Последняя любовь

Мы стоим у парапета набережной, на мехе твоей шапки сверкают снежинки, мир кажется невероятно сказочным. Мы отгуляли два часа, в моем фотоаппарате даже не знаю, сколько снимков, ты улыбаешься, ты любишь свою работу, и, наверное, уже предвкушаешь, как будешь пересматривать готовые фотографии. Мне долго пришлось тебя уговаривать на фотосессию, не потому, что ты не хотела сниматься, а потому что предлагала это сделать по дружбе, бесплатно, но я не соглашалась, и в конце концов просто перекинула деньги тебе на карту, понимая, что после того, что я хочу сделать, прежних отношений у нас точно не будет. И вот теперь меня колотит, потому что я понимаю, что дальше так жить не могу, но мне мучительно хочется выторговать у судьбы еще несколько мгновений. В голове неотвязно звучит сургановская «Акварель». Ты разворачиваешься ко мне, понимаю, что сейчас начнешь прощаться, и времени у меня больше нет. – Даша! Ты вскидываешь глаза, и мне хочется зажмуриться. – Даша, подождите пару минут. Твоя тихая улыбка не покидает губ, которые сводят меня с ума. Мне так нравится произносить твоё имя, что я вставляю его в начало каждого предложения. Я набираю воздух: – Даша, я понимаю, что то, что я скажу, не позволит нам дальше общаться, но я не могу больше держать это в себе! Не волнуйтесь, продолжения не последует, я не собираюсь ни на что претендовать. Я говорю, вижу в твоих глазах нарастающее удивление, собираю всю свою волю в кулак, вот только с голосом ничего не могу сделать – он дрожит, несмотря на мои усилия говорить как можно спокойнее: – Даша, мне безмерно ценно Ваше общество, но я не хочу обманывать и обманываться, я осознаю свои возможности, знаю, что не могу ничего предложить, но… Голос окончательно срывается от дрожи, я хватаю воздух ртом, а ты вдруг делаешь шаг ко мне: – Ты любишь меня? Не знаю, что меня больше ошарашивает – твои слова, полностью соответствующие моим мыслям, резкий переход на «ты», или внезапно сократившаяся между нами дистанция, которую ты всегда держала. Я провожу ладонью по твоей щеке: – Да. Ты поняла? – Это трудно не понять. Но почему ты решила, что не можешь ни на что претендовать? – Но у тебя же… – А давай не будем об этом. В данный момент есть ты и я. Ты не возражаешь? Ты совсем близко, я вижу твое дыхание, застывающее легким облачком у губ. О, я знаю, что ты отнюдь не проста и жизнь повидала, но сейчас олицетворяешь воплощенную нежность и невероятную хрупкость, мысль о которой тут же покидает мое сознание, как только ты целуешь меня, сразу с напором, напрочь сбивая дыхание. Я отвечаю, обнимаю тебя, шалея от того, что ты в моих руках. – Куда поедем? – спрашиваешь ты, прервавшись, чтобы отдышаться. – Ко мне сейчас нельзя. – Ко мне, как ты понимаешь, тоже. Давай тогда в одну маленькую гостиницу, тут недалеко. – Ты с кем-то туда ходишь? – вырывается невольно у меня, и тут же становится стыдно под твоим укоризненным взглядом: – Нет, просто иногда там проходят фотосессии в интерьере. Судя по всему, ты не обманываешь, потому что девушка-администратор удивленно спрашивает: – Вы так поздно? – но тут же осекается, быстро протягивает ключ, – Простите, пожалуйста! Ты только улыбаешься и киваешь мне, приглашая за собой. В комнате ты оставляешь на полу сумку, подходишь к окну, и вдруг резко разворачиваешься: – Стой, где стоишь! Я успеваю только расстегнуть молнию. А сама ты разматываешь и роняешь шарф, снимаешь куртку, и она падает на пол. Потом, стоя то на одной, то на другой ноге, развязываешь ботинки, вытягиваешь из них ступни. Теплые брюки отправляются в компанию к куртке. Туда же летит свитер. Ты остаешься в длинной рубашке и колготках, подходишь ко мне, залезаешь руками под куртку и прижимаешься. Я все-таки вынимаю руки из рукавов и обнимаю тебя. Мне так сладко слышать стук твоего сердца рядом с моим! Ты поднимаешь лицо, и мы снова целуемся. Моя куртка тоже уже куда-то упала, сапоги расстегивать не надо, но когда я сгибаю колено, чтобы их скинуть, ты с силой прижимаешься к моей ноге, обхватывая её своими бедрами. Я чувствую твое горячее влажное тепло даже через ткань брюк, и невольный стон слетает с моих губ. А ты в ответ улыбаешься, но я слышу твои короткие неровные вдохи и понимаю, что игра идет в двое ворот. Избавившись, наконец, от обуви, я тянусь к подолу твоей рубашки, но ты опережаешь меня, ныряешь мне под свитер, и я ощущаю прикосновение к коже твоих ладоней, что сразу же мне сносит крышу, с трудом выдыхаю, сердце колотится в горле. Твои руки медленно поднимаются вверх, добираются до груди. Ты жмуришься, прикрываешь глаза, а я целую тебя – губы, шею, распахиваю ворот рубашки, сдвигаю ткань с плеч. Твои пальцы сжимают мой сосок, заставляя взвыть. От неожиданности я чуть не кусаю тебя. Ты наклоняешь голову, укладывая ее на мое плечо, а я расстегиваю до конца твою рубашку и снимаю ее. Какое-то время она висит на руке, которая все еще находится под моим свитером, но ты ее стряхиваешь, и возвращаешь ладонь на место. В отличие от меня, на тебе надето белье, черный бюстгальтер на ярко-белой коже. Я опускаюсь на стоящий рядом стул и усаживаю тебя на свои колени. Ты снимаешь с меня свитер, прижимаешься голым телом. Дышать все труднее. Я подцепляю резинку колготок и стягиваю их сначала с одной ноги, которую ты послушно поднимаешь и сгибаешь, потом с другой. Оставшись в одном белье с одинаковой кружевной отделкой наверху и внизу, ты поворачиваешься ко мне и не спеша расстегиваешь мои брюки, а потом твоя рука одним неуловимым движением ныряет мне под белье. Я сжимаю колени, но то, что ты сидишь у меня на руках, не дает мне свести их до конца. И тут я слышу вибрирующий гул телефона. Ты встаешь, шепнув: «Извини!», идешь к куче своих вещей, достаешь мобильник и отвечаешь на звонок. Ты только что судорожно дышала, а сейчас твой голос абсолютно ровен и спокоен: – Ничего не случилось, я просто хотела предупредить, что сегодня не приду. Не волнуйся, со мной всё в порядке. Давай до завтра. Отключив телефон, ты его убираешь и оборачиваешься ко мне. Вот так, в пол оборота, на фоне окна, за которым ярко светят фонари. Ты знаешь, где нужно встать! Я тем временем освобождаюсь от своих брюк и белья. А ты заводишь руки за спину, щелкаешь застежкой, сведя плечи, позволяешь бюстгальтеру упасть, а потом, наклонившись, стягиваешь трусики и распрямляешься. Твое гладкое белое тело освещается лучами уличных фонарей, потому что в комнате свет мы так и не включили, но глаза уже давно привыкли к темноте. Я поднимаюсь, иду в сторону кровати, и протягиваю тебе руку: – Иди сюда! Когда ты подходишь, я теряю всё свое самообладание, и, ухватив за руку, заваливаю тебя и подминаю под себя, наконец-то ощущая всё твое тело. Ты сияешь глазами, расправляешься подо мной и позволяешь моей руке оказаться между твоих бедер, затапливая меня влажным жаром. Я перемещаюсь в сторону, скатываясь с тебя, прижимаюсь к твоему боку, аккуратно поглаживаю тебя между ног, целую плечи, шею, дотягиваюсь до губ, целую и спрашиваю: – Как ты хочешь? Ты поворачиваешься, сжимая мою руку бедрами, а потом проводишь ладонью по моему плечу: – Давай, сначала я! – и по-хозяйски садишься верхом, позволяя мне с восторгом замирать, любуясь твоей тонкой фигурой. ...Ночью, когда ты засыпаешь, я встаю и фотографирую тебя спящей. Фонари за окном как будто специально для этого поставили! Я не знаю, чем заслужила это счастье, и как долго оно продлится, но я не хочу упустить и минуты из этого времени. Отложив камеру, я сажусь на кровать и смотрю на тебя, не желая тратить на сон драгоценные мгновения рядом с тобой, но всё-таки засыпаю. Когда я открываю глаза, в комнате никого нет. Я трясу головой, пытаясь понять, а не приснилось ли мне всё, но на столе лежит записка: "Я позвоню", которая пахнет морозным мехом, согретым прикосновением твоей щеки.