Мельница

июль, 2021 год, Мельничиха

      Заброшенная и приспособленная золотодобытчиками для житья деревня Кедровка произвела на Наташу гнетущее впечатление. Ей доводилось останавливаться в вымирающих сёлах, видеть слепые окна добротных, но покинутых домов, заросшие бурьяном огороды и обшарпанные стены единственных кирпичных зданий с магазином и почтой в одном месте. Но никогда ещё вид разбросанных на берегу реки Мельничихи домов не отдавал в душе глухой тоской. Наташа ведь даже не знала, в каком из этих домов жила баба Даша. И цел ли он вообще. Многие избы сгнили, оставив после себя только дыры подполов и остатки срубов. Некоторые дома ещё были целы, те, в которых жили работяги «Яхонтартели» даже выглядели ухоженными, но Наташу не покидало чувство опустошённости и стыда. Будто она не уберегла это место. Отдала на растерзание всем, кому не лень. Даже указатель на размытом повороте к деревне почти сломался, остались только слова «…дровка». А на картах «Б/н. » ― без населения.       Золотодобытчики расположились в трёх самых целых домах, а возле одного даже отремонтировали баню. Но Наташу, пока она шла по укатанной «УАЗиками» тропинке в один из домов, не покидало ощущение, будто здесь что-то не в порядке.       «Как может быть в порядке пустая мёртвая деревня? ― подумала она, хлебая наваристый борщ. Яхонтовцы имели в штате даже рукастую добросердечную повариху. ― Сейчас Кедровка не пустая, в ней работяги, но…» Она не могла описать словами, но чувствовала всей кожей, что в тишине тайги Кряжа на коренном берегу Мельничихи они не одни.       ― Оставайтесь, товарищи, с нами, ― приветливо произнёс Матвей, налегая на салат с огромным количеством репчатого лука и запивая всё компотом из сухофруктов. Водитель «Шерпа» оказался вдобавок начальником бригады. ― Тут есть ещё парочка добротных домов, а на исследования мы будем вас возить. Если надо, у нас и лодки есть, так что вдруг сплавиться куда-то, то и это можно.       ― Спасибо за беспокойство, но у нас огромное количество точек исследования, вы нас не навозитесь. Мы разделяемся на группы или поодиночке наматываем в день по двадцать-тридцать километров. Так что нам важна мобильность и автономность, ― улыбнулась Маргарита Алексеевна. От жары она расстегнула верхние пуговицы рубашки, и её большая, размера не меньше четвёртого, грудь выглядывала из-за ворота. Наташа чувствовала, что Громова сделала это неспециально, но эффект произвела, и Матвей закивал, соглашаясь с ней. А может, дело в её голосе? Но как-никак, а Маргарита Алексеевна выполнила наказ Каргиной.       ― На нет и суда нет, ― добродушно, но всё же с заметным сожалением развёл руками Матвей. ― Кому из вас выдать карту? Мы её дополнили, здесь исследования с восьмидесятых не проводили. А то будете искать берега у некоторых речек, а их лет сорок в помине нет.       ― Илье Каримовичу, ― отозвалась Маргарита Алексеевна, а Наташа не сразу сообразила, что речь идёт об Айвазове, который молча ел на скрипучей веранде, только посматривал на соседние брошенные дома. И сразу возникало неприятное ощущение, словно он что-то там видит.       Айвазов кивнул и забрал у Матвея карты. Адам не показывался. После поездки на жаре ему поплохело, и он быстро ретировался проветривать «УАЗик». Наташа беспокоилась за него, ей казалось, что Адам о чём-то недоговаривает. С чего бы он так сорвался пить? Да и в глаза уж больно часто закапывал.       «Поставим лагерь ― спрошу».       Они попрощались с яхонтовцами и направились к «буханке». Наташе на миг показалось, что работягам, отдыхавшим после смены, очень не хотелось, чтобы они уезжали. Они провожали естественников любопытствующими, изучающими, но какими-то печальными взглядами. Словно Наташа, Айвазов и Громова могли защитить их. Но от чего?       Они выбрали для лагеря изгиб Мельничихи, уходившей многочисленными притоками в чащу тайги. Рядом пролегала старая дорога: в начале прошлого века здесь тоже активно добывали золото и ездили лесовозы. Со временем движение заглохло, и теперь колея только угадывалась. Но на карте была отмечена. Когда-то на месте стоянки велись разработки, под тонким слоем дёрна земля состояла из мешанины камней и глины, поэтому забивать колья палатки стало той ещё задачей. Но уходить дальше и искать новое место не хотелось. Ручьи, впадавшие в Мельничиху, в двух шагах, деревья близко не подходят, трава невысокая, значит, клещей точно не нацепляют. Наташа опасалась энцефалита, несмотря на прививку, а Айвазов, видимо, не боялся ничего, даже комаров, потому что стащил рубашку с майкой и принялся помогать Маргарите Алексеевне. Интересно, что значат его татуировки? Наташа вглядывалась в чернеющие насечки на загорелой спине и плечах. Казалось, что она где-то видела похожие знаки. Но где?..       Поужинали в тишине и разбрелись по палаткам после жаркой тряской поездки. Айвазов чем-то упорно шуршал у себя в «домике»: то ли накидывался на сон грядущий, то ли передёргивал. Из палатки Громовой доносился слабый свист: Маргарита Алексеевна вырубилась, как только забралась в спальник.       Наташа лежала у себя, смотрела в брезентовый потолок и ждала, когда берег совсем утонет во тьме. Ветер тихонько шелестел кронами деревьев, комары противно пищали, собравшись на сетке, парочка особо назойливых проникла в палатку. Минуты тянулись бесконечно долго, и в какую-то секунду Наташа устала ждать и рывком открыла вход. Пусть думают, что хотят. Она пойдёт к Адаму.       ― Я думал, что ты уснула, Наташенька, ― произнёс Адам, поворачиваясь к ней, когда она забралась в салон «УАЗика». Комплектация «экспедиция» позволяла разложить сиденья от внедорожника и постелить сверху надувной матрас.       ― Не смогла спать. Но устала, ― покачала головой Наташа, подвигаясь ближе и вдыхая запах вишнёвых сигарет «Captain Black». ― Хотела к тебе. ― Она нечасто высказывалась вот так открыто. Последний раз, наверное, в тот вечер, полный предпраздничной снежной суеты, когда они с Адамом перешли на новый уровень отношений.       ― Наташенька. ― Адам затушил сигарету и выбросил окурок в приоткрытое окошко, в которое тут же пролетели комары. ― Иди сюда. ― Он раскинул руки и привлёк к себе Наташу. Прижал крепко-крепко, зарываясь носом в распущенные светло-русые волосы, целуя макушку.       Наташа обнимала его в ответ, проводила ладонями по спине и хотела, чтобы у них всегда было так: просто и понятно. Отстранилась и прильнула к губам Адама поцелуем, пробуя на вкус аромат вишни.       Он целовал её, касался языком её языка, отчего Наташа млела, ощущая, как сердце стучит быстро-быстро. Она не успела понять, но уже оказалась сверху, расстёгивая рубашку Адама и позволяя ему стянуть с себя кофту и майку. Комары ринулись на её голую спину, но Наташе было всё равно.       Она быстро освободила Адама от камуфляжных штанов и трусов, провела сомкнутой ладонью по его отвердевшему члену. Поймала поцелуями сдавленный стон и выдохнула короткое «Ох!» Адаму в губы, когда его пальцы коснулись её внизу.       В «УАЗике» было низко и не очень удобно, поэтому им пришлось перевернуться, и Наташа с наслаждением слушала поскрипывание старой «буханки». Адам двигался размеренно, то останавливаясь и почти выходя, то резко подаваясь вперёд. В такие моменты всё внизу у неё сладко сжималось, а сердце ёкало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.       ― Хорошая моя, радость моя, ― шептал Адам, прижимаясь к Наташе всем телом, утыкаясь лбом в её спутанные волосы. ― Немножечко ещё!.. Сейчас…       Он резко подался вперёд, на выдохе, и замер, а Наташа почувствовала короткие мягкие толчки внутри: всё. Дыхание сбилось, ноги подрагивали. Не хотелось отпускать Адама, но пришлось подать ему припрятанную упаковку влажных салфеток.       Приведя себя в порядок, Адам лёг рядом с Наташей и набросил на них расстёгнутый и превращённый в одеяло спальник. Наташа слушала гулкие удары сердца Адама, пока он, повернувшись на спину, курил, выпуская дым в полуоткрытое окошко.       ― Адам, что случилось, что не так? ― прошептала она, теснее прижимаясь к нему и закидывая ногу на его бедро. Адам повернулся к Наташе и обнял, положив голову ей на грудь.       ― Не в тебе дело, Наташенька, если ты об этом. ― В наступившей темноте не было видно его лица. Наташе приходилось смотреть на чёрные, почти уже невидимые ели, и перебирать влажные волосы Адама. А он неожиданно добавил: ― Я не хочу потерять тебя.       ― Но делаешь всё, чтобы это произошло, ― невесело усмехнулась она. ― Мы как приехали в Карасукск, так тебя как подменили. А на биостанции ты стал совсем дурным.       ― Наташ, скажи честно: что ты вообще хочешь от наших отношений? ― Адам неожиданно поднял голову и посмотрел Наташе прямо в глаза.       На миг ей стало страшно, уж очень обречённым он выглядел, некстати напомнив строчку из песни: «Он свою наречённую ждёт. Обречённую ждёт». Вот только кто из них был наречённым-обречённым?       ― Я… я… ― Наташа не то чтобы растерялась, просто не была готова сказать это здесь и сейчас. Не думала об этом с самой зимы. Наверное. Боялась спугнуть. Будущее? ― Я хочу быть с тобой. Хочу семью. Настоящую. Всегда хотела. ― Она не врала. Впервые, кажется, говорила правду сполна даже самой себе.       ― А… Какой же я идиот, ― пробормотал Адам, отводя взгляд. ― Последние мозги работать перестали.       ― Ты хотел просто отношения без обязательств? ― Наташа напряглась. ― А кто говорил, что Егор и Валька ― редкостные скоты, раз не поняли, какая Наташенька Нехлюдова им досталась?       ― Я просто не понимаю: зачем тебе старый слепой нищий алкоголик? ― Адам с печалью посмотрел на неё. Потянулся за сигаретами, но махнул рукой: видимо, передумал.       ― А у меня спросить не пробовал? Или вы заражаетесь неумением решать проблемы разговорами через рот на факультете? Там и десять лет назад тоже все с прибабахом были? ― Наташе было не то чтобы обидно, но… Чёрт возьми, ей же пиздец, как обидно!       ― Не кафедра виновата, ― мотнул головой Адам. ― Я не знал, как сказать тебе… У меня и в мыслях не было тебя бросить. Нет. Я просто…       ― Что у тебя с глазами? ― Наташа приподнялась на локтях. ― Что?       ― Открытая глаукома третьей степени, ― не глядя на неё, отозвался Адам. ― И проблемы с сетчаткой. Всё вместе. Хуёво всё, в общем.       ― А медикаменты, операция… ― Наташа в растерянности смотрела на него, в груди разливался холод. Словно сердце давным-давно чуяло беду. ― Я думала, что глаукома бывает только у пожилых людей и неоперабельна…       ― Ну так мне полтинник, ― горько усмехнулся Адам. ― И образ жизни я веду не самый здоровый.       ― Так почему бы не перестать бухать?..       ― Поздно. Медикаментозно можно только отсрочить потерю зрения, а с операцией ― та же херня. ― Адам повернулся на другой бок и всё же закурил. ― Поэтому я и не хотел обременять тебя, ведь с большой вероятностью могу ослепнуть.       ― А это уж мне решать. ― Наташа лихорадочно соображала. ― У моей однокурсницы мачеха ― главврач крутой частной клиники, как приедем, я с ней поговорю…       ― Наташенька, пожалуйста, не суетись. ― Адам провёл ладонью по её щеке и коснулся поцелуем лба, обдав вишнёвым дымом. ― Просто побудем вместе. Сейчас. Немного. Всегда, ― последнее слово он почти прошептал, но Наташа услышала, уловила если не слухом, то сердцем.       Замолчав, она легла на матрас и натянула спальник до подбородка. В голове бились сотни мыслей. Адам болен, Алёнка где-то в Балясне против, всё непонятно, а Кряж словно бы звал Наташу, пробиваясь через бурю сомнений в душе.       И ещё что-то, на самой грани, почти у самого сна, того, в котором были мельница, туман и лес, шептало, звало. А в какой-то миг Наташе показалось, что она видит, как на ступеньках ветряной мельницы стоит Евдокия Нехлюдова и говорит какому-то человеку: «Слышишь, в небо меня забери!». Или это сказал Наташе Адам?       Не чувствуя уже почти ничего, Наташа провалилась в сон. Кажется, на этот раз реальный: новогоднюю ночь, когда у них с Адамом всё началось.