Так и шел он вперед на дрожащих лапах, что ощущались сломанными ветками. Так и держал в голове и сердце переливы звуков и чувств, коими был одарен здесь, в Средиземье. Постепенно чутье затопили обычная жажда крови, погони и добычи. Отныне каждый член громадного мощного тела был нацелен на поиск врага.
Поэтому Геральт совсем не удивился, услышав вой среди тумана. Одинокий и надрывный, содержащий в себе все то, что неподвластно людям, от чего они когда-то тщетно отказались, и потому безотчетно пугающий. Но не ведьмака. Он будто бы всю жизнь жил для того, чтобы слышать этот вой и отвечать ему. Всю жизнь будто не ходил, а бегал на жестких лапах, водил носом по земле, разрывал клыками чужое мясо.
Так и было.
Забыл ли он вопреки научениям и собственным решениям свое собственное имя? Позже никогда бы не рассказал об этом. Просто не знал, отдавшись неподвластному людям, и вернувшись в мир человеческий, сохранил лишь отголосок Волка.
Сородичи окружили его - крупные, но не в пример более гадкие и уродливые, сплошь облезлые, с оборванными ушами, переломанными клыками, отвратительными шрамами. Не имели они ни благородной осанки высокой холки с густой и длинной гривой, ни металлически-кобальтового отлива неровно пострадавшей шерсти, ни выражения в ярких, янтарно-солнечных глазах. Может, потому и оскалились, не признавая, и расступились, образуя смертельное кольцо.
Вперед вышел самый побитый варг. Не оборотень - иначе бы давно заговорил. Но он только тянул вонь чужака подозрительным носом.
Геральт совершил ошибку. разворачиваясь боком. Они заговорили все разом, визжа и рыча на разные лады. Бросились бы на Волка и разорвали, если не сильный всплеск ауры, серебром хлестнувший монстров, а с ними и самого Геральта.
Но он удержался на ногах, а его противник катался по жесткому бурьяну, ломая сухие кустарнички и бороздя когтями мертвый до весны мох. А туман отступил, обнажая силуэты стен далеко впереди, древних стен, что впаяны руками ушедших к праотцам строителей в вековые холмы.
Двое эльфийских витязей, к странности, конные, с длинными рогатинами в закованных в металл руках, врезались в пришибленную стаю. С ходу насадив на копья нерасторопных, начали жатву.
Представляться было не время. Геральт пополз, придавленный, почти уничтоженный, но еще живой. Серебряный свет заставил отступить духоту чар Камдуата. И волк полз, уверенно, потом поднялся, слыша рычание и кличи, преодолевая грязь расщелин, небольшие перелески и мертвый, сплошняком нагой кустарник, противопехотными зерриканскими звездочками избороздивший пустоши.
Но погоня все таки была за ним.
Их - его и еще пару волков - загнали в круг невысоких скал, под самым носом у темного. Глупо и безрассудно, насколько так вообще можно сказать о поступках тех, кто верит свет. Сколь же они порой безрассудны по меркам общим, и сколь ярко перекрывает их видимое беззрассудство нечто большое, за что сражались и умирали миллионы во всех мирах.
Волки рядом скалились, щерились, вольные лишь пугать, а не атаковать. Эльфы приближались, на своих высоких и крепких лошадях, совершенно спокойных для животных, что всю колдовскую хмарь начисто избегают, не будучи околдованы сами. Эти кони были другими - привычными, волшебными. Под стать владельцам. И в лицах всадников, в их глазах, видел Геральт что-то знакомое, что-то свое, то, что пелена оборотничества не позволяла ухватить и разглядеть как следует.
Геральт тщился постигнуть скрытое в их лицах. Тщился обрести себя, снова стать целым. Прежним.
Зов иголкой пронзил разум, голову, аккурат между ушами. И, отдаваясь его немому повелению, Волк позвал на помощь. Голос его бился в горле, колыхал связки звуку, коему был подвластен все жизнь. В голове же было совсем иное, инстинктивное, поражающее все прочее "Помоги", обращенное к...
К кому, если ведьмак не знал богов и обрядов?
Скалы были покрыты плесенью, у края виднелись истлевающие кости. Запах тления стал нестерпим, когда наверху - Волк видел это внутренним взглядом, - встал хозяин этих земель, произнеся жесткое заклинание, заставив глупых эльфов отшатнуть своих бесстрашных коней.
"Домой",
- щелкнуло аккурат в сердце. Холод знакомый, не страшный, привычный. объял Волка.
Это был призрак, что своим появлением заморозил время, обескуражил и эльфов, и Камдуата, на какой-то момент заставив оцепенеть их всех. Кроме самого Геральта. Блеск зрачков Макалаурэндиля ослепил оборотня. Призрак кивнул. Геральт знал, что должен был сделать в этом мире, из самого последнего.
Он обернулся к скале, отпрыгнул назад, закрывая всадников поднявшейся холкой.
- Иди сюда, - прорычал голос, низкий и тяжелый. - Бей. Уничтожь. Возьми. Только сможешь ли?
Камдуат рассмеялся. Так смеется лжец, видя, что любой ценой отвел от себя подозрения. Так смеется убийца, выполнивший задуманное любой ценой. Любой ценой... Любой...
Эхом отдавался в ушах его смех, пока он спускался, принимая вид самого огромного волка, что ступали по Эндорэ со времен Первой эпохи.
Ступор одолел ведьмака, ужас, вопящий на тысячи голосов, боль сковывающая тело - неотвратимая смерть и неизвестность. И один из "родичей" крепко цапнул за разодранный клок горла.
Момент - и ведьмак сбрасывает дареную одежу, что едва ли пригодным рваньем упокаивается на утоптанной лапами земле. Под иссиня-черной шкурой - дунаданская одежда. Медальон колотится на груди в такт сердцу.
Момент - и летит голова обидчика. Второго волка пронзают две живых и одна призрачная стрела.
Момент - огромное тело князя монстров летит на ведьмака. Серебряный кинжал рядом, но чтобы его применить, нужно рассредоточить силу. Потому руки складываются в Квен.
Знак несколько замедляет Камдуата, настолько, чтобы Геральт успел тскочить.
Потом его одной за одной настигали атаки. Длинные стрелы с точеным наконечником все протыкали толстую шкуру гигантского оборотня, но будто ведьмак под эликсирами, он ничего не предпринимал.
В противовес Геральту, который не выпил не одного.
Верх безрассудства.
Они бились долго и жарко. Камдуат призвал на помощь верную стаю. Их лохматые слюнявые морды угрожали мраморным копытам эльфийских коней, вынуждая терпеть неудачи в наступлениях.
и Геральт, переставший чувствовать что либо кроме боли, начал уставать.
Камдуат прижал его к земле, как тогда, в Пригорье, наклонил ужасную пасть, собираясь пустить в ход клыки, закончив начатое.
- Цири, - вырвалось из разорванной груди, когда ведьмак увидел то, что не мог никто видеть. Зеленый взгляд придал сил вонзить кинжал в шею чудовища, сбоку.
***
- Он жив, - Маглор положил руку ей на плечо.
Рядом с этим эльфом она чувствовала себя спокойно. Он разительно отличался от прочих, и в этом было всякий раз что-то удивительное и радостное - сравнивать новый мир с виденными ранее, и находя в нем что-то неповторимое. Маглор сумел призвать Геральта, а потом и ее. Маглор - изгой, потерявший все, так на что же способны сильные мира сего?
Ласточка кивнула, проверила, ходит ли в ножнах Зираэль, не сцеплена ли жестким междумирским морозом предубеждения. Аккуратные пухлые губы девушки источили короткий всплеск "ах!", чтобы через мгновение ее тело стало подобно самому именному клинку.
Огромный волк, лежащий на казалось бы, мертвом теле Геральта, начал подниматься. Эльрондионы все так же целились в теснящих их прочь невесть до какой отметки варгов, что зачарованно остановились вместе со смертельно раненным хозяином.
Она пропустила Маглора вперед, не боясь почему-то, когда он встретился с бесцветным выражением в глазах монстра на расстоянии всего-то протянутой руки.
- Маг-г-к-к... Кано, - ясно вдруг произнес волк. Ручей крови начал таять, как, впрочем, и очертания грязного меха.
Случилось то, что можно было бы подразумевать последним.
Маглор запел.
Когда первые звуки его пения коснулись пасмурно нависших туч, стало светлее. Стало по-доброму щемить глубоко внутри. Стали вскрываться старые гнойные раны, чтобы погубить сами себя и зарасти, как положено.
В общем, стало ясно, почему второго Фэанариона прозвали Златокователем.
Ему отвечал голос столь же низкий и горький, как всхлип душевной боли, голос покорения нестерпимому бремени, крик, который никто не услышит.
- С конца ты начал, как и все,
Не рассудив его причины,
Позволь в стихах мне объяснить
Насколько большей
время
силы.
- Вперед смотрел, насколько мог,
И лишь такого не предвидел,
Быть может, просто не желал,
Своего духа смерть увидеть.
- Душа бессмертна, так и и знай,
Меримо время, но не замкнутое в сердце.
И наша кровь отстукивает стрелкой,
Но то, что мы, в ничто не может деться.
- Никто не ведает, насколь,
Легко разрушить все, что есть.
До дна я выпил эту боль.
Теперь ничто не важно мне.
Пел Маглор, и рассеивались чары Врага. Отвечал ему Камдуат, и откуда-то из предвечных глубин времени веяло застарелой тоской. Уже не волчья туша лежала рядом с поверженным героем, а высокая фигура витязя в эльфийской броне, совсем как у знакомого Геральту призрака. Крохотная рана на его шее уже перестала кровоточить.
- Отправляйся с миром к Владыке Душ, - прошептал Маглор, поддерживая голову когда-то Верного.
Цири не видела этого, будто оказавшись в каком-то коридоре на время поединка.Вместе со скользнувшими чарами, развеятым туманом, ушедшим страхом, прилила и кровь к ее щекам, и сердце забилось чаще.
Цири поспешила.
***
Ведьмак открыл глаза, чуствуя солоноватый вкус на языке. Было тяжело и приятно. Наконец-то он знал, что все закончилось. Цири, его взрослая дочка, здесь. А значит, он вскоре увидит и Лютика, и Йен, и остальных друзей. Значит совсем скоро он окажется дома.
Как и хотел уже долгих, похожих на жизнь, полгода.
Хватит ли у него сил встать на ноги и тем более на тракт? Победить скверну, соединить по частям рассыпавшееся сердце, вспомнить, кто он есть на деле?
"Я Геральт Белый Волк, ведьмак из Каэр Морхена, нашедший свое Предназначение".
- Спасибо, Белый Волк, - приятная прохлада тронула сердце неслышным голосом. В глазах блеснул синеватый спрайт. - Ты сделал. Я ухожу. С миром.
Как-то, неподвластным чутьем, сильнее магии и точнее эльфийских стрел услышал-увидел это Геральт и стало ему горько. Но только на мгновение - ровно перед тем, как заслонило разбегающиеся высоко вверху тучи, юное личико с запоминающимся шрамом.
- Геральт! Геральт! Не уходи, не умирай, слышишь? Я здесь, Геральт! я тебе помогу!
Далеко вверху бежали облака и прорехи неба становились единым. Первые лучи солнца коснулись усталой, оцепеневшей земли, так много повидавшей на своем веку. Гномы, сохранившие и голову чудища, и любовь к пещерам, обрадовались им. Старый Вильком Булкинс, живущий на отшибе вот уже лет двадцать, порадовался скорому наступлению поры садоводческих работ. и Эльронд, и Арагорн, и Глорфиндель - сильные мира сего, почувствовали - что-то изменилось на досель неприступном севере. Вспыхнул на солнце детский меч крохи Аргила, став на мгновение легендарным Нарсилем. Заворочались в тесных колыбельках семена новой жизни и сонно потянулись к свету.
Наступила новая весна.
