Странные вещи иногда необходимы

В салоне пахнет вытертой кожей и остатками ароматизатора в виде вырезанного из картона «Мустанга», которого Бенни выбросил сразу же с брезгливостью инфанта, обнаружившего разводы на своей серебряной ложке. Бет это рассмешило почему-то. Они арендовали «Понтиак» в Франкфорте, и никогда дорога до Лексингтона не казалась бы Бет такой длинной и изнуряющей, даже когда она ездила туда с Джолин, истерзанная и разбитая. Однообразный пейзаж из мелькающих деревьев, наставленных, как свечки в торт, дорожных знаков и слившихся в одну разделительных полос дурманит её хуже кьянти, зелёной феи или егеря, попробованного когда-то с Клео. Узнав, сколько и что именно она успела распробовать, Бенни выгнул брови до гармошки складок на лбу, поаплодировал самым нелестным образом и поставил перед ней чашку с чаем. Чашка была старой, с облезшей краской на ободке. Рисунок и вовсе было не различить. Чашка означала: никакого алкоголя, кроме пива или какого-нибудь разведённого коктейля по праздникам. Это было условием Бенни. В ответ Бет била его по рукам (фигурально, конечно), чтобы и последние деньги он не спустил в своей погоне за азартом. В конце концов, она была одной из тех заноз, которые ему не вытащить: Бет могла обыграть Бенни Уоттса и обыгрывала. И будет обыгрывать дальше, пока их обоих не затошнит. Занятное партнёрство, завязанное на спасении и особом отношении Бет к чужим волосам. Бенни не упускал шанса припомнить об этом, будучи захмелевшим после проигрыша ей в очередной партии. Почему-то это не надоедало, потому что фокусов у него было в разы больше, чем колец на пальцах. Бет нравится на него смотреть. Не на ковбоя-Бенни, Бенни-в-шляпе, Бенни-с-ножом и не на Бенни, раздающего советы из своей книги, которую обязательно нужно прочесть. Бет нравится, когда за мишурой показывается он сам. Как в этот момент, когда длинные пальцы то постукивают по баранке руля, то соскальзывают в повороте, словно недвусмысленно касаясь женского плеча. На запястье болтается браслет, под выступающей косточкой. Легко порезаться о неё взглядом, пока Бенни поправляет на носу очки: большие, чёрные стёкла авиаторов и тонкие дужки, словно дистрофичные руки девицы, делают его похожим на рок-звезду; как и футболка, и выставленная в открытое окно рука, и то, как он напевает услышанную песню в том кафетерии, где они завтракали в безбожно ранние восемь утра. Чёрный кофе, омлет и сухой круассан. Почувствуй себя взрослым. Только Бет с каждой оставшейся за спиной милей наоборот чувствует себя ребёнком. Всё больше и больше отматываются прожитые годы. Чем ближе становится Лексингтон — тем меньше становится Бет Хармон. А вместе с приближающимся городом — ближе и собственный провал. Который, по сути, страшнее всех проигранных партий. Бет не уверена, что сможет зайти на кладбище. — Это глупо, — говорит она резко, когда в голове не остаётся ни фигур, ни клеток — одни шершни. — Что я могу сказать могильной плите? Он всё равно не услышит меня. Наверное, она действительно не сможет. Только если скажет Бенни, что хочет поехать обратно, он, несмотря на свою мнимую хрупкость, врастёт прямиком с «Понтиаком» в асфальт. И с места не сдвинется, пока Бет не перестанет упрямиться. Потому что он, Бенни Уоттс, сам тот ещё упрямый засранец, идущий ей наперекор так часто, что это должно бесить. (Это бесит.) — Он правда не услышит тебя, — соглашается Бенни. Очки снова съезжают по переносице, и он бросает взгляд поверх стёкол. — Это твоя ошибка и попытка успокоить собственную совесть. Наверное. Я, знаешь ли, не психолог. Не психолог. Не группа поддержки. Они, в конце концов, даже не в отношениях. И до друзей не дотягивают, потому что иногда Бенни вплетает её руку себе в волосы — и это самый говорящий намёк из всех существующих. Бенни-чёрт-знает-кто-Уоттс. — Но ты ему точно кое-что задолжала, — добавляет он. Да, десять баксов и хотя бы один визит. Хотя бы простое «спасибо». Но мистер Шейбел заслужил гораздо больше. «Ты сдаёшься». «Ты сдаёшься». «Ты сдаёшься». Эту партию Бет проиграла давным-давно. — Это всё странно, — она отворачивается к своему окну, чувствуя, как изламываются собственные брови, стоит нахмуриться. Непонимающе. — Странные вещи иногда необходимы, Хармон. — Ты точно не психолог, Уоттс? Может, напишешь книгу? Он зубоскалит. И смеётся. Его реакция раскручивает внутренние пружины. Не все, потому что на поле из чёрно-белых квадратов Бет проще. Там она хозяйка, а в огромном-маленьком мире — сама не далеко ушла от пешки. Бет выдыхает через нос. Лексингтон всё ближе. Миля за милей. А затем Бенни касается её плеча, как делал и раньше. Жест похож на брошенную верёвку. Жест похож на... «Приезжай в Нью-Йорк, Бет». «Я скучаю, Бет». Бенни убирает руку, но плечо сохраняет тепло его ладони. И, доставая очередную сигарету из пачки, он говорит: — Если продолжишь в том же духе, всё может быть.