***
В кофейне было на редкость уютно. Лениво падающие на тротуар листья за окном, чарующий аромат горячего шоколада и жареного сахара с корицей в сочетании с красивой и чуть грустной «Salut» Джо Дассена, всё это создавало сказочно-романтичную атмосферу старинных французских фильмов, которые Анджи и Селестия пересматривали дождливыми летними деньками. В ожидании клубничного чизкейка и двух чашек имбирного чая, держащиеся за руки девушки тихонько расслаблялись во взаимных ласках. - Анджи-чан… А если не секрет, то тот пейзаж, который ты создавала с позавчерашнего дня, - робко вставила слово Селестия, - ты так кропотливо над ним работала, так бережно, словно права на ошибку у тебя и не было… Не расскажешь ли, на каком мероприятии его смогут увидеть тысячи поклонников живописи? Или же ты просто написала его для себя? – любопытствовала готесса, успевшая за упомянутые три дня вдоволь налюбоваться на процесс созидания картины. - Конечно же нет! Анджи, по правде сказать, ожидала от Селес этого вопроса. На ежегодном биеннале, в конце ноября. Планирую серию из трёх работ, причём она будет насквозь концептуальной. Какой смысл представлять на выставке картины из разных жанров и тематик? - Вот как… Стало быть, планируешь три шедевра в духе того городского пейзажа? Мне уже интересно, что же будет следующим, - склонилась Селестия над столиком, придвигаясь к Анджи поближе, - не знаю, в моих ли правилах влезать к тебе с советами, но я бы выбрала в качестве следующего «каменного натурщика» кафедральный собор. Сама посуди – это место обладает столь царственной аурой, что само порождает вдохновение без каких-либо усилий. Да и потом, - готесса всё глубже и глубже погружалась в свои мечты, - на крыше соседнего дома есть свободная смотровая площадка с небольшой чайной. И это – не говоря уже о том, что даже на ней ты сможешь услышать чарующие звуки органа, доносящиеся до тебя сквозь стены. Наверняка Атуа сочтёт эту работу высшим проявлением твоей верности! - Во-о-от как! Что же, Анджи очень признательна любимой Селес за её добрый совет. Однако же Анджи более чем уверена, что следующий пейзаж будет посвящён заливу! Я хотела бы написать его в пасмурную погоду, когда море похоже на старинное бутылочное стекло с зеленоватым отблеском, отражающее еле различимое небо! Именно создать в пуантилизме подобный пейзаж – вот моя цель в ближайшее время! Но твоё предложение с собором мне очевидно нравится! Думается, на первой неделе октября мы с тобой обязательно сходим туда, чтобы создать завершающее творение в серии моих работ! Нья-ха-ха! А для этого Анджи должна сполна зарядиться вдохновением! - А вот и наше вдохновение подоспело, - молоденькая официантка в бордовом переднике поставила перед девчушками поднос с ароматным клубничным чизкейком, горячим шоколадом, ореховым печеньем, да чашкой неведомым образом попавшим в эти края чаем Тамарёку, от которого готесса была просто без ума. Рядом в бумажном пакетике лежала горстка мятного зефира, который так сильно любила художница. Влюблённые красавицы принялись тут же, как бы сказала Химико, восполнять ману и запасы вдохновения. Анджи всегда любила эти уютные застольные беседы с Селестией – готесса всегда могла рассказать Анджи что-нибудь интересное и необычное, да и голос её очень нравился полинезийской красавице. Получив изрядную дозу вдохновения с глотком любимого чая, кудрявая брюнетка пустилась в длительные рассуждения о будущей выставке, об идеях для новых работ и смене жанра и техники. Селестия, с давних пор мечтавшая вращаться в богемном обществе, наконец-то смогла дождаться исполнения давнего желания, и многочасовые разговоры об искусстве были столь же приятны для готессы, как и чтение любимых книг. Да и Анджи наконец-то нашла человека, который не считал её многочасовые лекции о «величайшем даре Атуа», которым она считала искусство, выеданием мозга, как охарактеризовала их Тенко. Селес была терпеливым и заинтересованным слушателем, всегда готовым проникнуться новыми, неизведанными для неё знаниями о разных художественных направлениях и жанрах даже несмотря на то, что брюнетка по гроб жизни была верна только готике и неоготике – полинезийка так живо, так завораживающе умела знакомить с тем, чем она занимается изо дня в день, что обыденная для художницы практика казалась готессе настоящим миром волшебства, и даже столь ненавистные направления в искусстве, как ампир и классицизм казались Селестии не такими уж и плохими. Так они и сидели в кофейне, рассуждая о жизни в окружении рукотворной красоты и вспоминая тёплые сердцу и душе моменты, до тех пор, пока золотистое солнце не сменило свой цвет на густо-рубиновый. Анджи, сполна зарядившуюся вдохновением для создания нового шедевра, ничего более не беспокоило. Словно в воздухе были разлиты ароматические масла, которые полинезийка очень любила заливать в аромалампу дома на Папеэте. Да и Селестия вышла из дверей кофейни более чем довольной и радостной. Однако только лишь за девушками закрылась дверь, в голове художницы, словно назойливо прилепившаяся мелодия из интернет-рекламы, мелькал созданный часом ранее городской пейзаж…***
Солнце скрылось за дальним берегом залива ближе к шести часам. Что-что, а в этой столь стремительно опустившейся на город темноте и чувствовалась Северная Европа, со своими длинными осенними и зимними ночами. После недолгой прогулки до того самого скверика на набережной, где девушки любили проводить зимние деньки, Анджи и Селес вернулись домой, чтобы продолжить обмен нежностью уже в более привычной обстановке. Селестия тихонько дремала, свернувшись в кресле за любимым томиком Мэтьюрина. На коленях хозяйки вальяжно растянулась пушистая красавица Гранд Буа Шерри. Из колонки звучала еле слышная «Токката» Поля Мориа, пожалуй, чуть ли не единственное воспоминание готессы о детстве, которое вместо привычных боли и дискомфорта приносило ей радость и полнейшее умиротворение. Да и Анджи эта простенькая, но столь душевная композиция нравилась не меньше – художнице она напоминала падающие на поросшую плющом стену старинного здания лучи закатного солнца, одну из её ранних работ, созданных ещё в начальной школе. Однако минорный тон самой мелодии не мог пройти в стороне от самой полинезийки. Мысли о предстоящей выставке, такой с первого взгляда далёкой, тревожили её всё сильнее и сильнее. Под наполненную светлой тоской фортепианную мелодию ей всё время представлялось, как она начинает демонстрацию своей серии работ с того самого пейзажа. Как бы можно было назвать этот холст? И какие чувства были в него заключены самой создательницей? Что увидят в этих иголочно-тоненьких мазках, складывающихся в портрет осеннего города, посетители? Восторженные возгласы и «умудрённые» восклицания высоколобых критиков, словно сошедших с карикатур на высшее общество, где они рассматривают эту картину в лорнеты и монокли, затягивали внутрь свежесозданного пейзажа с головой, словно оптическая иллюзия с концентрическими кругами, и музыка, такая нежная и светлая, казалась бьющей с силой тяжёлого бронзового колокола какофонией, разрывающей застоявшийся воздух… Анджи с криком вскочила с дивана. Привычная домашняя обстановка ни капли не изменилась с той злосчастной минуты, погрузившей её в забвение. Селестия и Шерри всё так же спали в кресле, а «Токката» сменилась «Ушедшей любовью», столь идеальной для вечерней прогулки по поросшей соснами набережной. Однако в голове падающим в бездну лучом ослепительного света маячила картина. Этот кусок размалёванного холста, неспособный отпустить полинезийку ни на минуту с того момента, как девушки вернулись домой после прогулки. Отправив в рот последнюю прихваченную из кофейни мятную зефирку, Анджи сбросила на пол любимую жёлтую накидку и медленно, словно позируя перед многомиллионной толпой поклонников, вышла на балкон. В окнах соседних домов постепенно гас свет. По освещённой зеленовато-голубым светом фонарей улице сновали редкие загулявшие прохожие и одинокие, каким-то чудом завернувшие на неё авто. Вдали медленно угасал шум транспорта, потихоньку растворявшийся в шелесте листьев и колыхании прибоя, идущего со стороны залива. Лучи вышедшей из-за облака луны падали на пейзаж, над которым Анджи трудилась вот уже три долгих дня. Однако взгляд художницы на своё долгожданное творение вряд ли можно было бы назвать радостным. Так смотрят скорее на отлитую из полистоуна фабричную скульптуру для сада, чем на высеченного вручную из мраморной глыбы «Давида» Микеланджело или «Экстаз святой Терезы» Бернини. На написанный по мотивам известного фильма фанфик, чем на выстраданный и созданный в потоках вдохновения сюжет романа. Анджи долго всматривалась в свой пейзаж, словно пыталась разглядеть среди этих масляных «пикселей» какой-то тайный знак, но увы, так и не могла это сделать. Блондинка горько улыбнулась, будто почувствовала себя той самой участницей биеннале, чью работу отобрали в десятку лучших из миллионов холстов, но так и не удостоили гран-при, явно намекнув на то, что она могла бы создать и куда более выдающееся произведение искусства. Художница молча отодвинула мольберт к краю балкона и села перед ним в позе лотоса, простирая руки к нависшей над городом луне: - Мудрейший Боже… Молю тебя… Наполни свой сосуд самым истинным, самым чистым вдохновением. Чтобы на кончике его кисти собрались все наивысшие проявления её души. Чтобы всё, что выйдет из-под неё, было способно проникать в людские сердца, словно твой голос! Чтобы она создала истинный шедевр, который вберёт в себя крик её души, но крик не отчаяния, а восторженной, радостной молитвы в религиозном экстазе! – с этими словами в небесно-голубых глазах полинезийки словно запылал жутковатый колдовской огонёк, словно вдохновение, которого так не хватало южной красавице, впорхнуло в зеркало её души подобно светлячку. Между тем, Анджи встала с ковра и откупорила графин с виски и начала упоённо, словно алхимик, перемешивающий зелья, тоненькой струйкой выливать янтарный напиток в бокал. - За будущее, наполненное вдохновением! – Подняв бокал и сделав еле заметный глоток, Анджи с размаху плескает на холст всё его содержимое, явно не без удовольствия смотря, как ещё не высохшие краски вяло стекают с холста на мольберт, смешавшись с янтарным напитком. Наконец, когда запах масляных красок смешался с ячменно-кокосовыми нотами, полинезийка достала из кармана зажигалку. Щелчок. Медленно ползущий по холсту голубоватый язычок пламени разрастался, словно фантастическое деревце на фоне крыш окрестных домов и рубинового солнца, выдёргивая из ночной тьмы умиротворённую улыбку сереброволосой красавицы…