Вырезал ракету из картона, строгим тоном произнёс: «Вези меня в Сидней, Сидней, Сидней!»
– Перелом больше- и малоберцовой без смещения, вам повезло! – бодро говорит травматолог. Сидевший рядом на кушетке Петя посерел, переплетенные пальцы крепче сжимая. Игорь сморщился: он ладонь ободрал будь здоров, когда перед управлением на льду растянулся. Местная сестричка уже нашатырь подносила, когда в приемнике Грому штанину по шву разрезали, а там вся голень отечная и буро-красная. Если Пете так легче, то пусть он эту руку сжимает, Игорь перетерпит как-нибудь. – Это вы называете "повезло"? – как-то растерянно шепчет Хазин. – Конечно, кость могла уйти в сторону и все пропороть. Вчера как раз такой пациент поступил, – так же весело говорит травматолог, отложив рентгеновские снимки в сторону. – Мужа вашего мы загипсуем, отправим домой на больничный. А того пациента в стационар на репозицию. Вытягивать будем. – Вытягивать? – охнул Петя. – Ну да. Пяточную кость просверливают и гирьки к ней цепляют, чтоб под тонусом мышц обломки обратно не ушли. Такие дела. Хазин судорожно выдохнул, медсестра суетливо оглядела пузырек с нашатырем, который еще не успела убрать. – Доктор, ну хватит уже пугать, – покачал головой Гром. За окном начало декабря. Не так давно выпал снег, потом начал таять, а ночью заморозки ударили, и вся эта каша превратилась в площадку для танцев на льду. Игорь, вот, станцевал. Гипс наложили почти до середины бедра. Пришлось просить Федора Ивановича прислать дежурный бобик, чтоб добраться домой. Игорь со своей негнущейся конечностью на заднее сиденье их с Петей хоть и просторной, но все же легковушки, никак не помещался. – Это прям как рыцарные доспехи! – восхищенно пискнул Саша, носом после улицы шмыгая. – Не рыцарные, а рыцарские, – поправил сына Игорь, ладонью по встрепанной макушке проходясь. Саша головой в ладонь уперся со всей силы, барашком бодаясь. Игра у них такая - каждый раз проверять, кто сильнее. Саша пыхтит, мычит, щеки до красноты надувает. Когда уже пятками по полу скользить начинает, беспомощно подаваясь вперед, вот тогда Игорь и сдается, убирая ладонь. От исчезнувшего сопротивления мальчик неожиданно охает и падает прямо Грому на живот. Хохочут вместе беззаботно, голень под слоем бинтов пульсирует тупой болью в тон. Игорь все это время лежал на диване с гордо покоящейся на подушках гипсовой ногой. Сашка как с садика пришел, так сразу к нему кинулся и теперь не отлипал. А как упал? А где? А больно? А ногу резали? Не резали? А Лера когда руку сломала, ей папа гипс фломастерами разрисовал. Я тоже тебе разрисую! И вот ведь контраст: Петя перед управлением с ужасом и паникой смотрел на вывернутую почти в девяносто градусов ногу (которая тут же выпрямилась обратно), а Саша с поистине детским любопытством осматривал своего отца, будто тот был чудным пришельцем в скафандре, и ни капли не переживал. Вряд ли он в свои шесть лет понимал всю серьезность произошедшего, но так даже лучше. Грому хватало Хазина с подрагивающими руками и вопросом "а если б головой?". Саша, сам того не ведая, своей беззаботностью атмосферу как коридор лампочка осветил. Даже Петя поуспокоился. Стоял сейчас на кухне, медитативно переворачивая наггетсы на шипящей сковороде, и поглядывал на их возню с улыбкой. Саша принялся искать по всей квартире разбросанные фломастеры. По телевизору фоном шел луни тюнз, и Игорь впервые искренне сочувствовал подбитому коту, вокруг которого после неудачного падения летали птички. Он себя утром чувствовал примерно так же. – Саш, – позвал Хазин, отвернувшись от плиты, – акт вандализма отменяется, потом фломастеры найдешь. Мой руки и за стол. Ответом послужил раздосадованный вздох. Так и начался больничный Игоря Грома. Первые несколько дней было хорошо и плохо одновременно. Хорошо от того, что все время можно было спать, читать и в целом никак не беспокоиться над отчетами с раскрываемостью. Плохо же было то, что банально доскакать до туалета и поссать стало проблемой серьезной. Даже под обезболом ногу опускать все равно больно, она тут же наливалась чугунной тяжестью и стервозно ныла. Верни меня на подушку и никогда больше не опускай, старый ты дурак! Игорь на провокации своего тела не поддавался, залежавшиеся мышцы разминал как мог. Одним вечером Петя притащил костыли. Едва подогнали по росту, пришлось на полную их раздвинуть. И пока Гром под контролем Хазина учился ими пользоваться, Саша, сдерживая смех, сравнивал его с кенгуру. – Они так же прыгают, я по телевизору видел. И в книжке читал, – кивнул он на подаренную тетей Леной энциклопедию "Животные мира". – А еще они задними лапами бьют так, что мама не горюй, – легонько щелкает его по лбу Петя, призывая не смеяться над и без того страдающим отцом, хотя сам улыбку не скрывал. – У меня задние лапы сейчас не в полной комплектации, но вот этим стукнуть могу, – Игорь помахал в воздухе костылем, усмехаясь. – Шок! Майор полиции вместо табельного использует... продолжение читать в источнике! – хохотнул Петя, за что получил хмурый взгляд и хрюкнувшего от смеха Сашку, который смеялся просто за компанию, совсем не понимая сути шутки. Устроившись следующим утром на диване с чашкой кофе и томиком Достоевского, Гром никак не ожидал, что дверь в квартиру откроется, а в нее ввалится Сашка с победным воплем "карантин!". Петя вошел следом, сбивчиво ругаясь кому-то в телефон. – Они, сука, сказали, что писали об этом в общий чат. Писали! Я в эти сраные ворота садика стучусь, а на меня сторож как на дебила смотрит, – шипит он в коридоре, стягивая с сына шапку. – Я уведомления после срача по поводу штор включить обратно забыл. Чтоб их там санэпидем во все щели... Саш, не вертись! – гаркнул Петя, пытаясь подцепить язычок молнии на детской курточке. – Так вот. Задержусь, короче. Прикрой. Избавившись от куртки и ботинок, под Петин одобрительный кивок, Саша побежал к Игорю. Перегнулся через спинку дивана, голову ладошками подпер и уставился своими сияющими глазенками, улыбаясь от уха до уха. – Я теперь с тобой сидеть буду, – завороженно шептал он. – В садике ка-ран-тин. Хазин каждые полчаса слал сообщения и спрашивал, как дела, поели ли они и не докучает ли Сашка. "а то я его скинул утром домой, а тебе сейчас до себя самого. завтра могу к елене николаевне отвезти, хочешь?" – повинно писал он. Игорь вообще-то не лежачий больной (почти) и уж со своим кровным шестилеткой как-нибудь справится, поэтому: "Не наводи панику, кисуль. Мы с Санчоусом отлично проводим время". Санчоус с небывалым энтузиазмом пытался изобразить на бинтах тигра и какую-то киси-миси, весело подпевая "как бессонница в час ночной" выкрученным на максимум колонкам. Петя вряд ли бы такой музыкальный выбор одобрил, да и то, как они объелись куриными динозавриками с кетчупом нельзя было назвать "нормально поели", но что поделать. Вообще, с появлением Саши жить стало намного интереснее и вместе с тем сложнее. Игорь всю сознательную жизнь растрачивал себя на благо общества, просто потому что знал - у него на это есть силы, возможности и природная чуйка. Хазин же научил его жить для себя. Медленно, шаг за шагом. Как умел. Поцелуями, вопросами о самочувствии, стаканчиком хорошего кофе перед началом рабочего дня, прогулками по Марсову полю ("не все же смотреть на Питер через погони за жульем, а, майор?"). А потом у них родился сын. И это, пожалуй, самое невероятное и лучшее событие во всей его жизни. – Мне скучно-о, – протянул Саша, обвив боксерскую грушу, как коала. Покачивался на ней, откинув голову назад, и пускал слюнявые пузыри изо рта. – Я тебе что про грушу говорил? – Игорь приподнялся на локте и бросил на сына недовольный взгляд. – Что она упадет и раздавит меня как лепешку. Я хочу быть лепешкой. – Александр. – Э-эх, – мальчик с груши спрыгнул, поплелся к дивану и растекся рядом на полу звездой. – Но мне скучно! Последний раз, когда Саше стало очень скучно, это закончилось изрисованной ксивой и Петиным матом. Гром стал срочно прикидывать, чем бы занять ребенка. За те несколько дней, что они уже провели вместе, были просмотрены все любимые серии смешариков, гипс закрашен от и до, а сложенные на полку шахматы вызывали отторжение. Игорю, честно говоря, тоже было уже скучно. – Давай про зверей твоих почитаем? – спросил он, поглядывая на раскрытую энциклопедию. – Про Австралию! – оживился Сашка, подскакивая с пола. – Тащи тогда сюда очки. Саша футляр с журнального столика передал церемонно, как самурайский меч. Что-то такое в груди булькнуло, кольнуло тоскливо. Гром губы поджал и молча очки на нос нацепил. Через год другой ему стукнет сорок. Он уже не кидается грудью на амбразуру, к Игнату в зал ходит через раз, предпочитая полежать в обнимку с одеялом (или с Петей). Очки уже второй год носит, без них буквы плывут и глаза болят. Теперь еще и ногу сломал. И было бы это все грустно, если б не вьющийся под боком как ужик Сашка. Есть нечто особенно увлекательное в том, чтобы знакомить этого маленького человечка с окружающим миром. Он так искренне всему удивлялся, что Гром не мог оставаться равнодушным к чужой радости от открытия простых, давно уже самому Игорю понятных и неинтересных, вещей. Будь то поездка по поселковой дороге в коляске урала или окотившаяся подъездная кошка. Нужную страницу энциклопедии Саша открыл сам. Пристроился головой на плече, одной рукой поперек груди обнимая, и затих в ожидании. Игорь читал вкрадчиво, иногда добавляя комментарии от себя. Сначала там было что-то про географическое расположение, местные племена. Они смеялись над фотографиям рыбы-капли, Сашка жаловался, что тасманский дьявол в книжке совсем не похож на тасманского дьявола из луни тюнз, а Игорь философски изрек "везде обман и никому нельзя верить". – Па, а ты тут был? – тыкнул Саша на изображение Сиднейской оперы. – Нет. – А поехали летом? Полет туда, конечно, дело затратное, но и накопления на игоревой сберкнижке пылиться не должны. Только вот Гром не так давно одно дело закрыл, которое теперь под грифом секретно. Пришлось дать подписку о невыезде в следующие пять лет. Петя куда-то кроме Мальдив и Кубы на моря ездить отказывается, про Анапу или Геленджик даже слышать ничего не хочет. А зря, ведомственные санатории Грому там очень даже нравятся. В общем, предложение о Сиднейской опере пришлось сейчас отклонить. – Вот вырастешь, сможешь где угодно побывать. – Я сейчас хочу, – вздохнул грустно Саша. – А где ты сам бывал? Вот когда в садик ходил. Лера мне рассказывала, как она с родителями на Новый Год в Италию ездила. Мороженое там ела! Зимой! В его словах не было упрека или слезливости, Саше просто интересно. Для своего возраста он обладал удивительным пониманием, что работа у родителей важная и серьезная. Выше головы не прыгнут, подписку о невыезде не обойти, да и крыжовник у деды Феди на даче тоже очень вкусный. Подождет Сидней, никуда не денется. – Детство у меня, Санек, выпало на хреновое время, если честно, – отвечал на заданный вопрос Игорь. – Тогда выехать куда-то нельзя было. А как стало можно, так денег ни у кого не было. – Ты совсем-совсем нигде не бывал? – Ну, как же, – задумался Игорь над тем, насколько уместно собственному сыну рассказывать про заброшки и стройки. – Дядь Игната помнишь? Так вот, его отец раньше с дедой Федей на даче по соседству жил. Мы там с ним и познакомились. На великах в соседний поселок гоняли, на карьер. – На даче я тоже был. Это не считается, – возразил Саша. – Дослушай, – легонько тыкнул его в бок Игорь. – Мы куда-то далеко поехать не могли, но представляли, будто да. Делали ракету из картонных коробок, скафандры. Лазерные мечи из палок, как в звездных войнах... а, ну ты про них не знаешь. И не важно. Мы были ограничены дачным пятачком, но никак не воображением, смекаешь? – Это как мы с Лерой в трансформеров играем? – Ну, почти, – согласился Гром. – Короче, нам было весело. Даже фотка где-то есть. – Покажи! – вскинулся Саша. И ведь пришлось. Старенький пыльный фотоальбом лежал где-то в кладовке поверх коробок со всяким доисторическим барахлом. Кое-как достав его и подпрыгивая на одной ноге, Игорь вновь вернулся к дивану. Фотка нашлась быстро. Игнат на ней воинственно держал конструкцию из палок и изоленты, а Игорь, облаченный в разрисованную мелками коробку из-под пылесоса, не менее воинственно стоял рядом. В нос тут же ударил запах нагретого солнцем картона, сухой травы и дюшеса. Если что-то и было у Игоря счастливым из детских воспоминаний того времени, так это летние каникулы. – А мы можем сейчас ракету сделать? – Саша смотрел то на фотографию, то на отца. – Погляди в кладовке пустую коробку. Игорь по квартире с трудом передвигается, но кто сказал, что это помешает им увидеть Сиднейскую оперу?***
По всей комнате валялись куски изрезанной цветной бумаги и даже фольги. Последнюю было особенно жалко, потому что Петя планировал вечером запечь курицу. За окном уже совсем стемнело, свет в квартире почти нигде не горел. Обмотанное мигающей гирляндой картонное нечто сиротливо лежало в центре всего беспорядка. От телевизора цветными вспышками лился свет, там по дискавери рассказывали о любимых Сашкиных кенгуру. – И что вы тут натворили? – вздохнул Петя, целуя Игоря в щеку. Он только-только пришел с работы, взгляд совсем усталый, но ласковый. Гром хмыкнул, поглаживая по волосам уснувшего рядом сына. – Да так, в Австралии побывали.