***
*** Резкий и напористый стук в железную дверь заставил мысли Шастуна разбежаться по углам черепной коробки. С порога на него смотрел своими серыми стеклянными глазами соотрядник, зажавший в вытянутой руке запечатанный конверт с печатью главноуправляющего. Наскоро разорвав конверт, Шаст тут же глазами принялся размашисто бегать по содержанию документа. Как только взгляд остановился на последней строчке, не заметив даже, как собственное плечо толкнуло застывшего в дверях парня, он пулей вылетел из пункта, направившись прямиком к командиру взвода. — Что это такое? — Бесцеремонно ворвавшись в кабинет, заявил Шастун прямо с порога, продолжив держать перед собой исписанный документ с подписью. — О, 194-й, и тебе здравствуй, — главноуправляющий поднял голову от бумаг и уставился на него непроницаемыми карими глазами. — Что. Это. Такое? — Не обратив внимание на приветствие, голос его стал еще более напористым. Шеминов был тем человеком, да, именно человеком, которого он особо-то и не боялся (наверное, по причине как раз-таки того, что тот был представителем человеческой расы). На самом деле, такие оказии случались часто — когда во главе отрядов стояли невероятно серьезные и рассудительные, но всë же люди. Шаст и сам был бы не против узнать, почему именно так случалось. Хотя это ему совсем не мешало, скорей, наоборот, подбадривало. Как бы не хотелось отрицать этот факт, но ему намного легче дышалось рядом с людьми — с ними можно было эмоционально и по-настоящему, как, собственно, он часто себя и вел. — Ну, что-что... Не видишь разве? Я думал, у вас — у железок — функция чтения развита хорошо. А тебя, видимо, недостаточно обучили этому? — Тонкие губы растянулись в насмешливой улыбке. Шастун уж очень сильно не хотел закипать при этом мужчине, но с каждой секундой сдерживать неконтролируемый поток собственного «я» становилось всë тяжелее и тяжелее. — Я с ним никуда не поеду. В ответ прилетел язвительный смешок. — Напомни-ка мне, что ты такое, чтобы стоять здесь и спорить со мной? Свободу, я гляжу, почувствовал, а? — Со Стасом шутки были плохи, потому что тон его голоса с каждым словом становился намного громче, чем был еще слово назад. Кажется, кто-то уже порядочно высосал через тонкую трубочку его терпение своими неоднократными выходками. — Поставьте меня с другим номером в пару, это ведь даже не имеет значения. Вам сложно, что ли? — Нет, вовсе не сложно, но ты только что сам разобрался в ситуации — не имеет значения, с кем ты в паре. Поэтому, будь добр, пошел вон из кабинета. Не выводи меня. А Шастун продолжал стоять на пороге, ни на сантиметр не шелохнувшись с места. — Почему именно 203-й? Он же вообще из другого отряда?.. Зеленые глаза инстинктивно зажмурились от резкого удара кулаком по столу. — Потому что мне сегодня уже не в самой мягкой форме предъявили за все твои ранние выходки, Шастун! Вы с 203-м на пару уняться никак не можете! Отправляетесь вдвоем и точка! Может, общий язык, в конце-то концов, найдете. А теперь пошел вон, я тебе сказал! — Громкий крик на последнем предложении перешел уже в какие-то хрипящие звуки угроз. — Или поубиваем друг друга. — Буркнул Шаст себе под нос. — Что? — Я спрашиваю, что будет, если мы вдвоем не доберемся до пункта назначения? Главный Штаб не в нескольких километрах от нашего лагеря находится, это же вообще на другой стороне! И к тому же, какая опасность — в случае чего, мы можем попросту не донести эти... файлы до места. — Шастун красноречиво развел руки в стороны. — Я с вами еще двоих таких же из других отрядов отправил. Все вместе точно донесете. — Каких это «таких же»? — Нагло продолжал сыпать вопросами Шаст, всё еще не покидая кабинет. — Я сказал вон отсюда! Небрежно пожав плечами, 194-й феерично захлопнул за собой дверь и направился обратно в свою лачугу. Нужно было полностью зарядиться перед утренним построением, которое обещало быть не столь простым и обыкновенным, как прежде.***
Каждое божье утро в разбитых лагерях начиналось с построения всех отрядов. Так как в их лагере отряда было всего четыре, то принцип построения лежал в квадрате. И, как следовало закону подлости, прямо напротив отряда 194-го расположился тот самый отряд, в котором числился 203-й. Судя по тому острому взгляду, мимолетно брошенному в его сторону, тот тоже был уже в курсе вчерашнего распределения и явно не намеревался скакать от радости по этому поводу. Как, собственно, и сам Шастун. Монотонный голос старшины отчеканил воинский кодекс, после чего отряды тут же распустили. Все железные солдаты, за исключением немногих оставшихся, разбрелись по разным сторонам. Шаст тоже собирался вернуться в свой постовой объект, чтобы начать готовиться к вечернему выходу для осмотра территории заброшенного здания, находящегося в паре километров от лагеря, для проверки объекта на наличие внутри чего-нибудь интересного, например, людей; но его окликнул прапорщик и жестом велел подойти ближе. — 194-й, завтра ровно в 5:00 вы обязаны прибыть без опозданий на назначенное место и быть готовыми к выезду, о котором узнали ранее. Отметьте во внутренней программе завтрашнее событие. Конец приказа. — Проговорил он, по своему обыкновению, официальным, безэмоциональным, а самое главное — запрограммированным тоном; а потом скрестил руки за спиной, попутно разворачиваясь. — Можете не сомневаться в моей пунктуальности. — Совершенно случайно, забывшись, ответил Шастун излишне язвительным голосом, в котором прямым текстом читалась издевка. Когда бровь прапорщика взлетела вверх, он понял, что немного прокололся, поэтому едва заметно поджал губы. — Не сомневаюсь. Свободны. — Снова резко скрестив руки за спину, мужчина развернулся в противоположную сторону и быстрым шагом двинулся к какому-то другому номеру, который не был замечен, из-за проходившей мимо толпы солдат.***
Шастун потратил на сборы весь вечер к ряду, а в голове его то и дело, как заезженная пластинка, крутились мысли о том самом мелком проколе. Он бы и в голову не взял-то эту невзрачную ошибку, если бы та была единственным подобным случаем. Но в последнее время он слишком часто стал вести себя подобным образом, и, естественно, причину данного, слишком выделяющегося поведения, он видел только в появлении в своей жизни Арсения. По-другому и быть не могло. За время пребывания «нового» отряда, в котором числился 203-й (конкретно: последний год его существования) такое отношение ко всему происходящему уже просто начало постепенно входить в привычку. Вместе они постоянно препирались, будто играя в «кто кого сильней оскорбит, кто кому больше насолит, выведет из себя и тп», хотя... Почему будто, если так оно и было? Шастун столько лет пытался выстроить вокруг себя непоколебимую защитную стену перед эмоциями и реакциями на окружающий мир, что ни один робот не смог за всё прошлое время заставить дрогнуть хотя бы один мускул на лице. А с этим 203-м у него прям всë ебало ходуном ходило от этих будоражащих несуществующую душу эмоций. Всë это уже стало постепенно выходить за рамки нормального и дозволенного. Если он так и продолжит изо дня в день позволять собственному «я» выходить наружу, пусть даже при одном только 203-м, то рано или поздно придется поплатиться — Шаст знает. И всё же, каждый раз, находясь рядом с Арсением, ему становилось слишком невыносимо как трудно контролировать бушующую бурю в себе. А как они оба должны будут вместе находиться рука об руку всë то время, пока не доберутся до главного штаба — представить не то чтобы сложно, скорее и вовсе невозможно. За окном уже стемнело — наступил глубокий вечер. А это значило одно — время уже подошло к исполнению воинской обязанности. Нацепив на пальцы несколько колец, которые с виду казались обычными побрякушками, но на деле могли открыть в любой момент маленькие складные ножи, шило и даже зажигалку, Шастун в темпе вальса вышел из лачуги и двинулся на заброшенный объект. Карта в ручном датчике сообщила, что данное здание являлось ни чем иным, как школой, давно покинутой людьми. Слово странное, и оно внушало какой-то страх. Они — андроиды — проходили обучение в специальных технологических лицеях и на курсах для освоения внутренней запрограммированной системы. Поэтому как проходило обучение в школе, 194-му понять было сложно. Хотя как бы сильно внутренняя нервная система не хотела того признавать, но всë-таки что-то людское намного больше манило и привлекало его внимание к себе, чем всë, придуманное ими — железками. Поэтому в школу Шастун шел, как ни странно это было для андроидов, в хорошем расположении духа, предвкушая обнаружить что-нибудь интересное. Кирпичные стены обшарпанного здания уже снаружи внушали смотрящему тот мерзкий детский страх чего-то грядущего. Откинув прилипшее к грудной клетке беспокойство, Шаст двинулся к двери аварийного выхода, потому что заходить с главного входа было бы слишком опрометчивым решением. Во-первых, заметно. Во-вторых, главные входы каждого подобного здания чаще всего были либо разрушены, либо загажены, либо завалены чем попало, так что и вовсе не пройти. Как и предполагалось, в здании не было видно ни зги, поэтому пальцы Шастуна тут же побрели щелкнуть по фонарику. Перед глазами предстал длинный лестничный пролет. Ноги старались как можно тише наступать на ступени, иначе он просто-напросто спалил бы всему зданию, что находится в нем. Ну, или не только зданию, а всему другому, находящемуся на территории. По звукам можно было определить, что что-то помимо него точно находилось здесь, на одних и тех же квадратных метрах. Или кто-то. Люди, например. Аккуратно поднявшись на второй этаж, Шаст остановился и прислушался. Кроме монотонного падения капель на другом конце длинного коридора, до ушей не долетел ни один необычный звук. 194-й и снова принялся бы идти дальше, но спустя мгновение, поверх капанья, начали раздаваться звуки унылого, колеблющегося завывания. Сердце в одно мгновенье ушло в пятки, а ноги буквально приковало к бетонному полу. Постояв в одном положении еще порядка нескольких секунд и поняв, что отдаленный вой не собирался прекращаться, Шаст всë-таки шагнул вперед. Сначала невыносимо медленно, но с каждым шагом всë увереннее и быстрее. И естественно, с каждым новым шагом звуки увеличивались в громкости, заставляя все внутренние шестеренки прилипнуть к позвоночнику. Он осторожно приоткрыл дверь первого кабинета, чтобы та не посмела скрипнуть на весь этаж. Как только он переступил за нее, в глаза первым делом бросился ужасный беспорядок: разбросанные зеленые и белые исписанные листы облепили собой весь пол и даже в некоторых местах стены. Мел мелкой крошкой рассыпался там же — на полу, и тонким белым слоем отвратительного матового налета покрыл черные берцы, так что те уже стали серее на несколько тонов. А источник воя так и не был обнаружен. Напротив, тот только усилился в громкости своей заунывной мелодии. Один пройденный кабинет сменил другой. Ноги завели его к предпоследней двери, открыв которую, всë сразу стало ясно. В этом месте завывание эхом стучало в ушах, потому что прямо перед его носом красовалась дыра. Простая, не большая, но и не маленькая дыра в окне, через которую проходил ветер, создававший эти жуткие звуки. Никакой мистики...совсем не было ровно до того момента, пока ноги Шастуна не шагнули обратно за порог, а фонарь тем временем начал барахлить и тускнеть. Он раздраженно стукнул по железке несколько раз, после чего прибор и вовсе вышел из строя, начав периодически мигать: свет есть, а через секунду уже нет, потом опять есть, и снова темнота. «Этого еще не хватало» — Шаст снова яростно стукнул по корпусу и тут же осекся — громкий стук эхом разлетелся по всему зданию. Пока он стоял и пальцами ковырял кнопку включателя, думая, что та заела, в паре метров поодаль послышался хруст ломающейся под ногами сухой побелки. Рука тут же дрогнула, молниеносно направляя колеблющиеся лучи света в длинный коридор, в котором уже стояла черная тень высокой фигуры. Свет фонаря погас. — Сука! — То ли досадно, то ли испуганно выкрикнул Шастун в темноту, начав усиленно долбить по фонарю. Тот, естественно, никак не реагировал на манипуляции. А силуэт тем временем медленными шагами начал поддаваться вперед, двигаясь прямо на него. — Ну! — 194-ый еще раз мощно тряхнул фонарь, и тот, наконец-таки, еще несколько раз тускло мигнув, озарил своим светом коридор. Уже пустой коридор. Шаст несколько мгновений стоял на месте и тупо пялился в пространство перед собой. Ему просто не могло показаться. Хотя, черт знает, что в этих людских школах творится. Если верить тому, что рассказывали другие — там не только тени черные могли чудиться, но и чуть ли ни реинкарнация самого Сатаны в чистом виде уроки вела. Сначала не веришь, а когда оказываешься в самой глубине дерьмовой ситуации — считаешь наичистейшей правдой только так. Как в притче об атеистах и падающем самолете. Ладно, он осмотрел один этаж, а впереди еще пара таких же — медлить особо нельзя, поэтому ноги его аккуратно сделали шаг назад, попутно разворачиваясь. Тело тут же впечаталось в преграду в виде чего-то. Точнее... Кого-то. — Твою мать! — Он отскочил от фигуры как ошпаренный, всем своим видом напоминая кошку, внезапно заметившую уличную дворнягу. Свет фонаря озарил знакомое лицо, заливающееся тихим смехом. Из груди вышел вздох облегчения. Слава всему железу, это был андроид. Хотя этот вздох вышел бы гораздо легче, если бы перед ним стоял любой другой номер, будь это даже прапор, но удача дважды в одно и то же место не целует, поэтому перед Шастуном стоял никто иной, как 203-й... — Арсений, блять, ты че тут забыл?! Предупредить хотя бы мог или по датчику сообщить, блин ты на простокваше! — Шаст с силой закусил губу, чтобы не начать снова молоть чего-нибудь лишнего. Он же себе обещал, что не будет реагировать больше ни на одну выходку 203-го, но снова сорвался. Это только на словах любое обещание кажется таким простым, а как дело доходило до исполнения, то все сильные слова мотивации рассыпаются в мелкую крошку, как прах прадедушки по ветру. — Шастун, я от тебя за эти несколько минут столько новых выражений услышал — просто похвально! А столько людского мата выучить — это еще постараться нужно, — на противоположном лице остался лишь след от яркой улыбки. — Я просто дополнительные курсы по людскому жаргону проходил. Для общего развития, да и в принципе... — светлые брови быстро поползли к переносице. — А че это я перед тобой оправдываться должен? Сказал и сказал. По-моему, ничего необычного. Арсений на эти от слова «совсем» ненадежные оправдания лишь хмыкнул. — Ну-ну. Я даже специально для тебя постараюсь, как можно убедительнее, сделать вид, что верю каждому слову. — Придурок. — От придурка слышу. Как два идиота-детсадовца «кто обзывается, тот сам так называется» они готовы были часами переводить стрелки друг на друга, и из этого, собственно, состояли все их диалоги. Детский сад, вторая подгруппа: «Долбоебышко», право. — Если тебя это так волнует, то меня тоже этот объект разведывать отправили, и спешу сразу тебе сказать, что все этажи пусты, можешь себя не утруждать. — Гордо подняв подбородок, Арсений не упустил шанса похвастаться своим гораздо быстрее выполненным заданием. А Шаст, напротив, как упертый баран, вместо того, чтобы развернуться в сторону выхода, двинулся к лестничному пролету, ведущему на третий этаж. У Арсения бровь, казалось, приклеилась к макушке. По каким-то своим соображениям, на самом деле даже ему лично не известным, он двинулся следом за высокой долговязой фигурой. — И с какой целью, Вы, 203-й, теперь преследуете меня, пока Ваше задание уже выполнено? Вы свободны и можете покинуть здание, разве нет? — Резко повернувшись, Шаст попытался хотя бы немного смутить Арсения. Но тот даже ресницей не пошевелил в ответ на бурное заявление, только насмешливая улыбка стеклянно застыла в уголках губ, вызвав тем самым где-то внутри 194-го дикий, просто разрушительный взрыв нервных клеток, превратив последние в пыль. — Я за компанию пойду, а то ты такой эмоциональный — упаси железо, что-нибудь с тобой да случится, красавица. От страха в обморок свалишься, головой ударишься и всë — поломка, а там и отключение... — Арс так лучезарно улыбался во все тридцать два зуба, что в этот самый момент Шастун, возможно, готов был даже простить ему все оплошности и колкости по отношению к себе. Но мозги всë еще находились в его вполне путевой голове, позволяя оставаться в более или менее здравом уме и не плавиться, точно металлическая шпилька в печке. Хотя улыбался Арсений, как бы страшно и странно не было это признавать, действительно приятно. Шастуну редко доводилось видеть улыбку на этих губах. Если считать пальцам, до хруста сжимающим рукоять фонарика, то не больше трех раз он видел ее. Негусто, оттого и сладко. Вместо тысячи слов, Шаст просто красноречиво закатил глаза и махнул рукой: «горит сарай, гори и хата» — означал этот жест. Один этаж сменил другой. Как и ожидалось, ничьим чужим присутствием в этой школе и не пахло. Здесь пахло только сыростью, пылью, меловой водой и негативом, въевшимся в стенки сразу после посещения детьми и подростками этого здания. Парни уже спускались, когда не замолкавший всë время разведки Арсений снова решил прокомментировать очередную надпись на стене. — О, Шастун, смотри! Тебе опять целую стену посвятили, глянь! Шаст уже знатно заманался слушать этого надоедливого 203-го, жужжащего ему в уши так же противно, точно несколько тысяч пчел разом. Тот вставлял свои пять копеек, видя любой отличительный признак внешнего мира, будь то какая-то ссаная тряпка под ногами или пылинка, зависшая на секунду в воздухе. А цитаты на стене вообще, видимо, были самым интересным явлением в его скучной андроидской жизни — впрочем, он повторялся. Шастун скривил губы, совершенно не удивляясь написанному. Он от Арсения большего и не ожидал. «Кто прочитал, тот лох» — кричали красные буквы, заполонившие собой всë пространство на белой штукатурке. — Сам лох. Между прочим, ты перед этим первый прочитал, значит, первый стал лохом. — Он снова взялся развязывать совершенно бесполезную и слишком детскую перепалку. — Не-а. Я даже одним глазком туда не глянул, по интуиции сразу тебе сказал, даже не пытайся отмыться, 194-Шаст, и по совместительству лох. «Не нужно поддаваться обычным словам, он просто пытается меня разозлить, чтобы потом поржать с этого.... Лучшая политика против идиотов — это полное их игнорирование... Ты сможешь.... Ты наполнен гармонией с каждой пружинкой своего тела... Не обращай...» — Да пошел ты! Почему это я должен с тобой на задание еще ехать, а? Дебилизм чистой воды, а не задание. Нашли тоже, что придумать, люди эти... Совсем никаких интеллектуальных способностей... — Бухтел куда-то в серый воротник серой робы Шаст, быстро пробегая ступеньку за ступенькой, пока Арсений просто плелся хвостиком. Это еще хорошо, что 194-й не слышал, как Арс тихонько хихикал в кулак с его детского поведения. Хотя он тоже тот еще фрукт «слива лиловая, спелая, садовая». Ему будто делать больше нечего, лишь бы на нервах Шастуна играть, как на скрипке. А на скрипке он и вовсе играть не умел, а вот на чужих нервах, видимо, получалось довольно неплохо, хоть сейчас иди и уроки проводи. Мелодия аж на всю округу звучит. И моментами пованивает пассивно-активной агрессией. — Ну, увидимся, красавица. Завтра целый день рука об руку проведем. Ох, как я жду этого мгновения! — Актерски схватившись за область, где должно было находиться людское сердце, нарочито патетично прошептал Арсений и закрыл глаза. — Не называй меня так! Чудовище, блин. Чтоб у тебя поломка левой задницы, — Шастун закусил губу, вспоминая, как их учили на анатомии называть эту часть человеческого тела. И как раз в такой ненужный момент он умудрился опозориться перед 203-м. — Ягодица, точно! Чтоб у тебя не только левая, а обе ягодицы поломались за ночь, понял? И чтобы твоя харя не бесила меня весь завтрашний день! — Он уже проворонил тот самый момент, когда начал импульсивно размахивать руками перед Арсовым лицом и выкатывать глаза так, как будто их временно посушить приспичило. — А ты точно на другой стороне не числился на фронте парочку сроков? Жаргончик для андроида у тебя нереально необычный, я бы даже сказал, экзотический, — положив руку на подбородок и закусив губу, совершенно не отреагировал на возгласы Шастуна Арсений. Будто бы для роботов такие выходки были обычным делом, а он сам наблюдал такое каждый день по несколько десятков раз. Шаст напряженно потер виски и, очертив полукруг, быстро двинулся от греха подальше в сторону своего отряда. — Эх, Шастун-Шастун, плохо у тебя получается притворяться другим! Очень плохо! Ты же не актер! Шаст больше не слышал ничего того, что кричал ему вслед Арсений, из-за свиста веток, хлещущих по лицу во время быстрого бега, и потому что сам не хотел ничего этого слышать. Ни единого, толкающего его в спину, слова. Он убегал от этого реального чудовища — Арс и так слишком перестарался, окончательно расшатав его гайки в башке. Шаст даже готов был тому медальку шоколадную за удачную схему вручить, действительно заслужил, да только нахрена ему шоколад, если роботам всë равно на еду? Как и на все остальные человеческие радости жизни, кроме своей, чертовой, клеймом выжженной в мозгу программы! Сейчас, вместо обычных шестерен, в грудь будто бы влили горящее пламя, стремительно пожиравшее все железные внутренности. Роботы. Не умеют. Чувствовать. «Почему же тогда так происходит?» Вопрос канул в небытие, оставшись без ответа. Ноги перестали мчаться со скоростью света, как только перед глазами замаячил знакомый свет окон лагерных объектов. Добравшись до своей лачуги, Шаст тут же плюхнулся лицом в подушку. Он и сам не заметил, как совсем разрядился, поэтому сил хватило только на парочку скудных по объему слов, но слишком обильных по объему ненайденного ответа мыслей: почему завтрашний поход еще даже не начался, а он уже ненавидел его всей душой? И как наконец сделать выбор между: «Чувствовать нельзя, скрываться» и «чувствовать, нельзя скрываться?» Как же Шастун чертовски сильно устал от всего этого.