Равный брак

Холод. Ему было здесь всегда было холодно. Сколько он себя помнил, всегда замерзал на этом Севере. Подбивал кафтаны мехом, укутывался с ног до головы плащами и бархатом, но ничего не помогало. Северная изморозь проникала внутрь, сколько бы тканей она на себя не навешал. В этом было что-то вечное, тысячелетнее; существовавшее еще до всех Таргариенов и Ланнистеров. Наверное, потому южанам так хотелось склонить эти головы к своим коленям, чтобы быть точно уверенными — те не восстанут против них и не проткнут тысячью клинками. Северяне всегда носили с собой клинки; может оттого, что с детства привыкли выходить на охоту, а может оттого, что с каждым годом леса становились все длиннее и длиннее, и на свет выползали твари, каких свет не видывал. — Лорд Бейлиш, дальше лошади не пойдут. Опасно. Хранитель монеты обернулся и посмотрел туда, где горизонт не был виден за черной шапкой деревьев. Как хорошо ему было на Юге, так отвратительно — здесь. Он бы с удовольствием развернул всю процессию, пришпорил своего коня и ускакал обратно, туда, где нет снега и застывающего воздуха. Голову с него, конечно бы, не сняли, но и не похвалили бы. Ему было все одно, кому служить — львам ли или же рыбам — все одно обманывать и улыбаться так, словно предлагал самую сладкую засахаренную грушу. Но кто знал, что таится за глазурью? В Гавани не знал никто, а потому его принимали и ненавидели, но от двора не отказывали. И он был благодарен. Не превращал их город в груду пепла, хотя мог бы это сделать по одному щелчку. — Ничего страшного. Вытерпят. Хотя нет, это была не благодарность. Это была дальновидность. Привыкать к новым хозяевам жизни, стелиться между ними и делать вид, будто он знает ничего обо всем и обо всех. Обременительная работа — притворяться идиотом среди настоящих глупцов. Это была не лесть самому себе. Пересмешник здраво оценивал свои силы, и понимал: разум — единственный его верный друг, который будет неизменно служить ему всю жизнь. Это был тонкий механизм, отточенный годами; предупредительная машинальность. Его звали Бейлишом, но ничего от своего имени ему не осталось. Однажды он умер, а потом родился заново, и больше своего шанса он упускать не хотел. Тем более, сейчас, когда он нес ответственность не только за свою голову, а за еще одну милую леди, которая должна была стать его женой — Лорд Бейлиш, Петир… — с ним поравнялась лошадь Сансы. — Нам обязательно надо туда ехать? — Моя дорогая, вам же нужно поздравить свою кузину с замужеством, так ведь? — Да, — протянула его невеста и поежилась, когда с черного дерева на нее упал комок снега. — Но ее муж… Он меня слишком пугает. — Не беспокойтесь, любовь моя, — он накрыл ее своим плащом, и теперь лошади ехали прижавшись друг к другу боками. — Лорд Болтон в хороших руках. Ему хотелось верить в свои слова. Кассандра вышла замуж так быстро, так скоропалительно, что он даже не успел примчаться из Королевской Гавани, да ему и не хотелось. Не хотелось ехать на Север, в холод, в очередные снега. Не хотелось видеть Кассандру в дорогих нарядах, шелках и бархате и понимать, что он собственными руками толкнул эту девушку в смертельные объятия этого бастарда. Хотя, усмехнулся Пересмешник, услышала бы это Кассандра и самодовольно вздернула нос — ее брак с Болтоном был результатом ее стараний, и он, Бейлиш, никакого участия в этом не принимал. Хотя и мог остановить. — Лорд Бейлиш, от дома Лайне к нам кто-то идет. Пересмешник присмотрелся. Действительно, у ледяной горы, на которую они никак не могли взобраться, кто-то стоял и размахивал флагом. Он редко кому сочувствовал, а любил только двух женщин, и младшая из этих двоих должна была стать его женой. Бейлиш искоса взглянул на Сансу, которая презрительно щурилась на чёрный горизонт и белые снега. Волчица еще не любила Север, еще не понимала, что ее дом — только в Винтерфелле, и он искренне этого не хотел. Чтобы понять и принять эту истину, его милую пташку должен был коснуться такой ужас, от которого бы она сломалась. Такой ужас, который коснулся Кассандру. Петир был влюблен в свою Пташку, был влюблен в золото ее волос, в голубые глаза, смотревшие на него с такой лаской, с таким обожанием; словно возвращался обратно на двадцать лет вперед, когда он еще был сентиментальным мальчиком, мечтавшим о своей прекрасной даме. Потом явился Волк с Севера и чуть не убил Пересмешника, но кто знал, что и последний может заклевать до смерти. — Милорд, это слуга дома Лайне. — Господа, мой мастер приказал мне помочь вам добраться до дома. — человек в сером дублете низко поклонился и чуть не ударился головой о землю. — Позвольте взять вашу лошадь, милорд? — Кто твой мастер? — лошадь Бейлиша едва стояла на месте от усталости и то и дело била копытом. — Лорд Лайне, ваша милость. — А разве не Болтон? — усмехнулся Пересмешник; слуга — Это новость для всей Гавани — леди Кассандра держит своего мужа в крепкой узде. Ладно, веди лошадь леди Старк, свою я и сам дотащу. Только аккуратней. Слуга вел их медленно, но верно, обходя каждую ледяную кочку, переступая через высокие выступы. Лайне были бедны как амбарные мыши, это знали все. Глава семейства чуть не покончил с собой, когда узнал, что последний золотой исчез из их казны, — об этом тоже знали все, но мало кто жалел бедную семью. Пересмешник не был исключением. Он не любил несчастных, которые не смогли выплыть из тягучего потока, не смогли справиться со своей жизнью; эти люди были недостойны внимания, их удел был скромный — лежать и ждать, когда солнце выйдет и на их узкий клочок земли. Таким был Ридлин и Хелена, таким был Дитер, но не Кассандра. Петир поднял повыше воротник и хмуро улыбнулся. Девчонка Лайне была теперь леди Болтон, и, нужно было признать, он не мог не восхищаться ее упертостью и бесстрашием. Все знали, каким был Русе, но даже его поступки не шли в сравнение с уродством его выродка. Но Кассандре было все равно: и на то, в какую семью она входила, и на то, каким человеком должен бы быть ее муж. Она хотела богатства, и ничто не имело для нее значения, кроме этого. Она была ему симпатична, даже слишком. — Приехали, млорд. Пересмешник невольно моргнул и потуже затянул пояс на плаще. Может это зрение играло с ним плохое шутку, или же суровые снега зимы замели все вокруг, но фамильный дом Лайне больше не выглядел обветшалым рубищем; он глядел на гостей прямо и с вызовом. Гнилые доски больше не валялись по всему двору, земля на затягивала кожаные сапоги, а, как и полагается, была ровной и ледяной. Обтесанные камни гордо высились над обледенелой травой, и где-то наверху трепетал флаг с эмблемой дома Лайне — белый песец с острой мордой был повернут в профиль, и на белой шерсти выделялись черные, как уголь, глаза. Да, улыбнулся Бейлиш, это животное как нельзя лучше подходило Кассандре — хитрой, умной и слишком аристократичной. Он спрыгнул с коня, помог спуститься Сансе и отдал поводья слуге. Тот благодушно поклонился и побежал в конюшню. Петир оглянулся — везде была наступающая темнота, все было либо черным, либо белым, и это вгоняло его в хандру. С тоской он вспомнил теплый вечер в Королевской Гавани, когда ночь постепенно наступала на город ароматными сумерками, вдали раздавался шум кораблей, а все улицы были заполнены смехом, воскликами. Приятно было сидеть в своем кабинете и думать о том, что когда-нибудь это все станет его. Он уже получил добрую половину, а за остальной дело не стало. Санса все время оглядывалась, и, присмотревшись, он заметил, что ее била мелкая дрожь. Бедная волчица представляла себя на месте кузины и не могла отделать от того ужаса, который преследовал бы ее до конца, если ее избранником стал Рамси. Наконец, не выдержав, она прильнула к нему и спрятала лицо в меховом воротнике. — Как Кассандра могла выйти замуж за такого человека? Если честно, Пересмешник и сам первое время не мог понять мотивов Лайне. Настолько они были непонятны, что в первый вечер, когда он услышал об свершившейся свадьбе, чернильница слетела со стола так быстро, что затянула за собой расходную книгу мастера над монетой. Он не думал, что эта упрямая девчонка действительно выйдет замуж за этого ублюдка. Поначалу он полагал, что та его дразнит, играет, но когда приглашение все-таки пришло, то осталось лежать разорванным в ящике стола, а черному ворону пришлось вернуться ни с чем. — Ваша кузина очень сильная девушка. Пересмешник отряхнул воротник от насевшего снега и расслышал в глубине замка звонкий хохот и приглушенные звуки лютни. Давно так не радовались приезду мастера над монетой и его невесте. Они прибыли на третий день праздника — тогда, когда обычно все празднества завершались, но, видимо, в их случае все только продолжалось. Он уже хотел спросить, где же сами хозяева, как во дворе появились Ридлин, Русе и Хелена. Сладкая улыбка машинально появилась у него на губах, и он склонился над серым мехом когда-то самой красивой женщины Севера. Хелена мало что смогла унаследовать от своего брата Старка — неотесанного, грубого, — она была изящна, стройна, но в глазах застыло то же самое выражение ослиной упертости. — Лорд Бейлиш, — одернул на себе кафтан Ридлин. — Рад вас видеть. — Это сюрприз. — усмехнулся Бейлиш и на всякий случай проверил, где у него нож. Эти Старки всегда были слишком вспыльчивыми и оставались Старками до последней воды на киселе. — Но несомненно приятный. — Почему же? — отозвался Русе. — Мало кто рад просителю податей. — Сегодня вы не на службе, а наш гость. — холодная улыбка застыла на лице Болтона. — К тому же, с вашей очаровательной невестой. Леди Санса. Санса постаралась улыбнуться, и Петир почувствовал, как она судорожно сжала его руку. — Идите поприветствуйте вашу тетушку. — шепнул он ей, и та кивнула. — Тетя Хелена… — послышался ее певучий голос. — Моя дорогая! — Я буду рад передать Его Величеству, что вы счастливы служить Его короне. — поклонился Бейлиш. Лукавая усмешка спряталась в уголках глаз, и от него не укрылось то, какими взглядами обменялись супругами. Это был не секрет — этого малолетнего идиота ненавидели все, включая его самого. Но в отличие от других идейных, несомненно тоже идиотов, он имел свою собственную голову на плечах и вовсе не горел желанием с ней расставаться. Если придется подвинуть бастарда, он разумеется примет в этом самое горячее участие и скажет, что всегда был за справедливость. Если цена будет достаточно хорошей. Кто-то называл это цинизмом, но он предпочитал слово «предусмотрительность». — Чтобы сразу покончить с податью, вот, пожалуйста. Здесь ровно пять тысяч, можете пересчитать. — Что вы! Сегодня же свадьба, как можно говорить о налогах! — И все же мы просим принять. — холодно улыбнулась Хелена. Ридлин протянул большой мешок, и тот величаво громыхнул. Тонкая кожа была завязана толстой веревкой, и посередине мешка даже была помещен фамильный герб. Определенно, теперь их казна не была пуста. Бейлиш аккуратно принял подать и небрежно передал одному из его сопровождающих. Лайне не были счастливы, и Петир вполне их понимал: как можно было радоваться, когда единственная дочь выходила замуж за такого монстра. — Я вижу, ваше благосостояние снова улучшилось. — мягко начал он, входя в жарко натопленный зал. — Приятно видеть, что самая родовитая семья Севера снова в своей привычной обстановке. — Спасибо, милорд. — сдержанно улыбнулась Хелена; может она и была воспитана лучше чем ее брат, но доверия к Бейлишу не питала так же. — Для нас это особенно важно. — Полагаю, боги были добры к вашей семье. — он снял намокшие перчатки и прислушался к взрывам хохота в соседнем зале. — Вы как никто другие заслужили это. — Боги? — Ридлин хотел что-то сказать, но Хелена его толкнула в бок, и он осекся. — Да, лорд Бейлиш, нам повезло, боги услышали нас. — Боги услышали и меня, — откликнулся Русе. — Послав такую невестку. — О, да, лорд Болтон, — в Бейлише вспыхнула внезапная ненависть, и он незаметно коснулся серебряного пересмешника — чувства чувствами, а безопасность была всегда для него в приоритете. — Вы получили настоящее сокровище. — Полагаю, вы осчастливите нас своим присутствием и останетесь на ночь? — сухо улыбнулась Хелена. — Вашим лошадям нужен отдых, да и сами вы устали. — Благодарю, леди Лайне, вы очень добры. — поклонился Бейлиш, и в очередном переливе смеха он заслышал знакомые глуховатые ноты. — Я и леди Санса будем рады остаться в этом доме на ночлег. Ридлин махнул рукой, и к нему подбежал еще один расторопный слуга. — Проводи лорда и леди в покои и проследи, чтобы все было хорошо. — мальчишка кивнул, и Ридлин выдавил из себя улыбку. — А потом спускайтесь в зал, надеюсь, наше пиршество придется вам по вкусу. Бейлиш улыбнулся и подождал, пока длинный подол бархатного платья Хелены исчезнет за альковом. Его не хотели здесь видеть, его терпели, но были обязаны принимать и говорить приятные вещи. Это было забавное представление, и будь у него хоть немного меньше чувства юмора, он бы обязательно оскорбился бы и сказал, что ни минуты не задержится в этом замке. Но ему было смешно, и оставалось еще чуть-чуть для того, чтобы расхохотаться во всю. Надо было только немного подождать. Петир махнул рукой мальчишке, чтобы тот поднимался, а сам зачем-то осторожно заглянул в дверной проем. Зал действительно выглядел прекрасно; оттуда больше не тянуло сыростью, на каменных барельефах отчетливо виднелись профили старого поколения, а под флагами сидели рыцари и дамы. Он хотел уйти, когда в самом темном углу поднялось небольшое волнение, и на свет вышла одна девушка. Тени от пламени так плясали на ее лице, что он не мог разглядеть ее. Она почти повернулась к нему, но в последний момент рука ее дернулась, и она снова ушла в темноту. Только напоследок луч от факела блеснул на ее плечах, а потом девушка снова растворилась в черноте угла. — Как вам здесь, Санса? — он осторожно убрал с ее щек непослушные завитки волос. — Мне здесь не нравится. — улыбнулась она. — Но разве вы не бывали здесь раньше? — он предложил ей руку, и они принялись подниматься по лестнице. — Была, когда еще мы с Кассандрой были девочками, но сейчас… — она не закончила и посмотрела наверх. — Здесь все стало слишком чужим. Теперь стены были не облезлыми, на каждой висели длинные гобелены с семейными сюжетами, а сверху лился свет из стеклянного купола. Он задрал голову и увидел, что снова пошел снег. Петир был восприимчивым к красоте, и он должен был признать, что у него захватило дыхание на мгновение от чудесной картины — темный зал призрачно трепетал от света факелов, а в середине, на круглый клочок лунного света, падал снег. Бейлиш мотнул головой, отгоняя призрачное наваждение рыжих волос, которые благоухали елью и зашагал по длинной галерее. Слуга расторопно распахнул дверь, и он очутился в большой спальне. Да, Лайне поспешали тратить деньги, взявшиеся непонятно откуда. Он ожидал жалкое подобие комнат в его заведении, но все в комнате говорило, что хозяева рады видеть каждую заблудшую душу. Петир быстро скинул отсыревший плащ на сундук и повесил на пояс менее заметный кинжал — Лайне заслужили, чтобы он подозревал не так заметно как всех остальных. *** Их появление в зале вызвало заметное оживление. Он заметил не так много приветливых улыбок, многие рыцари нахмурились и принядись слишком явно отодвигать от него своих дам, будто боясь, что Бейлишу будет достаточно всего одного взгляда, чтобы продать их кому-то выгодному. Бедные благородные дураки считали, что благородность не продается, хотя она была первой в очереди, что продавалось и покупалось. Но он придерживал свои речи — его невесте они показались бы слишком циничными. Петир только усмехнулся и занял почетное место рядом с Ридлином Лайне. Хелена едва сдерживала неприязнь за сдержанной улыбкой, но хорошее воспитание позволило ей начать беседу о каком-то очередном налоге, и Бейлиш сам не заметил, как втянулся в разговор, то отвечая на вопросы, то слушая ответы, старательно изображая интерес. Ридлин что-то говорил о продаже шерсти и об их маленькой мастерской, которая, улыбнулся Петир, наверное, была не такой уж и маленькой. Это была обычная практика для всех лордов — скрывать настоящие доходы, чтобы запутать королевство. Что уж тут, он и сам не раз проделывал такое, только вот Лайне были не так хитры для подобной игры. Трудно было придумать более неподходящую тему для беседы, но Лайне были так удручены свершившимся событием, что старательно делали вид, будто присутствуют не на свадьбе, а на обычном пиру. Вскоре раздались новые звуки лютни, и он собирался начать ковырять бедного фазана, когда неровный свет от факела снова упал на противоположную сторону стола, и он едва не подавился куском. Там сидела благородная дева, Кассандра — с белой кожей и черными волосами, а на прекрасных плечах мерцало угольное покрывало. Тонкая шея казалась еще длиннее, когда она наклоняла голову и принималась перебирать цепочку, слушая, какую глупость ей скажет очередной кавалер. Звук ее голоса глуховато раздавался по всему залу, и когда гул утихал, он слышал глуховатый смешок. Рамси сидел рядом с ней, рука в руке, одна улыбка перетекала в другую; нельзя было найти пары счастливее. Кассандра поменялась. Перед ним больше не было той девочки, которая общалась с ним в Королевской Гавани, не было той девушки, которая просила найти ей мужа. Перед ним сидела молодая властная женщина, и это своенравие шло ей гораздо больше, чем маска девичьего простодушия, которое она носила при дворе. Наверное он смотрел слишком вызывающе, потому что Прекрасная Дева почувствовала его взгляд и мрачно посмотрела в его сторону. Она его узнала, в этом не было сомнений, но вместо приветствия только кивнула головой и снова посмотрела на своего мужа. Откуда-то зазвучала музыка, и очередной рыцарь подал ей руку, и Петир выпрямился в кресле, ожидая, что та гневно посмотрит на него и отвергнет предложение наглеца, но дева только склонила голову набок и улыбнулась. Улыбка была ужасной — ледяной, словно комок снега бросили в лицо, но глупый рыцарь этого не заметил и повел ее в танце. Дева двигалась изящно, но не как лебедь. Дева была песцом, маленькой, хитрой, изящной лисицой, с такими острыми зубками, что одно прикосновение к коже могло ее разорвать на клочки. Дева танцевала медленно, осторожно протягивала руки к небу, приподнимала полол, под которыми показывались бархатные туфли. Она словно просила о чем-то небо, но прежде чем то ответило, танец закончился, и лютня жалобно оборвала свою песню. Кто-то захлопал в ладоши, потом хлопки подхватили все остальные, и Петир заметил странное выражение презрения и отвращения на лице, и тонкие черты стали изломанными. Его о чем-то спросил Ридлин, а когда он повернулся, Прекрасная Дева уже сидела снова за столом. Постепенно гул пьяных голосов начала нарастать, и Бейлиш с брезгливостью посмотрел на пьяных лордов, которые во все глотку горланили какие-то песни. Кассандра не могла быть тут, он был в этом уверен. Ее белая кожа и черные волосы могли трепетать только от порывов северного ветра и снега, но никак от жаркого огня и угара от борского золотого. — Любовь моя, — он склонился над Сансой. — Нам стоит вручить подарок. — Это так необходимо? — Вы же сами говорили, что лучшие доспехи леди — это манеры. Не стоит обижать семейную чету. Она кивнула, и они неспеша подошли к столу, где сидели жених и невеста. Женитьба Рамси нисколько не поменяла, разве только в глазах появилось еще больше наглости, чем было раньше. А вот Кассандра оказалась другой. Ее большие глаза казались еще огромнее на бледном лице, и Петир был уверен, что пудра тут были ни при чем; тонкие руки сжимали меховой воротник с такой силой, будто хотели свернуть шею той лисе, которая свернулась у нее на плечах, и губы, те, которые он так недавно целовал, были красными, как кармин. Она разговаривала с каким-то очередным гостем, и их присутствие заметил только Рамси. Бастард улыбнулся, скользнув взглядом по Сансе, и та спряталась за плащом Пересмешника. — Лорд Бейлиш! — громогласно заявил он. — Какой приятный сюрприз. — Лорд Болтон, — он легко кивнул головой и посмотрел на Кассандру; он не мог назвать ее по фамилии мужа. — И ваша драгоценная супруга. Я счастлив поздравить вас с этим счастливым событием. — Я? — рассмеялся Болтон. — А что же ваша невеста? Почему она прячется за спиной? — Потому что, любовь моя, не все готовы показывать свои чувства. Ее голос нисколько не поменялся — все такой же глуховатый, немного хриплый — Кассандра слишком часто разговаривала на ветру. Она стала красивой за эти несколько недель, что он ее не видел, но красота эта была затравленной, слишком дикой — она начала свою борьбу за жизнь. Голова была ее откинута немного назад — из-за тяжести волос и круглого обруча, напоминавшего по форме подкову, и драгоценные камни сияли на ней так ярко, что хотелось зажмуриться, а шелковое платье принимало на себя отблески огня. Рамси посмотрел на нее и изобразил искреннюю заботу на лице. — Вы правы, моя королева. Что же, мы рады принять ваши поздравления, лорд Бейлиш и леди Санса. — Я так рада за тебя, дорогая Кассандра. — проговорила Санса, протягивая большой сверток. — Это тебе от меня. — Благодарю тебя, моя милая кузина! — улыбнулась Кассандра, и ее улыбка показалась ему жуткой; из свертка она вытащила красивую золотую клетку с сапфировой канарейкой, которая пила воду из серебряного фонтана. — Это прелестно. Кассандра не смотрела на него, и он мог видеть свое отражение в ее прозрачных серых глазах. Там была пустота, сияющая, сверкающая, от которой у него сводило зубы. Его гораздо больше устроило бы, если там плескалась ярость, появлялось негодование, но там было ничего, и от этой спокойной обреченности ему стало не по себе. Лайне так и оставалась единственной, кто ставила его в тупик. У него тоже был подарок, но он собирался его отдать наедине, пока его никто не видел. — Господа, прошу вас на стрельбище! Рамси неожиданно поднялся с места и подал руку своей жене, как вдруг около Бейлиша появилась чья-то тень. Обернувшись, он заметил девушку, старше Кассандры, не такую красивую и явно не такую воспитанную. Она ненавистью смотрела на то, как удалялась фигура молодоженов прочь из зала, и руки ее рвали кружевной платок так, будто на месте белой ткани должна быть Кассандра. Вероятно, рядом с ним стояла та самая Миранда — прикрытие Кассандры. Его неученица прекрасно все рассчитала, усмехнулся Бейлиш, такой действительно можно было спокойно прикрываться, и какое-то странное спокойствие поселилось внутри него — Рамси не дотронется до Кассандры, ему больше нравились низменные удовольствия с дочерью псаря. Что и говорить, деньги и родство слишком редко шли рука об руку. Можно было, конечно, возразить и против самого себя — владельцу борделей рассуждать о нравственности, но, с другой стороны, что такого он делал — просто продавал товар и заключал выгодные сделки. Проблемы были у тех, кто хотел его товар. — Пойдемте, дорогая, выйдем на воздух. — он поддержал Сансу под руку, и они вышли на стрельбище. Тут он раньше никогда не бывал — все поляна была гладкой, словно никакого снега и не было, а на землю было положено белое покрывало. По разным углам были расставлены мишени. Все гости собирались около длинных скамей, покрывала дам трепетали от ветра, и Бейлиш заметил, как Миранда, улучив момент, подошла к Рамси, и, присев в реверансе, о чем-то заговорила. Болтон небрежно кивал, и Санса, засмотревшись, наклонилась к Петиру: — Как вы думаете, о чем они разговаривают? — Полагаю, он упрашивает ее не становиться ценным призом после победы. Санса рассмеялась, рассмеялась громко, и он заметил, как Кассандра чуть не повернулась к ним. Она тоже стояла на стрельбище, и в ее маленьких руках, обтянутых кожей, был лук. Пересмешник никогда не слышал о ее способностях к стрельбе, но должен был понимать, что Лайне быстро учится. Его волчица о чем-то заговорила, но он не мог оторваться от зрелища, которое разворачивалось сейчас перед ним — Кассандра натягивала тетиву, ровно целясь в центр мишени, как вдруг в последний момент стрела вырвалась из то-под тонкой струны и приземлилась ровно у подола Миранды. Та отскочила, а Рамси оглянулся. Бейлиш едва удержался, чтобы не зааплодировать — партия была разыграна по всем тонкостям — его ученица давно превзошла своего учителя, а может быть и никогда и не нуждалась в нем. Странное восхищение поднималось в нем каждый раз, когда он смотрел на ее отточенные движения, на холодную улыбку, а когда Кассандра повернулась и посмотрела на него, Петир поднял кубок. Она выиграла, и один вопрос закрутился в его сознании — что бы было, если тогда он увез ее с собой из Королевской Гавани? Но он был влюблен в Сансу. Она была его мечтой с того самого момента, как только увидел ее. Она была Кет, той Кет, которая не сбегала от него, которая не отвергала безродного мальчишку, так слепо обожавшего ее. Старки не были рады, когда узнали, что он посватался к ним, однако известие о помолвке их племянницы с таким чудовищем затмило все, и они почти что с милостью согласились принять его в семью. Но Кассандра; она была другой. Она знала его, а он знал ее; это был искусительное сражение двух схожих умов, при этом отличных друг от друга настолько, чтобы видеть в другом внешнюю привлекательность. Она манила его, своим взглядом, серьезным, мрачным, своей решимостью, такой отчаянной, что можно было потерять голову, удивительной расчетливостью и холодным разумом, а еще серыми глазами и удивительно капризным ртом — изгиб ее губ был слишком изящными, чтобы те были всегда сжаты. Кассандра стреляла еще раз, а потом еще раз, и каждый раз попадала ровно в цель — иногда в мишень, иногда в полол платья Миранды или в ее туфлю. Рамси дергался как от удара, и постепенно ненависть сменялась искренним страхом, и в конце концов он стал неотступно следовать за своей женой, чтобы ни одна стрела не вылетела без его ведома. А потом Кассандра вдруг исчезла. В одну минуту он решил снова взглянуть на нее и не увидел. Кассандра исчезла ровно в тот момент, когда снова подали эль, и лорды затянули очередную песню про Красотку Дигги. Оставив Сансу на попечении ее тети, он неторопливо вышел к балкону, глубоко вдыхая сырой снег в себя — он никогда не болел, даже когда сам искренне желал. И остановился. Прекрасная Дева стояла на высоком утесе и бесстрашно болтала ногой в пустоте. На секунду он увидел, как снежная пустыня принимает ее как свое родное дитя, и силой воли остановил себя от того, чтобы рвануть за ней, удержать за руку. Лучшим подарком будет, если Петир сам туда ее не подтолкнет. — Не переживайте, я не собираюсь прыгать. — Мне все равно, моя милая леди. Лед забрался в его улыбку, и он почувствовал, как все внутри похолодело. Только этот холод был приятным, спокойным, от него не хотелось убежать, хотелось лечь и заснуть прямо на этой чистой земле. Их разговор повторялся, но на этот раз Пересмешник врал не только ей, но и себе. — Я видела вашу невесту. — красный башмачок чуть не соскользнул в обрыв, и она вовремя отпрыгнула. — Санса стала еще краше. Я поздравляю вас. Бейлиш почувствовал, как раздражение накатило на него с новой силой. Дева всегда умела ставить его в тупик так, чтобы он не смог предугадать ее дальнейшие слова. Это сбивало с толку и опьяняло; хотелось еще одной схватки, чтобы на это раз выйти победителем. — А я поздравляю вас, миледи. Надеюсь на ваше скорое счастье. Кассандра повернулась к нему, и он отстраненно подумал, что в жизни не видел девушки красивее. Нежное лицо рыжеволосой волчицы возникло перед его глазами, и он усмехнулся. Вечная борьба с призраками. — Вы же счастливы, моя леди? — Да. Она ловко спрыгнула с ледяного приступка и медленно накинула на плечи покрывало. Снежинки оседали на ее черные волосы и сверкали так словно драгоценные бриллианты. Кассандра родилась для роскоши, и, как это нередко случалось, жизнь решила ее обмануть и не дать всего того, чего она действительно заслуживала. С мужчинами подобное тоже случалось, полуулыбнулся Бейлиш, но им было куда легче. Убить пару лишних людей, украсть лошадей, стать подмастерьем и занять место мастера — на это бы ушло пара-тройка лет. Но женщина должна была смириться со своей участью и покорно ждать, когда судьба наконец занесет над ее шеей меч. Но Кассандра вдруг выпрямилась и отодвинула острие от себя подальше. И за это он невольно уважал ее. Не мог по-другому. Кассандра брела куда-то в пустоту, не видя перед собой ничего, но он прекрасно знал, что все это только иллюзия. Песцы всегда отлично видели в темноте и могли юрко спрятаться там, где ни одно животное их бы не достало. Она была достойна своей породы. — Да, лорд Бейлиш, я очень счастлива. Моя погоня за призраками закончена. Он присел рядом на скамью и присмотрелся к тому, как мелкие камни сверкали в кудрях. — Я всегда говорил, что Болтонам слишком везет. — А что же ваше благополучие, милорд? — Вы говорите о благополучии или благосостоянии, миледи? — он смахнул с рукава снег и пристально посмотрел на нее; матовый румянец просвечивал сквозь белую кожу, и она казалась куклой. Кассандра помолчала. А потом вдруг сказала: — Не говорите таких вещей Сансе. Вы раните ее бедное сердце. — Пусть лучше будет изранено сердце, чем душа, миледи. — он заметил, как ее плечи дрогнули, но потом она вдруг улыбнулась. — У вас хорошее настроение? — Я вдруг подумала, что впервые в жизни я получила то, что желала. — И что вы чувствуете? Брови Кассандры свелись в одну линию, и на ресницах блеснули льдинки. Она вся походила на ту волшебницу из старинной книги, которую мама ему читала, когда он был еще совсем маленьким. Он знал, что она ему соврет, в этом и была некая правдивость их отношений: каждый знал, что они говорят друг другу неправду. Сам он знал уже про себя одну истину — он никогда не остановится, чтобы перестать желать чего-то большего, чем он мог иметь, и ему оставалось только надеяться, что на Сансе все и завершится. Кассандра была так отстранена, так холодна, и Петир не мог отказать себе в том, чтобы перестать смотреть на нее, любоваться ее белыми плечами, темными ресницами и карминными губами. Но следовало вручить подарок. — Если я вам скажу, то это все равно будет неправда. — Я знаю. — он невольно улыбнулся. — Хотите сливу, миледи? — в руке у него оказался плод, и он протянул его ей. — Из ваших рук? — Кассандра покосилась в его сторону и снова отвернулась к заснеженным вершинам. — Уж лучше сразу протяните склянку с ядом. Она всегда была удивительно сердитой. Ни разу за все их знакомство он не увидел улыбки на ее лице, обращенной к нему. Кассандра улыбалась дяде, тете, всей Королевской Гавани, но с ним она всегда была угрюмой и мрачной. И Петир ценил это, ведь она была с ним вполне искренна. Вся радость, вся девичья нежность была искусной игрой, и он мог видеть, как у нее сводило скулы от этого представления. И хотя у него была вечный билет на «Жизнь Кассандры Лайне: отчаянные попытки укусить жизнь в ответ», он с неменьшим удовольствием заглядывал за кулисы театра и смотрел на главную актрису. — Неужели вы боитесь, миледи? — усмехнулся он и все же разрезал кинжалом фрукт надвое, и одну половину оставил себе, а вторую протянул Кассандре. — Можете быть уверены, если бы я хотел отравить вас, я дал бы вам сразу одну часть. Она нахмурилась, но фрукт взяла. — Благодарю. — она надкусила сливу, и сок остался на ее перчатке. — Какой у вас красивый кинжал. — Это моя слабость. — И у вас есть слабости? Это новость. — ее улыбка была немного ядовитой, но красивой. — У каждого должны быть милые слабости, миледи, и особенно хорошо, если о них будут осведомлены хорошие друзья. Кинжал и правда был удивительным. Ручка из слоновой кости была инкрустирована тремя изумрудами, и каждый был с приличный грецкий орех, а посередине проходило кружево из серебра. Лезвие было острым, настолько, что одним неосторожным движением можно было порезаться. И это был подарок для Кассандры. Петир мог подарить ей ларец с золотом, мог навезти сундуков с кружевами, но он уважал ее и отчего-то не хотел так быстро потерять ее. — Вы хотите преподать мне урок, милорд? Если да, то подите прочь, я слишком счастлива для уроков. — О, только не для вас, миледи, — прошептал он, наклоняясь к ней. — Вы слишком талантливы для моей ученицы. Да и потом, сегодня ваш праздник, значит, время подарков. — Вы желаете отдать мне косточку от сливы? — Я мог бы так поступить. — лукавая улыбка показалась в уголках его губ. — Я мог бы сказать вам, что верю в бесценность брака и невинную любовь, и действительно подарить эту косточку, чтобы вы вырастили древо новой семьи, но не стану врать. Этим нектаром вас еще успеют напотчевать. — Вы же приготовили мне настойку из полыни? — Ваша догадливость просто поразительна. Он протянул ей кинжал вместе с бархатным чехлом, и какое-то время Кассандра молча смотрела на него. Потом она взяла его в руку, и Пересмешник не смог не отметить, как оружие легко легло на ее ладонь. — Значит, вы так представляете супружеское счастье, лорд Бейлиш? — Так я понимаю супружеское взаимопонимание, миледи. Она ничего не ответила, но подношение взяла и спрятала в незаметный карман. Какое-то время они сидели молча, и Петир совсем забыл, что миледи наверняка ждали в пиршественном зале, а его ожидала прекрасная невеста. Кассандра вдруг резко выдернула подснежник из снега и дунула на нежные лепестки. Те сразу съежились, закачались от холодного воздуха, и их красота поблекла. — Мне осталось столько же. — внезапно брякнула она, и Петир отчего-то ощутил смутное беспокойство. — Ваши высказывания полны загадок, миледи. — Я имею в виду мою красоту. — она выпустила на лоб несколько локонов, и те обрамили ее лицо красивыми завитками. — Еще года два я продержусь в звании «загадочной леди», потом я превращусь в банальную красавицу, а через десять лет я тут состарюсь. Мне нужно сделать что-то особенное. — А что же ваш муж? Неужели он оставит без внимания должные стремления своей жены? Он не стал оспаривать ее критичную оценку внешности, хотел задеть ее, вывести из вечного льда. Ему было бы интересно посмотреть на то, как она кинет на него возмущенный взгляд или надуется и постарается прекратить беседу, но Кассандра только кивнула и снова уставилась в пустоту. Любой другой он бы отвесил какой-нибудь ужасающий комплимент, граничащий с пошлостью, но для нее… Бейлиш знал, что она собирается себя потопить, но вовсе не собирался подавать ей руку помощи. Он не был спасателем, но толкать в пропасть ее вовсе не хотелось. — Он — оригинальный человек. — Кассандра, — его терпение все же лопнуло. — Почему вы вышли за него замуж? Она внимательно на него посмотрела. — Потому что захотела. Таковы правила игры. И теперь я прошу обращаться ко мне как к леди Болтон, лорд Бейлиш. — И вы хотите сыграть? — Осталось только решить за кого. Ему внезапно захотелось найти ей другого мужа. Он вдруг представил Кассандру не здесь, а где-нибудь в тепле, в красивом каменном доме с широкими окнами, в бархате и шелке, и картина оказалась столь прекрасной, что он улыбнулся. Лайне не была ему ненавистна, она не вызывала в нем презрения, только восхищение, уважение и что-то подобное манкости и желание, странное, непонятно, тянущее. Страсть в нем была только к двум женщинам, и он знал, что в них будет его смерть. Но может, вдруг подумал Петир, он тоже сможет как-то отвести от себя острие меча? — Вы действительно хотите, чтобы я называл вас так? — Да. Петир выпрямился и посмотрел на девушку. Он не позволял себя кому-то одурачить, только притворялся таковым, и сейчас ему казалось, что его водят за нос. Кассандра сидела строгая, спокойная, как статуя, и внутри него поднялась волна гнева. Она его выводила из себя, заставляла чувствовать себя каким-то другим, и от этого ему становилось не по себе. Он часто видел, как девушки приходили в его заведения, и всегда они были в отчаянии, в их глазах стояли слезы. Но он никогда никому не сочувствовал. А сейчас, в этой холодной решимости он увидел кого-то очень знакомого, с таким же отрешенным отчаянием. Она уже была на дне и смотрела на зеленую гладь воды так спокойно, будто никогда и не хотела там быть. — Как просите, миледи. — его едва не стошнило, стоило ему произнести это имя в мыслях; пусть она потребует его голову за это, но он всегда будет звать ее только Лайне. Он хотел встряхнуть ее за плечи, хотел накричать, но ледяная улыбка появилась на ее губах, и он едва сам не рассмеялся. Он успел только схватить ее за запястье, а потом она погрозила пальцем и убрала его руки. — Приберегите свою заботу для своей невесты, милорд. Где-то из глубины замка послышались звуки горна, и пьяные голоса долетели до их слуха. Кассандра едва заметно поежилась, и в ее глазах снова появилась сталь. Эта девушка знала, что делала. Кассандра действительно падала, медленно, но верно, однако в ее холодной решимости было что-то удивительное, что не давало ей впадать в панику. Она была на дне, но только на своем, и Петир знал, что она только начинает свой путь. Он прикоснулся губами к ее руке, но когда та отняла ее, рукав платья зацепился за пересмешника, и он постарался распутать непослушную нить. Но Кассандра отдернула руку. Бейлиш ни разу за все это время не видел, чтобы Лайне, которой всегда было жарко на своем родном Севере, закатала бы рукава. Значит, стрельба в мишень оказалась неслучайной. — У вас прелестное платье, моя леди. Но на ее глаза снова спустилась знакомая тень, и там воцарилась та же самая пустота, которую он уже видел. — Мы с мужем будем рады, если вы останетесь на ночь, лорд Бейлиш. Ее черное платье постепенно скрылось в белых снегах, и вскоре послышался громкий, режущий слух, голос Рамси. Кассандра приносила себя в жертву своим желаниям, благополучию своей семьи, но при этом требовала за это отдельный выкуп. Все жертвы должны были быть оплаченными, но она первая заявила об этом. Ее страдания не должны длиться вечно, Петир это понимал, и неудержимое желание сыграть в одну игру поднялось в нем. — Придет время, и я найду вам другого мужа, моя леди.