Будни демиургов, или Что нам стоит мир построить!

Итак, у нас есть моря и горы, в долинах зеленеют (или пунцовеют, это уж как получится) леса и луга… Пора запускать туда живность. Фантастических тварей условно можно разделить на две группы — созданных на основе реальных земных животных и оригинальных (не будем сейчас рассуждать о том, что всякая фантазия на чем-то основана, главное — что автор _хочет_ создать вполне оригинальное существо). С первыми все просто — берём обычных животных и увеличиваем их, уменьшаем, наделяем неожиданными свойствами, скрещиваем с другими… Так рождаются муравьи размером с собаку, крысы с телепатическими способностями, плотоядные лошади и летающие кошки. Что же, такой прием вполне имеет право на существование — в определенных сеттингах, и прежде всего на Земле. Во всевозможных «затерянных мирах», будь то горные плато или неведомые оазисы. В радиоактивных зонах. В лабораториях безумных учёных. В постапокалиптическом мире, когда усилиями безумных учёных полмира станет радиоактивной зоной. А также на всевозможных альтернативных, параллельных и перпендикулярных Землях. А на другой планете так нельзя? Вообще-то можно. Но в рамках НФ потребуется обоснование. Обосновать такое явное сходство с земной фауной можно двумя способами: либо в этом мире доказана теория панспермии (о том, что жизнь на все планеты занесена метеоритами, кометами или космической пылью из одного неведомого источника), либо эта планета когда-то была колонизирована землянами (или Земля была колонизирована жителями этой планеты, или обе планеты были колонизированы какой-то третьей стороной). Придумывать животных на основе реальных во многом проще, чем с нуля. Но есть кое-какие моменты, которые надо учитывать. Нельзя просто взять и увеличить, скажем, мышь до размеров слона. Надо помнить, что при увеличении линейных размеров (высоты) в два раза сила мышц увеличивается в четыре раза (поскольку зависит от площади сечения мышцы), а вес — в восемь раз (два в кубе). Соответственно чем крупнее животное, тем более «коренастым» оно должно быть, тем больше мышц надо наращивать на скелете… А потом придется дополнительно усиливать и сам скелет, чтобы было к чему крепить мышцы и чтобы удерживать эту тушу. То есть у гигантомании есть пределы. У насекомых есть свои причины не вырастать слишком крупными. Нельзя сделать ни кузнечика размером с лошадь, ни даже муравья размером с собаку. Дело в том, что у насекомых нет лёгких, газообмен происходит через трахеи, разветвленная сеть которых проходит по всему телу. А самое главное — у них нет дыхательной мускулатуры, воздух в трахеях вентилируется пассивно, подобно тому, как проветривается комната через открытую форточку. Как для большого зала, полного людей, мало форточки, а нужна принудительная вентиляция, так и для более-менее крупного тела такая дыхательная система будет неэффективна. Гигантские насекомые жили на Земле 300 миллионов лет назад, когда содержание кислорода в воздухе было в полтора раза выше современного, но и они были огромными только по сравнению с насекомыми современными. Самым крупным когда-либо существовавшим насекомым считается стрекоза меганевра, но крылья длиной 30 см — явно не то, чем можно поразить воображение любителей фантастики. У земноводных свои проблемы. Огромная пасть лягушке нужна не только для того, чтобы комаров ловить. У земноводных нет диафрагмы, и роль дыхательной мускулатуры играют мышцы дна рта — то есть, можно сказать, они глотают воздух. А для этого неизбежно требуется здоровенная полость рта и прилично развитые мышцы. При этом места для мозга просто не остаётся. Так что ждать от земноводных более-менее развитого интеллекта никак не приходится. А вот пресмыкающиеся дают достаточно простора для экспериментов. Можно увеличивать или уменьшать их в размерах, делать теплокровными, живородящими, покрывать перьями, наделять разумом. Разве что не забывайте, что хладнокровные существа при температуре, близкой к нулю, впадают в спячку, а теплокровным нужно больше пищи. Теперь насчёт радиоактивных мутантов — надо помнить, что в первом-втором поколении после ядерного взрыва никак не могут рождаться ни крылатые крысы, ни собаки-телепаты, ни дети с третьим глазом на затылке. Мутации так не работают. Ожидать подобного — все равно, что посадить одну обезьяну за одну пишущую машинку и надеяться, что она с первой попытки напечатает «Войну и мир». Ну, хотя бы только первую часть. А как она работает? Да примерно так же, как с обезьяной за машинкой. Нужно очень много попыток, чтобы помимо нечитаемого бреда она напечатала хотя бы одну осмысленную фразу. Так и тут — большинство мутантов будут вовсе нежизнеспособны, у большинства оставшихся изменения будут незначительными и, как правило, не идущими на пользу (недостающие или лишние пальцы, нарушение пигментации и т.д.). И только у одного ребенка из тысяч на затылке будет… нет, не глаз, а десяток светочувствительных клеток. Возможно, этот зачаток глаза, едва способный отличать свет от тьмы, даст человеку преимущества в вопросах выживания (поможет раньше заметить приближение саблезубого тигра, например). Тогда этот человек оставит больше потомков, и через сотню-другую поколений, возможно, сформируется племя людей с очень примитивным, недоразвитым глазом на затылке. А возможно, человечество не настолько деградирует, чтобы умение угадывать затылком приближение какой-то тени оказалось значимым для выживания. И тогда в лучшем случае спустя поколения изредка будут рождаться дети со светочувствительным участком на затылке. То же относится и к любому значимому изменению путем мутаций: полезным оно должно быть с самого начала, в самом незначительном своем проявлении, а для того, чтобы сформировалась более-менее сложная и совершенная структура (глаз, рука, крыло, орган для телепатии), нужна смена многих поколений. Другое дело — лаборатория безумного ученого. Вот из нее могут сразу же выходить и люди с крыльями, и собаки с жабрами, да хоть крокодилы с пушистым мехом. Только не забывайте, что воздействовать на геном можно только на уровне яйцеклетки. Если в качестве подопытных используются уже рождённые существа, то изменения не будут передаваться по наследству. Теперь про затерянные миры — острова в океане, недоступные горные плато, долины, окружённые непроходимым скалами или болотами… Какую живность можно ожидать там увидеть? Это зависит от нескольких факторов: размеров «затерянного мира», того, насколько давно он затерялся, от того, насколько стабильны там условия и насколько они отличаются от условий во внешнем мире… Ну и от случайностей, от того, какие именно животные изначально попали в этот самый мир. Классическим примером случайности считаются бесхвостые кошки с острова Мэн. Бесхвостые котята время от времени рождаются у кошек всех пород, но поскольку никакого преимущества это не даёт, то без активного участия человека этот признак не закрепляется. Но на остров Мэн было завезено всего несколько кошек, и из них одна была бесхвостая — в итоге сейчас бесхвостые кошки считаются символом этого острова. Вообще принято считать, что «затерянные миры» — это своего рода заповедники прошлого, что фауна (и флора тоже) сохраняется там в том виде, как было при отделении от «большого мира». Это верно и неверно. Чтобы реликтовые животные сохранились без изменений, чтобы они не вымерли и не эволюционировали, надо, чтобы на острове не оказалось тех факторов, которые помешали им выжить в остальном мире. Больше того, условия там вообще должны быть практически неизменными в течение тысяч и миллионов лет. Вот в этом случае есть весьма высокая вероятность увидеть почти первобытный лес с почти первобытными животными. Если же жизнь в затерянном мире оказалась не настолько стабильной, если туда, скажем, дошло Великое оледенение, или там случилось извержение вулкана с выбросом ядовитых газов, или спустя века мирного существования он был повторно заселён уже новыми видами животных — тогда вместе со своим миром будут меняться и его обитатели. Но в этом случае эволюция может пойти не совсем в ту сторону (или совсем не в ту), что в большом мире. И обитатели такого мира будут от века к веку все сильне отличаться от своих предков — а заодно и от своих родственников во внешнем мире. И чтобы уже закончить разговор про острова разного рода, надо помнить о двух закономерностях. Во-первых, флора и фауна острова всегда отличается меньшим разнообразием по сравнению с материковой, то есть на том же по площади участке материка (в тех же климатических и географических условиях) будет встречаться гораздо больше видов растений и животных, чем на острове, и чем меньше размер острова, тем сильнее выражено это явление. Во-вторых, животные на островах мельче по размеру, чем на материке, и опять же это коррелирует с размером острова. Больше того, наиболее крупные виды континентальной фауны на островах не встречаются вообще. Теперь ещё пару слов про всякого рода чудовищ типа Несси и Кинг-Конга. В рамках НФ они не то чтобы вообще невозможны, но… не на острове. И не в озере. Конечно, озеро Лох-Несс достаточно велико, чтобы прокормить одного плезиозавра, а на зелёном тропическом острове хватит корма одной супер-обезьяне. Вот только никакое животное не может существовать в единственном экземпляре. Вернее, может, но очень недолго. И даже десяток животных тоже не может. Чтобы популяция существовала стабильно, чтобы ей были не страшны вспышки заболеваний и вырождение из-за близкородственного скрещивания — численность животных должна составлять десятки, а то и сотни особей. А такому количеству гигантов трудно прокормиться в ограниченном пространстве и ещё труднее практически не попадаться людям на глаза, а также в сети. Так что если уж хочется создать нечто огромное, то ему условия надо подобрать соответствующие. В Мировом океане, пожалуй, найдется место и для плезиозавров, и для гигантского Кракена. А наземные великаны могут укрыться в материковых лесах — скажем, в джунглях Амазонии. С животными почти земными мы закончили, теперь перейдем к животным совсем вымышленным. Тут, с одной стороны, задача перед автором стоит довольно сложная — придумать нечто оригинальное, а не слепить химеру из знакомых животных. А с другой стороны, это проще — автор не связан нашей реальной анатомией и биохимией, он может придумывать хоть слонов на паучьих ногах — кто сказал, что на другой планете прочность костей должна быть такой же, как на Земле? Единственное, о чем тут надо помнить — это здравый смысл. Естественный отбор будет работать на любой другой планете так же, как и на Земле, и так же будет отбрасывать все лишнее, ненужное, не способствующее выживанию и продолжению рода, так же будет «подстраивать» организм к условиям, в которых он обитает. А значит, на любой планете рога и клыки на одном и том же черепе будут встречаться так же редко, как и на Земле, летающие существа будут отличаться быстрым обменом веществ, а плавающие — обтекаемыми формами, и так же для хищников будет характерно бинокулярное зрение, позволяющее оценить расстояние до добычи, а для травоядных — глаза по бокам головы, позволяющие максимально увеличить обзор… Кстати, это не означает, что глаз должно быть именно два. Хищникам вполне можно, например, установить четыре глаза, главное, чтобы попарно. Да и травоядным три или четыре глаза удобнее двух, уж с ними-то точно получится круговой обзор. А может, хватит и одного? Если он будет фасеточным, как у стрекозы, и если расположить его на макушке, а может, даже на стебельке, как у рака… В общем, простор для экспериментов открывается широкий! До сих пор мы рассматривали животных, фантастических и не очень, отдельно взятыми, независимо от окружающей флоры и фауны. Однако отдельно взятыми они бывают разве что в зоопарках, в природе же все живое объединяется в сообщества — биоценозы. Грубо говоря, волки не могут жить без зайцев, зайцы — без леса, лес — без птиц, а птицы — без насекомых. И если в этой сложной запутанной системы удалить всего одно звено (или добавить лишнее), то последствия могут оказаться катастрофичными. Так, если в Африке не станет слонов, то саванны превратятся в тропические леса. А если на зеленый лесистый островок завезти коз, то через несколько лет там будут только голые камни да кое-где колючий кустарник (и такие случаи, увы, не раз бывали в действительности). Тем, кто описывает более-менее землеподобный мир, проще — они могут ориентироваться на реальные биоценозы, заменив некоторых реальных животных на вымышленных. А вот тем, чей мир на Землю вовсе не похож, придется заморочиться этим вопросом самостоятельно. Разумеется, невозможно, да и не нужно пытаться продумать всю эту систему вплоть до лишайников и почвенных бактерий. Но есть несколько закономерностей, которые надо иметь в виду. Во-первых, это такое понятие, как экологическая пирамида. Суть ее в следующем: если проследить практически любую пищевую цепочку, то мы увидим, что на каждом последующем уровне биомасса значительно, на порядок, меньше, чем на предыдущем. Непонятно? Тогда покажем это на примере. Тонна травы может послужить пищей для 100 килограммов насекомых. Этих насекомых съедят мелкие птицы общей массой 10 кг. И сами они будут съедены парой ястребов по полкило каждый. Представить это графически — и мы увидим именно пирамиду. Помните, мы говорили, что в пещерах не может быть хищных монстров, потому что там нет зелёных пастбищ? Вот оно — именно об этом. Для того, чтобы рассказать про две другие закономерности, надо сначала объяснить такое понятие, как «экологическая ниша». Если совсем упрощённо, то это — место, которое животное занимает в биоценозе, его «профессия». Экологическая ниша определяется в первую очередь тем, чем данное животное питается, и в меньшей степени другими факторами — где устраивает логово (если устраивает), как именно добывает пищу… Так вот, а теперь запомним: во-первых, все экологические ниши в стабильном, длительно существующем биоценозе заняты, и во-вторых, каждая экологическая ниша занята только одним видом. Разберем оба пункта подробнее. Свято место, как известно, пусто не бывает. Если есть зерно — значит, заведутся мыши, если есть зайцы — значит, должны существовать и волки, и, увидев стадо копытных, можно с уверенностью сказать, что неподалеку найдется стая хищников. Незанятой экологическая ниша может быть лишь недолгое время, в результате резкого уменьшения численности какого-то вида либо смены биоценоза в целом. Так, если эпидемия уничтожит большую часть птиц доминирующего вида в отдельном лесу — уже на следующий год их место займут птицы других видов. При этом не всегда новый вид, занявший освободившуюся экологическую нишу, будет родственным своему предшественнику или хотя бы похож на него. Например, экологическую нишу копытных, численность которых уменьшается из-за бесконтрольной охоты, могут занять грызуны, зайцеобразные, а то и насекомые. Теперь второй принцип. Собственно, это даже закон — закон конкурентного вытеснения. Два медведя в одном овраге не живут — два вида с полностью совпадающей экологической нишей не могут сосуществовать в одном биоценозе. Если два вида хищников охотятся на одну добычу, если два вида птиц гнездятся в одинаковых дуплах — то один вид окажется успешнее в данных конкретных условиях, и представителям второго вида не хватит корма или мест для гнездования, им придется искать себе новое место. Впрочем, не всегда дело ограничивается «мирной» конкуренцией, иногда доходит и до прямой агрессии. Волки и лисы могут уживаться в одном и том же лесу, поскольку основная кормовая база у них разная. А вот у лис и рысей «продуктовая корзина» практически одинаковая — и рыси враждуют с лисами, вплоть до того, что целенаправленно убивают конкурентов. Вооружившись этими знаниями, вы сможете продумать, насколько вероятнее встретить в лесу травоядное животное, чем хищника, прикинете, сколько тираннозавров может прокормиться в отдельно взятом подмосковном лесу, а также оцените правдоподобность гигантских крокодилов и анаконд из фильмов ужасов (которые я лично воспринимаю скорее как комедии). Ну, вроде с природой закончили. В следующей главе, наверное, попытаемся создать цивилизацию.