Испорченный Наружностью

Игра резко перестала быть игрой. Курильщик понял это, когда увидел нож, торчащий из горла Помпея. Когда вокруг тела начала растекаться лужа темно-бордовой жидкости. А было ли это игрой? Были ли игроки игроками, или его сознание просто придумало это, чтобы скрыть страшную правду? Скрыть то, что в Доме убивают. Курильщик вынырнул из-под полотенца. В ванной, над потолком, плавали клубы пара, а его все ещё мутило. Во рту стоял привкус желчи, в животе — давящая пустота. — Я это не надену, — рубашка в светло-серую клетку плывет перед глазами, отпечатывается в сетчатке так, что Курильщику становится больно на нее смотреть. Он отворачивается. — Заберите ее. Удивление Горбача. Конечно, было бы чему удивляться. Рубашка Слепого. Рубашка человека, который меньше получаса назад убил человека. Убил, даже не дрогнув лицом. Лэри заунывно стенает в душевой кабинке. От его голоса голова начинает болеть сильнее. Горбач набрасывает на Курильщика полотенце и садит в коляску. Курильщик отчаянно цепляется за ручки, чтобы не выскользнуть, или чтобы удержать сознание в теле, которое оно так старательно пытается покинуть. — А ты — брезгливый человек, — говорит Сфинкс. Зелёные глаза колючие, словно шипы. Курильщик ежится. — Я не брезгливый. Я нормальный. А ты? — А я — нет, — щелки глаз. Тонкие лучи презрения просачиваются сквозь кожу, отравляя внутренности. И все в миг исчезает. Сфинкс прикрывает глаза. — Господи, — сказал он, — да ты мизинца его не стоишь! Ты.. Курильщик махает Горбачу, уже разворачивавшему его коляску. Слова рвались наружу, и именно сейчас Курильщика прорвало. — А чего я стою? Чего стоит человек, который не хочет надевать одежду убийцы? Слепой убил человека. Думаешь, нормальный бы после такого приблизился к нему? Если вы можете так спокойно относиться к тому, что живёте рядом с убийцей — пожалуйста, но я не могу. Я не могу спокойно жить, зная, что рядом со мной спит человек, который воткнул в чье-то горло нож. И не бояться, что следующим окажусь я. Курильщик замолкает, беря жадный вдох. Слова все ещё булькают где-то в горле, рядом с клокочущим гневом на Сфинкса, на его самоуверенность и безоговорочную преданность Слепому. Как-никак, а Слепой — вожак. А вожаков нужно уважать, какую бы гадость они не сделали. Даже если убили человека на глазах у всего Дома. — Параноик ли я? Это место вынуждает становиться параноиками. Мало ли кто выскочит из-за угла, размахивая ножом, — Курильщик до боли цепляется за ручки коляски, и облизывает сухие губы. — Вы все считаете себя знатоками, ходите такие все важные, а на вопросы ответить внятно не можете. Думаешь, раз живёшь здесь дольше меня, то я ничего не стою? Я пытаюсь узнать хоть что-нибудь об этом месте, о его законах, но на мои вопросы бросают лишь пустые предложения либо запутывают так, что я не могу извлечь из сказанного буквально ничего, потому что все строится на метафорах и расплывчатых отмазках. Вы просто не хотите объяснять то, что знаете. Как будто все это понимают, как само собой разумеющееся. Курильщик опускает голову и трясет волосами , пытаясь сбросить с глаз предательский туман. Пытаясь прогнать из головы образ мертвого Помпея, лужу крови, в которой он лежал, и нож, торчащий из его горла. — Я не понимаю. Я не жил здесь с детства, я не знаю о Доме ничего. А когда пытаюсь узнать, мне плюют в ответ. Меня от вас тошнит. От вас и вашего самодовольства. Курильщик замолкает. Слышит громкий стук сердца в ушах и свое прерывистое дыхание. Сфинкс молчит, смотрит куда-то поверх Курильщика. Когда его макушки дотрагиваются чужие холодные пальцы, волосы на голове Курильщика встают дыбом. Это не пальцы Горбача. Эти намного длиннее, тоньше, и словно живые. Они скользят по загривку и шее, опасно холодные и опасно живые. Курильщик застывает. Не дышит, не двигается, и боится повернуться, зная, кого там увидит. Заранее зная, что этот кто-то все слышал. Все, что он говорил. — Иди, Сфинкс, — ленивый голос посылает мурашки по спине. По позвоночнику бежит ток, Курильщик втягивает голову в плечи. Сейчас его прихлопнут точно также, как и Помпея. Сейчас Сфинкс выйдет из ванной комнаты и.. Сфинкс кивает и молча проходит мимо, задев плечо Курильщика граблей. Курильщик прощается с жизнью. Перед глазами все опасно плывет, пальцы цепляются за ручки коляски, оставляя на них светлые полосы. Над потолком все ещё витает пар, Лэри все ещё завывает в душе. — Пойдем прогуляемся, Курильщик, — вкрадчивый голос Слепого проникает в уши. Слепой не спрашивает и не предлагает — утверждает и разворачивает коляску, уверенно выходя из ванной. Курильщик молчит о том, что на нём лишь полотенце и брюки. Курильщик думает. Либо его пырнут ножом, либо Слепой врежет его в стену и там и оставит. Он не уверен, что Слепой сможет хотя бы аккуратно вывезти его из комнаты, не наткнув на углы, однако попыток поехать самому не предпринимает. Пальцы Слепого крепко держат ручки коляски. Каким-то чудом они попадают в темный коридор. Слепому не нужен фонарик, а вот Курильщик бы от него не отказался. Даже когда глаза вроде бы привыкают к темноте. Слепой молчит и толкает коляску вперёд. Идёт бесшумно, как и всегда, и даже вес коляски и Курильщика не заставляет его издать хоть один звук. Курильщик ждёт, когда тот достанет из-за пазухи нож. — Как думаешь, что сегодня произошло? — внезапно спрашивает Слепой. Курильщик вздрагивает от неожиданности. Казалось, он совершенно забыл, что едет не сам. Слепой умел исчезать. Умел усыплять чужую бдительность. Вопрос повисает в воздухе. Курильщик не знает ответа на него. Как и не знает то, зачем Слепой задаёт ему вопросы. — Ты знаешь, каким был прошлый выпуск? — вновь спрашивает Слепой, словно забыв про предыдущий вопрос, так и оставшийся без ответа. — Конечно, наверняка не знаешь, — отвечает будто сам себе, словно разговаривает сам с собой, а Курильщик тут лишь как предмет антуража, как чахлый фикус в углу Третьей. Совсем забытый, покрытый слоем пыли и практически засохший. Они останавливаются на Перекрестке. Слепой садится на продавленный диван поворачивает голову к Курильщику. В темноте его глаз почти не видно, однако Курильщик отчётливо чувствует его взгляд. Его цепкий, живой, как и пальцы, взгляд. Курильщик молчит. Ждёт. Чего ждёт — сказать трудно. Курильщик и сам не знает, чего ждёт. Знает только, что сейчас легче промолчать. — Тот выпуск, — Слепой откидывает голову на спинку дивана. Из окна падает лунный свет, и это делает его лицо ещё бледнее, чем раньше, — тогда умерли многие. Отчасти потому, что тогда старшие разделились на два лагеря. И в выпускную ночь случилась резня. У Дома не могло быть двух вожаков. Кто-то должен был уйти. А вот как уйти — бороться или же сдаться, выбор был за старшими. Тебе не кажется ситуация похожей? То, что затеял Помпей. Курильщик ошарашенно молчит. Почему Слепой решил пооткровенничать с ним? Почему именно Слепой решил ему объяснить то, что произошло? Почему именно Слепой? — Если бы я не убил его, возможно, ситуация бы повторилась, — лениво продолжает Слепой. Кадык на тонкой шее дёргается, когда он сглатывает. Сквозь ткань свитера видны острые ребра. Курильщик молча выжидает, пока Слепой продолжит говорить. Но Слепой молчит. — По твоему, я поступил неправильно? Я должен был позволить прошлому выпуску повториться? Чтобы все нахрен друг друга перерезали? Курильщик открывает рот, а потом вновь закрывает. Он не находит слов. Не знает, что может ответить. Убийство — ужасное преступление. Он это знает и уверен в этом. Никакие слова Слепого не переубедят его в том, что убийство в данном случае — хорошо. Однако, Слепой понимает, на что идёт. И он идёт на это ради своей стаи. Он готов убить ради сохранения мира. — Что скажешь, Курильщик? — Слепой выпрямляется и чуть нагибается вперёд. Так, что оказывается совсем рядом с Курильщиком. Тот вжимается в спинку коляски и задерживает дыхание, словно боится, что такие признаки могут выдать его местонахождение, которое и так известно. — Мое отношение к тебе не изменилось, — пытаясь унять предательскую дрожь в голосе, произносит Курильщик. — Ты убийца, Слепой. Какими бы благими не были твои намерения, ты убил человека. — Ты слишком наружный для этого места, — губы Слепого растягиваются в улыбке. Эта улыбка больше похожа на оскал, плотоядный и хищный. — Наружность, ты отравлен ей. Ты считаешь так, потому что законы вашего мира не совпали с законами Дома. Аморально ли убивать ради тех, кто может погибнуть в будущем, если ты не решишься на убийство? Как бы ты поступил, если бы твоим родственникам грозила смерть, не убей ты какого-нибудь человека? Ты бы позволил твоим родственникам умереть? — Но ведь можно было все изменить, не убивая. Слишком радикальные методы для того, кто просто хотел поиграть в короля, — от Слепого пахнет мокрой землёй и стоячей водой. Курильщик ежится. — Если для тебя это игра, то стоило бы перестать так думать после сегодняшней ночи. После всего, что произошло и произойдет дальше, — Слепой нагнулся ещё ближе, — ты не играешь в куклы. Это тебе не детские шалости. Курильщик слышит дыхание Слепого у себя на шее и думает — сейчас он прокусит мне горло. Сейчас он точно что-нибудь со мной сделает. Руки Слепого холодные. Они внезапно оказываются на ручках коляски, прижимают его собственные, Курильщика, руки к ручкам коляски так, что вырвать их уже нельзя. Пальцы, живые и гибкие, ползут вверх, до локтей, словно тонкие змеи, и там останавливаются. Курильщик чувствует страх, сковавший тело. Страх перед Слепым, его дыханием на шее и совсем живым рукам. Перед его белесыми глазами, которые, кажется, смотрят прямо в душу и видят насквозь. Живот скручивает болезненный спазм, но там уже ничего не осталось, что, по идее, могло бы выйти. Курильщик прикусывает губу, чувствуя, как с каждой секундой струна внутри натягивается все сильнее. Словно она вот-вот лопнет. На Перекрестке темно и тихо. В ушах — стук крови, на шее — дыхание Слепого. Он, словно хищник, страшный и опасный, черчет носом линию до подбородка и, будто готовясь кусать, немного отстраняется. Курильщик жмурится, боясь того, что будет дальше. Слепой не отодвинулся совсем. Он рядом, его пальцы держат его локти, а дыхание отдает псиной. Он словно большая собака, даже больше подходящая на псов, чем шестая, носящая ошейники. Что было дальше, Курильщик помнит смутно. Губы Слепого оказываются потрескавшимися и сухими, как наждачка. Шокированный Курильщик забывает, как дышать, когда осознает, что происходит. Пытается отвернуться, но его подбородок внезапно оказывается в пальцах. У Слепого есть третья рука? Да быть того не может! Слепой не отстраняется до того, пока Курильщик не начинает задыхаться. Он облизывает свои губы, смотря на Курильщика туманными глазами и будто говоря: «я могу убить тебя и закопать, я могу делать с тобой все, что захочу, и никому не будет дела». Потом поднимается. Молча они возвращаются обратно в четвертую. Курильщику стоило бояться Слепого после этого случая ещё больше.