Последняя любовь

Жизнь наполнилась непредсказуемыми радостями. Привыкнув к твоей вынужденной некоторой отстраненности, сопровождавшей ранее наши отношения, я впитывала новые ощущения. Оказывается, ты можешь просто подойти и обнять, положив мне голову на плечо и смотреть, что я делаю. Тебя можно поцеловать, проходя мимо, и ты с улыбкой подставишь губы. Если сесть рядом, когда ты листаешь что-то в телефоне, ты разворачиваешься и облокачиваешься на меня спиной. Когда мы идем по улице, штурмуя сугробы или скользя по льду, ты крепко держишься за мою руку, пряча в моей ладони свои вечно мерзнущие пальцы. Ты ходишь по дому в подаренных мною вещах, а в ванной у моей сиротливой фиолетовой зубной щетки появилась твоя голубая соседка. Вечером мы сидим и разговариваем, и я уже не пугаюсь, когда ты неожиданно замолкаешь и не отвечаешь, погрузившись в какие-то свои мысли. Мы забираемся с ногами на диван и смотрим на ноутбуке фильм. И я ловлю себя на мысли, что боюсь того момента, когда надо будет ложиться спать, будто ты встанешь и уйдешь. А ты как чувствуешь мое состояние, и когда фильм заканчивается, оборачиваешься ко мне: – Ну что, идем спать? И сама первая направляешься к моей кровати, как само собой разумеющееся. Когда я вхожу за тобой, ты стягиваешь свитер, задирается надетая под ним футболка, и я понимаю, что уже хочу тебя! Я подхожу со спины, а ты закидываешь голову и кладешь ее мне на плечо. Мы тихонько покачиваемся, ты гладишь мои руки, обнимающие тебя, потом поворачиваешь голову и наши губы встречаются. Спустя какое-то время ты разворачиваешься полностью, прижимаешься ко мне грудью, а я смотрю в твои огромные глаза, чувствую прикосновения твоих пальцев и понимаю, что сбываются самые невероятные мечты! Наша работа вынуждала нас часто расставаться – то я уезжала на съемки, то ты на показы. Мы умели не задавать много вопросов, поэтому обычно сообщали только дату, когда вернемся. Иногда твои отъезды никак не были связаны с событиями в мире индустрии, и я сначала напряглась, а потом заметила, что из таких поездок ты возвращалась особенно соскучившейся и посвежевшей, и даже стала радоваться им, но как-то раз заметила у тебя по возвращении следы уколов. Ответом на мой вопрос стала улыбка: – Красота требует жертв! – Для меня ты всегда будешь красивой! Ты подошла, привстала на цыпочки, хотя мы были почти одного роста, становясь из-за этого движения как-то беззащитнее, и прямо мне в губы произнесла: – Для тебя – да, но у меня еще есть профессия! Дальнейшее уже не имело значения, растворившись во вкусе твоих губ. Та поездка подвернулась неожиданно, как будто выскочив из-за угла. Предложение было невероятно интересным, но уехать от тебя на месяц, да кроме того, в места с почти полным отсутствием связи, было для меня непросто, но в конце концов я согласилась. За пару дней до моего отъезда мы оказались в гостях. Ты была весела, как никогда, хотя в самом деле помимо работы старалась не оказываться в большом скоплении людей. Но тут ты переходила от группы к группе, покачивая в руке бокал с вином, совершенно счастливо улыбалась, опустив ресницы, принимала приглашения потанцевать, оборачиваясь ко мне каждый раз и извиняясь застенчивой улыбкой. А я просто любовалась тобой, понимая, что в любом случае вечером мы окажемся дома вдвоем, и моё счастье никуда от меня не денется. В какой-то момент я отвлеклась, потеряла тебя из виду и пошла искать по большому дому. Ты стояла у окна, обнимая себя за плечи и смотрела, как в разноцветных огнях подсветки кружатся снежинки. Я подошла сзади, положила голову тебе на плечо, щекой почувствовав, что ты улыбнулась. – Какая красивая зима! – Да, как на картинке! А когда я вернусь, будет уже весна! Ты несколько раз кивнула, а потом вдруг повернулась ко мне: – А я хочу лето! Я очень хочу увидеть лето! – Лето? – удивилась я. Я знала, что ты не очень жалуешь это время года, не любишь жару, – Ну хорошо, лето, так лето! Знаешь, когда я вернусь, поехали туда, где лето! Куда хочешь? Бразилия? Австралия? Африка? Ты распахнула глаза, и радостно засмеялась: – Я согласна! В день моего отъезда ты не успевала меня проводить в аэропорт, и мы попрощались в квартире. Ты стояла в прихожей с накинутым на шею полотенцем, и я подтянула тебя к себе за его концы: – В общем, к моему возвращению определись с маршрутом, а лучше бронируй. Хорошо? Ты медленно кивнула, а я до последнего тянула, пока ты меня буквально не выставила за дверь. В последний момент я все равно обернулась, и мне показалось, что ты как-то странно опираешься на стену, но я решила, что это игра воображения. На улице я посмотрела на наши окна, ты стояла, прижавшись к стеклу и приложив к нему раскрытую ладонь.

* * *

Я открыла глаза и посмотрела за окно. Шел снег. Интересно, это та зима или следующая? А может, это весна, осень или даже лето? У нас снег может пойти в любое время года… Я с трудом поднялась и подошла к окну. Снега много, значит, точно не лето. А, может, это прошлая зима, а мне всё приснилось? Я взяла телефон, он был ожидаемо разряжен. Нашла зарядку, воткнула в розетку. Высветившаяся дата удивила меня – прошло всего три дня с моего возвращения. Я добрела до кухни, жадно выпила воды. Села у окна, посмотрела на улицу. Потом вдруг подскочила – а, может, все-таки сон? Торопливо вернулась в комнату, распахнула шкаф, и увидела ту же картину, что и три дня назад. Бессильно застонав, я опустилась на пол… …Когда моя поездка подошла к концу, и я оказалась в зоне действия связи, то сразу попыталась до тебя дозвониться. Твой номер не отвечал, бесчувственный электронный голос советовал мне позвонить позже, а я бесконечно отправляла вызов. Изведясь в самолете, чуть не бегом добравшись до квартиры, я застыла на пороге. Сразу стало ясно, что дома никого нет. Такая безжизненная тишина бывает только во время долгого отсутствия хозяев. Ни одной твоей вещи я не нашла, даже незначащей мелочи! Как будто ты никогда не переступала порог этого дома. И ничего – никакого сообщения, никакой записки, которая могла как-то объяснить произошедшее. Я металась по комнатам и кухне, и никак не могла найти никакого ответа. Я выскочила из дома, обежала вокруг, как будто это могло помочь. Я не знала, где тебя можно было искать. Из ступора меня вывел телефонный звонок. Ошарашено я смотрела на высветившееся имя Кристины, но трубку всё же взяла. –Ты дома? – спросила она без всяких предисловий. – Я дома. Где Даша? Она вернулась к тебе? Она с тобой? – Я сейчас приеду. – Зачем ты приедешь? Ты можешь мне ответить на вопрос? – Я сейчас приеду, – повторила она и отключилась. До приезда Кристины я стояла на лестнице. Я представляла тебя рядом с ней, вспоминала все случаи, когда видела вас вдвоём, и безмерно злилась, что ты не стала говорить со мной, а решила обойтись посредником. Но всё равно заходить в пустую квартиру у меня не было сил. Поэтому мы вошли вместе, когда появилась Кристина. Что-то в её лице говорило мне о том, что ты не у неё. Я молчала и ждала, когда она заговорит. Она огляделась, прошла на кухню, достала бутылку коньяка. – Может, ты всё же объяснишь, что происходит?! – взвилась я, – Где Даша?! – Даши нет, – голос Кристины был абсолютно ровным. – Что значит нет? Ты не знаешь, где она? – Знаю. Даша умерла. Мне показалось, что у меня слуховые галлюцинации. – Ты что, с ума сошла? Это не повод шутить! Кристина тяжело вздохнула, подошла, взяла меня за руки: – Ксана, это не шутки. Даши больше нет. – Что случилось? Она погибла? Авария? А кто забрал все её вещи? – я говорила, а сама себя как будто не слышала. Кристина, не переставая на меня смотреть, потянула за руки и усадила на стул: – Ксана, я сейчас все расскажу, – она достала стаканы, налила коньяк, сама отхлебнула, – Даша была смертельно больна. – С чего ты взяла? Ты думаешь, я бы не заметила? – Она была очень скрытна в этом вопросе. – А тебе она рассказала? Почему ты молчала? – Я сама не знала. Это всплыло случайно. Моя старая приятельница оказалась врачом в клинике, где лечилась Дашка. Она её узнала и позвонила мне, даже не зная, что я не в курсе. – А почему она это скрывала? – Ей не хотелось показаться слабой. Она держалась изо всех сил, пряталась, как могла. Но в последнее время ей пришлось чаще обращаться за помощью. Она же уезжала, да? Я вспомнила все твои непонятные отъезды, хорошее самочувствие по возвращении, следы уколов… И постепенно понимала, что Кристина говорит правду. – Когда это случилось? – Три недели назад. Тебе было не сообщить, ты уже была вне связи. – А куда делись все вещи? Кто их унес? – Даша. Видимо, сразу после твоего отъезда ей стало заметно хуже, она собрала все вещи и уехала. У нее была небольшая квартира, она ее сдавала. – Я знаю. Но почему она так поступила? – Всё по тому же. Не хотела, чтобы жалели. Она предпочла, чтобы ты считала, что она просто ушла. Она же не знала, сколько ей осталось. Но подозревала, что немного. – Ты ее видела? – Да. Мне сообщили, что она при смерти. И она просила никому не говорить. Но я решила, что это неправильно, что ты должна знать. Я слушала Кристину и никак не могла осознать случившееся. Твоя неизлечимая болезнь, нежелание о ней говорить, и СМЕРТЬ! Этого просто не могло быть! Я вспомнила, как ты смеялась, как танцевала на той вечеринке, и это желание увидеть лето! Меня еще удивило, как ты об этом сказала: не «хочу, чтобы наступило лето», а «хочу увидеть лето». А я не успела тебе его показать… И тут меня прорвало. Я ревела и билась головой об стол, а Кристина только подставляла руки, чтобы я не разбилась насовсем, наконец, она обхватила меня и прижала к себе, что было сил. И я почувствовала, что на мою рубашку капают ее горячие слезы. Я не знаю, сколько мы сидели, пили коньяк, потом она хотела уехать, но я ее не отпустила. Я пошла в ванную, и она запретила мне закрывать дверь, сидела рядом на полу. Мы спотыкались о мои неразобранные вещи, стало светать, мы что-то ели, снова пили, бессвязно говорили обо всём, и в конце концов, наверное, я уснула. В двери послышался поворот ключа. Я подскочила. Мне представилось, что всё же произошедшее – просто кошмар, и ты вернулась домой. Я вылетела в прихожую, но это была Кристина. – Привет! Ты давно проснулась? Извини, мне надо было уехать по делам. Я привезла тебе поесть. Ты голодная? До этого момента я даже не думала о еде, но сейчас поняла, что Кристина права. Мы снова сидели на кухне, и тут я поняла, что еще не все спросила: – Скажи, где ее похоронили? – Нигде. Кремировали, прах развеяли. Она просила, чтобы было так. Даже родители смирились. Я поняла, что ты в самом деле постаралась ничего от себя не оставить. Как будто смерти не было, а ты просто исчезла. И в этом было твое определенное милосердие. Я не сразу услышала, что Кристина обращается ко мне, пока она не взяла меня за руку. – Ксана, послушай, есть еще одно дело. Ты не могла бы сообщить о Даше Татьяне? – Что? А почему не ты? Что я ей скажу? – Боюсь, она не даст мне и слова сказать. А тебя, скорее всего, она выслушает. Она же не знает о вас. – А почему ей сразу не сообщили? – А вот ей в первую очередь Даша ничего не хотела сообщать. Понимаешь… Дашка очень любила её. И как я понимаю, ушла ко мне именно тогда, когда узнала, что больна. Именно для нее она хотела остаться живой. Кристина усмехнулась: – Я подозреваю, что она и к тебе от меня ушла из-за неё. – Это как? – я ничего не понимала. – После вашей встречи она испугалась, что вы сойдетесь, а она никому не хотела её уступать! – Это она тебе сказала? – Нет. Но я думаю, что дело было именно так. Так ты скажешь ей? Я думаю, что она тоже имеет право знать. Я медленно кивнула. На набережной было ветрено, и я уже начала замерзать, когда увидела знакомый силуэт. И вскоре холодный мокрый нос ткнулся мне в ноги. Твои глаза на умильной собачьей мордочке обожгли меня. Татьяна приблизилась, отзывая собаку, и узнала меня: – Надо же, какая встреча! Может, сейчас-то зайдешь? Я шла следом за Татьяной, и не знала, с чего начать. При этом мы о чем-то незначащем болтали. В квартире она махнула рукой в сторону комнаты: – Проходи, я сейчас только собаку покормлю! Я вошла и застыла. На стене висел твой большой портрет. И судя по всему, сделанный давно, потому что на нем ты была совсем юной. Волосы длиннее, чем я привыкла видеть, более пухлые щеки, а вот глаза и улыбка совсем не изменились со временем. Татьяна вошла, увидела, куда я смотрю, грустно улыбнулась: – Это… – Даша, – сказала я. Татьяна застыла на месте: – Ты ее знаешь? Откуда? – Я здесь собственно из-за неё. Дальнейшее всплывало во мне отдельными пятнами. На известие о твоей смерти она бросилась на меня с кулаками. Потом я долго и путано рассказывала ей всё, что узнала от Кристины. А потом она сидела, уставившись в одну точку, судорожно вцепившись в мою руку. Когда я попыталась пошевелиться, она подняла на меня свои невероятно красивые, а сейчас как будто слепые глаза: – Ты можешь остаться? Я согласно кивнула. Она расстелила большой диван, между нами тут же устроилась собака, и мы обе зарылись руками в ее шерсть. Я не спала, она тоже. Я только видела, как поблескивают в темноте её глаза, но в конце концов всё же задремала. Проснулась я от непонятных звуков, подскочила, и поняла, что это Татьяна рыдает, захлебываясь слезами. – Таня, Таня, ну что же ты! Я дернула ее за руку, притягивая к себе, взвизгнула придавленная собака, и Татьяна спустила её на пол, а сама прижалась ко мне. Я обнимала её, пытаясь успокоить, хотя у самой рыдания рвались наружу, потом короткими поцелуями стала собирать слезы с лица, и вдруг наткнулась на её губы. Что-то звериное было в этом поспешном срывании одежды, в судорожном страхе оторваться друг от друга и остаться один на один со своим горем. Мы переплетались, как только могли, вцеплялись друг в друга, что было сил, и терзали, терзали, терзали друг друга, позволяя то и дело взрываться. Мы всячески пытались казаться живыми! А потом, после очередного взлета вдруг обе отключились, как будто в нас иссякли все силы. Когда я проснулась, Татьяна одетая стояла рядом с диваном. От нее пахло морозным воздухом. Увидев, что я открыла глаза, она присела рядом, погладила меня по плечу: – Прости меня, пожалуйста! Я не должна была вчера так поступать. Я приподняла край одеяла, поймала её руку и потянула на себя: – Иди ко мне! Через неделю я перевезла к Татьяне свои вещи. Мы не говорили о тебе, это было слишком больно для нас обеих, но постепенно научились смеяться, а лохматая собака с твоими глазами теперь долго крутилась на месте и скулила, выбирая, к кому из нас запрыгнуть на колени.