Сожалеть о полученных ранах — все равно что сожалеть о том, что родился на свет или родился не в то время © Антуан де Сент-Экзюпери
~
Дамиано, казалось, совершенно не умел ощущать себя виноватым по-настоящему. Он брал на себя ответственность, но всегда винил обстоятельства, а не самого Дамиано Давида, не человеческий фактор. Ведь ему необходимо быть безупречным во всех отношениях, а не только в общении с людьми. Сейчас же так сделать не получалось: главный виновник — он сам. Язык — враг его. Из-за колючей ревности фронтмен в пух и прах разругался с ни в чем не повинной Марией, которая на данный момент банально пропала со всех радаров. У них на носу Евровидение, должна быть усиленная подготовка, времени в обрез, и тут вот такое шоу. Дамиано вообще не сразу признался, в чём дело. И вообще, с самого начала всё было не так. Это было раннее утро, но солнце успело уже встать высоко и светило прямо в глаза, наказывая за то, что Давид забыл зашторить окна. На улице ещё было прохладно и свежо — самое то для ранней пробежки. Но все дремали после прошедшей вечеринки. Как правило, примерно же в это время каждый день в общий чат приходило большое сообщение с документами и всевозможными уточнениями в огромном полотне текста, где менеджер расписывала все планы на день. Но в этот раз ничего не пришло. Было принято решение подождать ещё немного. Так время приблизилось к обеду. Час, другой — и вот уже все заметили, что никаких звонков и сообщений нет. Первой спохватилась Виктория, которая пошла к фронтмену в спальню. — Дам, наш менеджер пропала. Это как пощёчина — резкая и отрезвляющая. Парень практически забыл, что было прошлой ночью, но это испуганное и вкрадчивое «наш менеджер пропала» от Вик заставило всплыть всем ярким картинкам прошлого. Что и кому Дамиано успел наговорить; стало очень стыдно перед Марией и Джорджией — обе девушки не заслужили такое отношение к себе, а учитывая чувства и рабочие обстоятельства, можно говорить и вовсе о кошмарном ощущении. Дабл блять! — Она не отвечает вообще? — осторожно поинтересовался Давид, вставая с постели. Всего пять минут назад хотелось и дальше дремать, ни о чём не вспоминая. Да и ладонь, заботливо перевязанная и обработанная возлюбленной, заныла как нельзя кстати, напоминая, что фронтмен — ублюдок, каких поискать. — Вообще. Ни ответа, ни привета. Вчера ничего такого не происходило? Она ведь пропала посреди вечеринки... — Вик скрестила руки на груди, пронзительно взглянув на друга. Обычно какие-то гадости вытворяет почему-то именно Дамиано в последнее время. От него и стоило ожидать какой-никакой ответ. — Только обещай, что не будешь меня бить, идёт? — Давид удобно устроился на постели, отодвинувшись от басистки. — Дамиа, что ты успел натворить..? — Виктория прищурилась, глядя вопросительно. Обещать не бить! Ещё чего! — Короче, я поругался с Марией и выгнал её... потому что приревновал... — Ты сделал что? Потому что приревновал?! — басистка схватила подушку и стала ею избивать Дамиано. — Как ты мог? Нам что, в прошлый раз не хватило проблем?! — шквал ударов настиг бедного парня, который не с первого раза успел выхватить орудие из рук подруги. — Дамиано, мать твою, это несерьёзно! Она наш менеджер, а не девочка по вызову! Засунь ревность себе в задницу и тащись извиняться! Наконец, Виктория перестала драться и выдохнула, поправляя растрепавшиеся волосы. В расстроенных чувствах она села на стул, пытаясь осмыслить сказанное, и через пару мгновений у неё всё-таки щёлкнуло в голове нечто сродни идеи. — Ты влюбился? — резко выдала девушка, смотря на Давида удивлённо. — Не то, чтобы... Но да, — он вздохнул, неловко почесав затылок. — я влюбился в Марию. Понимаешь, она такая... неприступная. И шикарная, да. Я места себе не нахожу уже месяц, пытаюсь поговорить, признаться в чувствах, а выходит как всегда. Дамиано осталось только посыпать голову пеплом и вымаливать прощение на коленях. — М-да, непростая задачка. Вы с Томасом ездили к ней, ведь так? Адрес должен был сохраниться, — Де Анджелис задумалась, пытаясь выдать что-нибудь вразумительное в качестве плана. Потому что действовать следовало практически незамедлительно. Причём, желательно, в ближайшие часы, пока есть шанс всё исправить. — Заедешь к ней и будешь вымаливать прощение. И вернёшься только вместе с Марией сюда. С одной стороны, Виктория абсолютно права — устроил это всё Дамиано, ему и расхлёбывать. А с другой стороны, это ведь чистой воды унижение для него. Внутри всё бушевало и недовольно кипело, ярость лавой растекалась от самого сердца, и Давид бы накричал на свою собеседницу, но быстро осознал, что это бесполезно. Мало того, что бесполезно, так и не имеет смысла. Здесь точно не отвертеться, только признать поражение и действительно встать на колени, вымаливая прощение. Немного поразмыслив, парень кивнул, соглашаясь. Мол, да, конечно, я сделаю всё так, как следует. Только Дамиано не знал, что достучаться до сердца возлюбленной окажется чересчур просто. Взяв ключи от машины, Давид направился в гараж. Всю дорогу до него и уже по пути в «гости» фронтмен рассуждал. Перед лицом стоял испуганный взгляд любимой девушки. Как бы хотелось увидеть там не страх и глубокое презрение, а любовь, искренность и нечто более глубокое, идущее от самого сердца. Взаимность. Чтобы чувства Дамиа оказались взаимны Тем временем в доме у Марии. Женщина сонно дремала в постели, скинув одеяло на пол. Рядом валялись бутылки алкоголя, причём достаточно крепкого. Телефон оказался закинут под кровать и вибрировала как не в себя, ведь кто-то (привет, Дафна!) додумался включить его на беззвучный, забыв, что у Мари есть работа, которой та обязана. Под утро вернулся Джонатан, заставший не вполне трезвую компанию из Мари и Дафны, которые ощущали себя вполне хорошо, если исключить, что менеджер ревела в три ручья, называя Дамиано «мудаком без принципов» и признаваясь одновременно в любви к этому «ужасненько мерзкому» человеку. Словом, неплохая вышла вечеринка. Наконец, Мари проснулась и сонно зевнула, потянувшись. Голова ныла после вчерашнего, а из одежды на девушке осталось только нижнее бельё, открывающее длинный тонкий шрам — последствия аварии в юности. Пока Кэмпбелл пыталась прийти в себя и окончательно проснуться, кто-то стал настойчиво стучаться в дверь и жать на звонок, то есть совершенно не давать подремать час-другой. Девушка не замечала времени да и не хотела: в голове были только мысли об одном — ей пора увольняться. К такому выводу она пришла совершенно не одна, а с рассуждений Дафны, которая решила, что с них всех хватит. Лёгкий стресс перерос в ежедневную войну, а лёгкая влюблённость во фронтмена практически сломала Мари жизнь. Даже Николя, знавший ситуацию больше со слов из-за чрезмерной занятости, высказывался весьма категорично обо всех происках Дамьяно-мать-его Давида-я-тут-звезда. И оба считали, что этот выскочка слишком много о себе думает, тем более после того, как прямым текстом послал своего менеджера, доведя ту до слёз. Мария сонно поднялась с постели и заглянула в ванную, откуда накинула небрежно халат, оголяющий ноги и часть нижнего белья. Это было даже больше для какой-то формальности, нежели реальной необходимости прятать тело. В дверь трезвонили уже минут десять, и игнорировать её было бы просто кощунством. Хотя, с другой стороны, кто мог заявиться на порог? Если только Николя, узнавший об очередном запое. Но едва Мари открыла дверь, как обомлела. Перед ней стоял Дамиано собственной персоной с цветами. Да не абы какими — то были любимые бело-розовые пионы, которые отыскать просто так в Италии за десять минут не очень-то и легко. К слову, Давид-то был при полном параде, готовый хоть прямо сейчас идти под венец. Вот же гадёныш привлекательный. Кэмпбелл сонно потёрла глаза, пытаясь понять, не привиделось ли ей данное зрелище. К счастью или нет, но это была окружающая действительность. Девушка сделала шаг назад, будто оступившись. — Мария, я хочу перед Вами извиниться, если Вы позволите мне, прошу. Нет, даже умоляю! — Дамиано тараторил, бегая глазами по побледневшему лицу собеседницы, пока та не осела на пол и не зарыдала, закрыв лицо руками. И Давид сделал решительный шаг навстречу, закрывая за собой дверь. — Прошу, простите, я идиот. Только не плачьте, пожалуйста, Мари, — парень опустился на колени, убирая цветы и осторожно касаясь плеча Кэмпбелл. Ему было неимоверно стыдно, а за вид плачущей Мари — в сотни раз более стыдно, чем было до. И вроде некуда себя деть, да надо что-то вразумительное сделать. Первое, что пришло в голову, — крепко обнять и прижать к себе, пытаясь успокоить. — Прости меня, Мари. Мне так стыдно, я не должен был говорить тебе всего того... Пожалуйста, прости меня, мне искренне жаль, я такой долбоёб, я не заслуживаю твоих слёз, — Дамьяно отчаянно шептал, сжимая подрагивающее тело возлюбленной. Мари в этот момент казалась очень хрупкой, совершенно стеклянной, будто вот-вот рассыпется на сотни маленьких осколочков, звонкой капелью растекающихся по полу. Словом, Дамиано ощутил себя тем ещё подонком, который сделал любимому человеку больнее, чем тот мог морально выдержать. Если раньше менеджер казалось непоколебимой скалой без эмоций, человеком, у которого не бывает промахов, тем, кто способен выдержать все бури и невзгоды, сейчас оказалась слабой маленькой девочкой, которую стоит защищать. Это льстило и заставляло чувствовать себя ещё хуже. Ведь это именно из-за него Мари была вынуждена показать эту свою сторону. — Прости, прости меня, прости меня, милая, прости ради всего святого, и не плачь, молю, ничто не стоит твоих слёз, моя хорошая, ну же, ну, — Давид коснулся губами чужих волос, мягко целуя. — Моя милая Мари, моя чудесная Мари, давай, ты сильная, прошу, не надо слёз... Мари и сама не была рада плакать перед тем, кто вызывал у неё настолько противоречивые и смешанные чувства. Но нечто внутри было сильнее самообладания, не давая сохранить хладнокровие и заставляя выплеснуть все эмоции уже который раз за день в слёзы и рыдания. Забота со стороны Дамиано была весьма приятной, по спине даже пробежали мурашки. Ну какой у него чудесный голос! Но это не отменяло того факта, что прошлой ночью фронтмен оскорбил и выгнал её, доведя своим поведением до слёз. Им двоим хотелось провалиться под землю со стыда. Рыдания прекратились лишь минут через десять, когда Дамиано и сам уже был готов расплакаться от бессилия. Он помог Мари подняться и отвёл её в ванную — привести себя в порядок. Ожидая девушку в коридоре, Давид рассматривал её дом. Почему-то казалось, что это место явно на двоих или даже троих, одному было бы крайне одиноко. Но Мария жила одна, он знал это точно, на все сто процентов. За этот месяц ему вообще удалось узнать много всего интересного. Про развод, происхождение, неудачную беременность, депрессию и даже алкоголизм. Наблюдательный чертила. Но выкладывать всё вот так в лицо было бы странно, поэтому парень просто рассуждал сам с собой. Пожалуй, ему хотелось бы тут жить. Всё в доме кричало о том, что это был выбор Мари, что ко всему была приложена её рука: начиная от потолков и заканчивая бамбуковыми досками на полу. Это было так необычно и уютно одновременно, что Дамиано дал себе чуть больше времени на представление совместной жизни, нежели у него было в реальности. — Нам стоит поговорить, — осипшим голосом сказала Мари, выводя Давида из своих размышлений. Девушка запахнула халат и направилась на кухню — готовить себе и неожиданному гостю чай. У менеджера опухли глаза, осип голос, да и в целом она выглядела достаточно неважно. Уставшей, немного сонной и совсем не пришедшей в себя. Да ещё и перегар. Сколько она успела выпить за прошлый вечер? Дамиано сел за стол, разглядывая белую скатерть с пятнами от вчерашнего алкоголя и парочку бутылок в углу. Парень уже десяток раз пожалел, что выпил вчера и наговорил столько гадостей. Стоило всё исправить как можно скорее. — Я не злюсь, всё в порядке, — Мария пожала плечами, поставив перед певцом чашку с чаем. — Просто у меня был неважный день, ты не виноват в этом. — Прости, — Дамиано вздохнул и взглянул собеседнице в глаза. — Я ревнивый идиот, ясно? Ты такая... Не такая, в общем. И ты мне очень нравишься, — наконец-то парень признался. Это ощущалось так, будто упала гора с плеч. — Ты мне тоже, но... Простите, Дамиано, я не могу ответить взаимностью. Мы с Вами только работаем, я уже неоднократно это подчёркивала. Мне очень жаль, но я правда не могу говорить о каких-либо романтических чувствах, — Мари откашлялась и сделала несколько глотков чая. — Постой, не ставь между нами стену, прошу. Дай мне шанс доказать, что я смогу нечто большее сделать для тебя, — Давид осторожно коснулся руки девушки. — Я умею быть другим, умоляю. — Хорошо. Хорошо, докажи мне до Евровидения, что я настолько важна тебе, что ты готов пойти на всё ради меня. Даже измениться.