***
— Он что, дурилка? — с удивлением спрашивает ребенок, хмурясь. Он-то нарисовал Солнце героем, а тут такие глупости! — Он вообще-то обидел Луну… подсматривать нехорошо! Родитель усмехается, треплет сына ласково по волосам. — Скорее всего, дурилка. Даже маленькие мальчики знают, что за омегами подглядывать нехорошо. Правда? — Маленькие мальчики просто не видели красивых омег, — раздается в комнате другой голос, голос отца семейства. Альфа присаживается на кровать сына, целуя того в макушку. — А ты тоже знаешь эту историю? — с каким-то ревностным интересом спрашивает малыш, ведь выходит, что из всей семьи в незнайках ходит только он. — Отчасти. Но хочу послушать версию твоего прекрасного папы, — усмехается молодой мужчина, переводя взгляд на мужа. — Ну так что? — Не слушай его, маленький мой. Ты абсолютно прав: подглядывать очень и очень плохо! Особенно врать потом, что ты не подглядывал, — назидательно произносит омега, строго взглянув на супруга. Пришел тут дисциплину разлагать! — Ну хорошо, хорошо. Сынок, подглядывать плохо, — послушно кивает альфа, но, наклонившись к ушку сына, тихо добавляет, — особенно плохо, если ты попался. — Я все слышу вообще-то, — омега вздыхает коротко. Что поделать с этими двумя детьми? — Так на чём я остановился? Ах, точно…***
Появлению солнца радовались всегда, приносили в храмы бога подношения, молились ему усердно, просили покровительства и защиты. Кажется, даже Небо не пользовался такой же популярностью, как теплый, светлый Чонгук. Потому, должно быть, альфа и думал, что все должны быть рады ему. По крайней мере, так бывало всегда. До этого момента. Тэхён был не просто не рад — появление Чонгука доставило ему боль, вполне настоящую, физическую; все тело омеги горело, будто он был в огне. Когда же Солнце исчезло, ощущение горелой кожи также пропало. Парень садится на край того самого камня, за котором некоторые наблюдали настоящее представление, переводит дух. И как Солнце оказался здесь, причем ночью? Кто надоумил его пойти сюда искать приключения на одно место? Удивительно, как Чонгуку вообще ума хватило вылезти из своего убежища и пойти бродить по окрестностям! Да уж, слава есть — ума не надо. — Тэхён? — Юнги, появившийся вновь поодаль, окликнул Луну с таким видом, словно случайно забрел в такую чащу. Только прикрывший глаза, чтобы успокоить разбушевавшуюся неприязнь к Солнцу и всем вокруг, омега вздрагивает, оборачиваясь резко. Он ожидал, правда, увидеть кого угодно, но только не Юнги. —Ты что тут делаешь один? Если люди увидят? — продолжает изображать мастерски неожиданность встречи мужчина, подходя поближе, подавая руку омеге, чтобы помочь встать. — Здесь обычно никто не ходит, Юнги, — кивая в знак приветствия, Тэ принимает помощь и встает, чуть сжимая руку бога, такую приятную, прохладную. — А ты как здесь оказался? Такое пропустил… — Правда? — удивление даже в голосе настоящее. — Не знаю уж, каким образом, но Солнце сидел вот здесь за камнем и подглядывал. Додуматься надо было… — качает головой несколько даже разочарованно Тэхён, шагая рядом с Юнги к небольшому бревну у реки. Альфа цокает неодобрительно, помогая Луне переступить через небольшие кочки. Его босые ноги в свете луны такие прекрасные… Юнги готов целовать землю, по которой ходил его возлюбленный, готов целовать и эти ступни, прохладные, должно быть, после ночных купаний. Только вот Тэхёну это не надо. Бог Войны и Смерти был одним из немногих, кому мог доверять Тэхён, был тем, с кем омега начал общаться почти сразу после того, как появился на свет. Признаваясь до конца, только папа-Вода и Юнги понимали Тэхёна в той или иной степени: Сокджин — потому что больше почестей доставалось небу, а Юнги — потому что войны и смерти ненавидели так же, как и мрак ночи. Однако то ли судьба у альфы такая, то ли удачи у него хватило лишь на военные стратегии, но Луна, как ни старался Юнги, воспринимал его только как друга, как товарища, на которого можно опереться, положиться, которому можно рассказать, какой дурачок Солнце и не думать о том, что это дойдет до самого отца-Неба. Для Тэхёна Юн был прекрасным собеседником: остроумным, рациональным, с похожим чувством юмора и жизненными ориентирами. Для альфы же Тэхён был всем: небом, солнцем, луной, водой, землей и воздухом. Был тем, ради кого он перевернет мир с ног на голову. Тем, кого Юнги поклялся себе добиться любой ценой. — Как подросток-человек, честное слово, — продолжает негодовать Тэхён, садясь рядом с другом на бревно и вдыхая аромат ночи, влаги и кувшинок. — А ты в этих краях какими судьбами? Война близится? — Вот-вот, как подросток… — кивает Юнги, не в силах оторвать взгляда от темных вихрей волос, угольных, манящих. Вот бы уткнуться в них носом, вдыхать долго чарующий аромат Луны и не думать ни о чем, отдаться моменту, посетить вновь родные небеса в этот краткий миг. — А я… да так, решил просто выйти, посмотреть на твое царство. Кстати, ты создал те цветы, о которых мне рассказывал? — Фиолетовые с желтой серединой? Да, — довольно кивает Тэхён, протягивая руку к ночной бабочке. Насекомое, пошевелив лапками, перелетело на ладонь бога, теперь ища что-то съедобное там. — И как тебе такое приходит в голову… готов поспорить, они прекрасны. Как и ты, — улыбнулся Юнги, только сейчас осекаясь и понимая, что сказал. — Да… что? — Тэхён поворачивается в сторону альфы, не понимая, послышался ли ему конец чужой фразы, или Юнги сошел с ума. От резкого движения бабочка слетает и руки, как-то обиженно хлопая крыльями, мол, тревожат ею тут всякие. — Говорю, готов поспорить, что цветы получились прекрасными, как ты и хотел, — без тени сомнения врёт Юн. Сейчас не самый подходящий момент для таких признаний. Нужно правильно выждать время, как на войне. — А… да, такие, как я хотел, — омега чувствует себя теперь несколько неловко, хотя он и был чётко уверен, что услышал совсем другое. В свете луны блеснул красным следом небольшой ожог у запястья. Тэхён как раз забирал пальцами волосы назад, когда Юнги взял эту руку в свою, встревоженно рассматривая рану. — Откуда это? — От дурака-Солнца. Начал подходить ко мне, говорить какую-то чушь… Не переживай, это быстро заживет, — Тэ мягко высвобождает свою руку, смущаясь едва заметно от такого внимания и заботы. — От Солнца… — задумчиво, словно сквозь зубы произносит Юнги, хмурясь. От этого Солнца одни проблемы. Нужно бы что-то с этим сделать. Альфа покопался в карманах своей темно-синей накидки, выуживая небольшой рисовый пирожок. — Вот, возьми. Должно помочь быстрее восстановить силы, — протягивая угощение омеге, Юнги улыбнулся ободряюще. — Сегодня принесли подношение. Первое за несколько месяцев. Тэ уже тянется к пирожку, но, услышав, что это подношение, осекается, убирая руку. — Нет, не возьму. Это ведь твоя сила, оставь её себе, — омега берет подношение, но вкладывает его в руку Юнги. —Я справлюсь, ты ведь знаешь. — Уверен? — бог еще раз протягивает пирожок, но получает тот же ответ. Приходится спрятать его обратно в карман. Вдвоем они сидят до самого рассвета, болтая о мелочах, очень важных для обоих. Тэхён порой любуется красотой реки и кувшинок, даже сова его уже не раздражает. Юнги же глаз оторвать не может от прекрасного омеги, который забрал его сердце навсегда. Бриллианты в золоте, шелка, почитание, любовь людей — он даст Тэхёну все, разобьется в лепешку, только чтобы заполучить этого парня в свои объятия, в свои мужья, в папу своих детей. Расстаться приходится с первыми лучами солнца. Появление Чонгука рядом сделало больно, но открытые солнечные лучи сделают еще больнее. — Спасибо, что отвлёк от всякого…— Тэхён встает и бревна, потягиваясь. Ему пора отдыхать, восстанавливать силы, чтобы следующей ночью луна светила так же ярко и красиво, как сегодня. — Мне не сложно, ты ведь знаешь, — кивает Юнги, тоже вставая. При свете луны его светлые волосы отливают серебром, при солнечных же лучах — настоящим золотом. Кто бы мог подумать, что смерть и война настолько красивы? — Может… Прогуляемся вместе где-то в тени? Или могли бы вдвоем переждать день в одной из подводных пещер, — альфа совсем не хочет расставаться с возлюбленным, он готов за ним и в горы пойти, и под воду спуститься. — Думаю, мне лучше побыть одному, восстановить силы, — мягко, но стойко отказывает омега, пожимая Юнги руку. — До встречи. — До встречи, — пожимает протянутую руку в ответ альфа и не успевает моргнуть, как Тэхён сбегает от лучей солнца в неизвестность, туда, где никакие дураки его не достанут.***
— Собственно, так я и сказал. Солнце дурилка… А Луне будет куда лучше с Юнги… Они похожи, мне кажется, — заявляет ребенок, улегшийся на коленях отца и обнявший игрушку крепко. Обезьяна, кажется, была не против любой позы, только чтобы послушать историю. — Ничего не лучше. Юнги этот вообще… тухлый какой-то… — возражает альфа, потрепав сына по волосам. — Как твой воспитатель в садике. Малыш скривился сразу, задумавшись над тем, чтобы поменять позицию по отношению к Войне. — Не слушай отца. Твой воспитатель просто очень за вас всех переживает, потому что вы маленькие и вас очень много, — омега ласково приглаживает густые пряди сынишки, легко щелкая мужа по носу. — А ты не переманивай ребенка на выгодную сторону. Понял? — Понял, мой командир, — альфа чуть жмурится от щелчка, рассмеявшись тихо. Малыш, наблюдая за всем этим, тоже тихо смеется, поглаживая обезьянку по голове. Когда все устроились удобно вновь, омега, закинув в кресле ногу на ногу, продолжил прерванный рассказ.***
Сначала ласковые лучи освещали верхушки гор, проскальзывая по снежным шапкам, почти не трогая их, отражаясь от кристалликов льда миллионами солнечных зайчиков. Вторыми окунуться в тепло и уют стремились верхушки деревьев, приветственно шелестя кроной, воспевая Солнце, его чудотворный свет и великую силу. Горные ручьи, утесы, густые луга у подножья каменных красавиц — все это окунается в яркий и теплый плед, расцветая, оживая, ускоряясь. Птицы, встречая светило, распевают радостные песни, щебечут на все голоса, передавая друг другу весть — солнце пришло, рассеивая тьму! Каждое живое существо знало, что с приходом луны мир меняется. Выходят хищные звери, в горах перекрикиваются птицы-охотники. Кажется, что добру, миру и покою просто нет места под покровом темноты. По крайней мере, люди и другие дневные жители были убеждены в этом. Чонгук, прокатывая свой большой огненный диск по небосклону, старался не думать о том, что произошло с ним ночью. Все это подобно долгому волшебному сну, во главе которого гордый, независимый красавец-принц, а охраняет его злобный и скучный до жути дракон. Совсем как в тех небылицах, которые рассказывают папы своим деткам, чтобы они скорее уснули и не видели тех монстров, которые могут поджидать в ночи. Альфа тихо фыркает, выкидывая и Тэхёна, и его образ из головы. Еще из-за всяких мрачных личностей он не тревожился, позволяя тучам себя затмить! Более глупой причины поддаться унынию нельзя было найти даже при желании. Вслед за природой просыпаются и люди. Кто-то морщится от похмелья, потому что вчера выпил уж слишком много, кого-то до сих пор шатает, причем довольно ощутимо! Видимо, за короткую ночь алкоголь выветриться не успел… Но кому-то повезло больше — некоторые легли спать рано, теперь сбрасывая легко сон, бодро потягиваясь и улыбаясь новому дню. Сердобольные папы с ног до головы осматривают своих детей, ищут укусы ночных монстров и, когда ничего не находят, в один голос выдыхают облегченно. Сони, которые легли совсем недавно, прячутся от назойливых лучей под одеялами, зарываются в них плотнее, совсем не желают просыпаться и сонно бурчат, прося еще хотя бы пять минуточек. Чонгуку даже не нужно бродить по городу, заглядывать в окна — он и так знает уже все наизусть: каждое произнесенное слово, каждое блюдо, которое люди приготовят себе на завтрак, каждый ингредиент их обеда. Обычно Солнце забавлялся тем, что наблюдал за играющими в прятки и догонялки детьми; порой он даже выбирал одного любимчика и показывал ему лучами, где спрятались его соперники, помогая одержать победу. Так бывало часто, но не в этот раз. Огненный шар еще не прошел и половины своего пути, а всё надоело. Чонгук все это видел уже сотни раз, слышал эти считалочки, отмазки неверных альф, проведших ночь в компании любовников, а теперь извиняющихся перед своими супругами. И почему днём почти никого нет в трактирах? Почему нет тех, кто рассказывает пьяные байки, нет тех, кто мог бы танцевать прямо на барной стойке просто потому, что не может не танцевать? Неужели… все веселье достается тому, кто хмурей самой жуткой тучи? Причем Чонгук готов был поспорить, что омеге нет никакого дела до того, что порождает его ночь и тьма. — Только и может, что прогонять всех вокруг и в реке своей плескаться, — устраиваясь прямо на солнечном диске, альфа складывает руки на груди, рассматривая землю под собой. Недовольство солнечного Бога передавалось и природе. Деревья зашелестели как-то обиженно, птицы смолкли, напевая веселые песни теперь через раз, да и то, словно нехотя. Ветры, маленькие вредные братья, почувствовав, что Чонгук отпор дать им не сможет, постепенно начали пригонять сначала больше облаков, а потом — настоящие грозовые тучи, тяжелые, полные холодной воды. — Братец сегодня отдыхает? — разносится ото всюду одновременно хор ветров, — отдохни, спрячься за тучи… — Пошли вон отсюда, — хмуро отвечает Чонгук, взмахнув рукой. Лучи тут же становятся ярче, просачиваясь сквозь тучи. Ветры фыркают недовольно, явно не радуясь тому, что им не дают пошалить. — Вредный! Злой! — сыплется тут же со всех сторон, как горох. — Не вреднее, чем вы. Дуйте давайте в другую сторону, — прекрасно зная, что братья обязаны его послушаться, Чонгук даже больше не обращает на них внимания, отдав приказ. Тучи вскоре рассеиваются, лучи становятся не такими жаркими. Небо ясное и чистое, словно и не было ничего, что могло бы потревожить это великолепие. Солнце проходит уже половину своего пути, а люди, почувствовав дикую жару, прячутся по домам, совсем лишая бога хоть какого-то зрелища. Только несколько смельчаков купаются в той самой реке, где ночью купался Тэхён, не боясь ни солнечного удара, ни русалок. Конечно, днем те вряд ли приплывут, однако Чонгук бы на месте этих нескольких беззаботных оглядывался почаще. Если создания Луны такие же, как он сам, то русалки действительно были опасными. Еще нападут просто так, точно так же как их хозяин… Ни за что, ни про что. Видимо, услышав мысли бога, купальщики покидают реку. Вновь ничего интересного! День будет очень скучным. Однако случай решает иначе. Рыбаки, которые накануне оставили сети в реке, желая наловить побольше рыбы, как раз вернулись, чтобы собрать улов. Каждый из этих рослых коренастых мужчин уже предвкушал, как продаст рыбу, заработает денег, купит в дом фруктов и мяса, накормит деток и получит похвалу мужа, но мечтам этим сбыться суждено не было. — Ли, ты ставил сеть?! — возмущенный голос старшего рыбака, лицо которого испещрено морщинами, слышен даже за лесом. — Я, а что? Молодой паренек, которому нет еще и двадцати, подходит ближе к сетям, получая ими в лицо. Капли пресной воды, смешанной с тиной, попадают прямо в рот, оставляя щедрый, богатый и яркий привкус болота. — За что?! — возмущается Ли, сплевывая себе под ноги. — Раскрой сеть и узнаешь, — сквозь зубы произносит старший, уже жалея о том, что вообще взял этого юнца с собой. Парень раскрывает сеть и видит прямо посередине большую дыру. Несколько дырок поменьше украшают всю сеть, над плетением которой лично Ли сидел не меньше дня! — Но я тут не при чем! — юноша комкает сеть и запихивает её во вместительную кожаную сумку. Дома нужно будет зашить. Опять день работы. — А кто тогда? — оборачивается старший, хотя в душе понимает, что сеть порвалась не из-за неверной установки. Понимает, но больше не доверяет. — Ладно, небо с тобой. Давай помогай ставить новую. Может, кто и заплывает… Пререкаться юноша уже не стал. Это все равно бесполезно. Вдвоем они заходят в воду по колено, забрасывая новую, более мелкую сеть. Эту порвать будет куда сложнее, а запутаться в ней в разы легче. Идеально! — Надеюсь, хоть завтра что-то поймаем, — выжимая хлопковые темные штаны, Ли осматривает реку, такую глубокую, но невероятно спокойную. Изгибаясь, русло её уходило круто влево. Даже вода в той стороне, кажется, была холоднее и темнее. Сколько разных легенд ходило о том, куда уходит река, исчезая за поворотом! Люди верили, что и русалки там злее, говаривали даже, что сам бог Войны в тех водах смывает кровь со своих рук. Правда, чем больше легенд разрасталось вокруг, тем больше манили воды. Юноша, задумавшись, снова ступает в реку. Каменистое дно вдруг становится мягче шёлка, вода, до этого прохладная, теплее парного молока. — Иди к нам, мы не обидим… — Не обидим, не обидим! Хрустальный перезвон чудного смеха не дает различить остальные слова, но Ли и не нужно уговаривать дальше. Будто повинуясь чьей-то властной, но невероятно ласковой руке, он заходит в воду глубже и глубже. На секунду сомнения поселяются в его душе, юноша оборачивается, бросая грустный взгляд на берег, но плеск воды совсем рядом лишает крупиц разума. — Подождите! — взывает Ли, понимая, что упускает возможность увидеть нечто новое и прекрасное. — Скорее, иди к нам! — чарующий голос разрушает все воспоминания, связанные с домом и семьей. Кажется, еще чуть-чуть, и юноша никогда не выйдет из реки. — Ли! Ты куда там ушел?! — старший рыбак буквально за руку тянет парнишку обратно к берегу. В ту же секунду все очарование рассыпается на множество осколков: дно становится каменистым вновь, а вода — прохладной, даже холодной. Никакого смеха и манящих голосов вокруг тоже нет. Лишь недовольное пыхтение взрослого мужчины, который не планировал совершать второй заплыв и вытаскивать нерадивого подмастерье. Голова юноши разрывается от ужасной боли, тело не слушается, будто кто-то тянет его назад в реку, но, едва он ступает на берег, все проходит. — Спасибо… — тихо благодарит Ли, с ужасом оборачиваясь на реку и отбегая от воды на пару шагов. — Если бы не вы, меня бы утащили эти твари… — Напомни мне больше не брать тебя с собой, — ворчливо отвечает старший, хлопая парнишку по плечу. — Ты как, отошел? Что-то слышал? — Не помню… — задумчиво произносит юноша. Как бы сейчас он ни копался в памяти, вспомнить ничего не может. — Я не думал, что они и днем могут… я… — Ты не думал. Я понял, — смеется тихо мужчина, ободряюще улыбнувшись. — Все хорошо, что хорошо кончается. Давай домой, пока солнце еще на небе. А то ночью нас с тобой точно спасти некому будет. Чонгук, провожающий взглядом этих двоих, с интересом склоняет голову набок, хмыкнув. Значит, те их сети порвал Тэхён, а они поставили новые… Вот же настырные. Хотя, должно быть, голод и не к такому подтолкнет. Альфа приглядывается с неба, но сеть разглядеть не может. Да ему и не нужно её разглядывать — он прекрасно помнит, где расположено это оружие массового поражения. Гук уже отводит взгляд от злополучной реки, желая рассмотреть что-нибудь иное, как вдруг замечает ярко-серебристую чешую, украшающую большой хвост. Мелькнув на солнце, блеск пропадает, через секунду появляясь в другом месте, совсем близко к прозрачной в воде сетке. Чонгук прикусывает губу в задумчивости: помочь или оставить так, как есть? Ведь попадет же, а спасти будет некому. Тэхён сейчас не появится, потому что лучи его сожгут, а до ночи русалка, попавшая в сети, не доживет, ведь еще по вчерашним вскрикам малька альфа понял, что сети сильно ранят нежную кожу. Пока бог решал, совершить ли ему благородный поступок, русалка в реке лишь чудом миновала край ловушки, резвясь и играя с лягушками и маленькими рыбками. Беззаботный период детства для этих существ был пожизненным; всегда они удивлялись чему-то новому, радовались приходу луны и Тэхёна, всегда погибали из-за своего любопытства и доверчивости. Они манили людей к себе не для еды, а для игры. Всегда ведь приятно поиграть с кем-то новым! Кто же виноват, что под водой люди долго не могут существовать… Смерть новых друзей расстраивала русалок, но, как только появлялся кто-то другой на горизонте, о горечи утраты они забывали, с головой уходя в попытки приманить кого-то. Особенно дети Тэхёна обожали детей, ведь у тех всегда фантазия для игр работает лучше, однако заботливые родители почти никогда не отпускали малышей к реке в одиночку. — Пропадет ведь… — коротко вздыхает альфа, направляя множество лучшей прямо туда, где покоится сеть. Если не хватит ума понять намек — он не виноват. Соваться в воду Чонгук не намерен. Легкий смех прекращается, лягушки, квакув в последний раз, разбегаются от яркого света, рыбы, распуганные им же, уплывают далеко на дно. Ахнув тихо, русалка огибает яркое пятно солнца в реке, осторожно запускает перепончатую руку в воду и отплывает быстро, вскрикнув от боли. Сеть… Подняв голову на небо, где ярким диском светило солнце, девушка зажмурилась от этой ослепительной яркости, сразу ныряя под воду подальше от губительной ловушки. Только хвост её блеснул в лучах. — Пожалуйста, — отводя сноп света от опасного участка, альфа тихо усмехается. Забавные все же существа… И как Тэхёну пришло в голову создать нечто подобное? Чонгук хотел бы рассмотреть их поближе, но к реке подходить для него просто опасно. Это не его стихия, это его слабость. — Надеюсь, я не пожалею об этом, — добавляет себе под нос бог, перекатывая свой диск на другую сторону. Все это время, пока царствовал альфа, Тэ прятался в одной из пещер в скале, залечивая нанесенные солнцем раны, приводя мысли и чувства в порядок. Если бы омега сказал, что не думал о Чонгуке, то соврал бы. Он думал, еще как думал! Только вот не о его красоте, веселости, яркости и светлости, а о его хамстве, ребячестве, глупости. Как можно быть таким инфантильным? Как можно думать, что тебе все рады? Это же сущие глупости! — Ты бы, я уверен, тоже не был бы счастлив, повстречав этого дурака, — усмехается Тэхён, поглаживая по густой, красивой, будто переливающейся шерсти хищника, отдаленно напоминающего барса. — Видел бы ты его дурацкую улыбку… Большой кот смотрит на хозяина умными глазами, медленно моргая. Разумеется, он бы не был рад Солнцу! Он ведь чужак! Как можно радоваться чужакам… — Ещё и улыбка у него глупая, — помолчав, добавляет омега, фыркая тихо. Фыркает и его питомец, устраиваясь удобно на коленях хозяина, обнимая его ноги хвостом, длинным и гибким. Тихое урчание, издаваемое большим зверем, заставляет пол пещеры дрожать. Несколько небольших камушков упало с потолка прямо на голову Тэ, но омега просто стряхнул их рукой, продолжая честь после котика за ушком. — Мой хороший… Только ты меня понимаешь, наверное, — наклонившись, парень целует хищника в лоб, большой и теплый, даже горячий. Кот моргает довольно, потягиваясь и окончательно погружаясь в сон. Рядом с хозяином так хорошо и спокойно… вот бы он никогда не уходил! Но уйти приходиться. Только к вечеру, когда золотистый закат окрашивает воду реки в розово-алый, когда появляются люди, загорается свет фонарей и вывески трактиров выглядят куда заманчивее, жизнь, кажется, возвращается. Луна и солнце никогда не встречаются на небосклоне: только когда один полностью исчезнет, появится второй. Так случилось и в этот раз. Огненный диск исчезает за горизонтом, управляемый Чонгуком, а бледный, прохладный блин луны только появляется по велению руки Тэхёна, такой же бледной и прохладной, как и светило. Омега осматривает землю, вдыхая полной грудью воздух, который минута за минутой охлаждается. Дышать в жару, когда солнце еще занимает небо, просто невозможно! Удивительно, как вода в реке остается приятно-прохладной… Луна спускается на землю, ступая босыми ногами по еще теплой почве. В городе постепенно становится все более шумно, весело и ярко, только вот омеге до всего этого нет никакого дела. Он прекрасно знает, что всё то, что скрывают люди днем, ночью вылазит наружу, выплескивается буквально, как вода из переполненной бочки. Поначалу, когда Тэхён был еще наивным мальчиком и верил в то, что его полюбят, он, как и Чонгук, ходил по городу, заглядывал в трактиры, слушал беседы людей, но единственное, что долетало до его ушей — ненависть к луне, неприязнь к ночи и её прохладе. Более не желая расстраиваться, омега идет по своему обычному пути; огибая шумный островок, он проходит в лес и только там расслабляется, всегда имея возможность спрятаться в тени деревьев или за их мощными стволами. Тэ хватает пары минут, чтобы насытиться ароматом ночных цветов, таких прекрасных. В них бог вложил действительно много сил, договорившись даже с папой-Водой о том, чтобы подземные ручьи питали нежные создания. Проходя мимо большого пышного куста желто-фиолетовых ангелов, Тэхён вдруг останавливается, присаживается перед ним на корточки. — Вот же варвары… — грустно вздыхая, омега проводит пальцем по стеблю, цветок на котором был оторван чьей-то жестокой рукой. И кому в голову пришло нарушать целостность этой красоты? Только какому-то идиоту, сомнений в этом нет. Как ни старался омега, заставить растение цвести он не смог. Цветы стали ярче под его руками, запахли сильнее, но это все, на что хватило сил. И почему Тэхён не стал тем богом, который дарует жизнь растениям, зверям и людям? Почему эта участь досталась Чимину? Придется теперь идти к нему на поклон и просить, чтобы помог кусту восстановиться. Но для этого Чимина нужно еще найти…***
— Это все Солнце! Он сорвал же… — обвинительным тоном заявляет ребенок, хмурясь. — Уверен, он просто хотел рассмотреть цветок поближе, потому и сорвал. Зла он точно не желал, — защищает бога отец-альфа, укрывая ребенка одеялом, подтыкая его по бокам. — От солнца одни беды…—грустно вздыхает мальчик, смотря на отца своими большими глазами, такими же, как у родителя. — Но зато ведь он русалку спас… — осторожно замечает омега, беря мужа за руку ласково. — А кому-то скоро пора спать, не так ли? — Ну пожалуйста! Еще чуть-чуть! — ребенок жалобно смотрит на родителей, строя глазки сразу обоим. Взрослые переглядываются, и омега коротко вздыхает, улыбнувшись мягко. — Хорошо, хорошо. Но чуть-чуть. Тебе завтра в садик, помнишь? — Помню… — покорно кивает малыш, закрывая глаза, готовясь слушать дальше.***
Все еще храня в сердце грусть из-за цветка, Тэхён спускается к любимой реке, прохлада и тихий шелест которой стараются сразу успокоить, окутать любимца заботой и умиротворением. Прислушиваясь к интуиции, омега ступает по берегу бесшумно, молясь папе, чтобы никто сегодня ему не помешал. В краткие минуты спокойствия Тэ становился сам собой: из его души исчезали злоба и недовольство, он не завидовал славе Солнца, не стремился к такому же почёту. Ему всего лишь нужно было, чтобы его не ненавидели, чтобы не пугали им детей, которым, между прочим, именно он дарил сладкие сны. — Понапридумывали всяких монстров… сами теперь ходят, боятся, — шепчет себе под нос омега, вдыхая глубоко речной запах. Прохлада воды пробирается через нос к легким, проникает в кровь и разбавляет жар тела, отрезвляет. Кажется, у людей сегодня какой-то праздник, потому что шум их песен и смеха долетает аж сюда. Тэхён недовольно оборачивается, но тут же смягчается, ведь, если все заняты праздником, значит, никто не придет! Не это ли сказка? Легкая рубашка лавандового цвета падает на землю, попадая рукавами в воду, намокая, становясь темно-фиолетовой. Тэхёну, однако, все равно. Не проходит и нескольких минут, как он уже расслабленно ныряет под воду, позволяя её прохладе покрыть все тело мурашками. Настоящая свобода, ликование поселяются в сердце, и оно стучит быстро-быстро. — Вы пришли! Пришли! — эхо тут же проносится над водой, а яркие чешуйчатые хвосты мелькают там и тут. — Вы сегодня быстро, — усмехается омега, забирая пальцами пряди темных волос назад, приветливо улыбаясь русалкам. — Есть ли у вас для меня новости? Русалки хитро и кокетливо переглядываются между собой. Ох, какая у них новость! Их так и распирает! Тэхён видит прекрасно, что его прекрасные создания что-то утаивают, склоняет голову слегка набок и хмурится. — Неужели у вас от меня появились какие-то тайны? — нарочито обиженно спрашивает омега, и тут же русалки кружат вокруг него, хихикая. — Бог Солнца спас нас! — Спас! Показал, где люди поставили новую сеть! — Сеть, сеть! Спас… Тэ теперь хмурится по-настоящему. С чего бы Чонгуку помогать созданиям луны? Кажется, никогда до этого он не отличался благородством в этом отношении. — А как спас?.. — омега в жизни не поверит, что Гук спустился и залез в воду, вытаскивая запутавшуюся жертву из плена сетки. — Лучами показал! — Показал, показал! — вперед выплывает та, которую и уберег Солнце от гибели. — Стало так ярко… опустила руку в воду — там больно… Тэхён сразу берет протянутую руку, осматривая перепонки и кожу вокруг них. Никакой серьезной раны нет, поэтому омега даже едва заметно выдыхает. — А где сетка? — спустя минуту задумчивого молчания все же задает волнующий вопрос бог. Русалки показывают гибельное место, близко не подплывая. Тэ, как богу, сетки не страшны. Только неприятно, что люди никак не успокоятся… Ныряя рядом, омега натыкается почти сразу на мелкую, очень опасную ловушку. Из такой точно не выплыть самостоятельно, особенно в панике и боли, которую щедро дарит леска. Неужели Чонгук видел, как рыбаки устанавливают этот ужас? Неужели потом решил и правда уберечь русалок от гибели? Странно… — Спас… — повторяет русалка с серебристым хвостом, улыбаясь широким, но красивым ртом. — Он сидел там… — девушка показывает глазами на небо, где сейчас сияла безопасная луна. — Сидел, значит, там… — Тэ кивает, поглаживая русалку по пострадавшей руке. — Интересные новости… Омега вскоре выходит из воды, задумчиво садясь на знакомое бревно, устремляя взгляд в глубину реки. Почему он спас? Он ведь не должен был, это ведь не его обязанность. Нежели Чонгук способен на сострадание и любовь не только по отношению к себе великому? Хотя русалок в реке и было много, но каждая из них была очень дорога Луне, к каждой он прикипел сердцем, за каждую готов был разорвать любого. Нужно хотя бы отблагодарить Чонгука за спасение, только вот как это сделать? Об этом предстоит еще хорошенько подумать…***
Омега останавливается, когда замечает, что малыш сладко спит, расслабленно отпуская обезьянку. — Такое чудо, правда? — тихо спрашивает альфа, встает с кроватки и обнимает мужа со спины, целуя его в затылок и вдыхая родной запах. — Да… — кивает омега, не в силах сдержать улыбки. Вскоре оба тихо-тихо выходят из комнаты, погасив свет. Луна, заглянув в комнату через окошко, скользнула по лицу ребенка, словно изучая. Малыш чуть поморщился, отвернулся к стене и обнял одеяло, засыпая еще крепче, чем до этого.