Лисья свадьба

      — Напомни, почему вместо того, чтобы заниматься продумыванием нового закона я должен сидеть здесь? — Отрешенно выдохнул Моракс, пытаясь устроиться поудобнее на жестком троне.       Несмотря на то, что в открытый павильон прекрасно задувал легкий летний ветерок, мужчине было невыносимо жарко. В парадном наряде, состоящем из тяжелого, темного да еще и шелкового кимоно с вышитым золотыми нитями изображением лисы, крепко подпоясанного оби, накинутого сверху солнечного-золотого хаори и ужасно плотных хакама, было ужасно душно. Шея ныла от тяжести заколки, скрепляющей тщательно уложенные волосы. Сладкий запах тлеющих в курильнице благовоний был настолько приторным, что мужчину от него откровенно мутило. И даже звон колокольчиков на ветру, призванный отгонять злобных духов и скверну, лишь раздражал. Ещё и руками двигать свободно никак не выходило — рукава кимоно были подшиты так, чтобы носитель не мог делать широких движений.       Моракс до сих пор не мог понять, кто додумался ввести для императоров именно такую одежду и как в ней сидел отец… Хорошо хоть кроме сестер и ближайшего окружения этого его позора никто больше не видел. Если бы толпу чиновников посадили рядом, а не на трибуне по другую сторону площади, он точно уже вызверился на кого-нибудь.       — Да ладно тебе, братишка, — шепнула в ответ на его реплику сидящая рядом Гуй Чжун, прикрыв белое от пудры лицо рукавом розового кимоно. — Посмотри, какие красавицы и красавцы ради тебя собрались. Неужели они нравятся тебе меньше, чем пыльные кодексы?       Моракс нахмурился только сильнее.       Да, кодексы были ему интереснее. Потому что фарс он ненавидел больше, чем даже проклятую жару.       На широкую площадь перед павильоном группами по пять выходили танцевать прекрасные девушки и юноши. Солнце нещадно палило, даже дышать в такую жару казалось тяжким испытанием, а они умудрялись плавно, словно ветви сакуры на ветру или подхваченные волнами листья, двигаться в тяжёлых, вычурно-ярких кимоно. Веера взлетали в воздух птичками и опускались точно в тонкие руки. Каждый из выступающих отличался невероятной красотой. И каждый — поглядывал в его сторону, надеясь, что за слоем белил и туши император разглядит их лица.       Какого бы было их разочарование, узнай они о том, что Моракс мечтает лишь поскорее со всем покончить?       Когда месяц назад болезнь унесла отца, Моракс принял это спокойно. Император всего царства кицунэ болел долго и мучительно, и вся семья ждала момента, когда его страдания наконец закончатся и он сумеет воссоединиться с возлюбленной женой Йин Чжун в Селестии.       На отцовский трон он взошел тоже спокойно. Мужчину готовили к этому всю жизнь. В конце концов, Моракс Кицунэ но Сейшин был единственным сыном правящей четы лисьей империи Кицунэ Тейкоку. Его сестрам-двойняшкам — Гуй Чжун и Хеврии, — никто бы не позволил стать императрицами в обход него. Моракс был готов править. Знал все законы, умел решать любые государственные проблемы…       Но вот к чему он не был готов, так это к женитьбе.       Когда ты с детства готовишься стать императором, достойным памяти предков, на отношения времени остаётся немного. Признаться честно, Моракс не отличался романтичностью. И смысла в этом особо не видел. Он был сильнейшим кицунэ в стране, если не во всем мире ëкаев, умел обращаться в огромнейшего лиса, легко обманывал людей, но вот чего не умел и не хотел, так это очаровывать.       Моракс был императором-воином, обликом силы Кицунэ Тейкоку. Он был императором-гением, сосредоточением знаний сотен поколений ëкаев-лисов в политике, точных науках, финансах и законах. И последнее, до чего ему было дело — это любовь, к силе которой он никогда не испытывал и толики уважения.       Поэтому он и оказался здесь сейчас.       — Моракс нии-сан, ты… Прости мою грубость, но… — Зашептала ему на ухо Хеврия, скромно скрестив скрытые рукавами персикового кимоно руки под грудью. — Попробуй улыбнуться.       — Хеврия дело говорит, — поддакнула Гуй Чжун, лукаво прищурив янтарные глаза. — Хоть постарайся показать заинтересованность. Мы с Пинг-сан и Ëтсуме-саном очень постарались, организовывая смотрины. Здесь дети огромного количества знатных родов Кицунэ Тейкоку. Давай, улыбнись. Порадуй их вниманием к их детям. Пусть думают, что ты выберешь именно их чадо.       — Какой смысл? — Рыкнул Моракс. — Тебе стоит напомнить, что я был против этого?       Гуй Чжун закатила глаза.       — Пинг-сан тысячу раз же объясняла — молодому императору нужна устойчивость. Жена, которая свяжет его с другой сильной семьей и родит наследников. И желательно побыстрее.       — Так может нам тебя замуж выдать? — Усмехнулся Моракс.       — Я лишь вторая в очередь на наследование, — фыркнула Гуй Чжун. — Давай же, перестань кукситься. Если откроешь глаза и посмотришь на наших гостей, точно выберешь себе невесту по душе. Ты посмотри, какие тут девушки и юноши! Выбирай любого, каждый окажется достойным выносить и родить наследников роду Кицунэ но Сейшин.       Моракс не хотел выбирать любого. Вопреки традициям и опыту предков, вопреки своей холодности к любовной лихорадке он считал, что если уж и нужно выбирать спутника жизни, то не глазами, а душой. Зачем ему плодовитая красавица, если им не о чем будет пообщаться? Зачем ему божественно очаровательный муж, если он окажется склочным грубияном?       Но времени самому найти себе избранницу или избранника Мораксу давать никто не хотел. И до чего же его это раздражало… Больше, чем несходящиеся цифры в финансовых отчетах и больше, чем потерянные по карманам местных чиновников сотни моры.       Все эти смотрины невест — пустая трата денег, сил и времени. И даже если в итоге сестра заставит его выбрать хоть кого-то, едва ли этот союз продержится долго. Мало какая юная девушка или пылкий юноша могли выдержать абсолютную холодность Моракса и его суровый нрав. А показывать им другого себя он не собирался.       Наконец долгий танец закончился. Чиновники и купцы, богатеи со всей Кицунэ Тейкоку замерли на трибунах чуть поодаль, ожидая вердикта господина. Их взгляды были полны жадного ожидания. Выберет ли он их ребенка? Уважит ли их семью вниманием?       Моракс не удостоил их ответом. Сохраняя совершенно бесстрастное выражение лица, он поднялся с места и удалился. Гуй Чжун за его спиной тяжело вздохнула, Хеврия скромно выдохнула. И лишь один человек последовал за ним.       Верный слуга, Осиал, нагнал мужчину почти сразу, несмотря на такое же тяжелое парадное кимоно и гэта, в которых никогда не умел ходить. Смахнув с лица длинную черную прядку, он спрятал руки в широкие рукава и зашептал:       — Мой господин, мне передать старшему советнику, чтобы подготовил письма семьям первых отобранных невест?       — Передай, — холодно ответил Моракс, стягивая с головы заколку в форме лисьего хвоста и позволяя тёмно-каштановым волосам рассыпаться по плечам. — Пусть Гуй Чжун выберет самых полезных. Её затея — ей и выбирать.       — До чего же вы скучны, мой господин, — фыркнул Осиал, лукаво глянув на старого друга. — Неужели в вас не просыпается жар от вида всех этих красавиц и красавцев, жаждущих вашего внимания?       — И ты туда же?! — Рыкнул Моракс.       Осиал даже не дрогнул. Только усмешка притаилась в уголках его губ и смешинки засверкали в голубых глазах. За годы службы Мораксу он привык к его вспыльчивому нраву. Юного императора это разозлило лишь больше.       — Нет, жар во мне не просыпается, — оскалился он, мечтая поскорее снять тяжелое парадное кимоно и надеть привычное, легкое и не сковывающее движения. — Только бесконечная скука.       — Ух, Моракс, какой же ты иногда… Ну хоть постарайся! Представь — к концу смотрин рядом с тобой будет человек, который сможет стать тебе опорой во всем. Как госпожа для господина.       — Не поминай моих родителей. Отец женился на матери не по расчету, — шикнул Моракс.       — Так тебе расчет не нравится или любовь вообще?       — И то, и то. Любовь — мгновение перед вечностью Кицунэ Тейкоку. Моя задача как императора — хранить то, что простоит хотя бы дольше пары лет.       Конечно, Моракс несколько лукавил. Однажды ему хотелось бы найти себе пару. Жить с ней или с ним душа в душу, как отец и матушка, разделять горести и радости, обсуждать все на свете и не иметь запретных тем. В общем, быть настоящей парой. Но это «однажды» явно было не сейчас. И однозначно не так — не по расчету, не через смотрины, на которых можно было узнать лишь то, насколько невеста красива, богата и подготовлена родней к соблазнению императора. Моракс не любил фарс. Важнее красоты и даже ума ему были искренность и открытость — то, чего так не хватало подчас ему самому.       Впрочем, Осиалу все равно нечего было ответить. Притворно надув губы и придав острочертному лицу недовольное выражение, он поспешил вперёд господина. Моракса его театр не растрогал. Гуй Чжун устраивала ему такие каждый вечер с тех пор, как объявила о смотре невест.       Прижав горячие пальцы к ноющему виску, юный император шумно выдохнул. Эти смотрины убивали его. Мало того, что на государственные дела из-за всей театральщины времени оставалось все меньше, из-за чего ему приходилось засиживаться над документами допоздна, так он ещё и с родными ссорился в попытке отстоять право самому выбирать себе жену. Когда они с Гуй Чжун в последний раз просто устраивали чаепитие? Когда в последний раз он выводил изящные иероглифы вместе с Хеврией, наслаждаясь молчаливым единением их душ? Наконец, когда в последний раз они с сестрами и Осиалом смеялись и шутили, прячась в самых темных углах городских ресторанчиков за веерами и масками, а не обменивались колкостями, ужиная по кабинетам и комнатам?       Моракс Кицунэ но Сейшин был строгим императором, истинным воином, не стремящимся к любви, но ищущем процветания родине. Однако чувства были не чужды и ему.       Ни одной невесте и в жизнь не удастся узнать, что император Моракс — заботливый брат, верный друг и мудрый, остроумный собеседник. Потому что все это — только для его семьи.       Впрочем, если эти смотрины не закончатся побыстрее, и родные грозят потерять благосклонность своенравного императора.       Осиала он находит чуть дальше, тот ожидал его у второго выхода. Рядом с ним в тени раскидистых слив стояли носильщики кагэ и паланкин — как и любил Моракс, простой, лишенный изысков, но всем своим видом демонстрирующий богатство обладателя, как настаивали сестры. Мужчина в последний раз оглянулся на дворец. Материнский мия был скромен, но изящен — светлые стены почти сияли в свете солнца, изгиб крыш был мягок, а окружающие дворец сады казались руками, тянущимися к светлому образу императрицы. Здесь все дышало памятью о Йин Чжун-Кицунэ но Сейшин. Моракс и рад был бы остаться здесь. Перенести резиденцию домой, не срываться после каждых выходных обратно в императорский дворец, видеть сестер каждое утро, есть стряпню няни Сэджин… Материнский дворец он любил больше императорского — отец всегда вкладывал в него особенно много денег, а мать обустраивала семейное гнездышко со всей любовью к мужу и детям. Но работа императора состояла в ежедневном приеме десятков министров, местных чиновников и советников. И пускать их всех в свой дом Моракс едва ли хотел.       Да и, признаться честно, в императорском дворце пережидать бурю интереса Гуй Чжун к его женитьбе было проще. Пока он проживал там, сестра выедала ему мозг всего раз в день. И то, если находила в своем бурном расписании время. Сплошные плюсы, не считая отсутствия любимых книг и безликости спальни…       — Господин, я все передал Кэ Цин, — произнес Осиал, едва Моракс подошел к паланкину.       — Прекрасно, — кивнул Моракс, сбежав от палящего солнца в прохладу носилок.       Служанка сестры всегда была расторопной и сообразительной. И ненавидела Моракса, если говорить честно. Поэтому уж она точно передаст все точно. Конечно, такое задание для ее прекрасной госпожи — самой решить судьбу Кицунэ Тейкоку. Можно было успокоиться и погрузиться в дела империи. На ближайшие часы он точно свободен. Приедет во дворец — и сразу за документы…       Осиал скользнул в паланкин следом за господином и устроился напротив. Стопы его ткнулись в бедро Моракса, принеся леденящую прохладу.       — Привилегия полу-каппы, — усмехнулся старый друг, когда мужчина поднял на него хмуро-удивленный взгляд. — Наслаждайся, пока я делюсь.       — Не припомню, чтобы ты так умел раньше, — усмехнулся Моракс, наслаждаясь таким необходимым холодком.       — А я и не умел, — пожал плечами Осиал. — Хеврия заставила помочь ей с изучении магии. Ну я попутно и выучил кое-что. Неплохая штука, а?       — Как насчет поселиться в моей комнате на все лето?       — Нет уж, простите, господин, я не хочу быть мамулей чудесных наследников вашего рода, — прохохотал Осиал, закатывая рукава кимоно и открывая крепкие руки с большими ладонями. — А вот папулей стал бы.       — За этим тебе к Хеврии. Когда ей признаешься, я лично благословлю вас.       — Это радует, но не поддерживает…       — Ты ей признаться пытаешься уже лет пять, если не больше. С тех пор, как нам восемнадцать исполнилось, я правильно помню? — Прищурился Моракс, обнажив в широкой улыбке острые лисьи клыки.       — Ой, идите вы лесом, господин Моракс, — скрестил руки на груди Осиал.       Холодок на бедре быстро перешёл во влагу, мгновенно пропитавшую кимоно. Моракс только беззлобно хохотнул, отодвинув стопы друга подальше, пока он не залил его водой до самых ступней. Несмотря на мать-каппу в Осиале было больше крови кицунэ, чем водного народа. Однако это не мешало ему выражать эмоции как типичному каппе — неудержимой гидро-стихией. Сейчас он явно смущался. И было от чего.       Осиал, сын главы придворных слуг, старого друга отца Моракс, с детства был знаком с императорскими детьми. Наследнику престола он был лучшим другом, товарищем по изучению наук и напарником по всем шалостям, а его сестрам — до поры до времени единственным знакомым мальчишкой. Особенно же это касалось Хеврии. Если Гуй Чжун была сильной и здоровой девочкой и нередко играла с детьми других придворных слуг, то Хеврия всегда отличалась слабым здоровьем. До пятнадцати лет она так редко выходила из комнаты, что мир за пределами стен дворца знала только по книгам. Осиал был ей лучшим другом. Подчас даже больше, чем её брату. Вместе с ней он пил чай, вместе с ней писал хокку, вместе с ней занимался каллиграфией, а когда она болела, носил ей еду и развлекал играми.       Хеврия всегда была красавицей. Маленькая, хрупкая, но статная, угловатая и гибкая, как и все Кицунэ но Сейшин, она взяла все лучшее от красавицы-матери. Если её брат и сестра отличались грубостью черт лица и крепкостью тел, темными волосами и янтарными глазами, то Хеврии достались материнские карамельно-каштановые волны прядей и лавандовые глаза. А ещё — её способности к магии, превосходящие даже способности одаренного брата. Многие очаровывались ей, но никто не мог и близко подобраться к главному сокровищу семьи Кицунэ но Сейшин. Кроме Осиала.       Моракс окинул друга долгим взглядом. Вот вроде бы уже давно не мальчишка, умный советник и верный слуга молодого императора, а не просто наследника престола, а ума все не набрался. Если бы набрался, давно заметил бы, как Хеврия смотрит на него и перестал бы скромно молчать в её присутствии и делать вид, что она ему сестра.       Впрочем, это было не дело Моракса. Он не искал любви сам и не решался быть советником в этом другим.       Сейчас общаться с Осиалом значило накликать на себя новые насмешки и подколки на тему смотрин. Поэтому Моракс только хлопнул друга по босой стопе, напомнив ему держать силу каппы в руках, и выглянул в окно паланкина.       Носильщики-кагэ как раз повернули на оживлённую улицу. Большинство низеньких деревянных домиков на ней красовались вывесками, приглашающими проходящих отведать чего-нибудь вкусного — домашнего мисо, лучшие онигири во всем Кицуне Тейкоку, ароматную рыбу на гриле и много, много чего ещё. У других в тени навесов продавали фрукты, рыбу и рис. В жарком воздухе запахи еды были особенно сильны. От них живот Моракса начал возмущенно бурчать, напоминая, что с утра хозяин позволил себе лишь чашку чая.       Наверное, не толкись между торговыми рядами так много горожан, он предложил бы Осиалу остановиться и съесть по рамэну. Для самого Моракса ничего зазорного в этом не было. Отец с детства учил его не задирать нос и любить простую жизнь больше блеска денег и роскоши императорского дворца. Но граждане… С их реакцией бороться было решительно невозможно. Стоило им увидеть императора, прогуливающегося по торговой площади подобно простолюдину, как они начинали кланяться ему. Торговцы все предлагали бесплатно, горожане спешили одарить господина похвалами. Моракса это не радовало. Он понимал значение своего статуса и то, как видят его люди, но хотел иметь возможность хоть иногда насладиться обычной жизнью с её маленькими радостями. Естественно, без навязчивого внимания и раболепствования. Жаль, людям этого не объяснишь… Не поймут, почему это юный император нарушает обычаи, заведенные предками.       Поэтому о рамэне в компании друга прямо сейчас оставалось только мечтать. Может быть, вечером им с Осиалом удастся переодеться в одежду попроще, замаскироваться получше и улизнуть ненадолго в ресторан неподалёку от дворца, но пока Мораксу оставалось только наслаждаться запахами и фантазировать. Его и без того мрачному настроению это на пользу не шло.       Прикрыв глаза и постаравшись отрешиться от запахов, мужчина скользнул взглядом по улице, выискивая что-нибудь более интересное, чем еда. На этот раз ему повезло. На углу, уводящем от лотков с едой в жилые переулки, собралась толпа. Моракс присмотрелся…       И на мгновение забыл даже о смотринах и ссорах с сестрами.       Его глазам предстало очаровательнейшее видение — словно божество спустилось из Селестии, чтобы предстать перед низвергнутыми когда-то. Юноша небывалой красоты играл на лире, и его нежный голос, рассказывающий старинную трагическую легенду, взлетал над шумом и гамом торговой улочки. Скромная, совсем не местная одежда — рубаха и брюки — лишь подчеркивали стройность фигуры, а их блеклые цвета ещё ярче выделяли белизну кожи, смоляную черноту заплетенных в косички волос и зелень больших глаз, смотрящих с очаровательно-круглого лица с самыми мягкими чертами, какие Мораксу когда-либо доводилось видеть. Такой красотой достойно было любоваться, как цветущей по весне сакурой. Она была скромной, совсем не дерзкой, как у тех девушек и юношей, которых представляли Мораксу на смотринах. Пожалуй, в подобную красоту юный император мог бы влюбиться… Если бы за ней скрывался ещё и характер.       — Мне казалось, ты человек высоких принципов и глазами не любишь, — настиг его смешок Осиала.       — Не понимаю, о чем ты, — холодно ответил Моракс, не сводя взгляда с прекрасного уличного музыканта.       — Ты смотришь на этого чужеземца, как на величайшее сокровище. Ничего не хочешь мне сказать?       — Он красив. А я умею любоваться красотой, — ответил Моракс, скосив взгляд на друга. — Это не значит, что я люблю что-то или не люблю. Твоя коллекция фарфора мне тоже кажется красивой, но это не значит, что я готов взять её в жёны.       — Сравнить человека и фарфоровую посуду… Как это на тебя похоже.       — А разве ты ожидал чего-то другого? — Лукаво прищурился Моракс.       Как и всякий кицунэ, он трепетно ценил грацию, изящество, красоту не вычурную, но неоспоримую. Но, как и всякий кицунэ, он умел ценить и момент любования. Красота мимолетна. Увидев её раз, невозможно добиться такой же в другой. Наверное, и поэтому ему никогда не удавалось полюбить кого-то чуждого, незнакомого…       Все должно было закончиться на этой секунде. Моракс должен был насладиться мимолетной красотой — и навсегда покинуть её, как оставлял позади всякое мгновение. Но юноша-музыкант заметил проезжавший мимо паланкин. Моракс едва отвел взгляд, как чарующая мелодия лиры и сладкий голос стали ближе.       — О добрый господин иль госпожа, — затянул юноша, поравнявшись с паланкином, — Богатством скромным вашим очарован, И убежден — красы за ним не меньше. Надеюсь только, что в душе у вас такое же очарованье, как на лице.       — О Боже, — протянул Осиал.       Ладонь его потянулась к шторке паланкина, чтобы задернуть её, но музыкант оказался быстрее. Миг — и он заглянул в полумрак. По коже Моракса, кажется, мурашки побежали, когда он столкнулся со взглядом этих глаз — зеленых, как молодая трава на далеком от города лугу, — и получил в ответ широкую улыбку, растянувшую пухлые губы и украсившую очаровательно-раскрасневшиеся щеки ямочками. Император и представить не мог, что такое можно ощутить от одного взгляда. Однако же… Было что-то колдовское в этом юноше. Что-то, заставившее Моракса остановить ладонь Осиала, прищуриться и дослушать песню музыканта.       — А если так, — затянул юноша, — Прошу, подайте же монетку Венти, музыканту у дороги. Позвольте мне прожить ещё денек, и я запечатлею вас в года~х.       Пальцы юноши скользнули по струнам лиры — тонкие, но на вид такие мягкие, что Мораксу невольно захотелось их коснуться. Никогда ещё ему не доводилось испытывать подобное, глядя на человека. Что же, что же было в этом юноше такого, что он не мог отвести от него взгляда? Наверное, наглость. Невероятная, сильная, такая, что словно окутывала его ореолом света, приковывающего взгляд и очаровывающего сердце.       Моракс был достаточно умен, чтобы не поддаваться на подобное. Но, вот так дела, потянулся за кошельком и подал музыканту щедрую горку моры.       — О, господин, спасибо вам большое! — Пришел в восторг юноша. — Не зря вы так красивы! Как хорошо, что за вашим чарующим лицом скрывается такая щедрая душа! Позвольте подарить вам ещё одну песню.       — Я заплатил не за ещё одну песню, а за ваше прошлое творчество. Отставьте, — попытался отделаться от него Моракс, не понимая, почему хочет коснуться лица напротив и проверить, так ли мягкая кожа, как кажется.       — И все же, позвольте, — заулыбался юноша, наверняка не чувствуя ничего подобного.       — Хватит, юноша, — одернул его Осиал. — Вы хоть понимаете, с кем общаетесь?       — Неа, — хихикнул бард. — Но в том ведь и прелесть! Я смотрю на прекрасного господина и могу ему спеть, не сковывая себя смущением перед статусом или мыслями о том, достаточно ли я хорош для того, чтобы играть кому-то подобному.       До чего же наивная речь… Но Моракса она заставила беззлобно усмехнуться.       — А как вы отреагируете, юноша, если узнаете, что смотрите сейчас на властителя всея Китсунэ Тейкоку? — Хохотнул он.       — Это будет встреча на миллион! — Восхищенно воскликнул музыкант. — И раз так… Позвольте мне запечатлеть ваше лицо в памяти получше.       Не переставая улыбаться, юноша ухватился за край окна паланкина. Мгновение — и голова его оказалась ещё ближе к Мораксу. Император даже не дрогнул — только подпер голову рукой и, не переставая улыбаться, позволил музыканту рассмотреть себя. Это был прекрасный шанс рассмотреть его получше в ответ.       Вблизи юноша был ещё прекраснее. Особенное очарование ему придавали задорный блеск глаз и широченная улыбка. Осиал завозмущался, начал подниматься, чтобы вытолкать мальчишку, но музыкант и сам уже отпустил паланкин.       — Да, пожалуй, вы похожи на императора, описываемого горожанами, — хихикнул мальчишка. — Сиятельный господин с глазами цвета расплавленного золота и восхищающий идеальностью черт лица.       — Не сомневаюсь, что граждане Кицунэ Тейкоку могли сказать такое, — вздохнул Моракс.       — Я разделяю их мнение, господин.       Моракс слышал комплименты так часто, что совсем перестал их воспринимать. В них всегда была тень фальши. Как будто сам мужчина не знал, что скулы у него слишком острые, по лбу пролегают морщинки, а взгляд — холодный и колкий, как у отца. Как будто он сам не знал, что не идеален. Но… Слова уличного музыканта прозвучали так легко и искренне. Он не льстил, как множество слуг и чиновников.       Это настолько поразило Моракса, что он даже не стал хмуриться, когда юноша подмигнул и закинул ему на колени цветок.       — Пусть он станет вам напоминанием о нашей встрече, сиятельный господин, — засмеялся музыкант, исчезая в бурлящей на улице толпе.       Император не сомневался — даже без цветка этого юношу он уже не забудет. Впервые на его памяти кто-то был так невинно-очарователен и в то же время нахально-дерзок, чтобы настолько заинтересовать Моракса. Это было… Интересно. Волнующе-интересно, в смысле.       — Ну до чего наглый! — Возмущался Осиал. — Пристал, как рисовое тесто к рукам!       — Узнай о нём так много, как сможешь, — даже не стал его слушать Моракс.       — А? Чего? — Нахмурился Осиал. — Ты… О нет.       — О да, — усмехнулся Моракс. — Передай Гуй Чжун — если она хочет видеть меня женатым человеком, то должна любой ценой найти этого чудесного юношу.       — Боги Селестии, Моракс, да как так?! Ты же… Ты же не глазами любишь. Что, смазливой мордашки хватило?       — А я и не глазами люблю, — произнес Моракс, подхватив цветок. — Ты видел его характер? Если бы хоть одна из подобранных Гуй Чжун невест была похожа на этого музыканта, уверяю тебя, я бы заинтересовался тоже.       — Всегда знал, что ты странный, но чтобы настолько… — вздохнул Осиал, потирая лоб. — Сделаю все, что смогу.       Моракс только кивнул ему и ещё раз выглянул на улицу. До чего же порой странна судьба… Не думал он, что испытает что-то подобное, просто встретив уличного музыканта. Никогда ещё ему не приходилось увлекаться кем-то. Даже доверенным служанкам, желающим стать его наложницами, он дарил лишь вежливые отказы. Гуй Чжун всегда спрашивала, чего же он такого ищет в людях, раз самые красивые, кроткие и любящие девушки его не завлекали? Оказывается, вот чего ему не хватало — неугомонной наглости, внутреннего света и искренней простоты, с которой юноша попросил у него подаяние и с которой подарил самый приятный на памяти Моракса комплимент.       Усмешка растянула губы юного императора. До чего же иронично… Пожалуй, именно такие превратности и случайности больше всего увлекали Моракса.