Сладко-горькие слезы феникса

      Осень окончательно вступила в свои права. С каждым днем становилось всё холоднее, но в Павильоне Алого лотоса по распоряжению императора было тепло, если не жарко. Проснувшись непривычно поздно, Ваньнин некоторое время просто лежал в тишине, наблюдая, как за окном в затейливом танце кружится листва. Император отсутствовал уже несколько дней и в комнатах его учителя было по-странному тихо. Вернее тихо было везде, ведь исчез главный источник шума, проблем, веселья и скандалов. Императрица после их последней ссоры была тиха и незаметна, придворные кучковались во дворце, строя козни и плетя интриги, слуги были заняты насущными, бытовыми проблемами. Словом, каждый был погружен в себя и под влиянием наступившей осени и отсутствия правителя словно впал в какой-то транс. А может Ваньнину просто так казалось. Ведь в Павильон Алого лотоса приходили только закреплённые за ним слуги, а сам он практически не выходил. Никто бы не осмелился беспокоить императорского любовника...       Ему нравилось уединение, нравилось не спешить и не вздрагивать от малейшего звука. Дни напролет он проводил за чтением и чертежами новых изобретений, ложился и вставал, когда хотел. И вот сегодня впервые за долгое время его измученные тело и дух настолько расслабились, что он проспал почти что до обеда. Ваньнин понимал, что все это закончится, как только вернется Мо Вэйюй и старался насладиться каждым мгновением.       Сегодня он чувствовал себя настолько хорошо морально и физически, что решил выйти из заточения и немного прогуляться. Надев тяжелую, парчовую накидку, подбитую мехом белой лисицы, подаренную ему Тасянь Цзюнем, он мягкой поступью выскользнул из Павильона.       Деревья скидывали свои пёстрые одежды, становясь похожими на прекрасных, обесчещенных дев. На фоне пасмурного неба, вобравшего казалось все оттенки серого, они выглядели особенно беззащитно.       Идя вдоль яблоневой аллеи, Ваньнин рассматривал голые ветви. Мысли его неспешно перетекали одна в другую, но постоянно возвращались к одному и тому же. Остановившись, Ваньнин задумчиво провёл ладонью по влажному изогнутому стволу. Чем-то они напоминали его самого. Как деревья неизбежно сбрасывали листву под напором холодного, пронизываюшего ветра в заранее отведённое время, так и он, бывший Великий наставник, Юйхэн ночного неба, Бессмертный Бэйдоу, раз за разом, сгорая от стыда в пламени порочной страсти, обнажал свою душу под тяжелым, метавшим фиолетовые молнии взглядом. Горячие ладони очерчивали изгибы его тела, даря запретное удовольствие, когда их обладатель был в настроении, а в следующее мгновение могли стиснуть его с такой силой, что казалось ещё немного и он выплюнет легкие. Подобно животному Мо Вэйюй пытался всеми возможными способами обозначить принадлежность Ваньнина. Метки, которые он оставил ему с насмешливым "чтобы эта наложница Чу не скучала и не забывала кому принадлежит" вопреки его стараниям практически полностью сошли за те пять дней, что они не виделись, и перестали причинять боль. Ваньнин инстинктивно сжал место перехода шеи в плечо. Пожалуй, только здесь все еще синел безобразный след от укуса, которым его наградил великий Тасянь Цзюнь в своём высоком порыве. Ваньнин прикрыл глаза, позволяя воспоминаниям захватить себя.       "Если бы ты только мог ощутить то, что чувствую я, - шептал Мо Вэйюй, - в тебе так хорошо, так мягко и тепло, и ты так плотно обхватываешь меня. Время идет, а ты продолжаешь оставаться таким же узким... " Его зубы, сомкнувшиеся на тонкой, покрасневшей коже, привкус крови во рту и ощущение теплоты, разливающееся в глубине нутра. В ту ночь Мо Вэйюй хотел насытиться им перед недолгой разлукой, поэтому не оставлял в покое с раннего вечера до раннего утра. Без устали он пользовал его тело, не слишком заботясь о его комфорте или, внезапно переменившись в лице, целовал глубоко и нежно, зализывая саднящие ранки. Ласково гладил по волосам, вдыхая их аромат, накручивал гладкие пряди на пальцы и пробовал на вкус в короткие минуты отдыха.       Тасянь Цзюнь лежал на нём, придавив всем своим немалым весом, уткнувшись носом в подмышку и полной грудью вдыхал запах его утомленного тела, словно надеясь унести немного с собой в поездку. Потом с хитрой улыбкой он развязал стянутые шёлковой лентой тонкие запястья и промокнул ею влажную впадинку, в которой виднелись мелкие капельки пота.       "Я возьму её с собой, - пообещал он под удивленным взглядом Ваньнина, - хочу, чтобы моя наложница Чу не покидала меня ни на минуту"       И ведь взял. Когда утром Ваньнин лежал поломанной феей после бессонной ночи, проведённой в утомительной страсти Тасянь Цзюня, и безучастно наблюдал, как тот одевается, то алая лента была бережно свёрнута и размещена за пазухой мужчины. Не говоря ни слова, Мо Вэйюй некоторое время с улыбкой смотрел на усталое, нежное с виду, но ядовитое внутри создание, распростертое на ложе, и, усмехнувшись собственным мыслям, наконец, оставил его в одиночестве.       Ваньнин глубоко вздохнул. Отсутствие Мо Жаня всегда рождало в нём смешанные чувства. С одной стороны он ощущал подобие иллюзорной свободы, а с другой его сломленное, охваченное странной болезнью сознание тосковало по его едким словам и стремительным прикосновениям, его жестокости и извращенной нежности, по их постельным сражениям, в которых старейшина Юйхэн всегда проигрывал и платил телом контрибуцию. С каждым разом Мо Вэйюй, подобно демону сладострастия, все сильнее оплетал его паутиной порока и показывал новые грани бесстыдства, смеясь, когда красный от стыда и возбуждения Ваньнин покорно выполнял все его прихоти. Ему доставляло особое удовольствие видеть, как это некогда чистое, возвышенное существо, теряя себя, тонет в пучине темной сладости. Ваньнин не знал, что после того, как он засыпал, император рассматривал его покрытое цветами страсти тело, зацелованные, кровоточащие губы, аккуратно трогал размягченное нутро и тихо задыхался от восторга. Он был обладателем поистине невероятного сокровища, в мире не нашлось бы драгоценности, которая могла бы соперничать с его учителем. На несколько мгновений ненависть, отравлявшая его, отступала, позволяя испытать немного чистого, искреннего счастья. Но скоро возвращалась с удвоенной мощью и нежность уже казалась чем-то ничтожным и мерзким, и тогда Тасянь Цзюнь собирал оставшиеся крупицы своей мужской силы, чтобы, не взирая на сон и усталость Ваньнина, вонзиться в него в последнем, почти отчаянном порыве.       Ваньнин даже если бы и хотел, то не смог бы прочитать душу Мо Вэйюя и воспринимал его поведение, как проявление самой искренней ненависти. Он настолько сильно привык ней, что ему даже в голову не могло прийти, что со временем ученик стал копией учителя в том, что касалось мастерства сокрытия чувств. В конце концов, что мог сказать один мертвый другому? Оставалось лишь играть роль, отведенную в этой жизни и надеяться на перерождение. А кроме всего прочего, постараться уберечь тех, кто еще может пострадать от их неоднозначных взаимоотношений.       Порыв ветра кинул ему в лицо горсть листьев. Ваньнин сильнее запахнул накидку, практически полностью пряча лицо в белом меху. Этот подарок был одним из многих "подношений" Мо Вэйюя и в другой ситуации Ваньнин нашел бы его очень красивым и практичным, но в данном случае воспринимал, как вынужденную подачку, чтобы любимая игрушка императора не слегла с болезнью.       Внезапный шум со стороны дворца заставил его вздрогнуть. Неужели... Осталась небольшая надежда, что это просто чья-то ссора, но донесшийся громкий смех, который невозможно было спутать ни с чем другим, безжалостно раздавил ее.       Заметив облаченную в черное с золотым фигуру стремительно направлявшуюся в нему, мужчина резко отвернулся. Его мгновенно сковало напряжение, чистое, белое лицо приняло холодное, отчужденное выражение и лишь где-то в груди сердце зашлось в нетерпеливом танце. Приехал. Он приехал.       - Император приветствует дорогого учителя, - чужие руки тяжело легли на его плечи.       Тасянь Цзюнь не обращая внимания, на мнущихся за его спиной министров, крепко обнял Ваньнина.       - Как твои дела? - спросил он, укладывая подбородок на его плечо, - Почему ты гуляешь в такой холод?       Конечно Мо Вэйюй не ждал, что Ваньнин ответит ему, но продолжал сыпать этими пустыми, по мнению учителя, вопросами. Кто-то из министров попытался привлечь внимание императора, но поглощенный своим любовником и желанием, которое сжигало его все эти дни, Мо Жань лишь раздраженно отмахнулся.       - Потом, все потом!       - Но Ваше величество, - проблеял министр, - этот недостойный пытается сказать...       - Плевать, пусть хоть разверзглась земля и ко мне в гости явился великий Яма.       Приобнимая Ваньнина за плечи, Мо Вэйюй повел его к Павильону Алого лотоса, бросив на последок пыхтящему от бессильной злости министру и все прочим, провожавшим их странными взглядами, в которых плескались затаенные зависть и ненависть:       - Император желает принять ванну и отужинать в Павильоне Алого лотоса.       Жадные до прикосновений руки пробрались под его одежды сразу же, стоило только им переступить порог Павильона.       - Я скучал по тебе, Чу Фэй.       Ваньнин вздрогнул то ли от этого мерзкого обращения, которое он ненавидел всей душой, то ли от ледяных рук Мо Вэйюя, стремительно проникших в самый потаенный уголок его тела. Всегда, когда они разлучались на срок более двух дней, Тасянь Цзюнь первым делом осматривал то самое место на его теле, которое так часто служило ему источником нескончаемого удовольствия. Безумно ревнующий его даже к птицам в небе, Мо Вэйюй всегда хотел быть уверенным, что никто кроме него, даже сам учитель, не касается этого тела. Пальцы нажали на нежное отверстие, которое мгновенно затрепетало под ними и инстинктивно сжалось. Ваньнин замер в страхе, что Мо Вэйюй сразу же без прелюдий перейдёт к главному. Но тот лишь удовлетворенно улыбнулся, высвободил руку и прошёл в глубь гостиной. Ваньнин зябко поежился, пытаясь прогнать прочь ощущение холода, оставшееся после осмотра императора, и застыл немой статуей в дверях. Казалось на его лице жили только глаза, напряженно следящие за перемещениями мужчины. Часть его безумно радовалась столь скорому возвращению и желала припасть к красивым губам в жаждущем поцелуе, вновь ощутить его требовательные руки и мощь прекрасного тела, а другая боялась лишний раз глубоко вздохнуть, чтобы ни дай бог не привлечь его внимание. Хотя этого и не требовалось. Заметив, что учитель не собирается составлять ему компанию в нелегком деле снятия верхних одежд, Мо Вэйюй с дьявольской улыбкой посмотрел на него в упор и протянул руку:       - Подойди ко мне.       Ваньнин невольно сделал шаг назад, сжимая накидку бледными пальцами, словно надеясь, что она сможет защитить его. Император насмешливо поднял бровь:       - У наложницы какие-то проблемы со слухом? Твой император велел тебе подойти.       Повинуясь какому-то внутреннему рефлексу, ноги Ваньнина сами понесли его к мужчине, терпеливо ожидавшему его с все еще протянутой рукой. Когда между ними осталось несколько чи, Мо Вэйюй ловким движением прижал его к себе и прошептал в губы:       - Не стоит скромничать, ты же знаешь, что совсем скоро скромность покинет тебя...       Сколько бы пошлостей Мо Вэйюй не говорил ему, Ваньнин не мог побороть первую реакцию своего организма: мочки его ушей непременно краснели, свидетельствуя о том, что учитель начинает испытывать смешанные чувства. Для Тасянь Цзюня это была одна из любимых реакций его организма. Его губы мазнули по бархатистой щеке, затем язык прошелся по алевшей, изящной мочке, в которой красовалась золотая серьга с кроваво-красным рубином.       - Сладкое местечко.       Горячая влажность рта захватила в плен нежную кожу, язык начал неистово ласкать ее, вызывая по телу Ваньнина табун мурашек.       Несмелый стук в дверь прервал их предварительные ласки. Ваньнин мгновенно вырвался из его объятий и под довольное фырканье Тасянь Цзюня скрылся в прилегающей комнате, служившей ему спальней. Видеть слуг, встречаться с ними взглядами, когда император находился в его покоях, было совершенно нестерпимо. Как будто было мало злобных шушуканий за его спиной?       Между тем слуги принесли все, что приказал император. Одни принялись расставлять на столе великолепные кушанья и вина, в то время как другие наполняли горячей водой большую бадью и раскладывали банные принадлежности. Когда все было завершено слуги, суетливо кланяясь, поспешили покинуть Павильон Алого лотоса, боясь своей нерасторопностью вызвать гнев правителя.       Они остались вдвоем.       - Они ушли, можешь выходить.       Самой собой, что никто не стремился выполнять его просьбу. Поэтому, насмешливо цыкнув, Тасянь Цзюнь взял горсть засахаренных фруктов и сам вошел в спальню учителя. То ли из-за того, что они не виделись некоторое время, то ли по какой-то другой причине, ему не хотелось сейчас ссориться с Ваньнином, а хотелось просто прижать его к себе и увлечь в постельные игры. Поэтому он действовал терпеливо и мягко, удивляясь самому себе.       Ваньнин стоял возле окна, обняв себя руками. Шаги раздавшиеся за спиной, сорвали в его губ тихий вздох. Как же ему все это надоело, словно и не было дней передышки. Близость этого человека высасывала все силы, которые он с таким трудом накапливал, грозя раздавить его или, что еще хуже, сломать окончательно. Сильные руки обманчиво ласково прошлись по его плечам.       - Неужели совсем не скучал, учитель? - хрипло проговорил Тасянь Цзюнь, беря его за руку, - пойдем, примем ванну, а потом разделим трапезу. Этот император очень спешил к тебе.       Загипнотизированный его вкрадчивым, тихим голосом Ваньнин позволил увести себя в ванную комнату, где их ожидала дымящаяся, пахнущая женьшенем бадья. Деревянными пальцами Ваньнин помогал Мо Вэйюю снимать многочисленные слои одеяния, со смесью ужаса и вожделения ожидая, когда спадет последний и его взору явится крепкое, покрытое шрамами тело. Когда нательное белье упало к его ногам, Ваньнин смущенно отвел взгляд, избегая смотреть на обнаженного мужчину перед собой. Хотя он знал его тело наизусть, но редко видел его при свете и каждый раз его захлестывала стыдливость. Он знал, что Мо Вэйюй наблюдает за ним с издевательской, как ему казалось, улыбкой, демонстративно сверкая наготой и показывая себя во всей красе. Вот и сейчас, заметив, что щеки учителя налились румянцем, Мо Вэйюй, лукаво улыбаясь, взял его руку, раскрыл ладонь и положил на свое естество. Держа свою руку поверх его, он сделал несколько движений вверх-вниз, протяжно выстанывая:       - Этот император так соскучился по ласкам своей Чу Фэй.       Опять это грязное прозвище! Возбуждение начало было брать над Ваньнином верх, но это обращение мигом осудило его пыл. Однако попытка вырвать руку была пересечена самым грубым образом. Тасянь Цзюнь просто притянул его к себе, пресекая всяческое сопротивление и впился в губы глубоким, чувственным поцелуем. Его язык свободно гулял во рту Ваньнина, проталкиваясь глубоко в горло и перекрывая доступ кислорода. Когда мужчина начал буквально давиться гибкой плотью внутри себя, Мо Вэйюй резко прервал поцелуй:       - Я не могу больше ждать, учитель, иди ко мне.       Одежда Ваньнина была разорвана в мгновение ока и тело оказалось во власти жаждущих рук и губ. Он сам не заметил в какой момент оказался погружен в обжигающую воду, скрывшую его по грудь. Мо Вэйюй забрался следом, сразу же накидываясь на него и прижимая к стенке бадьи. Ноги Ваньнина сами собой крепко обняли бедра мужчины, ощущая всю силу его желания.       - Я кое-что привез, - проговорил Тасянь Цзюнь.       Чуть отстранившись он, продолжая обнимать одной рукой Ваньнина за талию, продемонстрировал небольшой причудливой формы бутылек, зажатый в другой. Ваньнин непонимающе посмотрел сначала на него, а потом на Тасянь Цзюня в глазах которого блестел загадочный огонек.       - Это средство называется "Сладко-горькие слезы феникса".       Только не это. Глаза Ваньнина расширились от ужаса, ибо он прекрасно знал для чего именно нужно это средство. Говорили, что достаточно было принять несколько капель и человека пронзало сильнейшее сексуальное желание, а называлось средство так потому, что согласно поверью одним из ингредиентов были именно слезы феникса, добываемые во время спаривания этих птиц. Ведь всем известно, что фениксы достаточно холодны большую часть жизни и их мало заботят такие низменные потребности, как размножение. Однако раз или два за свою жизнь фениксы позволяли собственной пылкой натуре вырваться наружу, находили пару и совершали совокупление, во время которого от переизбытка чувств плакали.       Вытянувшееся лицо Ваньнина вызвало у мужчины гавкающий смех и еще большее желание провести эксперимент по использованию слез прямо сейчас.       - Хоть ты и отзывчив сегодня, учитель, - протянул он, откупоривая бутылек и поигрывая им перед самым носом Ваньнина, - но мне очень интересно каков будет эффект.       Этот чертов Тасянь Цзюнь! В своем безумии, оскверняя его тело, он и ранее иногда прибегал к стимулирующим препаратам, когда ему надоедали его холодная покорность и безучастность. Задрожав от едва сдерживаемой ярости, он уже было распахнул рот, чтобы излить на него поток ругани, как император ловко перехватив рукой бутылек быстро влил его содержимое в рот Ваньнина, предусмотрительно закрывая его и попутно ноздри, чтобы у мужчины не осталось иного выбора кроме, как проглотить слезы феникса. Ваньнин держался до последнего, но в конце концов от нехватки воздуха он был вынужден сделать глотательное движение и сладко-горькая жидкость устремилась в его горло, а затем пищевод. Мо Вэйюй заметив движение кадыка, довольно улыбнулся и убрал руку, позволяя, наконец, Ваньнину дышать.       - Замечательно, а теперь помоги этому достопочтенному помыться.       Ваньнин, злобно сверкая глазами, безропотно принялся выполнять приказ, сказанный самым медовым тоном. Он прислушивался к себе, пытаясь понять, когда начнет действовать афродизиак. Между тем пока все было спокойно, не считая легкого тепла, потихоньку распространявшего внизу его живота. Стараясь не думать о нем, мужчина натирал мыльным корнем тело Мо Вэйюй, невесомо скользя по стальным мышцам спины и живота.       - Ниже, - скомандовал Тасянь Цзюнь, не переставая улыбаться.       Ваньнин скрипнул зубами, но послушно обмыл внушительного размера орган, чувствуя, как он слегка толкается в его руку. Низ живот тем временем начинал ныть и ощущение в руках большого, полувставшего члена лишь усиливало подступающее возбуждение. Ваньнин бездумно закусил нижнюю губу, сосредоточившись на движении своей руки и вида мужского естества, видневшегося сквозь мыльную воду.       - Нравится? - раздался рядом жаркий шепот Мо Вэйюй.       Ваньнин ожидаемо не ответил, но невольно начал двигать рукой интенсивнее. Его собственное достоинство, откликаясь против его воли на афродизиак, стремительно поднималось и скрыть этого он не мог, как не пытался свести ноги, все еще покоящиеся на бедрах Мо Вэйюя. Тот с томной улыбкой наблюдал за его метаморфозами, едва сдерживаясь, чтобы не овладеть им прямо в воде. Как же прекрасно это невинное личико в тот момент, когда его обладатель доставляет ему удовольствие руками. Эти чуть нахмуренные брови, сосредоточенно закушенная нижняя губ и чуть расширяющиеся на выдохе тонкие ноздри, но самое прекрасное это, конечно же, глаза, в которых уже поселилась поволока. У Ваньнина был одновременно вид девственницы и шлюхи, и это сводило с ума. Зверь внутри Мо Вэйюя рычал, что этого человека нужно сейчас же подмять под себя и, как следует оттрахать, а человек уговаривал еще немного подождать, ведь у них вся ночь впереди, точнее вся жизнь. Движения Ваньнина между тем стали быстрыми и рваными и через некоторое время Мо Вэйюй с удовольствием кончил ему в руку, расслабленно откидывая голову назад.       - Замечательная прелюдия, учитель, - промурлыкал он, - ты превзошел самого себя.       Однако обратив на него чуть смазанный от недавнего оргазма взгляд, Мо Вэйюй удивленно поднял брови. Ваньнин тяжело дышал, неотрывно глядя то на его опавший член, то на плавающие вокруг сгустки семени. Казалось, он хочет зачерпнуть их рукой и выпить все до единого.       - Интересно, - пробормотал император, приподнимая его подбородок.       Кажется слезы феникса начали действовать в полную силу, ибо взгляд учителя был совершенно безумным, словно заволочённым красноватой дымкой. Он невольно сжимал и разжимал кулаки, из последних сил сдерживаясь, чтобы не начать толкаться болезненным стояком в его ладонь.       - Прекрасно, нужно совсем немного, чтобы твоя шлюшья натура вылезла на поверхность...       Ваньнин словно не услышал его слов. Закрыв глаза, он облокотился спиной о стенку бадьи и издал тихое, сладостное "Ааах", для получения которого Мо Вэйюю обычно приходилось сначала несколько часов измываться над его простатой. А тут... всего-то какая-то стимуляция руками, причем даже не его члена. Мужчина чуть изогнулся и вновь застонал на этот раз громче и жалостливее, словно прося его смилостивиться над ним. Император хищно наблюдал за тем, как последний бастион этого целомудренного человека капитулировал еще несколько секунд, а потом с тихим рыком выбрался из бадьи, вытащил полубессознательного Ваньнина и, подняв его на руки, понес на кровать.       Афродизиак настолько затуманил его сознание, что Ваньнин не сразу понял, что именно происходит. На него накатывали одна за другой волны обжигающе сильного удовольствия. Даже простое поглаживание сосков, заставляло выгибаться навстречу и скулить от нетерпения. Вторжение в тело воспринялось, как величайшее благо, мягкие стеночки сразу же обхватили горячую плоть. Мо Вэйюй застонал от ощущения мягкой тесноты, буквально обволакивающей и засасывающей его. Не давая Ваньнину времени, чтобы привыкнуть, он сразу принялся входить в него глубокими, затяжными толчками, ощущая, что буквально нанизывает его на себя.       - Ну что, учитель, хорошо тебе? Нравится, когда тебя трахает этот император? Открой глаза, я хочу видеть все, что ты испытываешь.       И Ваньнин покорно распахнул сияющие от переполнявших его ощущений очи, в уголках которых скопились слезы.       "И правда... сладко-горькие слезы феникса, - пронеслось в голове у Тасянь Цзюня, когда он, наклонившись к зардевшемуся лицу, слизал слезы удовольствия его любовника.       Повинуясь инстинкту, Ваньнин обнял его за шею и сам потянулся за поцелуем. Афродизиак окончательно стер его внутренние границы, перемешав чувства в гоголь-моголь, и оставил только одно желание: "Я хочу его... хочу чувствовать его член в себе... хочу, чтобы он наполнил меня... Мо Вэйюй... Мо Жань..."       - Мо Жань... Мо Жань.... - услышал Тасянь Цзюнь его иступленное бормотание.       Император замер на секунду и в следующий момент поднялся, принимая сидячее положение и поднимая Ваньнина за собой. Это была его самая любимая поза. Их первая поза. Так он мог вторгаться в самую глубину его нутра и одновременно хорошо видеть его лицо.       Тасянь Цзюнь провел рукой по его растрепанным, влажным волосам, отбрасывая их со лба и стискивая у корней.       - Не закрывай глаза, учитель, - прерывисто проговорил он, сжимая тонкую талию, - я чувствую, что ты почти готов. Смотри на меня, когда будешь кончать.       Захваченный действием афродизиака и умелыми движениями бедер Тасянь Цзюня, от которых его плоть проходилась аккурат по пульсирующему комку нервов, Ваньнин, страстно стонал, снова и снова двигаясь ему навстречу, стремясь получить вожделенное облегчение от дразнящей тяжести, сковавшей низ его живота и поясницу. От следующего оглушительного по своей силе толчка, буквально пронзившего пучок нервов, он зашелся в сладостном крике, выплескивая на свой живот и живот Мо Вэйюя накопившееся удовольствие. Голова кружилась от силы накрывшего его оргазма, и если бы не удерживавший его Тасянь Цзюнь, он бы свалился с него. Тот между тем, продолжая оставаться в нём, опустил мужчину на спину, оперся на локти по обеим сторонами от его головы, и возобновил сильные, пронзающие расслабленное нутро толчки. В момент окончания Мо Вэйюй вонзился зубами в то же самое место перехода шеи в плечо, Ваньнин слабо вскрикнул от боли, которая была какой-то нереалистичной и размытой.       - Мое семя в тебе, учитель, ты чувствуешь, как глубоко оно в тебе?       И Ваньнин правда чувствовал, словно оно достало до сердца, омывая его своим жаром. Голова продолжала кружиться, тело казалось призрачным и невесомым. Следующий поцелуй имел вкус его крови, танец языков превратился в неистовую демоническую пляску, на которую у него ушли последние силы.       Уже на грани забытья Ваньнин чувствовал, как Мо Вэйюй бережно обтирает его, накрывает мягким, тяжёлым одеялом и прижимает к своей груди.       - Отдохни немного, - раздалось заботливое, щеки коснулись влажные губы, - ночь только начинается.