Сколько лет тебе, мой странник, Если ты сгубил всех дев?.. Polnalubvi, «Спящая Красавица»
Мужчина, остановившийся напротив неё, выглядел едва ли старше Рабастана. На вид ему не было и сорока. И это обескураживало до немоты. Жоан молча пялилась, не отвечая на завуалированное предложение представиться. Краем сознания она надеялась, что её челюсть не отвисла до уровня стола. Со стороны это должно было выглядеть жутко нелепо, но в данный момент волновало мало: кажется, её догнал парализующий шок. Лорд Волдеморт оказался настолько далёк от образа из её фантазийных гипотез, насколько это вообще было возможно допустить. Высокий — значительно выше большинства гостей Барфорда, — широкоплечий, в глухой чёрной мантии, контрастно оттеняющей бледное, удивительно гармонично скроенное лицо. И годящийся в сыновья её отцу. Практически лишённая зрения всё это время, Жоан интуитивно рисовала в голове портрет незнакомца, дополняя недостающую реальность собственным воображением. И в её слепой интерпретации главарь Пожирателей получался малоприятным типом: резким колючим мужчиной в районе пятидесяти, с каким-нибудь обязательным недостатком на лице и, возможно, буйной растительностью. Местный божок представлялся ей скорее мифическим бабайкой, которым пугают детей и взрослых перед сном: «Будешь плохо себя вести — придёт большой страшный Тёмный Лорд и утащит тебя в лес!». До настоящего момента Жоан сильно сомневалась, что, столкнувшись с Лордом в штабе лицом к лицу, вообще окажется способна разглядеть напротив себя живую особь человеческой породы. В отличие от тех же Рабастана или Игоря, чья мужская привлекательность была несомненной. Что ж. Она ошибалась. Если бы её попросили описать внешность Лорда Волдеморта метафорой, она бы без промедления резюмировала, что его изобразил филигранной кистью лучший придворный художник, с невероятной любовью относящийся к собственному творению. Тонкие черты лица, алебастровая кожа, чуть тронутая лёгким загаром, глубокий взгляд тёмно-синих глаз, росчерком пера выведенные губы. В природе ядовитые гады часто выглядят заманчиво, причудливым окрасом привлекая жертв и отпугивая врагов. И Тёмный Лорд подходил под это описание превосходно. В то время как его поведение угрожающе кричало: «Стой там!», внешний вид обольстительно шептал: «Иди сюда!». Немудрено, что даже особо высокомерные Пожиратели влипали в него, словно барахтающиеся мухи в ловко сплетённую паутину хищного паука. Он блестяще манипулировал интонациями, играл голосом и формулировками, словно тонко настроенным инструментом. «Метаморфозами своего внешнего вида он явно должен уметь распоряжаться также», — заключила Жоан. Она была бесконечно поражена тем, что её великовозрастный, умудрённый жизненным опытом отец беспрекословно последовал за человеком, который, судя по внешности, годился ему и ещё десятку человек в зале в отпрыски, а не в руководители. Напротив неё, выжидательно скрестив руки на груди, стоял красивый молодой мужчина. Его реальный образ совершенно не вязался с тем Лордом, которого она нарисовала в своей голове за время часового выступления с постоянно меняющимися эмоциональными экстремумами. Он был хорош собой — и знал об этом. Несомненно портило его живописный облик только надменное выражение лица, с которым Лорд Волдеморт взирал на Жоан сверху вниз. — Мадемуазель Дю Белль, вы хорошо себя чувствуете? — участливо спросил маг, глядя на неё, тем не менее, убийственно прохладно. — Вы достаточно восстановились после поддержания щитов? Она отмерла, отмечая, что постепенно возвращается в реальность и обретает возможность говорить. — Да, — Жоан приветственно кивнула всем гостям и перевела взгляд обратно на его лицо. Смотреть на Лорда Волдеморта снизу вверх было… неуютно. Одетый совершенно прозаично, он, тем не менее, оставлял у Жоан невыносимо претенциозное впечатление своей позой и жестами. Сам же Лорд, судя по всему, чувствовал себя до противного великолепно, находясь в привычном для себя положении командующего. — Прошу прощения, у меня несколько снижена реакция после зелий. Но я в порядке, — закончила она фразу. Мерлин, соберись же! — Как вы находите пребывание в Барфорде, мадемуазель..? — он вопросительно взглянул на неё, всё ещё ожидая представления. Ей показалось, что на краю его зрачков мелькало плохо скрываемое раздражение. — Жоан, — натянуто улыбнулась она в ответ. Внутренности ощущались свёрнутыми в резиновый жгут. — Жоан Дю Белль. Здесь замечательно. Благодарю за приглашение. Не говорить больше, чем спрашивают — напомнила она себе, понадеявшись, что маг быстро отвалится после обмена любезностями. — Если я правильно помню из рассказов Кристофа, вы практикуете защитную магию, Жоан? — пытливо продолжал бессмысленные расспросы Лорд, всё так же стоя напротив и изучая её лицо пронизывающим взглядом. Мордред, ему что, заняться больше нечем?! У большинства присутствующих уже наверняка урчит в животах, никто не ел с завтрака… Жоан прикладывала колоссальные усилия, чтобы удерживать почтительное выражение и не показывать рвущийся наружу скепсис. Происходящее напоминало плохо поставленный фарс. — Да, — коротко, бесстрастно. — И как оцениваете наши тренировки? — он усмехнулся и, наконец, сделал шаг назад, медленно начиная двигаться по квадрату внутри расставленных столов. Он издевается? К чему эта провокация? Лорда серьезно так задела её недостаточно одухотворенная мина в момент его патетичной речи о бравых сторонниках? Это же длилось буквально секунду! Мельчайший сбой в мимике! А он, как репейник, прицепился с вопросами, в которых очевидно засел подвох! — Весьма… впечатляюще, — сдержанно ответила Жоан, не скрывая своего желания завершить пустой диалог. Желание осталось неуслышанным. — Вы всегда так лаконичны в ответах? — надавил он с нескрываемой иронией. — Я не могу оценивать бои объективно, потому что являюсь магом защиты, — Жоан пояснила свою немногословность как можно более терпеливо, отчаянно стараясь не скрипеть зубами. Всё это время за их вымученной беседой наблюдало несколько десятков глаз, включая обеспокоенного Кристофа. На лице Каркарова читалось недоумение, которое он старательно сдерживал, не желая оказаться взятым на прицел вместо Жоан. Долохов хмурился, заметно нервничая из-за возвращения к теме дуэлей под его руководством. Лорд Волдеморт замер у столов в противоположной от гостьи стороне и порывисто развернулся, услышав очередной малоинформативный ответ. — Пока вы не выдали вообще никакой оценки, — невежливо процедил он. — Ни как маг защиты, ни как хоть какой-нибудь маг, — Лорд дышал прерывисто и, похоже, с трудом сдерживал рвущееся наружу бешенство. — Спрашивая у последователей их мнение, я ожидаю получить развёрнутую обратную связь, основанную на компетентности и экспертизе. А не на попытках поскорее свернуть разговор, — маг чеканил каждое слово сталью; в голосе не осталось ни капли показной любезности. Жоан опешила и растерянно огляделась вокруг. Пожиратели пытались ей что-то сказать глазами, но из-за собственного слабого зрения она не могла прочитать их посыл. Чем она умудрилась довести его до белого каления? Нежеланием вести абсолютно бесполезный разговор, смысла в котором он и сам не видел? Или у него, как у лондонских девиц, внешняя красота противоречила здравому смыслу и интеллектуальным способностям? Вряд ли. На идиота Лорд Волдеморт не был похож определённо. Правда, на чрезмерно вежливого хозяина, который внезапно решил уделить внимание гостям посреди военного собрания, — тоже. К чему тогда всё это? Вздохнув, она подняла лицо. Приблизившись стремительным шагом, который уже сложно было назвать скользящим и медленным, он снова оказался практически перед ней. Возвышаясь, точно чёрная скала, Волдеморт прищуренно смотрел на новенькую и пытливо ожидал удовлетворяющего ответа. Что ж. Раз он так хочет. — У меня есть мнение относительно безопасности тренировок… Милорд, — Жоан еле выдавила из себя чуждое обращение и присмотрелась к лицу собеседника. Его глаза отливают красным? Или ей показалось? — На мой взгляд, использовать на тренировочных кортах тёмную магию в полную силу нет никакого смысла. Во время партнерского спарринга ключевая цель — отработка и улучшение навыков, а не уничтожение противника, который вне поля вообще-то является союзником, — маг слушал внимательно, не перебивая. Заметив его молчаливое приглашение продолжать, она заговорила дальше, разворачивая свою мысль уже для всех сидящих в зале. — Из того, что я увидела за эти сутки, выводы неутешительные: после баталии бойцы покалечены и едва стоят на ногах, маг защиты лежит с истощением и расстройством органов чувств, амулеты и рунические обереги уничтожены, а щитовой барьер трещит по швам и рискует разнести половину Барфорда к чёртовой матери, — на её эмоциональном ругательстве Каркаров задорно осклабился, Кларисс одобрительно усмехнулась, а отец закатил глаза. Жоан продолжила, не встречаясь с прерыванием собственных рассуждений. — Подытоживая, в этом нет никакого смысла: одноразовые акции с потенциально высокой ценой каждого поединка. Риски оказаться в Мунго или на том свете не оправданы, поскольку не приближают к достижению цели. Она выдохнула и перевела взгляд вверх, столкнувшись с вновь синими глазами Лорда, гнев в которых разбавился вежливым интересом. Напряжение, тем не менее, никуда не ушло. Он всё ещё был зол. — Ваши предложения? И всё? Не будет никаких уничижительных комментариев? — удивилась Жоан, чувствуя смесь облегчения и подозрительности. Она задвинула эмоции подальше и поспешила ответить, пока главарь Пожирателей не вспылил повторно. — Предохранители на волшебные палочки и щитовые амулеты у бойцов, — Жоан пожала плечами, констатируя очевидное решение. — Предохранитель будет снижать интенсивность магического выплеска на выходе из инструмента. Амулеты — тушить то, что долетит до атакованного, ловя вспышку на подлёте. — Как они поймут, что задели друг друга? — вопросительно поднял бровь Лорд. — Они поймут, — вежливо улыбнулась Жоан. — И предохранители, и защитные амулеты снижают интенсивность и агрессивность заклинаний. Но не отменяют их полностью. Грубо говоря, вместо того, чтобы отрезать руку, останется глубокий порез. А вместо взрыва затылка от проклятья — последует сильная головная боль. Маг молча смотрел на неё, обдумывая услышанное без каких-либо комментариев. — Сколько времени понадобится, чтобы подготовить инвентарь для тренировок? — Зависит от количества, — задумчиво протянула Жоан, постепенно расслабляясь. Разговаривать предметно ей было проще, чем завуалированно выяснять отношения. Насколько она могла судить — Лорду Волдеморту тоже. — Тридцать человек. Необходима регулируемая степень поглощения магического импульса на входе и выходе. Бойцы в штабе отличаются по уровню. Запал Долохова и Беллатрисы требуют совершенно разных ограничителей. Она кивнула, соглашаясь с его мыслью. — Порядка трёх-четырёх недель. Понадобится сделать несколько образцов и протестировать их работу непосредственно на площадке. Лорд недовольно нахмурился, явно ожидая услышать более короткие сроки производства. Жоан усмехнулась про себя: «А что ты хотел, дружок? Защитная магия — это тебе не атакующими заклинаниями из палочки на корте разбрасываться…». Внезапно она уловила едва заметную щекотку у себя в голове: настолько тонкую и аккуратную, что если бы не многочасовые занятия с Матильдой — она бы даже не заметила ювелирное проникновение по самому краю сознания. Тёмный маг, по-хамски проскользнувший на секунду в её голову и поймавший последнюю мысль про «дружка» и махание палочкой на корте, нахмурился ещё сильнее. Жоан изумлённо опешила от его в высшей степени бесцеремонной наглости. Да этот человек бесстыже игнорировал вообще любые границы разумного уважения к другим людям! Он что, серьезно сейчас пытается залезть ей в голову и прочитать её мысли?! Видя перед собой взрослую, незнакомую женщину первый раз в жизни?! «…Так вот к чему был весь этот близкий зрительный контакт у стола и дурацкие разговоры! Мерлин, ну и нахал!» Жоан молниеносно вспыхнула и рассердилась так сильно, что шарахнула окклюментивным щитом наотмашь, резко закрывая своё сознание и вышвыривая оттуда беспардонного гостя за шкирку. Поддавшись эмоциям, она не успела проконтролировать интенсивность реагирования и посмотрела на лицо Волдеморта с запоздалой и приглушенной, но всё же опаской. До неё медленно доходило, что она рисковала перегнуть палку с ответной реакцией. И что, в целом, могла бы поставить щиты и помягче… Если бы захотела. В любом случае, дело было уже сделано. И теперь она просто наблюдала за мимикой Лорда, ожидая худшего. Тот разглядывал её с каким-то нечитаемым выражением, словно причудливое насекомое, так и не ответив на последнюю реплику о тестировании предохранителей и амулетов. А потом вдруг негромко рассмеялся. Не холодным издевательским смехом, а вполне нормальным, человеческим. С учётом того, что в последние полминуты словесного диалога между ними не было, а всё общение происходило невербально, на уровне легилименции — для окружающих их Пожирателей разворачивающаяся сцена выглядела дико и нелогично. Они с тревогой смотрели на инородно смеющегося Повелителя и растерянную Жоан, а её отец с подозрением косился, пытаясь понять, что на этот раз выкинула его чудаковатая дочь. В глазах Себастьяна Бэрроу она прочла скорую панихиду по её неминуемой смерти, а Кларисс выглядела неестественно одеревеневшей. Долохов пытливо вглядывался в мизансцену — кажется, единственный понимая, что именно сейчас произошло. — Что вам понадобится для изготовления? — отсмеявшись, деловым тоном поинтересовался Лорд, никак не комментируя случившееся. Ему удивительно шло выглядеть нормальным, благодушным человеком — без примеси уничижительного высокомерия и раздутого самомнения. Жоан мысленно поблагодарила Мерлина и всех ангелов за благословение её шальной души, после чего лаконично перешла к обсуждению деталей. Анализ ситуации она предпочла отложить до лучших времён и более спокойной обстановки. В конце концов, её новоявленный руководитель не орёт и не устраивает показательной карательной акции: это уже можно считать успехом в сложившихся обстоятельствах их косноязычного знакомства. Но с окклюменцией впредь стоит быть настороже. — Большая часть деталей продаётся в магических лавках. Я знакома только с французскими и американскими. Относительно заведений Британии мне понадобится консультация. Остальное — вопрос чар и моих навыков обращения с защитной магией. — Хорошо, — просто ответил собеседник, неожиданно переключая внимание на промолчавшего всё собрание Долохова. — Предполагаю, что у нас есть шанс не угробить всех чистокровных боевых магов до начала основных сражений вне корта. Антонин, возьми вопрос под свой контроль. Он недвусмысленно журил Долохова, однако, как показалось Жоан, делал это чуть иначе, чем с остальными Пожирателями. Впервые за всё время собрания она отметила во взгляде Лорда уважение. По-видимому, не только она испытывала симпатию к скупому на эмоции, но по-своему трогательному в своей чёрствости Антонину. Лорд завершил собрание, бросив напоследок: — Мальсибер, Макнейр. Яксли, Руквуд. Окажите мне любезность завтра на площадке. Все свободны. Любезными и довольными выпавшей им честью перечисленные господа не выглядели. Жоан краем сознания зафиксировала их окаменевшие лица, но раздумывать о предстоящих боях завтрашнего дня не было ни сил, ни желания: она жутко проголодалась. Со времени завтрака в её желудок попали только горячительная настойка Каркарова и прорва зелий Фредерики. Жоан же страшно хотелось впиться зубами в сочный стейк: желательно, не соблюдая церемоний с парадом из приборов и салфеток. В Живерни она тайно договаривалась с Кларин, и добрая домовиха таскала еду с кухни прямо в спальню молодой хозяйки. Мама снисходительно относилась к поеданию жирной пищи лёжа в кровати, а вот отца мог хватить удар. У него, в отличие от детей, противоядия от консервативного воспитания Франсуазы Дю Белль до брака не было. — Милорд, вам подать ужин в кабинет, или вы присоединитесь ко всем в бархатном зале? — раздался почтительный голос Друэллы. Хозяйка дома встречала выходивших из зала гостей и указывала им направление в нужное помещение. — Благодарю, я не голоден, — ответил маг и направился к лестнице, коротко кивнув всем на прощание. — Ну да, сам-то небось поел, пока все остальные корпели на корте… — ворчливо пробормотала Жоан себе под нос. Её характер регулярно портился пропорционально растущему чувству голода, подчас становясь трудновыносимым для окружающих. Стоявший рядом с ней Рабастан, кажется, услышал эту брюзгливую реплику и слегка улыбнулся. В глазах Лестрейнджа плясали насмешливые искры. Жоан же энергично подхватил под руки проворный Каркаров и бойко потащил в сторону обеденного зала. — Идём, mon amie, пока ты вновь не упала в обморок! Здесь слишком много авторитетных мужчин! Я не отобью тебя от всех желающих помочь! — напропалую флиртовал Игорь, как будто напряжение последних часов не сказалось на нём ни капельки. Вот уж у кого были не то железные нервы, не то проблемы со здравым смыслом! В любом случае, обаятельный Каркаров успешно отвлёк Жоан от взвинченного, натянутого состояния. Потому она благодушно дала себя увести под смеющиеся взгляды окружающих, которые, похоже, вовсю забавлялись актерскими бенефисами болгарина.***
Она вдоволь наелась, практически полностью проигнорировав правила столового этикета. Отец то и дело багровел, глядя как дочь ест одной вилкой всё подряд, но сделать замечание не мог: Жоан предусмотрительно села подальше, рядом с Кларисс и Игорем. Справедливости ради, остальные гости ели с не меньшей жадностью. За время тренировок и собрания Пожиратели успели дойти до крайней точки голода. Аристократы или нет — все они были обычными людьми. Даже вышколенный Кристоф, который угрожающе сверкал глазами из-под густых бровей. Моментами Жоан сочувствовала отцу: у него в своё время не было никакой защиты от её безумной бабки-дворянки, помешанной на традициях. Пьер-Николь, при всей своей родовитой знатности, по характеру являлся бессловесным нюней. И, прямо говоря, не особо вылезал из-под идеально выглаженной юбки жены. Кристоф же, по печальному стечению обстоятельств оказавшийся единственным выжившим отпрыском в семье, был катастрофически не защищён от самодурства собственной матери. Франсуаза ударилась в воспитание сына с яростным остервенением, не оставляя шансов на конфронтацию с её мировоззрением и установленными догмами. Когда Жоан с Кристин и Робертом шушукались за вечерним чаем в Живерни, невеста брата высказала любопытную мысль: на её взгляд, Кристоф Дю Белль женился на противоречивой, громкой и достаточно властной Матильде, чтобы хоть кто-то оказался в состоянии помочь ему избавиться от неумолимого гнёта Франсуазы. Предположение Кристин оказалось недалеко от истины: не имея перед глазами заметного мужского авторитета, Кристоф уехал путешествовать в свободолюбивую Америку и встретил там отчаянно свободолюбивую американку, чей уклад жизни и привычки полностью противоречили ежедневному бытию утомлённого этикетом французского аристократа. Матильда Браун, дочь известнейшего в США бизнесмена, была богата, красива и умна; она точно знала, чего хочет от жизни, и имела достаточно силы воли, чтобы противостоять любым стереотипам и жизненным невзгодам. Будучи плодом любви маггла и колдуньи, она одинаково успешно реализовалась в высших обществах обоих миров. И никому не давала ставить под сомнение свои права и ценности. Откровенно говоря, Кристофа это не просто восхищало: он был глубоко очарован и безотвратно и твёрдо принял для себя решение, что обратно во Францию вернётся только женатым человеком. И не на ком-нибудь. А на Матильде Браун. Американка поначалу рассматривала нового ухажёра с нескрываемым скептицизмом и открыто критиковала его узкий кругозор по части свободы личности, прав женщин и взглядов на чистоту крови. Но чувства и упорство француза оказались настолько непробиваемы, что он буквально осаждал крепость будущей жены и клятвенно обещал прочитать и понять всё, что она привнесёт с собой в их отношения. Кристоф Дю Белль, страшно сказать, ознакомился с маггловской Конституцией США, чтобы впечатлить даму сердца и её магната-отца. Добившись приглашения на ужин, он дословно процитировал несколько параграфов, выражая ярое согласие с изложенным. К сожалению, будучи человеком бизнес-среды, Виктор Браун сказался противником текущей маггловской политики, и выступление потенциального зятя по следам Конституции не оценил. Но в остальном воздыхатель дочери впечатлил его приятно — в первую очередь, своим трепетным отношением к дражайшей наследнице. Сама Матильда тоже постепенно присматривалась к новому знакомому с возрастающим вниманием. И, положа руку на сердце, глубоко внутри таяла от его манер. Кристоф ухаживал красиво, благородно, изысканно — и чрезвычайно искренне. В конце концов, её сердце пало под этим натиском. Испросив благословения отца невесты, молодые отчалили во Францию вместе. Франсуаза Дю Белль поначалу наивно полагала, что её невестка быстро войдёт в простроенную за много лет колею. Однако её знания о Матильде Браун оказались узки, а фантазии о собственном всемогуществе — чрезмерно раздуты. Потому реальность с треском разбила кривое витражное зеркало в её заросшей паутиной голове. И в поместье Дю Беллей настали новые времена. Получив от Кристофа карт-бланш на открытые конфликты и построение альтернативного правительства в захолустном королевстве, новоявленная супруга с милой улыбкой акулы начала перестраивать весь быт под себя. В доме менялись интерьер и декор, регулярно захаживали новые гости с неожиданно разным статусом крови, женские собрания не ограничивались вышиванием и обсуждением салфеток, а в гардеробе у самой Матильды мелькали весьма экстравагантные наряды. Она разговаривала с мужчинами наравне, соблюдая правила этикета, но не позволяя никому из благонравных джентльменов попрать себя ни на йоту. Весь устоявшийся круг Дю Беллей ахнул и истово соболезновал Франсуазе на тему внезапно обваливавшейся головной боли из заморских земель. Аристократам казалось, что Кристоф сумасбродно помешался и притащил из Америки не то чуму, не то тайфун. Но постепенно плоды трудов Матильды стали очевидны: в родовом особняке задышалось легче, пространство выглядело светлее и просторнее, а вести разговоры теперь можно было на самые разные темы, не боясь оказаться превратно истолкованным. Под перестроенной крышей собирались самые творческие и образованные люди Франции и центральной Европы: по-настоящему искусные маги, не скованные бессмысленными ограничениями. Это был глоток свежего воздуха, чистая проточная вода в застоявшемся болоте, которой так не хватало долгие годы. Франсуаза поджимала губы, Пьер-Николь горестно вздыхал, но не отметить позитивные изменения было невозможно. Как и силу личности самой Матильды. Характер у невестки оказался действительно выдающийся, и спорить с этим было глупо, как и пытаться с ней воевать. Когда же Матильда забеременела и колдомедики радостно сообщили, что молодое семейство Дю Белль ожидает наследника, здорового крепкого мальчика — все разногласия свернулись окончательно. Франсуаза капитулировала, сдавая позиции новой хозяйке — жене своего единственного сына, матери своего первого внука. Вероятно, этому способствовал и тот факт, что молодожёны всё чаще проводили время в загородном поместье Дю Беллей в Живерни. И пока Матильда с увлечением обживала нехоженую вотчину, азартно вышвыривая оттуда затхлую пыль времён, Франсуаза в освободившемся доме тихонько развешивала обратно винтажные занавески семнадцатого столетия и доставала из закромов древние сервизы своих знатных прародителей. Женщины негласно поделили территорию, и весь светский балаган Матильды переехал вместе с ней и Кристофом в Живерни. Они с мужем выиграли войну за независимость, и в этой изменившейся системе всем жилось значительно легче и свободнее. Кристоф Дю Белль был бесконечно счастлив, обретя не только спутницу жизни, но и двоих замечательных детей. Будущее казалось светлым, беззаботным и исполненным самых светлых чаяний. До того чудовищного дня, когда жизнь драгоценной Матильды и его сына оборвалась. Оборвалась жестокой, бездумной рукой радикально настроенных грязнокровок, чьи права его супруга отстаивала всю сознательную жизнь, воспитывая собственных детей, мужа и свёкров в терпимости. Это было ужасающе бессмысленно, абсурдно и несправедливо. А главное — непоправимо. Лёжа перед сном в остывшей за день постели, Жоан рассматривала фотографии на тумбочке. Последний год она перевозила их с собой везде, куда бы ни ездила. На снимках они с мамой хитро улыбались, позируя на каком-то мероприятии. Кажется, в тот день они выбирались в поместье Де Вержи, — и уже тогда Жоан сказала Матильде, что не выйдет замуж за Мишеля. Отец настаивал и бурчал про неприличный для свободной девушки возраст дочери, а его женщины посмеивались между собой, прекрасно понимая, что уж их-то склонить к чему-либо не выйдет ни у самого Кристофа, ни у кого-либо ещё. После того приёма они уже не фотографировались вместе, и на других снимках Матильда позировала одна или с мужем. Они с Кристофом были удивительно красивой парой. Думая о своём браке, Жоан точно знала, что её будущий супруг будет хорош собой. Отец являлся видным, статным мужчиной — их с мамой пара всегда приковывала взгляды окружающих. Мишель Де Вержи, вопреки известной фамилии и знатному роду, на роль её красивого мужа не подходил никак… Хотя это была далеко не самая большая его проблема. Вспомнив про незадавшегося жениха, Жоан поморщилась. Ну и пришло же отцу в голову сватать её к этакому безликому персонажу! Она едва ли могла вспомнить лицо и голос ухажёра спустя десяток встреч и чаепитий. О какой симпатии и, тем более, влюблённости тут было говорить… Даже деревья в саду Де Вержи вызывали у неё больший отклик и возбуждение, чем невзрачный владелец этого сада. Бесперспективный союз, без полумер и надежд. Кристоф долго не мог принять этот факт. Когда она уже почти провалилась в сон, на краю сознания Жоан возникло другое лицо. Искусно выточенное, бледное, надменное. С презрительным выражением и алыми всполохами в глубине синих глаз. Пугающее, несмотря на правильность черт. Пророчащее скорую погибель на дне океана. Ей стоит держаться подальше. И надеяться, что они с отцом приехали в Британию не зря.