Где ты, Балто?

Я ненавижу колокольчики. Во всех видах и назначениях: луговые синие цветики, правда, раздражения не вызывают, качаются себе в высоких травах, молчат, пахнут чем-то, я не принюхивался… А вот эти, звонарики, НЕ-НА-ВИ-ЖУ! Честно, как только слышу их «трень-брень-бень», так почесуха начинается! Я себя очень уважаю и никому не позволяю вторгаться в свое личное пространство. Особенно всяким колокольчикам. С их противным перезвоном, паскудно ввинчивающимся в уши. Впервые я услышал звон при рождении своего будущего подопечного. Что это за звук, я тогда не понял, потому что сам родился вместе с ним. Просто моргал, смотрел на синюю синь над головой и умилялся миру, в который мы пришли. Потом я, конечно, разобрался: мой мир — это мой мир. Незримый и собственный. Мир моего подопечного был иным, материальным и вонючим, цвета в нем, впрочем, тоже хватало, как света и тени, но лучше бы ему быть без запахов, как по-моему… Потому что у меня нос чувствительный, малейшие нюансы ароматов слышу за милю. И колокольчики. — Трень-брень-брень. Ой, умолкните! Хватаюсь за уши и дергаю их вниз, но это не помогает. — Дрень-динь-динь. Р-р-ррр, ладно, но только на минуточку, только гляну, что там, и сразу назад. С этими мыслями вынужденно пересекаю Грань и ступаю в материальный мир своего подопечного. Так, ну что тут?.. Комната. Судя по всему — детская. У меня такая же кроватка была… Однако не успел я предаться ностальгии, как в комнату вбежала женщина с ребёнком, быстро оглядевшись, она кинулась к кроватке и, посадив туда малыша, принялась заваливать дверь мебелью. Сначала придвинула белый комод, потом сбоку — кресло, и уже сверху стала наваливать всякие мелочи вроде лошадки-качалки, манежика, горшка и прочего. Ничего не понимая, я тупо ждал, что будет дальше. Ну, что сказать, картинка самая стандартная — в дом вломился маньяк. Выбив дверь ногой, он ворвался в комнату с какой-то палочкой в правой руке и целеустремленно направился к… кроватке? Я не понял… Ты сюда чего вперся? Пока я офигевал и тупил, мать яростно бросилась на защиту ребёнка. Встала перед кроваткой, раскинула руки и закричала на высокого типа в черном балахоне: — Нет!!! Ты его не тронешь! — Отойди, девчонка! — рявкнул этот… ублюдок. — Не убивай его! Только не Гарри, прошу!.. Я растерянно оглянулся — всё ещё ничего не понимаю, в этом мире убивают детей? — Уйди с дороги! — Только не Гарри! Убейте лучше меня, меня… — А-а-авада Кедавра-а-ааа! — заорал этот. И прежде чем я опомнился, нечто зеленое вылетело из тонкой, деревянной на вид палочки и пронзило грудь женщины. Её как будто током ударило — вскинув руки, она мешком упала на пол перед кроваткой. Мертвая. А этот гнус её ногой отпихнул и шагнул к кроватке. Ну уж нет!!! Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтоб не понимать, что он собирается делать с ребёнком. С перепугу и спешки я включился на полную мощь. Вспомнив, что я тоже в какой-то мере магическое существо, срочно выпустил магию, на всякий случай загородив собой малыша. Зеленый луч ударился о мой торопливо созданный щит и, отразившись, усвистел обратно, прямо в грудь этому… гнусу. Свалился он точно так же, как убитая им женщина, только с выражением крайнего изумления на роже. Так… всё? Осмотрел ребёнка. Цел, невредим. Мать… к сожалению, мертва, моя вина, каюсь, не разобрался сразу, не успел вмешаться по причине тупости. Ну кто же знал, что в этом материальном мире убивают вот такими палочками… Неслышной тенью обследовал дом, спустился вниз и перед парадной дверью обнаружил ещё одно тело — молодого мужчины в очках. Стало совсем грустно, это, судя по всему, отец мальчика и муж убитой женщины. Не успел я толком распечалиться, как за приоткрытой дверью раздались торопливые шаги. Вот они прогрохотали по ступенькам, и в дом, рванув дверь, вбежал встрепанный молодой человек. Споткнулся о тело. Странно-долго посмотрел на него и сошел с ума. Упал на колени рядом и завыл чисто по-собачьи. Тоненько и переливчато. Понятно, близкого друга или брата убили. Из уважения к его чувствам я оставил парня наедине с горем и поднялся наверх — к мальчику. Малыш сидел в кроватке, озадаченно глядел на маму и слушал доносящийся снизу вой. Хмурил реденькие бровки, плаксиво морщился, невольно поддаваясь малышовому рефлексу. Я хмуро смотрел на ребёнка, отстраненно слушал, как под кроватью шуршит крыса, и ждал, когда парень внизу навоется и соизволит прийти сюда. Дождался. Навылся, чуть успокоился и начал звать: — Лили! Ты где? Лили, отзовись!.. Я покосился на тело женщины и с грустью подытожил — это Лили. Парень внизу додумался до поисков, продолжая звать, поднялся по лестнице, вошел в детскую и увидел её. Вернее, их — Лили и того гнуса. Далее он повел себя крайне странно… Посмотрел на кроватку, скользнул равнодушным взглядом по малышу и как-то хищно замер, широко раздувая ноздри. Наклонился к полу, зачем-то заглядывая под кроватку, и нехорошо так ощерился, сузив глаза. Потом с гортанным рыком он перекинулся в черную собаку и ринулся в узкое пространство между полом и исподью, в следующий миг из-под кроватки выскочила крупная крыса и с писком рванула к двери. Кобелина, промахнувшись и едва не опрокинув кроватку, грохнулся на бок, тут же вскочил на длинные лапы и, как терьер, погнался за пасюком. Оставив меня в полном обалдении. Он чё, совсем кукухой поехал? Усвистел за крысой, оставив ребёнка одного??? Я и так-то был вздрючен по самое не могу, а тут ещё парень этот фокусы отчебучил! Короче, я взбесился. Ну, думаю, раз ты настолько особачился, придурок, что совсем утратил человеческий облик, то так и быть, живи и сдохни, как собака, кретин! И замораживающей магией вслед шандарахнул, навсегда превращая парня в черную дворнягу. Чтоб ему пусто было, блохолову несчастному! Убежал, понимаешь, за крысой, а ребёнка оставил! Выплеснув свое раздражение, я повернулся к малышу — тот сидел и молча, недоуменно смотрел на дверной проем, в котором исчез тот, кто его бросил. Ох, маленький, прости, я так жалею, что не пришел раньше… Поверь, я бы очень хотел спасти твою маму! Прости, что я не знал. Просто, понимаешь, я вместе с тобой родился, и мне, как и тебе, всего год от роду, и это очень-очень мало для лагуна. Очень мало для полноценного понимания жизни. Я хоть и умный, и в речи без запинки шпарю, но успел познать только свой мир, сюда я в первый раз пришел, понимаешь, Гарри? Я твой Хранитель, это верно, но обычно подопечных так рано не убивают, и Хранители успевают подрасти, набраться опыта. Ну вот кто я сейчас, а? У меня и рогов-то ещё нет… Гарри, ты простишь меня?.. Гарри меня не слышал и не видел, жалобно помаргивал зелеными влажными глазками и продолжал неотрывно смотреть на дверь. Оставляю попытки достучаться до его сознания и тоже переключаюсь на дверь, услышав чьи-то шаги. Он вбежал стремительно и остановился на пороге так резко, словно налетел на невидимое препятствие, тихо охнул и, ослабев, привалился к стене, не сводя остекленевших глаз с убитой женщины. Его лицо, лицо молодого юноши, вмиг постарело на сорок с лишним лет, за считанные секунды двадцатилетний паренёк стал выглядеть на шестьдесят. И побелел он так сильно, прямо сравнялся по цвету со стеной, к которой прислонился, чтобы не упасть. Из его горла спазмом вырвался стон: — Лили… Шагнул к убитой, опустился на колени, взял её трясущимися руками, приподнял и прижал к груди, закрыл глаза и, тихо плача, стал её укачивать… Я был просто пришиблен его горем, настолько сильным, всеобъемлющим оно было. Гарри тоже заплакал в своей кроватке, поддавшись нашему общему настрою. Сколько это продолжалось, я не знаю, просто в какой-то момент в комнате появилось ещё одно действующее лицо — высокий седой старик. Он вошел быстрым летящим шагом, и я воззрился на него в робкой надежде, что он хоть что-то сделает… Старик мимолетно огляделся, отмечая всё, задержал взгляд на мертвом гнусе в черном балахоне, зачем-то посмотрел на мальчика и удивленно приподнял брови, потом нагнулся и подобрал палочку, выпавшую из руки убивца. Я подобрался. Старик шепнул: — Приори Инкантатем… Из палочки вылетели друг за другом три одинаковых заклинания — призрачные лучи Авад. Хмыкнув, дед убрал палочку во внутренний карман своего пиджака, наклонился к горюющему парню и взял того за плечи. — Северус, пойдем, слезами горю не поможешь. Но парень его не слышал, полностью уйдя в свою беду. Старик повторил настойчивей и громче: — Северус, ты меня слышишь? Пойдем, ты здесь ничего не сделаешь. Я расслабился, покивал — да-да, давай, уведи его отсюда, помоги хоть чем-то. Северус поднял голову и замутненными болью глазами посмотрел на старика, тоскливо выдавил: — Она умерла… — Да, Северус, она умерла, и ты знаешь — почему. Пойдем. Старик снова потянул Северуса за плечи. Но тот, как не слыша, уставился на ребёнка и вдруг безотчетно рванулся к нему, захрипев: — Это он виноват!.. Пустите. — Тшш-ш-ш… — старик мягко, но твердо удержал парня от необдуманных поступков. — Пошли отсюда, Северус, ты ничем здесь не поможешь. — Нет! — продолжал тот вырываться. — Я должен позаботиться о Гарри. Мой ворсистый палец почесал пушистое ухо. Что-то я не расслышал — он позаботиться хочет о ребёнке или убить? Дед, похоже, тоже озадачился несоответствием его мнений. Заговорил сердито и властно: — Северус, не заставляй меня применять силу! Пойдем отсюда, с минуты на минуту сюда нагрянут мракоборцы. Как думаешь — они обрадуются, увидев здесь Пожирателя? — Гарри… нужно позаботиться о Гарри… — слабо трепыхнулся Северус. Вздохнув, дед оглушил Северуса, нажав на какую-то точку на горле парня. Тот безвольной куклой распластался в его руках. Перехватив его поудобней, старик выпрямился и с отвращением посмотрел на мальчика в кроватке. Злобно проворчал: — Я сам позабочусь о Гарри, Северус, кого-нибудь пришлю за ним завтра вечером. Может быть… После чего вышел из комнаты, унося на руках бессознательного Северуса. Я в полном опупении машинально последовал за ним. Внимательно смотрел за тем, как он выкручивает черные ручки у колонки и железной плиты на кухне. Зашипел газ. Завоняло тухлыми яйцами. Моментально всё поняв, я опрометью бросился наверх, к ребёнку. И едва успел накрыть его щитом, параллельно задумываясь — а с чего это к нему такой спрос? Каждый второй мимо проходящий норовит его прибить. Ну, что сказать… рвануло знатно. Дедок, похоже, к газу какое-то заклинание прибавил для усиления взрыва. Грохот стоял оглушающий, качался и проваливался пол, шатались и валились стены, некоторые особо крупные обломки пробились даже сквозь мой щит и вскользь задели меня и Гарри. Для наказания злого колдуна у меня уже не хватало ни сил, ни желания, честно говоря — я упал духом. Стало как-то не до веселья, знаете… не до страстной азартной мести, для которой, как ни крути, нужен гонор. Сейчас меня снедала апатия и обида — было очень жалко себя и Гарри. Это что ж у него за враг-то такой? Сначала маньяк вперся, убил отца и мать, самого ребёнка, к счастью, не сумел — я успел вовремя. Потом вроде как друг семьи пришел, парень-собака, по идее он позаботиться о малыше должен был, так нет, за крысой ускакал, кобель ветреный! Затем третий. Вообще непонятный, рыдал над женщиной, к мальчику вроде был расположен, а вот старик… Тот все точки над «i» расставил — младенца чуть не добил. Кстати, как ты тут? Открыв глаза, я осторожно отстранился от малыша, одновременно отбрасывая прочь осколки битого кирпича. Меня, впрочем, защитила густая шерсть, а вот маленькому прилетело чем-то в лобик — он сильно кровоточил… Задохнувшись от жалости, я плюнул на условности, и, приблизив лицо, принялся зализывать ранку. Слюна у лагунов целебная, это я точно знал. Гарри всхлипнул, дернулся и отпрянул, вдруг увидев меня. Но без испуга, скорей, от неожиданности. Ну, я его понимаю, ведь внешность у меня совершенно неописуемая, я хоть и человекообразный, но со звериными чертами лица, весь покрыт шерстью, золотистой пока, потом, когда повзрослею, стану бурым, как все лагуны-Хранители. Виновато улыбнувшись мальчику, я продолжил зализывать порез, Гарри затих, понял, что я добрый. Вкус его крови был соленый. Я зализывал рану до тех пор, пока она не перестала кровить. Мое первое причастие. И смирение. В конце концов мы родились вместе, вместе явились в этот мир, вернее, каждый родился в своем. Гарри и я — его Хранитель. Как лагун, я развиваюсь быстрее и стану взрослым к десятому году мальчика. Но колокольчики я всё-таки ненавижу. Улизав ранку покрепче, я посильнее обнял ребёнка — в комнате, лишенной части стен, весьма ощутимо похолодало, снаружи оказалась поздняя осень. Или начало зимы? Не знаю. Мне холодно. Но ещё холоднее Гарри. Он изо всех сил прижался ко мне, буквально закопался в мою шерсть. И сам тепленький-тепленький, аж горячий… А ещё мир снаружи оказался не пустым: к раскуроченному взрывом дому сбежались люди, вызвали полицию и пожарных… Но для того, чтобы подняться на второй этаж и обнаружить нас, им предстояло расчистить завал на лестнице, чем, по-видимому, и воспользовались волшебники. Этот появился прямо в комнате, в каком-то сферическом синем сиянии. Ну надо же, никак портал? Огромный и волосатый, в длиннющей лохматой шубе, он нагнулся к нам в кроватку и сгреб гигантской ручищей малютку Гарри, я успел отпрянуть, не зная точно, может ли он меня осязать? Верзила завернул ребёнка в одеяло, посмотрел на припорошенные штукатуркой и пылью тела Лили и Гнуса, передернулся при взгляде на последнего, вздохнул и, подойдя к пролому, стал спускаться по обломкам стены в сад. Поколебавшись, я двинулся следом. Тот колдун сказал, что пришлет кого-нибудь завтра, но, скорей всего, врал, никого он не собирался присылать, тогда откуда же пришел великан? Кто-то прислал его? Или он сам пришел на помощь? Как те, первые трое, явившиеся с разными целями… Ломая об этом голову, я незаметно плелся за верзилой, стараясь не отставать — тот шагал мощно и широко, его ступни были размером с мои салазки, а шаг был равен шести футам, прямо как сказочными семимильными сапогами обзавелся! Интересно, откуда я об этом знаю? Вообще, чем больше тут времени провожу, тем больше знаний в меня откуда-то извне вливается… Я словно губка — впитываю мир в себя, всё больше и больше пронизываюсь знанием окружающего мира, чужого для меня и родного для мальчика. Наверное, так обучаются лагуны? Верзила миновал сколько-то улиц и вышел на городскую площадь, на которой его ждал транспорт — большущий мотоцикл с коляской. Забравшись на него, он засунул ребёнка за пазуху, надел на голову мотоциклетный шлем с очками, взялся за ручки и, примостившись поплотнее, вжал в мостовую педаль стартера. Радуясь наличию коляски, я скакнул в неё и юркнул под брезентовый клапан. Грохотал и ревел мотор, ложилась под колеса серая лента дороги, веял в лицо встречный ветер, лобовой щиток был только на руле, в коляске его не было. Верзила ехал долго, почти весь день, а потом, с наступлением ночи, он опасливо огляделся и, убедившись в пустынности местности, что-то нажал на ручке. В моторе тихо щелкнуло, и он умолк, а сам мотоцикл вдруг поднялся в воздух. Поднявшись до облаков, великан крутанул ручки, чуть повернул руль и полетел напрямик, через холмы без дорог… Тишина и безветрие убаюкивали, и мы с Гарри, кажется, задремали, я в коляске, а Гарри за пазухой у великана. Сколько продолжался наш сон, я не знаю, только в какой-то момент меня разбудил вновь взревевший мотор — мотоцикл пошел на посадку. Великана ждали двое: высокая женщина в зеленых одеждах и такой же сухопарый старик в красивой мантии и с длиннющей белой бородой. — Ну наконец-то, Хагрид, — в голосе старика явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот мотоцикл? — Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с транспорта. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребёнка — я привез его, сэр. — Все прошло спокойно? — Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Магглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребёнка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем. Старик по имени профессор Дамблдор и безымянная пока женщина склонились над свернутыми одеялами. Поглазели на свежую рану на лбу, так похожую на зигзаг или росчерк молнии.  — Значит, именно сюда… — прошептала дама в зеленом. — Да, — подтвердил Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь. — Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор? — Даже если бы мог, не стал бы. Шрамы могут сослужить хорошую службу. У меня, например, есть шрам над левым коленом, который представляет собой абсолютно точную схему лондонской подземки. Ну, Хагрид, давай ребёнка сюда, пора покончить со всем этим. Далее я с легким недоумением смотрел, как маги кладут малыша на холодный каменный порог, желают ему удачи и уходят. Улетел в небо Хагрид, скользнула в муар ночи серая кошка, в которую превратилась леди в зеленом, и, крутанувшись на пятке, исчез профессор Дамблдор. И задумался — а чем они лучше того старика, взорвавшего дом? Крыльцо-то холодное, покрыто наледью, как пряник глазурью. Даже мне, шерстяному, было довольно мёрзотно сидеть. Покачав головой, я поднял глаза к дверному звонку…