Все закончится в январе

            — Круто, что ты такой головастый, Серёжка! А мне обычно терпения на книги не хватает…       Ванька карикатурно распахивает рот, дурашливо хлопает в ладоши. Шлёпает шумно и звонко, не обращая внимания на неодобрительный взгляд какой-то тучной женщины с коляской, выкрикивает почти на всю аллею. Такой неугомонный, наполняющий всё пространство вокруг собой, он в нетерпении озирается вокруг. У Серёжи даже рябит в глазах от постоянного мельтешения красной клетчатой рубашки и подпрыгивающих непослушных кудрей, но он так и не отводит взгляд — всё глядит зачарованно на нового друга.       Он шагает пружинисто рядом, дурашливо перепрыгивает через трещины в асфальте, по-детски морщит нос, когда нога все-таки неосторожно попадает на пыльные стыки. Говорит наперебой с птичьим щебетом и гулом чужих голосов, смело шагает вперёд. Умело лавирует между прогуливающимися парами и неугомонными детьми, упрямо тянет за собой замешкавшегося Серёжу, моментально потерявшегося, стоило им очутиться за призывно распахнутыми воротами городского парка.       Здесь необычайно оживлённо и людно, слишком шумно для буднего дня. Тут и там мелькают пёстрые афиши, сообщающие о запуске фонтанов, вьются в небо резвые вымпелы треугольных флагов. Где-то в глубине сверкают яркими красками новенькие аттракционы, гудит моторчиком круглая детская карусель с расписными лошадками.       Со стороны главной площади доносится тихая мелодия затяжного вальса, слаженная игра крохотного струнного оркестра. Там, у резного бортика пока ещё омертвелого фонтана, выступает какая-то танцевальная студия. Но Ванька туда не спешит, нарочно тащит растерянного Серёжу дальше. Ведёт мимо поворота к площади и крытых ларьков с варёной кукурузой, задорно подмигивает в ответ на немой вопрос, отразившееся в карих глазах, спрятанных за толстыми стёклами квадратных очков.       — Не волнуйся, Серёжка, успеем! — заявляет уверенно, сжимая сильнее тонкое запястье. — Они ещё час играть будут, уж я-то знаю! Пойдём пока, покажу тебе «тайное место».       — Что за «тайное место»? Где это? — Серёжа переспрашивает с осторожностью, но шага не сбавляет. Идёт послушно след в след, только успевая обступать грязные лужи, на который взбудораженный Ванька даже не обращает внимания. Шлёпает нарочито в самую серёдку, пачкая белые «американцы» серыми подтёками и мелкими точками брызг — отмахивается на ходу от расспросов, выкрикивая лаконично и кратко:       — Узнаешь!       Они отходят всё дальше от эпицентра шумного праздника, забредают в самую глушь. Сходят с асфальтированной аллеи, засаженной высокими раскидистыми тополями, ступают гуськом по узкой тропке.       Серёжа крутит головой, смотрит вокруг — оглядывается слегка встревожено, нервно. Подмечает какой-то старый накренившийся знак с перечёркнутым рисунком забавного человечка, бросающего мусор прямиком на прорисованную траву, с удивлением обнаруживает под старым кустом остов бывшей скамьи. Прислушивается к постепенно смолкающей позади музыке, с трудом различает отдалённо знакомые нотки классического вальса. Они какие-то странные, растянутые, искаженные из-за расстояния — будто бы заглушенные каким-то неизвестным фантастическим прибором, на подобии того, который был у загадочной Алисы в «Гостях из будущего», которых вечно крутили в видеосалоне недалеко от дома.       — Эй, ты где там? Иди сюда, не стой столбом! Тебя что, «злопазуха» затянула?       Он даже не замечает, в какой момент неугомонный Ванька уходит далеко вперёд. Выпускает из крепкой хватки узкую мальчишескую ладонь, «ныряет» за пышные кусты с только-только проклюнувшейся зеленью, растворяется в кристальном воздухе. Исчезает, как лучик шального весеннего солнца, спрятавшегося за пушистое облако, отливающее чернильной серостью туч, видневшихся на горизонте. Оставляет после себя лишь чёткие отпечатки рифлёной подошвы белых «американцев» и терпкий аромат сладкого апельсина — его «хлебный» след.       Серёжа послушно шагает на зов, осторожно обступает вязкую лужу жидкой грязи по пожухлой траве. С неудовольствием глядит под ноги, морщится от комков липкой глины, приставшей к резиновым носкам потрёпанных кед. Переспрашивает слегка ворчливо, непонятливо:       — Что затянуло?       — Зло-па-зу-ха! — Ванька повторяет по слогам, выкрикивает звонко. Овеянный золотистыми бликами солнца, он выныривает откуда-то из-за куста, едва не столкнувшись нос к носу с Серёжей. Тот даже назад отступает, неловко поскользнувшись в свежей грязи. — Это место такое, из книжки. Туда всех обманщиков ссылают!       — Обманщиков? — Серёжа спрашивает ещё более непонятливо, чувствуя себя глупым попугаем в клетке. Хлопает ресницами, глядит неотрывно в смеющиеся Ванькины глаза. Даже улыбается ему смущённо и неловко, извиняясь за собственное незнание.       И что это только за книжки такие он читает? Как-то совсем не похоже это название на место из каких-нибудь «Трёх Мушкетёров» или Гайдаровского «Тимур и его команда». Разве что в «Капитане Бладе» было — наверняка встретилось где-то в главах про плантации, которые он всегда малодушно пропускал.       — Да как ты всё не поймёшь, Серёжка?       Рыжий Ванька внезапно склоняется ближе. Нависает слегка, беспечно хихикает в ответ, но совсем не удивляется чужому незнанию. Только вытягивает вдруг руку, звонко щёлкнув замершего в нерешительности Серёжу по носу, и спешно хватает его ладонь.       — Ты же вроде умный должен быть — вон, какие очки толстенные носишь, а такой глупенький! Фантазию свою включи и пошли!       Пожухлая прошлогодняя трава шуршит под ногами, сухой репейник цепляется «крючками» за школьные брюки. Серёжа глядит на его соцветие бессильно, не находя даже секунды, чтобы сорвать раздражающие колючки с ткани. Влекомый неутомимым Ванькой, он спешит за ним. Старается шагать след в след, боясь случайно наступить на пятки или соскользнуть в топкую колею возле единственной тропки.       Ладонь у Ваньки оказывается шершавой и тёплой, а прикосновение — крепким. Он цепляется не хуже репейника, дурашливо переплетая пальцы «замком», и уверенно тянет за собой. Не отпускает, даже когда лихо перескакивает грязевую лужу, оставляя её между ними. Только оглядывается через плечо, заботливо подставляя вторую руку. Смеётся, но «ловит» неудачливого друга, когда тот все-таки скользит по вязкой глине, едва не шлёпнувшись прямиком в холодную талую воду.       — Осторожно!       Вымпел рыжих волос забавно подпрыгивает в такт резкому движению, витой локон падает на покатый лоб. Сверкает медью в золотистом свете ласкового весеннего солнца, привлекает растерянный взгляд замершего вдруг Серёжи. Он даже глядит заторможено, смущённый и в то же время зачарованный игрой шальных «зайчиков» в рыжих волосах. Да Ванька сейчас сам как зайчик — даром, что глаза кошачьи!       — Нормально всё, я бы и сам не упал…       Уязвлённая неловкой оплошностью гордость все-таки берёт верх над неизведанной магией, и Серёжа неловко отводит взгляд. Осторожно высвобождает руку, невольно встряхивает слегка одеревеневшей ладонью, бормочет скованно в ответ. Оглядывается слегка растерянно, не понимая, куда они забрались. Глядит на пожухлый кустарник, высаженный вдоль старого чугунного забора, невольно прослеживает тонкий остов чёрных пик решётки, устремившихся вверх.       И куда теперь идти? Справа — дикий шиповник с острыми колючками, слева — непролазная топь ещё хуже той лужи, через которую они прыгали вдвоём, а прямо впереди — высокий забор с острыми «наконечниками». Только тонкая синяя лента, криво намотанная на ржавый прут, да высившийся за чугунным частоколом загадочный дом из красного кирпича слегка разбавляли унылый пейзаж. Хоть какое-то разнообразие!       — Ну, умник, завёл в тупик, а дальше что?       Серёжа недовольно хмурится, оглянувшись на беззаботного Ваньку, и показательно скрещивает руки на груди. Совсем не понимает чужой беспечности и лёгкой насмешки в зелёных глазах, заставивший невольно насторожиться.       А вдруг, снова какая-то «подстава»? Как тогда, в актовом зале!       — А я и говорю: глупенький ты, Серёжка, глу-пень-кий! — хихикает Ванька, но милостиво поясняет. — Видишь ленту? Синюю такую, ага.       — Ну вижу, и что? — Серёжа кивает неохотно, демонстративно скрещивая руки на груди. Отвечает ворчливо, готовый вот-вот надуться всерьёз, как сопливый первоклассник, которого в очередной раз «развели» в «камень-ножницы».       — И то! Эта лента лаз к тайном месту обозначает, тоже «тайный», между прочим! Я его вообще-то только «особенным» показываю, уяснил теперь?       «Особенным»?       На секунду даже становится совестно, но Серёжа упрямо не подаёт виду. Только «угукает» смущённо в ответ и робко подходит ближе, так и не поняв, что должен был «уяснить». Наблюдает за чужой вознёй у куста непонятливо, с толикой любопытства. Тянет по-птичьи шею, застенчиво прячет руки за спиной. Даже не сразу соображает, что произошло, когда Ванька проворно раздвигает «голые» ветки пушистого куста, жестом фокусника продемонстрировав открывшийся лаз, ощерившийся ровным рядом подпиленных прутьев.       — Ого! — Серёжа удивляется искренне, даже не пытается скрыть. — Так тут правда проход есть?       — А ты думал, мы просто так здесь? Эх ты, дурилка картонная!       Ванька даже не обижается, откровенно хохочет в ответ. Обернувшись, подмигивает, опаляя лучиками беспечного веселья, и проворно «ныряет» в лаз, моментально оказавшись с другой стороны. Так быстро, что Серёжа даже глазом моргнуть не успевает — только пригибает голову, смело проскальзывая вслед за своим проводником.       Ветки пышного куста с шорохом смыкаются за спиной, надёжно прикрывая лаз. Под ногами чавкает весенняя грязь, веером рассыпаются мелкие брызги. Серёжа лишь чудом не наступает прямиком в лужу, обходит аккуратно по краю. Встаёт рядом с Ванькой и оборачивается назад, но так и не находит лаз. Видит только тонкую голубую ленту, трепещущую на ветру, и ровный ряд густого кустарника, высаженного с обеих сторон. И вправду «тайный» — не узнает ведь никто «со стороны»!       Серёжа даже рот раскрывает, поражённый своим открытием, но Ванька не даёт ему времени насмотреться вдоволь. Ожив внезапно, он едва не подпрыгивает на месте, хватая безвольную ладонь своего провожатого. Настойчиво тянет в сторону, уводя прочь от «тайного» лаза — к горе жёлтого речного песка и сваленному в кучу кирпичному крошеву.       — Ты чего? — не сразу находится Серёжа, удивляясь такой прыти.       — Пошли скорее! — шикает в ответ Ванька, так и не отпустив руку. — Ты же хочешь ещё на фонтаны успеть?       Они проскальзывают мимо массивных бетонных блоков, уложенных друг за другом в глубокой траншее, огибают проворно груду бесхозных «естественных» камней. Выступают аккуратно из-за надежного заграждения высокими паллетами с красным кирпичом, и тут же «ныряют» за оставленный без присмотра трактор, так и незамеченные никем — единственные на опустевшей стройплощадке.       В стороне остаётся фундамент будущего многоквартирного дома, впереди вырисовывается тонкий остов качелей. За ними детская горка, напоминающая слона с длинным металлическим хоботом и коробка песочницы, раскрашенная в «тигриные» полоски, а поодаль — зебра-карусель. Уже построенная детская площадка, окружённая только-только высаженными ростками, которые в будущем станут то ли раскидистыми кустами, то ли деревьями.       — И куда дальше?       Ванька останавливается прямо посреди, напротив «тигровой» песочницы, и Серёжа послушно замирает рядом с ним. Озирается по сторонам непонимающе, стараясь высмотреть очередной «тайный» лаз или какую-нибудь неприметную с первого взгляда кучу мусора. Даже очки поправляет, но так и не находит ничего подозрительного, уставляясь на собственного провожатого.       — Куда это, «куда»? — Ванька откровенно смеётся, шлёпает звонко себя по лбу. — Чудак ты человек, Сёрежка: мы пришли, а тебя всё куда-то тянет!       Как это — «пришли»?       — Так какое же это «тайное место»? Это же площадка обычная, тут дом строят!       От досады свербит в носу, но Серёжа держится — только хмурится в ответ. Возмущается, изобличая самый настоящий обман, демонстративно упирает руки в бока. Прав Ванька, «глупенький» он, раз снова поверил в россказни этого пройдохи.       — Да что ты какой, Серёжа? — Ванька чуть ли не хватается за голову. — Про эту площадку только мы с тобой знаем, а ему всё мало!       — Только «мы»? Ты что её, никому больше не показывал? — Серёжа не верит, переспрашивает скептически. Сам не понимает, как быть может, что весь такой непоседливый и предприимчивый Ванька ни разу сюда никого не водил, но он не сдаётся:       — А кому мне её показывать, ребятам из «театрального»? Так они всему городу растреплют, да соседнему в придачу! А вот ты не «трепло», я сразу это понял, поэтому показать решил.       И что, в самом деле «понятно»?       Серёжа даже лба касается, как будто на нём может быть что-то написано, смущённо отводит взгляд голову. Стыдится откровенно предательского румянца на щеках, сконфуженно поправляет очки. Не знает, что теперь и думать, вспоминая слова про тайный лаз. От этого становится только горше, но Ванька даже не думает отставать. Наоборот — наседает, подсовывает вдруг прямо под нос раскрытую ладонь, заставляет оглянуться непонятливо, удивлённо.       — Руку пожми, дурачок. Это для того, чтобы помириться, — подсказывает он. — И заканчивай во мне Карабаса Барабаса видеть, а то самому тошно. Не буду я тебя обманывать больше, веришь?       Серёжа глядит с опаской, призрачным сомнением. Поджимает губы, неразборчиво пожимает плечами в ответ. Сам не знает, куда деться, но по глупой привычке верит. Смотрит прямо в зелёные глаза — «кошачьи», гипнотизирующие — и аккуратно жмёт в ответ ладонь. Совсем неуверенно, но по-особенному, теперь уже как проверенному «товарищу».       — Верю.       И Ванька щедро подмигивает в ответ, уводя за собой к новенькой карусели, выкрашенной свежей краской:       — А раз «веришь», тогда пошли кататься!

***

      Недостроенная детская площадка, оказавшаяся «тайным местом», оказывается далеко позади. Раскидистые кусты смыкаются за спиной, прикрывая тайный лаз, отмеченный синей лентой. Уже знакомая лужа больше не кажется непреодолимым препятствием, брызги грязи на штанинах остаются незамеченными. Живот болит от смеха, на глазах подсыхают случайные слёзы. Серёжа даже не чувствует сковывающего стыда за них — только смахивает их украдкой, приподнимая очки на лоб, пока Ванька не видит.       Ласковое тепло шального весеннего солнца сменяется прохладой пасмурных сумерек. Неугомонный птичий гомон постепенно стихает, исчезает за шорохом пожухлой травы и скрипом накренившихся тополей. Ветерок становится порывистым, колко обжигает лицо влажной пылью. Серые неповоротливые облака медленно скрывают синь небо, плотным пологом накрывают старый сквер. Где-то позади набухает чернью свинцовая туча, но впереди не смолкает спасительная музыка и эхо дружного хохота вторит ей в такт.       Звон ребяческих голосов до сих пор таится среди развалов привезённого красного кирпича. Новенькая детская карусель и скрипучие качели, почти делающие «солнышко» остаются за спиной, но их образы до сих пор сверкают в памяти. Серёжа то и дело поглядывает на собственного провожатого, ловя яркий пожар волос. Взахлёб обсуждает с Ванькой как едва расшибся о бетонный блок, неловко слетев с только-только установленной горки. Лишь сейчас чувствует липкую тревогу внутри и лёгкий тремор пережитого волнения, запоздало накрывшей его с головой. Особенно — когда рукой нашаривает прореху на школьных штанах. То-то мама будет ругаться!       — Серёжка, а что, твоя мама правда считает, что карусели опасные?       — Ещё как! Она знаешь, какая у меня впечатлительная?       Пережитые бок о бок «приключения» на недостроенной детской площадке избавляют от всякого смущения. Ответ звучит звонко и громко, голос вторит воодушевлённому Ваньке:       — Однажды она увидела из окна, как я катаюсь с одним мальчишкой из нашего двора. Он так быстро раскрутил, что слетел и сломал руку. С тех пор она меня не пускала на каруселях кататься.       — Вот ты даёшь, Серёжка! Я бы после такого сам испугался, а ты ничего.       Серёжа почти хвастается, спеша доказать своё бесстрашие. Вздёрнув нос, мнит себя едва ли не храбрым рыцарем из «Айвенго», видя молчаливое подтверждение в Ванькиных глазах. Он говорит без насмешливой шутки, искренне и правдиво — уважительно тянет знакомое имя, заставляет на миг запнуться о вывороченный камень. Гипнотизирует по-кошачьи волшебным взглядом, снова поселяет смущение внутри. Серёжа даже краснеет и спешит вперёд, отмахиваясь с малодушным «подумаешь», шёпотом соскользнувшим с губ.       Действительно, «подумаешь» — самому-то как страшно было!       Приглушённая танцевальная мелодия кажется всё ближе. Ещё не так давно такая плавная, льющаяся нотами скрипичных струн, она успевает смениться за время их прогулки. Становится оживлённой и быстрой, разносит эхо торжественных барабанов вокруг. На главной площади городского парка словно собираются вручать дипломы или без малого целую премию. Успеть бы!       Липкое волнение окатывает неприятным холодком. Порывистый ветерок словно специально подталкивает в спину, ноги скользят на топкой грязи. Серёжа сам не замечает, как ускоряет шаг. Спешит, боясь опоздать на самый ответственный и важный момент — шагает широко и быстро, почти позабыв про провожатого. Но Ванька напоминает о себе сам, одёргивая внезапно за руку. Так резко, что в груди спирает дыхание.       — Ты чего?       — А ты чего? — переспрашивает Ванька в ответ, задорно щуря свои «кошачьи» глаза. — Спешишь, как на пожар! А если поскользнёшься?       На секунду Серёже кажется, что он слышит искреннее волнение в звонком мальчишеском голосе. Удивлённый, даже не сразу находит, что сказать. Только хлопает глазами, немо пожимая плечами в ответ — вроде как сам «не знает», что было бы, шлёпнись он в грязь.       — Вот то-то! — Ванька наставительно поднимает указательный палец, явно пародируя кого-то из «взрослых», и тут же меняется в лице. — И вообще, я же пообещал, что мы успеем! А ты обещал мне верить, помнишь?       — Ну, обещал…       Признавать нарушенное обещание неловко, но Серёжа справляется. Только густо краснеет, пряча глаза, пусть Ванька всё равно ухитряется поймать их беглый взгляд:       — А раз обещал, то и выполняй! Не опоздаем мы, они ещё этот микрофон несчастный будут битый час настраивать. Идём, но только со мной вместе, ладно? А то правда шлёпнемся и придём завтра в школу с открученными ушами!       Звонкий смех эхом стелется над землёй. Ванька легко шагает вперёд, соскальзывая ладошкой с предплечья на тонкое мальчишеское запястье. Сминает его беззастенчиво, сцепляя пальцы в «замок». Тянет за собой, но без привычной прыти, обходя широкие грязные лужи по самому краю.       Они идут не спеша, аккуратно. Скользя по свежей весенней грязи, стараются сойти с проторенной тропы. Приглушенная мелодия, едва доносящаяся со стороны центральной парковой площади, постепенно становится громче. Голоса людей, прогуливающихся тут и там, настигают её на последних нотах. Сливаются в причудливую композицию, сливаются с шорохом настраиваемого микрофона. Незримый ведущий пробует заговорить, позволяя настроить звук в колонках.       — Раз. Раз — раз, два, три… кхм, проверка-проверка.       Низкий мужской баритон сливается с треском древней аппаратуры, неприятный пронзительный «писк» режет по ушам. Глухой кашель прямо в микрофон причудливым эхом расходится вокруг, доносится со стороны площади неясным гулом. Быстрая музыка плавно стихает, выводя на первый план густой голос — становится фоном, гармонично вплетается в речь постепенно «разогревающегося» ведущего.       — Добро пожаловать на ежегодный запуск фонтанов. Мы рады приветствовать жителей и гостей нашего города на настоящем празднике весны. Сегодня мы окончательно прощаемся с зимой и открываем двери летнему теплу. Впереди нас всех ждёт самый любимый, самый долгожданный весенний месяц май, и пусть каждый его праздник пройдёт возле фонтанов…       Звучный голос невидимого ведущего становится всё торжественнее и торжественнее, музыка плавно нагнетает свою громкость. Привычная тревога толкает Серёжу в спину, взгляд сам собой стремится к узкой аллее, мелькающей впереди. Скрытая за ровным рядом живой изгороди, едва проглядывающая сквозь плотные ветви разросшегося за прошлое лето кустарника, она молчаливо притягивает к себе. Манит, откровенно зовёт, призывает подойти ближе. И Ванька вдруг поддаётся на этот «зов».       — А вот теперь, бежим!       Его голос звенит мелкими осколками, дребезжит натянутой струной. Пальцы что есть сил стискивают тонкое запястье своего «подопечного», резкий рывок одёргивает зазевавшегося Серёжу. Растерянный, он едва успевает переставить ноги, чтобы не ухнуться носом в грязь. Срывается с места, перепрыгивая мелкие лужи и скользя на пожухлой траве.       Продравшись сквозь плотный кустарник живой изгороди, они выскакивают на узкую аллею. Как дикие звери замирают в свете фар — останавливаются прямо на пути двух мамочек с массивными колясками. Едва сообразив, вертят туда-сюда головой, на миг потерявшись в пространстве. Но Ваньке хватает всего секунды, чтобы первым спохватиться, выбирая нужное направление.       — Сюда, Серёж!       Плотная хватка на запястье крепнет, пальцы неаккуратно придавливают кожу. Разбитый асфальт мелькает под ногами, сливается в серую массу. Чёрные квадратные очки с толстыми стёклами неаккуратно сбиваются на нос, и Серёжа едва различает расплывчатые объекты вокруг. Ослеплённый, он ориентируется лишь на яркий вымпел пламенных волос и вьющуюся флагом красную клетчатую рубашку.       — …по традиции, предоставим слово заместителю нашего славного начальника, главы административного округа…       Череда благодарностей сливается с неизвестными фамилиями и именами, «утяжелёнными» длинным списком должностей. Звучный голос ведущего становится всё громче, а народа вокруг — больше. Аллея постепенно расширяется, идёт в разные стороны. Тут и там из-под земли вырастают яркие «вагончики» с варёной кукурузой и сахарной ватой, самодельные «островки» с яркими игрушками и цветастыми воздушными змеями.       Впереди расходится массивная площадь, сливается морем людская толпа. Мельтешат яркие тёплые куртки и по-весеннему лёгкие ветровки, заполоняют пространство вокруг. Скрывают за спинами самодельную сцену и мраморные пороги центрального фонтана, взвивают в воздух гул голосов. Представляют собой настоящую преграду, но словно бы нисколько не смущают Ваньку, устремившегося в самый центр.       — …и теперь я рад заявить официально: ежегодный праздник фонтанов объявляется открытым! Готовитесь начать отсчёт.       Множество голосов сливаются друг с другом, озвученные хором цифры эхом расходятся над площадью. Серёжа стремительно теряет ориентацию, толкаясь между чужими силуэтами, с трудом лавирует туда-сюда. Увлекаемый непоколебимым Ванькой вперёд, ужом протискивается за ним следом. Извиняется на ходу, неаккуратно наступив кому-то на ногу. Почти собирается с духом, чтобы остановить собственного «поводыря», но едва успевает ахнуть, когда Ванька внезапно поворачивается к нему. Оказавшись лицом к лицу, подмигивает в ответ на непонимающий взгляд и, извернувшись, что есть силы подталкивает в спину.       «Три»       Серёжа вылетает на свободное пространство, очерченное полукругом перед нижним порогом мраморного фонтана. Ошарашенный, он непонимающе оглядывается через плечо, но ловит только сияние гипнотически-зелёных глаз и оттопыренный большой палец.       «Два»       Где-то впереди с тихим шипением оживает мраморный гигант. Необычный звук стремительно привлекает взгляд, отвлекает от Ваньки внимание. Серёжа оборачивается и замирает на месте, восторженно глядя ввысь — на шарообразный купол, над которым горным хрусталём рассыпаются веером брызги.       «Три»       Шумный плеск воды сливается с восторженными возгласами чужих голосов, искристый блеск сверкает в карих глазах. Мелкая дрожь охватывает всё тело, янтарные лучи внезапно выглянувшего из-за тяжёлых туч солнца окрашивают сбегающую водопадом воду в драгоценное плавленое золото. Влажный мрамор сверкает вкраплениями морозных кристаллов, мелкие брызги дождевыми каплями украшают серый асфальт. Рассыпаясь вокруг, они кажутся бриллиантовой пылью — сказочной пыльцой фантастических фей.       — Успели…       Серёжа шепчет едва слышно, порывисто оборачиваясь назад. Ловит лишь сумрачный образ подскочившего к нему Ваньки и что есть сил сжимает уже не просто «товарища» — настоящего друга в крепких объятиях, сливая смех в унисон.       — Успели! Ванька, мы успели!