Эустома: над перезвоном хрусталька

Здесь всегда было так много легенд, задевающих душу, трогающих сердце и никогда — с реальностью не прикасаясь. Ведь истории, способные задеть саму твою суть, когтями острыми за нежные чувства цепляясь, вряд ли когда-либо отпустят бесследно. Шрамы там, где-то глубоко внутри, остаются навсегда. И если когда-то добраться до этого места вновь, старые раны воспалятся с тихим стоном сожаления, намного реже — с тоскливой, ностальгической горечью. Наверное, преимущество этой грусти… и есть благодетель. Ведь даже боль дарована на путь жизни не просто так. Эта неистовая тоска, идущая рука об руку рядом с любовью, могла быть прекрасным спутником, что провоцировал на невозможные и трепещущие поступки ради другого человека. Что есть жизнь, когда в ней лишь ты один? Дивия Шарма не до конца понимала почему, но согласиться со старой книжкой, уложенной рядом с ней на кровати, ей действительно очень хотелось. Потому что чувствовать себя одиноким диким цветком в саду самых прекрасных ростков было утомительно. Пока одни устремляли ясные головы к солнцу, покоряясь его излюбленным тёплым лучам, её чувства стремились куда-то в другую сторону, подгоняемые прохладным ночным ветром. Ей всегда легко давались вежливые светские беседы, сдержанность которых заранее была обусловлена целым рядом вещей, правил, запретов. В этом озере слов не было места свободе, не стоило ожидать чего-то выходящего за берега открытых для обсуждения тем. Погода, дела семьи, последние события в городе и мире, самочувствие… Всё это было предсказуемо. На всё это можно было заранее придумать пёстрые и живые ответы, меткие замечания и отрепетировать милую, но сдержанную улыбку. И каждый раз повторяя тему за темой перед поездкой за пределы дома, Дивия молчаливо протестовала. Её плечи словно обволакивало лёгкое раздражение вместе с неизменным спутником — досадой. Хотелось спросить что-то смелое, сделать что-то свободное. Быть кем-то другим. Сверкать не самыми дорогими камнями, о которых только может мечтать каждая другая девушка. Хотелось быть той, кто блеснёт чем-то без всей мишуры. Даже если это будет взгляд, полн страсти и неистовой свободы. И всё же, этот протест был безмолвным. Всякий раз, когда они с братом покидали владения Шарма, на её губы тонкой поволокой ложилась неизменная вежливая улыбка, плечи превращались в напряжённую несгибаемую ровную линию. А взгляд пустел, лишаясь живых красок. Но это так, самую малость. Ведь изредка удавалось увидеть что-то новое, услышать невероятные истории из путешествий знакомых её семье людей. И Дивия цеплялась за слова, как утопающий за спасительную соломинку. Даже если и знала, что сломается та до смешного быстро, а тонуть в пучине правил семей Дюжины придётся всё равно. Подобный замкнутый круг каждый раз выворачивал ей внутренности каким-то странным предвкушением. Всякий раз перед поездкой на собрание дюжины Дивия надеялась наполниться какими-то новыми чувствами, увидеть что-то интересное или переступить собственные страхи и отворить хоть одну дверь за пределами своих скромных возможностей. В очередной раз посмотрев на старую книгу, она придирчиво зацепилась за строки древней легенды о несчастной лилии. О любви, столь трепетной и нежной, что сильней проклятия и смерти… Много лет назад Ланки владыка с махараджей грозного Бомбея вели затяжную войну, и кровь на поле брани всё лилась без меры и предела. И это не могло остаться для их миров без следа. На их род пало единое проклятие: «Если принц Бомбея вдруг полюбит дочь Ланки, прекрасную царевну, и дерзнёт любимую взять в жёны, то супругов юных первой ночью гибель неминучая настигнет Смертным станет брачное им ложе». И проходили столетия в мире, забывались слова, брошенные в опале, на две семьи. Сладкими и жгучими сетями Кама сердце принца из Бомбея уловил, и в них увлёк царевну, дочь правителя Ланки великой с луноликим сыном Индостана. И в тот момент обиды прежние не помнил Махараджа грозного Бомбея, царь Ланки с почётом в синем море встретил корабли из Индостана. Но когда ланкийская царевна к милому держала путь по морю, с корабля она вдруг увидала дивный остров красоты чудесной. Тотчас на берег сошла невеста, возжелав цветов набрать в корзину и покои брачные украсить. За любовь судьба прекрасной деве гибель от змеи давно сулила, но хранил влюблённую царевну от Нагайны амулет волшебный, и змея в корзину проскользнула, ища путь к гибели красавицы. Шли дни, томительное ожидание двух влюблённых наполнялось нетерпением. И снится принцу и царевне юной перед свадьбой сон печально-сладкий: две цветущих лилии невинных влюблены и тянутся друг к другу, а к ним крадётся медленно Нагайна и цветы прелестные срывает. Яд смертельный проникает в стебли, и лишь прежде, чем увянуть, всё ж успели меж собой они переплестися. Вещий сон обоим был, но кто же мог подумать об этом, коль сердце исполнено любовью слепо да нетерпеливо? Наступил день свадьбы долгожданный, а за ним — священный вечер брачный, звёздочки на небе загорелись, погрузился замок в мглу ночную. Тихо за окном пели цикады, а шум прибоя был слышен в отдаленье. И в покои брачные неспешно завёл юный принц свою царевну, трепетали их сердца в ожиданье ласк заветных, сладостных и нежных. Ведь любовь взывала к единенью в беззащитной наготе на ложе, где под лепестками роз пурпурных покрывало шёлка голубого. Царский аромат иланг-иланга, пряный дым корицы и сандала спальню новобрачных заполнили до остатка. Полумраком чувственным и томным. Отражая блеск свечей полночных, самоцветы брачного алькова — Яшма, сердолик, нефрит целебный втемноте загадочно мерцали, ярче солнца пламя нежной страсти. Озарило ласки первой ночи, принц прекрасный с юною царевной счастьем и любовью пламенели. Но средь цветов душистых затаившись, выползла коварная Нагайна, что часа заветного столь долго ждала. Над четой супругов венценосных древнее заклятье исполняя, к лотосным стопам приникла жалом, смерти поцелуй запечатлела. И тотчас воскликнула невеста: «Обними меня скорей, любимый! Гибель близко — яд в крови змеиный, но любовь и смерти не подвластна: неразлучны будем мы навеки!». Вновь пылает пламя юной страсти — на земле погаснув, вспыхнет в небе, два цветка рука Судьбы сорвала, и во всей красе они раскрылись. Стали ласки лебединой песней, но слились в объятиях супруги, Сомкнуты уста в лобзанье страстном и признаний в вечном единенье умолкают сладостные звуки. Поутру две лилии прелестных, стеблями друг друга обвивая, вместо нежных тел супругов юных увядали тихо и печально, их любовь и смерть — на брачном ложе… Деви прикрыла дрожащие веки, впечатлённая поразительной трагичностью двух упрямых людей, чьи любовные страсти не смогло оборвать даже проклятие. Они стремились друг к другу, даже зная, что их ждёт лишь погибель печальная, или отвергли предсказание с самого начала, слепо уверовав в собственные силы? Как же горька была их любовь, отдающая слабостью до дрожи каждого пальчика на руках. Деви поражённо посмотрела на книгу. Бывают же такие истории, бывают же мгновенья, ради которых ты можешь продать саму жизнь! В дверь настойчиво постучали, вызвав лёгкий вздох сожаления. Мир грёз может подождать, а вот её служанка Айшвария ждать не будет точно. — Госпожа, вы уже готовы? — строгий голос послышался прежде, чем в дверном проёме появилась голова самой Айшварии. Деви лениво разлепила глаза, не до конца смирившись со своей участью — этот день не мог не наступить. — Старший брат уже ожидает вас, — служанка, едва войдя, уже стала открывать шкаф с вещами и подбирать украшения. И лишь когда Деви медленно соскользнула с кровати с тихим шорохом, Айшвария повернула к ней голову. Глаза её расширились от удивления и даже небольшой доли ужаса, она тут же всплеснула руками: — Как же так? Вы только встали? Сейчас мы вами займёмся… Повернув голову обратно к шкафу, Айшвария принялась копошиться там с удвоенной прытью, руки мельтешили из стороны в сторону, вытаскивая из закромов ещё не распакованные ранее наряды. Деви поджала губы. Медленно потянувшись, она окончательно твёрдо встала на ноги и дала привести себя в порядок. И лишь когда её, чуточку сонную и задумавшуюся от только прочитанной легенде, подвели к зеркалу, пришёл черёд удивляться. Она озадаченно посмотрела на своё отражение. — Если бы вы не пропадали невесть где… — начало было Айшвария, недовольно поморщившись. — То знали бы, что ваш брат уже получил приглашение. Беззаботно пожав плечами, Деви тихонько хохотнула. Её служанка любила сгущать краски, всё приукрашать. Особенно это касалось важности получаемых писем, хотя старший брат получал их довольно регулярно. — Кайрас — главный наследник семьи Шарма и один из самых богатых людей в Западной Бенгалии, — сухо напомнила Дивия очевидную истину. — Его постоянно куда-то приглашают. И этим приглашениям действительно не было конца. Вообще. Им приходилось постоянно куда-то ездить, вести важные беседы и поддерживать связи семьи. Айшвария тут же переменилась в лице, покраснев: — Дайте же мне договорить! — Я не хочу слушать это с утра пораньше, — Дивия поморщилась, незаметно закатив глаза. Служанка сдаваться не собиралась: — Не хотите? А сбегать посреди ночи вы, значит, очень хотите? Но Деви не спешила отвечать, лишь снисходительно пожала плечами. Такие ночные вылазки были её самой главной радостью, самой главной в жизни вольностью. Она ни за что и никому не позволит их у себя отобрать. Айшвария недовольно покачала головой, понимая, что ответа от госпожи не добьется. В этом Дивия не уступала никогда, стоило лишь затронуть данную тему. Путь из комнаты до центральной залы прошёл в меланхоличном молчании. Лишь перед тем, как двери отворились, служанка вновь проскрипела: — Сама госпожа Басу приглашала вашего брата обсудить важный вопрос! А это уже было интересно. — Басу? Что могло понадобится от нас самой влиятельной женщине в городе? Улыбнувшись, словно почувствовав маленькую победу на своей стороне, Айшвария торопливо проворковала: — Ступайте же к брату, он вам всё расскажет! — бросив это, она тут же замедлилась и мотнула головой: — Нет, знаете, лучше я вас доведу. Моргну только, и вы ускользнёте от меня, как обычно. Но Деви не стала язвить в ответ, лишь молча последовала за служанкой. Иерархия семей в Западной Бенгалии была очень важна. Всё подчинялось строгим правилам, которые в совокупности составляли сложный и безупречно слаженный механизм. И Деви была его маленьким винтиком. Да, семья Шарма играла далеко не последнюю роль в управлении делами города. Стоило наконец спуститься в просторный зал для приёмов, на неё тут же обратил внимание старший брат. — Дивия, почему так долго? — глаза его наполнились лёгким недовольством. — Прошу прощения, я даже не знала о письме госпожи Басу. — Послал за тобой Айшварию, я думал ты уже встала… — он посмотрел на Дивию чуть строже, заметив сонливость на её лице. — Опять торчала в конюшне допоздна? Но Деви лишь отмахнулась, точно зная, что Кайрасу ответ и не требовался: он слишком хорошо знал сестру. Более того, самолично разрешил ей кататься верхом. Эта маленькая радость для Дивии была ценностью, которую ни с кем делить не хотелось. Кай, заметив маленькие ссадины на её руках, вдруг расплылся в доброй улыбке и тяжело вздохнул. — Свалилась с лошади? Или снова скакала со старшой саблей по конюшне? Дивия тут же стыдливо припрятала руки за спину. — Упражнялась, а не скакала, — с шутливой строгостью пробормотала она. Кай лишь отмахнулся, сменив тему: — Айшвария сказала мне, что ты сегодня с ней спорила, огрызалась. — Преувеличением ли будет сказать, что я мирно отдыхала, ведь до этого мне плохо спалось? Я лишь не готова была встать так рано. — Это всё равно не делает тебе чести, Деви, — сухо напомнил ей брат с очередным нравоучением. Кай склонился к ней и ущипнул за щеку, чем тут же вызвал у Дивии маленький бунт, смешанный с искренним недовольством: — Ай! Это неприятно, знаешь ли! — Ты уже на щепку похожа, худая и диковатая. Следует немного приструнить скачки с оружием невесть где. Деви тут же отстранилась, недовольно глядя вперёд исподлобья. — Ты ведь сам разрешил… Это был мой подарок на прошлый Дивали, разве нет? — она напомнила это, хватаясь за очередную соломинку к свободе. Отчаяние сразу же мелькнуло на её лице. И хотя она совсем не боялась брата, пусть тот и был значительно выше неё по положению… страх потерять нечто ценное всегда заставлял внутренности неприятно сжиматься. Кайрас считался главой одного из самых состоятельных родов, вёл все дела семьи, а также очень трепетно оберегал Деви, как единственную сестру. — Разрешил. Думал, ты попробуешь, прокатишься и тебе надоест. За их спинами раздался мягкий смешок с упрёком: — До замужества она может делать всё, что пожелает. Что же тебя так беспокоит? Камал, прекрасный и добрый друг Кайраса, он зашёл бесшумно. Ловко ступая по мягкой ковровой поверхности, он более походил на хищника, нежели на мирно улыбающегося человека. Его низкий и красивый голос всегда пленил Деви своей милозвучностью, своей ноткой таинственности. — Зацикленность на лошадях и ночные побеги в конюшню опасны, — не сдавался Кайрас, поправляя рубашку. Дивия уже хотела возмутиться, отбросить этот поток нравоучений, что сулил перерасти в маленькую, но весьма болезненную сору. Однако этого не потребовалось. Камал влез в этот спор вместо неё. И хотя говорил он насмешливо, взгляд его говорил: это не шутка, он действительно так думает. — Какой прок от того, чтобы быть знатной госпожой, если даже такая малость, как конные прогулки, совсем недоступна? — Да? А кто её замуж возьмёт потом? — Кайрас закатил глаза, опуская плечи от усталости. — Я люблю Деви какой угодно, но каждая матушка свою невестку под луной с лупой рассматривает, не иначе. Эти назидательные слова вбивались болезненной правдой под кожу. Камал лениво отмахнулся. — С Браком у Дивии проблем точно не будет. Ты только посмотри на неё! — он вновь повернулся к ней и взглядом оценил очередной изящный наряд юной госпожи Шарма. Не удержавшись, Деви мягко сказала: — Спасибо, господин Рай. Хоть кто-то понимает, в чём прелесть женщины. Кайрас искренно удивился, словно увидел младшую сестру впервые. Обычно мягкая и мечтательная Деви в этот раз не стала отмалчиваться. Что-то блестело в её глазах не так, как прежде. — И в чём же, прелестная? — В том, чтобы с ней было весело, — беззаботно бросила Деви, совсем не ведая, о чём думают мужчины. Какие отнюдь не весёлые прогулки желают с нею проводить, пряча за ласковыми улыбками мрачные желания. Какие желания таят, подавая ей руку в приглашении на танец. По истине, Дивия Шарма никогда не ведала их истинных намерений, ведь никогда не интересовалась ничем подобным, даже и не ведала о таких порочных вещах, коих желали знакомые ей мужчины. А вот брат её хорошо знал, о чём думают таковы. Поэтому ответ о веселье, очевидно, отнюдь его не впечатлил. Лишь озадачил сильнее прежнего. Мужской смех наполнил зал, пусть и был он слегка двусмысленным и неловким. — Верно, — Камал подал голос первым. — Ты видишь истинную суть вещей, Деви. И пусть господин Рай бросил это не без тени иронии, Дивия и правда этого не поняла. Привыкшая доверять близким ей людям, коих было совсем немного, она, словно цветок, тянулась своими лепестками с доверием. Словно к солнцу и тепло ища, она доверчиво улыбалась и не ведала, о чём подумали её брат с другом. Кайрас тяжело вздохнул и медленно процедил: — Вот и женишься тогда, если другим не понравится, что моя дорогая единственная сестра не благородная юная госпожа, а осмелевшая дикарка. Но Деви в этот раз было что сказать. Ощутив прилив несправедливости, павший тяжким грузом на её плечи, она спокойно парировала: — Матушки желают свести меня с их сыновьями не из-за моих каких-либо жизненных качеств. Отнюдь. Они желают свадьбы даже не на мне, — Деви ткнула себе пальцем в грудь, а затем провела рукой по залу: — Они желают женить сыновей на нашем семейном имени, брат. — И? — Кайрас приподнял тёмные брови. — И я могу выделываться столько, сколько захочу. Матушки стерпят всё, чтобы получать наши средства и влияние. Скрипнув зубами, Кайрас процедил: — Посмотрите, какая смелая юная госпожа Шарма. Да матушки тебя со свету сживут, когда получат, что хотели. Или, — его глаза вдруг переменились, словно в голове возникла догадка: — Нужно выбирать в мужья того, коей семье и власти ты не воспротивишься. В этот раз Деви вздрогнула. Не хотела, но вздрогнула. Такой семья, чьей воле нельзя было воспротивиться, была лишь одна. Дубеи. И от этого холодок пробежал по спине. От одного лишь упоминания о них, эта фамилия всегда вызывала неизменную горечь на её искусанных губах. — Пойдёмте лучше, — бросил Камал, вежливо покашляв. — А то ты, Кайрас, и мне поспешно жену выберешь. Деви сделала вид, что её не существует, нет её вовсе — испарилась в мире, как звонкие весенние ветерки, что обычно приносят с собой клич журавля и щебет заморских пёстрых птиц. И ей действительно в этот момент хотелось быть таковой. Эфемерной, нежной и неосязаемой для земных людских глаз. Так никто не навяжет на её сердце оковы, а руки никогда не пленит липкий страх. Дубеи… Лучше бы ей не думать о них никогда. И как это часто бывает, роковое колесо Судьбы имеет свои планы на чужие жизни. Иногда эти планы слишком ироничны, иногда болезненны, запутаны. Особенно для юной госпожи Шарма. Молодой цветок лишь распускал несмело свои лепестки, лишь крепчал под мягкими лучами солнца. И всё так же одиноко свисал с холма, где места было для целого дивного розария. Но по факту — здесь нужен был лишь один цветок. Единственный.

***

Деви принялась неспешно спускаться с повозки, пока Кайрас был занят. Осторожно ухватившись за дверцу, она тяжело вдохнула, словно впервые примет участие на важной встрече. Так было всякий раз, когда встречалась дюжина. Казалось, она не привыкнет к этому никогда. Перед ней возникла мужская ладонь. — Помогу, пока твой брат изображает из себя махараджа, — Камал не без смешка посмотрел в сторону друга, который всячески обхаживал молодых дам. Спустившись первым, он сразу же привлёк к себе внимание незамужних дочерей глав дюжины, и те тут же обступили его с привычными обольстительными улыбками и радостными томными возгласами. Деви едва заметно улыбнулась, чувствуя прежнюю горечь где-то под языком. Девушкам приходилось нешуточно бороться за место невесты, за лучший брак — лишь бы получить партию, которая не оставит пятен на твоей и без того скованной правилами жизни. Камал поддержал Деви, помогая наконец-то выбраться из повозки: — Осторожно, ты сейчас наступишь себе на паллу, — он мягко указал вниз. Дивия махнула головой в сторону и заметила, как длинная ткань — часть её сари — правда чуть съехала с плеча и теперь мешалась под ногами. — Точно наступила бы, — она тихо вздохнула. Крепкие пальцы обхватили её маленькую ладонь, придерживая перед багги. Смешно, ведь даже подобная мелочь заставляла Деви нервничать. Ведь она могла сколько угодно препираться с братом, словно никакое внимание ей не нужно, но стоило хоть кому-то проявить малейший интерес к ней, как она сама терялась. Сердце трепыхалось, болезненно билось о рёбра и не давало свободно ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хотелось неловко отшутиться, сказать что-нибудь глупое, как она всякий раз делала, избегая смущения. — Представь, как бы я тут кубарем перед всеми с повозки летела, — наконец бросила Деви. Камал издал смешок: — Веселишься? А тогда бы тебе было точно не до смеха, — он притворно погрозил ей пальцем. — Зато и вас, и народ повеселила бы, — Дивия слабо улыбнулась. — Да, а потом бы твой брат высек бы каждого, кто посмел улыбнуться. Серьёзность в голосе и строгий взгляд в очередной раз как бы напоминали об их разнице в возрасте. Деви сконфуженно отвела взгляд и подумала: «Решила посмеяться, чтобы не краснеть. А вышло, что сделала лишь хуже. Как же это в твоём духе, Деви…». Камал же хорошо рассмотрел мягкий румянец на её щеках, но тактично сделал вид, будто и не смотрел на её лицо вовсе. В общем зале, куда каждый желающий мог прийти помолиться, их уже ждала Амрита — младшая сестра господина Рая и хорошая подруга самой Деви. Девушка в компании своей служанки стояла у одной из фресок Махакали. Днём в Калигхате пахло цветами и благовониями, ведь британцы здесь запретили жертвоприношения. И купить на входе курицу в качестве жертвоприношения было нельзя. Но англичане не знали, что происходило в этом зале в определённые дни месяца после заката. Догадаться можно было лишь по небольшим багровым разводам на полу. Деви как-то отстранённо подумала, что кто-то снова плохо вытер кровь. Осторожное прикосновение Кайраса вывело её из транса: — Я пойду в частный зал и узнаю, прибыли ли Видия и Радж. Что-то в его взгляде настораживало. То, как он говорил, как держался перед ней сейчас. И как старательно увиливал, словно давно пытался сказать, но откладывал до самого последнего мгновения. С этими словами брат поспешил по делам, а Камал уже покинул её, дабы поговорить со своим слугой. Но уединение не было благостным подарком для Дивии сегодня. Совсем нет. К ней тут же повернулась Амрите, заговорщически прошептав: — Я нервничаю, у нас так давно не было собраний. Как думаешь, что сегодня будут обсуждать? Но повестка дня и примерно Деви не была ведома. Хотя и честно призналась: — Я в своём предвкушении уже напридумывала себя всякого… Будет так скучно, если это будет очередной сбор обсуждения ради каких-то странных мифических планов. Амрита опасливо оглянулась, а затем шикнула: — Ты еще самой Видии Басу об этом на ухо крикни. Деви вскинула брови, заметив, как подруга мнётся и периодически бросает несмелые взгляды в сторону частного зала. «Суетится, будто есть что сказать. Ладно…». — А у тебя какие мысли? — предпочитая не зацикливаться на чём-то чужом и личном, Дивия пожала плечами. Но Амрита уже преисполнилась желанием поднять истинную тему: — Радж Дубей приедет сегодня, Деви. Ты знаешь, что это значит? Деви тут же скривилась, закатывая глаза в усталом и одновременно с тем умоляющем жесте: — О, пожалуйста, не начинай это вновь… — Но он так давно холост! — тут же вскипела Амрита, надув губки, словно обиженная маленькая девочка. Совсем юная. — Рано или поздно ведь будет сделано объявление? — Если он решит сделать помолвку, то эту ему он точно заранее будет обсуждать с твоим братом Камалом, — Дивия строго посмотрела на Амриту, желая вразумить её хотя бы подобием на строгое выражение лица. — Думаешь, он бы не предупредил тебя о чём-то столь важном? Амрита вздохнула и поникла. Ведь это была правда. Такие вещи сначала обсуждаются с главами семей, готовят близких к официальному объявлению. — Нужно пойти к зеркалу и привести себя в порядок! — сдаваться окончательно юная госпожа Рай не желала никогда. Ведь пока сердце отстукивало ритм, а на губах таилось заветное имя, душа стремилась ввысь. Деви посмотрела вслед убегающей Амрите, чувствуя сожаление. Всё надеясь на взаимность, её подруга была столь слепа, столь упряма. Шаги стихли очень быстро, а шум прекратился столь неожиданно, что стало даже как-то неуютно. Дивия наконец-то осталась в зале одна. Она раздражённо цокнула языком. Разбудили ни свет ни заря, подняли фактически насильно с постели, даже не дав дочитать легенды. Одели в какие-то пёстрые тряпки и отправили в храм. — У меня глаза так и слипаются, а я должна сейчас думать о несуществующей помолвке Амриты и её любви к Раджу… Наблюдать за неистовым сражением, — буркнула Деви и последовала вперёд. — Сражением, которого нет. Она притворилась, будто рассматривает фрески, тайно желая просто побыть в тишине. Кайрас был прав, в конце концов она действительно этой ночью почти до самого утра была в конюшне и толком не спала. Ей всегда быстро наскучили все девичьи дела, которыми было принято заниматься в их кругах. И не потому, что у Деви были какие-то специфические интересы или особый склад ума. Ей просто не сиделось на месте, а любое занятие, требующее аккуратности и внимания — например, шитье — сводило её с ума. Она всё делала криво и как-попало, наспех. Зато скакать на лошади и чувствовать ветер в своих волосах, быть свободной от тяжёлых и дорогих украшений… Так завлекало, так искушало собой. Деви обожала эти мгновения. Пусть матушки сочтут лучше её обычной дикаркой, чем неумёхой, хотя именно таковой она и была. Слева от Деви скользнул лёгкий тюль. И за ним уже можно было увидеть дверь, о которой она ранее не подозревала. — Гита? Знакомая девадаси, храмовая жрица, обернулась, услышав своё имя. — Госпожа Шарма, рада вас видеть! — Откуда ты вышла? Там есть ещё один зал? — с любопытством Деви ничего не могла поделать. Особенно сейчас. Вместо прямого ответа девадаси приложила пальцы к губам: — Ш-ш, он только уснул. В другой руке служительница держала золотой кувшин, поклонившись Деви, она тут же пошла дальше. Он? Кто такой этот «он»? И дожидаться разъяснений или чего-то ещё она не планировала. Приглашения не нужны. В конце концов, были ли такие места в Калигхате, куда ей было нельзя ступать? Деви направилась к двери и тут же тихонько её отворила. Стоило шагнуть внутрь уверенным шагом, как на глаза тут же попался диван, обтянутый изящным бархатом. На нём, вальяжно разложившись, с закрытыми глазами полулежал молодой мужчина. Так вот кто здесь спал? Чувство любопытства, детской наивности и странного интереса сразу же охватили сердце, что так и желало приключений. Кого-то нового. Чего-то нового. Хотя бы самую малость. Подкравшись поближе, она наклонилась посмотреть, кто же этот незнакомец, может они уже встречались? Сделав ещё пару шагов, Деви оказалась у самого края дивана и наклонилась над юношей. Блеклые лучи света падали на его смуглое лицо. Тёмные пряди волос разметались на подушке в изящном природном рисунке, а густые ресницы подрагивали от беспокойного сна. Деви едва не вскрикнула, узнав человека перед собой. Это был Рам Дубей, младший наследный сын рода ведающих. Рам Дубей — младший сын семьи Дубей, могущественной и влиятельной семьи Дюжины. Все знали, что Дубеи принадлежат к касте брахманов и следят за храмом Кали в городе. В то время как его брат Радж является главой культа Кали и махараджей дюжины, Рам — семейный брахман и чаще других напрямую связывается с богиней. Он был холодный, всегда насмехающийся над ней и её неловкостью. Смотрящий в самую душу. И никогда, никогда не позволявший к себе приближаться, будто она была прокажённая. С самого детства он явно Деви невзлюбил, запрещая ей даже смотреть в свою сторону. Стоило им сплестись взглядами хоть на мгновение, выражение его лица всегда менялось, тускнело, будто ему и вовсе было омерзительно за ней наблюдать. И благо, он редко занимался делами семьи. Но что он делал здесь, в Калигхате? Резко распахнув глаза, он будто ощутил чужой взгляд на себе. Деви даже не успела только рассмотреть его, изучить, будто он был дивным насекомым, брошенным в заросли ночной травы во время одной из её вылазок на прогулку. Чего не ожидала Деви, так это того, что он схватит её за локоть. И они на мгновение замерли, уставившись друг на друга. — Ты всегда так поступаешь? — Как…? — она ответила даже не подумав. — Бессовестно смотришь на спящих людей. Кто же тебя сюда впустил? Деви хотела отстраниться, но он крепко держал её и не давал уйти. Это вообще был первый раз, когда они хоть как-то соприкасались. И пусть не кожа к коже, но даже трение её перчаток о мужскую ладонь… волновали её. — Эй, — она указала на зажатый локоть. Но Рам будто и не видел данного жеста вовсе, лишь продолжал смотреть в её озадаченное лицо. Пристально, не моргая, он медленно разомкнул губы: — Как ты оказалась в моих покоях? — Разве написано, что они твои? — и снова она бросила это дерзко, совсем не подумав. Тут же закусила язык, набираясь новой смелости. Дубея явно удивил её ответ. Он осторожно поднялся, сел на диване, продолжая удерживать её за локоть. — Разве тебе можно так со мной разговаривать? — наконец парировал он её предыдущую колкость. Сощурившись, Деви прошипела: — Может, ты и уроки по воспитанию проспал? Кто научил тебя так грубо хватать девушку? — А кто научил тебя входить в чужие покои? — он не сдавался, лишь взгляд его становился холоднее, словно маленькие льдинки скоро выбьются из-под его пальцев и исцарапают её лицо. — Где сказано, что они чужие? Выдернув руку, Деви наконец смогла отойти. Рам наблюдал за ней несколько секунд, а затем спокойно откинулся на подушку. — Шумная, — только и сказал он, отводя взгляд. Он зарылся лицом в ладони, словно всё ещё пытался проснуться, убедиться, что происходящее здесь и сейчас не было плодом его уставшего воображения. Деви бросила на него недовольный взгляд, собираясь уходить. Любопытство едва ли её не сгубило. Рам Дубей был опасен в своей неприкрытой ненависти к ней. В своих острых, ядовитых словах, что бросал в её адрес с самого детства. — Не смотри на меня так, Дивия, — бросил он ей вслед. — Никогда не смотри. Я коснулся тебя лишь потому, что не сразу понял, кто передо мной. То есть, будь здесь другая, беседа бы шла иначе? Деви поджала губы. Насмешка к ней фактически царапала что-то внутри. Всякий раз, когда это до невозможности изящно красивое лицо пылало гневом, ей было страшно. Почему он так жесток, почему столь алчен в своём презрении? — Ты всё ещё меня помнишь? — в ней была горечь. И сожаление. И что-то ещё мазнуло рёбра, скользкое чувство. Они виделись последний раз несколько лет назад. Почему-то Дивия думала, что эта надменность странного человека уже давно угасла. Она остановилась. — Мы видимся редко, но я прекрасно тебя помню. Младшая из девочек, ведь так? — глаза его вновь блеснули. Дивия шикнула: — Единственная. — А, верно, — Рам отмахнулся. — Маленькая хрустальная роза, охраняемая не менее хрустальной клеткой. И голос этот бархатный сочился снисхождением, смешанным с чем-то ещё. Дивия не была уверена, что именно там было. Тяжёлый взгляд ложился на её плечи, будто Дубею было тяжело смотреть в её глаза. Или, даже не так. Он не желал туда смотреть, она была недостойна сей части. Краем глаза Дивия заметила, как Рам откинулся на подушки и потянулся руками к бокалу с вином. Глаза её расширились от удивления. — Это… что? Вино? Рам нахмурился. — А что не так? Разве ты не шактистка? В большинстве ответвлений индуизма алкоголь пить было запрещено. Но тёмный шактизм или путь левой руки допускал вино при определённых ритуалах и в целом славился запрещёнными практиками. — Разве вино пьют не во время майтхуны? Сексуальный ритуал в шактизме. И это всё, что было известно Деви, она вообще ничего не ведала в этих делах. И с поразительной лёгкостью задала столь провокационный вопрос, не понимая, что стоит за определением данной близости. Мрачный взгляд мазнул по её щекам, невинным глазам, что лучились любопытством. Поистине, хрустальный цветочек, тянувшийся ко всему неизведанному. Не знающий боли, но и не ощутивший ласки. Что-то в глазах Рама Дубея переменилось, стальные нотки появились в неприступном лице, сжалась челюсть. Он тяжело вдохнул, будто её присутствие причиняет ему боль, как от удушья. Неужели она столь противна? Деви стало слишком неловко. Так всегда было, когда они пересекались… Но почему же так стыдно впервые? Ей на секунду показалось, что она услышала смешок. Мягкий, совсем тихий, чем-то вымученный. Затем Рам Дубей медленно встал. И пришла очередь удивиться вновь, ведь оказалось, что этот юноша значительно выше неё. — Правила не для всех. Удивительно, что такая как ты вообще об этом беспокоится. — И какая же я? — она вздёрнула подбородок повыше, желая отстоять малейшее посягательство на свою свободу. Самую маленькую, но у неё она была! Усмешка без единой радостной нотки на изящном лице отрезвила её. Рам Дубей обманчивым мягким, бархатным голосом прошептал, сделав ещё пару тяжёлых шагов: — Неугомонная, хрустальный цветочек, — ещё шаг и их тела оказались в опасной близости. Он медленно разомкнул припухшие губы вновь и, растягивая каждый слог, прохрипел: — Неугомонная… Деви подняла руку, желая пальцами оттолкнуть мужскую грудь от себя. Испуганно вздрогнув, она стукнулась спиной о холодные двери. Отступать не было куда. — Не смей прикасаться ко мне, Дивия. Лучше бы тебе и не смотреть вовсе, — он склонился к самому её лицу, жёстко впиваясь взглядом прямо куда-то ей в переносицу. Дыхание опалило её щеки, заставляя почувствовать это удушающее, неистовое давление. Словно комната наполнена доверху водой. А она тонет, тонет и не смеет крикнуть, воззвать к малейшей помощи. И как бы Дивия не цеплялась взглядом за его глаза, горящие неистовым светом, встретиться прямым контактом не удавалось. Он словно сквозь неё глядел, саму неё не видел. Венки на его лбу проступили, а челюсть вот-вот была готова треснуть от напряжения. Откуда столько этой ненависти? Чем, когда она его так задела? Сердце пропустило удар, пока чужое дыхание в этот раз мазнуло прямо по её открытым губам. Почему-то Дивия подумала, что и не цветок она вовсе в этот раз, ком её постоянно звал Рам Дубей, высмеивая. Она — скорее маленькая, сломленная птичка, безуспешно бьющаяся о дверцы клетки. Клетки золотой, сверкающей. Из которой никак не выбраться. Но крылья лупили по ней с прежней силой. — Ступай, цветочек, забывая сюда дорогу. Держаться подальше — правильный выбор, знаешь, — Рам расправил плечи, полностью возвысившись на Дивией. Их разделяли такие жалкие миллиметры. Он сам загнал её в угол и при этом запрещал себя касаться. В этих действиях не было логики. И это пугало её. Пусть неизвестность манила мрачным шлейфом за собой, заставляя жадно ловить ртом воздух. А ведь здесь всё им пропахло. Этим тягучим, взывающим к чувствам ароматом свежести и порочной дерзости. Рам Дубей с глазами цвета ненависти. С губами, полными яда. И пахнет он лавандой и иланг-илангом, жёстко бьющим прямо в горло. Это першит, почти заставляет панически давиться. Дивия была уверена, что уже не скоро забудет эти нотки, так и вбивающиеся ей под кожу. А может дело было в распирающих её впервые смешанных чувствах? Дверь с громким хлопком закрылась прямо перед её носом. И бесконечным стал лишь миг, когда Рам Дубей единственный раз поцелил взглядом в её глаза. Прямо, чётко. Бескомпромиссно. В них было столько эмоций, столько жара и жадности, эгоизма и какой-то удушающей тесноты. Прости, Кали, она не поняла, что же это. Двери щёлкнули, а дышать было по-прежнему нечем. Совсем. И если бы Дивия Шарма знала, чью помолвку обсуждают за дверьми в приватный зал, то сошла бы с ума вовсе. Юная госпожа Шарма, обещанная Раму Дубею с самого детства. Что теперь скажешь, цветочек?