому будет скучать больше всего – по глупым мелочам, по обыденностям вроде совместного просмотра кино, или споров о доставке еды, или починки протекающего крана. Он уже и не помнит, что делал до того, как встретил Фрэнка, как проводил все свое время в одиночку. Грудь наполняется тяжестью при мысли о том, что ему снова придется остаться одному, и вдруг он начинает дышать часто-часто, издает ужасные хрипящие звуки, а голова начинает идти кругом. Встрепенувшись, Фрэнк кладет ладонь на грудь Джерарда и шепчет ему что-то успокаивающее. Когда Джерард начинает гипервентилировать, Фрэнк попросту хватает его руками за футболку и пытается его встряхнуть. – Джерард! – зовет он, чем наконец отвлекает Джерарда от собственного дыхания, от сокрушительного чувства опустошения, из-за которого ему сложно дышать, и как только Джерард минует угрозу сиюминутного обморока, Фрэнк тут же его целует. Все это время Джерард немного побаивался того, как спокойно Фрэнк на все реагировал. Не может же он действительно хотеть умереть, не может знать, будет ли там, после смерти, хоть что-то хорошее, не может хотеть оставить свою семью, друзей и все, что любит. Но в этот момент Джерард вдруг понимает, в каком ужасе Фрэнк на самом деле, как боится уйти, как тяжко ему, должно быть, контролировать себя каждую секунду, чтобы не сдаться и не пойти простым путем. Он понимает, насколько все сам усложнил для Фрэнка. Понимает по тому, как безумно Фрэнк его целует, словно, остановись он хоть на секунду, он тут же исчезнет. Фрэнк сильно сжимает руками плечи Джерарда, забирается ему на колени, едва ли не высасывает воздух из его легких и выдыхает его потом вместе с еле слышными беспомощными, отчаянными всхлипами. Джерард столь же отчаянно отвечает на поцелуй, неловко ощущая каждую деталь. Форму губ Фрэнка и их вкус, его вес на своих коленях, легкий аромат его шампуня и сигарет. Он едва ли не с болезненной точностью пытается их все запомнить, выжечь в своем разуме, чтобы никогда-никогда не забыть. Но он все равно забудет. Он думал, что всегда будет помнить вкус блеска для губ своего первого поцелуя, или аромат парфюма Елены, или миллион других вещей, за которые так безуспешно пытался удержаться. Поэтому он заставляет себя остановиться, отказывается от обдумывания в пользу действий. Джерард подталкивает Фрэнка спиной вперед, меняя их положение на горизонтальное. Он растягивается над Фрэнком и вжимается своими бедрами в его с такой силой, что пуговица на джинсах Фрэнка, впивающаяся в его кожу, обязательно оставит на ней синяк. Фрэнк сгибает колени, опираясь пятками о диван, и разводит ноги в стороны, чтобы Джерард мог между них уместиться. Он зарывается пальцами в волосы Джерарда и сжимает их до жгучей боли. Телевизор все еще включен, его свет мигает в темной комнате, из-за чего угловатые черты лица Фрэнка лишь сильнее выделяются ярким контрастом. Джерард на мгновение отрывается от его губ. Фрэнк все еще сжимает его волосы руками, и Джерард просто молча изучает его лицо пару секунд. Фрэнк так чертовски красив, что сердце Джерарда ноет болью при одном только взгляде на него. – Джерард, – выдыхает Фрэнк, вскидывая бедра вверх и пытаясь притянуть его к себе для нового поцелуя. – Фрэнк, – отвечает Джерард, наклоняясь ниже и позволяя Фрэнку утянуть себя в размытое отчаяние своих губ. Все расплывается на какое-то мгновение, отдельные движения теряются в потоке прикосновений губ к губам и пальцев к коже. Джерард не помнит, сколько они целуются, но ему кажется, что уже слишком долго, поэтому он начинает возиться со штанами Фрэнка, пока наконец их не расстегивает. Фрэнк приподнимает бедра и стягивает джинсы со своих ног, а потом цепляет большими пальцами белье и пытается избавиться и от него тоже. В итоге он оставляет ярко-красные полосы от ногтей на своих бедрах, и из-за контраста в темной комнате, освещенной ярким экраном телевизора, царапины выглядят куда хуже, чем они есть на самом деле, словно они теперь навечно останутся на коже Фрэнка. Джерард отползает назад, устраивается в удобной позиции и склоняется над ногами Фрэнка. Тот тянется к нему и успевает ухватить его руку и завиток волос, и Джерард, даже не пытаясь поправить его ладонь, опускается вниз и облизывает по кругу головку его члена. Фрэнк вскидывает бедра, и его член влажно проходится по обратной стороне щеки Джерарда. Джерард позволяет ему сделать несколько толчков, пока Фрэнк не опускается на диван без движения. Тогда Джерард кладет ладони на изгибы его бедер и придавливает его вниз. Фрэнк всхлипывает и сжимает руку в волосах Джерарда. Тот позволяет боли смягчить пыл страсти, чтобы не кончить здесь и сейчас, а затем берет Фрэнка в свой рот, проводя языком по чувствительному комку нервов на нижней стороне его члена. Джерард поднимает взгляд на Фрэнка, от чего глаза раскрываются слишком широко, но зато ему видны бесшумные движения губ Фрэнка и влажный блеск его глаз, пока он смотрит на него в ответ. Джерард опускается ниже, пока головка не касается задней стенки его горла, а затем намеренно расслабляется и берет еще глубже, пока не упирается носом в кожу Фрэнка, пока татуировки на его животе не сливаются в вихрь цвета где-то на периферии зрения Джерарда. Он остается в таком положении, пока Фрэнк не издает звук – полумольбу-полутребование, а затем находит неторопливый ритм, отпуская руки с бедер Фрэнка, чтобы обернуть одну кисть вокруг основания его члена. Фрэнк тянется к его свободной руке и переплетает их пальцы, до боли крепко сжимая его ладонь своей. Но Джерард его понимает: ему тоже совсем не хочется отпускать. Джерард задает медленный, но неравномерный ритм и не дает Фрэнку приблизиться к финалу. У них осталось ровно столько, сколько будет длиться это мгновение, а что будет позже… Джерард прекрасно знает, но совсем не хочет об этом думать. Так что он фокусируется на ощущении Фрэнка у себя во рту, на его вкусе, на звучании его учащенного дыхания и на сдавленных всхлипах, что он издает, когда Джерард сужает щеки. Но даже с неспешным ритмом уже вскоре Фрэнк тянет Джерарда за волосы и приподнимает бедра, чтобы его остановить. – Джи, Джерард, ну же, остановись, я не, блять, не хочу пока кончать. Постой. Джерард дает Фрэнку выскользнуть изо рта с совершенно непристойным звуком, а в следующее мгновение уже наклоняется к его лицу и целует Фрэнка, чувствуя слюну на своем лице. Губы скользят по губам, едва ли не соскальзывая вообще, но Фрэнк захватывает зубами нижнюю губу Джерарда и не отпускает. Джерард лижет языком верхнюю губу Фрэнка, чувствуя неровные края его зубов. Фрэнк пытается развернуть их и уложить на бок лицом друг к другу, но диван слишком узкий, и они едва не оказываются на полу. Джерард успевает схватиться за ткань футболки Фрэнка и не отпускает даже несмотря на то, что горлышко сейчас, наверное, больно врезается в заднюю сторону его шеи. Фрэнк смотрит на него пару секунд, а затем кидается вперед, вжимая Джерарда в спинку дивана. Будучи зажатым между Фрэнком и диваном, Джерард чувствует себя стесненно, сдавленно, но в такой клетке он был бы не прочь провести целую вечность. Фрэнк подталкивает Джерарда, пока тот не разворачивается, и его ступни не оказываются на полу, а затем перекидывает ногу через его бедра и садится на него сверху. Он возится с футболкой Джерарда и пытается ухватиться за ее край, но ткань несколько раз выскальзывает из его пальцев, пока Джерард вдруг не осознает, что Фрэнк дрожит. Руки, плечи, все его тело подрагивает, и не только из-за того, чем они сейчас занимаются. – Фрэнк, – шепчет Джерард, но тот лишь продолжает попытки стянуть с него футболку, приподнимая ее до уровня подмышек и утягивая выше, смотря на нее так, словно это на ней лежит вина за все их проблемы. – Фрэнк, – чуть громче повторяет Джерард, и Фрэнк поднимает на него взгляд, продолжая сжимать ладонями его футболку, словно она спасательный трос. Сейчас, когда его лицо освещает свет телевизора за ними, Фрэнк выглядит чертовски молодо. Джерард даже не помнит себя в таком возрасте, не помнит, чем занимался в двадцать один, не может и представить, чтобы ему заявили, что он умрет таким молодым. – Фрэнк, – снова произносит он, и в этот момент Фрэнк срывается, уткнувшись лицом в шею Джерарда. Джерард чувствует, как влажно становится от его слез. «Сейчас, – думает он, – прямо сейчас я мог бы попросить его остаться, и он бы согласился». Джерард обхватывает Фрэнка руками и крепко сжимает его в объятиях. Больше он ничего не говорит. Какое-то время спустя Фрэнк тяжело выдыхает ему в шею, а затем приглушенно смеется. – Очень сексуально, а? Джерард гладит Фрэнка по спине, по острым углам его лопаток, по изгибу талии. – Очень. Фрэнк приподнимает голову. Его ресницы слипаются от слез. – Пойдем в постель. У Джерарда сводит желудок. «Доброй ночи» слишком похоже на «Прощай», и он знает, что ни один из них сегодня ночью глаз не сомкнет. Оба просто будут лежать в неловкой тишине, притворяясь, что не отсчитывают минуты до расставания. – Я не устал, – говорит Джерард, и это так глупо, так упрямо, что он отказывает Фрэнку в этой маленькой последней просьбе, но Фрэнк смеется и потирает ладонями глаза. – Пойдем в постель, дурашка ты мой. Пойдем займемся любовью. Ты так никогда и не запомнишь, да? Джерард следует за ним в спальню, понимая, что теперь у него и возможности запомнить уже не будет. Фрэнк раздевается медленно, стягивая футболку и джинсы, снимая носки один за другим, а затем и белье. Джерард тоже начинает раздеваться, но Фрэнк ловит его запястье и просто держит его какую-то секунду. – Фрэнк, – отчаянно, жалобно произносит Джерард. Фрэнк начинает задирать край его футболки – медленно, сантиметр за сантиметром, пока Джерарду не приходится поднять руки, чтобы тот мог снять футболку с его тела. Со штанами происходит то же самое – Фрэнк расстегивает пуговицу и опускает собачку молнии зубчик за зубчиком, и к тому моменту, когда он опускает ее до упора, Джерарда уже потрясывает от желания. Он хочет прикоснуться к Фрэнку и чтобы Фрэнк тоже прикоснулся к нему. Кажется, что каждая секунда, которую они тратят на раздевание, отнимает у них драгоценное время. Но Джерард его не подгоняет. Фрэнк опускается на колени и тянет его штаны и белье вниз, придерживая Джерарда ниже талии, чтобы тот не потерял равновесие, когда вышагивает из спущенной на пол одежды. На нем носков нет, но Фрэнк все равно остается на коленях. Он прижимается лбом к животу Джерарда и тяжело выдыхает горячий воздух. Джерард проводит рукой по волосам Фрэнка, потягивая его за кончики волос, и Фрэнк поднимает на него свой потерянный взгляд. – Давай, – Джерард помогает ему подняться на ноги и подойти к кровати. Фрэнк залезает на постель, но не ложится, пока Джерард не укладывается рядом. – Нам не… – начинает Джерард, но, слыша, как громко звучит его голос в тишине спальни, решает продолжить чуть тише: – Нам не обязательно что-то делать, если не хочешь. Фрэнк усмехается и, кажется, берет себя в руки, потому что хватает бедра Джерарда и перекатывает их, пока тот не оказывается сверху. – Но я хочу. Джерард наклоняется, чтобы его поцеловать, и Фрэнк впивается пальцами в его спину. Это даже немного больно, как будто Фрэнк позабыл, что кожа Джерарда все еще соединена с телом и не сойдет с него, как бы сильно Фрэнк ни старался. Но Джерард его понимает. Он и сам целует Фрэнка так, что мог бы его задушить. Фрэнк отрывается, чтобы перевести дыхание, и выползает из-под Джерарда немного в бок, чтобы дотянуться до прикроватной тумбы. Он достает смазку, но отвлекается, когда Джерард оставляет дорожку из покусываний на его шее вплоть до подбородка, а потом проводит по нему языком. – Джерард, – хнычет Фрэнк высоким, неистовым тоном. – Ну же, блять, пожалуйста. Джерард забирает у него смазку и пытается открыть тюбик, вдруг осознавая, что у него трясутся руки. Они дрожат так сильно, что он не может справиться с крышкой, и Фрэнк заливается смехом – не злобным, но таким, какой означает «дурашка ты мой», и Джерарду хочется закричать из-за несправедливости того, что он не сможет слышать этот смех до конца своей не-жизни. Фрэнк выхватывает тюбик, откупоривает крышечку и выливает смазку себе на ладонь. Он отпускает тюбик и сжимает смазанной ладонью свой член, прикусывая губу и выгибаясь навстречу своей руке. – Господи Иисусе, Фрэнк, – бормочет Джерард, не в состоянии оторваться от сцены, что сейчас разворачивается перед его глазами. Фрэнк проводит рукой по члену еще пару раз, а затем сжимает пальцы сильнее и держит их тугим кольцом у основания, тяжело дыша, словно пытаясь взять себя в руки. Джерард едва может пошевелиться, когда Фрэнк придвигается к нему, так что просто позволяет ему подтолкнуть себя вбок и развести свои колени в стороны. – Ты в порядке? – шепчет Фрэнк, проводя скользким пальцем за его мошонкой. Джерард успевает выдать лишь невнятное «Мм-хмфф», прежде чем Фрэнк скользит пальцем внутрь, легко добавляя второй, когда доходит до костяшки. Джерард извивается, пытаясь одновременно насадиться на пальцы и отпрянуть от них. Фрэнк успокаивающе кладет ладонь на его тазовую кость и скользит дальше, сгибая пальцы медленно, так чертовски медленно, что Джерарду кажется, что он сейчас выпрыгнет из своей кожи, но в следующее мгновение Фрэнк задевает нужную точку. Весь воздух разом выходит из легких Джерарда, и ему приходится проморгаться, прежде чем он снова может разглядеть покачивающееся перед ним лицо Фрэнка. – Там? – шепчет Фрэнк и сгибает пальцы снова. Джерард толкается бедрами вверх, отчаянно кивая головой. Фрэнк ухмыляется и сильнее давит рукой на его таз, чтобы успокоить его движения, а затем склоняется над ним и проводит плоской стороной языка по головке его члена. Джерард сжимает волосы Фрэнка ладонью в кулак и тянет за них, так сильно прикусывая свою губу, что чувствует, как она вот-вот лопнет. К тому моменту, как к нему возвращается разум, Фрэнк уже приподнялся, каким-то образом освободил свои волосы от его цепкого захвата и устроился у него между ног, выжидая его согласия. Джерард кивает, судорожно набирая побольше воздуха в легкие, и заводит ступни за спину Фрэнка. Фрэнк начинает скользить внутрь, его зрение теряет фокус, и Джерард вжимает пятки в кожу его спины, подбадривая его двигаться быстрее. – Тшш, – шепчет Фрэнк, хотя Джерард ничего и не говорил, и продолжает свое чертовски неторопливое движение. Джерард знает, знает, что нужно растянуть все как можно дольше, позволить Фрэнку делать все так медленно, как ему того хочется, оттянуть неизбежное, но Джерарду кажется, что его тело напряжено до предела, что оно в таком состоянии, что, повернись он не в ту сторону, он сломает себе спину. Он просто хочет Фрэнка, всего и полностью, чтобы можно было забыться, не думать, притвориться, что это не последний раз, когда они могут быть вместе. Наконец Фрэнк погружается до конца и секунду остается без движения, придерживая себя над Джерардом, опираясь руками по обе стороны от его головы. Его руки дрожат от усилия, а Джерарда трясет от желания сделать уже хотя бы что-то, а не просто лежать в ожидании. Он изгибается, и Фрэнк тут же шипит, перенося свой вес на одну руку, чтобы протянуть вторую между их тел и обернуть ладонь вокруг члена Джерарда. Джерард напрягается, и Фрэнк стонет так, словно звуки с силой вытягиваются из его груди, и начинает дрожать. Затем он наконец шевелится, медленно выходя и начиная двигаться в мучительном ритме, который повторяет своей рукой. Джерард хнычет что-то в роде «Прошупрошупрошу», и Фрэнку, кажется, сложно ему отказать. Он держит медленный ритм только около минуты, после чего его толчки становятся рваными, а рука начинает замедляться, пока не останавливается совсем. Тогда он снова начинает ей двигать быстро, жестко, словно пытаясь нагнать упущенное. – Джерард, – рычит Фрэнк, и его опорная рука дергается так, словно вот-вот обессиленно подогнется. Он отпускает Джерарда и опирается на вторую руку, чтобы не упасть, и Джерард хнычет от потери контакта. Он тянется к члену своей рукой, но Фрэнк предупреждающе шипит. – Хочу тебе потом отсосать, – выдавливает он. Слова звучат поспешно, словно все силы Фрэнка уходят лишь на то, чтобы их произнести. Джерард зарывается пальцами в волосы Фрэнка, чтобы хоть как-то занять руки, и крепче стискивает ноги вокруг его торса. Фрэнк склоняется ниже, чтобы его поцеловать, не переставая шептать Джерарду в губы что-то, напоминающее «ДжиДжиДжи», а потом он замирает совершенно без движения и кончает. Когда Фрэнк опускается без сил, его покрытый испариной живот задевает член Джерарда, и тот стонет от чувствительности. Фрэнк, кажется, еще даже не пришел в чувства, но ему удается выскользнуть из Джерарда и отползти ниже, к его бедрам. Фрэнк едва ли пару раз проводит языком по его члену, как Джерарда накрывает оргазм такой силы, что он может лишь шевелить губами. Из них, быть может, могли бы выходить слова и вскрики, будь у него еще хотя бы немного воздуха в легких. Джерарду кажется, что он уставился в потолок, но с тем же успехом это может быть внутренняя сторона его опущенных век. Когда к нему возвращается зрение, Джерард молча моргает, наблюдая за Фрэнком – тот опустил голову на бедро Джерарда и сонно смотрит на него в ответ. Фрэнк медленно и легко расплывается в улыбке, и на одну волшебную секунду Джерарду кажется, что все хорошо. Они умоются и пойдут спать, а утром вместе позавтракают, и, может, в один прекрасный день Джерард наконец наберется храбрости и представит Фрэнка ребятам. Фрэнк пойдет на работу, Джерард – за душами, и… Осознание возвращается сокрушительной волной в следующую же секунду, и Джерарду просто необходимо отвернуться в сторону, чтобы не видеть улыбку Фрэнка. Фрэнк забирается выше к Джерарду, игнорируя липкий потный беспорядок в кровати, который они только что тут навели, и просто укладывается на него сверху. Джерард чувствует на себе почти слишком тяжелый вес Фрэнка, но просить его слезать не собирается. Фрэнк тянется носом в точку, где шея Джерарда переходит в плечо, щекоча его кожу своим теплым дыханием, а затем зарывает ладони под Джерарда так, что их общий вес прижимает их к постели. Положение не совсем удобное, но Джерард бы с радостью пролежал вот так до конца своих дней на этой планете. Фрэнк такой теплый, он дышит, он живой – и это все, что имеет значение, потому что уже в скором времени ничего из этого про него сказать будет нельзя. Фрэнк шевелит пальчиками на ногах и произносит Джерарду в шею: – Это же не навсегда. Джерард в этом не уверен. Именно это его больше всего и пугает – и пугало с того момента, как он очнулся мертвым. Со временем он перейдет «на ту сторону», и никто не может объяснить, что его там ждет. Рай? Реинкарнация? Пустота? Нет никакой гарантии, что Джерард сможет последовать за Фрэнком туда же, куда тот вот-вот должен отправиться. Он крепче сжимает Фрэнка в своих объятиях. – Может, и навсегда. Фрэнк шмыгает носом и приподнимает голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Даже в такое время суток, даже после тяжелого дня и после их потного секса, Фрэнк все еще выглядит потрясающе. С такого расстояния Джерард даже видит капельки золота в радужке его глаз. – Может быть. Но я предпочитаю верить, что нет. Джерард поглаживает пальцами влажные волосы Фрэнка, стараясь не думать о том, что делает это в последний раз. В последний раз с ним спорит, в последний раз сможет его обнять – это последний раз для всего, что с ним связано. Если он начнет это все мысленно перебирать, то не закончит никогда, и, к тому же, ему станет еще хуже, чем сейчас. – Я не смогу этого сделать, – шепчет Джерард так тихо, что решает повторить еще раз, потому что не уверен, услышал ли его вообще Фрэнк. – Я не смогу этого сделать. Улыбка пропадает с лица Фрэнка, и Джерарду хочется взять свои слова обратно. Он бы очень хотел быть в состоянии забрать душу Фрэнка, быть рядом с ним в такой тяжелый момент, быть последним, кого Фрэнк увидит перед смертью, помочь ему перейти на ту сторону. Но при одной только мысли об этом у Джерарда все сжимается в груди, его сдавливает под тяжестью скорби и печали. Он знает, что даже если бы сначала согласился, все равно отказался бы в последнюю минуту. И снова попытался бы изменить решение Фрэнка, а, может, предпринял бы чего похуже. Он все это понимает и не хочет, чтобы смерть Фрэнка прошла именно так. – Но я хотел бы, чтобы это был ты, – шепчет в ответ Фрэнк, и Джерард паникует секунду-другую, не уверенный, что сможет отказать, если Фрэнк станет настаивать. – Но я понимаю. Я… не уверен, что сам бы смог забрать твою душу, если бы оказался на твоем месте. Я, наверное, связал бы тебя у себя в подвале и держал бы там целую вечность, – поначалу слова звучат насмешливо, но Джерард видит, как с каждой секундой Фрэнк все больше обдумывает свои слова. Кажется, до этого момента он и не пытался мысленно поменять их ролями, и сейчас говорит вполне серьезно. – Я могу попросить Боба, – предлагает Джерард, и Фрэнк кивает. – Да, хорошо. Джерард начинает выпутываться из объятий Фрэнка, выползая вбок и едва не падая прямиком на пол. – Не думаю, что смогу ждать тут, пока он придет, Фрэнк. Фрэнк выпрямляется, садится, упираясь пятками в матрас, и почесывает свою грудь. Джерард отводит взгляд, вместо этого пытаясь отыскать все свои вещи, повторяя в голове непрерывную мантру: «Не сорвись, не сорвись, держи себя в руках, пока не уйдешь, не сорвись». – Ладно, – голос Фрэнка звучит разочарованно, но не обиженно. Он ждет, пока Джерард поднимает все свои вещи с пола и прижимает их к себе, словно они смогут заткнуть рваную рану у него в груди, и только потом говорит: – Я тебя люблю. Охапка одежды нисколечко не помогает уменьшить размеры зияющей дыры в груди или хоть как-то ее прикрыть. – Я тоже тебя люблю, – бормочет Джерардд, потирая глаза ладонями. Он устал и перегружен происходящим, но ему нужно выбираться из квартиры Фрэнка как можно скорее, пока он снова не начал его умолять. Фрэнк уже принял свое решение, и глубоко внутри Джерард понимает, что решение верное. – Я тоже тебя люблю, – повторяет он. Нужно убедиться, что Фрэнк это знает, ведь это самое главное. Фрэнк помогает ему одеться, воруя с его губ поцелуи между каждым предметом одежды, и когда Джерард направляется к входной двери, Фрэнк натягивает боксеры и идет за ним. Джерард видит, как Фрэнк сомневается и не знает, что сказать. Может, «все будет хорошо», или «береги себя», или что-то банальное, что говорят все, лишь бы только заполнить тишину. В конце концов, Фрэнк произносит: – Ты справишься, – и целует Джерарда еще раз. Джерард не уверен, был ли он когда-либо в жизни не согласен с чем-то больше, чем сейчас со словами Фрэнка. Но он лишь кивает, отвечает на поцелуй, а затем выходит из его квартиры, прикусывая язык и заставляя себя шевелить ногами шаг за шагом, пока дом Фрэнка не оказывается далеко позади. -- После звонка Бобу Джерард какое-то время бродит по незнакомым улицам, пока не доходит до тех, что может узнать. Он даже не пытается вытереть с лица слезы и смотрит лишь себе под ноги. Фрэнк мертв. Его больше нет. Он не встретит его в закусочной, если Джерард заглянет туда за чашечкой кофе, не откроет ему дверь своей квартиры, если Джерард в нее постучит, не будет ждать его в постели, когда Джерард вернется домой. Прошло шесть часов. Джерард знает Боба слишком хорошо, чтобы понимать, что Фрэнк уже мертв. Судьба только и ждала возможности наконец заполучить Фрэнка, так что Джерард с легкостью может представить, как быстро все должно было произойти, стоило только Бобу забрать его душу. Быть может, он поскользнулся в душе, или его ударило током из розетки. Или же на него упал потолочный вентилятор. На самом деле, вовсе и не важно, как Фрэнк умер. Он умер. Просто Джерард не знает, чем еще занять свои мысли. Последние несколько месяцев Джерарда крутились лишь вокруг Фрэнка, а теперь перед ним предстает перспектива еще долгое время быть вроде-бы-не-мертвым, но и не-совсем-живым тоже. И это все без единственного человека, который заставлял его поверить, что не-совсем-живой – это лучше, чем совсем-мертвый. В конце концов Джерарду надоедает смотреть на свои ботинки, и он поднимает взгляд. Каким-то образом он умудрился прийти домой – к своему старому, настоящему дому, к дому с Майки и мамой – совсем как в первую ночь после смерти. Наверное, от старых привычек избавиться не так просто. Он присаживается на бордюр напротив своего дома, как и тогда, хлопает по карманам в поисках сигарет и понимает, что оставил их в квартире. Может, Фрэнк успел их докурить, прежде чем… Джерард проводит ладонью по лицу, отчаянно пытаясь подумать о чем-то другом – о чем угодно. Он просто с ума сойдет, если не сможет отвлечься. Он слышит тихий звук намеренно медленно закрывающейся двери, поднимает взгляд и замечает Майки перед домом. В руке у него сигарета, и он уже шагает в сторону Джерарда. Майки опускается рядом без единого слова и предлагает сигарету Джерарду. Тот ее принимает, сжимает губами и старается ими не шевелить, лишь бы ничего не сказать. Майки, его младший брат, его лучший друг, сидит рядом с ним. Если Джерард только раскроет рот, он все ему расскажет – о себе, о жнецах, о Фрэнке, потому что ему нужно с кем-то поговорить, и этим «кем-то» всегда был Майки. От того, что брат так близко, но при этом вести себя с ним приходится, как с незнакомцем, у Джерарда до боли скручивает внутренности, так что он пытается сфокусироваться на том, чтобы просто молча курить свою сигарету, словно от этого зависит его жизнь. Майки подает голос первым. – Ты знал моего брата лучше, чем сказал мне тогда, верно? Джерарда буквально потрясывает от того, как сильно он сдерживается, чтобы не выкрикнуть: «Это я, Майки, это я, я все еще здесь!» Он кивает и заставляет себя молчать. – Мы поссорились в тот день, когда он умер, – вздыхает Майки, и его голос звучит так устало и измученно. – Это была такая тупая ссора. Я знал, что мы тут же помиримся, ну, мы всегда быстро мирились, но потом, – он трясет головой и стряхивает пепел с сигареты на асфальт – Но потом он умер, а я так и не успел попросить у него прощения. Притворяясь, что кашляет, Джерард отворачивается в сторону. Он давит кулаком по своим губам и пытается заставить себя успокоиться и перестать трястись, чтобы суметь заговорить нормальным, а не надломленным тоном. – Я видел его, – наконец, произносит он с хрипотцой в голосе, что, наверное, можно было бы списать на курение. – В тот день, когда он умер. Он сказал, что вы, парни, повздорили. – Да? – настороженно спрашивает Майки, и Джерард настолько, черт возьми, разочарован собой, разочарован тем, что вообще дал Майки причину подумать, будто он мог плохо о нем отзываться за его спиной. – Ага. Сказал, что чувствовал себя подонком, но знал, что вы обязательно помиритесь. Сказал, что ему чертовски повезло с таким братом, как ты. Майки потирает глаза за стеклами очков, даже не пытаясь скрыть свои слезы. – Правда так сказал? – Да, именно так. Он очень сильно тебя любил, – «Любит, – проносится в голове. – Любит». Майки еле заметно улыбается и поправляет очки на носу. – Знаю, – говорит он таким тоном, словно действительно это знает. Майки сидит рядом, пока Джерард не докуривает свою сигарету, а затем поднимается и потягивается на месте. Он не прощается и не желает доброй ночи, не спрашивает, откуда тот знал его брата или почему он продолжает появляться у их дома. Просто машет рукой и заходит внутрь. Начинает светать, и птицы только-только начинают свои безумные чириканья. Джерард решает, что люди в доме за его спиной, наверное, все же будут не в восторге от того, что в такую утреннюю срань на их бордюр уселся какой-то мужик. Когда он поднимается на ноги, его колени щелкают, а пятая точка онемела, но он чувствует себя лучше, чем когда присаживался на этот бордюр. Не здорово и даже не хорошо, но хотя бы лучше. Он уходит тем же путем, каким забрел сюда ночью. Придет рановато, но вафельная хотя бы будет открыта. В заведении более людно, чем обычно, и Джерарду приходится протиснуться сквозь толпу у дверей, пройти гуськом под подносом в руках официанта, а затем закружить мимо парня, выходящего из туалета, когда они оба пытаются пойти в одну и ту же сторону, чтобы друг друга пропустить. В конце концов он добирается до столика, который они обычно занимают, и на минуту останавливается позади него. Он опустошен, вымотан, скорбит, и ему нужна секунда, чтобы взять себя в руки. Он потирает ладонями глаза и щеки, зачесывает волосы пятерней, поправляет куртку. Боб что-то тихо говорит, и в ответ на его слова стол взрывается громким хохотом. Внезапно на Джерарда находит такая ярость, что у него мутнеет перед глазами. Эти засранцы сидят тут, жрут свой завтрак, ржут, как ни в чем не бывало, хотя они знают, прекрасно знают, что Фрэнк умер. Боб сам забрал его душу, ради всего святого, и они имеют совесть вести себя, как будто все в порядке. «Ничего не в порядке, – хочется закричать Джерарду, запуская их фейсом об тейбл, – Фрэнк мертв, и из-за этого мир стал куда более дерьмовым местом». Но прежде, чем он успевает совершить нечто драматичное, Боб говорит что-то еще, и один смешок ясно выделяется на фоне остальных. Он слишком высокий, чтобы принадлежать Брайану или Бобу, и длится чуть дольше, чем обычно смеется Рэй. Сердце Джерарда пропускает не один, а целых два удара подряд, и ему приходится ухватиться за спинку диванчика у стола, чтобы спастись от головокружения. Он не спал всю ночь. Да, не спал всю ночь после бесспорно эмоционально тяжелого дня. Он ничего не ел и даже не помнит, когда последний раз пил хоть какую-то жидкость. Возможно, у него обезвоживание и звуковые галлюцинации на фоне скорби от потери Фрэнка. Джерард слышит собственное хрипящее дыхание, и как каждый третий вдох застревает у него в горле. Парни, должно быть, тоже его слышат, несмотря на гам, стоящий в вафельной, потому что за столиком вдруг становится очень тихо. Сначала никто ничего не произносит. Наконец, Джерард прочищает горло и спрашивает: – Новенький? За столиком происходит какое-то копошение, а потом Рэй отвечает: – Новенький. Это может быть кто угодно. Кто-то, кого Джерард даже не знает, ново-усопший, чей голос звучит знакомо. Или перевод из другой команды жнецов. Он все еще придерживается теории о галлюцинациях. Но вот он слышит его снова – этот дурацкий, нелепый смех, который узнает всегда и везде. – У меня, между прочим, есть имя. – Ага, – говорит Боб, – Парень-которому-не-следовало-связываться-со-жнецом-и-обрекать-себя-на-ту-же-участь. Джерард даже вдохнуть боится, пока не слышит: – Ой, как длинно. Просто зови меня Фрэнк. Спотыкаясь, Джерард заворачивает за край будки с такой скоростью, что налетает бедром на стол. Кофе Брайана опасно плещется в чашке, и он что-то угрюмо бормочет, но Джерард даже не обращает на него внимания, потому что за столом сидит Фрэнк. Фрэнк сидит прямо перед ним, ухмыляясь, как последний псих, а Джерард не знает, что делать, он просто стоит рядом и лыбится ему в ответ. К счастью, у Фрэнка, кажется, есть идея получше. Он встает из-за стола, пробирается прямиком по столешнице, окончательно портя при этом вафли Брайана, и бросается на Джерарда. Он целует его с тем же отчаянием, что и прошлой ночью, и Джерард спешит прикоснуться к Фрэнку – чем больше, тем лучше – он скользит ладонями по его лицу, опускаясь к плечам, а затем обвивая его руками и сжимая в кулаки ткань его футболки на спине. Когда они отрываются друг от друга, чтобы отдышаться, Джерард еще раз проводит рукой по лицу Фрэнка. Фрэнк поворачивается к его ладони и целует кончики его пальцев. – Ты здесь, – говорит Джерард, и его слова звучат так глупо. Они даже примерно не описывают весь вихрь эмоций, что кружит сейчас у него внутри. Фрэнк кивает, улыбаясь во весь рот. – Я и забыл, что ты будешь выглядеть по-другому, – говорит он, убирая с лица Джерарда выбившиеся прядки. Джерард смущенно касается своих волос. – А по-другому – это плохо? Фрэнк притворно-задумчиво пожимает плечами. – Ну, думаю, могло бы быть и хуже, – протягивает он. Возмущенно охнув, Джерард толкает его плечо. Фрэнк смеется. – Шучу! Я шучу! Ты потрясающий. Джерарда бесит то, что он краснеет, но это не так уж и важно, потому что Фрэнк целует его еще раз, а потом они, нелепо улыбаясь, не выпускают друг друга из объятий еще какое-то время. Позади них, за столом, Боб и Рэй ухмыляются своим чашкам кофе, а Брайан перебирает беспорядочную кучу бумажек, хмурясь на отпечаток подошвы на своей вафле. – Тащите уже сюда свои задницы, а то не даете людям пройти, – в конце концов, говорит Боб, так что Джерард садится за стол и утягивает Фрэнка за собой, не отпуская его руку, словно тот может исчезнуть. Брайан сдвигает тарелку с испорченным завтраком на край стола, чтобы ее забрали официанты, и начинает разбирать стикеры. – Вечно мне попадаются какие-то чудики, – бурчит он себе под нос. – Вечно всякие придурки, которым обязательно надо переспать, с кем не положено, о чем они прекрасно знают и сами, – его голос звучит неохотно-ласково, и Боб и Рэй ухмыляются друг другу. Брайан поднимает на них взгляд и указывает на каждого по очереди. – А вы не начинайте даже, засранцы. О вас двоих я знал еще с тех пор, как вы обесчестили местный туалет. Ухмылки исчезают с их лиц, и Рэй дрожащей рукой ставит свой кофе на стол. – Но, – он бросает взгляд на Боба и ведет с ним немую беседу бровями. В конце концов, Рэй продолжает: – Почему ты ничего не сказал? – Потому что если бы я об этом заикнулся, – ворчит Брайан, сердито перебирая бумаги, – у меня не осталось бы возможности сохранить видимость непричастности. Что только что и произошло, так что всегда пожалуйста. К тому же, если я что-нибудь скажу, и это услышит не тот человек, вас, парни, могут отправить «туда», а мне пришлют каких-нибудь засранцев еще хуже вас, – неловко и смущенно заканчивает он. – Как скажешь, – ухмыляется Боб. – Ты все равно нас любишь. Брайан пыхтит. Джерард не привык смотреть в зубы дареным коням, но все равно не может не спросить: – А, эм. Как так все-таки получилось, что Фрэнк стал жнецом и, к тому же, попал именно в нашу команду? Если бы Джерард не знал наверняка, что Брайан физически не способен покраснеть, он бы подумал, что тот сейчас краснеет. Брайан начинает теребить свои бумаги так отчаянно, что нижние уголки мнутся на глазах. – Думаю, мне просто ужасно не везет. Из-за перегородки соседнего столика высовывается лицо подскочившего на ноги Пита Вентца. У него полный рот какой-то еды, щеки надуты, как у бурундука, и он говорит с набитым ртом: – Да иди ты нахрен, Шехтер, Патрик показал мне твою заявку на Айеро. Ты самый настоящий сентиментальный засранец. Джерард слышит, как за столиком Пита шипит чей-то голос: – Сядь на место, Пит! – а следом шепот: – Меня уволят, меня возьмут и уволят из-за тебя. Брайан вытягивает шею, чтобы взглянуть на Пита, и Пит ухмыляется ему, не двигаясь вплоть до того, как Брайан встает из-за стола. – Убежище! – вопит Пит, сперва исчезая из вида, а потом выкатываясь в проход, вытолкнутый, как Джерард может лишь догадываться, ногой Патрика, высунутой с края сидения, с которого упал Пит. Брайан встает над ним с горсткой стикеров в руках, что при любых других обстоятельствах не выглядело бы так жутко, но это же Брайан, и Джерард, несмотря на всю ошеломляющую любовь, что он сейчас к нему испытывает, уверен, что Брайан легко может убить человека. Пусть даже мертвого и всего лишь горсткой стикеров в руках. Фрэнк сжимает ладонь Джерарда под столом, а Джерард сжимает его ладонь в ответ. И возможно, думает он, весь этот бизнес смерти – не такое уж и плохое занятие.