* * *
День, несмотря на ожидание, промелькнул быстро. Артур отчаянно пытался собраться, взять себя в руки, понимая, что ему сегодня предстоит. Уж точно не накидываться на возлюбленного, учитывая, что тот готов отдать в дар себя самого. Сегодня Артур просто обязан ласкать томительно медленно, раздевать так же постепенно, слой за слоем – как еще разворачивают бесценные дары? И даже получалось помнить об этом, пока Лоренцо, вернувшийся, томящийся, взволнованный, стоял перед ним. Но стоило тяжелым одеждам упасть, оставляя последней преградой тонкую рубашку, Артур почувствовал, что больше не выдержит – потянул возлюбленного в спальню, едва заметив, как Лоренцо торопливо нашарил что-то в складках сброшенных одежд, сжал в горячей ладони. – Еще только чуть не спеши, carino, – зашептал Энцо лихорадочно, когда они уже сидели на кровати. – Я сделал как обещал. Вчера все вышло так для меня неожиданно, а в этих комнатах масло есть только в лампадах. Это — неосвященное. Возьми, – он протянул Артуру маленькую склянку. – Чтобы тебе даже не думалось, что мне может быть неприятно. Это для нас обоих. Хотя… – он на мгновение задумался. – Пожалуй, тебя я смажу сам, ты не против? У Артура даже дыхание перехватило. – О, ну конечно же, нет! Ты же ко мне сегодня почти и не прикасался, а это больно… – О, поверь, это и меня мучает не меньше… Артур едва сдержался, чтоб не выгнуться дугой навстречу чуть влажному и такому приятному прикосновению. Плоть обрадованно встрепенулась, толкаясь в ласковую ладонь, и снова пришлось взять себя в руки. Не будь несдержанным мальчишкой, напомнил себе Артур, сейчас все для него, все ему… Стоит, надо, необходимо быть таким же ласковым и бережным – и по-прежнему ничуть не спешить. Медленно, даже чуть мучая этим обоих, избавить Энцо от последнего покрова, уложить – и приступить. Осторожничая и чуть пугаясь. Теперь уже по его пальцам растекалось масло, и так легко оказалось скользить, оставляя его разводы на коже, все ближе и ближе подбираясь к нежной внутренней стороне бедер, туда, где так трепетно и горячо. Так, что невозможно устоять, не припасть губами, опережая руки, дразня, касаясь то и дело кончиком языка, заставляя Лоренцо трепетать, как впервые узнавшего ласку подростка, молить лихорадочным шепотом: – Carino… Все здесь твое… Так бери же, бери, прошу! От одного этого шепота можно было потерять разум. А ведь Энцо еще и тянул его, Артура, вверх, на себя, а потом и вовсе – откровенно направил. И этот первый миг соприкосновения и проникновения заставил обоих ахнуть изумленно и восторженно. Если Энцо и было больно, то он, кажется, просто этого не заметил. На его лице отражалось чистое блаженство, едва ли не благоговение, когда он раскрывался навстречу Артуру, принимая его в себя. Обильная смазка не заглушала ощущений, напротив, обостряла их до предела, выжигая все мысли из головы Артура, кроме одной – неужели Энцо чувствовал то же самое, когда брал его? Этот огненный жар, эту восхитительную тесноту и опьяняющее чувство полной власти над покоренным телом любимого. Так сладко. Так мало. Хотелось глубже. До предела. Взять полностью. Ведь Энцо позволит, он и сам хочет этого – ощутить его целиком. Еще немного… Артур замер на мгновение, глядя в пьяные от нежности и новых ощущений глаза Лоренцо. Он чувствовал, как пальцы любимого скользят по его спине, впиваясь в кожу. Все еще мало… – Не останавливайся! – Никогда, любовь моя… – едва выдохнул Артур – и совсем перестал осторожничать, устремляясь вперед, падая вверх, ощупью ища путь к вершине. К вершине на двоих, потому что как иначе… И рука сама отыскала верный путь, чтобы обхватить, приласкать – всего парой касаний, этого достаточно, чтобы услышать самый долгий, самый сладкий стон. Кажется, одновременно с собственным – но себя Артур почти и не слышал. И пока приходил в себя – успел хотя бы упасть рядом, а не на Энцо. И тогда уже заглянул в лицо: – Это ж… тебе тогда было так же? – Хотел спросить тебя о том же, carino… – Это было… Знаешь, – Артур рассмеялся, – я хотел сравнить, но теперь даже не могу решить, что из этого дарит большее удовольствие – отдаваться тебе или брать тебя… – А стоит ли сравнивать? Я думаю, мы едва ли ограничимся одной выбранной дорогой, не так ли? Особенно сейчас, когда узнали и другие… И наверняка узнаем еще. – Узнаем, – Артур поцеловал его. – Это не предел. Для нас нет пределов, любовь моя.Часть 2
9 января 2022 г. в 23:24
Артур провалялся в ванне так долго, как только смог, пока вода совсем не остыла. Даже потом сумел нагреть еще и подлить горячей. Хотелось как следует расслабиться перед вечером. Перед тем, как настоять на своем, уговорить… Убедить в том, что не боится ни боли, ни власти над собой. В душе жило только одно желание – принадлежать любимому безраздельно, и даже боль станет знаком этой принадлежности и покажется такой желанной и сладкой!
Когда же он уже придет?! Артур оделся небрежно, буквально только накинул на себя что-то по минимуму, ибо смысл…
Конечно, спешить незачем, но и терпеть уже становилось невмоготу. Особенно сейчас, когда Лоренцо застыл в дверях, глядя на него, едва одетого, с еще влажными волосами, так, что впору сойти с ума.
– Энцо… – выдохнул он, устремляясь к нему, в который раз обещая себе – только обнимет, не набросится нетерпеливо, сминая ненавистные одежды, мешающие добраться до тела любимого. Но сдержать слово, кажется, снова не получалось.
– Carino, ты меня уронишь, – взмолился тот, как и всегда. И как всегда, Артур просто закрыл ему рот поцелуем. И тоже как уже бывало не раз, они вместе опустились на ковер перед камином.
Но сегодня Артур целовал жарче, настойчивее обычного. Руками настойчиво распалял дремлющий под кожей жар, чтобы Энцо забыл все на свете, сдался ему, пропустил тот самый миг, когда можно еще остановиться… Но тот вдруг дрогнул, напрягся, и Артур понял – не получилось. И зашептал лихорадочно:
– Жизнь моя, неужели же ты правда никогда не сделаешь меня своим? Мне нечего дать тебе, кроме самого себя, зато уж полностью, без остатка. Я мечтаю об этом с тех самых пор, как вообще осознал, что со мной происходит! И я никогда не поверю, что не мечтал об этом ты. Что никогда не представлял себе, как разденешь меня и уложишь на спину… как возьмешь меня, войдешь в меня медленно и нежно… Ты же сам в первый день говорил про «взять меня», не помнишь?
– Ох, carino… – Лоренцо целовал в каком-то исступлении его лицо, глаза, волосы. – Что ты делаешь со мной… Я не могу… Я знаю, что причинить тебе хотя бы малейшую боль – немыслимо, но… Ты прав, прав, я не могу не мечтать о том, чтобы познать тебя полностью, сделать тебя своим…
– Ну так и позволь же своей мечте исполниться, ты же все, что у меня есть, ты не можешь сделать мне хоть что-то плохое, от тебя все – благо и благословение, я уже принадлежу тебе в сердце своем, я живу, чтобы дарить тебе радость, ради одного этого, и только молюсь, чтобы у меня получалось…
– И мои молитвы лишь об этом, душа моя. Чтобы ты никогда не разочаровался во мне, не пожалел, что принес всю свою жизнь в жертву мне одному, моей любви к тебе… Ты же знаешь, для тебя я сделаю все, что угодно, и если ты желаешь принадлежать мне – пусть будет так. Но пойми, я не смогу просто налететь и смять тебя, все будет иначе, совсем иначе… Я позабочусь о тебе, подготовлю тебя к этому так, как нужно.
– И я буду счастлив это принять, всю твою любовь и заботу, я верну тебе ее стократ, я только одного не вынесу – если придется слишком долго ждать!
Монтанелли невольно улыбнулся.
– Ох, что ты, я совсем не хочу мучить тебя ожиданием, но все же… Все же потерпи хотя бы до постели, хорошо? И доверься мне, пожалуйста, просто доверься, позволь ласкать тебя, позволь вести…
– Хорошо, буду просто счастлив отдаться тебе в руки! До сих пор это всегда было чудесно, просто зайди дальше!
И Артур позволил обнять себя и увести, и уложить потом… Он отзывался на каждое робкое еще прикосновение, странным, невероятным обращая превращая неопытность в уверенность. И сам Лоренцо смелел с каждой секундой, чувствуя эту сладкую вседозволенность, жаркий отзыв юного тела на малейшее движение своих рук и губ по этой шелково-гладкой коже. Все стало так ясно и просто. Он любил Артура до безумия, и настала пора доказать это способом куда более явственным, чем самые пылкие любовные клятвы. Сделать его своим, всецело своим – и не отпускать больше никогда. Только бы суметь, чтобы все получилось осторожно, очень осторожно и нежно… как его и просили. Может… но об этом он подумает в другой раз… им понадобится в помощь что-то, чтобы умащивать, смазывать… но сегодня он так далеко не загадывал, и это может быть… все-таки больно и неприятно…
– Carino, радость, прости меня, если… – а думать-то почти невозможно, когда все уже происходит…
– Все… Все прекрасно… Аааах… – глаза у Артура были совершенно пьяные, он снова выгнулся и дернул бедрами, не уклоняясь, а подаваясь навстречу. – Не останавливайся, умоляю!
Энцо не надо было дважды просить, его никакие силы в мире уже не остановили бы. Пока не накрыло, не снесло, не заставило почти упасть на Артура.
– Прости снова, мне же еще… чтобы ты тоже…
Ему было почти стыдно – как можно было так забыться, думать лишь о себе? Хотя Артур, кажется, наслаждался не меньше, ему оставался всего один короткий шаг до вершины. Можно было даже не спрашивать – просто дотронуться, приласкать быстро и откровенно – и уже не видеть ничего, падая рядом, и будто улетая снова от стонов любимого.
– Рай… Это рай! – шептал Артур, едва переводя дыхание и целуя благодарно и сладко.
– Может, безумие, что ты так считаешь, но я счастлив, если и правда… А будет только лучше, я обещаю тебе, carino! Никакой боли, ничего неприятного, даже на мгновение. Так будет, обещаю. Я пойму, как… И я сделаю это для тебя.
– Но ты уже сделал. Не было никакой боли, я просто не заметил ее. Это блаженство – осознавать, что мое место здесь, с тобой, покоряться тебе, принимать тебя!
– Ох, сердце мое, ты своими словами просто с ума меня сводишь, и, конечно, владеть тобой – блаженство! Но ты же не собственность моя, ты у меня не в рабстве, ты величайшее сокровище, какое только у меня было и есть, а значит, я буду для тебя стараться, ублажать тебя… Принадлежать тебе. Ведь мы с тобой хотели испытать все, ты помнишь? Значит, твоя очередь еще впереди.
– И ты это все-таки серьезно? Мне это и в голову бы не пришло, если бы ты сам не сказал об этом, да и сейчас мне это кажется немыслимым, я же боготворю тебя, жизнь моя, как я посмею… торжествовать над тобой?
– Торжествовать? О, что ты! Совсем нет. Позволить мне испытать новое удовольствие с тобой! Ты ведь позволишь? К тому же у меня появилась одна мысль… Думаю, в следующий раз я принесу кое-что, чтобы нам обоим было приятнее.
– О, ну что ж, ради тебя и твоего удовольствия, и еще ради новых ощущений – согласен.
– А сейчас давай-ка спать, carino, мне завтра опять рано уходить, могли бы еще перед этим сходить искупаться. Сейчас я уже точно никуда не пойду.
– Я тоже, – мурлыкнул Артур. – Знаешь, совершенно не хочется вставать. Даже ради того, чтобы искупаться. Мне и так неплохо. Вернее, просто отлично, – он прильнул к Монтанелли всем телом, оплетая собой, положил голову на грудь. – Как бы я хотел навсегда остаться вот так…
– И я бы тоже. Я тебя никому не отдам, carino, ни дьяволу, ни Господу Богу, и пусть весь этот грех падет на меня!
– Грех все же пополам, Энцо, ты обидишь меня, если будет иначе… – и прижался губами напротив его сердца.
Спорить не было ни сил, ни желания – оба почти мгновенно заснули, прильнув друг к другу, слишком разгоряченные, чтобы хоть чем-то, хоть тонкой простыней, прикрывать свой сладкий грех. Сейчас и здесь – к чему? Здесь их точно никто никогда не увидит.
А утром, еще до свету, и правда пошли в бассейн, помогли друг другу освежиться, но далеко не заходили. Не было времени, к тому же Артур понимал – совсем ни к чему сбивать Лоренцо настрой перед самой службой.