Ненадёванные платья, Неговоренные речи, Нераскрытые объятья, Несвершившиеся встречи. Я застряла в лифте тёмном, Не поднявшись, не спустившись — В лифте тёмном, неподъёмном, Не простясь, не расплатившись. Е. Аксельрод, 1998 г.
Белла вальяжно развалилась на мягком сливовом диване в гостиной, сидя рядом с вдохновлённой Кларисс, которая в ажиотаже раскладывала магические карты на резном столике красного дерева. Причудливый каскад разноцветных изображений клятвенно обещал светлое будущее, полное сказочных надежд, и, конечно же, неземную любовь. Десятки металлических браслетов таинственно позвякивали на руках подруги. В этот момент она действительно куда больше напоминала третьесортную гадалку из Лютного переулка, нежели первоклассного боевого мага, чьи проклятия практически не оставляли соперникам шансов на сохранность конечностей. Тёмные длинные волосы, блестящие глаза, контрастно подведённые острыми стрелками, лихо разлетающимися резким росчерком к вискам, добавляли Кларисс сходства с первобытной ведьмой из маггловских книжек. Не хватало только чёрных когтей и клыков. Тем не менее, вылетая из тренировочного зала после серии темномагических боёв с собственными братьями и младшими Лестрейнджами, её подруга частенько выглядела настолько разъярённой и взбаламученной, что аналогия с гневливыми колдуньями из средневековых гравюр выходила практически полной. Изумрудные глаза чистокровной ирландки сверкали безумием и наливались кровью. В такие моменты даже самые закалённые маги штаба старались не попадаться Кларисс, памятуя о том, как последняя, в запале после боя, ядрёно прокляла неосторожно выкатившегося ей под ноги Каркарова, вышибив того из строя на две недели. Лорд был вне себя от злости на подобную экспрессию в собственных рядах, но, в конце концов, оценил боевые таланты средней из отпрысков Бэрроу и обещал выдвинуть её в первую линию нападения наравне с братьями — Себастьяном и Аластером — и двумя Лестрейнджами. Поглядывая на Кларисс из-под опущенных тяжёлых век, Беллатриса в который раз поразилась, как за столь обманчивой ширмой внешней женственности умудрялись скрываться убойная сила и обжигающая безжалостность в бою. Ирландцы в принципе отличались от рядовых англичан более суровым нравом и непримиримостью… Но в свете последних событий их друзья с острова пребывали в перманентном состоянии бешенства и были особенно не склонны к компромиссам. В родной Ирландии недопуганные Гриндевальдом грязнокровки заявляли о себе чрезмерно громко; в край зарвавшиеся сквибы устраивали показательные шествия на магических улицах острова и требовали повышенного уважения к себе и магглам. В связи с чем терпение рода Бэрроу, и без того не бесконечное, подошло к концу. «Мерзкие, покалеченные самим мирозданием отродья, лишенные магического потенциала и каких-либо прав», — злобно сплюнула в стоящую на подлокотнике дивана пепельницу Белла, прокручивая в голове последние новости. Всю первую полосу «Пророка» ныне занимали уродливые лица сквибовских недомерков — ошибок природы, рождённых кастрированными от магии. Громкие заголовки пестрели требованиями о новых правах для этой недобитой падали, и каждый следующий тезис был абсурднее предыдущего. Обделённые убожества считали, что имеют те же права, что и полноценные волшебники. Мерлин, откуда вообще взялись подобные опилки в их пустых головах!? Лидеры этих бездарей самодовольно декларировали, что обладающим чарами членам общества стоило бы «приложить побольше усилий» для обеспечения сквибов и магглов комфортом и благами. Поразительные самонадеянность и слабоумие! Подобная бравада подбешивала даже самых толерантных магов Британии… Что уж говорить о традиционной части магического социума. Остатки самообладания взрывал тот факт, что взбалмошные самодурки, опьяненные успехами своих эффектных кампаний в Ирландии, надеялись успешно протащить всю эту новомодную гадость на континент. В последние годы регулярно случались протестные марши против монополии на магию. Дикари и отбросы скандировали анархичные лозунги, подкрепляя свои выступления криками и улюлюканьем. Бэрроу, будучи древним чистокровным родом, испокон веков были дружны и с Блэками, и с Малфоями, и с Лестрейнджами — и даже являлись дальними родственниками Ноттов. Изо дня в день полным составом семьи породистые аристократы-ирландцы давились слюной от злости и из последних сил удерживались от Непростительных в адрес сквибов, магглов и грязнокровок посередь бела дня. Глава семьи, пожилой Аллен Бэрроу, с женой Фредерикой и тремя взрослыми детьми быстро поняли, что оставаться в бездействии было чревато скорым безумием и безрассудными поступками. Узнав от друзей с континента о новой надежде чистокровных в лице Тёмного Лорда, семья Бэрроу полным составом родового поместья переехала в неприступный штаб Барфорд Мэнора, предложив предводителю Пожирателей свою верность, преданность, финансовую поддержку и многочисленные таланты по части разномастных магических искусств. Трое отпрысков Бэрроу — Себастьян, Кларисс и Аластер — были удивительно хороши в боевой магии, как и сам пожилой Аллен, ревностно и настырно обучающий своих потомков блестящей технике ведения боя. А их мать Фредерика оказалась настоящей находкой по части целительства, колдомедицины и зельеварения. Она одна полностью перекрывала потребности штаба в нужных отварах и своевременном исцелении раненых — как на тренировочных площадках, так и в реальных схватках, количество которых неизбежно начинало расти. Также Фредерика Бэрроу заведовала многочисленным хозяйством Барфорда в отсутствие Друэллы, успешно обращаясь с армией услужливых эльфов и бытовыми заклинаниями. Беллатриса, Нарцисса и Андромеда в летние дни находились в особняке только периодически. Мать с тревогой приглядывала за всеми дочерьми, настороженным коршуном соблюдая правила приличия, которые трещали по швам из-за обилия мужчин в доме. Высокопоставленные господа, часть из которых ещё не были обременены узами брака, представлялись ей малоконтролируемой угрозой. Беллатриса слышала иногда, как Друэлла шипит на мужа за закрытыми дверьми, требуя разделять время проведения собраний Пожирателей в доме и единовременное присутствие девочек. Особые переживания мать испытывала по отношению к фигуре их предводителя. Миссис Блэк не страдала слепотой или слабоумием и отчётливо понимала простую истину: Милорд, вопреки расхожему мнению, являлся не только политическим лидером противостояния чистокровных, вежливо отстранённым от любых личных взаимоотношений с окружающими, но и привлекательным неженатым мужчиной. А значит — потенциальной опасностью для её дочерей. И если сам Лорд Волдеморт вёл себя с обитателями Барфорда подчёркнуто дистантно, как будто бы даже бесполо, то это не означало, что женщины вокруг него испытывали аналогичную нейтральность. Пару раз Беллатриса ловила предательски заинтересованные взгляды самой Друэллы, которая задерживала взгляд на красивом лице тёмного мага чуть дольше и жестикулировала в его присутствии чуть активнее, чем того требовали приличия. Откровенно говоря, логика тревоги матери на тему обилия Пожирателей в Барфорде была не очень понятна Белле. Сама она по возрасту уже не могла быть скомпрометирована присутствием джентльменов в доме. К тому же, Беллатриса давно и откровенно интересовалась боевой и тёмной магией, постоянно влезая на тренировочную площадку наравне с Кларисс и парнями. Её отец, Сигнус Блэк, в обход зоркого взгляда Друэллы, частенько натаскивал старшую дочь на результативные атаки и инстинктивное бесстрашие в бою, подчас граничащее с безумием. Беллатрисе не терпелось присоединиться к ударному отряду Пожирателей и стать одной из атакующих единиц в рядах Лорда. И Мерлин храни любого, кто попробует ей помешать!.. Младшая, Нарцисса, по мнению Беллы, являла собой насквозь воздушное создание, далёкое от любых военных передряг. Недавно она была окончательно обещана в жёны белобрысому отпрыску Абраксаса Малфоя, Люциусу, который учился в Хогвартсе на несколько курсов старше Цисси. Сейчас сестре было только пятнадцать, но ещё пара лет — и прехорошенькая белокурая принцесса отправится под венец, а затем благополучно переедет в Малфой Мэнор к новым родственникам, под попечение чинной Амадетт Малфой, которая блюдёт приличия пуще насквозь церемонной Друэллы. Все тренировки Нарциссы ограничатся красивым разливанием ароматного чая по изящным фарфоровым чашечкам да подбором ленточек для волос: вот уж кому эта война совершенно не встала ни в одном глазу!.. Единственное, что было по-настоящему интересно Нарциссе, — её светлые локоны, длинные ресницы и тишина в родном доме. Андромеда же в принципе представляла из себя странного персонажа: в последние полгода она разительно изменилась и словно отсутствовала. Сестра практически не реагировала на окружающих, даже находясь формально за одним столом с семьей. Она частенько отвечала невпопад, отдалилась от Беллы, Цисси и родителей, крайне редко приезжала в Барфорд и вслух разговаривала в основном о предстоящих экзаменах. Любые попытки вывести её на обсуждение остросоциальных и политических тем разбивались о стену ледяного равнодушия и прерванных на половине фраз. В случае Андромеды хоть Пожиратели, хоть сквибы, хоть гоблины, хоть нюхлеры — всё одно. Её отрезало от внешнего мира пеленой лишь ей одной известного тумана. И пробиться сквозь него никому не представлялось возможным. Посему относительно тревоги матери Беллатриса сердито заключила, что, скорее всего, Друэлле банально было некуда девать нерастраченный энтузиазм. Она ещё достаточно молодая женщина, сорок семь лет — не возраст для колдуньи. А заняться после взросления дочерей миссис Блэк оказалось решительно нечем. Будь её воля, она с удовольствием родила бы ещё парочку детей, но у отца и без того шевелились остатки волос на голове от необходимости пристраивать замуж аж троих дочерей. Девчонки Блэков, конечно, были завидной партией для любого здравомыслящего волшебника, но заниматься организацией браков и свадеб являлось делом неизменно беспокойным и накладным. Белла судорожно перебирала костлявыми пальцами складки домашнего платья и покусывала капризно изогнутую губу. Сегодня ожидалось прибытие новых гостей из Франции, и это вызывало смешанные чувства. Старшая из сестёр Блэк старалась дышать глубже и не выдавать недостойной благородной особы нервозности. Однако волнение, предвкушение, томительное ожидание и тревога настырно брали своё. Расширение штаба вызывало в Беллатрисе сложнейшие противоречивые переживания. С одной стороны, пополнение сил Лорда — это хорошо и полезно для общего дела чистокровных. А с другой, новые женщины в штабе, пусть и условные боевые единицы, которые вроде как должны быть нейтрально-бесполыми — с точки зрения молодой девушки были так себе новостью. Белле уже давно исполнилось семнадцать, но родители ещё не объявили, с кем она вступит в брак. Через несколько месяцев маячило восемнадцатилетие, а претендент на окольцевание родовитой аристократки до сих пор оставался загадкой как для неё самой, так и для охочих до сплетен окружающих. Поначалу это внушало неуверенность и раздражение, и она активнее прежнего прислушивалась к разговорам отца в кабинете. Но после окончания Хогвартса и сдачи экзаменов для Беллатрисы всё разительно переменилось. Загородный особняк Блэков в одночасье стал оплотом самых смелых фантазий и чаяний: множество обаятельных, смелых, красивых, обеспеченных и знатных мужчин, владеющих боевой и откровенно тёмной магией, изо дня в день целовали ей руки и щедро раздавали комплименты. Но главное — они оценивали её навыки сражений и неимоверную скорость перемещения на тренировочной площадке, разглядев и признав в ней потенциально превосходного бойца, который сможет биться на войне с ними на равных, стоя плечом к плечу. Сопричастность к общей тайне и назревающему политическому перевороту, который наконец-то укажет грязнокровкам и магглам их место, будоражила кровь и наполняла душу Беллатрисы непередаваемой эйфорией. Будущее виделось ей полным приключений, увлекательных схваток, и, конечно же, громогласным триумфом победы. Но главным событием в жизни юной Беллы однозначно стал тот волшебный день, когда отец лично представил её Тёмному Лорду. С этого момента стало ясно, что повседневное бытие не вернётся в прежнюю колею, сердце не сможет биться медленнее, а глаза уже никогда не потеряют вспыхнувшую искру зачарованности и бесконечной преданности. Она хотела служить ему, следовать за ним, быть его союзницей и музой, воевать за него и, если придётся, умереть на поле боя с именем Лорда на устах, во имя их общего правого дела. После тихого, личного, проникновенного комплимента от этого немногословного мужчины в сторону виртуозности её атак по манекенам в тренировочном зале юная Беллатриса попросту не могла думать о ком-то или чём-то другом. Она засыпала и просыпалась с мыслями о том, как станет самым талантливым, результативным и беспринципным бойцом, лишь бы ещё раз услышать признание её способностей и приглашение принять щедрый знак Господина на своё предплечье. Получение метки враз стало существенно значимее кольца на безымянном пальце. Отец искренне разделял её политический ажиотаж, напоминая, тем не менее, что все социальные традиции рода Блэков остаются в силе, и брак Беллатрисы — это лишь вопрос времени. Глубоко в девичьих фантазиях связать себя вечными узами Белла мечтала именно с Лордом. Она виделась себе этакой мистической спутницей одинокого мрачного воина, вдохновительницей и амазонкой, которая будет биться с ним плечом к плечу, карая неверных. Метка в её представлениях неизбежно трансформировалась в кольцо, а признание Господином боевых навыков Беллатрисы — в трактат о любви. Сладкое одурманивающее чувство разливалось внутри, несмотря на врождённый цинизм и, в общем-то, обычное равнодушие к романтике. Ей почти восемнадцать, она юна, эксцентрична и влюблена — и это самые замечательные переживания лета 1969-го!.. Сидя с Кларисс за очередным карточным раскладом, Белла гадала на одно и то же — сложится ли так, что родители неимоверным чудом, милостью Мерлина и всех маггловских богов предложат ей выйти замуж за Лорда?.. Вдруг зачарованные карты подскажут, помогут, подтолкнут?.. Возможность, положа руку на сердце, вырисовывалась призрачная. Он — взрослый мужчина, старше её в два раза. Единственным романтическим увлечением Лорда являлась текущая ситуация в стране и политическая катастрофа, накрывающая магическое общество. Он был истово влюблён в тёмную магию и власть, в чистую силу и беспрекословное подчинение. И, насколько Белла успела заметить по их мимолётным коротким контактам, — потенциальная женитьба и наследники волновали Лорда примерно никак… К её великому горю и разочарованию, которые она старательно прогоняла из головы, замещая здравый смысл глупой детской влюблённостью. Влюблённостью в человека, бывшего немногим младше её родителей, и, очевидно, не отвечавшего ей даже толикой взаимности. Тем обиднее и бессильнее было Белле от того, что на симпатию Лорда в её сторону не могли повлиять ни знатное происхождение, ни красота, доставшаяся от утонченных Розье, ни боевой потенциал, ни щедрое приданое Блэков. Объект страданий был беспристрастен и равнодушен, как молчаливая колючая вьюга в горах. Люди их круга обычно старались заключать браки до двадцати семи лет, по-хорошему — как можно скорее после завершения школьного обучения. Мужчинам позволялось отсрочить супружество до тридцати. Но Лорд явно был старше всех допустимых рамок холостяцкой жизни, хотя доподлинно определить его возраст не представлялось возможным. Судя по тому, что давным-давно он учился вместе с Антонином и Абраксасом, ему сейчас слегка за сорок... Хотя Мерлин его знает — выглядит он значительно моложе и привлекательнее обоих сокурсников. Об этом думала Беллатриса тёплым июльским днём, разглядывая новый расклад, созданный лёгкой рукой Кларисс, когда в гостиную вошла её мать в сопровождении высокого джентльмена с проседью в тёмных волосах и молодой женщины в чёрном платье. Беглый, но цепкий взгляд по француженке выявил целый ворох потенциальных проблем, которые тут же отозвались напряжением внутри Беллы. Во-первых, девушка оказалась старше всех сестёр Блэк. По предварительной прикидке, лет этак на десять, как и бесстрастно сидящая рядом Кларисс. А значит, девица потенциально была куда более интересна взрослым мужчинам штаба. Особенно Игорю, Себастьяну и Рабастану, которые смотрели на саму Беллу не иначе как на деточку, недавно выросшую из кукол. Это раздражало и уязвляло её женское самолюбие, но в отсутствие старших конкуренток не являлось критичным. Однако теперь расстановка сил существенно менялась… И прогнозы в борьбе за мужское внимание в штабе становились куда более туманны. Во-вторых, новенькая была со вкусом и знанием дела одета. Никакой вычурности, лаконичный и аккуратный образ. Будучи иностранкой, гостья умело избегала налёта британской чопорности: лёгкий французский шик и экстравагантность сквозили в каждом жесте. Это откровенно подбешивало, ещё до формального личного знакомства. Молодая женщина выглядела нежно, притягательно и ухоженно. Она явно понимала достоинства своей фигуры, умела их подчеркнуть и знала, что личико у неё — милейшее. Каштановые локоны обрамляли точёный овал, выгодно оттеняя острые скулы. Большие миндалевидные глаза были очерчены подкрашенными ресницами. Она точно была не одного теста с Андромедой, которая к своей внешности относилась философски-равнодушно: то бишь, на взгляд Друэллы и Цисси — вопиюще наплевательски. Эта же лягушатница, увы, была хорошенькой и знала себе цену. Беллатриса скорбно понадеялась, что, быть может, все мужчины в штабе разом ослепнут и деликатно пропустят этот факт мимо ушей и глаз. В-третьих, — и эта новость оказалась наиболее печальной — обручального кольца, в отличие от многих других украшений, щедро украшавших образ гостьи, на пальце у дамочки не наблюдалось. Как и сопровождающего, окромя пожилого отца. Для девушки, чей возраст приближался к тридцати годам, это скорее было поводом для вопросов и подозрений. Но в случае нахождения у неё адекватного объяснения подобному недоразумению — она становилась одной из первых претенденток на скорое бракосочетание. Наверняка её отец обрадуется потенциальной возможности сбагрить засидевшуюся в родительском доме дочурку в заботливые руки другого мужчины. В общем, первое впечатление оказалось тревожным, несмотря на дружелюбную и открытую улыбку вошедшей. Белла мысленно договорилась с собой на режим повышенной внимательности к новенькой и поспешила встать с дивана для приветствия и представления Кларисс гостям из Франции. — Bienvenue monsieur et mademoiselle! — с безупречным произношением пропела Беллатриса. — О, дитя, прошу вас, не утруждайте себя! Мы с дочерью прекрасно говорим по-английски, — заверил её джентльмен. — Меня зовут Кристоф Дю Белль, а это моя дочь Жоан, — девушка присела в лёгком поклоне и приветственно махнула им с Кларисс. — Enchanté de faire votre connaissance, — дружелюбно откликнулась Белла на французском. — Меня зовут Беллатриса Блэк, с моими младшими сёстрами Нарциссой и Андромедой вы обязательно познакомитесь на днях. С мамой, как я вижу, вы уже успели увидеться, — кивнула она Друэлле. — Ma chère maman отдала все распоряжения по подготовке ваших покоев ещё вчера. Отец прибудет в поместье вечером и расскажет чуть больше о тренировочных площадках поместья. Рада представить вам нашу гостью из Ирландии и мою подругу Кларисс Бэрроу, — Кларисс уже поднялась с дивана и, сделав шаг вперёд, деловито протянула руку Кристофу и Жоан. — Они с семьёй приехали полным составом несколько месяцев назад и также гостят в Барфорде. Жоан и Кларисс внимательно разглядывали друг друга, в то время как Кристоф целовал девушкам руки и восхищался убранством Мэнора. — Вы голодны с дороги? — уточнила Друэлла. — Основной обед уже закончился, но эльфы могут подать перекус перед ужином в малой столовой. — Благодарю вас за заботу, миссис Блэк, — с едва заметным акцентом произнесла француженка. — Но после аппарации еда совсем не лезет. Каждый раз прихожу в себя не менее получаса от трансгрессии на дальние расстояния, желудок молит о пощаде, — неловко улыбнулась Жоан, будто извиняясь. — Мы находимся далеко от Лондона? — На краю Суррея, — впервые заговорила с новенькой Кларисс, всё ещё внимательно, на грани неприличия, изучая взглядом мадемуазель Дю Белль. Белла злорадно понадеялась, что её подруга тоже не в восторге от появления в штабе незнакомой фигуры женского пола. Хотя, конечно, вряд ли: сама Кларисс ни замужества, ни романов для себя не искала, а всех людей вокруг рассматривала лишь как потенциальных партнёров для спаррингов. Впрочем, тут ей ловить явно нечего: Жоан Дю Белль на боевого оппонента хоть для кого-нибудь была решительно не похожа. Палочку эта фифа с большой вероятностью поднимала только для того, чтобы поправить укладку — Белла с завистью испепелила взглядом идеально очерченные локоны девицы. И чего ей только понадобилось в штабе… — Мы сейчас не очень далеко от столицы, — продолжила освещать географию Барфорда Кларисс. — Но, зная, как резко аппарирует Антонин, могу только посочувствовать вам с Кристофом. Ненавижу выходить с Долоховым в наблюдение: он похож на извращенца-камикадзе, которому доставляет особое удовольствие аттракцион по перемалыванию кишок… Французы задорно рассмеялись, а Друэлла покачала головой и откланялась, пробормотав что-то о деликатности формулировок и новом этикете. Отец погрозил Жоан пальцем: — Вижу, дорогая, что здесь ты найдёшь понимание и поддержку! — он перевёл озорной взгляд на девушек. — У моей дочери есть некоторые проблемы с излишней прямотой суждений и несоблюдением регламентов, которые не раз становилось причиной знатных конфузов в светском обществе. Поэтому наиболее комфортно Жоан чувствует себя там, где говорят достаточно откровенно и без обиняков, — сообщил Кристоф доверительно. — Merde c'est merde — флегматично парировала Жоан отцу, а Кларисс, что было ей не особо свойственно, расхохоталась. — Ну надо же, в наших рядах нетипичных аристократок и правда прибыло! Держу пари, Цисси позеленеет и шлёпнется в обморок, а твоя мать будет ещё громче стучать зубами, ворча об утерянном этикете! — смеялась ирландка. — Эпоха берет своё, — пожала плечами новенькая. — Мы давно уже не в средневековье. Рыцари и дамы хороши на костюмированных балах, а не на ежедневных утренних встречах возле уборной. На мой взгляд, манеры и воспитание должны помогать людям, а не ограничивать их, — завершила она изложение своей незамысловатой философии. Беллатриса вновь посмотрела на гостью и с возросшим оптимизмом подумала о том, что, быть может, они с этой дамочкой ещё подружатся. Женщина, которая вслух, при отце и малознакомых людях, может назвать дерьмо — дерьмом, вызывала у Беллы пусть ещё не симпатию, но уважение и интерес так точно. — Пройдёмся по саду? — приветливо растянула уголки губ Беллатриса. На сей раз — вполне искренне.***
Жоан неспешно шла по дорожке справа от девушек. Сад Барфорда и вправду был симпатичным: две беседки, которые они уже видели по прибытии, небольшой зелёный лабиринт с фонтаном в центре, обилие роз и причудливых деревьев. За домом находились большие теплицы, где вручную выращивались травы и редкие ингредиенты для зелий, тут и там располагались композиции из кустов и гипсовых фигур. Слева от особняка был разбит широкий ухоженный пруд; рядом, в тени деревьев, стояли скамейки с кремовыми витыми спинками в тон стенам дома. От клумбы с лилиями Жоан решила держаться подальше: они источали настолько убойный запах, что голова начинала кружиться на подлёте, а в носу невыносимо щипало. Юная подвижная Беллатриса оказалась приветливым и информативным гидом. Она подробно рассказывала об этапах обустройства особняка и сада. Этот дом принадлежал роду её матери, Розье, и до свадьбы Друэллы и Сигнуса долгие годы стоял нежилым — а садом и подавно никто не занимался. Не успели чистокровные потомки сыграть свадьбу, как одна за другой начали рождаться сёстры Блэк. Барфорд же так и стоял бледной махиной посреди огромной заросшей территории. Полтора года назад путешествующий по миру последний десяток лет Лорд завёл переписку с Сигнусом. Он рассказал о своих планах по изменениям в политике Британии, после чего Блэки взялись за восстановление дома и озеленение прилегающей территории. Им показалось блестящей идеей предоставить обустроенный жилой штаб под благое дело возмущённых чистокровных со всего континента. Свой объёмный нерастраченный потенциал Друэлла с энтузиазмом вложила в Мэнор, потратив солидную часть родового состояния и массу нервов. Кажется, именно в этот период ее голову тронули первые седые волосы. Но, как это было ни парадоксально, она казалась совершенно счастливой. Погружённая в свои мысли, Жоан не сразу услышала вопрос Кларисс. — Так что насчёт вас? — Мм?.. — невразумительно промычала она в ответ. — Что привело вас с отцом в Британию? В штаб? Во Франции ситуация с грязнокровками тоже обстоит так себе? Жоан почувствовала, как её внутренности противно сжимаются и покрываются тонкой коркой льда. — Да, — выдавила она. — У нас… сложилась непростая ситуация в стране, — Жоан не знала, как можно ответить одновременно коротко и информативно на столь объёмный вопрос Кларисс, а потому сказала единственное, что пришло в голову. — Дело только в этом? — пронзительно вглядываясь в её лицо, аккуратно уточнила Белла. На миг Жоан замерла, не дыша. — Нет, — резкий выдох. — Конечно, нет. Некоторое время она молчала, излишне внимательно разглядывая зеркальную гладь пруда. Подумала о том, сколько ещё раз ей придётся рассказать эту историю, и на котором из разов воспоминания перестанут выкручивать органы калёным жгутом. Очевидно было, что обитатели штаба заинтересуются их с отцом мотивами присоединения к Лорду Волдеморту и будут любопытствовать; поведать об их семейной трагедии сейчас или парой дней позже — особого значения не имело. Белла и Кларисс деликатно ожидали продолжения рассказа, не торопя её. — Наши с отцом мотивы носят личный характер, — осторожно начала Жоан. — Для большинства чистокровных магов потери находятся в плоскости задетой гордости и пошатнувшегося статуса, прав аристократов. В случае же с нашей семьей, всё… несколько иначе. Она прервалась, собираясь с мыслями и уговаривая внутренности занять свои законные места в животе, не выкручивая её наизнанку. — Речь о чём-то личном? — едва касаясь, тронула её за руку Кларисс. И уточнила: — Мы занимаем одну сторону, здесь, в Барфорде. И если тебе нужна какая-то помощь… Жоан печально улыбнулась, высвобождая ладонь. Если бы ей можно было помочь… Пока она могла лишь сделать глубокий вдох, набрать побольше воздуха в лёгкие и в сотый раз прокрутить в голове историю их семьи с, увы, бесконечно горьким финалом. Глубоко внутри она прекрасно понимала, что ей ещё не единожды предстоит рассказывать об этом малознакомым людям по очередному скорбному кругу. Так было из раза в раз. Жоан лишь надеялась, что на каждом новом витке этот гнойный нарыв будет уменьшаться. И, рано или поздно, перестанет так остро и надрывно пульсировать. — Дю Белли среди чистокровных родов всегда были достаточно аполитичны и миролюбивы. Мы, безусловно, чтили традиции, но это никогда не носило фанатичного характера. Поэтому, когда папа женился на моей маме — она полукровка из Америки, дочь маггла, — мягко пояснила Жоан, уловив выражение брезгливости на точёном носике Беллы, — его благородные родители и многочисленные родственники пережили шок, недоумение, протест, бойкот… Но, в конце концов, бабушка и дедушка смирились и приняли маму достаточно радушно. Тем более что её семья оказалась обеспеченной и широко известной в Америке. Сама она была способной колдуньей с превосходным воспитанием, солидным приданым и несгибаемым характером. А уж после рождения Роберта все вопросы с происхождением в нашей семье и вовсе потеряли всякую значимость… Жоан вновь прервалась и медленно перевела взгляд на гипсовую фигуру Венеры, уютно разместившуюся между витых скамеек. Усилием воли она постаралась отвлечься от гула в голове, вызванного зашкаливающим пульсом. Говорить о близких в прошедшем времени было неимоверно, ужасающе больно. Жоан ощущала склизкие щупальца горя, опоясывающие, сжимающие мерзкими тисками её горло, и чувствовала, что её снова тошнит. Хотя с момента аппарации в поместье прошло уже добрых полтора часа. — В общем, жизнь текла размеренным чередом. У родителей родился Роберт, спустя три года появилась я, и все эти местечковые гражданские войны за чистоту крови пролетали мимо, не касаясь нашей семьи напрямую. Отца, конечно, пытались вербовать сторонники Гриндевальда в 1943-м, но мы с Робом тогда были совсем маленькими. Все эти битвы за мнимую справедливость, а уж тем более вмешательство в маггловские войны, — родителей абсолютно не волновали. Нам жилось нормально, и этого было достаточно. Защитные чары в Живерни скрывали нас от любых угроз — и ни маггловские бомбы, ни Гриндевальдовские заклятья, по большому счёту, не имели никакого значения. Жоан с грустью улыбнулась, вспоминая их чудесные летние обеды на широкой террасе дома, когда звонкая Кларин, перекатываясь, точно прыгучий мяч, с энтузиазмом гоняла младших эльфов с сервировкой, а сама придирчиво изучала обрезанные цветы, выбирая самые красивые для настольной вазы, которая будет украшать их обеденный стол. Мама уделяла большое внимание цветам в доме… — Всё изменилось в прошлом году, — севшим голосом продолжила Жоан. — Крестовые походы Гриндевальда не прошли без последствий и не закончились с его падением. Этот идиот запустил цепную волну, которая всколыхнула всю Европу. Речь шла уже не только о нашем круге, — не пытаясь скрыть злость и досаду, Жоан отметила, что перестаёт подбирать выражения. — Во Франции стали набирать популярность так называемые «группировки противостояния традиционному режиму». Грязнокровки и сквибы, по их словам, были глубоко оскорблены многолетними притеснениями со стороны чистокровных магов. Они лоббировали расширение своих прав и контакт с немагическим миром. Всерьёз требовали снять монополию на колдовство, снизить категоричность Статута секретности, выстраивать открытый диалог и связи с магглами… Вы представляете, до какой степени абсурда дошло это слабоумие? — Жоан покачала головой. Вопрос был риторическим. Кларисс выругалась, злобно сверкнув глазами. Похоже, эта тема набила оскомину далеко за пределами Франции. — Моя мама смотрела на всё это с любопытством, хотя и не вмешивалась совсем напрямую. Она, страшно сказать, даже испытывала сочувствие и симпатию к попранным и обделённым! Рассуждала об их правах и ограничениях в высшем свете, точечно помогала кому-то, — горько усмехнулась Жоан. — Но, в целом, мы также оставались нейтральны, — она прервалась, собираясь с силами. — До того дня, когда родителей пригласили на благотворительный вечер. Вдалеке раздалось громкое карканье ворон. Их крик будто вторил скорбной симфонии, разливающейся печальной мелодией в лучах заката. — Рядовое мероприятие, коих собирается десяток ежегодно, — пояснила Жоан. — Аристократы рассиживаются в красивой обстановке, щеголяют нарядами, собирают средства и распределяют их между учебными заведениями, больницами, приютами… В общем, обычная история. Но тот вечер в Париже… Мерлин, если бы мы только знали, — она устало прикрыла глаза и резко провела дрогнувшей ладонью по векам. — Жоан, — тихо начала Беллатриса. — Я… Год назад… — она с трудом подбирала слова, стараясь оставаться деликатной. — Твои близкие попали в «карающее пламя»? Тогда, в Париже? В саду разом стало оглушительно тихо. Казалось, даже цикады перестали стрекотать, а вода в пруду замерла неживой массой. Такую же мёртвую, растекающуюся обжигающим холодом пустоту, Жоан ощущала внутри себя. — Да. Коротко и резко. Как смертельный выстрел, равнодушно обрывающий жизнь одной неумолимой вспышкой пороха. Девушки молчали, шокированные, растерянные. Да и что здесь можно было сказать?.. Это была самая громкая катастрофа магической Европы со времён атак Гриндевальда. Грязнокровки нанесли ответный удар, и этот удар разнёс сердце Жоан в клочья, с корнем вырвав оттуда теплоту, душевность, сострадание, сочувствие — большинство нормальных человеческих чувств. Не осталось ничего, кроме ледяной мертвенности и желания увидеть виновных убитыми. Желательно, собственноручно. — Папа накануне договорился на вечер игр с другом семьи, — неживым голосом продолжила Жоан. — Отменить свой визит он уже не мог. Поэтому маму вызвался сопровождать мой брат. С ними увязалась невеста Роба, Кристин, — она говорила как будто в пустоту, мыслями находясь бесконечно далеко от Суррея, в прошлогоднем апрельском вечере. — Я не лучший гость на официальных мероприятиях, мне чужд официоз. Поэтому я осталась дома. Роберт и мама смеялись, обсуждали особо чванливых гостей из списка приглашённых и делали ставки, кто будет хорохориться больше всех. Собственно, отправились они туда, уверенные, что уже через несколько часов окажутся дома, — рублено закончила Жоан. — Как грязнокровкам это удалось? — прошептала Кларисс, широко распахнув глаза. Ей явно не хватало воздуха, хотя на улице было достаточно свежо. — Ведь на подобных сборищах обычно уйма охранных чар, оберегов от вторжений и проклятий… — О да… — Жоан криво улыбнулась. — Чар и амулетов понаставили с лихвой. Воронка от взрыва была узко локализована, не пострадало ни единого дерева за пределами поля, — с горькой иронией продолжила она. — Напасть на магов извне действительно было невозможно, как и пронести с собой на приём любую темномагическую дрянь. — Но как тогда?.. — нетерпеливо вклинилась Белла. Для её возраста подобная история казалась вопиющей, ужасающей. Жоан запоздало подумала, насколько вообще уместно было изливать неприглядные подробности вчерашней школьнице. — В газетах после взрыва не было никаких подробных деталей, историю вообще как будто замалчивали, — растерянно пробормотала Блэк, снедаемая любопытством. — Реакция прессы и социума — это отдельная история, — воздух будто резанул металл. — А что касается взрыва... Грязнокровки знали особенности проведения такого рода мероприятий. Поэтому проникли в виллу под видом обслуги и пронесли с собой маггловское оружие. Банальный взрывной механизм из подручного дерьма, который невозможно обнаружить никаким охранным заклинанием. Просто потому, что он не имеет в себе заряда магии. Топорно, но ловко, — горько резюмировала она. Беллатриса, казалось, вот-вот сорвётся с места и начнёт крушить пространство хаотичными выплесками. Её захлёстывало настолько жгучей яростью, что воздух буквально вибрировал, а из её палочки — и когда успела достать? — сыпались красные искры. — На чистокровных магов… Так подло напасть… Примитивным оружием отребья… Маггловские выродки… Ублюдки… — отрывисто выплёвывала благородная наследница Блэков. Жоан обессилено молчала, глядя на алое солнце, клонившееся к горизонту. Она достала длинную тонкую сигарету из кармана платья, и подожгла её палочкой. Кларисс удивлённо взглянула из-под смоляных бровей, но ничего не сказала. Белла продолжала изрыгать в воздух проклятья и угрозы. Вдохнув терпкий дым магической папироски, в состав которой были вплетены релаксирующие травы, помогающие через дурман облегчить растревоженное сознание, Жоан в который раз подумала о том, что рано или поздно она достанет их. Всех троих. Она знала имена, знала лица убийц. И лишь вопрос времени, когда они с отцом запытают ублюдков до смерти. Ночами ей снилось, как она проклинает каждого из этих падальщиков самыми изощренными проклятиями, и они кричат, кричат, моля о смерти и не находя облегчения… Иногда её сны были более буквальными, звериными: Жоан грезила, как она совершенно по-маггловски раздирает мужчин в клочья то голыми руками, то ритуальным кинжалом, то подручными острыми предметами. Каждый сон, где она могла легко и безнаказанно пытать убийц своих близких, был бальзамом для насквозь промерзших, раскуроченных болью внутренностей. В реальности же — ни одного из них пока не удалось обнаружить по всей Европе. Даже с весомыми связями Кристофа Дю Белля и его друзей. Но не только это тревожило Жоан по ночам. Найти виновных было половиной дела… Для уничтожения же — нужны были совсем иная подготовка и набор навыков, нежели Жоан располагала в своём арсенале. Как ни крути, а они с матерью из года в год занимались защитной магией: щитовыми чарами, амулетами, оберегами, окклюменцией, рунами и целительством. Отвратительная ирония судьбы, гадкая насмешка вселенной. Будучи первоклассным магом по части защитных чар и дочерью маггла, её миролюбивая, открытая и толерантная к окружающим мама была убита маггловской бомбой. Жоан докурила сигарету и вопросительно посмотрела на Беллатрису, без слов спрашивая, куда деть окурок. — Ты же ведьма, испепели его… — мрачно буркнула та в ответ. Она кивнула и сожгла остаток сигареты. Жоан не обижалась: история явно выбила впечатлительную Беллу из равновесия и подняла целый ворох переживаний. Гнев, недоумение и бессилие считывались с молодого лица как с чистого листа. Кларисс мягко сжала предплечье Жоан и с сожалением посмотрела ей в глаза. На дне зрачков плескалось бесконечное сочувствие, искреннее желание подарить утешение. Ирландка, судя по всему, была не из говорливых, но, как показалось Жоан, обладала удивительным талантом передавать мимикой и взглядом целый спектр невербальных посланий. Пора было возвращаться в особняк. Первый день путешествия выдался чрезмерно насыщенным по части эмоциональных качелей. Поднимаясь по ступеням Мэнора второй раз за этот длинный день, Жоан с удивлением отметила, что чувствует себя чуть лучше. Экспрессивная реакция Беллатрисы и молчаливая поддержка Кларисс оказались очень кстати; как если бы они помогли вытечь толике отравляющего гноя из ноющего, незаживающего нарыва. Она вздохнула и бросила последний взгляд на исчезающие за деревьями алые лучи. Если придётся, они с отцом утопят эту страну в крови, как заходящее солнце утопило в красном свете сад Барфорда.