DUMP

Припарковавшись около гаражных ворот, Чимин резво выпрыгивает из кабины хромированного кенворта, засовывая за щеку кислый леденец. Зачесав пятерней назад светлые волосы, он стучит сбитыми костяшками по разрисованному граффити контейнеру, сообщая о приезде. Пак открывает скрипучие тяжелые гаражные ворота и фиксирует двери. Вбивает упоры тяжелыми ботинками между плитами в промерзшую землю. — Погода дерьмо, — Тэхён морщится от холодного ночного ветра и противной измороси, накидывает широкий капюшон тяжелой косухи так, что недовольное лицо закрывает тень. — Скоро сезон дождей закончится, не ной, — усмехается Пак, перекатывая языком конфету. Придерживаясь за ржавую балку пола на краю контейнера, Тэ спрыгивает. Разминает затекшую после долгой дороги спину, брезгливо морщит нос, осматривая заброшенную местность. Здания полуразрушены, канализационные трубы из земли вырытые коррозия сжирает, в них поселились собаки и кошки, которых люди не успели съесть. Одна из псин голову поднимает и носом ведет в его сторону скалится и рычит угрожающе, а сама на скелет, обтянутый кожей похожа. Ночь накрыла город, она бесконечной кажется, зима закончилась, снег в лужи обратился, а вот день пока длиннее не становится. На соседних зданиях неисправно мигают неоновые лампы-вывески, словно от холода дрожат, а их яркий фиолетовый свет рассеивает полупрозрачный туман. Ким пинает камни под ногами куда-то во мрак между ржавыми машинами, а те бренчат, разгоняя мертвую тишину. Он с грохотом опускает стальной пандус, пугая местную живность – псины снова лают, и обращается к Паку: — Ну что там, воняет как в общественном толчке? У Тэхёна голос грубый, резкий, а тон приказной, от которого коленки дрожат. — Воняет как у тебя в комнате, — Чимин неспешно заходит, очки с носа немного опускает. Темное, в каком-то плане жуткое, помещение осматривает: толстые вентиляционные трубы под потолком то и дело грозят упасть, прорезиненные провода к стенам прибиты, белый сырой пар струится из-под канализационных решеток, словно приведения. — Сказал человек, живущий в моем доме. Для вашего величества двери всегда открыты, можете пиздовать на все четыре стороны. — А потом скучать еще будешь, — хихикает, поглядывая на друга из-под круглых стекол солнечных очков. На вопрос практичности Чимин всегда отвечал: «это мой стиль», а видел ли он что-то через них – дело десятое. На кирпичных сырых стенах отваливается штукатурка и куски кирпича. Слой пыли вперемешку с машинным маслом, крысиным дерьмом и кровью скатался в липкие клубы и забился в трещины. Под ногами хрустят дохлые тараканы, в темных углах мельтешат грызуны, пугая навязчивыми, резкими тенями гостей. — Не воняет, — принюхивается сильнее. — Только сыростью. Душный теплый запах с примесью горьких сигарет и кислых химикатов пропитал каждый миллиметр помещения. Он стал настолько привычным и обыденным, что въелся в подкорку, ассоциируясь с Тринадцатым гетто. Ким заходит следом. На кончик носа падает несколько крупных дождевых капель. Тэ включает свет, но зажигаются всего несколько люминесцентных ламп под высоким потолком слабым зеленоватым цветом от скопившийся грязи. — Сойдет, разгружаемся, — хрипло одобряет он и в подтверждение кивает. Он снова запрыгивает в контейнер и отстегивает стальные тросы с двухметровой колбы, закрепленной на черных титановых подпорах, оберегающих от ударов и падений. Умело ключом откручивает все болты, снимает крюки и толкает вперед, где для подстраховки стоит Чимин и ждет друга. Пандус дребезжит, они перетаскивают колбу, через все помещение в противоположную сторону к запертым дверям с громоздкими механизмами, ведущих в соседнюю комнату. Пак оттряхивает покрасневшие от тяжести руки и скрещивает на груди, чуть отходит, наблюдает за Тэхёном, который в свою очередь осматривал каждый миллиметр стекла на повреждения. «Параноик, — проносился у него в голове. — Причем самый конченый». Языком играется с круглой конфетой, расстегивая косуху с тканевыми нашивками персонажей из мультфильмов прошлого. Широкую майку вытаскивает из тугого ремня. Она прилипла к телу и пропиталась потом. Долгая дорога и сборы его вымотали, но ночь только началась. С ее приходом жизнь спокойная заканчивается и начинается хаос, в котором они предпочитают называть себя богами. Ночь стирает все границы дозволенного, она скрывает тайны страшные, а в районах такие есть у всех. Чимин тоже не исключение, а Тэхён так вообще в первых рядах стоит. — Какая чудесная ночь, господа! Пак вздрагивает, за пояс хватается, но не обнаружив пистолета, сжимает кулаки с разбитыми костяшками. Гневный взгляд метает на обладателя мерзкого гнусавого голоса позади, и без энтузиазма рассматривает через плечо. Удивленно вкидывает бровью, не без доли иронии усмехается, клыки волчьи скалит. Мужчина в возрасте брезгливо осматривает помещение, по-хозяйски сжимает бедра двух белокурых омежек, что висли на нем. Они тряпки обмотаны, которые сложно назвать одеждой. Куски ткани не скрывают форм и пошло завлекают альф. Парень и девушка — двойняшки, пожирают своего хозяина похотливыми взглядами, ласкают обнаженные мышцы груди, живота, цепляются за пряжку, не вызывая у Пака ничего, кроме отвращения. — Сюда нельзя посторонним, — бросает Чимин, возвращаясь к наблюдению за Тэ. Спиной поворачивается – явный знак пренебрежения и в какой-то степени даже оскорбительный, все равно что прокричать: «Я не воспринимаю тебя, как соперника, кусок дерьма!» — Если вы не скажете, то я тем более, — хитро тянет незнакомец, подходя все ближе и ближе. — Покиньте помещение, у нас финальная проверка перед боем. Пак клыками прикусывает леденец, тот хрустит и растворяется. Сминает широкие рукава куртки. Чем ближе незнакомец подходит к нему, тем больше он нервничает. В этом районе даже дряхлый старик может оказаться убийцей, впрочем, как и маленький ребёнок с первым выпавши молочным зубом. Доверие — не присуще таким местам, закон — слово, которое просто существует и что оно означает, мало кто знает. Есть правила. Правила выживания. Первое из них — «Круг доверия ограничивается собой». Чимин не знает, чего ожидать и это бесило больше всего, ведь в случае нападения, вряд ли сможет отбиться от всех троих. Скользит взглядом, но ни холодного, ни огнестрельного оружия нет. Значить хорошо прячет. Заслужил галочку. В хорошей физической форме, но на руках не видны деформированные от переломов кости, шрамы не глубокие, синяков нет. В рукопашную мужик тоже не любит разбираться. — Ах, да, простите мою неучтивость, — он равняется с Паком и протягивает визитку. — Я не займу много времени, просто хотел пожелать удачи. Вы давно в боях? — Пять лет, — резво, настороженно отвечает Чимин, искоса посматривая на его руки. Комкает картонку даже не взглянув и бросает ему в ноги. — До ветеранов еще далеко, но и новичками назвать язык не повернется, — задумался незнакомец. — В узких кругах вы довольно известны, да и за пределами арены на слуху, но репутации как таковой пока нет. Скажем, если сегодня вы проиграете, то ничего не потеряете. — Наконец-то он выложил все как на духу, а Чимина передернуло от такой наглости пренебрежения. — И даже получите больше призового фонда в пять раз. — Хотите купить этот бой, неизвестный мне человек? Могу ли я расценивать ваши опасения как комплимент? — Пак открыто язвит, издеваясь над мужчиной рядом, окончания слов тянет. Они оба пялятся на сосредоточенного Тэхёна сидящего на корточках перед колбой. Куртка, на несколько размеров больше, молнией бьется о бетонный пол, бриджи обтягивают накаченные ноги и упругую задницу. Он сейчас в своем мире, где нет Чимина и незнакомца, Ким морально готовится к бою, просчитывает все ходы, вспоминает все ли механизмы проверил. — Можете расценивать как выгодную сделку, — мягко предлагает он, предвкушая положительный ответ. По всему помещению раздался протяжный сигнал, оповещающий о скором начале боя. — Можете идти нахер. Двери за колбой тяжело раздвигаются, шестеренки громко скрипят и ноют. Чимин выбрасывает палочку от конфеты в сторону омег, быстро и гордо отходит от мужчины, давая понять, что разговор окончен, поправляет средним пальцем очки. — Никогда не поздно передумать! — последнее, что слышат Пак и Ким на прощание. — Вот уёбок, — шипит Чимин, забирая из рук друга планшет. – Жертва аборта. — А че ты двери не закрыл? — На твою задницу засмотрелся. На экране контурное изображение Тэхёна со всеми показателями: давление, температура, иконка сердца отбивает его сердечный ритм. Пак увеличивает картинку области от затылка до уха, где отображается проводник. При нажатии он несколько раз моргнул зеленым цветом и открылось новое окно активации. Тэ смотрит на свое отражение в колбе и не видит лица, не видит деталей, просто черный обезличенный силуэт. Хрустит пальцами, поправляет черные кожаные гловелетты и протягивает руку, усыпанную ожогами и текстурными шрамами, касается холодного стекла. Темная колба изнутри загорается алым. Прозрачные пузыри в масляной жидкости поднимаются, а среди них склонив голову и поджав конечности находится огромное тело монстра. Сквозь светло-коричневую шерсть пробиваются стальные защитные пластины, механическая морда биоробота отдаленно напоминает львиную, от стальной отполированной гривы вдоль искусственного позвоночника отходит тройной хвост с острыми чешуйками. Он великолепен своей опасностью. Клыки способны перекусить человека пополам даже не напрягаясь, когти с завидной легкостью разорвут титан, как льняную тряпку. Он — мечта, единственная любовь и ребенок Тэхёна. Каждый винтик, каждый проводок, каждый орган собирал своими руками, создал это чудо из ничего всего за полгода и невероятно гордится своей малышкой, приносящей ему победу за победой. Комок нервов в животе Кима сжимается все сильнее, мелкая дрожь разливается по телу, он сгорает от нетерпения насладиться очередной победой в бою. Он хочет ее, жаждет, как сучка член во время течки, зависим, как чертов наркоман и ему это нравится. Нравится ощущать животную мощь и ярость хищника, он и является им на арене. Он — король, он — бог. Второй гудок, после которого ворота закрылись за их спинами. — За деньгами, — Пак протягивает кулак. — За победой, — отвечает ему тем же Ким. — За славой! — хором произносят парни. На небольшой двери сбоку, почти незаметной, сливающейся со стеной, Тэхён открывает засов. Парни возбуждены до предела, до трясучки в руках и ногах. По телу пробегаю волны мурашек от предвкушения, когда они погружаются в длинный черный коридор и только ультрафиолетовые лампы на полу указывают им путь. Неоновые татуировки, что не видны при обычном свете обволакивают их тела, переплетаются немыслимыми узорами. Ким скрывает лицо под капюшоном, но ломаные линии на щеках ярко сияют. Волосы Пака слегка светятся, а коридор отражается в зеркальных круглых очках. Он прикусывает пухлую губу и хищно улыбается, сильнее сжимая в руке планшет продолжает уверенно идти вперед. Ким высовывает руки из карманов и отодвигает тяжелые жалюзи. Лучи лазера проскальзывают сквозь искусственный дым, сердце бьётся в ритм мощных битов, на светодиодном экране позади них взрываются салюты, искрами складываются в огромную букву «V» — победа. Стробоскоп резво отбрасывает цветовые импульсы по всей арене и трибунам, что кольцами вздымаются вверх. Толпа ликует, зрители рвут глотки в предвкушение боя. Они пришли сюда за зрелищем, за кровью, за резней двух механических монстров. И они ее получат, Тэхён даст все, что они так жаждут. — Сегодня особая ночь! Ночь долгожданного поединка! — хриплый, рычащий голос ведущего заглушает биты. Он вальяжно расхаживает по сцене, жестикулируя руками и подогревая толпу. — Смертельная мясорубка! Схватка двух монстров! — Зрители кричат, подрываясь с места. — Горы железа, тонны мяса, океаны крови! Тэхён подходит к краю платформы, под которой на безопасном расстоянии и расхаживает ведущий. Крики ласкают слух, пора. На экране транслируется его изображение. Двумя руками отбрасывает капюшон и пятерней зачесывает светло-голубые волосы. Расстегивает тяжелую косуху, снимает и отдает Паку, стоящему позади него, оставаясь по пояс обнаженным. Узоры обвивают бледное подтянутое тело, заставляют рассматривать и восхищаться. И снова эти восторженные визги в его честь. Его восхваляют, льстят, возносят до уровня неистового гладиатора. На противоположной платформе качок с черным тату по всему торсу, красные волосы собраны в хвост, он что-то яростно кричит своим фанатам и угрожает Тэ, проведя большим пальцем поперек горла. Ким ухмыляется, уголки губ на мгновенье поднимаются, мышка бросила вызов льву. Он размажет этого самоуверенного говнюка по бортам арены и глазом не моргнув. — Тэ, все готово. — Чимин жмет кнопки на планшете, и ждет готовности от друга. Размяв шею, Тэхён садится на пол скрестив ноги, сжимает колени, успокаивает сам себя. — Давай. Пак подтверждает активацию, на экране идет быстрая загрузка, а датчик проводника на голове Кима мигает зеленым. Его сознание медленно мутнеет, не чувствует ног, рук, будто окунается в вакуум. Его транслируют крупным планом, показывают неестественно безразличное лицо: в хромированной серьге на перегородке носа переливаются лазеры, голубые уверенные глаза, смотрящие на соперника, закатываются и Тэхён на мгновенье погружается во тьму. Насосы быстро откачивают всю жидкость в колбе, давление снижается. Чимин внимательно следит за всем процессом дистанционно, он же открывает люк, нажав нужные кнопки. Тэхён видит свет, который становится все ярче. Поднимает лапы на уровне глаз и шевелит когтистыми пальцами, проверяя их функционал. Разминает запястья, локти, плечи, разевает пасть, хватается за край колбы и выпрыгивает наружу. Задние лапы удерживают вес всего тела, хвосты двигаются плавно, как живые змеи. Он чувствует каждый удар сердца, как раствор течет по проводам. Тэхён зависим от мощи, в этом теле он намного свободнее, агрессивнее, злее. Это настоящий Тэхён. Это тело, собранное из железа и кусков плоти роднее и привычнее, нежели то, что сидит рядом с Паком. Каждый выход для него словно глоток свежего воздуха после долгого плаванья под водой. Ким подходит к краю и громогласно рычит, делая это шоу его персональным, забирает всё внимание у соперника до последней капли. Все камеры снимают двух биороботов, транслируя на десятки экранов по всей арене. Биты учащаются, крики все громче и громче, лазеры динамичнее режут темноту. Третий гудок. Начало боя. Тэхён спрыгивает на арену. Под лапами трескается бетон. Соперник разминается, угрожающе бьет кулаками в стену, от чего остается огромная вмятина и паутина трещин. Тяжеловес. Тэ таких любит, имея массивное тело, они неизворотливые, неуклюжие и медленные. Соперники обходят друг друга, смиряют взглядами. В большинстве случаев первый ход решающий, он все начинает, он может все и закончить. Стальные морды не выражают эмоций, они холодны и искусственны, а бойцы сгорают в нетерпение начать поединок. Здоровяк рычит, не выдерживает долгой паузы. Бежит на Тэхёна тараном. Медленно. Лев гораздо быстрее и пластичнее, он приседает и подпрыгивает, хватаясь за борт глубокой арены. Соперник врезается в бетон, куски разлетаются в разные стороны, задевают льва и зрителей. Пока он не выбрался из облака пыли, Тэ смог разглядеть широкую спину. Разжимает лапы и спрыгивает, вонзая когти под кожу. Разрывает железный скелет и провода. Алая жидкость похожая на кровь выплескивается под большим напором, пачкает лапы. Но гигант не отстает. Стаскивает с себя льва, как какую-то букашку, пробивая пол. Немедля бьет кулаками, Тэхён перекатывается то на правый бок, то на левый, ловко уклоняясь от ударов. Хватает секунды, чтоб ухватиться всеми четырьмя лапами за стальную руку. Он вгрызается зубами, сминает ее тяжелой челюстью. Соперник трясет в разные стороны, старается скинуть льва, но все усилия тщетны. Тэ, не ослабляя хватки, искусно изворачивается, отвинчивая броню вместе с каркасом, выплевывая в сторону. Зрители радостно ликуют, поднимая кулаки вверх, скандируя его имя: «Ви! Рви его!», подбадривают, радостно матерятся, выше поднимая плакаты и неоновые длинные лампы. Из откушенной руки брызгает жидкость, окропляя бетон. Здоровяк второй рукой прикрывает дыру, в надежде замедлить ее вытекание. Это шанс. Тэхён разбегается, встает на четвереньки, бежит все быстрее и быстрее, уверенно смотря на цель. Хищник, поймал добычу. Он хорошенько приседает и прыгает, нацелившись на голову. Но уже в полете замечает, как на месте оторванной руки что-то блеснуло и это явно не каркас. Соперник вытягивает обрубок, вонзает во льва нож, спрятанный в биороботе заранее. Тэхён не может остановиться, не может уклониться, нанизывается на железку сверху под тяжестью тела. Достать лапами до чего-нибудь от чего можно оттолкнуться не может. Зал на мгновенье замолчал и заревел с новой силой, утопая безумных эмоциях от неожиданного поворота событий в отличие от Пака. Он удивленно распахивает глаза. Метает безумный взгляд то на льва, то на троих судей, которые должны были остановить бой. Оружие запрещено в любом виде. Только клыки, когти и хвосты. Не больше ни меньше. Чимин ждет сигнала о прекращение боя, но его все нет. Блядские судьи. Если бы он не был занят проводником, то точно пошел разбираться в чем дело. Нечестно играют только трусы, нечестно судят только алчные. Здоровяк немного опускает нож вместе со львом, вонзает стену. Победно рычит, будто бой закончен, но бог здесь Тэ, а не он. Ким когтями впивается в остаток руки, сильнее вдавливая в собственное сердце, тройным хвостом пронзая ему насквозь голову — один из способов нарушить связь между бойцом и машиной. Воспользовавшись моментом вытаскивает оружие. На этот раз из его тела выливается жидкость. В огромных объёмах и слишком большой скоростью. Надо заканчивать. Снова отталкивается и запрыгивает на соперника, вырывает куски брони, плоти. Травмирует механизмы, но и он в стороне не остается, оставляя глубокие вмятины, из-за которых жидкость вытекает быстрее, словно выбивает ее. Удар. Укус. Сминает ногу. Прокусывает шею. Никто не хочет уступать. Гигант превращает льва в решето, с каждым разом все агрессивнее вонзая нож. Тэхён впивается когтями, чтоб не упасть. Он начинает терять контроль над биороботом. Победа или ничего. Разевает пасть, ломая шестеренки, винты и пружины летят в разные стороны как пули. Прицеливается и заглатывает голову соперника, сжимает клыки на толстой, кажется, непробиваемой шеи. Но нет в этом мире ничего, чего бы он не смог перекусить. Под колоссальным давлением гнутся пласты, рвутся все ткани и броня. Чем хуже становится контроль, тем сильнее сжимает челюсть на шее, пока та с характерным хрустом не ломается, оставляя на своем месте только торчащую трубку позвоночника. Тэхён спрыгивает, позволяя телу громилы упасть. Победная серена заглушает восторженные возгласы зрителей. Он победил. Пак кипит от злости. На виске пульсирует венка, он сжимает планшет чуть ли не до хруста. Каким-то невероятным усилием сдерживает себя пока на планшете не закончится загрузка, а Тэхён шевелит пальцем. Ему сносит крышу. Кидает планшет в ноги друга. Подтягивается на вертикальных трубах, легко перемахивает через забор и бежит по трибунам к судейскому столу. Он готов рвать и метать. Хуже нечестного поединка может быть только судейская безалаберность и похуизм. Да, они живут в мире, где грань между «хорошо» и «плохо» напрочь стерта, но это там. За пределами арены, где люди выживают как могут. Бои — способ заработать, прославиться. Спорт, который находится вне внешнего мира, а значит правила должны соблюдаться. Чимин пробирается сквозь толпу, расталкивает возбужденных победой людей, обдумывает кому из трех первому будет бить морду. За зрительским сектором уже видно судейское ложе. Хохоча, жирные мужики обсуждают бой. Он отталкивает какого-то тормознутого паренька и с разбега забирается на прутья ограды, хватается как обезьяна, подтягивается, но охранники хватают его за ноги и тащат обратно. Пак отбивается, заехав одному из них ногой в челюсть, изворачивается, демонстрируя свою отменную физическую подготовку и потрясное владение телом. Цепляется берцами за железки и не оставляет попыток перелезть на другую сторону, где за всем этим цирком наблюдают судьи. — Выблядки! — орет на них Чимин, понимая, что уже трое охранников тянут его вниз и сил сопротивляться недостаточно. — Только свои жирные жопы просиживаете на этих местах! Какой нахер от вас смысл, слепые уёбки?! Для вас правила — это пердеж в лужу?! Его отрывают от ограждения, но по-прежнему продолжают удерживать. Пак вырывается, но уже не потому что хочет свести счеты, охрана слишком сильна, с другой стороны появилось еще пятеро. — Руки убрали, суки! — отбивается он от них. — Отпустите! — Тэхён резко тянет Чимина на себя, перехватывая через грудину за плечо, дает понять, что все под контролем и они сейчас уйдут. — Какого черты ты творишь?! — шипит ему на ухо Ким. — Забей на них хер, мы же выиграли. Пак послушно позволяет другу вести себя через толпу обратно на платформу, пряча конверт с выигрышем. — Потому что это нарушение правил! — Всем плевать на правила. Им нужно было шоу, они его и получили, а мы забрали весь призовой фонд, поэтому давай упакуем льва и свалим от сюда. Смирившись, но не сдавшись, Чимин вполоборота протягивает судьям средний палец и только потом спрыгивает с трибун. Тэ говорит слишком убедительно, может потому что хочет, как можно быстрее свалить подальше от людей, а может, это говорит в нем дикая сонливость после боя. Для тела сражение не представляет сильной нагрузки, за редкими исключениями и, если очень сильно постараться, но вот нагрузка на сознание и мозг колоссальна и желание упасть лицом в подушку на сутки — меньшее из всех возможных побочных эффектов. Они снова иду по коридору, пока персонал лебедками возвращает непригодного биоробота в колбу. Тэхён полусонный плетется, щурится и трет глаза –  веки все тяжелее и тяжелее. Представляет все риски, весь объем предстоящих работ невероятно велик и сложен, он повидал оторванные конечности, сломанную морду, тысячи вмятин и порванных проводов, но вот сердце придется воссоздать заново, а работка это очень кропотливая. Пак уже машинально нажимает нужные кнопки на планшете, колба герметично завинчивается, выталкивая остатки воздуха и наполняется прозрачной жидкостью. Сверяет показатели Тэхёна, которые значительно ухудшились, особенно давление и активность мозга. — Я не понесу тебя, если вдруг грохнешься в обморок, — Чимин прислонившись плечом, всем телом заталкивает колбу обратно в контейнер грузовика, пока Ким сидит на ступеньках кабины, прислонившись к двери. — И не собирался, — отвечает вяло. — Кабину открой. — Не скули, как побитая псина. — Чимин запирает двери контейнера и кидает ключи в Тэхёна. — Веселее, Тэ. — Я переполнен позитивной энергией, — бормочет Ким, почти засыпая, уткнувшись лбом в ручку и даже не взглянув в сторону брошенных ключей. — Мне жаль, что ты этого не видишь. Тихо выругавшись, Пак заканчивает. — М-да, сложно с тобой. Он поднимает ключи, легонько бьет друга по плечу и отодвигает от двери. Тэхён первым забирается внутрь и перелезает через сиденья за черную шторку, где его ждала жесткая, но такая долгожданная кровать. Из небольшого шкафчика он достает плед и подушку, бросает все на матрац и не церемонясь, падает сверху. — В Лайтсайд? — зевает, прикрывая рот ладонью. Чимин сжимает руль и опускает голову на ладони. В районе много баров, но Лайтсайд один из самых больших и посещаемых мест. Не особенный, не дорогой и не дешевый. Работает там знакомая и этого достаточно, чтоб наведываться. — Да. Только не храпеть, а то на обочине выкину. — Я не храплю и у тебя кишка тонка это сделать. — Это ты так думаешь. Пак запихивает конверт с деньгами в бардачок к пистолету и заводит мотор, плавно выруливая на дорогу. Черный хромированный кенворт все дальше от подполья. Проезжает заброшенные полуразрушенные дома. Из бетонных плит, что на дороге валяются, торчат арматуры. В темноте на них легко напороться. Первые этажи некоторых здание целы или кое-как восстановлены — дыры прикрыты деревянными досками, которые уже покрылись плесенью, а рядом перекошенные неоновые вывески, прикрученные проволокой на устойчивой части конструкции. Там никто не живет. Опасно и холодно — костром в таких условиях обогреваться очень нерационально, поэтому приобщили к общественным заведениям. В магазинах полки пустые, иногда можно увидеть консервы или снятую с трупов шмотье, на котором даже кровь осталась. Вдоль дороги, по обочине стоят палатки длинными рядами. Чимин проезжает аккуратно, не задевая горячие железные бочки. В них еще дымятся угли, погасая и шипя с каждой каплей дождя. Чем ближе к бару, тем ярче становится район. В нем ведется исключительно ночная жизнь. Таблички переливаются всеми цветами радуги, светодиоды мигают, привлекая все больше внимания. Над дверями в заведения сутками работают бегущие строки. В проулках группами по три-четыре человека стоят омеги, куртки спущены с плеч, завлекают покупателей, закуривая самодельные сигареты и провожают взглядом грузовик. Этот район дышит беззаконием, живет подпольными боями «зверей», по трубам течет алкоголь, оружие за ремнем — обыденность, наркотики, спрессованные в таблетки — еда. Пак давит на педаль и уверенно маневрирует на поворотах, объезжая глубокие ямы и отколотые куски дороги. Машины –  огромная редкость, как и мирно прогуливающиеся люди. С заходом солнца звуки стрельбы, бьющегося стекла и криков становятся вполне естественными, неотъемлемой частью Тринадцатого района-гетто. Около получаса езды между заводских зданий, магазинчиков, баров и ограбленных высоток, кенворт, отражающий в себе все фиолетовые огни, останавливается около темного переулка, где находятся несколько заведений. Пак заглядывает за шторку. Тэхён спокойно пускает слюни в подушку и даже не думает просыпаться. Оно и понятно. Чимин поправляет плед, и забирает пистолет. Выскакивает из кабины, блокируя двери. Накинув капюшон, быстрым шагом скрывается за прутьями забора в кирпичной, исписанной граффити арке. Бежит по лужам до задней двери бара. В этот закуток даже свет Луны не пробирается, темно хоть глаза выкалывай. Чимин прикладывает немного усилий, чтоб сдвинуть ржавую дверь и пробраться внутрь. В коридоре его тату снова светятся, как бы не прятал под рукавами черной косухи. Там время течет по-другому. Кто-то на мягких кожаных диванах закидывается наркотой, другие заливает бутылками алкоголь себе в глотку. Ни то, ни другое не претендует на качество, что служит сырьем для изготовления всего добра много ума не надо. Да и в качестве других вещей и еды сомневаться не стоит — помойка. Около парадного входа он примечает несколько парей в шлемах и плотных комбезах облепленными карманами. За спиной винтовка, Пак опускает взгляд — на поясе кобура, в ботинках ножи. Чистильщики. Люди, которых отправили сюда смотреть за порядком, пресекать угрозы и убийства, разгонять проституток и накрывать подпольные бои. Вот только они уже стали частью этого грязного мира, где ниже падать просто некуда. Здесь нет тюрем, исправительных лагерей. Можно сказать, районы — это и есть тюрьма, превратившаяся в дом. Двое парней держат черный огромны мешок, другие засовывают туда мертвое тело. Чимин остановился около края барной стойки, продолжая наблюдать за ними. Ди — крупная женщина средних лет, владелица паба, сразу приметила горячо любимого гостя в своей обители. Протерев стакан, ставит на стойку, без лишних вопросов наливая виски. — За счет заведения, — усмехается она, закидывая на плечо полотенце. — А где Ви? Ты решил продинамить виновника торжества? — она возмущенно скрестила руки, выпячивая внушительных размеров грудь. — Спит в грузовике, — глоток алкоголя согревает тело, растекается по венам. — А сам трусить пришел. Хуевый ты друг. — Подливает алкоголь гостям и снова возвращается к нему. — В следующий раз придешь без него, я тебя между грудей задушу, понял, блондинка? — изогнув бровь спрашивает она, а Пак улыбается и кивает. Веселая темнокожая толстушка, умеет поднять настроение не только алкоголем. Чимин и Тэ чувствуют в ней родную душ, хорошего друга, хоть знакомство было не из приятных. Воровать парни не умели, и то как женщина избила их шваброй опечаталось в памяти на всю жизнь. Ди пританцовывает, кричит что-то мужикам, и сама отхлебывает немного из горла. — Сам умер или помогли? — он, держа стакан, указывает на чистильщиков, застегивающих мешок. — А хер его знает. Может передоз, а может, прирезали! — перекрикивает музыку Ди. Она достает из кармана фартука конверт и протягивает Паку: — Твоя доля. Он сразу же заглядывает внутрь, пересчитывая купюры. — Так мало? — В этот раз почти все ставили на Ви, я поделила деньги проигравших. — Могла бы чуть больше отслюнявить, — возмущенно шепчет Чимин, но Ди услышала его претензии. — Сопляк, я сужу честно и любимчиков не имею. Ты должен быть благодарен, что я вообще тебе разрешаю ставить на себя же. Поэтому прикуси язык и пей виски, — вновь наполняет пустой стакан. — Отдашь сам знаешь кому. — Она протягивает еще один конверт, сложенные пополам и Пак прячет во внутреннем кармане куртки. Он осушает стакан за стаканом, пока не чувствует, что его уже ведет, а на танцполе слишком много соблазнительных омег и разгоряченных альф с голым торсом. Пьяные, веселые, готовые отдаться без прелюдий и заплатить за ночь с Паком любую сумму, которую он назовет. Соблазн велик, но не настолько, чтоб бросить Тэхёна одного в грузовике. Отмахивается Ди, что уже уходит, но та настороженно подзывает к себе, наклоняясь через всю стойку. — Валите, ребята из этого района, — шепчет она. — Твориться здесь что-то нехорошее, бойцы пропадают. — Это район, — уверенно отвечает Чим. — Жить здесь — уже приговор. — Он отходит от стойки, но она хватает за плечо и резко тянет на себя. — Не выделывайся, мальчик. Я здесь дольше тебя живу, больше слышу и вижу. — Ди хмурит брови, говорит жестко и уверенно, будто бьет Пака словами. — Если с вами что-то случится, то это будет исключительно вашей проблемой. Дерьмо за вас разгребать никто не будет и рвать жопу, чтоб помочь тоже. Первое правило? — Блять, да я понял, все, отпусти! — Чимин выкручивается, но пальцы женщины только сильнее сдавливают руку. — Отвечай, когда спрашивают. — Круг доверия ограничивается собой. Ди еле заметно кивает и отпускает его. Чимин покидает паб так же, как и пришел. Ее слова остались где-то на подкорке, в таких местах люди пропадают каждый день и каждый день умирают, воспринимать ее слова всерьез бессмысленно, но переживание все равно начало себя проявлять. Запрыгивает кабину, проверяет Тэхёна. Он все так же спит и кажется даже не шелохнулся. Кидает в бардачок второй конверт и заводит мотор.

⚙️ ⚙️ ⚙️

Грузовик едет все дальше от центра района, где заканчиваются неоновые вывески и асфальтированная дорога. На обочинах больше нет палаток, а развалин все больше. Чимин включает фары, чтоб хоть немного видеть путь, хотя знает его наизусть. Сможет объехать все плиты, штыри и обвалы закрытыми глазами и без проблем добраться до границы. Около проходной зоны, стоят двое парней с автоматами на перевес и курят горькие сигареты вонь которых чувствует даже Пак. Приметив грузовик, они немного напряглись, но рассмотрев в кабине знакомое лицо иронично переглядываются, подходя ближе. — Разъебали там всех? — спрашивает один из них, уставившись на Чимина, направляя луч фонарика ему в лицо. — По-другому и быть не могло, — он открывает окно и скидывает сложенный конверт. Охранник одобрительно кивает и командует открыть ворота. — Пак! — зовет его охранник. — Иногда бывают ночи, когда лучше не выходить на улицу, — настороженно смотрит ему в карие глаза, а по спине Чимина пробегают мурашки. Он откашливается и крепче сжимает руль. Услышав подобно от Ди, он задумался, но не воспринял всерьез. В ее пабе каждый день кто-то умирает. Но от охранников границы явно не хотелось услышать такое предупреждение. Может, действительно что-то происходит? Три дня назад должен был состояться бой двух сильных команд, но одна сторона не явилась. Такого никогда не было. Никого из состава в пять человек не видели ни в тот день, ни на следующий. Это совпадение или то, о чем говорила Ди? Все, кто пропадал обязательно находились мертвыми. Их тоже убили? Или нет? — Да, — немного заторможено отвечает он. — Понял, принял. Чимин без проблем проезжает за пределы района. Он дома. Стена сорок метров в высоту разделяет разрушенный город и свалку. Огромные горы, кажется врезаются в небо и разрезают тучи. Мелкая электроника, игрушки, машины, крупная техника и прочий никому не нужный хлам. Свалка простилается до горизонта и дальше, ни Пак, ни Тэхён никогда не доходили до ее края и никогда не видели, как обратную сторону Луны. Кенворт петляет по утрамбованной каменной крошке между рядами отходов. Желтый свет фар освещает дорогу, иногда пробегают огромные серые крысы, но Чимин уже не обращает внимания на грызунов, а упрямо едет дальше, не боясь задавить. Заученный маршрут длинный и корявый, он помнит возле какого заржавевшего вагона нужно повернуть, запомнил от какого разломанного крана ехать. Знает территорию свалки, как свои пять пальцев и невероятно гордится этим. За полчаса одинокой езды, он все же добирается до небольшой расчищенной площадки. Припарковавшись, запихивает по карманам конверты, выключает двигатель и фары. Изнеможенно вздыхает, заглядывая в боковое зеркало, а там чернота. Разминает затекшую шею после долго езды и вытягивает ноги. Тихо. На этом пяточке только Тэхён и Чимин. — Тэ, — зовет он друга, но в ответ никакой реакции. — Ким Тэхён! — Он ныряет за шторку и забирает у Кима плед. — Подъём, мы приехали! Складывает его и засовывает в шкафчик сбоку, продолжая громко будить друга. Все крысы вокруг проснулись уже, а он спит как убитый. Из-за занавеса весь помятый, опухший, с торчащими в разные стороны волосами выглядывает Тэхён. Он зевает и бегло осматривает кабину, пока взгляд не упирается в довольного Чимина с покрасневшими от алкоголя щеками. Демонстративно закатывает глаза и пролезает между сиденьями, аккуратно по ступенькам кабины спускается. Чешет затылок, зевает прикрывая ладошкой рот, как домашний кот водит носом по ветру. Ребята сильнее кутаются в куртки, проходят мимо небольшой горки, огражденной камнями вокруг. Мусор в ней хорошо горит и не сильно воняет, а огонь согревает одинокими холодными ночами. Рядом два раскладных стульчика и алюминиевый столик с пустыми бутылками из-под пива, а в огромной тени от горы стоит импровизированный дом и мастерская из контейнеров, сложенных друг на друга. Они забегают внутрь, Пак тянется к выключателю и в длинном помещении загораются десятки маленьких светодиодов на проводах, что тянутся по всему потолку. Свет мягкий, теплый, совершенно не такой яркий, как на арене или улицах района. Справа, вдоль стены, стоят несколько мягких диванов со рваной обшивкой и ржавыми пружинами, торчащими из них. Напротив — импровизированная кухня — холодильник, плитка и столик с грязными тарелками после обеда. Полы скрыты под коврами в несколько слоев по которым Чимин не разрешает ходить в обуви. Над диванами висят вырезки из журналов, постеры, этикетки и прочий мусор, лишь бы серые стены казались немного уютнее. — Кушать будешь? — неожиданно спрашивает Пак и Тэхён согласно кивает, проходя босиком вглубь контейнера. По вертикальной лестнице, напротив вырезанного поема в соседнюю комнату, поднимается. Включает лампочки на стене, приклеенные на скотч. Доползает до кровати и облокачивается на нее спиной. Под задницей на мягком ковре чувствует гайки, слева длинный стол собранный им же из говна и палок, закиданный всеми возможными инструментами, болтами, кусками резины и железа, в углу на стеллаже под лампами в банках и пробирках куски кожи, искусственные органы. Около изголовья низкой кровати — матрац на металлическом каркасе, бутылки пива, свернутые чертежи и книжки. Тэхён собственноручно собрал всю мебель, часами и днями на пролет рыская по свалке. Каждый диод, каждую бумагу он отвоевывал у зверей, что не прочь полакомиться и человечиной. Это его дом, его крепость, место, куда он может вернуться, где всегда пахнет токсичными красками, где он останется наедине с собой. Это место рождения боевых машин. Он кайфует от сквозняков, от заброшенного вида из окна. Тэхён любит одиночество и уединенность, радуется как ребенок новой игрушке, когда в округе находит подходящую деталь и как сорока все тащит к себе. — Тэхён-и, кушать! — Пак бьет ложкой по алюминиевой тарелке. Очень неприятный звук. Ким поднимается и скидывает верхнюю одежду, надевает потрёпанный комбинезон на рваную футболку, которая прошла огонь и воду, снова сползает вниз. Чимин сидит за столом и что-то отмечает в бумагах. Подойдя ближе, замечает несколько стопок денег и еще десяток купюр у него в руках. — Мы будем в этом месяце мясо есть? — серьезно спрашивает Пак, доставая тарелку супа из микроволновки под столом, не отрываясь от подсчетов. Присев около него, Тэ непонимающе косится на друга, перемешивая суп из банки. — Ты меня спрашиваешь? — Привычки говорить с самим собой у меня нет. — Какая разница, если все равно готовить тебе, — равнодушно бросает Ким, увлеченно хлебая суп. — Что положишь в тарелку, то и съем. В комнате мертвым грузом повисла тишина, но она не кажется неуютной и гнетущей, а наоборот, позволяла Паку сосредоточиться на цифрах, а Киму на сладком томатном супе. Последние несколько лет они выживают благодаря консервам: супы, тушёнка, овощи, ягоды в собственном соку, что иногда можно купить на районе. В мятых банках иногда попадалась просрочка, которую скармливали крысам, а свежие продукты они не видели минимум лет шесть. После ядерного взрыва более трёх ста лет назад, от мировых держав, процветающих и загнивающих городов не осталось и следа. Религия, звания, титулы превратились в пустой звук так же, как и «армия». Мировая неразбериха волной прошлась по всей Земле, подбирая под себя все законы и знания. Начались масштабные войны за территории, за обозначение новых границ. Люди сами устроили конец света, сами возглавили массовую резню и сделали из планеты свалку. И только последние лет сто мир пришел в равновесие. После битв оградились стенами, открещиваясь от грехов и прошлого. Эти земли пропитаны кровью, тут не зарождается жизнь, а только сутками косит смерть. С обратной стороны стен простилаются районы — бедные населения, обреченные вечно страдать от голода и болезней. Они как защитные кольца, охраняют крупные города, где еды, лекарств в изобилие, а уровень жизни выше. В города невозможно попасть, а вот вылететь оттуда легко, но как правило, изгоняют преступников и ненужных верхушке людей. Про нелюбовь к городским и говорить не стоит, среди местной шпаны даже благородно всадить нож кому-то из них. — Отметим победу? — Ким достает пыльную банку сгущёнки и гордо ставит на стол. А у Пака глаза загораются. Любовь к сладкому у него больше, чем безграничная любовь к деньгам. Включает треснутый пожелтевший чайник и ждут, пока красная лампочка на нем не погаснет. Тэхён в слух размышляет об огромной работе, что придется проделать для восстановления льва, а Пак смотри на него восхищёнными глазами, кивает, но ни черта не понимает, о чем бормочет Тэ. Вся эта биоинженерная херня и механика — темный лес, в который он не спешит соваться. Его дело считать деньги, чтоб делать взносы за бой и в случае выигрыша забирает свои и соперника. Его максимум — это тыкать в планшет и вовремя отключать Тэхёна от льва, чтоб тот не помер случайно. Ким разливает чай по хромированным чашкам, кидает заварку. Перочинным ножом открывает банку и отодвигает острую крышку назад, продолжая рассказывать о том, как сложно воссоздать новое сердце и как эффектно Пак рванул бить морду судьям. Ковыряясь в банке, они зачерпывают большую порцию сгущенки и быстро, чтоб не успела капнуть, суют в рот. — Сегодня у Ди какого-то мужика прирезали, — как бы между делом вспоминает Чимин. — Городской? — Не ебу. Я пришел, а его уже упаковывают, — облизывает ложку со всех сторон, цепляясь шариком пирсинга в языке за ее края. — Она про тебя, кстати, спрашивала, хотела поздравить, но ты слюни в подушку пускал. — Я так понимаю, ты поздравился за меня. — Ким вспоминает розовые щеки друга и запах алкоголя в кабине. На что Пак гордо улыбается, смешно щурясь, часто кивает. Он ковыряется в банке, поглядывая на друга: сонные глаза, нездоровый цвет кожи. Может из-за света, но она кажется сероватой, фиолетовые круги под глазами ярче. Неплохо было бы сходить к врачу или человеку, который хоть немного разбирается в медицине. Невооруженным глазом видно, что со здоровьем у него не все в порядке, но сам Тэ никогда в этом не признается даже себе. Соврет, если скажет, что сам ничем не болен. Даже спустя столетия есть радиация. Она пропитала все предметы, смешалась с землей, водой, воздухом. Родится в этом мире — все равно, что подписать смертный приговор. Чимин стягивает очки и серьезно смотрит на Кима. — На районе что-то происходит. — Он делает большой глоток чая. — Ди сказала по-тихому валить. — Так мы ж не местные, — возмущается Ким. Они обосновались на свалке, далеко от него и движуха, что происходит в пределах стен их не касается. — Думаю, она имела в виду подполье. Заляжем на дно. — На то оно и подполье, чтоб там что-то происходило, разве нет? — Тэ не может поверить в его слова и всячески старается вывернуть информацию в собственном ключе, где все существует так как есть, а он продолжает выходить на арену. Отказаться от боев он не может даже под угрозой жизни. — Плевать. Нет боя — нет денег, нет денег — нет еды. Ты хочешь умереть раньше тридцати? Лично я — нет. На душе становится тоскливо и мерзко, Ким закусывает губу, погрузившись в раздумья. — Тэхён-и, люди пропадают. Бойцы пропадают, — уточняет Пак, прожигая друга испепеляющим взглядом, но продолжая говорить мягко. Прекрасно понимает, что для него значит пауза. — На время завяжем с боями. Денег хватит на месяц, а там посмотрим. — С хера ли?! — бьет ладонью по столу, понимая, что его хотят лишить кислорода. — Этого еле-еле на две недели наскребем! А потом что? У нас не будет взносов на бои. — В венах закипает пропитанная гневом кровь, он мечется взглядом по лицу Чимина, но не находит отзыва в его светло-карих глазах. — Тебе вообще насрать на себя? — В ответ долгое молчание, вопрос казался риторическим. — Обо мне хоть подумай. Что я без тебя делать буду, идиота кусок? — На лице Пака желваки играют, а брови слегка нахмурены. Тэхён встает из-за стола, чуть ли не роняя стул. Ничего не отвечает, выходит из контейнера хлопнув дверью. Улица встречает его все той же тишиной и спокойствием, прохладой после дождя. Он достает из кармана пачку сигарет с зажигалкой и закуривает. Никотин немного успокаивает разгоряченную голову, стабилизирует все мысли. Держа сигарету между пальцев тяжело садится на один из стульев, выдыхая через нос струю дыма. Тэхён ведь далеко не вспыльчивый, спокойный, рассудительный, все всегда держит в себе, будь это гнев или горе, боль или отчаянье, он запирает в себе эти чувства, не позволял никому смотреть на его душу. Он боится оказаться бомбой замедленного действия без боёв, где он в полном объёме выплёскивая скопившийся эмоциональный груз. С каждым вдохом чувствует, как в нем что-то ломается, не стоило грубить Чимину. Они команда, прошли вместе большой путь. Вместе убегали от чистильщиков, своровав у них еду, осваивали свалку, рылись в мусоре в поисках техники, которую чинил Тэ и учил Пака. Несмотря на все трудности сохранилось много хороших воспоминаний. О первой машине, которую они собрали и как учились ездить. Побелевший кусок шоколада в подарок от Ди поделили и съели, а потом весь день мучились от болей в животе. Их детство — тайна за семью печатями. Никто не задавал вопросы, как жили друг без друга, потому что никто не хотел рассказывать. Но однажды доверившись оба выиграли джек-пот. Зажав между губ фильтр, крутит в руках алюминиевые банки, проверяет на наличие хотя бы капли пива. Бесполезно, они пустые. Он усмехается собственной неудаче и кидает их куда-то в гору мусора. Под звуки бьющегося стекла на столик неожиданно Пак ставит уже открытые бутылки с алкоголем. — Мы не в карты на раздевание играем, Тэ, — Чимин садится рядом, обеспокоенно заглядывая в глаза друга. — Да, мы не с района и это может сыграть на руку, но если в подполье пропадают люди, то кто знает, чем это может обернуться. Кто будет присматривать за львом, если мы оба коньки отбросим? — Никто, — он опускает грустные голубые глаза. Из какого-то журнала Пак врывает страницу и поджигает ее, бросая в кучу хлама. Огонь медленно расползается по все предметам, ветер отгоняет дым и запах. Ребят охватывает свет от костра, мягко и плавно обволакивает тепло. Ким бросает в него окурок, вытянув ноги. Сегодня был тяжелый день и длинная ночь, забравшая все сих силы. Ударившись бутылками, они сидят под темным звездным небом, наблюдая за танцующими огоньками пламени.