Равный брак

Тяжелый, подбитый мехом, плащ тащился за Кассандрой по мокрому снегу. Она медленно брела, сама не понимая куда — впереди лежало белое Ничто, с вечными снегами, пустынной мерзлотой и вечным холодом, который проник в нее еще с ранних лет и стал тем, без чего она себя не представляла. Холодный ветер задул ей под воротник, отчего мертвая лиса удивительно живо извернулась. Кассандре было хорошо — она была сыта, платьев у нее было на несколько переменчивых лун вперед, и снег больше зло не залетал в открытые щели ее покоев, те были заботливо заткнуты бархатом и мехом. Но Кассандра не была счастлива, и это ее волновало. Она медленно прошла мимо черных скамей, запорошенных снегом и присела прямо на землю. Что-то происходило с ее выверенным механизмом, который когда-то еще давно назывался «сердцем». Когда Кассандре было девять лет, она влюбилась, первый и последний раз. Влюбилась в златокудрого рыцаря Розы. Его меч блестел на солнце, волосы казались чистым золотом, и на какое-то время она пожалела, что так мало читала сказок кузины Сансы о всех сверкающих мечах и прекрасных дамах. Когда Кассандре исполнилось десять, ее дом начал падать; медленно, но верно. Обычно все замки падают с крыши, но в семье Лайне падение началось с того, что их дом стал проседать в вечные снега. Незаметно, но каждый день когда-то сильный камень засасывался в вековую мерзлоту, и никто этого не замечал. Все так же устраивались балы, пиры и сражения, а Кассандра не могла понять, куда исчезает красивый фарфор и серебряные вилки почему-то заменяются на стальные. Бедность приходила не оглушительно, но мягко, и она захлопнула книгу преданий — бумагой еще можно было протопить дом. А потом Кассандра поняла, что рыцари не любят никого спасать из настоящих бедствий. Победить дракона куда легче чем взять в жены бесприданницу, у которой за спиной полуразрушенное родовое гнездо и семейная спесь; к такому жизнь рыцарей не готовила. Кассандра поежилась, когда почувствовала, как холод начал проникать под ее плащ — обычно она могла просидеть хоть целый день на обледеневшей траве, и ничего бы не произошло, она бы стала только сильнее, но сейчас холод обжигал ее изнутри. Кассандра менялась, в ней что-то со скрежетом просыпалось, и она не могла остановить ужасный процесс. Это пугало. Ей казалось, что она исследовала свое сердце еще тогда, когда тринадцатилетней девочкой получила первый отказ от свадьбы. Тогда она поняла, что никакого сердца у нее нет и никогда не было. Существовала только одна гордость, и последняя была серьезно уязвлена. Тогда-то она и достала те доспехи, которые передавались всем женщинам Лайне; доспехи изо льда и неуемной хватки. Жизнь предложила ей сыграть в забавную игру, и Кассандра согласилась; она была готова к проигрышу, но не к тому, что ей дадут внезапного помощника. В Лорда она не была влюблена. Когда человек был влюблен, он не видел перед собой ничего, кроме одного единственного человека. Луна заходила, а солнце вставало только ради любви, и возлюбленный был чистым идеалом всего, о чем приходилось только мечтать. Человек становился слепым и глупым. Иногда влюбленность переходила в крепкую любовь, иногда просто проходила, а иногда любовь появлялась сразу. Кассандра не была влюблена, она знала, как Лорд может быть жесток, зол и коварен, знала, что его ледяная усмешка может убить все живое, что есть в людях, понимала, что ради своей цели он пойдет по головам; все это было перед ее глазами, но ей не хотелось зажмуриться. Она полюбила его за надежную искренность, за его невольную заботу, за то, с какой честностью он открывал все запрещенные карты. Она полюбила его синие глаза и холодную улыбку. Кассандра любила его и знала, что ее чувство никогда не станет взаимным. Лорд питал странную привязанность к женщинам из семьи Талли — рыжеволосым рыбам и волчицам, и каждая от него бросалась как от огня. Они были его слабым местом, и, при должном желании, Кассандра смогла бы его связать по рукам и ногам одной фразой: «Тетя и Санса говорили, что вы можете сделать все что угодно.» Кассандра знала, что тогда в глазах Лорда что-то блеснуло, и вечная синяя изморозь сменилась бы чем-то теплым, и он сделал все что угодно. Но Лорд сделал бы это не ради нее, а ради Кет и Сансы. А Кассандра была до ужаса самолюбива. Лорд не был рыцарем, он не носил сияющих доспехов, и его моральные качества отличались удивительной выборочностью — их у него не было совсем. Но Кассандра любила его. Любовь не свалилась на нее камнем, не преследовала ее золотым плащем; в один день, когда корабль покачивался на волнах, она вдруг поняла, что в сердце, так давно молчавшем, что-то шевельнулось. Кассандра прислушалась, а потом постаралась оглохнуть, чтобы никогда не слышать болезненного стука, но тогда пришлось бы и убить себя, ведь то застучало так, что все ее тело дрожало от тех ударов. Однако Кассандра слишком нравилась себе, не была готова расстаться ни со своей тонкой шеей, ни с длинными волосами, ни с миниатюрными руками, и даже Пересмешник не мог этого переменить. Она не возражала, пусть любовь жила в ней: пока чувство не горячило ее, она была согласна на него. Но сейчас все менялось. Она рисковала, разыгрывая опасный спектакль равнодушия и цинизма. И наградой самовлюбленному Лорду стала бы ее уязвленная гордость. Кассандра посильнее укуталась в плащ и посмотрела в глубину гулкого обрыва. Леди мать часто говорила, что если долго смотреть в пустоту, то можно захотеть пойти туда, откуда нет возврата. Маленькая Кассандра не боялась, ей было только интересно посмотреть на нечто, что никогда не отпускало от себя. А сейчас взрослая Кассандра надеялась, что пустота исторгнет из себя звук и даст ей ответ, что ей делать. Она была напугана, она была в замешательстве, и виноват в этом был далекий пересмешник, маленькая серая птица, прилетевшая вдруг на далекий Север, где ему никогда не были рады. Кассандре нужно было выйти замуж. Кассандра не могла кивнуть ни одному избраннику, и виноват в этом была серебряная брошь на гладком камзоле. Один был красив, другой силен, третий умен, но ни один не мог холодно улыбнуться, поддеть противника, и никто не был мудрым. Она была готова взреветь от злобы. Ведь все шло так хорошо, пока он не приехал в вечные снега за податью и не взволновал ее холодное сознание. Глупо, до чего было глупо считать себя умной и взрослой леди, которая никогда не отклонится от своего пути. Но ее верный ум был готов служить ей и дальше, и Кассандра вытащила последнего туза из рукава своего платья, приказала себе забыть о том, как это — плакать от боли и вышла замуж за Рамси. А больно было. И не только от цепких рук Рамси, которые рвали на ней рукава, которые тянули ее запястья так, что все кости хрустели, и на руках оставались отвратительные лиловые синяки. Бастардом действительно было легко управлять, закрываясь его любовницей, но временами его врожденная дурь брала над ним вверх, и тогда в глазах загоралось нечто, от чего Кассандру начинало мутить. Пока они были в ее фамильном поместье, она знала — ее честь в безопасности, но время должны было настать, и тогда в замке Болтонов ей пришлось бы действительно отбиваться. Довольно! Кассандра хлопнула рукой по земле и чуть не порезалась о травинку — та была ледяной иглой. Она слишком долго боролась за свое место под солнцем, чтобы сейчас рыдать на земле своего любимого Севера. Ей было хорошо в доме Лайне, только-только их замок стал походить на ту сказочную картинку из книги древних сказаний, и Кассандра была счастлива понимать, что она сама принимала в этом участие. Каждый новый кирпич, каждая доска, да даже гвоздь — везде была ее рука, и только сейчас она начала понимать, что значит быть хозяйкой своего дома. И она не намерена от этого отказываться. Любовь хороша, когда желудок не пуст, и карман не прорван, а во всех остальных случаях чувство — лишняя обуза. Пусть Санса будет красивой и трепетной лилией из Королевской Гавани, но тогда Кассандра будет начищенным медным тазом, и любой удар будет только ее укреплять. Она взяла на себя эту ношу, и если боги это допустили, значит, она была ей по плечу. *** Кассандра прошла в свои покои, минуя гостевую спальню — там все еще чувствовался запах мяты, стылой и студеной. Ей показалось, что холод обожжет руку, если она положит ее на покрывало. Пересмешник всегда нес за собой печать холода, и неважно, где он находился — в жаркой столице или в голубых снегах. Но и Кассандра тоже могла быть глыбой льда. Она открыла дверь и присела в кресло перед камином. Каменный пол отдавал стужей, и она с удовольствием накинула шкуру на ноги. Кроме Рамси еще было три претендента: сир Годфрид из дома Эсбри, сир Роберт из дома Альби и сир Лорас из дома Тирелл. Годфрида она знала еще с детства, как-то раз они подрались из-за того, что он мучил ее ручного песца, и за это она изваляла его в снегу. Он был тогда так забавен, все кричал и звал мать, правда к вечеру образумился и робко протянул свою коллекцию камней в шкатулке. Сейчас он был долговязым юношей, и, говорят, плохо видел, даже сокола не мог пристрелить. Но зато, подметила Кассандра, денег у него было достаточно, чтобы купить отдельный дворец для соколов. И все было бы хорошо, но ведь Годфрид целый год собирался с силами, чтобы подойти к ней и заговорить первым, и только Семеро знали, сколько ему понадобилось бы времени для предложения руки и сердца. Так, она отвергла его и позабыла его водянистые зеленые глаза. Повертев в руке портрет, Кассандра отложила его и взяла следующий. Роберт был сыном ближайших друзей короля на Севере, не считая Старков. Семья Альби купалась в богатстве и расположении короля, да что и говорить, если даже сына назвали в его честь. Но по столице ходили слухи, что Роберт был слишком любвеобилен и неровно дышал к каждой хоть мало-мальски привлекательной девушке Семи Королевств, да даже не пренебрегал заведениями Бейлиша. Она оперлась щекой на руку и посмотрела в окно — там медленно заходило солнце, и снег стал таким красным, словно на него пролили все бочки вина. Ей в сущности было все равно, на кого будет смотреть ее избранник — сделка и была тем прекрасна, что не требовала никаких эмоций. Но вот чувство собственного достоинства не оставляло ее в покое. Какая репутация могла быть у нее, если все за спиной будут обсуждать увлечения мужа? А если бы она отказала ему в желании разделить супружеское ложе, он, чего еще хуже, взял бы ее силой. Оставался Тирелл, и он был единственным достойным претендентом. Спокойный, невозмутимый, галантный рыцарь на сияющем коне, недавно он прислал извинения за то, что разорвал в свое время помолвку, а потом, когда появилась возможность, рассудительно пояснил, почему был вынужден отказаться от брака — хорошее приданное было важным не столько для него, как для его Бабушки. Имя Оленны Тирелл знали в гавани все, чуть ли не лучше, чем имя Тайвина, и ее язык был не менее острым, чем меч главного льва, однако Кассандра поняла, что пришлась ко двору. Бабушка семейства скользнула по ней оценивающим взглядом и в ответ на мрачную мину лукаво улыбнулась и угостила персиком. Про Лораса, правда, ходили слухи, что он предпочитал общество своего же рода, однако это нисколько не волновало Кассандру — она собиралась выйти за него замуж, а не лечь в одну постель. Но ее опередила Королева-Мать. Мало кого она ненавидела так сильно, как Серсею. Хвастливая, глупая, не знающая меры удовольствиям — она вызывала в Кассандре искреннюю неприязнь. Кассандра уселась поудобнее и притянула три портрета к себе поближе. Ни одному жениху она не сказала «да», никому не позволила себя поцеловать или обнять, но все равно улыбалась, смеялась над самыми несмешными розыгрышами и строила из себя такую дуру, что едва узнавала свое отражение в зеркале. Многие чествовали мужчин за борьбу на побоищах, за жестокий нрав в войнах за корону, но никто не думал о том, как сложно приходилось женщинам, когда им было нужно завоевать мужа. Ведь эти бравые воины, искусные стратеги становились настоящими остолопами, стоило ей всерьез заявить о браке, как о сделке, и на вопрос, что они могут дать друг другу взамен, те оторопело смотрели на нее и хлопали глазами. Может от того ей и нравился так Пересмешник — с ним можно было не притворяться, говорить все, что у нее на уме, половину утаивая. Будь ее воля, осталась она бы незамужней и прожила бы всю жизнь в родительском доме, и все равно, что ее называли бы старой девой. Тирелл. Он был единственным, кого Кассандра желала. Честный, благородный, он бы не надоедал ей ничем, и со спокойной душой разделил все ее увлечения, начиная от долгих конных прогулок, заканчивая вышиванием. Любовь? Она присмотрелась к аккуратным чертам лица ее бывшего суженого; любовь могла бы быть приятным дополнением ко всему прочему, но и без нее тоже будет неплохо. Лорас не был ей неприятен, и этого было вполне достаточно. Но она выбрала другого. Рамси Болтон — выродок, самый настоящий выродок, не имеющий никаких достоинств, кроме больших карманов, набитых золотом. Про него ходили разные слухи, но все они дополняли мнения про его отца — Русе окрестили самым страшным тираном на всем Севере, но свою службу он так и не оставил, и его кладовые все крепли и крепли. Выходить замуж за Болтона — значит, поставить крест на своей дальнейшей судьбе, но, в сущности, что должно было ее смущать? Она поставила на себе крест еще тогда, когда признала себя товаром, лучшим в своем роде. Ее жизнь обещала стать кошмаром, но сколько женщин добровольно подписывались на это? Кассандра слышала что-то про маленькую королеву Маргери — будущую жену слабоумного Джоффри. Та девушка тоже знала, за какого садиста выходит, но все равно соглашалась и уверенно шла к своей цели, потому что только так можно было достичь желаемых высот. Да, жизнь Кассанды должна была стать кошмаром, но этот сон будет хотя бы обеспеченным. Кассандра встала с места, подошла к письменному столу и положила в ящик портреты своих несостоявшихся женихов. Говорили, что у нее и у ее матери единственных во всех Семи королевствах были письменные столы, остальные женщины ютились с письмами на кроватях и на обеденных столах — по мнению мужчин, женщинами нечего было писать, кроме любовных писем и советов по тому, как содержать дом. Ридлин считал по-другому и самостоятельно выстругал своей дочери и жене хорошие столы, с двумя большими ящиками. Отец ценил ее, любил, и она часто слышала, как он сокрушался, что судьба не создала ее мальчиком — так ей было бы легче жить. Но Кассандра не была согласна. Ей вполне нравилось быть девушкой, должно было и понравиться быть женщиной. Она не делала ничего плохого — все люди продавали себя, просто кто-то предпочитал это называть «открытым характером», а она приняла жестокую правду. Женщина могла гораздо больше, чем мужчина; для того ей был дан и гибкий ум, и смекалка, и искусство обольщения. Последнее, правда, никак не постигалось ею, она никак не могла понять, как можно бросить быстрый взгляд на молодых людей, а потом также быстро его отвести и улыбнуться, чтобы при этом ничего не попало в глаз, но пока что женихам хватало ее суровости под маской кротости и терпения под личиной радушия. Кассандра едва успела спрятать ключ, когда в дверь постучали, и на пороге показалась Хелена Лайне. Ее мать была еще очень красива — не в пример теткам Кейтлин и Лизе. Последняя постоянно хранила какое-то странное плаксивое выражение лица, будто все время был чем-то недовольна, и пояса на платьях почти лопались; как Бейлиш мог так долго терпеть общество своей возлюбленной — оставалось только догадываться. А Кейтлин, хоть и хранила на себе остатки былой красоты, вечно была занята всяческими проблемами, а если их не было, то обязательно придумывала, из-за чего ее лоб был всегда нахмуренным. Хелена была другой. Мужчины в роду Старков редко сохраняли красоту, та перетекала в мужественность, и все лавры изящной внешности пожинали женщины. Хоть раз гармония воплотилась в жизни. Хелена была красавицей. Длинные темно-каштановые волосы, всегда заплетенные в косы, распущенными спускались до самых колен, белая кожа хранила нетронутую фарфоровость, глаза были большими, темно-серыми, а руки, несмотря на грубую работу, были все такими же тонкими и маленькими. Кассандра мало что смогла унаследовать от матери — косы доставали только до талии и были жесткими и слишком толстыми, кожа хоть и оставалась белой, смотрелась слишком грубо на фоне темной массы волос, а большие глаза глядели слишком в упор, слишком по-отцовски. Только вот руки все еще были маленькими и изящными, и Кассандра специально нашивала пышные манжеты около запястья, чтобы привлечь к ним внимание. — Не читай в темноте, дорогая. — Хелена мягко коснулась рукой ее прически. — Испортишь глаза. — Я не читала. — Кассандра потёрлась щекой о мягкую шерсть. — Я думала. — Вот как? И о чем же думала моя маленькая лиса? — О моем замужестве. Мать с тихим вздохом прижала ее к себе. Для нее это было слишком больно — отпустить родную дочь в чужую семью. Так мало занимаясь ею в детстве, она вдруг поняла, как много не успела ей дать, чтобы у ее дочки все было хорошо. В наследных домах было принято заниматься только мальчиками, им предстояло взять в свои руки устройство мира, а девочек отдавали септам, кормилицам, чтобы те вырастали настоящими барышнями. Кассандра с септами не разговаривала, делала вид, что ее занимает вышивание и монархическое древо, а потом ускользала в отцовский кабинет и подолгу сидела над книгами и переставляла тяжелые шахматные фигуры. Потом ее Кассандра повзрослела, и что творилось у нее в голове Хелена совсем перестала понимать. — Тебе было вовсе необязательно выходить замуж. Хелена врала, и Кассандра это знала. Она могла бы сказать, что вообше не хочет уходить из дома, что хочет остаться здесь навсегда и жить в одном отцовском кабинете. Но тогда бы на лице матери появилась тень, и ей стало бы стыдно. Ложь переставала быть собой, если самому в нее поверить. И Кассандра искренне старалась. — Но мне хочется. — она улыбнулась. — Хочется носить богатые платья, танцевать на пирах и быть… — хотелось сказать «королевой», но тогда бы злая язвительность в сторону кузины стала бы совсем явной. — Достойной леди. — Прекрасные мечты. — рассмеялась леди-мать и осеклась. — Но замужество предполагает не только развлечения, моя дорогая. Это… Это… Все несколько сложнее… — Я буду обязана родить наследника. Мать покосилась в ее сторону, и Кассандра постаралась скрыть усмешку. О прямом предназначении жены можно было и не говорить — то была очередная пытка, которую было необходимо перетерпеть. В особенности с таким мужчиной, как Рамси. Желание все переиграть и выйти замуж за Лораса стало еще сильнее. — Что поделать, леди-мать. Не бывает жизни без обязательств. — в комнате стало так темно, что пришлось зажечь свечу. — Но я понимаю это и принимаю. — Не тебе решать, к сожалению, кому родиться. Может родиться и дочка. — А вслед за ней появится мальчик, я знаю. — Моя лисичка, — улыбка у Хелены стала шире. — Все-то ты знаешь. Хотела бы я, чтобы ты не знала и половины. На лицо матери все-таки упала тень, и Кассандра сильнее ее обняла. На осознание этой истины ушло слишком много горьких лет, и ей вовсе не хотелось, чтобы и Хелену постигла такая же участь. Одно дело понимать это о себе, а другое — о своей плоти и крови. Сколько женщин сходило с ума, когда понимали, какое несчастье ждет их детей? Хелена была сильной женщиной, но Кассандра не желала испытывать ее выдержку. — Так, значит, моя птичка скоро вылетит из своего гнезда? — Это ваше гнездо, леди-мать. — О, нет, дорогая, — вздохнула Хелена. — После всего того, что ты сделала, это твое гнездо. Кассандра, — она вдруг вскочила и крепко ее обняла. — Если с тобой что-то когда-нибудь случится, обещай мне, что ты приедешь к нам. Бросишь все и сбежишь без оглядки. Кассандре захотелось расплакаться, но у нее уже так давно не получалось. Соленые слезы застревали в горле и вырывались нечеловеским хрипом. Но она снова улыбнулась и незаметно потерла сухие глаза — там жгло так, словно она засунула туда добрую порцию перца. — Не беспокойтесь, лорд Бейлиш сказал, что Болтон в хороших руках. Я не позволю ему издеваться над собой. — Лорд Бейлиш. — в комнату ворвался ветер и задул одну из свечей. — Он опасный человек. К чему были эти слова? Кассандра посмотрела искоса на мать, но та задумчиво смотрела на свое отражение в зеркале и молчала. Самый опасный человек в Вестеросе, самый умный, не считая Лорда-Паука. Но и с последним он умудрялся поддерживать видимость единодушия и приветливости, хотя она могла поклясться, что Пересмешник мечтал задушить его голыми руками. — Он талантлив. — Было бы грустно, если бы девочки Старков связались с ним. Санса. Арья бы не связалась с таким человеком, она бы вообще ни с кем не связалась бы, если только ее избранник не сломал ее. Но Санса; да, она ему подходила, и от этого Кассандре немного поплохело. Рыжие волосы, мягкий голос, нежная улыбка — просто голубка, за такой все могли пойти на край света и подарили бы все, что имели. Кассандра завидовала? Жутко, и с каждым днем становилось все хуже. — Я завидую ей. — брякнула вдруг Кассандра. — Сансе? Правда чуть не вырвалась из нее, и Кассандра понимала — матери будет не легче выслушивать ее. Значит, нужно было соврать. — Да. — Кассандра усмехнулась — ее речи становились глупыми. — Все ухаживают за ней, дарят цветы и… — Милая, — обняла ее мать. — Они делают это потому, что в Королевской Гавани так принято. — Но я тоже была в Королевской Гавани. — Ты не менее красива, чем она, просто ты не давала возможности бедным рыцарям поухаживать за собой. — Хелена мягко потрепала ее по щеке. — Ты редко кому улыбалась, редко выходила на турниры и не давала им ни единого шанса считать тебя дамой сердца. — Но это же глупости! — фыркнула Кассандра. — Это мужской мир, и пока ты не дашь им возможности считать тебя красивым цветком, ничего не получится. — Не все мужчины такие. «Все-то вы знаете, моя милая леди.» Хелена остановилась на пороге; Кассандра почувствовала ее внимательный взгляд. — Лорд Бейлиш разговаривал с тобой? — Он часто беседовал со мной. — Лучше бы ты связалась с ним, чем с этим чудовищем. — голос матери был тихим, но Кассандра услышала его. Ящик стола захлопнулся, и Кассандра заперла его на ключ. Ей руководил исключительно холодный рассудок, все чувства и эмоции были излишне — она снова становилась хозяйкой самой себе. Выбор был сделан. — Пойдемте, леди-мать, нужно проводить гостей. *** Свадьбы всегда праздновались долго, но даже и в этом Болтоны смогли перещеголять всех остальных — Русе приказал пировать десять дней в честь свадьбы своего «любимого сына и его красавицы-жены». Кассандра не любила подобные празднества, но стоило ей взглянуть на своего нового мужа, как острое желание пригласить всех жителей Семи Королевств появилось в ней и никак не могло оставить ее. Она была готова на все что угодно, только не оставаться одной с этой семьей. Теперь гости все же уезжали, и Кассандре хотелось закричать во все горло, таким сильным становился ее страх. Но она улыбалась и принимала комплименты вперемешку с пожеланиями счастливой жизни. Уезжали Аркуры, Бичеллы, Эгертоны; уезжали и махали рукой на прощание. Кассандра смотрела на них и знала, что, отъехав от нее, каждый покачает головой и скажет: «Бедная девочка, как ей ей не повезло». Но вместе со страхом в ней пробуждалась ярость. Она подписала эту сделку, однако вовсе не собиралась прощать часть, которую были обязаны выплатить Болтоны. Кассандра собиралась взять ее со страхом и гибелью. Но погибнуть должна была не она и не ее семья. Болтоны сколько угодно могли уверять ее в том, что она входила в их семью, но Кассандра была Лайне и собиралась оставаться ей до самого конца. Болтоны могли говорить, что они — правители Севера, но все знали их преступления, все знали, сколько крови они пролили, и если Кассандре выпал вершить правосудие, она воспользуется этим шансом. Она не собиралась играть в престолы, она собиралась бороться за жизнь. А боль; боль могла быть в ее жизни только одна. Бейлиш тоже уезжал, вместе с Сансой. С самого утра Кассандра старалась не видеть ни мастера над монетой, ни его прелестной будущей жены. Прошлый разговор оставил в ней серьезную рану, которая начинала болеть каждый раз, когда она видела его голубые глаза и лукавую улыбку, которая предназначалась не ей. Кассандре было больно от того, что Пресмешник любил не ее, но это была привычная боль. Оказалось еще болезнее было смотреть на приближающееся счастье Сансы. Она должна была жить с любящим мужем, и каждый день приносил бы ей дары и счастье. Кассандра все еще помнила тот поцелуй, случайный, вызванный обычными нервами, но ее губы до сих пор горели, когда она чувствовала знакомый запах мяты. И когда Кассандра увидела, как Бейлиш помог подсесть Сансе на лошадь, она едва не закричала: «Забери меня с собой!» Так уже было однажды, когда Кассандра мечтала вырваться из бедности, когда она чуть не решилась уплыть на его корабле куда-нибудь очень далеко. Что было бы, если он тогда позвал ее с собой, а она согласилась? Но то были пустые мечты, а ей нужно было жить реальностью. Кассандра встряхнула головой и так ослепительно улыбнулась своему мужу, что тот даже на секунду опешил. Русе подвел его к ней, и он встал рядом с Кассандрой. Они снова держали друг друга за руку, махали отъезжающим, и, казалось, не было пары счастливей. И никому не нужно было знать, что по-настоящему Кассандру била дрожь, когда она чувствовала касание его пальцев своего запястья. Она уже собиралась подарить очередную улыбку очередному гостю, когда около нее почудился запах мяты. Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять — там стоял Петир. — Лорд Бейлиш. — обернулся Рамси. — Вы желаете остаться с нами еще подольше? — Я бы рад, — улыбнулся Пересмешник. — Но боюсь меня ждут неотложные дела в столице. — Вы говорите про ваш бордель? — усмехнулся бастард. — Понимаю, почему вы так спешите. — Я лишь занимаюсь торговлей, милорд, и, поверьте, одним домом мои дела не ограничиваются. В его улыбке показалось что-то страшное, и Кассандра почувствовала непонятное успокоение рядом с этим человеком. Только бы если они жили в Гавани, рядом с ним, одно это давало бы ей столько спокойствия, что она не страшилась бы ничего. Но Бейлиш уезжал, и ее единственной задачей было достойно проводить его. Кассандра не желала, чтобы он видел ее страха, и, тем более, не хотела, чтобы он хоть на долю секунды заподозрил в чувстве более глубоком, чем приятельство. Когда Рамси вдруг расхохотался над очередной отвратительной шуткой, она незаметно выскользнула и прошла в потайной сад. Тут, под развесистыми ветками деревьев, под ветхой крышей, она чувствовала себя в безопасности. Никто, кроме нее не знал об этом месте, и она спокойно сидела здесь часами. Кассандра прошла внутрь и уселась на каменный стул, похожий на трон. Теперь у нее был настоящий трон, выделанный из мрамора, но она боялась даже приблизиться к нему. Вдруг сзади раздался негромкий треск, будто кто-то наступил на ветку. — Прошу прощения, миледи, если потревожил вас. Я лишь хотел поблагодарить вас за оказанный прием. Кассандра не повернулась. Что еще ему нужно было от нее, она не знала. Все, о чем они могли говорить — о, этого было слишком много. Бейлиш мог завести с ней беседу в любое время; даже вчера, пока она путалась в коридорах своего же дома, его фигура возникла из ниоткуда, и мастер над монетой всунул ей в руку какой-то лист с шахматными фигурами. Но сейчас ей не хотелось слышать от него ни слова, так, осознание ее ужаса накрывало с новой силой. — Хорошей дороги, милорд. Она снова закрыла глаза и прислушалась к легкому визгу ветра над долиной, тихому дыханию сзади нее, и, почувствовав запах кожаной сбруи, смешанного с льдистым запахом вечной зимы, улыбнулась. Ее место было здесь, только здесь, на родном Севере. — С такой любовью к Северу вам стоило бы стать его хозяйкой. — послышался его негромкий голос. — Вы забываете, что хранители Севера — Старки. — она вдохнула терпкий воздух и несколько снежинок осело ей на ресницы. — Но у Неда Старка есть сыновья. Робб Старк, разве вы забыли о нем? Я бы мог устроить вашу свадьбу. Она резко обернулась. — Вы пришли сюда, чтобы попрощаться, лорд Бейлиш? Если нет, то я желала бы побыть одна. — Я пришел, миледи, — Бейлиш был слишком серьезным. — Чтобы сказать еще раз: я сдержу свое обещание, данное вам… Леди Лайне. Рука ее дернулась, и ей показалась, что она ослышалась. Сколько раз Кассандра и себя называла этим именем, и сколько раз ее чуть ли не выворачивало. Видят боги, она старалась держаться, но даже Пересмешник заметил, как ее воротит от новой фамилии. — О каком обещании идет речь? — она оправила плащ так, чтобы снег не задувал ей за шею. — Вы не обещали мне ничего. — Вы ошибаетесь, миледи. — он подошел поближе. — Я обещал найти вам мужа. И не нашел. — Я сама справилась. — И я не смею спорить, то ваша правда. Справились на редкость хорошо, не каждому дано удерживать такого тирана. Но я редко даю искренние обещания, и еще реже мне хочется их исполнить. Так вот, миледи, — Бейлиш вдруг оказался так рядом с ней, что она едва не попятилась. — Я обещаю, что придет время, и я найду вам достойного мужа. Кассандра не вытерпела. Он был слишком близко, и это становилось невыносимым. — Я уже замужем, милорд. Одного брака мне вполне достаточно. Она быстро встала, отряхнула плащ от налипшего снега и протянула руку для пожатия. Пересмешник усмехнулся, но вместо того, что прикоснуться к ее руке, он вдруг вытащил из кармана своего кафтана небольшой ларец, размером с маленькую жемчужную раковину. — Прошу вас принять еще один подарок. — Еще один? Благодарю вас, лорд Бейлиш, но по правилам приличия мне хватило и вашего прошлого сюрприза. — Правила? Приличие? — он комично заломил бровь и подошел к ней поближе. — Прошу вас, помилуйте, миледи, разве это не скучно? И потом, помнится, одна сердитая леди в Королевской Гавани сказала мне, что живет по своим собственным правилам. — Эта леди была… — он не дал ей закончить. — Удивительно жадной до жизни. — его улыбка вдруг потеплела. — Я поклялся себе, что она будет единственной, против кого я никогда не поставлю. — И вы выиграли? — Я всегда выигрываю, миледи. Потому-то я все еще и здесь. Мой совет, — он обошел ее и встал за спину. — Никогда не ставьте на тех, на кого ставят все. Обычно эти бедняки так вымотаны общей скачкой, общей верой, что им едва хватает сил доползти до призовой ленты. Всегда ставьте на самых незаметных, те редко когда подводят. — Благодарю за лестные слова, лорд Бейлиш. Кассандра не хотела принимать подарок, а хотела уйти побыстрее, пока ее не хватились, и ярость ее мужа не взыграла с новой силой; тогда его никакие гости не могли бы удержать. Но еще сильнее ей хотелось узнать, что было в том ларце, который так сверкал на редких лучах солнца. — Клянусь, это последний подарок вам на свадьбу. Я его слишком долго выбирал, уделите ему хоть немного внимания, леди Кассандра. — Хорошо, — она деловито оправила воротник и протянула руку. — Давайте ваш подарок. Она ожидала какую-нибудь очередную заводную канарейку, какую-нибудь бесполезную брошь, всей этой чепухой, которой теперь были завалены все ее ящики комода, но она никак не ждала того, что Пересмешник бережно возьмет ее за руку и не наденет кольцо. Оно было не таким, какие обычно делали для женщин. Этот перстень был простым, даже можно сказать грубоватым, как будто выкованым из серебра. Квадратное, с большой печаткой в виде белой лисы, казалось, что под камнем было что-то еще. Кассандра попыталась отдернуть запястье, но Бейлиш бережно сжал его и внимательно посмотрел на нее. — Кольцо? — Кассандра старалась казаться невозмутимой. — Благодарю, но у меня есть уже одно. — она выразительно указала на увесистое и некрасивое кольцо из красного золота с тремя рубинами; оно выглядело чудовищно. — Это меня вполне устраивает. — О, это можно легко потерять. — на минуту кольцо оказалось у него, а потом снова на ее пальце. — Обручальные кольца всегда просто снимаются. А вот мой подарок вы не потеряете никогда. Попробуйте его открыть. Кассандра осторожно нажала на хвост белой лисы, пружинка звякнула, и под кольцом оказалось миниатюрное пространство, совсем как у шкатулки. Внутри что-то плескалось, и пара капель непонятной жидкости осталось на ее перчатках. — Что это? — она было поднесла руку к губам, как Бейлиш ловко перехватил ее и вытащил носовой платок. — Нет, нет, вот этого не надо. — он быстро обтер ее перчатки, а потом стащил их с ее рук и обвалял в снегу. — Ни в коем случае не прикасайтесь к губам, если притрагиваетесь к кольцу. Кассандра и раньше слышала о ядах. Еще перед свадьбой брат отвел ее в сторону, и, замявшись, начал что-то говорить о мейстерах, которые могут ей дать какое-то снадобье, если ее супруг начнет слишком пользоваться своим положением. Но речи благородного Ридлина были так запутанны, и сам он так был напуган своими словами, что она мало разобрала из всего сказанного. Бейлиш ничего не говорил, но его взгляд был красноречивее всех слов. Кассандра осторожно закрыла кольцо и натянула поверх него перчатку. — Что это? — Слезы Лиса. — просто ответил он. — Когда вам станет слишком сложно, просто добавьте несколько капель в вино. Забота? Пересмешнику явно было незнакомо это чувство, и Кассандра приказала себе не очаровываться. Хоть в последнее время между ними и остановилась шаткая проекция дружеских отношений, верить ему было нельзя. Точно так же как и ему ей. Они могли продать друг друга за достойную цену, и каждый это знал, только вот, к сожалению, а может и к счастью, подходящего торговца так и не находилось. — Теперь я понимаю, как вы убираете ненужных вам людей чужими руками. Приму к сведению. — Мне стоит ждать письма от вас со смертоносным сюрпризом, миледи? — Зачем? Вы можете просто один раз отобедать в нашем доме. Бейлиш усмехнулся, а потом снова стал серьезным. — Он захочет вас сломать, Кассандра. Захочет, чтобы вы страдали. Это избавит вас от этих мук. — Иногда ваши слова звучат так искренно, что им можно поверить. — она выпрямилась и холодно улыбнулась. — В этот раз вам стоит поверить мне. Как ни странно мне это говорить, Кассандра, но я вас уважаю. — в его глазах появились знакомые огоньки. — Вы умеете играть людьми так, словно они — шахматные фигуры. Вы не жалеете никого — ни других, ни себя, но играете в эту игру не самозабвенно, а умно. Я уважаю вас и даже можно сказать, — он ухмыльнулся и посмотрел на нее в упор. — Даже восхищаюсь. Вы — достойный соперник. И я тоже когда-то мечтал вас сломать. Кассандра не дала комплиментам сбить себя с толку и присмотрелась к заснеженной ветке. Она думала специально о последней фразе. В этом их желания были схожи, она тоже мечтала сломать своего соперника, но потом это стремление куда-то исчезло. — Что же вам помешало, милорд? — Я понял, как мне станет скучно, если вы уйдете, моя милая леди. Ей было нечего сказать. Кассандра молча смотрела на то, как с верхушек деревьев падал снег и старалась подавить застрявшие в горле рыдания. Она все еще была игроком. И это все еще была игра, даже если казалось, что все стало иначе. — Не дайте ему погубить себя. — прошептал он, и горячее дыхание приятно коснулось ее шеи. Кассандра выпрямилась и одернула на себе плащ. Она сама выбрала свой путь и не намеревалась просто так отступать. — Хорошего пути, лорд Бейлиш. Вам пора. И не надейтесь, я не освобожу свое место так быстро. Она дошла до своих покоев, и когда раздалось топот лошадиных копыт, не выглянула в окно. Теперь начиналась ее игра.