Вечное Утро

Когда всё сошлось на Вас. Всё вокруг поглотила мертвенная мерзлота. Природе совершенно неважно какого цвета кровь течет в твоих жилах. Ее совсем не интересует сколько тебе лет, есть ли у тебя семья или планы на будущее. Мимо нее проходят чувства и переживания, как и в целом вся человеческая жизнь. Холодный ветер врывался в каждый уголок царственно-нарядной, но такой бесполезной в этой черной ночи палаты. После стольких часов, наполненных болезненными криками разъярённых отважных воинов, ржанием испуганных коней, скрежетом раскаленных мечей и свистом ядовитых стрел, наступившая тишина кажется поистине устрашающей. Вот и Чимин, лежа на жестких хлопковых мешках, набитых сеном, каждой клеточкой промерзшей души ощущает этот дикий вопль, вызванный удушающим страхом пред этой тишиной. Паника накрывает с головой, так сильно, что хочется закричать во все горло. Именно в этот миг, когда несмотря на все свои усилия изо рта не вылетает ни единого звука, даже скудного мычания, Король понимает, что всё еще находится в таинственном сумеречье между днем и ночью, между жизнью и вечным сном. Тело абсолютно не реагирует на созданные искусственным усилием импульсы головного мозга. Оно словно слилось с этими аккуратно уложенными друг на друга мешками, словно превратилось в один из них. Бессилие и неизвестность пугают еще сильнее. Чимин бы уже давно разрыдался от боли, будь он жив, но даже смерть и покой проходят мимо него. Никаких результатов. Примерно через вечность собственный зрачок начинает реагировать на тусклый белый свет. Серые глубокие бездны беспорядочно и чуть нервозно борются с препятствием в виде густых длинных ресниц, прежде чем в сознании воскресает одно единственное воспоминание. Миг, в котором хотелось тонуть снова и снова. Пустота, и только острый, задумчивый и прожигающий насквозь взгляд черных обсидианов. Те глаза, которые магическим образом говорили одну лишь правду, но в которых Король так и не смог разобраться, зато с легкостью смог раствориться будто пепел. Разумеется, Чимин не должен удивляться тому, что первая мысль после пробуждения — о нем. Ведь если быть совсем откровенным, хотя бы перед собой, то каждый раз перед тем, как закрыть или открыть глаза, Чимин думал только о Нём. То ли желал ему хорошего дня, доброй ночи, то ли крепкого здоровья и счастья. Почти всегда это превращалось в немую молитву. Поэтому нет ничего особенного, что и сейчас Он — первое, о чем подумал Король. Тот, будто преданный взгляд, заставляет сердце болезненно отстукивать свой жизненно необходимый ритм. Обсидианы прожигают все существо презрением и легким неверием. Что ж говорить о самом Чимине, он до сих пор не может поверить в то, что сказал. Что посмел произнести в слух такие омерзительные и лживые слова. Каждый раз, пытаясь оправдать свое поведение в их последнюю встречу, Чимин натыкается на тупик. Каким бы глупым его не считали все представители дворцовой знати и даже сам владелец магических обсидианов, Король не строил иллюзий на счет результата своего военного похода. Он прекрасно понимал, что живым домой уже не вернется. Он с неким удовольствием осознавал, что после «всего» случившегося за эти безжалостные два года многие, наконец, вздохнут полной грудью. Никто и не подумает опровергнуть королевский указ о назначении нового правителя. Вот только один единственный разочарованный взгляд обсидианов мешал уйти со спокойной душой. «… Даже под страхом смерти я не хочу быть похожим на вас…» Он же сказал «вас»? Пожалуйста, хоть бы он сказал вас, а не такое обреченное предательское «тебя». Слезы неконтролируемым потоком охлаждают щеки, а грудная клетка начинает буквально ходить ходуном. Чимин же прекрасно знал, то утро станет их последним. Он знал, что должен поблагодарить за всю помощь, поддержку и заботу? Да, определенно, Консильярий-Советник заботился о нем по мере того, как Король этого заслуживал. Чимин должен был извиниться, проститься и тихо уйти. Но даже с такой, казалось бы, простой миссией он не справился. К провалу Чим отнесся бы проще, если бы не тот заслуженно-укоризненный прощальный взгляд. Почему же всё должно было закончиться очередной ссорой? Почему каждый раз, когда ему казалось, что они стали лучше понимать друг друга, что оба стараются найти компромисс для комфортного общения, времяпровождения и, наконец, когда делают этот небольшой, но столь весомы шаг вперед, всё рушится, словно карточный домик, а надежда на взаимопонимание катится в самые недра Земли, глухо отдаваясь ударом в сердце короля? Почему они снова становятся друг другу чужими и абсолютно ненужными? Король часто думает о них, как о чем-то общном. Ему для сохранения здоровья необходимо обманывать себя тем, что и Советник переживает все тоже самое. В конце концов, Чимин просто хотел сказать «спасибо и прощай», а в итоге обидел своими глупыми словами неуравновешенного ребенка. Подводя итоги, Чимин приходит к тому, что в последнее холодное утро, которое должно было оставить после себя легкий привкус нежной грусти по близкому другу, он обидел самого важного человека в его короткой жизни и сбежал. Одним словом, Пак Чимин — самый никчемный король последних тысячелетий, по совместительству самый бестолковый и эгоистичный человек его обширного «Великого Свободного Королевства». Болезненный удар в грудную клетку заставляет Чимина встрепенуться. Наконец-то физическая боль поглощает все его тело. Мин начинает различать приглушенные незнакомые голоса, хотя смысл фраз остается загадкой. Он чувствует, но что именно определить не может, словно его опустили в мутную воду. В районе сердца воет отчаяние, а рот наполняется металлическим вкусом крови, все происходит так стремительно, что Чим отчетливо чувствует, как начинает задыхаться. И вот тут его накрывают паника, страх и гремучее желание в последний раз увидеть того, кто заставлял просыпаться и жить в целом последние два с лишним года. Чимин падает мешком на деревянную шершавую поверхность. Глаза в поисках фокуса улавливают один единственный сгорбленный перед ним самим силуэт. Мин кашляет надрывно, чувствует, как его горло раздирает от усилия вздохнуть кислород. Он выхаркивает плотный комок, но кровь не перестает пачкать всё вокруг. Разум отвлекается на бережное, но ощутимое тепло в районе лопаток. Чья-то крупная, большая крепкая ладонь оглаживает спину, водя вверх и снова вниз. Проявленная забота играет с Мином злую шутку, в которой ему вспоминаются утешающие, нежные, но будто стальные объятия, что дарил ему покинувший этот мир Король, но прежде всего отец для Чимина. Поводов для внутренних скитаний сегодняшнее утро подкидывает слишком много, но погрязнуть не дает кто-то очень настойчивый и абсолютно точно незнакомый. Совершенно неожиданно, как и все происходящее сегодня, тело отрывается от пола и оказывается в осторожной, но абсолютно безапелляционной хватке. Мин вертит головой, словно слепой котенок, на слух пытается найти врата в реальный мир, упорно прислушиваясь к сиплому голосу. И реветь хочется с большей силой, ведь он снова слышит это осточертелое «Ваше Высочество», проклятое ненавистное звание, которое убило его семью, да и его самого. Глупо, но Чим до последнего надеялся увидеть перед собой Советника, что рванул спасать своего «безмозглого Короля». Но нет, разумеется, его здесь нет, это кто-то другой пытается привести Чимина в чувства. Чтобы ни случилось, Консильярий никогда не обращался к Королю так, как это было положено традициями и законом. Для Чон Чонгука он всегда был не больше не меньше чем Пак Чимин. Когда я стал Вашим. Сильная пощечина разнеслась импульсом вдоль всего тела. Голова трещит несколько секунд, а потом Чим, наконец-то, открывает глаза. Перед ним, точнее говоря, над ним, близко-близко к его лицу находится абсолютно не знакомый мужчина, который по-прежнему держит свою руку на огненной щеке. — Мой Король, мне бесконечно жаль, что пришлось причинить Вам боль, когда я клялся, отдать свой последний вздох за Вас, Ваше Высочество. Я бы никогда не позволил себе такую дерзость. Я заметил, что Вы очнулись, но будто совсем не хотели этого. Мне нужно было привести Вас в чувства, Мой Король. Поверьте, Ваше Высочество, Ваша жизнь самое дорогое, что только могли доверить мне Небеса, и за мой проступок я готов нести наказание, но лишь только тогда, когда доставлю Вас в безопасное место, домой, Мой Король. — Мужчина бережно обтирал слегка жесткой тканью собственной рубахи кровавое лицо Короля. Его голос не дрожал, но выражал сожаление, граничащее с верой в собственную вину о случившемся. Всё, что смог сделать Чимин, так это уткнулся в плечо, почувствовав сильный отлив сил и энергии. Пусть бьют. Потухший взгляд отражал смирившееся сердце, ведь какое имеют значение все эти красивые слова незнакомца, если ему все равно, рано или поздно придется умереть? — Мой Король, пожалуйста, не сдавайтесь. Вы так хорошо держались эти несколько недель, Вы большой молодец, Ваше Высочество. Нужно потерпеть еще чуть-чуть, поверьте мне, помощь уже в пути. — Где я? — сквозь режущую боль спрашивает Чимин, натыкаясь на ясный медовый взгляд слегка сощуренных лисьих глаз. Они будто отливали приятным рубиновым сиянием. Было в них что-то до сумасшествия благородное и принципиальное. Чем больше он вглядывался в сверкающие «рубины», тем сильнее погружался в их драгоценную историю. Мин, как никто другой, верил в магию взгляда, так же, как и в то, что именно глаза — зеркало души. Это было главным фактором, по которому Чимин решал довериться человеку или нет. — Боюсь, Мой Король, Вам не понравится мой ответ. Правда в том, что я понятия не имею, где мы. — Мужчина удрученно вздыхает, переводит взгляд в сторону приоткрытых полотен, но хватки не ослабляет. Наоборот, он приподнимается вместе Чимином на руках и направляется в сторону развалившихся мешков, что заменяют в палатке все: постель, стол и стулья. Он аккуратно укладывает Короля на место, которое тот ранее занимал. Бережно, придерживая голову, накрывает ослабшее тело меховой накидкой, сам же оставаясь сидеть на досках. — Когда случилось нападение, все что я смог сделать, это словить Вас перед тем, как Вы чуть не рухнули с Вашего коня на землю. Мне удалось вырваться вместе с Вами в лес и… — тихий рассказ прерывает удивленный взгляд Короля. — Нападение? Я… я не понимаю, о чем вы говорите? — голос почему-то дрожал, а глаза забегали по пустой палатке, которая теперь казалась определенно сделана из подручных средств. — Мой Король, прошу Вас, не беспокойтесь. Я расскажу все, что Вам будет угодно, если позволите. Меня зовут Ким ТэХен, я старший лейтенант тринадцатого пешего полка. Я служу Вашему Высочеству на протяжении двух лет, — на какой-то миг Чимину кажется, что голос лейтенанта дрогнул, — с самого начала Вашего правления. Я горжусь тем, что оказался в армии такого стойкого и храброго Короля, поэтому клянусь, я буду биться за Вас до своего конца. Я обещаю Вам вернуть Вас домой в целости и сохранности. — Лейтенант Ким, о каком нападении идет речь? Мне лестно каждое ваше слово. Я искренне благодарен вам за верную службу и, полагаю, за спасение, но боюсь, что вот-вот потеряю сознание, и … — Я прошу прощения, Ваше Высочество. После всех этих долговременных сражений и битв Ваше здоровье сильно подкосилось. Нам удалось усмирить мятежников и незваных миротворцев бывшего Митрополита. Вы держались так стойко, но буквально сразу же после подписания пошлинного договора с юго-западными границами, Вы потеряли сознание на несколько часов, и Генерал Главнокомандующий отдал приказ о скорейшем возращении в столицу. — Лейтенант сделал неуверенный шаг вперед в сторону Короля, опустив голову, словно нашкодивший котенок. Хотя, если судить по осанке, широкой шее, фигуре, которая даже в склонившемся покаянии истощала силу и решимость, то называть это оружие массового поражения котенком сомнительная идея. — Я убил Генерала Ли. — Время остановилось для всего вокруг. Лицо лейтенанта не выражала ни одной эмоции, по которой Чимин хотел было узнать истинный смысл того, с чего ему теперь нужно смириться. О каком котёнке шла речь? Перед королем предстал самый настоящий тигр, который может и не считается «царем зверей» по статусу, но уж точно является самым сильным представителем кошачьих. — Вы что? — Мину потребовалась вся накопленная за годы правления выдержка в вопросах «жизни и смерти», чтобы подавить в себе страх перед, как он уже понял, неизбежным. — Как мы покинули юго-западную границу, вы похитили меня? — голос Чимина был твердым, но очень тихим. Неужели чутье подвело его, впервые глаза напротив смогли обмануть? На какое-то нещадное мгновение ему стало страшно. Вдруг так отчаянно захотелось оказаться «дома», в любимых крепких руках, что даже в момент злости дарили чувство безопасности. Хотелось вернуться в одно на двоих холодное утро, которое обладало удивительной магией — искренностью: то ли под влиянием честных ранних лучей, которые не грели, но лишь освещали, помогали увидеть друг друга настоящих; то ли холодный пронизывающий ветер не позволял укрепить защитную броню; но именно в этих общих рассветах на двоих Чимин чувствовал защиту. Вечное утро было тайным безопасным местом короля, в которое сейчас, как никогда хотелось спрятаться от большого злого хищника. — Нет, нет, нет, Мой Король. Вы неправильно меня поняли, точнее я неверно выразился… — Так вы не убивали Генерала Ли? — Перебил лейтенанта Чимин, словно прося соврать, успокоить новую волну окутывающего страха. В конце концов, он должен был смириться с этим с самого начала. Неминуемая смерть подстригала его на протяжение всего похода, именно так всё и должно было закончиться. — Убил. Да, я определенно точно сделал это, но я не похищал Вас. Мой Король, когда мы оказались в непосредственной близости устья реки Хан, Генерал объявил привал, так как и Вы и войско были истощены. Мне с самого начала показалось это странным, ведь мы весь день преодолевали Темный лес, который был идеальным местом для привала. В его зарослях мы могли бы спрятать армию от разбойников, а также спрятаться от непогоды. Но Генерал довел до открытой местности, прижимая нас вплотную к воде, так что у нас не было бы и шанса на отступление в случае чего. По совершенно непонятным мне тогда причинам я патрулировал местность, когда заметил наемников. Их было немного, а значит они преследовали определенную цель. — Меня, — руки неосознанно сжимали крепкую ладонь своего спасителя. Королю не нужно было слушать до конца, чтобы сложить пазл в единую картину. — Ваше Высочество, как только я заметил опасность, я помчался к Вашей палатке с целью предупредить Генерала Ли, но когда я был уже вплотную ко входу, то увидел окровавленные тела мертвых стражников. Генерал обмывал свой меч, стоя почти в плотную к палатке. Разумеется, я не накинулся на него в ту же секунду, хотя сейчас бесконечно сожалею об этом. На войне я понял, что доверять нельзя даже собственным глазам, потому решил выждать следующих действий. Я почти убедил себя, что Генерал Главнокомандующий защищал Вас от предателей. Знаете, мой Король, в ту секунду я умудрился будто выдохнуть. А потом он подошел к Вашим покоям и… — глаза напротив потемнели на несколько тонов, они стали черными, в них плескалась кровавая ненависть и злоба. Это всё, что осталось от сверкающих рубинов. Чимин отследил это изменение в лейтенанте так точно, что тут же все понял. — Он посмел, он открыл свою грязную пасть, Мой Король, я не смогу повторить то, что сказал этот мерзкий урод, я … простите, Ваше Высочество, но он именно тот, кем я его и назвал, даже хуже. И в ту же секунду я ударил в гонг, оповещая армию о нападении. Наемники уже штудировали по местности. Начали разноситься крики солдат, а когда я очнулся, Генерал Ли был уже внутри Ваших покоев. Я так испугался, даже подумал на какое-то мгновение, что опоздал. Я отвязал ближайшего скакуна, помчался к Вам и … успел. Я убил его не задумываясь ни на секунду, а потом просто перешагнул его грязный труп. — С лица Тэхена не сходила презрительная ухмылка, полная отвращения. Но оно ни в коем случае не было обращено к человеку напротив. Нет. И еще миллионы тысяч раз «нет». Лейтенант, казалось, закончил свой рассказ, но Мин будто чего-то ждал, какого-то развития, желательно до момента, когда они оказались там, где очнулся сегодня ночью Чимин спустя, как он понял, две недели. Но военный молчал, даже не предпринимал попытки разрушить повисшую неловкую тишину. –Тэхен, то есть Лейтенант Ким, поверьте, я знаю, как сильно палата министров меня любит. Я только удивлен, что они не решались на этот шаг так долго. И выбрали достаточно милосердный способ. Быть убитым на поле битвы почетно для любого Короля. — Что Вы такое говорите, Ваше Высочество? — ярость черных глаз наконец-то настигла и самого Короля. Радужка залилась кровью, в темноте глаза сияли, как раскаленные угли. Мин на подкорке всерьез задумался о происхождении своего спасителя.– Прошу прощения, Мой Король, но даже Вы не можете так говорить о себе, мне очень больно слышать это. Я служу Вам, потому что верю в Ваше Величие, милосердие, доброту, смелость, отвагу, красоту, Вы, — Ким резко одергивается, глаза пылают жизнью, страстью, царственностью, а лицо начинает покрываться неравномерными смущенными пятнами. Военный глубоко выдыхает, а потом резко распахивается перед Чимином полный уверенности и решимости. — Вы — прекрасны, Ваше Высочество. Вы — самое лучшее, что могло случиться с нашей страной. Народ любит Вас, и не говорите, что не знали об этом. Слышали бы Вы, что говорят о Вас внутри строя, не всё, конечно, но многое можно свести к самым нежным и чистым словам в этом мире. — Значит, не всё? — Чимин чувствует себя достаточно смущенным, чтобы увести разговор в другую, привычную сторону. Никогда еще Мин не видел такой искренности в глазах по отношению к себе. — Не всё, что говорят Вам люди — правда. Но, Мой Король, позвольте мне последнюю дерзость на сегодня перед тем, как Вы будете отдыхать. Я хочу, чтобы Вы знали, конкретно в моем взводе нет ни одного, повторюсь, нет ни одного солдата, который не мечтал бы удостоиться Вашего… — Ким, кажется, взвешивал все за и против, прежде чем окончательно утонуть в серебренных прекрасных глазах Короля, — поцелуя. –Тэхен все-таки сказал, и теперь смотрел так преданно, открыто, словно огромный сторожевой пес. — Именно Вы являетесь причиной того, что я остался на службе после кончины Короля, земля ему будет пухом. Вы только не бойтесь меня, пожалуйста, я никогда не преступлю грани дозволенного. Я лишь хочу помочь Вам добраться домой. — Домой. — Да, все верно. Вы должны, как можно скорее оказаться в безопасной для Вас обстановке. Которую, как бы я ни старался, я обеспечить не могу. — Разве вам не кажется, Лейтенант, что я не могу себя чувствовать себя спокойно во дворце, где ненавистен всеми, где каждый желает мне смерти. — Не каждый, и Вы это прекрасно знаете. — На этом Тэхен встает на ноги и кланяется в знак уважения перед тем, как покинуть палатку, и дать Чимину время передохнуть, отдышаться от новой реальности, что свалилась на его хрупкие плечи. — Порой я думаю о том, как несправедлива жизнь. — Шепчет у самого выхода в ночь Тэ. Он стоит спиной, и теперь Чимин может в полной степени оценить телесные повреждения, причиненные войной и, скорее всего, их побегом. Сгорбленная спина, опущенная голова и слегка трясущиеся руки делаю лейтенанта очень уставшим, разбитым, но все равно сильным и красивым. Чим сразу же осекается, будто он сказал все это вслух. Уши моментально становятся красными, и он прячет лицо в иссохших ладошкам. Военный больше не поворачивается, лишь кивает сам себе под нос и торопливо выходит в ночь. Не подпускайте слишком близко. Мне тоже больно. В следующий раз, когда Чим разлепил опухшие от слез глаза, солнце вернулось в свою главенствующую позицию. Его лучи пробивались сквозь красную ткань купола палатки, ласкали щеки, касались оголившихся стоп. Наконец-то стало светло, ярко, красочно, но по-прежнему безумно холодно. Или так казалось только Чимину? Он поежился под меховой накидкой в попытке спрятаться от озноба, но холод не отступал, словно чужеземный захватчик, пытающийся стать полноправным правителем земель. Остатки тревожного сна также не покидали тяжелую голову Короля. Сегодня он снова увидел любимые черные обсидианы, но в отличие от первого пробуждения, они не выглядели разочарованными. Все было гораздо хуже. Глаза, которые Чимин встретил в царстве Морфея были безжизненными, блеклыми, истерзанными и отчаявшимися. В них горел огонек боли, будто бы их обладателя лишили чего-то по-настоящему ценного. Мину стало не по себе от мыслей, что Чон был несчастным, хотелось все списать на собственные чувства, но внутреннее волнение не прошло даже тогда, когда он открыл глаза. Он снова плакал, только теперь во сне, неосознанно, просто потому что скучал, волновался и надеялся. Эта безжалостная надежда, неужели Чимин еще на что-то надеется. Это чертовски несправедливо, давать людям веру, потому что именно она и разбивает души о прибрежные камни безразличной суровой реальности. Чим как никогда согласен со своим новым знакомым, жизнь очень несправедливая штука. Прекрасная, но до жути болезненная. Вот если бы Чимин не был бы тем, кем он был, тогда он никогда не встретился с человеком, который рушил, ломал, а потом бережно собирал по кусочкам, обогревая перед новыми испытаниями, перед новой войной. Чимин и себе не может ответить, согласился бы он обменять свою любовь на свободу. Наверное нет, быть мазохистом стало так привычно и правильно, что он не смог бы отказаться от собственной боли ни за какую плату. А причина как раз-таки кроется в этой лицемерной надежде. Ведь Чимину не всегда было плохо. Был миг, за который он готов страдать всю оставшуюся жизнь, лишь бы он не оказался сном. Хотя, какая теперь разница? Пусть даже и сон, зато самый прекрасный. Это случилось как раз на рассвете в канун Фестиваля Цветения Дикой Вишни. Весь день мысли Чимина были поглощены думами о предстоящем праздновании. Город был украшен нежными цветами розового оттенка, повсюду звучала музыка, народ в кои-то веки веселился несмотря на свою непростую рутину. А Чимин не мог не любить этот праздник, ведь он означал, что зима полностью отступила, а на ее место пришла цветущая любимая весна. Наконец-то, Мини перестанет мерзнуть, сможет гулять по красивому ароматному саду, наконец-то, сможет дышать, согреваясь в теплых лучах солнца. В голове Короля вертелись мысли о наступающем бале, на котором он хотел станцевать, впервые после смерти своих близких. Он решил для себя, что именно сегодня начнет жить, просто двигаться дальше. Не обходили стороной мысли и о Наставнике. Быть откровенным, именно эти мысли и были судьбоносными в тот вечер. Чим судорожно выдыхал мягкий воздух, решаясь на что-то очень опасное. В голове появилась мысль подарить Консильярию венок. По традиции молодые люди плели венки из пленительных цветов вишни, а после отдавали их своим самым дорогим людям: родителям, друзьям, возлюбленным. День начинался очень хорошо, послеполуденные занятия с Чоном прошли без единой перепалки, без оскорблений и ссор. Чон пребывал в странном настроении, он был тихим, даже слишком. Молча, где-то из-за плеча следил за тем, как Король рисует карты, немного навалившись вперед на столешницу. Порой, сам притрагивался широкой грудью к спине Короля, обдавая того невероятным теплом, из-за чего Чим задерживал дыхание, боясь даже пошевелиться до тех самых пор, пока Чон не отстранится. Мысль отдать перед балом венок крепла с каждым таким соприкосновением все сильнее. Все то время, что они обедали, Чимин не мог побороть в себе желание посмотреть на самого красивого мужчину, его глаза постоянно останавливались на тонких изящных губах. Чим старался запомнить оттенок, чтобы сплести венок именно из цветов схоже цвета. В какой-то момент, он встретился с тяжелым взглядом, пойманный с поличным Чим тут же отвернулся, а вскоре и вовсе выбежал из столовой по направлению к саду. Хотелось смеяться громко, звонко, так, как он не смеялся последние полтора года, хотелось просто сиять для него и для себя. Чимин нарочно пытается пропустить ту часть прошедших событий, в которых он забывает обо всем на свете, где он прибегает в библиотеку на два часа позже от начала лекций и встречает Чона вжимающего в их рабочий стол красивую барышню, которая видимо раньше времени прибыла на бал. Свитки разбросаны по полу так далеко от стола, будто их смели в порыве… страсти. Ветки от венка больно впиваются в сжимающий венок кулачок. Глаза раскрыты слишком широко, чтобы сделать вид, что показалось, а ноги отказываются спасать своего владельца от очередного позора. Когда Чонгук неожиданно поднимает голову на мальчишку, то сразу замечает красивый знак любви в его рука. Что ж, ему нужно примерно пару секунд, на то, чтобы решить сделать так же больно в ответ: «О, Ваше Высочество, я было решил, что наше занятие отменилось на сегодня, раз у Вас появились планы. Или, может, вы здесь, потому что хотите присоединиться?» Девушка смущенно и слегка истерично бьет своей маленькой ладошкой по оголенной груди Советника, а тот лишь улыбается, так широко и сладко, как никогда за это время не улыбался никому, тем более Чимину. В свои девятнадцать с хвостиком Чимин абсолютно точно полный профан в сокрытии своей души. Поэтому нет ничего удивительного, что Чонгук легко улавливает его боль, страх, стыд и обреченность. Мин быстро машет головой в разные стороны, а потом неуклюжим образом, будто боясь, что если повернется к ним спиной, то в него полетят ножи, отпрыгивает к огромным деревянным входным дверям. Только когда он оказывается в своих покоях, слезы градом стекают по щекам, а сам он начинает задыхаться от нехватки воздуха, потому что боль тугим жгутом обвивает горло, сдавливая силки насмерть. Он не спускается на ужин, и уж точно не собирается на бал. Единственное, что им движет в преодолении своей обреченности так это осознание, что Чимин по-прежнему король, а значит у него есть обязанности, которыми он не может пренебрегать. Поэтому, просидев на холодных камнях несколько часов, он, наконец, впускает слуг, которые помогают ему привести внешний вид в норму. Он выходит к гостям, приветствует их и желает провести этот вечер так, чтобы не жалеть весь последующий год, сам же прячется обратно в свое одиночество спустя час. Чонгука и той девушки на празднике не было. Засыпает мальчик слишком рано для долгожданной волшебной ночи, но чем быстрее наступит утро, тем легче ему станет, так он утешает себя, пока заливает подушку соленой водой. Но даже во сне его не покидает та кривая, презрительная улыбка, которой одарил его Чон в библиотеке. От внутренней боли и приступа новых слез Чимин неожиданно вздрагивает, глаза открываются и всё. Дальше Чимин не знает, правда ли Чонгук лежал с ним в его огромной не расправленной кровати или это сознание сжалилось над ним, подкинув сладостный сон. Чонгук невесомыми касаниями проводит большими пальцами по щекам, в попытке вытереть следы от невысохших слез. Смотрит, как нашкодивший дворовой пес, которого оставили одного в большом красивом доме. Прижимает все ближе к своему горячему сердцу. А Чимин только подается, потому что пусть лучше так, чем умирать в одиночестве от неразделенной любви. — Я принес твой венок, ты обронил его. — Он твой, я имею ввиду, что сплел его для тебя. — Ты сплел мне венок? — Да, но, если тебе не нравится, то просто выкинь его. Я хотел подарить его, ведь ты очень многое сделал для меня за этот год, и прости, что опоздал. Я забылся, то есть нет… Лучше прости, что отвлек вас, я имею ввиду, что не хотел мешать, я… мне жаль. — Чимин, что же, Боже, это ты прости меня. Когда-нибудь ты поймешь, что я просто идиот. Я не стою твоих… тебя. — Чон смотрит в умиротворенное личико его малыша, что уснул так быстро. Чон гладит по волосам, тянет тельце чуть на себя. Теперь Мин опирался на его грудь, тонкие ножки инстинктивно переплелись с его собственными. Рука самостоятельно тянется к острому подбородку, чуть приподнимая его по направлению к своему лицу. — Малыш, она ничего для меня не значит. Никто, кроме тебя. — Огромный орлиный нос робко трется о кукольную «кнопку» Короля, горячее сбитое дыхание опаляет личико свои жаром, отчего Чимин морщится, но тут же расслабляется, причмокивая пухлыми губами, будто нарочно зазывает Чона, предлагая себя так невинно, что голова идет кругом. — Никто, кроме тебя. Я люблю тебя, Мини. — А потом целует сначала в носик, влажно, но невесомо, с глубоким рваным вздохом утыкается губами в лобик, будто ищет в себе силы оторваться, хотя прекрасно понимает, что уже не сможет. Оставляет мокрый поцелуй на левой щечке, та, что прижимается к плечу Чонгука. И все это ради того, чтобы «случайно» задеть уголок губ. Задерживается дольше дозволенного, а потом просто сдается. Мажет языком по слегка приоткрытым мягким сливочным губам. Повторяет это нехитрое действо еще несколько раз, смыкает их губы, прижимается слишком близко, прежде чем окончательно утонуть в тепле и нежности. На утро Чонгука рядом уже не было, хотя, вероятнее всего, он и вовсе не приходил. Но если так, тогда почему раненное сердце, будто перевязанное бинтом, отбивает спокойный благодарный стук, а тело ощущается как-никогда отдохнувшим. Губы кажутся чуть опухшими, немного покалывают от соприкосновения с пухлыми пальчиками, а подсознание подкидывает едва уловимое «я люблю тебя». «Я люблю тебя», как в бреду повторяет Чимин. Три слова, способные мгновенно излечить раненного. Действие этого лекарства незамедлительно, словно волшебная пыльца, пробирающаяся в каждую клеточку тела и души, наполняет его живым эликсиром. Но у всего есть противопоказания, особенно, когда оно используется не по назначению. Чем больше времени проходило с той ночи, а именно около года, тем больше уверенности в лживости произошедшего появлялось в голове Короля. В конце концов, он смирился с тем, что это был сон, самый лучший, необходимый тогда бред, чтобы убаюкать разбитое сердце. Не удивительно, что утром Чимин остался один. Он помнит, что осмотрел комнату на наличие улик, хотя бы чего-то, что позволило бы ему свободно вздохнуть. Но комната была холодной, как и сейчас палатка, в которой томилось его тело. — Доброе утро, мой Король. Я рад, что вы проснулись, Вам необходимо поесть. — В свете раннего солнца, что пробиралось в палатку через приоткрытый балахон, Тэхен казался буквально рыцарем в сверкающих доспехах. Он чуть воровато пробежал лисьим взглядом по телу напротив, будто ища причины сорваться и подойти ближе. Лейтенант неуверенно прошелся пятерней по затылку темной макушки, оставляя после себя игривый беспорядок. — Я не могу обеспечить Вас полноценным завтраком, но это то, что осталось у нас из продовольствия. Поверьте, хоть на вид моя стряпня отвратительна, но вкус, — Тэ, наконец, оторвал взгляд, устремив его в потолок, будто разминая затекшую шею. Его пауза позволила Чимину осознать, что несмотря ни на что, включая адского холода, саднящей боли в позвоночнике и всепоглощающей тоски по черным глубинам ему, Чимину, сейчас очень спокойно. Рядом с этим незнакомцем он снова чувствует себя в безопасности. Скользя взглядом по фигуре своего рыцаря, Мин подмечает, что ему не показалось этой ночью, и военный, действительно, хорош собой. Неожиданный и неловкий зрительный контакт заставляет покраснеть обоих. — Прекрасен, — Тэхен тут же кашляет в кулак, будто задыхаясь, — вкус, я имел ввиду Вам должно понравиться, я довольно хорош в готовке. — Сколько же еще талантов Вы скрываете, Лейтенант? — улыбается Мин, стараясь приподнять, чтобы принять более-менее сидячее положение. Воин мгновенно подрывается, чтобы оказать помощь в этой затее. — Обычно я не такой неловкий, мой Король. Если позволите, то — прочищая горло выдавливает рыцарь. Он аккуратно усаживает Короля, подпирая спину очередным набитым мешком, перед тем как продолжить — Вы заставляете меня нервничать, и я превращаюсь в это безобразное желе. — Лейтенант выходит из палатки, но Мин не успевает испугаться, потому что тот тут же возвращается с котелком какой-то похлебки. — Я бы не хотел, чтобы вы испытывали дискомфорт от общения со мной из-за ранга или чего-то подобного, я обязан вам жизнью, поэтому мы могли бы перейти на ты, опуская эти ненужные звания. — Чимин старается звучать непринужденно, но голос сам собой звучит приглушенно, будто стараясь спрятаться в тишине. — Нет-нет, Мой Король, дело вовсе не в Вас. Вы, как я и ожидал, очень добры и тактичны. Я просто не был готов к тому, что когда-нибудь буду иметь честь видеть Вас так близко, говорить с Вами, заботиться. Это все свалилось так неожиданно, и я просто потерял контроль, вот и веду себя, как глупый и неловкий мальчишка. И я не говорю Вам это, чтобы обвинить в чем-то, разумеется, нет. Просто, пожалуй, я бы хотел немного оправдаться, ведь мог показаться недостаточно «прочным» для Вас. — Прочным? — Да, прочным. Я бы хотел, чтобы Вы были уверены, что, находясь рядом со мной, Вам нечего бояться. Ведь я способен позаботиться о вашей безопасности. — Ох, нет, Лейтенант, я не сомневаюсь в Вас, и я прошу прощения, если мое поведение заставило задуматься о таком… — Мой Король, Вы словно не настоящий. Боже, стойте, нет, я до безумия неловок, когда дело касается выражений моих мыслей. Я имею ввиду, что Вы слишком прекрасны, чтобы быть правдой. — Впервые такое слышу, — он действительно обескуражен таким напором восхищения и заботы. Да, Чимину, определенно, бывало слышать, что он красив или хотя бы хорош собой, но все эти комплименты остались в прошлом, покрытом толстым слоем времени и случившихся трагедий. И сейчас воспринимать чьи-то искренние слова восхищения — словно дышать под водой: только и получается, что бесполезно открывать и закрывать рот.