***
Давным-давно, когда люди еще поклонялись богам и верили, что дождь — слёзы неба, существовала легенда о Солнце и Луне, которые полюбили друг друга. Их любовь была невозможной, потому что один не может жить, пока рядом другой, однако сила их чувств оказалась сильнее судьбы. В те древние времена говаривали, что вначале появилось Небо, широкое и просторное, порой голубое и ясное, а порой — хмурое и грозное. У Неба был свой Бог, и звали его Намджун. Красивый, высокий, он был началом всех ветров, и разносились эти ветры во все стороны света, принося своему хозяину вести с каждого уголка земли. Донесли ветры и про прекрасного омегу, который был подобен самой яркой звезде на небосклоне. Бог неба долго искал того, о ком нашептали ему ветры, и наконец нашел. Бог Воды, Сокджин, действительно был невероятно красив, пленял и притягивал. У Воды и Неба, омеги и альфы, родились сначала горы, потом пустыни и луга. Появились на земле и первые люди, поклоняющиеся двум своим богам — примеру семьи, верности и любви. Постепенно появились реки и озера, люди начали развиваться, становиться совершеннее, подобно своим богам. Когда рождалось Солнце, люди ликовали, славили нового бога и с нетерпением ждали его, придумывая сотни имён, которыми они будут его величать. Достойным для жаркого, яркого альфы показалось людям имя Чонгук. Так и назвали они светило, что взошло на небе и не пропадало ни на миг. Бог Солнца был любим каждым, грел теплыми лучами. Вечный день, вечное счастье и вечное лето наступило на земле; цветы распустились, заколосились поля. Однако со временем земля раскалилась, люди и животные стали умирать от зноя. Целые города пали, превратившись навеки в безмолвные мумии, в которых не осталось и капельки воды. Тяжело было и Сокджину, ведь Солнце иссушало его день ото дня. Задумалось тогда Небо и решило создать еще одного Бога, который бы приносил на землю тьму и холод. Так появилась Луна, и имя этого омеги боялись еще долго произносить оставшиеся в живых люди. Ночь и холод принесли на землю спокойствие. Нагретая днем от лучей солнца, при свете Луны она остывала, природа начинала дышать и возрождаться. Небу казалось, что Луну люди также должны принять радушно, однако народ, испугавшийся покрова тьмы, невзлюбил Бога по имени Тэхён, не поклонялся ему, не писал гимны. Сам Бог Луны не был в обиде на людей. Он прекрасно видел, что в темноте совершаются злые поступки, чувствовал, что ночью наступает особенное время вседозволенности. Днем, при свете солнца, все как на ладони, но лишь тьма окутает города, как наружу лезут все грехи, всё, что раньше было только в мыслях. Солнце и Луна не встречались никогда. Едва появлялся на Небе один, как тут же исчезал другой. На земле наконец-то наступило равновесие и гармония. Но так было только до тех пор, пока два Бога не встретились…***
Малыш слушал с удовольствием, не перебивая папу. Таких сказок он никогда не слышал. Кажется, даже плюшевая игрушка ожила и теперь с усердием искала нить рассказа. — Нравится? — прерывается омега, подтыкая край одеяла заботливо, поглаживая сына по щеке горячей рукой. — Да! Очень! — охотно кивает мальчик, откидывая одеяло с ноги. Жарко. — А дальше что было?.. Родитель отпивает немного воды из стакана, закидывает ногу на ногу и продолжает…***
Уступив место на небе Луне, Чонгук спустился на землю в поисках интересного занятия. Общительный и жизнерадостный, альфа направился прямиком в шумный город, начинавший жить новой жизнью с наступлением сумерек. Все казалось таким новым, таким неизведанным и любопытным, что парень даже забыл, что находится среди людей. Прилавки с продуктами пестрели обилием запахов и красок, фонари, которые зажигались заботливыми руками свечников, ярко освещали каменные дорожки, петляющие, как рукава реки. В этом искусственном свете каждый горожанин казался неземным существом, по лицу которого плясали тени, отдаленно напоминающие то вывеску, то чью-то прическу. Чонгук заглядывал в каждую лавку: откуда-то выходил сразу, а где-то задерживался подолгу, вертя в руках золоченые вазы или посуду, рассматривая картины или слушая музыку. Конечно, с высокого неба он мог бы тоже все это увидеть, но вблизи всё всегда в разы интереснее. В каких-то лавках были толпы, а в каких-то — лишь пара случайных прохожих. Каждый торговец зазывал к себе, манил низкими ценами и новинками; некоторые едва ли не за руки хватали, притягивая к прилавкам. Но, как бы ни старались все эти люди, больше всего народу было в небольших трактирах. Альфа, проходя мимо одного такого, вдруг отчетливо услышал какой-то новый для себя запах, принюхался и понял, что хочет попробовать то, что его издает. Пришлось даже отстоять в очереди, чтобы зайти внутрь! Здесь, на земле, Чонгук не хотел говорить, кто он на самом деле. Обязанности бога за множество веков, признаться, несколько надоели. Даже стоять в этой разношерстной толпе было удовольствием, а, когда альфа вошел в трактир, он вообще потерял дар речи. Красные, фиолетовые, изумрудно-зеленые, голубые и белые — каких только нарядов не было вокруг! Омеги и альфы, беты и гаммы — на любой вкус и цвет здесь можно было найти собеседника. Высокие и низкие, громкие и тихие, голоса звучали, словно гомон птиц в лесу. На секунду голова Чонгука заболела дикой болью, но организм быстро справился с новой средой, и альфа уже минуты через три сидел за столиком рядом с компанией подвыпивших молодых людей, неосознанно прислушиваясь. — Да говорю тебе! Странный такой, весь меня испугался! Будто ему десять, — смеется один из них, на вид двадцатилетний альфа, отпивая из небольшого бокала крепкий напиток зеленого цвета. — Брось! Не было там никого! Я появился почти сразу за тобой, хотел отлить, а ты замер, как вкопанный! — отрицает все другой, помоложе, но и понаглее. В его бокале что-то пунцовеет, причем это что-то — явно не сок. — Так вы определитесь. Был там кто-то или не был? — нетерпеливый бас третьего, больше похожего на медведя, заставляет предыдущих ораторов захлопать глазами непонимающе. — Где был?! — Кто был?! Человек-медведь машет рукой, бросив затею допытаться у пьяных товарищей, где они видели странного омегу. Кажется, напитки в этом трактире куда качественнее, чем в других, потому что для временной амнезии хватило лишь пары глотков. Чонгук с интересом наблюдает за компанией, не спеша прикасаться к своему напитку из корня лотоса. Пожалуй, стоит повременить с обычными земными увеселениями и узнать кое-что интересное, по-настоящему интересное. — Мне показалось, или речь шла о каком-то странном омеге? — подсаживаясь поближе к шумной компании, Чонгук приветственно поднимает свой бокал в тосте. — Разрешите? — О каком омеге? — вновь спрашивает тот, что пил зеленую жижу. Глаза его уже смотрят в разные стороны, а ведь в бокале еще ровно половина. — Ну здравствуй, — осматривает чужака придирчиво сородич медведя, все же кивая в ответ. — Да, пытались. Но, кажется, что кроме того, что он странный, ничего мы не узнаем, — в голосе слышатся неподдельные нотки сожаления, а тяжкий вздох, вырвавшийся из могучей груди, заставляет бумажные салфетки слететь со стола. Пьяный альфа наклоняется, чтобы их поднять, но зеленая жижа делает свое дело, и он с кряканьем падает со стула, по пути захватывая тарелку с супом и опрокидывая её прямо себе на голову. — Будь я Небом проклят! — слышатся ругательства снизу, и буквально сразу — звук удара головой о столешницу. В тот же миг потерявший сознание альфа окончательно падает на пол, унеся с собой тайну странного омеги. — Вот тебе и проклят… — смеется второй, стараясь сфокусировать на Чонгуке взгляд. — Омега… а, да! У реки… Там, за городом, есть река такая, больша-а-а-я… — почему-то последнее слово вызвало новый приступ смеха, причем такого безудержного, что даже икание не смогло его прервать. Гук усмехается, ненароком отставляя и свой бокал, пусть с виду и безобидный, подальше. Человек-медведь же, заглянув под стол, неодобрительно качает головой — тащить-то этих двух ему! — У реки, — повторяет парень, залпом выпивая остатки пунцовой жидкости, вновь икая, но уже с довольной улыбкой. — Больше слушай ты их. Напились, наверное, опять, вот и видели непонятно кого… Какой бы омега полез в реку ночью? Чтобы его русалки утянули? — бурчит самый трезвый из этой компании, грузно вставая. — Должно быть, — грустно вздыхает Солнце, даже расстроившись. Он-то думал, что узнает что-то новое, увидит что-то необычное! А тут всего лишь банальные пьяные видения… Своей участи носильщика медведь не избежал. Водрузив убитого столом товарища на спину, а второго взяв под руку, он покидает трактир, так и не допив свою жижу абрикосового цвета. Интересно, что намешали туда местные виноделы, раз с половины бокала так уносит? Конечно, Чонгуку бы и бочки такого не хватило, чтобы напиться до такого состояния, однако рисковать он не хотел. Пусть он и Бог, но прекрасно знает, на какие порой выдумки способны люди. Альфа обводит скучающим взглядом оставшихся в трактире людей, но никого не находит интересным. Он уже собрался уходить, как к нему, шаркая и помогая себе клюкой, подсаживается престарелый мужчина. Его лицо было таким морщинистым, что на вид ему можно было дать лет сто. —Молодой человек, не дадите чего-нибудь? — старикан, подслеповато щурясь, рассматривает Чонгука, обдавая запахом старости и ветхости. — У меня только это, — протягивает он нетронутый напиток из лотоса. — Но могу заказать что-то для Вас, — добрый и открытый, Бог Солнца всегда готов был помочь. И не важно, молод ты или стар. — Подойдет и это, спасибо, — дрожащими руками обхватывая бокал, старик делает пару больших глотков, вытирая сморщенные губы после широким рукавом. — Слышал, Вы хотели узнать про кого-то… я могу рассказать, — старикан делает еще глоток, а в голосе его так и слышится лукавство. — Разумеется, не просто так… Человек бы, пораскинув мозгами, легко пришел бы к выводу, что этот старик или чокнутый, или фантазер. Уж он-то, едва передвигающий ноги, дойти до реки за городом просто не смог бы! Ну или точно не вернулся бы обратно. К тому же, кажется, он был почти слеп. Так как же он мог разглядеть хоть кого-то ночью у реки? Но Чонгук не был человеком. Не в его манере было не доверять, поэтому он, улыбнувшись так же хитро, задумчиво кивает, садясь удобнее. — И что же я должен дать взамен? — в голосе альфы нет недоверия, даже его тени. Старик улыбается, радуясь такому шансу наконец-то хоть кому-то поведать о том, что так и распирает его. Признаться, он рассказал бы и просто так, только чтобы уши свободные найти. — Еды, если можно, — поразмыслив, выдает он свою цену. Чонгук подзывает работника трактира и заказывает порцию супа и мяса. На такой пир старик и не рассчитывал! — Я начну, раз так, — проводив взглядом шустрого омегу, пожилой мужчина вдруг неожиданно ясно смотрит на собеседника. — Можете верить мне, а можете считать лгуном. Но тот омега, которого видели те двое — сам лунный Бог, — на последних словах старик понижает голос до благоговейного шепота. Чонгук, ожидавший всего, чего угодно, кроме этого, хочет сказать, что это невозможно, но прикусывает щеку изнутри, шикая от боли. Верный признак помолчать. — Да-да, сам Бог… Когда я был молодым, я часто ходил на реку по воду, — продолжает мужчина после очередного глотка. — Папа всегда говорил мне, что нельзя ходить за водой, можно только по воду… Ну так… о чем я? Ах, лунный Бог… Однажды, когда моя семья уехала в другой город за покупками, оставив меня на хозяйстве, я пошел по воду не днем, как обычно, а с наступлением темноты. Говоря честно, я просто забыл, что нужно принести домой воды… Подхожу я только к реке, как слышу плеск. Думаю, кто в такой час купаться вздумал? Вода холодная, да и русалки на дно утащат и не заметят! Может, упал кто случайно? Так ведь и криков не было слышно! На свою беду, я решил подглядеть. Может, омега какой… я молодой тогда был, одно на уме было… Я поставил тихо ведра, подхожу тихонько к воде, а там… — Ваша еда, — прерывает бесцеремонно омега, ставя похлебку и второе блюдо на стол. — Пить что-то будете? — Еще корня лотоса, — быстро отвечает Чонгук, заинтересованный рассказом. Старик одобрительно кивает и, дождавшись, пока официант уйдет, продолжает. — Крадусь я тихо-тихо, как мышь, а омега этот не оборачивается, только глубже в воду заходит. Кожа у него такая… белая будто, светится при луне… Я крадусь, а он не слышит, все идет и идет себе, будто и нет меня. Я обрадовался, осмелел, стал красться быстрее и тут хоп! Наступил на ветку, сломал. Омега тот обернулся быстро, но я за дерево спрятаться успел. С минуту где-то молчал и он в реке, и я за деревом. Потом снова плеск воды, уже словно осторожный, тихий. Я ведь не глупый тогда был. Дай, думаю, еще постою, чтобы он точно меня не заметил. Вот стою, почти не дышу, и тут вдруг чувствую, что кто-то мне сзади глаза ладонями закрыл! Такими холодными, мокрыми, большими… И говорит: «Угадай, кто?». Надо мне было, дураку, убегать оттуда… Но я же молодой был… Говорю ему: «Я-то откуда знаю, кто? Я же тебя только со спины видел…» Он руки убирает медленно, а я, дурак, думаю, что ночка-то у меня будет веселой. Выходит он, становится передо мной… Такой красивый, будто бог! Волосы черные, как смола, кожа светлая, будто молоко, а глаза такие большие, карие… Луна в них светится ярким пятном, точно солнце! И кожа… она еще и светится… клянусь, светится! Я от такой красоты все слова забыл… стою, молчу, а он… — Лотос, — вновь перебивая, омега приносит напиток, ударяя дном бокала о стол. — А он? — переспрашивает Чонгук, который старикана слушал с заметным оживлением. Проницательный слух Бога Солнца пока не уловил ни тени лжи во всем этом. — А он мне и говорит, — старик начинает свою трапезу, порой цедя из ложки горячий суп. — Говорит мне: «Раз со спины меня только видел, значит, будешь всех только со спины видеть.» Прикасается к моему лбу… дальше ничего не помню. Свет яркий, в глазах боль такая, будто режет их кто… И не вижу. Почти ничего не вижу… Ни лица его четко, ни волос… Только он когда спиной повернулся снова к реке, все увидел… Молчание, которое наступило после, говорило само за себя. Вот почему старик так пристально вглядывался в лицо, но так легко провожал работника взглядом. Конечно, вряд ли все это не было сном, но ведь слепота на месте, омега у реки — тоже… — И что же? Вы думаете, это был Бог Луны? — проводя пальцем по краю стола и сметая с него крошки, уточняет альфа, склонив слегка голову набок. — А кто еще? Солнце в воду не полезет, Небу делать там нечего… В общем, это был сам Тэхён… Так что тем двоим повезло, что он раздеться не успел и просто исчез… — Что же… спасибо за историю, — Чонгук задумчиво кусает губу, пока старик уплетает свой ужин, посланный, кажется, самими небесами. — Не ходи к реке, не нужно тебе это, — предостерегает мужчина, вытирая губы краюшкой хлеба. — Не пойду, не бойтесь. Приятного аппетита, — напоследок желает альфа и, выходя из трактира, направляется прямо туда, к светящейся тысячами жемчужин при лунном свете реке.***
Малыш тихо ахает, прикрывая рот ладошкой. Родитель аж останавливается, снисходительно улыбнувшись. — И он что, правда туда пойдет??? — с удивлением и детским страхом спрашивает мальчик, прижимая обезьянку ближе. —Ты обещал не перебивать, родной, — напоминает омега, — Пойдет. Готов слушать дальше? Ребенок кивает, поглощенный историей, которая с самого начала, оказывается, такая интересная!***
Ночь только-только начинала вступать в свои права, а луна светилась на небе ярким диском, похожим на запятнанную линзу звездочета. Шум города, гомон торговцев и кутерьма запахов постепенно оставались за спиной Чонгука, ступающего прямо к реке так уверенно и легко, будто рассказа старика и не было вовсе. Даже простых смертных бы пробрало любопытство, а бога — тем более! Уже на выходе из города Гук натыкается на компанию подвыпивших омег, громко смеющихся с какой-то пошлой шутки бородатого мужчины. — Прям так и сказал? В штанах все накрыто?! — смеется громче всех омега, похожий лицом на старый сапог: такой же сморщенный и пыльный. — Да-да, в штанах все накрыто, — назидательно подтверждает мужчина-альфа, качая головой. Он напоминает учителя, который рассказал детям истину, которую, вообще-то, все взрослые знают. Чонгук начала шутки не слышал, но даже этой концовки было достаточно, чтобы понять — ничего приличного изо рта этого человека сегодня не вылетело. Признаться, альфа даже не понял, где нужно смеяться. Бог Солнца обходит компанию десятой дорогой, но все равно ловит на себе хищный взгляд альфа-самца, который делиться своей добычей ни с кем не собирался. Будто Чонгуку нужны эти трое омег, пьяных вдрызг. Он примирительно поднимает руки перед собой, словно говоря так, что ни на одного не претендует. Шутник же спешно и ревностно уводит хохочущих омег в город, прямиком в царство распутства, наступающего с появлением луны. «Интересная компания… Посмотреть бы на них при моем свете. Нужно не забыть», — ставит себе мысленную пометку Бог, двигаясь дальше к реке уже в полной тишине и абсолютном покое. Он ступает по земле бесшумно, не приминая ни травинок, ни цветов. Никогда еще он не бывал так поздно на земле, никогда не видел того, что происходит с природой под царствием Тэхёна. Вдруг взгляд альфы замечает какое-то свечение рядом с некоторыми деревьями. Одолеваемый любопытством, он подходит ближе, рассматривая во все глаза светящихся насекомых, таких маленьких и красивых, что издалека они похожи на россыпь звезд, только на земле. Чонгук медленно протянул руку, и парочка светлячков села на его ладонь, шевеля лапками, слегка щекоча нежную кожу. — Удивительно… — выдыхает восхищенно Бог, боясь трогать жучков. Порыв дыхания их спугивает, и светлячки улетают с руки, оставляя после себя сладковатый аромат васильков. Неужели есть свет и при царстве тьмы?.. Не успел Чонгук отойти от светящихся насекомых, как заметил цветы, благоухающие втрое сильнее чем те, что росли при солнце. Альфа наклоняется к ним, проводя с интересом по лепесткам и даже на расстоянии чувствуя, как цветочный аромат в воздухе стал в разы ярче. Темно-фиолетовые, с желтой серединкой, цветы словно взирали на чужака с тем же непониманием, что и он. «Как ночью может быть такая красота? И почему я никогда не видел, чтобы такие цветы росли при мне…», — даже как-то обиженно хмыкает альфа, срывая один из бутонов и оставляя его за своим ухом, чтобы сохранить аромат. Ночные звери тоже не оставили бога равнодушным. Чонгук всегда думал, что с наступлением темноты все прячутся по домам и боятся, ждут с нетерпением восхода солнца, а выходит, что жизнь просто в корне меняется? Даже природа показывает другое свое лицо! И почему отец-Небо всегда твердил, что нельзя встречать Тэхёна? Неужели тот, кто создает такую красоту, может быть столь ужасным, как о нем говорят?.. Журчание ручейков, впадающих в реку, успокаивало омегу, дарило мир в душе. Он уже давно смирился с тем, что даров ему практически не приносят, что он не пользуется такой же популярностью, как Солнце. Однако те немногие, кто почитал Луну, были истинными ценителями тайн и загадок, красоты и изящества. Почему-то многие забывают, что ночью пропадают маски, все желания выходят наружу. Интимные разговоры, признания, тонкий шепот, пробегающий по коже и оставляющий бархатный след — разве возможно такое днем, когда палящее солнце проникает в мозг и плавит его? Уханье совы, такой наивной, вызывает на красивом лице слабую улыбку. И почему люди считают это животное мудрым? Разве только потому, что оно долго живет? Тэхён слишком мало знал народ, чтобы угадывать его мысли и действия, слишком не доверял тем, кто охотнее смеется с шуток про члены, чем познает тайны мироздания, глядя в ночное небо. Все те россказни, которые разносятся со всех сторон, омега старался не слышать; пусть говорят, что он жестокий, уродливый и мерзкий, пусть верят, что он приносит только боль и страдания. Пускай ему не досталось той же славы, какая досталась Солнцу, зато ему достались истинно-жаждущие умы, жаркие сердца. Тэ садится на камень у берега и проводит длинными пальцами ног по водной глади, вызывая рябь. Прохлада и умиротворение — вот чего всегда не хватало омеге. Его темные волосы, чуть вьющиеся, блестят в свете любимого светила, переливаясь всеми оттенками чёрного. Белая рубашка навыпуск словно светится в этой темноте ночи, привлекая внимание сверчков и ночных бабочек, усевшихся на плечи с обеих сторон. — Хоть бы сегодня никто не помешал… — выдыхает омега еле слышно, оборачиваясь легко, всматриваясь в темноту, прислушиваясь. Кажется, что сегодня весь город находится там, где ему и место — в кабаках или постелях. Тэхён соскальзывает с камня, бабочки разлетаются с плеч. Касаясь босыми ступнями прохладной травы, Бог отходит к дереву и расстегивает пуговицу брюк. Те с тихим шелестом падают на землю, и омега легко их перешагивает. Пальцы, расстегивающие пуговицы рубашки, скользят по ним так быстро, что кажется, будто они летают в воздухе. Миг — рубашка отправляется к брюкам, а Тэхён, полностью обнаженный, ступает в реку, закрывая глаза, отдаваясь во власть стихии. Никто и ничто не смеет мешать этим первым минутам, когда встречаются Луна и Вода. Звери затихли, травы перестали шуметь. Даже сова перестала издавать этот свой противный клич. Вода, словно расступаясь, принимает своего любимца в объятия, согревая, несмотря на холод. Приятная дрожь начинается с затылка омеги, плавно спускается ниже и наконец-то растворяется в кончиках пальцев, исследующих каменистое дно. Наконец-то покой… Внезапное затишье только подогрело интерес альфы, ускорившего даже шаг, но по-прежнему ступающего осторожно, чтобы не спугнуть и не нарушить тишины. Действительно ли так страшен черт, как его малюют? Сколько бы раз не прислушивался Чонгук к разговорам людей о Луне, всегда слышал только о страхе и суеверном ужасе. Неужели омега может настолько запугать?.. Конечно, альфа понимал, что люди могли и сами себя накрутить, придумать то, чего нет. Но почему же тогда многие детки боялись темноты? Почему именно в темноте люди видят монстров и прячут ноги под одеяла, боясь стать обедом? Столько вопросов, а ответы дать может только одно существо, о котором ходят легенды, которое Чонгук никогда, за все века, не видел. Сердце его пропускает удар. Низ живота сводит, словно напиток из корня лотоса дал о себе знать, но Бог не останавливается, шагая дальше все так же бесшумно. В ушах начинает звенеть от того, насколько тихо вокруг. Кажется, где-то забавно ухала сова, так что же случилось? Или улетела по своим совиным делам? Только шум реки все так же слышен, причем уже очень и очень близко. Не успел Чонгук и глазом моргнуть, как уже вышел на небольшую опушку, с которой реку было видно прекрасно, но так же прекрасно было видно и его. — Быть не может… — шепчет он одними губами, заметив молочные плечи и темную голову посередине водоема. Альфа понимает, что его могут заметить, и юркает за дерево. Как раз вовремя, потому что чуткий слух омеги уловил эти слова, и Тэхён обернулся резко, вглядываясь в темноту. Не заметив никого, Тэ проплывает дальше, словно стремясь к тому берегу. Такой изящный, такой прекрасный в этом свете Луны, такой чарующий, юный… Чонгук выглядывает из-за дерева и теряет дар речи, забывая обо всем на свете. Постепенно жизнь начинает возвращаться в лес: шелестят листья деревьев, вновь ухает сова, смотрящая теперь на Чонгука своими огромными глазами, будто грозясь его выдать. Альфа еле отрывается от пловца, стараясь прогнать птицу руками, но не удерживается на скользкой росистой траве и падает прямо в камыши, распугивая ночных стрекоз и лягушек, которые тут же попрыгали в воду, разбрызгивая её. — Опять эта сова глупая… — фыркает тихо Тэ. Уже не раз птица, охотившись за непонятно кем, шмыгала прямо в эти злосчастные кусты, создавая массу шума. Сердце Чонгука ушло в пятки. Он раскрыт, его сейчас поймают, прогонят, больше никогда не подпустят к себе. Или, что еще хуже, Тэхёна больше здесь не будет. Где тогда его искать?! Бог ждет с полминуты, чувствуя, как по рукам его взбираются на свои законные места лягушки. — Кыш!.. — громким шепотом прогоняет земноводных парень, раздвигая камыши и выглядывая на реку. Омега все там же, плавает и не думает оборачиваться! Вот это удача… Потихоньку, стараясь не поскользнуться и не упасть больше, Чонгук выбирается из камышей и осматривается быстро, цепляя взглядом большой камень, будто созданный для того, чтобы прятаться за ним: расположенный на возвышенности, он почти не виден с реки, но зато из-за него обзор просто превосходный! Едва ли не потирая руки от такой находки, альфа гуськом перебирается за глыбу, выдыхая. Он выглядывает сначала осторожно, проверяя свою догадку насчет обзора, и, довольный результатом, кладет подбородок на каменный выступ, наблюдая за купанием лунного Бога. Тэхён и не подозревает, что за ним подсматривают. Утомленный тем, что уже несколько дней подряд его постоянно кто-то из людей подкарауливал, омега, получивший теперь возможность поплавать, пользовался ею сполна. Какой дурак будет лезть к воде в полнолуние? Тихий, хрустальный смех вдруг зазвучал ото всюду. Несколько пар длинных рыбьих хвостов промелькнули совсем рядом, переливаясь при лунном сиянии всеми цветами радуги. — Вы пришли! — Мы ждали! — Ждали, ждали! Русалки, выныривая из воды, окружая Тэхёна кольцом, повторяют друг да другом, и эхо это доносится даже до Чонгука, глаза которого полезли на лоб. Почему он никогда не видел русалок?! Неужели это тоже только ночные жители? — И какие же новости вы мне принесли? — Тэ улыбается мягко девушкам, таким красивым, лишь отдаленно напоминающим людей. Их уши слегка вытянутые, заостренные на кончиках. Лица, особенно на носу и скулах, покрыты маленькими серебристыми чешуйками, мерцающими сотнями бриллиантов. Прекрасные создания ночи, прекрасные дети Тэхёна. — Ах, к нам никто не ходит больше… — Не ходит, не ходит… Русалки хмурятся грустно, и губы их слегка дрожат от обиды. — Почему же не ходит? — удивляется омега, поглаживая подплывшую маленькую русалочку, совсем еще малька. — Далеко… — Темно… Чонгук прислушивается, как может, но голоса русалок переплетаются так сильно, что разобрать что-то почти невозможно. Лишь отголоски, напоминающие речь. Альфа даже привстал, чтобы так быть ближе, но это результата не дало, и, не рискуя, он снова прячется за камень, удобно укладывая голову на выступ. — Темно… — задумчиво повторяет Тэхён, прикусывая губу. — Но ведь раньше ходили, так? — Ходили, но сейчас темнеет рано… — Рано, рано… Омега, продолжая поглаживать малька, тоже хмурится. Темнеет рано не по его вине, и исправить это он никак не может. — Но ведь скоро ваш праздник, правда? — Бог Луны отпускает малютку-русалочку плавать свободно дальше. — Правда, правда… — Только в праздник о нас и вспомнят… Тэ усмехается, снисходительно поглаживая по мокрым щекам русалок. Такие наивные, такие доверчивые, так тянутся к людям… Вдруг пронзительный вой разносится по всей реке. Маленькая русалка, отплыв поближе к берегу, запуталась в сетях. Беспомощно барахтаясь, создание вопит со всех жабр, прося о помощи, не переставая кружится в попытках высвободиться, запутываясь так еще больше. Русалки тут же кинулись помогать своей крохе, но их пальцы, стянутые перепонками, мало что могли сделать, только режась об острые края сети. — Отойдите, — спокойно просит Тэхён, подплывая к малютке. — Тише, тише. Не двигайся, сейчас я помогу тебе… — Не двигайся…— вторят русалки, а белая кровь с их пальцев и ладоней стекает прямо в воду, делая её блестящей вокруг. Тэхён ныряет под воду, справедливо полагая, что края сетки именно там. Испуганное лицо малышки-русалки отзывается болью в сердце, но сейчас нужно действовать только умом. Приходится занырнуть дважды, чтобы наконец-то найти край, снимая его с израненной русалочки. — Вот и все, все позади… — подзывая дрожащую малютку к себе, успокаивает Тэхён, ласково оглаживая её личико и плечи. Раны тут же затягиваются, не оставляя после себя даже следов. — Спасибо… — Спасибо, спасибо! Речные жительницы покидают бога вскоре, спеша рассказать своим сородичам о том, как Тэ спас их дитя. Чонгук, которому обзор на это происшествие закрыли все те же камыши, тихо ругается. — Вот же… — кусает он губы, но вся досада проходит разом. — И не стыдно подглядывать? — совсем рядом, буквально у левого плеча, раздается злой шепот. — А сам-то? — отвечает Чонгук, поворачивая осторожно голову и нос к носу сталкиваясь с Юнги, Богом Смерти и Войны. — Я сидел здесь раньше, поэтому уйти должен ты, — безапелляционно замечает альфа, а темные его глаза блестят недобро. — Где здесь написано, что ты сидел тут раньше? Когда я приходил, тебя не было, — возражает Чонгук, готовый вообще-то высказать Юнги за все хорошее, что так долго копилось, но… — Кто здесь? — голос Тэхёна раздается совсем близко. За перепалкой альфы и не заметили, как повысили свои голоса, выдавая себя. Вот уже тихие шаги разносятся буквально в паре метров… — Я повторяю второй раз: кто здесь? — омега явно недоволен тем, что его отдых вновь кто-то нарушает, причем так бесцеремонно. — Доигрался, собственник? — шикает Чонгук, продумывая план отступления. — Замолчи, — огрызается Юнги, затаив дыхание. Вдруг Тэхён не заметит…***
Омега останавливается, мельком взглянув на время. — Кажется, кому-то пора давно-давно спать, — замечает он, вставая со своего места. — Но папа! — зачарованный историей, малыш обиженно хмурит бровки. — Ну пожалуйста… — Нет, уже очень поздно, — мягко, но непоколебимо отвечает родитель, наклоняясь и целуя сынишку в кончик носа. — А будешь себя хорошо вести, получишь завтра продолжение. Договорились? Мальчик продолжает хмуриться, но понимает, что с папой торговаться бессмысленно. Это не отец, который все разрешает и сам напоминает ребенка. — Договорились… — соглашается все же малыш, закрывая глаза. — До завтра, папа… — До завтра, родной, — произносит омега, выключая свет в детской и прикрывая за собой двери.