Равный брак

      — Леди Лайне, посмотрите, какой шелк!       — Нет, леди Лайне больше подойдет бархат!       — Селия, как ты можешь даже думать о бархате! Леди Кассандра упадет в обморок от жары, если будет в бархатном платье! Леди Лайне, взгляните на эту парчу!       — Будто бы в парче ей станет легче!       — Ее прислал сам лорд Бейлиш, а он прекрасно разбирается в драгоценных тканях!       — О, миледи, посмотрите, какое ожерелье! Его Высочество сам выбирал его!       — О, какие рубины!       — А изумруды! Кассандра целыми днями стояла в своих покоях и слушала щебет новых фрейлин. Она не хотела никого, кроме родной Эллиан, но королева-мать распорядилась, елейно улыбаясь, прислать своей новой невестке целый выводок благородных и очень шумных девиц из благородных домов, чтобы те прислуживали ей, но на деле следили за каждым ее шагом. Однако у каждого были свои слабости, кому как не Кассандре было это знать, а потому, отдавая на растерзание шелка и сапфиры, она знала, что никто и думать не станет о простой и скромной невесте наследного принца. Сам Томмен не любил визитов к своей невесте, когда в комнатах были фрейлины, он смущался под их взглядами, что-то нервно бормотал себе под нос, а потом выскальзывал из комнаты, обязательно опрокинув за собой серебряное блюда. Благородные девицы обязательно фыркали и звонко смеялись, пока в один день Кассандре это не надоело, и она не хлопнула по столу кулаком и с милейшей улыбкой сообщила, что насмехательство над принцем — настоящая измена. С того момента смеха стало меньше, но стоило ей бросить в толпу еще одну ожерелье, как снова веселье воцарилось на своем прежнем месте. Однако когда пришло время Кассандре выбирать себе главную фрейлину, она ни минуты не сомневалась. Ланнистеры, Баратеоны, Грейджои, Талли; все фамили расступились, когда Кассандра назвала одно имя — Санса. Кажется, тогда все ахнули, но Кассандра молитвенно сложила руки и посмотрела на короля Джоффри, говоря со слезами на прекрасном лице, что она так желает научить кузину манерам и настоящей благородной жизни при дворе, а ведь Его Величество так милостив и добр, что Джоффри на минуту оторопел, а потом величественно и глупо кивнул в ответ на ее просьбу. Так Санса стала ее фрейлиной и доверенной подругой.       — Пожалуйста, выйдите, — звучал ее нежный голосок, когда она выпроваживала жаб из покоев кузины. — Леди Кассандре нужно переодеться. — она затворила дверь и, постояв минуту, решительно повернула ключ в замке. — Как же они утомляют! — воскликнула Санса, и Кассандра рассмеялась.       — Ты уже не хочешь быть королевой? Голубка застыла на месте, скребя шелковой туфлей по каменному полу, и Кассандра вздрогнула, когда вспомнила, как долгими вечерами она сидела точно так же в Дредфорте, прислушиваясь к скрипу железных башмаков Рамси. Она любила Томмена хотя бы за его ласку и доброту; первый брак научил ее, что важнее этого в супружеской жизни мало что может быть. Разве только золото. Правда, теперь его у Кассандры было столько, что следовало подумать и о чувствах. Санса осторожно взглянула на кузину, а потом быстро покачала головой.       — Нет, больше не хочу. — она придирчиво осмотрела красный киртл и поправила корсаж Кассандре. — Это слишком сложно — всегда притворяться, врать, бояться, что каждый день может оказаться последним… Кассандра! — воскликнула она, держась за рукав ее платья. — Как же ты так можешь жить?       — Спроси лучше, как могу жить по-другому, — ласково погладила ее по голове леди Лайне и одернула нижнюю юбку. — Мне не нравится, что она топорщится. И мне не нравится, что тут так много красного. Это цвета Ланнистеров, а не Баратеонов.       — Но ведь так было всегда, — нерешительно начала Санса, щипая подол своего платья. — Даже когда меня готовили в жены Джоффри, — голубка запнулась, и по ее лицу пробежала судорога. Кассандра вздохнула — кузине тоже было что вспоминать долгими вечерами. — Все было золотым и красным, а на плаще был вышит лев… — и будто только сейчас поняв, что все это значило, Санса замолчала, а потом ее глаза широко раскрылись, и она затрясла кузину за руку. — Кассандра! О, Кассандра! Значит, что…       — Тише, — прошипела та и прислушалась к шуму за дверью — стража бегала из стороны в сторону, выполняя сердитые поручения королевы-матери. — Ты же не хочешь, чтобы нас с тобой вздернули за измену?              Голубка замотала головой и смирно сложила руки на платье. Кассандра присмотрелась к ней — Санса еще не так хорошо умела играть в придворные игры, волнение все равно временами выдавало ее, но любовь и уверенность в том, что она под верной защитой супруга творили удивительные вещи, и в глазах Сансы было то спокойствие, которого так желала Кассандра. Как ни странно, но она была рада за свою кузину.              — Нет, нет, я все понимаю, — затараторила Санса. — Ты не подумай, пожалуйста, Кассандра, что я ничему так и не научилась, я все понимаю, не беспокойся. Я буду молчать, — в ее голосе слышался уже настоящий испуг, и Кассандра снова напомнила себе — не она одна мучилась великими регалиями. — Я буду молчать, обещаю! Она все же была ее сестрой, хоть и двоюродной, а ведь Кассандра, хоть сама себе и не признавалась, но мечтала о сестре. Не такой, как она сама, не такой жесткой, расчетливой, о мягкой и доброй, с которой можно было сидеть в саду и вышивать золотом, говорить о чем-то беззаботном и, наверное, мечтать. Она вспомнила, как леди-мать успокаивала ее и так же мягко коснулась плеча кузины: нельзя, чтобы кто-то видел ее заплаканной, мигом заподозрят что-то неладное.       — Весь ужас позади, дорогая, все позади, — тихо приговаривала Кассандра, обнимая Сансу. — Тебя больше никто не посмеет тронуть и обидеть, никто, обещаю. С тобой все будет хорошо. Прости меня, — она быстро вытерла мокрые щеки кузины и криво улыбнулась. — Я не должна была тебя пугать, но ведь таковы правила игры при дворе. Все говорят запретные слова, и все ходят под страхом казни. Но в какой-то мере, — помолчав, снова заговорила она. — Это даже интересно.       -Лорас хочет отвезти меня в Хайгарден, — всхлипнув, выговорила Санса, сжимая в руках платок. — Он говорит, что здесь слишком опасно для меня и… — тут голос ее дрогнул, и Кассандра в изумлении обернулась. Как, неужели так рано? А, впрочем, сколько лун уже успело смениться? — И моего положения. — покраснев, закончила Санса.       — Так тебя следует поздравить, — улыбнулась Кассандра и присела рядом с кузиной. — Это счастье, Санса. Кассандра не врала, дети действительно были для нее счастьем. Иногда в мечтах, совершенно ненужных и бесплотных, она приходила к своему большому дому, заходила в свою спальню и наблюдала за тем, как чернеют волосы ее детей, пока те мирно спят, и ничто им не угрожает. Но мечтать себе Кассандра позволяла редко, мечты не несли за собой ничего, кроме боли и сожалений, да и потом, они всегда рассыпались в прах. О ребенке от Рамси и говорить было нечего, это была бы пытка, а Томмена она лишать невинности не собиралась. Будь она женой местного лорда, который мирно поживал себе на Севере и имел во владении две земли, о, вот тогда бы она окружила себя сыновьями и дочерьми. Но принцессам о таком думать не полагалось. Разумеется, если Джоффри умрет, то тогда придется думать о наследнике престола, однако в этом, она боялась, не было бы ни чайной ложки чувства — цедрой лимона и то щедрее посыпали любимые пирожные Сансы, чем она могла бы добавить любви в такой важный процесс. Семеро, и слово-то какое — процесс. Будто что-то не для человека.       — Пока что еще рано о чем-то судить, — застенчиво замялась голубка, и Кассанлра негромко рассмеялась. — Но мы полагаем, что… — она не договорила.       — Сколько лун уже прошло?       — Три, — шепотом, будто это что-то страшное, сказала Санса.       — Ну тогда тебя следует и правда отправлять отсюда к теплым рекам и зеленым деревьям, — погладила ее по голове Кассандра; отчего-то стало тоскливо. Санса была единственной, кому Кассандра могла тут доверять. Уедет она, и больше доверенной подруги у нее не будет. — Туда, где тебя никто не тронет.       — А ты… — неуверенно начала Пташка. — Ты не сможешь поехать с нами? Ведь жена принца не так важна, как жена короля, — она залепетала с неожиданной мольбой. — Вам не так часто надо будет показываться на людях, Джоффри все равно этого не хотел бы, и вы могли бы обосноваться в Хайгардене, это была бы великая честь для Уилласа… Кассандра улыбалась и мягко гладила кузину по волосам — те были куда мягче ее собственных. Откуда этой нежной душе можно было знать, что в совершенно другом заключались планы Кассандры и, как она могла предполагать, даже Томмена. Жестокий король не мог нравиться людям; как разбитый поднос не чини, тот все равно будет раскалываться по краям кривыми трещинами, а те станут хищно смотреть на бедолагу, который его разбил. Маргери могла первое время отвлечь всех от натуры Джоффри, но ее бы сил хватило ненадолго, и злоба Его Величества коснулась бы и ее, и Королевскую Гавань; что уж тут говорить — Кассандра была уверена, что в своих темных помыслах Джоффри мог бы добраться и до Дорна. Томмен на эту роль подходил как никто другой. Да, он был слишком мягок, но доброта его стала бы настоящим даром для всех, кто успел исстрадаться под гнетом Джоффри. Он был умным мальчиком, все схватывал на лету и, что самое главное, вовсе не протестовал против участия Кассандры в его восхождении. Напротив, он тянулся к ней, живо спрашивая, что ему нужно сделать, и как все следует исправить, чтобы не совершить ошибок брата. И каждый раз Кассандра чувствовала себя так, словно отдавала любимого теленка на заклание. Сложно было представить этого мальчика, сидящим на троне, который поверх увяз в крови. Однако она успокаивала себя тем, что сама его она не оставит и встанет преградой для всех, кто криво улыбнется ее супругу. Так что же она могла ответить Сансе?       — Это очень мило с твоей стороны, дорогая, но все же, я боюсь, что все же месяц нам нужно будет прожить здесь, во дворце. Король не отпустит нас так скоро, да и нехорошо это — бежать с собственного венчания.              О том, что она вполне была готова сбежать от своего первого супруга прямо в лес, к одичалым, Кассандра предпочла не говорить.              — Серсея тебя замучает, — вздохнула Санса и поправила кружево на парадном платье. — Помяни мое слово.       — Пустяки, — отмахнулась Кассандра; ей и правда было все равно на это. — На мою долю перепадет лишь малая часть, все недовольство придется выслушивать бедной Маргери.       — Еще бы, она встанет на ее место. Теперь она королева, не Серсея.       — Дело не только в этом, — задумчиво проговорила Кассандра, усаживаясь рядом с кузиной. — Понимаешь, Санса, она теряет над ним контроль, а Маргери, наоборот, с каждым днем все более властна над ним. Даже в его жестокости Серсея могла им управлять, могла восхвалять его чувство превосходства, она будто бы говорила ему — никто не станет тебя так ценить, как я. И тут, в разгар своего всевластия, появляется какая-то выскочка-розочка, — Кассандра так передразнила гримасу Королеву-Матери, что Санса весело рассмеялась. — Она улыбается, светится, король влюблен в нее, с нее все шьют платья и укладывают прически. Она — центр всей Гавани, всех Семи Королевств. Представь ее недовольство.       — И ведь это навсегда!       — Нет, — покачала головой Кассандра. — Боюсь, что нет. До первой брачной ночи, — с мрачной уверенность изрекла она. — Король получит то, что желал, и интерес пропадет. И начнутся снова пытки. — увидев, как тень страха легла на лицо кузины, она приобняла ее. — Не бойся, Санса. Нужно знать все страхи в лицо, нужно предугадывать худшие мотивы, худшие развилки королевской дороги к этому ужасному трону. Неизвестность в этом случае куда хуже.       — Я так не хочу оставлять тебя здесь одну, — внезапно прошептала Санса, и Кассандра удивленно посмотрела на нее. — Отец всегда говорил, что ты сильнее из всех Старков, и ему искренне жаль, что ты не родилась мальчиком — на тебя можно было бы надеть корону Хранителя, но ведь здесь не Север, здесь Гавань, здесь все по-другому! Лорд Бейлиш пытался учить меня, — помолчав, снова заговорила Санса; Кассандра тихо прислушивалась к ней. — Пытался объяснять мне, как жить здесь, чтобы играть важную роль и не потерять головы, но все это так гадко, так нехорошо!       — Это правда, моя дорогая. Под золотым плащом Его Величества скрывается столько грязи, сколько ни в одном публичном заведении нашего друга лорда Бейлиша.       — Так поехали со мной, Кассандра! — воодушевленно воскликнула Пташка. — Поехали, это ведь будет так хорошо! Уиллас будет этому только рад, и тебе будет с нами уютно и приятно.       — Спасибо, милая, но все-таки мне придется отказаться, — Кассандра аккуратно расправила Сансе воротник и протерла лоб розовой водой. — Я не смогу бросить своего мужа, через три дня мы будем с ним от одной крови и от одной плоти, и долг велит быть с ним до конца дней.       — Долг всегда велит слишком много неинтересного, — буркнула Санса, и Кассандра рассмеялась.       — Сейчас ты напомнила мне Арью, — при упоминани сестры Санса оживилась. — Кстати, где она?       — Отец и леди-мать привезут ее на твою коронацию.       — И бедную волчицу засунут в шелковый мешок, — Санса могла представить, что ее младшая кузина думала насчет пышного торжества. Они вполне могли подружиться с Томменом. — Но ничего, пусть не волнуется. Напиши ей, что я найду ей такой наряд, что придется ей по вкусу.       — Это если только ты ей отдашь старую кольчугу дяди Ридлина, — с детским презрением, последним напоминанием их баталий в Винтерфелле, фыркнула Санса. — Она с ума по ней сходила.       — Хорошо, значит, она наденет кольчугу, отец как раз думал, кому передать ее по наследству.       — А разве Дитер… Санса хотела ее спросить, как Кассандра бесшумно встала с постели и сжала руку кузины, приказывая ей тем самым молчать. Еще как только она обосновалась в Красном замке, она заметила, что один камешек в ее полу всегда звенел от малейшего шума в коридоре. Поначалу это ее ужасно злило — она просыпалась от любого неверного шага слуги, — а потом вдруг поняла, как удобен этот по своему роду знак. Так Кассандра слышала еще задолго до появление слуги или посетителя, что к ней кто-то направляется, и все неудобные разговоры заканчивались ровно на этом звуке. Вот и сейчас кто-то шел по коридору, а потом остановился у ее самой двери. Шли негромко, будто так, чтобы их не услышали. Прижав палец к губам и кивнув Сансе, Кассандра аккуратно подошла к двери и резко ее открыла. Замешкавшийся слуга, который судорожно застегивал свой камзол, вздрогнул и чуть не поскользнулся на полу. Кассандра вздохнула — ее изобретение верно работало, но если везде и всюду видеть подвох, то можно было бы и поседеть раньше срока. Она настороженно всмотрелась в зеркало на стене, опасаясь вместо привычного лица увидеть дряблую старуху в отражении.       — Что вам нужно? — требовательно спросила Кассандра. Это был Олливар, слуга Бейлиша, Кассандра его узнала. И из всех людей, прислуживавших мастеру над монетой, этот ей был больше всего неприятен.       — Леди Кассандра, — склонился слуга, и его красивые глаза забегали по спальне невесты принца. — Меня прислал лорд Тирион, он желал с вами поговорить.       — Вот как? — Кассандра сама не была так широка, чтобы закрыть собой дверной проем, однако ее платье, под которое она теперь надевала две нижних юбки, прекрасно загораживало весь вид. — И когда же лорд Тирион желал бы со мной поговорить?       — Как можно скорее, леди Кассандра. Он сказал, что дело касается вашего замужества. В комнате Санса тихо икнула от страха, но Кассандра раскашлялась, и Олливар — смазливый, тонкого вида мальчик, — отпрянул от нее. Если лорд Тирион желал с ней поговорить и отправил Олливара, значит, он был сейчас в заведении Бейлиша. Можно было, конечно, подождать его в зале Малого совета, но куда веселее было бы нагрянуть прямо к мастеру над монетой. Вот была бы потеха! Грязи Кассандра не боялась, нравственность ее погубить было невозможно, а потому, подняв подол, она вышла в коридор и повернулась на каблуках.       — Ну что же, раз дело срочное, тогда ведите меня к своему мастеру. Обомлел даже самый развращенный молодой человек в городе. Он захлопал глазами и изумленно посмотрел на Кассандру — нечасто, наверное, ему давались такие указания при свете дня.       — Леди Лайне, — от удивления он даже вспомнил фамилию ее семьи. — Разумно ли это?.. Ведь, — он не закончил.       — Если вы сказали, что дело срочное, то не нужно заставлять ждать лорда Ланнистера. Ведите, Олливар. *** Кассандра быстро пробиралась по улицам Гавани, не обращая внимания на грязь и длинные повозки. Оказывается, она уже начинала приобретать определенную известность, и многие горожане улыбались ей и даже кланялись. Не зря она с собой всегда носила кошель с милостыней, и в этот раз, несмотря на все робкие попытки увещеваний Олливара, что все горожане — воры и грязные существа, монеты падали в руки просящих. Дорога к заведению Бейлиша была не такой уж и длинной, на удивление Кассандры то стояло почти посередине города, ничем не выдавая себя. Красивый, с навесами и галереей, дом держался аляписто и горделиво, под стать своему хозяину. На минуту Кассандра остановилась; вся спесь была на минуту готова с нее слететь, и из-под Кассандры бывшей Болтон вдруг показалась еще юная девочка Кассандра Лайне, которая всегда ужасно смущалась всего и нередко заливалась краской. Однако той сейчас было не место, и, оправив плащ, леди Кассандра Болтон-Лайне, деловито озираясь, вошла в раскрытые перед ней двери. Надо сказать, публика там была привычна ко многому, и ничто не могло удивить знатных господ и дам Бейлиша, однако появление самой благородной после королевы Маргери дамы в городе вызвало оживление. Не смущение, а странное состояние гадливости от случайного взгляда на все происходившее поднялось в Кассандре, и она против воли отвела взгляд и уставилась в потолок. Она могла бы еще и закрыть глаза, если бы не знала, что так ее было очень легко взять и толкнуть ее. Сцепив руки в замок, она нарочито смотрела в одно чистое окно наверху, откуда было видно голубое небо, будто бы телом она хоть и была здесь, но мыслями витала в самых благоуханных богорощах Семерых. Раздавалось неловкое покашливание, мимо нее протискивались едва знакомые силуэты, кто-то даже умудрялся кланяться и говорить: «Да здравствует Король, да правит он долго!», но Кассандра все так же неумолимо возводила глаза к потолку и стоял замершей статуей. Наконец сверху лестницы послышались торопливые шаги, и Олливар, поколебавшись, предложил ей свою руку.       — Я мог бы предложить леди Лайне сообщить лорду Бейлишу, что вы…       — Не стоит, — оборвала его Кассандра. — Я полагаю, наше присутствие должно стать неожиданностью. Олливар было ухмыльнулся, но от колкого взгляда Кассандры ухмылка съежилась, и слуга повел ее наверх. Наконец чувство тошноты стало постепенно отступать, и Кассандра оглянулась — здесь, наверху, ничего не говорило о всем том, что происходило на первых этажах. Обычный дом достойного горожанина, затененный от жары высокими деревьями, и кто мог сказать, что хозяин всего этого был самым опасным человеком в Вестеросе? Кассандра поправила накидку и смело постучала в дверь. За ней явственно раздавались мужские голоса, в глуховатых смешках она узнавала Бейлиша, громкий голос лорда Тириона говорил что-то о своей сестре, но был там еще один, голос незнакомца, с таким южным акцентом, что по спине у Кассандры неприятно прошла дрожь. Уж слишком грустная история была связана с ее семьей и этим густым, как валирийский мед, говором. Она снова постучала, и на этот раз ей крикнули нахально: «Войди, что ты там мешкаешься!» Кассандра смело могла представить, кого посетители ожидали увидеть перед собой, и мало что могло сравниться с наслаждением от того, какие лица она могла лицезреть. Что уж тут и говорить, даже мастер над монетой был удивлен.       — Милорды. — мальчишеским шагом, за который ее ругала мать, и который у нее переняла Арья, Кассандра вошла в душную комнату. Пахло какой-то сушеной травой, и в носу у нее защекотало. — Надеюсь, я не помешала вам. Вероятно, Санса не лгала, когда говорила, что Тирион был лучшим не только из Ланнистеров, но и во всей Королевской Гавани нельзя было сыскать человека добрее и мудрее, разумеется, кроме ее милого Уилласа. Во всяком случае ему хватило стыда зардеться перед дамой в этом оплоте порока и подавиться вином. Она терпеливо ждала, пока тот откашляется, а все, замерев, стояли неровным кольцом вокруг. Кассандра узнала рыжеволосую девушку, мелькавшую около Бейлиша, она часто видела, как та сопровождала его во время визитов в Красный Замок, однако та всегда держалась поодаль, да ведь это и было неудивительно — любой прислуге стоило находить поодаль, за господином, а уж прислуге такого рода и подавно. Бейлиш отдавал ей указания одним кивком головы, и против воли Кассандра позавидовала такой слаженной работе; с Эллиан они тоже хорошо друг друга понимали, однако эти двое будто бы читали мысли друг друга. Девушка как-то испуганно посмотрела на нее, и краем глаза Кассандра заметила, как Пересмешник свирепо кивнул на стул, однако Кассандра вовремя остановила его прислугу:       — Не стоит так третировать своих помощников, лорд Бейлиш, — он усмехнулся. — Мой визит не заставит вас долго ожидать, я пришла лишь потому, что лорд Тирион желал со мной поговорить о скором замужестве.       — Я желал… — раздавался откуда-то приглушенно голос младшего Ланнистера; вероятно, он старался побыстрее одеться, чтобы не смущать даму еще и своим внешним видом. — Я желал… Да, я желал, миледи, — из-за ширмы показалось его изуродованное лицо, однако Кассандра полагала, что в какой-то мере шрам его даже красил. — Однако я полагал, что о таком таинстве можно было бы поговорить и в другом месте.       — В каком?       — В более целомудренном. — наконец выдавил смущенно Тирион. Это было занятно — наблюдать за тем, как кто-то из Ланнистеров краснеет.       — Вы желали бы поговорить о моих чувствах к вашему племяннику? — Кассандра все-таки присела в кресло. — Вы сомневаетесь в моей любви к нему?       — О, нет, что вы! — за ширмой показалось какое-то движение, и она вытянулась в кресле; повеяло тяжелыми маслами. — Все в Вестеросе знают, как вы его любите и бережете.       — Тогда вы бы желали поговорить о чувствах вашего племянника ко мне? — определенно, там был кто-то еще. Бейлиш как-то аккуратно перехватил ее взгляд и в одну секунду отодвинул полог; там послышалось сдавленное ругательство. Кто бы знал, сколько боли и горечи было во взгляде матери каждый раз, когда она заговаривала про тетю Лианну.       — Нет, нет, миледи, чувства Томмена весьма понятны, — усмехнулся Тирион, выходя к ней навстречу. — Он по уши влюблен, тут не приходится спорить.       — Тогда что же вы хотели обсудить? — Кассандра чувствовала на себе острый взгляд незнакомца, однако не шевелилась, и приказала не дрожать голосу.       — Видите ли, — аккуратно начал Тирион, и она нетерпеливо застучала каблуками туфель по полу. — Боюсь, нашлись непредвиденные траты, которые королевская казна… — он не договорил.       — В таком случае места лучше, чем это нам с вами не найти. Где еще обсуждать деньги, как не там, где их сосредоточение. Кто-то негромко фыркнул, и за занавесью послышались негромкие шаги. Так могли шаркать туфли, сделанные только из самого тонкого дорнийского шелка и бархата; при желании они и вовсе могли быть бесшумными, словно кошка двигалась по камням и скрипучему дереву — неслышно и легко.       — Вот, что случается с волчонком, который выживает в царстве львов, Эллария. Она все-таки вздрогнула. Незаметно, но вздрогнула, когда этот тягучий, ломаный голос медленно протягивал слова, будто бы в его крови не было желания убить всех, кто причинил боль его семье, его сестре. Разве дом Старков, дом вечной зимы не был тем, кто ранил его гордость и гордость красавицы Элии Мартелл? Ведь Элия была хороша, Кассандра видела ее портрет и видела, как леди-мать горестно отводила взгляд от него. А разве Кассандра не примыкала теперь еще и к тем, кого Оберин Мартелл, Красный Змей, искусный воин и убийца, поклялся истребить? А ведь это был именно он — стоявший перед ней, усмехающийся прямо в лицо, и Ужас прошел по всей Кассандре, потому что даже с Рамси она не сталкивалась со смертью лицом к лицу. Он мог бы заколоть ее прямо тут, на глазах безмолвного Бейлиша и оторопевшего Ланнистера, и никто бы слова не сказал. Он мог бы вызвать на турнир ее брата, и он все равно бы умер, коснись хоть единожды копье этого Змея; Оберин Мартелл нес смерть, он сам оборачивался ею, и Кассандра признавала — то была справедливость. Наверное, она все же дрожала, иначе она не могла понять, почему рука Бейлиша вдруг оказалась на ее плече, и она обрадовалась бы, не дав клятву Томмену — быть верной всегда и во всем. Выждав минуту, она аккуратно встала из кресла и кивнула тому, кто мог требовать суда поединком и с ее дядей, и с ее отцом, и с ее братом. Поколебавшись, тот кивнул в ответ, и женщина, красивая той редкой, резкой, южной красотой, быстро присела в поклоне. Что можно было им говорить друг другу? Кассандра охотно бы извинилась за то, что сама считала предательством семьи, рода и слова, однако на эти извинения ей не дал разрешения ни Ридлин, ни Эддард, и тогда бы это посчиталось неслыханной наглостью, еще одним позором. Но ее слов ждали; ждали с тем же интересом, с каким змея наблюдала за корчившееся в ее плену жертвой. И тут спасительный гнев, которого она так долго ждала, наконец снова в ней проснулся. Все спасение Кассандры было в ее гневе. В гневе она выходила замуж за Рамси, в гневе она бежала по полю, в гневе она призывала свою армию, и снова гнев заставил ее холодно взглянуть на Мартелла. Не ее вина, не вина матери в том, что Лианна вдруг возжелала любви, которой смогла получить, лишь заплатив за нее смертью. Не их вина, что Рейгар Таргариен постыдно позабыл о клятвах верности и чести, забыл о своем слове. В конце концов, все уже поплатились, так зачем бередить тех, с кого нельзя ничего взять.       — Я знаю, чего вы желаете. Однако вам я дать этого не могу. Я знаю, что такое боль, я знаю, что такое скорбь, я знаю, что такое желание мести, от которого сводит зубы, без которого нельзя уснуть, не представив своих врагов настолько несчастными, что в сердце становится тепло. Все это знаю я, знает моя мать, знает мой отец и брат. Желание мести все же затухает, на его место приходит горечь и тоска. Однако скорбь никуда не девается. И мы скорбим, лорд Мартелл. По леди Лианне, которая была быстрая и смелая, которая ушла раньше срока. По Элие Мартелл, которая была прекрасна и чиста, и чья гибель непростительна. Это горе с нами навсегда, и оно омрачает самые веселые празднества, ибо в самой радости мы вспоминаем о тех, кто не может предаваться ей вместе с нами. Его лицо оставалось бесстрастным всю ее речь, как вдруг она заметила, как что-то знакомое скользнуло по нему тенью. Так же на нее смотрел Дитер, когда в детстве она поранила ногу, слезая с коня, а он ничего не мог поделать, чтобы усмирить ее боль. Беспомощность и страдание — ничего не менялось во взгляде старшего брата, который любил свою сестру. Но вот раздался прерывистый вздох, и женщина, стоявшая рядом с ним, осторожно тронула его за плечо, что-то прошептав ему на ухо. Лорд Мартелл хотел что-то сказать в ответ, однако сдержал слова и, поколебавшись, вдруг протянул Кассандре руку. Жать ее в ответ было страшно, — даже перчатки этого воина могли быть пропитаны ядом, — однако не ответить на этот жест означало бы нанести еще большее оскорбление. И Кассандра пожала руку в ответ.       — Приятно слышать такие речи от настоящего дитя Севера, — на все том же ломаном языке проговорил Оберин и улыбнулся Кассандре. Улыбка у него была красивой, но напоминала оскал тигра. — Рад, что события прошлого не забыты. Мы в Дорне чтим тех, кто уважительно относится к прошлым дням.       — Этим мы, северяне, мало чем отличаемся от вас.       — Вот как? — улыбка стала шире, но Кассандру она уже не пугала. — Она снова села в кресло; платье на спине промокло напрочь. — Вам бы не было цены в Дорне. Мы умеем ценить женщин и женскую силу.       — Боюсь, что женщин не ценят нигде, милорд, — она расправила складки платья и сложила руки на подоле. Будто фигура из Богорощи. — Правда, до тех пор, пока они не заставляют начать. Все рассмеялись, но Кассандра только скупо улыбнулась. Все в ней было поднято, все кипело, ей хотелось уткнуться носом в руки матери и расплакаться, попросить, чтобы слуги выгнали этого «страшного милорда», но теперь это было невозможно, и единственными людьми, кому она могла доверять были ребенок и владелец безнравственных заведений. Прекрасная компания, чтобы медленно подминать Королевскую Гавань под себя.       — Что ж, — откашлялся Тирион. — Если вы, лорд Мартелл, не желаете пугать невинных дам, то тогда… — но его снова перебили.       — Я приехал сюда, чтобы убить Ланнистеров, — вдруг заявил Оберин, и женщина рядом с ним вздрогнула; казалось, своими объятиями она старалась защитить как кольчугой. — С кого вы мне советуете начать?       — Я бы советовала вам для начала представить ту леди, что стоит рядом с вами. Кассандра не собиралась поддаваться на эти тычки. Дорн всегда славился своими свободными нравами, но она была с Севера, и их слава была в твердолобой честности и порядочности, что нередко их губила. Но зов крови был сильнее. Оберин лениво обернулся и подвинул женщину чуть вперед. Она оглянулась на него и приветливо улыбнулась Кассандре. К счастью, Бейлиш стоял напротив нее, чтобы Кассандра смогла уловить его легкий кивок. Она улыбнулась в ответ и протянула руку.       — Это Эллария, — протяжно воскликнул Оберин. — Моя любовница.       — Очень рада, Ваше Высочество, — на том же тягучем говоре проговорила Эллария, и длинные серьги качнулись в такт ее поклону. — Вы столь же суровы, сколь и красивы.       — Благодарю вас. Полагаю, это первые правдивые слова, что я услышала за все свое пребывание здесь.              Оберин коротко рассмеялся.              — Для своего дяди вы слишком хорошо говорите.       — Мой супруг славился тем, что талантливо подвешивал языки, милорд.              Возможно, с ее стороны это было не так уж и хорошо — впутывать в разговор лорда Болтона, однако Кассандра прекрасно знала, что ничто так не сгонит спесь с беспутного блюстителя справедливости, как упоминание о том, кто любил мучить людей, в особенности, женщин.              — Так кого из Ланнистеров вы мне можете предложить, Ваше Высочество? — хмуро оглянулся Оберин.       — Вряд ли я могу вам что-то на это ответить, милорд. Я лишь попрошу вас не делать меня второй раз вдовой, а моему мужу оставить одного дядюшку, который всегда о нем заботится. Впрочем, — она вспомнила, как Санса рассказывала о трогательной связи, возникшей между ее девой Бриенной Тарт и брате Серсеи — Джейме. Но она помнила, как этот же брат нечаянно подстрелил ногу дядя Неду, а потому желание защитить его сразу испарилось. — Впрочем, переменим тему.       — Значит, остаются всего три, не так ли?       — Арифметика не моя сильная наука, к сожалению, милорд. Белые зубы снова обнажились в усмешке, и Кассандра вдруг почувствовала, что с этим человеком она в безопасности не будет никогда. Она никому не верила и так, но участь постоянно держать кинжал за спиной слишком утомляла, и временами ей хотелось вдохнуть, не опасаясь за свою жизнь.       — Если вы не возражаете, перейдем к тому, зачем лорд Тирион прислал за мной. — из кармана Кассандры показалась небольшая книжица в кожаном переплете и золотое перо. — Ну и что же вы так жаждали обсудить?       — Видите ли, в чем дело, леди Кассандра, — осторожно начал Тирион; из всех Ланнистеров он был самым вежливым. — Мне очень неудобно сообщать вам об этом, и я бы очень желал подождать до приезда лорда и леди Лайне, ведь странно обсуждать такие вещи с невестой принца, однако…       — У вас нет золотых драконов? Кассандре уже порядком надоели все обходительные манеры; они были уместны всегда, но только не в вопросах денег.       — Да.       — И сколько же вам не хватает?       — Казна почти пуста, миледи, — развел руками Тирион. — К сожалению, нужды моей сестрицы непомерно велики.       — Я полагаю, милорд, в этом вина не только вашей коронованной сестры, — недовольно посмотрела Кассандра на Бейлиша, но тот только улыбнулся. — Есть и другие умельцы.              Тирион усмехнулся.              — От вас мало что может скрыться, миледи.       — Ваша лесть не наполнит мой кошелек, — отрезала Кассандра и перелистнула страницы книжицы. — Сколько вы хотите?       — Сто золотых драконов, — твердо выговорил Тирион, ахнули все. — Нам не хватает ровно сто золотых драконов. Кассандра поразмыслила, и перо на немного задержалось над тонкой бумагой — ее Кассандре поставляли из лучшей писчей лавки. Сто драконов она могла дать, но не хотела. Да и зачем? Не ее это были заботы — думать о том, где раздобыть золота на венчание. Ей нужно было только восторгаться шелками, бархатом и смотреть, как изумруды переливаются в ее серьгах. Бейлиш как-то сумел разорить всю Гавань, значит, он мог и наполнить ее.       — Я дам восемьдесят, — про себя просчитав, сообщила Кассандра.       — Восемьдесят? — переспросил Тирион.       — Восемьдесят. А остальные спросите у лорда Бейлиша, он знает, где их искать. По кабинету раскатился негромкий смех, и Кассандра было встала из кресла, когда Тирион снова заговорил с ней.       — Прошу вас, не ходите одна по этим улицам, это слишком опасно, я провожу вас сам.        Этот маленький человек, казалось, обладал душой больше, чем у любого мнимого добряка из Королевской Гавани. Невольно Кассандра подумала, что если бы в самом начале пути встретился такой человек, она бы уже не мечтала о принцах.              — Не замечала раньше за вами такого желания оберегать меня. — холодно отрезала Кассандра; и все же о ее чувствах никому знать было не нужно. Тирион усмехнулся.       — Вас смущает моя компания?       — Ничуть. Меня смущают лишь цели, которые будут преследовать наша очаровательная прогулка.       — Я всего лишь хочу, — пьяно икнул лорд Ланнистер; Кассандра видела, что на деле пьян он не был. — Всю дорогу воспевать всю дорогу вашу красоту.       — Я слишком верная невеста для этого, милорд.       — Тогда, — Тирион оглянулся и беспомощно подмигнул ей. «Помогите мне в моей уловке», — говорил его взгляд. Кассандра сурово свела брови. — Я буду воспевать галантность и доброту моего племянника, вашего будущего мужа.       — Воистину прекрасная прогулка, милорд. Не стану смущать вас своим взглядом, пока вы ищете свою одежду.              Незаметно для остальных они обменялись улыбками, и Тирион, старательно изображая пьяного, засуетился. Он действительно ей очень был симпатичен; Кассандра была рада тому, что хоть кто-то из семьи ее венценосного супруга относился к ней с радушием, к тому же его общение заставляло ее смеяться, а шутки, пусть и не вполне приличные для ушей дам, заставляли верить, что так шутить он будет, и когда белые враги с Севера повадятся куда теплее.              Что было незаметно для общего глаза, было заметно для Бейлиша. Как и раньше Кассандра чувствовала его взгляд на себе, она знала, что он следит за ней; раньше он наблюдал за каждым ее шагом, а Кассандра знала — он гадал как скоро настанет ее падение Теперь же взгляд стал иным — так смотрели на дичь, все не дававшуюся в руки, так смотрел Баратеон на своего священного кабана. В нем же оказалась его смерть. И как бы неприятно было Кассандре понимать, что ее видят такой же священной животиной, понимать, что теперь смерть Бейлиша была в ее руках, а не Кейтелин Старк, было приятно.              — Леди Кассандра, вам будет угодно подождать меня внизу?       — Леди Лайне подождет вас здесь, — галантную просьбу Тириона прервал елейный голос Пересмешника. — Вдали от тех непотребств, что так претят ее глазу.       — Ваша любезность, милорд, не знает границ, — Кассандра легко кивнула ему и протянула руку младшему Ланнистеру. — Надеюсь, в вашей коляске не укачивает.              Дверь хлопнула за Тирионом; теперь в покоях Бейлиша стояла тишина. Странно, но она ни капли не боялась этого страшного, самого страшного человека во всех Семи Королевствах. Кто знал, сколько крови было на его руках, сколько костей скрывалось в широких рукавах его дублета — все затенялось очаровательной улыбкой и признанием в его верности Короне. Вещи, что делают во имя любви — не один Бран слышал эти слова, — вещи, что делают ради власти. Может быть, Кассандра так любила Бейлиша за то, что он обставлял Ланнистеров каждый день и каждый час? Кто знал.              Кассандра не знала, как поменялось ее лицо, когда она снова погрузилась в воспоминания прошедшего детства. Падение Брана, чудом не закончившееся трагедией, истошные крики тети Кет и просьбы о голове Тириона, и скорбь, скорбь, скорбь. Все в ней посуровело, черты лица, которым была дана тонкость тетушки Лианны, стали резкими, будто выточенными из кости. Кассандра не видела, как, будто бы затаив дыхание, Бейлиш наблюдал за каждым ее вздохом, за каждым трепетанием глухого воротника, за каждым изломом брови. Будь она чуть более приветлива, знай она хоть что-то о своей красоте, она бы непременно этим воспользовалась, но Кассандра знала только то, что в красоте она уступала всем Старкам, и никто не мог прельститься ей, сколько бы раз ее отражение черных волос и белой кожи не уверяло ее в обратном. Она не верила в себя, в свою красоту, только в природу Севера — выдержку и стойкость.              — О чем вы думаете, миледи? — его голос прервал ее мысли; она раздумывала, как уберечь Томмена от влияния матери, однако Бейлишу об этом говорить не собиралась. Ее выдала лукавая улыбка.       — О том, сколько кораблей смогу взять себе.       — А вот я нисколько, — вздохнув, Бейлиш мягко шагнул к ней; теперь они стояли вдвоем у открытого окна, перед ними лежала вся столица. — Вы меня разорите, миледи.       — Разве? — повернулась к нему Кассандра; на лице ее было удивление, удивительно правдивое. Ей становилось скучно без этих словесных игр с Пересмешником. — Но разве это возможно, милорд?       — Полагаю, я об этом скоро узнаю. Они оба рассмеялись; странно, но Кассандра давно не видела в нем такой мягкости. И это, конечно, было напускным, еще одна ловушка, протянутая мягкая лапа, в которой скрывались когти. Но приятное волнение обдало ее волной, когда Кассандра подумала, что он любуется ей, любуется откровенно, и в потемневших глазах появляется опасный огонь, раньше для нее не горевший. Смотреть на себя она запретить не могла, разве только приказать выколоть ему глаза, но те были такого красивого цвета, что вряд ли бы Кассандра решилась на такое.       — Я вас чем-то развеселил, леди Кассандра?       — Я думала, как было бы ужасно, если по моему приказу вас лишили бы глаз, — прищурившись, улыбнулась она. Петир замер в притворном ужасе. — У ни у вас удивительно цвета, будто бы изумрудного.       — Чем же я так смог прогневать Ее Высочество, — вкрадчиво спросил Пересмешник, аккуратно беря ее за руку. Кассандра руки не отняла. — Впрочем, если то будет ваше приказание, — он поднес ее руку к губам и пристально взглянул на нее. — Я готов.       — Тогда если не желаете своего приговора, будьте любезны так на меня больше не смотреть, — отчеканила Кассандра, резко повернувшись на каблуках. — Эту дерзость мастеру над монетой не простят.       — В таком случае приму муку как радость. — этого следовало ожидать; даже пытку Бейлиш мог превратить в фиглярство. — Лучше насмотреться на вас и хранить ваш образ всегда, чем иметь глаза и не видеть вас.       — Достаточно, — отмахнулась Кассандра; вся эта придворная игра начинала ей надоедать. — Оставьте эти отвратительные речи для других. Нас с вами подобные разговоры никогда не связывали.       — Действительно, — голос его вдруг стал тихим-тихим, и она почувствовала запах мяты совсем рядом с собой. Теперь главное было не повернуться — непременно угодила бы в объятия. — Нас с вами связывает нечто иное. Куда более крепкое. Ночь в Дредфорте и тело ее супруга, лежавшего на снегу, вспомнилось внезапно. Кажется, она тогда чуть не лишилась чувств. Сколько раз она умирала и снова оживала в том замке, что стал и темницей, и приданым — не сосчитать. И всегда ее за руку осторожно придерживал Бейлиш.       — Повернитесь, Кассандра, — раздался его голос; мягкий, так он разговаривал только с Сансой. — Я не оскорблю вашего достоинства, я дал вам слово.       — Ваше слово, лорд Бейлиш, — усмехнулась Кассандра. — Стоит дорого и покупается трудно, однако, — она обернулась, зная, что ее взгляд слишком колючий. — Все же покупается. Так ведь, милорд?       — Петир. Вы все время забываете о моей небольшой просьбе.       — Петир.       — Как и все в этом мире, миледи, — вернул ей усмешку Бейлиш и уселся за стол. — Правда, ваше слово мне так и не удалось выкупить.       — Вы решили брать монетами и постоялыми дворами, а надо было венцом и парчовым плащом.       — Какая жалость, что вы не открыли мне эту истину раньше.       — Вы сердитесь на меня? Кассандра выпалила эти слова и сама удивилась им не меньше Пересмешника, удивленно заломившего брови. Слишком много в этом было девчачьего, слишком много от Сансы — искреннего, детского; того, чего в их общении не было. Она уже приготовилась отбиваться от колкостей, когда Бейлиш вдруг задумался и покачал головой.       — Нет, — наконец сказал он. — Я горжусь вами. — теперь удивленно поднимать брови пришла очередь Кассандры. Впервые он говорил это ей в лицо. — Вы сделали верный ход. Я бы поступил так же, будь я на вашем месте.       — Это радует, — мрачно улыбнулась Кассандра и подала ему руку, когда услышала стук в дверь. — Прощайте, милорд. — Бейлиш поклонился. — И не забудьте про золотых драконов.       — Я пришлю их сегодня же, Ваше Высочество.       — А я сосчитаю. — раздался смех, когда Кассандра остановилась на пороге и внимательно присмотрелась к Пересмешнику. — Вот, что еще… — она замолчала; Кассандра видела, как испытующе Петир смотрел на нее, как кот за мышью. — Петир, — легкая тень упала ему на лицо, и он усмехнулся. — Я действительно стану женой лорда Томмена, его счастливой женой, — усмешка исказилась. — И мне бы очень не хотелось, чтобы мой супруг вдруг отравился несвежей рыбой или упал во время прогулки, — она знала, что теперь ее лицо стало жестким. Ради близких она была готова на все. — Случится так, и вашему желанию увидеть меня последним в своей жизни придется исполнится.