Под проливным дождём

Люди. Бесконечно много людей. Все говорят о чём-то, куда-то идут, смеются, плачут. Все куда-то спешат, сливаясь в один бесконечный поток, и идут мимо, не обращая внимания ни на что. Каждый из них думает о своих переживаниях, о маленьких победах и поражениях, о радостях и печалях. Они шли, совершенно не задумываясь о том, что буквально в метре от них может идти такой же точно человек, думая о том, чтобы броситься под автобус. А даже если бы даже знали, то вряд ли бы сделали хоть что-то, ведь это была проблема, которая не касалась их лично. Никто даже не почешется, не дёрнет пальцем, если в этом не будет какого-то смысла или выгоды. Мо Жань расталкивал людей и вглядывался в каждое лицо. Он хотел кричать. Хотел выкрикивать имя Чу Ваньнина, срывая глотку до кровавого хрипа и надеясь, что тот услышит, отзовётся. Его держало лишь то, что если он начнёт вести себя слишком вызывающе, его просто выпроводят, и он потеряет последний шанс всё вернуть. На него равнодушно смотрели тысячи глаз проходившей мимо бесчисленной людской массы, и все они будто сливались в одно пятно. Мо Жань заглядывал в эти глаза, пытаясь увидеть те самые, в которых давно и безвозвратно утонул, но все они были чужие, бездушные. Не те. Парень нёсся в аэропорт, проклиная людей. Проклинал каждого, кто задерживал его. Пробки или развязки, турникеты или очереди – всё это увеличивало ту пропасть, которая вот-вот образуется между ним и попыткой вернуть самого дорогого человека. Ему сигналили, когда он, плевав на все правила, резко газовал, не дождавшись зелёного света, или когда без разрешения вклинивался в соседний ряд, едва не тараня чужие автомобили. Он бросил машину на обочине и побежал, потому что знал, что потеряет время, если будет искать парковочное место. Тем более, что в аэропорту это было едва ли возможно сделать быстро. Люди, которых он обходил и отталкивал, как ненужные помехи, кричали ему вслед, что он уёбок и козёл, но Мо Жаню было абсолютно плевать. Если он не успеет сейчас, то никогда, никогда больше не увидит Чу Ваньнина. А зачем жить дальше, если вся жизнь без него, неразговорчивого, мрачного и противного, станет пресной и пустой? Он не представлял, что будет, если не найдёт. Должен. Просто должен. Если Чу Ваньнин действительно хочет его бросить – парень не станет держать, но не отпустит до тех пор, пока не узнает, что произошло. Он чувствовал, что всё это не произошло случайно. Чу Ваньнин сидел на одном из кресел, ожидая посадку. За окном была ужасная погода, и рейс задерживали из-за сильной облачности. Мелкая морось барабанила по стеклу, и мужчина равнодушно наблюдал за тем, как несколько капель сливаются воедино на широком окне в зале ожидания. Он разглядывал самолёты, которые были видны из окна, и пил давно остывший и совсем несладкий кофе, не чувствуя вкуса и даже не совсем понимая, что происходит, делая это лишь потому, что пить кофе утром давно вошло в его привычку. Чу Ваньнин сфокусировал взгляд, и вместо самолётов увидел своё неровное отражение в стекле. Чёрная водолазка с высоким горлом, которая каким-то чудом обнаружилась, когда он разбирал чемодан, чтобы взять самое необходимое, делала его визуально ещё худее и бледнее, чем он был на самом деле. Губы, глаза, щёки – все краски и вся жизнь словно схлынули с лица, оставив лишь пустую оболочку. Именно таким он себя и чувствовал. Пустым. Рядом стоял чемодан, который ещё не прошёл таможенный контроль. Оказалось, что у него и важных вещей-то нет. Лишь ноутбук, штаны и несколько кофт. И белый свитер, с которого он так и не смог свести пятно от кофе. Все свои наработки и изобретения он потом попросит Сюэ Чжэнъюна переслать по почте, или та компания, в которой он будет работать, предоставит всё необходимое, и они ему даже не понадобятся. Скоро он сядет в один из этих блестящих самолётов, мокрых от дождя, и больше никогда не вспомнит о том, как изменилась его жизнь за каких-то полгода. Если бы от воспоминаний можно было бы так же избавиться, просто оставив где-то в другом месте, то Чу Ваньнин с радостью бы так и сделал. Он жалел лишь о том, что не мог стереть себе память. Люди, которым есть что терять – близких, воспоминания, что-то дорогое сердцу, они гораздо более уязвимы. А у него изначально ничего не было, поэтому он не знал, что такое потеря, и сейчас ощущал это острым ножом, который загнали прямо в сердце. В наушниках играли затёртые до дыр треки, которые казались какими-то грустными и ещё более угнетающими. Звук был наполную, чтобы мужчина мог не слышать людей, но ему вдруг показалось, что кто-то зовёт его. Понимая, что это невозможно, он сперва даже не пошевелился, но потом, ведомый каким-то странным чувством, поднял голову. Люди. Много людей. Все куда-то идут. Спешат. Катят чемоданы, говорят, ведут детей за руки, целуются, смеются. Лишь один человек среди этой толпы никуда не шёл и стоял на месте, глядя Чу Ваньнину в глаза. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Только не это. Чу Ваньнин резко поднялся, оставив стаканчик с кофе на подлокотнике, вцепился в ручку чемодана побелевшими пальцами и пошёл куда глаза глядят, лишь бы подальше. Ноги не слушались. Он не мог идти быстрее. Сердце стучало где-то в горле, а он, ослабший от стресса и долгого отказа от пищи, мог свалиться прямо здесь, посреди огромного людного зала. Но ему было всё равно, он хотел сбежать. Шаг, шаг. Ещё один. И ещё один. Пожалуйста, быстрее. Чёртова слабость. Неужели нельзя идти хоть немного... Хоть немного быстрее... Мо Жань не столько увидел, сколько почувствовал Чу Ваньнина. Взгляд зацепился за него, тонкого и слабого, как полевой ковыль, и к горлу подкатил ком. Раздавленный, уставший – и это всё из-за него. Чу Ваньнин, заметив Мо Жаня, просто встал, развернулся и пошёл. Ни один мускул не дрогнул на болезненно-белом лице, ни единой эмоции не отразилось в ввалившихся и потускневших глазах. Словно и не человек это был, а просто кукла. Мо Жань сорвался с места и побежал. Он догнал Чу Ваньнина буквально за несколько секунд и прижал к себе так сильно, что у того за малым не затрещали кости. Живой. Здоровый. Дышит. Его тело не кормило червей в сырой холодной земле. Вот он, тёплый и такой родной. Мо Жань, вжимая его в себя, чувствовал, как сильно выпирают рёбра. Он и раньше был худым, а теперь и вовсе казалось, что от него остался один только силуэт. Чу Ваньнин не шевелился. Даже не дёрнулся. Слетевшие наушники ударились о плитку, повиснув на проводе. Он чувствовал, как сильно бьётся сердце Мо Жаня, чувствовал, как от него пахнет дождём. Мужчина понимал, что у него нет сил оттолкнуть от себя парня, ни физических, ни моральных. Он просто стоял, чувствуя, как Мо Жаня трясёт, как он сжимает его кофту, словно боясь, что Чу Ваньнин вот-вот исчезнет. - Ты... Ты действительно в порядке... - шептал Мо Жань, вдыхая такой родной запах зелёного яблока, исходивший от распущенных чёрных волос. - Ваньнин, мой Ваньнин... - Отпусти меня. - холодно попросил Чу Ваньнин. Ровный, совершенно безэмоциональный и равнодушный голос, которым он это произнёс, отдавал чем-то острым, словно осколки битого стекла на морозе. Мо Жань отстранился, глядя в пустые серые глаза, и ему стало страшно. По-настоящему страшно за Чу Ваньнина, потому что он... Он был словно неживой. - Ваньнин... Прошу тебя... - прошептал Мо Жань, сжимая холодные и худые запястья. - Пожалуйста, выслушай меня. Нам нужно поговорить. - У меня нет времени. Мне нужно на самолёт. - ровно ответил Чу Ваньнин и дёрнул руками, вырывая те из цепких пальцев. - Оставь меня в покое. Я не хочу с тобой разговаривать. Я не хочу даже смотреть на тебя. Чу Ваньнин резко развернулся, чтобы уйти, потому что почувствовал, что на глазах снова появилась непрошенная влага. Нет. Он не покажет своей боли, не покажет эмоций. Этот человек не достоин, чтобы видеть его слёзы. Он не достоин даже того, чтобы о нём думать. Он... Чу Ваньнин покачнулся, почувствовав, как Мо Жань, упав на колени, вцепился в его руку. Парню было плевать на людей, которые открыто пялились и показывали пальцем. Все эти глупые муравьи едва ли достойны его внимания. - Ваньнин... - прошептал Мо Жань, сжимая руку мужчины едва ли не до хруста в суставах. - Пожалуйста... - Совсем сдурел? - холодно и устало спросил Чу Ваньнин, растерявшись и не зная, что ему делать. Люди смотрят... - Вставай. Перестань этот глупый спектакль и не позорься. - Нет. - ответил Мо Жань, глядя снизу вверх, разглядывая заострившиеся черты. - Я никуда не уйду. И ты никуда не уйдёшь. - Ошибаешься, - ответил Чу Ваньнин и попытался снова вырвать руку, но та словно была зажата в медвежий капкан. Тут его самообладание и подошло к концу. - Оставь меня в покое! Отвали от меня, ты не понимаешь?! Я не желаю тебя видеть, слышать о тебе, думать о тебе! Отцепись от меня немедленно, иначе я... - Я люблю тебя. - ответил Мо Жань, упрямо поджав губы. У Чу Ваньнина слова застряли в горле. - Люблю тебя, Ваньнин. И не отпущу до тех пор, пока не добьюсь правды. Поверь мне, Ваньнин... Прошу, поверь. - Я уже поверил тебе... - тихо произнёс Чу Ваньнин, и сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. - Я поверил тебе, и чем ты мне отплатил? - Я не понимаю, о чём ты... - Встань. Я не желаю разговаривать в таком положении, - спокойно сказал Чу Ваньнин, и Мо Жань медленно поднялся, упрямо держа Чу Ваньнина за руку. - Хватит врать мне, Мо Жань. Ты постоянно врёшь. Меня тошнит от твоей лжи. Как у тебя язык поворачивается говорить о любви мне, и при этом прыгать на других? - Но я правда люблю тебя, Ваньнин... - тихо ответил парень, сжимая прохладную ладонь. - Я никогда не врал тебе. Мне никто не нужен, кроме тебя. - Снова, снова ложь. - холодно ответил Чу Ваньнин, прищурив усталые глаза. - Хочешь сказать, что мило ворковал на лавочке целовался с Ши Мэем не ты, а кто-то другой? Может, это тоже от большой любви? - Это... Откуда ты знаешь? - вырвалось у Мо Жаня, и он резко осёкся, видя, что только что выкопал всем своим дальнейшим объяснениям могилу. - Это не то, чем кажется. Он поцеловал меня, а не я его. Это... Это правда, в это сложно поверить, но... - Вот именно. В это сложно поверить, - отрезал Чу Ваньнин. - Если ты действительно не виноват, почему не сказал сразу? - Потому что боялся, что ты оторвёшь головы нам обоим. - честно ответил парень, проклиная себя и свою тупость. Он бы тогда получил по шее, стерпел бы очередной скандал, возможно, пережил бы, если бы Чу Ваньнин разбил ему один из своих механизмов об голову, но в любом случае, что угодно лучше, чем самые ужасные девять дней в его жизни, которые он сам себе и устроил. - Я хочу тебе верить, Мо Жань. - ответил Чу Ваньнин, глядя куда-то сквозь парня. - Вот только не могу. Я верю своим глазам и тому, что видел. - Откуда ты вообще знаешь? - вдруг спросил Мо Жань, нахмурившись и потемнев лицом. - Кто тебе сказал... И показал? - А какое это имеет значение? - прищурился Чу Ваньнин, сверля парня ледяным взглядом. - Я узнал об этом не от тебя, а от третьих лиц. Этого разве не достаточно? - Ваньнин. Это твоё дело, верить мне или нет, - сглотнул Мо Жань, задумчиво переведя взгляд на острую ключицу. - Тебе прислали фотографии на телефон? Ответь, это важно. Я понимаю, что ты не хочешь меня слушать, но прошу, ответь мне, Ваньнин. - Нет... - тихо произнёс Чу Ваньнин, не понимая, почему это вдруг так заинтересовало Мо Жаня. - Пришёл парень и показал. Тот парень, с которым ты... Который помогал тебе в клубе искать Сюэ Мэна. Каждое слово давалось с трудом. Имя Ши Мэя Чу Ваньнин произнести так и не смог. Чу Ваньнин чувствовал себя слишком вымотанным, слишком уставшим и разбитым, и не понимал, что от него хотят. Началась посадка на его рейс, но он даже не взглянул в ту сторону. Он наблюдал за тем, как Мо Жань меняется в лице, и невольно сглотнул. Что-то не так. - Мо Жань. - Чу Ваньнин дёрнул рукой, пытаясь привлечь его внимание. - Тебя не смутило, что он откуда-то узнал твой адрес? - вдруг спросил Мо Жань. - Никто не знал, где ты живёшь. И я никому не говорил. Тебя ничего не насторожило? - На что ты намекаешь? - нахмурился Чу Ваньнин, но Мо Жань мотнул головой. - Всё это глупости. - ответил Мо Жань, и взял обе ладони Чу Ваньнина в руки. - Дай мне второй шанс, Ваньнин. Я никогда, никогда не предам тебя. Я не оставлю тебя, только прошу... Останься со мной. Я люблю тебя, люблю как никого другого. Я молю тебя, Ваньнин. Ты любишь меня? Ты... Ты любишь меня? Мужчина молчал, глядя Мо Жаню в глаза каким-то затравленным, испуганным взглядом. На щеках заиграл румянец, возвращая на болезненное лицо хоть какие-то отголоски жизни. Они долго стояли, держась за руки и смотря друг на друга. Время словно остановилось, все люди вокруг, о которых Чу Ваньнин не забывал ни на секунду, будто растворились в пространстве. Чёрные глаза с фиолетовыми искрами и тёмно-серые со льдинками – только это осталось во всём мире, и ничего больше. Чу Ваньнин почувствовал, что что-то обжигающе горячее снова стекает по его щеке. Мо Жань осторожно коснулся его лица, стирая неожиданную влагу. Его слёзы – алмазы, драгоценные камни. И он не позволит больше им пролиться. Никогда. * * * * Жун Цзю стоял у зеркала и сжимал в руках справки, на которых некоторые строчки поплыли из-за сорвавшихся с подбородка слёз. Тонкие пальцы с облупившимся чёрным лаком комкали исписанную бумагу, словно это могло хоть чем-то помочь. Хоть сожги эти бумажки, хоть разорви в клочья – ни смысл, ни ситуация никак не поменяются. В какой-то момент Жун Цзю понял, что его состояние начинает ухудшаться. Парень всё списал на простуду, ведь он, как любитель открытой одежды, без труда мог где-то застудиться. Какое-то время спустя неприятные симптомы отступили, но потом Жун Цзю, принимая душ, внезапно заметил у себя под коленкой странное уплотнение. Приглядевшись, он обнаружил круглую ранку. Она не болела, не чесалась и не гноилась, но выглядела подозрительно, поэтому парень, не теряя времени, сдал анализы, боясь самого худшего. И самое худшее произошло. Жун Цзю рыдал, сжимая в руках справки, которые несли в себе неутешительную информацию о положительных результатах анализов. Сразу две болезни, от которых уже нет никакого спасения. С такими болячками не живут. По крайней мере, не живут долго. Парень зарыдал в голос, вцепившись в волосы. Он кричал от страха, от ненависти к себе, к своей никчёмной, жалкой жизни. Да, он считал себя жалким и жалел себя. Он и не человек уже давно, а просто кукла для секса, об которую все вытирают ноги и удовлетворяют свои потребности. Он давно растоптал свою личность, отказавшись от всего, чтобы хоть как-то вырваться из нищеты, чтобы хоть одним глазком увидеть хорошую жизнь. И в итоге это привело к тому, что он – никто. Ни семьи, ни друзей – лишь похотливые животные вокруг, которые платили и трахали, трахали и платили. Вот он умирает. Не сразу, нет. Медленно и мучительно он будет угасать, чувствуя неизбежное, но не имея возможности ничего сделать. Он умрёт, словно собака, и никто не принесёт ему даже сраного тюльпана на могилу, потому что никому он не нужен. Сдохнет – и не узнает никто. Потому что всем на него было похуй. Парень поднял голову, оглядывая валявшиеся на туалетном столике золотые украшения, жемчужины, камни, и с криком смёл их на пол. Какое теперь дело до этих безделиц? Он не заберёт их с собой на тот свет. Никому не нужен. Единственный человек, который видел в нём не кусок мяса, а личность, тоже отвернулся, поняв всю гнилую натуру. Жун Цзю часто вспоминал их с Мо Жанем долгие разговоры, когда тот был ещё подростком. Они трахались днями и ночами напролёт, и разговаривали. Мо Жань спрашивал у Жун Цзю про его жизнь, про его прошлое, про планы на будущее, переживал, пытался помочь. Но Жун Цзю ослепило блеском денег, которые ему посулил очередной богатый дядька с толстым кошельком и таким же толстым брюхом, и он отказался от Мо Жаня в пользу звонкой монеты, о чём ещё не раз пожалел. Узнав, что Мо Жань нашёл кого-то, Жун Цзю едва не захлебнулся желчью. Чем он лучше?! Разве он заслуживает любви? Ведь Мо Жанем всегда двигали одни только инстинкты, только желание. Не мог же кто-то настолько сильно его поменять? Это не справедливо. Жун Цзю думал, что тоже заслуживает хоть какую-то крошку счастья, но понимал, что давно просрал свой шанс почувствовать это слово на вкус. И тут подвернулась возможность вернуть Мо Жаня. Всего-то и надо было, что подкараулить момент, когда парень будет миловаться со своим другом, сделать несколько снимков и отправить на указанную почту. Если не получится отправить на почту, то распечатать и сунуть в дверь по такому-то адресу. И всё – Мо Жань расстанется со своим мужчиной, с горя уйдёт в отрыв, и уж тогда-то Жун Цзю не упустит своего. Правда, парень решил не действовать строго по инструкции, и принял решение наведаться сразу, потому что очень хотел посмотреть на того, ради кого Мо Жань забросил кабаки и клубы. Увидев Чу Ваньнина, Жун Цзю расстроился ещё сильнее. Чем Мо Жань, этот сучий выблядок, мог заслужить такого мужчину?! Он что, на коленях годами молился, чтобы ему небеса послали такое прекрасное создание? Не справедливо. С тех пор прошло почти две недели, но Мо Жань так и не объявился. Если он и не появится, то не страшно. Зато они с тем человеком наверняка поссорились, и это можно счесть за маленькую месть. Жун Цзю всё ещё был обижен, что Мо Жань так пренебрёг им. Но сейчас Жун Цзю не мог думать ни о чём, кроме как о проклятых результатах анализов, которые лежали перед ним. Все прочие дела показались такими незначительными мелочами, что хотелось драть волосы и заламывать руки от отчаяния. Вдруг раздался медленный, какой-то издевательский стук в дверь. Жун Цзю вскинул голову, и взгляд сразу же метнулся к зеркалу. Зарёванное лицо, собранные в косу грязные волосы, простая чёрная пижама. Сегодня он не ждал гостей. Вытерев сопливый нос краем занавески, он пошёл в коридор и заглянул в глазок. Его зрачки расширились, как только он увидел, кто стоял на пороге. Жун Цзю тут же открыл дверь, глядя на Мо Жаня, который нанёс столь неожиданный визит. - Привет, Мо Жань, - произнёс Жун Цзю. Мо Жань улыбался, глядя на него. Широко улыбался. За окном шёл дождь, и с волос парня стекали капли воды, очерчивая широкие скулы и волевой подбородок. Жун Цзю почувствовал, что что-то не так. В улыбке парня было что-то страшное, как и во взгляде. Эти глаза... Словно у дикого животного. Будто вот-вот бросится и вцепится в горло. - М... Мо Жань? - тихо позвал Жун Цзю, чувствуя, как замирает сердце. Мо Жань, не переставая улыбаться, шагнул в квартиру, а Жун Цзю сделал несколько нерешительных шагов назад. В узком коридоре отступать было особо некуда, и Жун Цзю не успел даже удивиться, как Мо Жань резко схватил его за футболку и со всего размаху толкнул в стену. Огромное напольное зеркало, об которое он ударился спиной, разлетелось на осколки. Пальцы Мо Жаня тисками сжались на хрупкой шее, вызывая удивлённый и болезненный хрип. Он не переставал улыбаться. Улыбка становилась только шире. - Мо... Жань...?! - прохрипел Жун Цзю, царапая душившие его руки. - Что ты... Кхв... М-м... - Ты что, гнида... - ласково прошептал Мо Жань, сверкая чёрными от ледяного гнева глазами. - Думал, будешь срать у меня за спиной, а я и не узнаю ничего? Хуй ты угадал. - Не... Отп... Отпус... Кха... - Отпустить? Конечно, отпущу. - Мо Жань рассмеялся и ослабил хватку. Жун Цзю, который уже успел покраснеть от удушья, тут же схватился за горло и начал кашлять. Мо Жань рассмеялся, и это был злой смех, страшный. - Неужели ты, сволочь, думал, что я не приду за тобой? - Не трогай... Не трогай меня! - тут же закричал Жун Цзю. - Я... Я вызову полицию! Ты... Хоть пальцем тронь меня, и я... - И ты что? - улыбнулся Мо Жань, и его пальцы коснулись висков парня. Тот вздрогнул, но дёргаться побоялся. Мо Жань не выглядел вменяемым. В его глазах не было ничего, кроме холодной ненависти и жажды крови. Он сдавил ладонями голову Жун Цзю, и тот закричал от боли. - Я прямо сейчас могу раздавить твою голову, как орех. Думаешь, после того, что ты натворил, меня пугают менты? О нет, мразь. Ты даже не представляешь себе, как я зол... И если ты не хочешь сломанными пальцами выбитые зубы собирать, лучше будь послушным мальчиком. - Отпусти меня! - заорал Жун Цзю. - Псих! Ненормальный! Я буду кричать!!! - Кричи... Только вот посмотрим, кому от этого будет хуже... - промурлыкал Мо Жань, растягивая губы в широкой усмешке. Оскал. Хищный и беспощадный. - А теперь отвечай. Кто дал тебе наводку? Откуда адрес? - Я ничего тебе не скажу! - на грани истерики крикнул Жун Цзю. - Ты не посмеешь меня тронуть! Ты не... Он не закончил фразу, так как кулак Мо Жаня врезался в стену рядом с его головой, и с грохотом её проломил. Посыпалась пыль от пробитой гипсокартоновой стены. Таким ударом можно запросто размозжить череп. Жун Цзю, понимая, что этот удар предназначался не стене, так широко распахнул глаза, что они показались неестественно огромными на его женственном лице. - Ты действительно думаешь, что находишься в том положении, чтобы угрожать? - спокойно произнёс Мо Жань, тряхнув рукой, на которой проступили капельки крови. Он протянул руку к лицу Жун Цзю, и тот вжался спиной в разбитое зеркало. Мо Жань провёл по его щеке тыльной стороной ладони, размазывая свою кровь по побелевшему от ужаса лицу. - Дешёвая блядь. Если ты не будешь отвечать на мои вопросы, то из урода морального я сделаю из тебя урода физического. И не испытывай моё терпение... Я сегодня немного нервный. Жун Цзю затрясся, как только Мо Жань снова занёс руку, но он не ударил его, а как-то болезненно-нежно погладил по волосам. Его взгляд совсем не вязался с ласковыми прикосновениями. Он смотрел так, будто был готов вот-вот сорвать скальп. И Жун Цзю сдался. Он никогда не был сильным человеком, и такое эмоциональное давление едва ли можно было выдержать. Он разрыдался и рассказал всё. Каждую мелочь, даже неважную. Это был просто бессвязный поток слов, и тем не менее, Мо Жань всё понял. Абсолютно всё. Он кивал каким-то своим мыслям, наблюдая, как жалкое существо перед ним размазывает слёзы и сопли по лицу, едва удерживаясь, чтобы в это самое лицо не плюнуть. - Какое же ты уёбище. Смотреть и то мерзко. - холодно улыбнулся Мо Жань, когда у Жун Цзю не осталось сил на слова. Одни рыдания и всхлипы. Мо Жань заметил лежащие на полу справки, и, подняв их, пробежался взглядом по строчкам. Его усмешка стала ещё ядовитее. - Поздравляю тебя. Твоя никчёмная, пустая и никому не нужная жизнь идёт к логическому завершению. Никакой другой смерти ты не заслуживаешь. Сдохнешь, как паршивая собака, и блять, я руку даю на отсечение, кроме тех, кому ты нужен как дырка, в которую можно присунуть, о тебе никто не вспомнит. Жун Цзю разрыдался ещё сильнее, сидя среди осколков разбитого зеркала. Тысячи отражений его самого рыдали вместе с ним, и все как один некрасивые, разбитые и никому не нужные. Он словно и сам был этим зеркалом – пользовались, пока был нужен, и в один момент стал просто мусором. Мо Жань ушёл не оборачиваясь, небрежно бросив справки на пол. На этом его путь был не окончен. Жун Цзю лишь пешка, лишь связующее звено. По сути, никто. А тот, кто стоит за всем тем кошмаром, который пережили они с Чу Ваньнином, ещё не успел получить по заслугам. Впрочем, это поправимо. - Алло. Я могу зайти к тебе в гости?.. Хорошо. Ставь чайник. Сейчас буду.