Под проливным дождём

Мо Жань очень долго думал, чем бы таким необычным порадовать Чу Ваньнина. Очень хотелось сделать этот вечер особенным, но была одна проблема, а именно – сам Чу Ваньнин и его отношение к романтике. Парень гулял по магазинам и думал, чем бы таким удивить его, и потихоньку перебирал в голове варианты. Может, подарить ему цветы? Нет, не пойдёт. Скорее всего он получит этими же цветами по роже, потому что Чу Ваньнин наверняка скажет что-то вроде "я тебе не женщина". Сладкого он купит, вина возьмёт, но это не то, всё не то. Хотелось подарить что-то такое, чтобы Чу Ваньнин обрадовался, очень хотелось доказать серьёзность своих чувств... Но вот как? И совета спросить не у кого. Пиная камни и думая свои тяжёлые думы, парень добрался до дома и сгрузил пакеты на кухне, после чего поставил чайник и уставился в одну точку, перебирая все возможные варианты. Чу Ваньнин не носил украшений, и из страсти помимо сладкого были только его инженерные штуки. Казалось бы, вот оно! Но нет. Вряд ли он обрадуется набору отвёрток или насадок на шуруповёрт. - Ты купил яблок как я просил? - спросил Сюэ Мэн, заглядывая на кухню. - Есть кое-что лучше, - сказал Мо Жань, и, вытащив из пакета огурец, кинул его брату. Тот поймал и осмотрел овощ со всех сторон, не понимая, в чём подлянка. - Серьёзно? Огурец? Почему огурец? - спросил Сюэ Мэн, в упор не понимая, почему лыбится Мо Жань. Может, он его где-то повалял? Надо бы помыть. - Я подумал, что у тебя рано или поздно появятся отношения, и решил позаботиться о тебе пораньше. - пояснил Мо Жань, но, видя совершенно непонимающее лицо Сюэ Мэна, добавил: - Короче, я искал помидоры. Ну, говорят, на них учиться целоваться удобно. Помидоры не нашёл, но нашёл огурцы. Потренируйся на них, тоже... Пх... Полезный опыт! Сперва Сюэ Мэн не понял, а потом внезапно понял. - Блять, а ну иди сюда! Я его тебе сейчас знаешь куда засуну?! - Да тихо ты, я пошутил. - примирительно выставил руки Мо Жань. - А может, и не пошутил. - Да пошёл ты, - сплюнул Сюэ Мэн и злобно уселся за стол. Мо Жань продолжил думать. - Слыш, павлин. - наконец позвал брата он. - А какому бы ты подарку обрадовался? - Приглашению на твои похороны, - огрызнулся он, с грозным видом жуя печенюшку. - А кому ты хочешь что-то подарить? - Ладно, забей, - махнул рукой Мо Жань и встал, чтобы выйти с кухни. Сюэ Мэн к чему-то сказал: - Что-то красивое и блестящее. Мо Жань замер, обдумывая эту мысль. Блестящее. Красивое. Что-то такое, что ассоциировалось бы с Чу Ваньнином. Какая-то безделушка, которую если мужчина и не станет носить, то она будет знаком внимания. - Твоя пустая голова тоже, оказывается, годится не только для того, чтобы в неё есть. - сказал Мо Жань, и пошёл в коридор. Сюэ Мэн показал ему средний палец, откусив за раз пол огурца. К вечеру Мо Жань остался доволен результатом всех затраченных усилий и буквально на крыльях поспешил к знакомому подъезду с двумя пакетами: в одном были бутылки, а в другом воздушный яблочный пирог с сливочным кремом. Мо Жань нарочно таскал такие сладости, чтобы Чу Ваньнин непременно ими перемазался, потому что слизывать с его кожи нежный крем было гораздо приятнее, чем есть само лакомство. Парень поставил пакет рядом с дверью и постучал, с замиранием сердца ожидая, пока ему откроют. Но ни через минуту, ни через две, ни через десять дверь так и не открылась. Мо Жань постучал ещё раз, позвонил в звонок, и даже начал набирать номер Чу Ваньнина, но тот не брал трубку. Червячок беспокойства неприятно закопошился в груди, и парень сел на ступеньки. Наверное, Чу Ваньнин вышел куда-то, а телефон дома оставил. Ну ничего, можно и подождать немного. * * * * Боль. Не физическая. Душевная. Боль, холод, пустота, и какое-то странное чувство, будто из груди вырвали кусок. Чу Ваньнин не помнил, в какой момент он оказался лёжа на полу, и как долго пролежал, глядя немигающим взглядом на стену. Он не понимал, как реагировать. Он не знал ни что ему делать, ни как жить дальше, потому что весь его мир, такой красивый и хрупкий, как карточный домик, просто разлетелся на тысячи мутных осколков. Он слышал про душевную боль, но всегда думал, что это не больше чем просто красивая метафора, выдуманная людьми, чтобы как-то приукрасить ситуацию. Но сейчас, лёжа на холодном полу и чувствуя, как по щекам скатываются непривычно горячие слёзы, он неожиданно признал, что всё это правда. Мужчина провёл большим пальцем по щеке. Он уже и забыл, что такое слёзы. Казалось, он не плакал с самого детства, и сейчас пустым взглядом смотрел на влажный палец, думая о том, что плакать – это вовсе не стыдно. Кто вообще придумал этот бредовый стереотип? Слёзы сами бесконтрольно наворачивались на глаза, он их не хотел. Он не понимал, что происходит с ним. Что происходит вообще. Кто-то стучал в дверь, несколько раз звонил телефон. Чу Ваньнин поджал под себя колени и закрыл глаза. Он не хотел ругаться с Мо Жанем, не хотел скандалить. Не хотел его видеть. Он хотел просто исчезнуть, и поэтому просто лежал, равнодушно глядя в стену, и чувствуя, как слёзы скатываются по вискам, царапал короткими ногтями запястья, словно силясь разодрать их до крови. Но никакая физическая боль не могла заполнить ту пропасть, которая образовалась там, где когда-то стучалось любящее сердце. Он целовал его, обнимал. Они оба были такие счастливые на фотографии, такие милые. Мо Жань держал Ши Мэя за руку, тот смотрел ему в глаза и улыбался своей чарующе нежной улыбкой. Неужели Мо Жань всё это время врал, и просто смеялся над его чувствами? Неужели целовал, обнимал, трахал и говорил приятные слова, а сам при этом думал о другом человеке? К чему тогда была вся эта ложь? Зачем заставил поверить, что он кому-то может быть нужен? Чу Ваньнин сжал зубы и плотно зажмурился, пытаясь прогнать все эти мысли, но ничего не получалось. Становилось только хуже с каждой секундой, и он вцепился в волосы, уткнувшись лицом в рукава кофты. Любовь это больно. Чувства... Чувства это больно. Нет. Нельзя было верить. Нельзя было позволять себе влюбиться. Он же знал, что так будет. Знал, что обманут, предадут, и растопчут, как только в нем пропадёт необходимость. Мужчина потерял счёт времени, и за окном стемнело. Чу Ваньнин поднялся с пола, не обращая внимания ни на дрожь в закоченевших конечностях, ни на боль в расцарапанных руках. Он не замечал и не испытывал ничего, кроме того жгучего чувства внутри, которое хотелось вырвать вместе с внутренностями. Снова зазвонил телефон. Чу Ваньнин опустил покрасневшие глаза на экран и заблокировал. Не стал сбрасывать. Просто выключил телефон. Ужасно хотелось лечь обратно и уснуть, чтобы больше никогда не просыпаться. Больно. Слишком больно. Вместо этого Чу Ваньнин пошёл на кухню, и вытащил из полки бутылку вина, которая стояла там про запас на случай, если случится что-то незапланированное. Конечно, измена Мо Жаня не являлась ситуацией, ради которой там лежала эта бутылка, но Чу Ваньнину было плевать. Он взял штопор, неспеша вытащил пробку и начал пить прямо из горла, будто пытаясь утопить всё, что плескалось внутри. Вино пошло плохо и обожгло горло, но ему было плевать и на это. Он хотел нажраться, впасть в беспамятство и сделать хоть что-то... Хоть что-то. В какой-то момент Чу Ваньнин сполз вниз по стене, держа в одной руке бутылку, а во второй штопор с пробкой, и без остановки пил, чувствуя вкус белого грушевого вина с привкусом слёз. Нет, плакать он не хотел. Совсем не хотел. Почему текли слёзы он не понимал, и контролировать это почему-то не мог. Да и зачем. Никто его не видел, так что можно было позволить себе не держать лицо. Хотелось сбежать, уйти навсегда, никогда больше не видеть этой квартиры, этого города... Никогда не видеть Мо Жаня. Мужчина поднялся на ноги и сходил за телефоном. Включил. Набрал номер. Длинные гудки. - Алло. Да, это Чу Ваньнин. Я... Я согласен на ваше предложение. Да... Как можно скорее. Нет. Не передумаю. Мо Жань вернулся домой крайне потерянный. Он не понимал, что случилось, почему Ваньнин не брал трубку. Он позвонил ещё раз двадцать, прежде чем холодный механический голос сообщил, что аппарат абонента не доступен. Парень был сам не свой и сходил с ума от беспокойства, рассекая широкими шагами комнату. Он написал Чу Ваньнину через мессенджер, но тот в сеть не заходил. Мо Жань решил, что не будет разводить панику раньше времени. Мало ли, может, просто телефон сел, а сам он спать лёг. Всякое бывает. Они ведь буквально утром списывались, а вчера строили планы на вечер. Чу Ваньнин бы предупредил, если бы что-то пошло не так. А раз не сделал этого, значит, не смог. Парень сел на край кровати и начал нервно теребить одеяло. Ничего не случилось, он просто спит. Всё в порядке, он просто не видит и не слышит телефон. Всё нормально, у него просто дела, и нужно просто подождать. И Мо Жань подождал до следующего утра, так и не сомкнув глаз, чтобы с первыми же лучами солнца объявиться на пороге Чу Ваньнина и до беспамятства вдавливать дверной звонок, лелея призрачную надежду, что ему всё же откроют. Кажется, дома никого не было. В любом случае, Чу Ваньнин, не сильно отличавшийся терпением, уже давно вышел бы и оторвал ему голову. Мо Жань несколько часов караулил под дверью, после чего снова пошёл в сторону дома. Чувство тревоги всё нарастало и нарастало. К вечеру он был уже почти твёрдо уверен, что что-то случилось, ведь телефон Чу Ваньнина был до сих пор выключен. Что-то случилось. Что-то произошло. Он буквально это чувствовал, и ему было очень страшно. К концу третьего дня Мо Жань принялся обзванивать больницы и полицейские участки, обошёл все окрестности, спрашивал у местных, вдруг кто-то видел, но Чу Ваньнин словно исчез. Беспокойство Мо Жаня не скрылось от родных, но он упрямо молчал, твёрдо решив, что никого не будет впутывать в это дело. К концу недели он несколько раз объезжал морги после звонков, что находили похожие тела. Мо Жань каждый раз с ужасом смотрел на то, как поднимается холодная белая простыня, больше всего боясь, что увидит его. Ледяного, неподвижного, бескровного. Мёртвого. Но каждый раз под простынёй оказывались другие люди, совсем чужие и не похожие на его Ваньнина. - Где же ты, Ваньнин... - тихо прошептал он, до боли впиваясь ногтями в голову. Может, он решил его бросить? Да похуй, пусть бы и так. Пусть разлюбит, пусть бросит. Пусть хоть уйдёт из жизни навсегда, но окажется живым. Мо Жань ни о чем так не просил у небес, молясь о том, чтобы Ваньнин, его любимый, его прекрасный Ваньнин, был в безопасности, и не валялся сейчас с проломленной головой на дне канавы. Мо Жань почти не спал, а в то время, когда он всё же проваливался в беспамятство от нервов и усталости, его воспалённый от беспокойства мозг раз за разом рисовал одну и ту же картину: Чу Ваньнин, почему-то в длинной белой одежде, бледный и с прозрачно-белой кожей, умирает у него на руках, а он не может ничего сделать. Он лишь сжимал его белые одежды и грозно выкрикивал его имя, запрещая умирать, но сердце Чу Ваньнина всё равно останавливалось, а взгляд серых глаз стеклянел. В них отражалось низкое серое небо и отцветшее яблоневое дерево, росшее на берегу пруда, в котором буйным цветом цвели алые лотосы. Такие яркие и живые по сравнению с худым, бледным и лёгким человеком, которого Мо Жань держал на руках, умоляя не умирать, и удивляясь тому, что тот его не слушал. Нет. Он не мог. Не мог умереть. Всё в порядке. Всё хорошо. Он жив, он здоров. Просто... Просто пропал. - Мо Жань... - дверь тихонько открылась, и на пороге появился Сюэ Мэн, держа в руке кружку горячего молока. - Мо Жань... Ты... Как ты? - Всё хорошо... Всё будет хорошо... - прошептал парень, и снова уткнулся лицом в ладони. - Всё. Будет. Хорошо. Я найду... Я найду. Найду тебя. Сюэ Мэн поставил кружку на стол и осторожно сел рядом, неуверенно тронув брата за плечо и боясь, что вызовет у того агрессию. Сюэ Мэна, как и родителей, очень беспокоило состояние Мо Жаня, но тот упрямо отказывался говорить о том, что случилось. Всё и так было понятно, и родные просто хотели помочь, но Мо Жань, стараясь держаться, не принимал помощи, никому ничего не говорил, и просто упрямо продолжал поиски. Сюэ Мэн вздохнул, видя, что ничем не может помочь, как вдруг Мо Жань резко обнял его и уткнулся лицом в плечо. Его мелко трясло. - Мо Жань... Мо Жань, что случилось? Расскажи, я помогу тебе... - тихо сказал Сюэ Мэн, пытаясь хоть как-то поддержать брата. Впрочем, он не надеялся, что тот расскажет. И Мо Жань сорвался. - Я не понимаю. Я ничего не понимаю... Где же он... Где он?! Он исчез, пропал... Вдруг... Вдруг я никогда больше его не увижу... Господи, Ваньнин, прошу, будь живым. Я ничего не прошу... Пожалуйста... Пожалуйста, вернись... Его трясло от нервов, трясло от рыданий, и с каждым сказанным словом хотелось лишь сильнее выплеснуть все эти эмоции, все чувства, весь страх и переживания, поделиться хоть с кем-то, потому что они плескались внутри, не находя выхода. Сюэ Мэн же замер, чувствуя, как футболка на его плече становится мокрой от слёз. Он едва ли мог припомнить, когда Мо Жань плакал, и плакал ли вообще, но шокировало парня не это. Ваньнин? Он сказал Ваньнин? Неужели тот человек, с которым он встречался, которому постоянно пёк десерты и к которому рвался – это его любимый преподаватель? Сюэ Мэн не мог в это поверить, но вся ситуация говорила сама за себя. - Пропал... Пропал? - наконец спросил Сюэ Мэн и тряхнул брата за плечи, пытаясь привести его в чувства. - Вы... Ты... Блять. Вы поругались? Или... Мо Жань, возьми себя в руки. На, пей. И дыши. Смотреть тошно, приходи в себя. Мо Жань постепенно успокоился и, полностью игнорируя брата, снова взял в руки телефон, чтобы проверить почту. Вдруг кто-то написал, кто-то нашёл? Сюэ Мэн резко забрал у него мобильный и посмотрел в глаза. - Как давно он пропал? И почему об этом не знает никто, кроме тебя? Наверняка это ты... Это твоих рук дело. - Неделя... Он уже неделю не выходит на связь. Я... Боже мой, я не хочу думать о том, что с ним случилось. - прерывисто вздохнул Мо Жань и дрожащими руками достал сигареты, закуривая прямо в комнате. Четвёртая пачка за неделю. - Он просто резко перестал выходить на связь? - обеспокоенно спросил Сюэ Мэн. Мо Жань устало кивнул. - Может... Может, он просто решил бросить тебя? Я бы не удивился. - Нет. Что-то произошло... Я... Я очень боюсь, Мэн-Мэн. Вдруг... - Мо Жань резко оборвал себя на полуслове и встал с кровати. - Забей. Никаких вдруг. Всё хорошо. Он жив, просто я... Просто я зря панику развёл. - Тебя хуй поймёшь... - пробормотал Сюэ Мэн. - Может, пойдём к отцу? Они друзья. Если кто-то что-то и знает, то это он. Но Сюэ Чжэнъюн не знал. Он как-то странно дёрнулся, услышав вопрос, после чего сказал: - Простите, ребят, я не в курсе. Наверное, на работе. Он когда в мастерскую свою залезает, его потом за одно место не оттянешь. Но Мо Жань знал, что его там не было. Он искал. Он проверял. Спрашивал. Чу Ваньнин пропал, и у Мо Жаня опускались руки. На самом деле, Сюэ Чжэнъюн соврал. Ему очень хотелось успокоить Мо Жаня и сказать, что Чу Ваньнин жив, что с ним всё в порядке, но он понимал, что парень тогда вытрясет из него душу, чтобы узнать подробности. Сюэ Чжэнъюн твёрдо решил, что всё расскажет через несколько дней, когда уже поздно будет что-то менять. Потому что именно об этом и попросил Чу Ваньнин. Чу Ваньнин позвонил Сюэ Чжэнъюну, когда тот как раз выходил из магазина. Чу Ваньнин не стал ничего объяснять и просто сказал, что им нужно увидеться, и это срочно. Когда Сюэ Чжэнъюн подошёл к обусловленному месту, то сперва даже не понял, что перед ним именно его друг. Бледнее смерти, с заострившимися скулами и искусанными до мяса губами и полопавшимися капиллярами, он выглядел до того замученно и уставше, что ему смело можно было вызывать скорую. Непривычная чёрная одежда лишь подчёркивала нездоровую белизну кожи. - Я уезжаю. - спокойным голосом сказал Чу Ваньнин, глядя на Сюэ Чжэнъюна пустыми серыми глазами. От этого взгляда у мужчины поползли мурашки по спине. Он был готов поклясться, что такие глаза могли принадлежать кукле или мертвецу, но никак не живому человеку. - Надеюсь, в отпуск? - улыбнулся Сюэ Чжэнъюн, пытаясь скрыть беспокойство за шуткой. - Выглядишь ты очень паршиво. - Не в отпуск. - всё тем же ровным голосом произнёс Чу Ваньнин и протянул старому другу ключи от своей квартиры. - Послезавтра в девять утра я уезжаю из страны. Навсегда. - Из-за Мо Жаня? - вдруг догадался Сюэ Чжэнъюн. Чу Ваньнин не нашёл в себе сил даже удивиться. - Он кого-то ищет. Очень ищет. Он ищет тебя, Юйхэн. - Мне плевать, - спокойно пожал плечами Чу Ваньнин. Что-то, казалось, вспыхнуло в ледяных озёрах его серых глаз, но тут же потухло. - Пусть ищет. Я не хочу иметь ничего общего с человеком, который меня предал. - Он думает, что с тобой что-то случилось. Почти не спит. Вчера отрубился и мне послышалось, что он шептал твоё имя. Видимо, не послышалось. - поделился с ним Сюэ Чжэнъюн и тяжело вздохнул. - Я успокою его. - Нет. - покачал головой Чу Ваньнин, глядя куда-то сквозь собеседника. - Он будет искать меня. Послезавтра я уеду, и скажешь ему. Я не хочу с ним пересекаться. - Ты жесток, Юйхэн. Очень жесток, - нахмурился Сюэ Чжэнъюн, а Чу Ваньнин лишь пожал плечами и не прощаясь пошёл в сторону своей съёмной квартиры, которую взял буквально на то время, которое нужно дожить до рейса. В своей квартире он не мог находиться, потому что каждая деталь, каждая мелочь напоминала о Мо Жане. И сам парень регулярно ломился в дверь или околачивался по окрестностям. Чу Ваньнин понимал, что это всё неправильно, и нужно поговорить, чтобы не трепать нервы ни себе, ни ему, но он боялся. Боялся, что Мо Жань начнёт извиняться. Боялся, что простит его. Он не хотел с ним разговаривать, не хотел видеться, потому что боялся снова проявить слабость. Боль не утихала со временем, и становилась только сильнее, ведь к боли от измены добавилась боль от разлуки. Он не мог есть, не мог спать, и стал похож на бледную тень самого себя. Сидя в чужой квартире он мог молча смотреть в одну точку или лежать, пустым взглядом сверля потолок. Сил хватало только на то, чтобы принять душ и выпить воды. Слабость и апатия, нежелание просыпаться и что-либо делать стали за эти несколько дней словно неотъемлемой его частью. Ну, ничего. Он уедет, окунётся с головой в работу. Другая страна, другие люди. Он быстро придёт в себя. Столько лет жил один, и ещё столько же проживёт. В его жизни всё было идеально. Работа, рацион, режим. Он споткнулся только об Мо Жаня, но Чу Ваньнин решил, что будет всю эту ситуацию воспринимать как болезненный урок. Не стоит доверять людям. Никогда. Мо Жань тоже не мог есть, как бы его не заставляли. Он осунулся, под глазами залегли тени, губы стали совсем бледными и бескровными. На девятый день поисков он уже совсем отчаялся и потерял всякую надежду, будучи твёрдо уверенным, что случилось что-то непоправимое. И он был не слишком далёк от правды. Сюэ Чжэнъюн осторожно постучал и зашёл в прокуренную комнату. Казалось, даже если всё перестирать и полностью сменить мебель, запах сигарет всё равно никуда не денется. Он будто намертво вьелся в стены. Мо Жань лежал на кровати и молча глядел в потолок, думая о том, чтобы пойти написать заявление в полицию. Родня его отговаривала от этой мысли, уверяя, что всё ещё не так глобально, но парень твёрдо решил, что пойдёт завтра же. - Мо Жань. - вздохнул Сюэ Чжэнъюн и сел на кресло, с больным сердцем глядя на любимого племянника. - Сходи вниз, поешь. Ты никому лучше не сделаешь, если умрёшь от голода. - Прости, дядя, мне кусок в горло не лезет... - тихо прошептал Мо Жань и закрыл глаза. - Как я могу набивать брюхо, если возможно... А в прочем, не важно. Я не голоден. - Мо Жань, нам нужно серьёзно поговорить. - строго сказал Сюэ Чжэнъюн, но Мо Жань явно не желал его слушать. - Я не знаю, чем ты его так обидел, но он не хочет тебя видеть. - Кто? - напрягся Мо Жань и повернул голову. - Ты прекрасно знаешь, кто. - спокойно сказал Сюэ Чжэнъюн, и Мо Жань подскочил, словно заведённая пружина. - Он... Он жив? Ты говорил с ним?! С ним всё в порядке? - тут же начал засыпать дядю вопросами Мо Жань, и его глаза впервые за несколько дней загорелись на бледном лице. - Жив, всё с ним хорошо. - кивнул Сюэ Чжэнъюн, и приготовился отпираться от дальнейших расспросов Мо Жаня, но парень лишь широко улыбнулся и упал обратно на кровать, вздохнув с непередаваемым облегчением. - Жив... Он жив... О небеса, как же я счастлив... - прошептал он, чувствуя, что вот-вот заплачет. Виной тому были расшатанные за последнее время нервы и ужасный стресс. - Ты... Ты больше ничего не спросишь? - настороженно спросил Сюэ Чжэнъюн. - Он жив. Мне больше ничего не нужно знать, - не прекращал вымученно улыбаться Мо Жань. - Если он не хочет меня видеть, то это его дело. Мне достаточно просто знать, что он в порядке. Спасибо тебе, дядя. Они какое-то время молчали, и Сюэ Чжэнъюн вдруг тихо спросил: - Ты правда любишь его? - Да. - без раздумий ответил Мо Жань, не открывая глаз. - Больше, чем кого-либо. - Тогда зачем... Зачем ты это сделал? - Сделал что? - напрягся Мо Жань. - Что он сказал тебе? - Что-то про предательство. Ты изменил ему, Жань-эр? Я понимаю, дело молодое, ты парень горячий, любвеобильный, но Юйхэн... Он не из тех, кто простит подобное. - Я бы никогда не посмел посмотреть на кого-то другого, - твёрдо ответил Мо Жань, вконец запутавшись. Всё же было хорошо. С чего он... - Через два часа он уедет из страны навсегда. - произнёс Сюэ Чжэнъюн, и Мо Жаня будто облили ледяной водой. - Сказал, рейс на девять часов. Он просил, чтобы я не говорил, но... Возможно, это не моё дело, но вы должны поговорить лично, прежде чем сжигать мосты. Мо Жань подскочил и начал одеваться. Очень быстро, словно осталось не два часа, а две минуты. Он ничего не сказал и молча слетел вниз по лестнице, едва не сбив сонного Сюэ Мэна, который выполз, чтобы попить воды. Мо Жань схватил ключи от отцовской машины и втопил педаль газа в пол. Сюэ Чжэнъюн молча проводил его взглядом и вздохнул, надеясь на то, что Мо Жань успеет, а Юйхэн не сломает ему челюсть. Успеть. Только бы успеть. Иначе... Иначе он потеряет свой смысл жизни навсегда.