Где ты, Балто?

Десятый год потек довольно умиротворенно — Гарри стал невероятно покладистым и ласковым ребёнком. После того, как я сказал ему, что Дурсли на самом деле его любят и в то же время опасаются его магических взбрыков, Гарри умерил свои эмоции, стал крайне осторожен с родственниками. Мне он напоминал конюха, работающего с очень нервными лошадьми… В присутствии дяди и тёти он становился прямо шелковым: тихо и приветливо разговаривал, со всем соглашался, во всем помогал, с полунамека оценив ту или иную ситуацию. Если раньше его просили в чем-то помочь, то теперь Гарри сам следил за тем, не нужна ли кому его помощь? Разумеется, это всё вскоре сказалось: Петунья оттаяла и умиленно улыбалась мальчику, Вернон начал добродушно ворчать и перестал скупиться на грубоватые похвалы. Даже рискнул на ласковые затрещины, как Дадлику, в порыве чувств, так сказать. Отчего Гарри чувствовал себя совсем дома и совершенно родным! Ведь характер-то у Вернона был далеко не сахар, в силу своего взрывного норова ему иногда надо и поорать, и кулаком по столу грохнуть, чтоб душу отвести. А тут пацан, который при каждом рыке вызывает наводнение или пожар, и ему, человеку со сложным темпераментом, приходилось сдерживаться, а это не всегда есть хорошо. И я расслабился. Успокоился окончательно, видя, что жизнь в семье полностью устаканилась и неспешно покатилась по ровной, хорошо проложенной колее. Этот год я провел у себя дома. Целый чудный год без колокольчиков! Без их тревожного и кошмарного звона. И у меня наконец-то появилось время понаблюдать и поближе узнать Хранителей-одногодков. Самым проблемным, похоже, был Аркон, опекающий какого-то мелкого аристократика: что ни день, так звон-перезвон на всю округу. С раздраженным воплем «да чтоб тебя, Драко!» он исчезал на несколько дней, чтобы, вернувшись, начать жаловаться всем, кто его слышит, о том, как он спасал Драко от утопления, удушения, укола о веретено, от укуса цапня, на яд которого у него аллергия, от остановки дыхания во сне… Клянусь Гленом, нам порой становилось жалко этого юного гваделора, которому достался столь проблемный подопечный. Он и родился-то с трудом. Младенец Драко при рождении не задышал, и акушеру понадобилось прочистить ему легкие, чтобы продолжился и без того слабый род Малфоев. Аркону пришлось стать взрослым с рождения, как и Аркане, Хранительнице Нарциссы. У него, можно сказать, появилась настоящая мама, которой он помогал опекать их общего отпрыска — Драко. Ещё одной примечательной личностью была лагуна по имени Гегемония, совершенно кошмарная девчонка, полностью отвечающая своему имени, такая же строгая и начальственная предводительница. Хранительница генерала, не иначе… Как начнет командовать и всех строить, все так и разбегались, заслышав её менторский глас. Подопечному её помощь понадобилась лишь на восьмом году жизни, и Гегемония была уже почти взрослой, как и Луна. Как зовут её опекаемую, никто, впрочем, так и не рискнул спросить, но я подозревал, что в будущем мы с ней ещё столкнемся, и не раз. Хотя мы и сейчас старались держаться вместе, чувствуя нечто общее в нас, вернее, в наших подопечных — они все были волшебниками. Потом к нам четверым присоединился Расмус, тихоня-гваделор, Хранитель Невилла. За год наша компания сошлась тесно, мы стали очень дружны — две лагуны, лагун и два крылатых гваделора. И мы надеялись, что дружными станут и наши опекаемые, хотя здесь были большие такие сомнения: как-то сложно было представить, что такие разные дети смогут сойтись и подружиться, особенно с девочкой Луны, она на целый год всех нас младше. Да и сословия оставляли желать лучшего: Гарри — сирота, Невилл и Драко из семей потомственных аристократов, а девочки… ну, с ними тоже пока не всё было ясно. Это был, пожалуй, самый спокойный для нас год, лишь изредка звякали колокольчики, срывая с места того-другого. Колокольчики Этелефы молчали, и я однажды не выдержал, спросил его о Северусе. — Как дела у твоего подопечного? — О, хорошо-о-о, — сладко заулыбался тот, хищно скалясь. — Добился всех своих поставленных целей: прижал к ногтю Дамблдора и пролез-таки в деканы. Теперь он опекун целого факультета Слизерин. И я рад за него, Хранители-то не у всех действуют, многим детям нужна и физическая поддержка, а не только защита Хранителей. А Северус свое дело знает, сам учился на Слизерине и помнит, какие порядки надо установить, чтобы его змеек не обижали дети с других факультетов. — А Азкабан? — припомнил я. — А что Азкабан? — удивился Этелефа. — Стоит себе, не падает, не колышется… Из людей там сейчас только преступники, прочие члены тюремного персонала разбежались, и дементоры там полноправные хозяева. Их, кстати, с подачи Северуса занесли в реестр разумных существ, и они теперь перестали быть бесправными немыми тварями. — Ребята, — к нам подошел серый лагун. — Кто-нибудь из вас знает, как снять проклятие с собаки? А то у меня и Брайана ничего не получается, мы уже несколько лет пытаемся расколдовать Сириуса Блэка, и никак… Последний в роду остался, а из песьей шкуры не вылазит, стыд-то такой, всё бегает и бегает черной дворнягой… При упоминании черной дворняги зачесалась моя пятая точка, стало ну очень неуютно. Этелефа с интересом глянул на лагуна. — А кто он, Сингер? Почему ты к нам подошел? — Ну, я узнал, что Сириус Блэк — крестный отец Гарри Поттера, а он вроде как твой подопечный… — Сингер вопросительно посмотрел на меня. — Крестный? — слегка припешил я, подумал и вскипел: — Ах, он крестный?! И всё равно убежал, бросил младенца на произвол судьбы! А ведь сразу после его ухода явился некий негодяй, который взорвал дом, чтобы ребёнка убить. Хорош же он крестный!.. — Погоди… — Этелефа поскреб когтем переносицу. — Это твоя работа, Балто? Это ты его в собачью шкуру засунул? — Нет, — с наслаждением настучал я. — Он сам в кобеля перекинулся и за крысой погнался, анимаг вшивый, ребёночка маленького бросил одного. После уточнений и подробностей мое правосудие оценили и одобрили. Правильно я поступил, что заморозил анимага в дворняжьем виде. И крысяру в придачу, потому что он тоже анимагом оказался, предателем Питером Петтигрю. На зов подошел Брайан, Хранитель Петтигрю, и следующие полчаса мы с удовольствием слушали истории о приключениях пса и крысы. Сперва они грызлись и цапались, будучи непримиримыми врагами. То Блэк крысака за шкирку трясет, мечтая загрызть и забыть, но, увы, вынужденно отпускал, потому что нечего будет предъявлять Министерству Магии и Отделу Тайн. То Пит до собаки докапывается, достает до печенок чисто из вредности. Первые два года жили вместе, сторожа друг друга: Сириус следил за тем, чтобы Пит не сбежал, а Пит хоронился от Блэка, чтоб тот его не съел по забывчивости. Собаки, они такие, ветреные и легко увлекающиеся, запросто поддающиеся инстинктам, утратит память о прошлом, проглотит мелкую крысью тушку и не заметит. Потом они разделились: Питер внедрился в семью волшебников, втерся к ним в доверие и зажил припеваючи, сумев расположить к себе бесчисленных детей Уизли. А Блэк затесался в пожарную бригаду: спас однажды ребёнка на пожаре и неожиданно стал героем в глазах благодарных людей. Героическую собаку погладили по голове, надели ошейник с медной медалью и записали в штат. На медяшке выгравировали имя пса — Ровер. И номер пожарной части на обратной стороне. Казалось бы, искупил все грехи, но не для меня, я, если колдую, то колдую намертво, накрепко и навечно. Я ж тогда на эмоциях крикнул, чтоб он жил и сдох как собака, то есть до конца жизни загнал его в лохматую шкуру. А сколько годов ему отпущено, это уже не от меня зависит, но, думаю, проживет долго, если побережется. Так что если б я и хотел, то даже при самом сильном желании не смог бы превратить Сириуса обратно в человека, потому что он сам загнал себя в собачью ипостась, сделав выбор в пользу крысы, при этом предав маленького мальчика, своего беззащитного крестника. Очень тяжело это было принять Сингеру и Брайану, но после недолгих размышлений всё же согласились с моим правосудием. Ведь настоящий выбор сделан самим Блэком, пусть и в момент помешательства, но он был сделан, и судьба его была тем самым предрешена. Дурные качества и поступки человека зависят от него самого. Человек, в конце концов, отражается в своих поступках, а не наоборот. Да и предатель Петтигрю так или иначе должен ответить за свое преступление, и житие-бытие в крысиной серой шкурке — самое то для полноценного наказания, если не перед судом и человеческими законами, то перед Богом и самим собой — точно. Итак, это был очень спокойный год для меня, колокольчики ни разу не треньбеньбренькнули за весь полный оборот планеты вокруг Солнца, но где-то приблизительно ко дню рождения Дадли я ощутил некое беспокойство. И хоть призывного звона не было, я всё же перешел Грань. Никому не показываясь, даже Гарри, я стал свидетелем событий, которые не требовали моего вмешательства, но оказались нужными для дальнейшего понимания… Сначала был случай со змеей в зоопарке. Миссис Фигг, та самая старая сбрендившая кошатница, сломала ногу, и Гарри не смог отсидеться у неё, и поэтому Дурслям пришлось пойти на риск — взять племянника с собой в Лондон, чего они никогда не делали раньше. Ну, правильно вообще-то, с Гарри же вечно что-то несуразное приключается, и лучше бы оно во дворе случилось, а не в центре современного мегаполиса… Как они ухитрились услышать друг друга — совершенно глухая от природы змея голос мальчика, и Гарри удава сквозь толстое стекло — я не понимаю до сих пор. Но они как-то расслышали, разговорились и впечатлились, особенно сильно обалдел Пирс Полкисс, увидевший, как Гарри и боа-констриктор шипят друг на друга, офигел и настучал, заорав на весь серпентарий: — Смотрите, Дадли, мистер Дурсль, вы ни за что не поверите, что эта змея вытворяет!!! Ну, Дадли и подлетел, грубо оттолкнул субтильного кузена, для поддержания своего авторитета в глазах Полкисса, и прилепился к стеклу, которое Гарри с досады растворил. В результате Дадли плюхнулся в искусственное болотце прямо к гостеприимным кольцам удава. К счастью, змея не сочла нужным глотать толстого мальчика, она предпочла, пока нет прозрачной преграды, тихо и мирно удрать, что и проделала, прошипев что-то благодарно-прощальное, проползая мимо Гарри. Директор зоопарка лично поднес тёте Петунье чашку крепкого сладкого чая и без устали рассыпался в извинениях. Пирс и Дадли были так напуганы, что несли жуткую чушь. Лично Гарри видел, как змея всего лишь стрельнула головой, делая вид, что хочет схватить их за ноги, но когда они уже сидели в машине дяди Вернона, Дадли возбужденно тарахтел, в красках описывая, как огромная анаконда чуть не откусила ему ногу, а Пирс клялся, что она пыталась его задушить. Но самым худшим для Гарри было то, что Пирс наконец успокоился и вдруг произнес: — А Гарри разговаривал с ней! Ведь так, Гарри? Дядя Вернон дождался, пока за Пирсом придет его мать, и только потом повернулся к Гарри, которого до этого старался не замечать. Он был так разъярен, что даже говорил с трудом. — Иди… в чулан… сиди там… никакой еды. — Это все, что ему удалось произнести, прежде чем он упал в кресло, и прибежавшая тётя Петунья дала ему большую порцию бренди. Мне оставалось только посочувствовать почтенному семейству: в кои-то веки рискнули взять племянника в город и на тебе — волшебный фокус! Причем сразу необъяснимая аномалия — куда-то бесследно исчезает армированное стекло, которое и тараном-то не вышибить! Заглянул в чулан посмотреть на «преступника» и успокоился — Гарри сидел там, насквозь виноватый, и честно ревел, понимая, что подвел доверие семьи. Решив не травить его своими нравоучениями, я тихо убрался. Через месяц снова навестил Гарри и пришел как раз к новым ненормальным событиям. Этого дня Дурсли, очевидно, ждали. Ждали и боялись. На столе перед Верноном стояла тарелка с сырой яичницей и подгоревшим беконом. На нервной почве Гарри испортил завтрак… Дадли копал ямки в овсяных хлопьях и поливал их из ложки молоком. Петунья жевала щеку, а Вернон пытался читать газету. Газета подозрительно дрожала и шуршала. Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежавший в коридоре коврик. — Принеси почту, Дадли, — буркнул Вернон из-за газеты. — Пошли за ней Гарри. — Гарри, принеси почту. — Пошли за ней Дадли, — ответил Гарри. Вернон опустил газету на стол и взбешенно громыхнул: — М-марш за почтой, вы оба!!! Пацанов просто ветром сдуло от командирского рева разозленного Дурсля. Я, не ожидая ничего дурного и ни о чем не подозревая, с интересом наблюдал за разворачивающимся психозом. Смотрел, как Гарри отдал почту Вернону, оставив себе толстый желтый конверт, как он неспешно стал его распечатывать. Вернон перебирал корреспонденцию, бросая короткие междометия, Дадли отвлекся от хлопьев и нехотя заметил: — Пап, а Гарри тоже что-то получил. — Дай сюда! — рявкнул Вернон так, что с потолка посыпалась побелка. Гарри от испуга выронил письмо, и Вернон схватил его. Побелев и чуть не получив инфаркт, он вышвырнул мальчишек в коридор и распечатал конверт. Петунья склонилась к мужу и вместе с ним вчиталась в строчки. Я тоже заглянул поверх их плеч, прочел и ничего такого страшного не увидел в обычном приглашении в волшебную школу. Но, оказывается, я многого не знал… — Вернон, — произнесла Петунья дрожащим голосом. — Вернон, посмотри на адрес, как они могли узнать, где он спит? Ты не думаешь, что они следят за домом? — Следят… даже шпионят… а может быть, даже ходят за нами по пятам, — пробормотал Вернон, который, кажется, был на грани помешательства. — Что нам делать, Вернон? Может быть, следует им ответить? Написать, что мы не хотим… — Нет, — наконец ответил Вернон. — Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответ… Да, это лучший выход из положения. Мы просто ничего не будем предпринимать. — Но… — попыталась возразить Петунья, но Вернон её перебил: — Мне не нужны в доме такие типы, как они, ты поняла, Петунья?! Когда мы взяли его, разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?! На глазах Петуньи появились слезы, и она сдавленно прошептала: — Ох, Вернон, как ты меня понимаешь… — Конечно, я понимаю, — Вернон сжал её руку. — Это ужасная трагедия — потерять родную сестру. У меня у самого есть любимая сестрёнка Мардж, и я действительно знаю, о чем говорю. Отпустить Гарри в эту школу значит обречь его на гибель. Ну я-то понял, осознал, врубился по самые гланды, можно сказать, да вот маги это понимать отказывались. Началась атака письмами. Сначала они, как и положено порядочной корреспонденции, падали на коврик под входной дверью, потом через окошечко в туалете, после того, как Вернон заколотил щель для писем. Затем они проникли в дом под видом куриных яиц. Гарри сперва недоумевал и пытался ухватить хоть одно из писем, но после моего строгого запрета перестал хотеть. И не смотрите на меня так! Да, я тоже следил за тем, чтобы мальчику не попало в руки письмо. Лили Поттер была сестрой Петуньи, вот этой печальной и худенькой женщины, матери Дадли, скромной домохозяйки, честно выкормившей и вырастившей Гарри. Она потеряла младшую сестру и теперь боялась потерять ещё и племянника. Посему мы не сдавались, игнорировали письма, пока они не выжили нас из дома, влетев в гостиную через каминную трубу. Десятки-сотни писем в желтых пергаментных конвертах с эмблемой Хогвартса и идиотски одинаковым содержимым. Вот тогда-то Дурсли и утвердились во мнении, что маги, все поголовно, психи. На скорую руку собрав вещи и детей, Вернон усадил семейство в машину и рванул в марафон по Англии. Заехав по пути в охотничий клуб, он забрал под расписку свое ружье, завернул в коричневую бумагу и погнал дальше. Подвесной мост через реку, голое каменистое поле, на котором он долго вертел головой, но потом выругался и вернулся в машину. Ночь застала нас в пути, и пришлось остановиться на ночлег в придорожной гостинице в каком-то грязном и замызганном городишке. Но даже и там нас догнали письма, целая сотня в мешке, чему безмерно удивилась официантка, она внимательно оглядывала Дурслей и Поттера и явно пыталась вспомнить, не видела ли она кого-то из них по телевизору. Что ж, её логика была вполне понятна — а кому ещё приходят сотни писем, как не знаменитостям? Следующий день не принес ничего нового, то же бегство по пустынным раннеутренним дорогам, унылый и оттого неприятный дождь, обесцветивший и без того тусклый английский пейзаж. Это удивительно, но за сутки наша машина преодолела чуть ли не половину Англии, и путь ей преградило морское побережье — конечная цель нашего путешествия. — Я нашел превосходное место! — объявил Вернон. — Пошли! Все вон из машины! На улице было очень холодно. Вернон указал пальцем на огромную скалу посреди моря. На вершине скалы приютилась самая убогая хижина, какую только можно было представить. — Сегодня вечером обещают шторм! — радостно сообщил Вернон, хлопнув в ладоши. — А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку. Вернон кивнул на ковыляющего к нам берегового смотрителя, который повел нас к старой щелястой лодчонке, прыгающей на серых, отливающих сталью волнах. Что ж, ночь была, как и обещали чертовы синоптики, очень неприятной. Особенно сильно меня расстроило то, что завтра должен был быть праздник — день рождения Гарри. Я мерил шагами главную комнату с продавленной тахтой посередине и злился на чокнутых колдунов. Устроили, блин, праздничный утренник ребёнку! А ночью заявился невнятный тип с розовым зонтиком. Заворожил нас песенкой о папе-маме Поттера, слово за словом, зашел разговор о школьном образовании, и выяснилось, что Дурсли наотрез отказываются отпускать мальчика в Хогвартс. Да и Гарри немало новостей услышал в эту ночь и, конечно же, малость шокировался оттого, что его родители не погибли в автокатастрофе, как гуманно солгали ему дядя с тётей, а были подло убиты колдуном, который зачем-то пришел ночью в их дом. Ну спасибо тебе, Хагрид, сучий ты потрох, вот так изощренно ломать психику ребёнку, сообщая ему прямо в лоб, что его мать с отцом погибли из-за него… А уж когда этот дуболом, взбесившийся на прямой отказ Дурсля платить старому хрычу, выхватил свой дебильный зонтик и нацелил его почему-то на Дадли, то тут вздрюченный я снова доказал, что не зря небо коптю… Разозлившись не меньше Хагрида, я перехватил фиолетовый луч заклинания и отфутболил его обратно, прямо в грудь агрессивному идиоту. И не надо мне тут петь о защите великаньей крови, я — лагун и могу всё! Короче, хряк из него вышел просто фантастический. Более трех метров в длину и весом в полтонны, аж слюнки закапали при виде столь невообразимой горы сала. И он был настолько тяжел, что даже шевельнуться не мог, лежал плашмя и натужно кряхтел, пытаясь вдохнуть воздуху в придавленные собственным весом легкие. Вот ты ж гад… Значит, хотел Дадлика в поросёнка превратить? Ну ты и мразь, Хагрид, как у тебя рука-то поднялась на такое подлое злодейство? Ребёнка — в свинью. Хотел было навсегда его хряком оставить, вот таким вот боровом, чтоб неповадно было, да вспомнил недавний разговор о тех анимагах, Блэке и Петтигрю, и передумал. Подумав, я решил, что ночи для наказания хватит. До утра полежит хрюшкой, а там и расколдую. Тем более, что он вроде должен Гарри по магазинам провести… Потому что волшебству лучше всё же обучиться, а уж как и для чего Гарри будет пользоваться магией, это он сам решит. Главное, стать безопасным для окружающих.