Братья, по-любому

      Стоять около больничной койки, где в тяжелом состоянии находится один из близких, теперь казалось какой-то злой традицией. Пчёлкин на автомате выставил на тумбочку пакет с фруктами и плюхнулся на край кушетки.       - Я тебе там привёз… Потом посмотришь. Космос закряхтел, машинально хватаясь за забинтованный бок, поморщился, но смог подтянуть тело к изголовью, принимая полу-сидячее положение.       - Пчёл, скажи… С Жекой что? Холмогоров едва отошел от операции, сам напоминал сейчас иссохшую мумию с полностью забинтованным корпусом. Он был слаб и морально подавлен; о том, что было после того, как он отключился на руках Шмидта в ту роковую ночь, мужчина не знал. Пчёлкин запрокинул голову, уставился на светящую длинную лампу на потолке в попытке предотвратить накатывающие эмоции. Непонятно было, то ли лампа так противно и тихо жужжала, то ли кровь кипела в ушах. Его долгое молчание напрягло Космоса.       - Нет Жеки, - голос предательски сорвался, и Витя почувствовал влагу в уголках глаз. На Космоса будто упала наковальня. Раздробила грудную клетку и размозжила сердце. Мужчина открыл рот, но не издал ни звука. Колючий ком вскарабкался по гортани и саднил горло до такой боли, что Космос в прямом смысле начал задыхаться. Пчёлкин повернул к нему голову, видя, как Холмогоров схватился длинными, дрожащими пальцами за лицо. Его губы дрожали, он пытался вздохнуть, но из груди вырывался кашель вперемешку с зарождающимся гортанным рёвом.       - Я виноват… - хрипел Космос. – Не смог... Пчёлкин вскочил и притянул вздрагивающую голову друга к груди. Его красные глаза уставились на белую стену, а правая ладонь беспрерывно стала гладить затылок Космоса.       - Тихо. Замолчи, - в его осипшем голосе слышалась ничем не прикрытая мольба. – Просто замолчи, Кос. Космос смолк. Перед глазами с бешенной скоростью заплясали обрывки воспоминаний: как Женька улыбается, держа в руках фотоаппарат, как выходит из джипа Макс, как в свете фейерверков хищно блестит лезвие армейского ножа, как руки пытаются поймать оседающую на землю подругу, как холодный металл пронзает грудную клетку и как тело накрывает Женьку сверху в попытке защитить… Не смог. Девчонку спасти не смог.       - Что с Филом будет… Он же не переживет, Пчёл.       - Не знаю… - Пчёлкин потёр виски, ноющие от уже привычной за последние дни боли. – Давай не сейчас…       - С этой сукой что?       - И суки нет, - хмыкнул Витя.       - Я вообще до сих пор в мозгах это уложить не могу… Как… С чего вдруг.       - Потом, Кос. Всё расскажем потом. Ты сейчас главное в себя приходи. Витамины вон…       - Да какие на хрен витамины, Пчёл… - поморщился Холмогоров. – Юрка-то как? Блять, вообще абсурд, не верится, что я это спрашиваю… Пчёлкин поджал губы и поднялся.       - Не понимает пока, а у меня нету слов, чтобы объяснить. Сейчас у тёть Оли, она хоть в себя не уйдет… Ты прости, брат. Ехать надо. Завтра с Белым заскочим. Держись, лады? Мужские ладони соединились в крепком пожатии.       - Мы с тобой, брат, - Космос накрыл сжатые руки второй ладонью. – Всегда. Витя кивнул и покинул палату.       Шмидт нажал на «газ», как только Пчёлкин рухнул на заднее сидение и закрыл глаза. Как странно, жизнь продолжалась, и как бы не хотелось, но приходило утро, которое сменялось днем, потом вечером, и все вокруг было прежним, привычным, вечным. А Её не было. Осознание каждый день впитывалось в воспаленный мозг. Она лежит. Там. В земле. Одна. А он живет. Хотя нет, «живет» - слишком. Выживает? Тоже не совсем подходит. Существует. Да, влачит на себе груз пережитого и существует.       - Притормози у ларька того, - попросил охранника Витя, кивнув на виднеющуюся впереди серую будку. Шмидт молча выполнил просьбу. Пчёлкин вышел из машины и, приблизившись к табачному киоску, наклонился к окошку.       - «Кэмел» дайте. Пока тучная продавщица доставала с полки пачку сигарет, Витя полез во внутренний карман пальто за портмоне. Совсем рядом, справа, послышались звонкие юные голоса и заливистый смех. Несколько молодых людей, которым не было даже и двадцати, бежали по тротуару, устраивая настоящую снежную бомбардировку. «Женя!» - мальчишеский голос заставил Пчёлкина вздрогнуть. Он повернул голову, и в этот момент увесистый снежок прилетел ему прямо в лицо. Девчонка, отряхивающая шею от мокрого снега, подбежала к Вите и не нашла ничего лучше, как протянуть свою запасную светлую варежку.       - Простите, пожалуйста! Я не хотела… Витя тыльной стороной ладони утёр с щеки бисер из снега и хмыкнул.       - Бывает.       - Жека! – окликнул девчонку друг, выглядывая из-за угла ларька. – Ты идёшь, нет?       - Бегу! – девушка вновь смерила Пчёлкина виноватым взглядом, - извините еще раз, - и скрылась за поворотом.       - Молодой человек, вы брать будете или нет? – нетерпеливо проговорила продавщица. Витя молча положил на прилавок купюру, схватил «Самца» и прыгнул в автомобиль. Шмидт плавно вырулил вправо и поехал по знакомому маршруту. Пчёлкин, закурив, покосился на мужчину.       - Ты куда едешь?       - В офис. Саша еще там. Сначала его заберем…       - Тормози.       - Чего? – не понял Шмидт.       - Тормози, говорю! – рявкнул Пчёла. Автомобиль свернул на бордюр, и мужчина столкнулся с рассеянным взглядом охранника. – Я туда не поеду. Где назначена встреча?       - В администрации. Пчёлкин дернул ручку двери и молча вышел из машины. Шмидт поспешно выбрался с сидения и крикнул:       - Вить, ты куда?       - Там встретимся, - бросил через плечо он и вытянул руку, чтобы поймать попутку.       Машина с Беловым припарковалась у главного корпуса администрации, когда Пчёлкин уже был на месте. Он медленно мерил шагами широкий порог у здания и выкурил уже не меньше половины пачки. Саша вбежал по ступеням, молча коснулся плеча друга и подтолкнул ко входу. Они шли по светлому длинному коридору, выдержанному в вычурном стиле, и Пчёла машинально оценивал новые масштабы положения. Навстречу к мужчинам уже летела молоденькая секретарша.       - Александр Николаевич, добрый день!       - Добрый. Все в сборе?       - Да, идемте, пожалуйста, за мной. Друзья последовали за брюнеткой и зашли в конференц-зал. Охрана из четверых человек во главе со Шмидтом рассредоточилась по углам, главный остался у входа. Сотрудники проводили внимательным взглядом Белова, который уверенно шагал к главному столу. Весь его вид показывал полную невозмутимость, но на самом деле Саша сильно нервничал. Сейчас он был на посту депутата главного центрового округа города. И сейчас Саша впервые пришел на первый административный сбор власти. Все присутствующие выжидали. Белов тяжело сглотнул и начал:       - Всем добрый день. Предлагаю начать сразу – кратко и по факту. В наших общих делах имеется много пробелов, которые нам предстоит заполнить. Я со всем уважением отношусь ко всем присутствующим и нисколько не сомневаюсь в ваших способностях, но некоторые корректировки мне придется внести сейчас. Первым делом хочу вам представить нового управляющего экономическим отделом – Виктора Павловича Пчёлкина. Витя, который все это время задумчиво смотрел в одну точку, от неожиданности вздрогнул и поднял глаза на друга.       - Во всех делах, связанных с финансовыми расчетами, следуйте его указаниям, - невозмутимо продолжал Саша. – Первое время я буду вынужден отсутствовать и во всем полагаться на ваши, надеюсь, разумные и толковые головы. Как раз у вас будет время подчистить все недочеты и разобраться с текущими обязанностями. Белов посмотрел на часы.       - Надеюсь, все всё приняли к сведению? Будут вопросы? Сотрудники только закивали. Им было всё предельно ясно.       - Что ж, тогда на сегодня всё. Всем спасибо. Свободны. Секретарша попросила следовать за ней, и мужчины вновь вышли в коридор, поднялись на два лестничных пролета и свернули за угол. Девушка отворила темную деревянную дверь, жестом приглашая Белова войти первым.       - Это ваш кабинет. Если у вас еще есть вопросы или пожелания, я вся в вашем распоряжении. Саша глянул на ее бейджик.       - Спасибо, Настя, можете идти. Девушка молча откланялась и покинула помещение. Белов устало плюхнулся в кресло, бросив пальто прямо на свой стол. Пчёлкин опустился в темный кожаный диван, вытянулся во весь рост, сложил руки на груди и прикрыл глаза.       - Шмидт, вы пока свободны, - кивнул охране Саша. – Ждите внизу. Я позвоню. Охранники вышли, и теперь двое друзей остались наедине. Белый мельком оглядел свои новые владения, но теперь новая, взятая им высота не доставляла ни капли той радости, которую он испытал в ночь перед трагедией. Теперь жизнь была разделена вновь на «до» и «после», и цена этой новой жизни – невинная жертва. Их Женька. Их сестра.       - Как Космос?       - Как и все мы, - пробормотал в ответ Витя. Помолчал немного и вдруг выдал: - Слушай, тут бар есть?       - Проверь, - усмехнулся Саша. Пчёлкин встал на ноги и стал блуждать по новому просторному кабинету Белова. Открыл несколько шкафов – бумаги и папки. Подошел к окну, где обнаружил замаскированный под цвет остальных шкафов маленький холодильник, открыл его и усталые глаза увидели на нижней полке маленькие стеклянные бутылочки с различным спиртным.       - Дорогие коллеги, я вас приветствую. - Витя выудил две бутылочки с коньяком, протянул одну Саше, с другой без зазрения совести запрыгнул на стол. - Что думаешь, Белый? Этот вопрос давно висел в воздухе, и каждый ждал друг от друга ответов. Сегодня весь вид Пчёлы был абсолютно невозмутимый, но Белов знал, что внутри Вити разгорается революция. То, что Макса растерзали прямо в клинике, где работала Женя, Пчёлкин знал, и всем была ясна ситуация, почему палачом для убийцы Женьки стал не он. Но главного, кто отдал Карельскому приказ расправиться со всеми друзьями Белого, только ожидала эта карательная участь. Узнать заказчика оказалось так поразительно просто. Стоило оттащить из коридора тело Карельского и увидеть его мобильник в багровой луже крови. Саша набрал последний номер в списке вызовов. И через гудок услышал: «Сделано?». Этот голос он знал наизусть.       - Думаю, Пчёл… Думаю.       - А эта сука нихуя ни минуты не думал перед тем, как зарезать мою жену. Ни минуты! Тот, который столько гребанных лет был с нами! Тот, кто охранял тебя, Белый. Твою жену! Твоего ребенка!       - Тихо, - рыкнул Саша, прекрасно зная, к чему клонит Пчёлкин. – Сам всё понимаю. Думаешь, мне охуенно сидеть здесь, зная, чем мне досталось это гребанное депутатское кресло? Я задавлю его. Собственными руками задавлю.       - Ты депутат.       - А ты спец по финансам, блять, и что?       - А ты – депутат, - отчеканил Пчёла. – Твою башку я подставлять не дам. Они оба ощутили ту самую ловушку жизни. Когда кто-то чего-то добивается, и это «чего-то» однажды просто не оставляет выбора – или невыносимо смириться с очередным форс-мажором жизни, но сохранить предмет борьбы, или поступить по совести, но перечеркнуть все то время, все те жертвы, которые помогли добиться этого предмета борьбы. Саша понимал – сорвись он сейчас, и Каверин вновь сделает шаг к своей победе. Как действовать дальше – никто пока не знал. У Белова был план. Нечеткий, утопичный, но всё же план. И звался он Игорь Леонидович Введенский. Из министерства «добрых дел».       - Есть у меня одна мысль, - озвучил он вслух. – Начну оттуда. Но от ответки я не отказываюсь. Если всё полетит к чертям, другого выбора у нас не останется. Бутылки опустели за четверть часа. Они вдвоем покинули здание администрации и направились к Филу. Возле палаты стояла усиленная охрана. На посту вместо привычных за эти годы Марины и Наташи сидели новенькие медсестры. Они испуганно поглядывали на вооруженных мужчин напротив, наслышанные о кровавой бойне – двое охранников и медсестра Наташа были расстреляны прямо тут, в коридоре, а Марина, отделавшаяся пулей в плечо, слегла с приступом. Как только Пчёлкин и Белый зашли в палату, к Вите на грудь бросилась Тома. Сжав воротник его халата, она всхлипнула.       - Я не знаю… Как… Он… Саша приблизился к Валере и коснулся ладонью его лба, трепетно провел по волосам и увидел, что из глаз Фила текут слёзы. Такой боли в его взгляде Белов не видел никогда.       - Ты рассказала? – шепнул Тамаре Витя.       - Нет… - она закачала головой, прижимая кулачок к губам. – Не смогла… Пчёлкин подошел следом за Сашей, и их взгляды с Валерой встретились. И если до этого Фил только изводил себя терзаниями и предчувствиями, то сейчас он всё понял. Теперь, когда его тело медленно шло на поправку, душа умирала. Мучительно и быстро.       - Её… нет… - через силу прохрипел Валера. – Же… ни-ет… И тут Пчёлкина прорвало. Он закрыл лицо ладонями, не в силах больше сдерживаться. Невозможно было это выдерживать. Витя отошел к окну и уронил локти на подоконник.       - Прости нас, брат… - еле сдерживаясь, Саша крепко сжал плечо Фила. – Если сможешь – прости…       За окном ветер рвал тонкие ветки деревьев и выл где-то под сводами крыши. Вьюга заметала огромный сад с вечно зелеными пихтами. В зале мрачно и темно. Так же, как и в душе Пчёлкина. Сквозь плотно занавешенные шторы не было видно, как к воротам подъехало такси. А потом в дверь раздался ненавязчивый, но уверенный стук. Витя склонил голову на бок, прислушиваясь. Стук повторился. Пришлось подняться и, опираясь о стену, двинуться в коридор. В царящей темноте Пчёла споткнулся о разбросанные им же вещи, выругался и ударил по выключателю. Не сработал. Щелкнул еще раз. - Когда в этом коридоре будет работать выключатель? Уже два месяца обещаешь. - Сделаю, ну? Не грозись, гроза. Пойдем спать. Со всей дури долбанул снова. Заискрив, свет, наконец, зажегся. Пчёлкин добрался до двери и распахнул ее.       - Ты?       - Здоров, - Дунаев оперся ладонью о косяк двери. – Впустишь? Витя молча отступил в сторону, впуская мужчину. Тот медленно побрел на кухню, поставил на стол бутылку «горькой» и смерил взглядом вошедшего следом Пчёлу. Тот оценил ситуацию, молча достал из шкафа две рюмки и упал на стул. Андрей опустился рядом, откупорил водку.       - Нам теперь делить нечего, Пчёла.       - А мы и не делили… - хмыкнул Пчёлкин, осушив рюмку.       - Да, любила она только тебя… И верила всегда только тебе.       - Пришел поиздеваться?       - Ты не понял меня, - Дунаев выпил и горько усмехнулся, - я про то, что… Знаю, о чем ты думаешь. Знаю, что винишь себя. Но она была счастлива с тобой, Пчёлкин. И другой судьбы для себя не хотела. Она любила вас всех. Вы все были, как одно целое. Как семья… Вспомни, сколько раз вы ее пятую точку спасали.       - А в этот раз не смогли. Я не смог.       - В этот раз она спасла вас.       - Ценой своей жизни, Дунаев.       - Хреновый из меня утешитель… - Андрей наполнил рюмки. – Но я очень хочу, чтобы ты понял, к чему я это… Женька бы не хотела, чтобы ты винил себя. Пчёлкин молчал, уронив локти на стол, скрыл дрожащий подбородок в ладонях. Все вокруг было такое привычное, обставленное с любовью умелыми руками Женьки, и все было другое. Обеденный стол, телевизор, который Женя смотрела, пока готовила, шкаф со стеклянными дверцами, за которыми симметрично была расставлена простая, со вкусом подобранная посуда, большая кадушка с цветами около окна - все это было такое же, как всегда, и все было чужое. Друзья всегда говорили, что в доме у Пчёлкиных уютно и комфортно, и все знали, что это она, Женька, делала уютным и комфортным все, что окружало ее. И вот все это стояло перед мужчинами, точно обнаженное. Им было страшно потушить свет, разойтись, остаться каждому наедине со своими мыслями и ощущениями. И так они молча сидели до самого рассвета, - одни часы тикали.       - Я ее любил с первого курса. И люблю сейчас. Но знал, что перетягивать одеяло на себя никогда не буду. Хотел, чтобы она была счастлива. И если бы мне пришлось отдать за нее жизнь, я бы это сделал. И так же бы не хотел, чтобы она потом мучилась от чувства вины. У вас сын. Частичка ее самой. Надо жить ради него… жить ради ее памяти.       - Всё это так, - помолчав, согласился Витя. – Но сейчас это невозможно… Противоестественно, понимаешь? Я везде ее вижу, ищу везде. Сюда захожу, все еще надеясь по привычке… а потом осознаю, что ее нет. А мне тогда что здесь делать?.. Как мне в таком состоянии быть рядом с сыном? Оба замолчали. Но молчали впервые обо одном и том же.       - Живи, Пчёла. Живи за двоих. Пчёлкин пристально посмотрел на него. И как будто взглянул на друга жены под другим углом: лицо Дунаева пугало – серое, осунувшееся, с огромными черными кругами под глазами. И виной этому не только отпечаток скорби по Женьке.       - Хреново выгляжу? - голосом, лишенным всяких эмоций, спросил Андрей.       - По шкале от одного до десяти? Минус сто. Они оба усмехнулись.       - Я серьезно болен, - голос звучал сухо и спокойно, как будто Дунаев говорил ему о прогнозе погоды на завтрашний день. Глаза – колючие, будто неживые. – Лейкоз. Пчёлкин от услышанного чуть поддался назад.       - Дунаев, ты же врач… Как так-то? Тот равнодушно пожал плечами.       - Знаю несколько спецов, позвоню им завтра.       - Нет. Я ничего делать не буду, - отрезал Андрей. – Знаю, как это происходит. Не хочу. Проживу столько, сколько мне отмерено.       - Думаешь, Женька бы позволила? – взыграл на той же ноте Витя.       - Её бы, возможно, послушал… Только толка бы всё равно не было, - Дунаев обновил рюмки. – Но есть один плюс… Скоро ее увижу.       - Не по-товарищески, Дунаев.       - А я и не отрицаю.       - А говоришь, делить нечего.       - Да это я так… - Андрей выпил и схватился за сигарету. – Ладно, всё это лирика. У меня к тебе просьба будет… Ты мог бы дать мне на память какую-нибудь ее вещь?.. Пчёлкин помолчал немного и согласно кивнул. Поднялся, дошел до шкафа в детской и распахнул самый нижний ящик. Под ровно уложенными женькиной рукой стопками вещей отыскалась старая, потертая коробочка из-под сладкого подарка. Витя вернулся в кухню.       - Она очень его любила, - хмыкнул он, протягивая коробку Дунаеву. Тот распахнул крышку и увидел пожелтевшего вязанного кролика. Именно его двадцать пять лет назад Валерка Филатов подарил в новый год своей маленькой сестренке Женьке. Андрей сжал в ладонях игрушку.       - Известно, кто? Пчёлкин понял, о чем речь.       - Известно… Ждём удобного момента… Снова помолчали. Выпили.       - Ладно, пора мне. Извини, что как снег на голову… Тошно стало.       - Я впервые был рад тебя видеть, - честно признался Витя, и Дунаев увидел на его губах едва заметную улыбку. Уже стоя в дверях, Андрей протянул руку, и Пчёлкин крепко сжал ее, а затем, поддавшись порыву, мужчины кротко обнялись. Барьер негласного десятилетнего соперничества пал.       - Ты насчет спецов все же подумай, Дунаев. Андрей отрицательно покачал головой и захлопнул дверь. Январь 2000-го       - Папка, - Юрка остановился у ног Пчёлкина и взглянул на отца снизу вверх, - а мама… совсем улетела? Витя подтянул сына за руки, усадил к себе на колени и прижал его голову к груди. Мальчик взволнованно ждал ответа. А Пчёла гладил его по вьющимся светлым волосам, как раньше это всегда делала Женька.       - Нет, сынок. Она всегда рядом с нами, - мужчина коснулся груди Юрки там, где билось маленькое сердечко, - вот тут. И когда тебе будет нужен совет, прислушайся к своему сердцу. И ты услышишь нашу маму. Юрка поджал дрожащие губки и зарылся носом в отвороты пальто отца. Витя еще крепче сжал сына в объятиях, уткнувшись в его волосы. Так и просидели на детской площадке, пока не увидели Беловых. Саша шагал в их сторону вместе с Олей, которая вела за собой Ваньку.       - Физкульт-привет, - хмыкнул Белый, когда они поравнялись со скамейкой.       - Юрка, пойдем играть? – Ваня потянул младшего Пчёлкина, вырывая его из плена отцовских рук. Мальчишки бегали по детской площадке, кидались снежками, валялись в сугробах, и до Беловых и Пчёлкина доносился их звонкий смех. Оля присела по праву руку от Пчёлы, обвила друга за предплечье и положила голову на его твердое, напряженное плечо. Слова были лишние. Только присутствие, жесты и действия сейчас говорили лучше слов. Им всем было плохо. По-своему. А что остается делать, когда человеку рядом плохо, особенно, если плохо близкому человеку? Только разделить боль.       - Ну что, есть новости? – глядя на радостно прыгнувшего в кучу снега Юру, наконец, спросил Витя.       - Есть. Скоро всё кончится, Пчёл. И это «скоро» настало именно сегодня, когда к въезду на детскую площадку въехали две иномарки и один микроавтобус. Первая машина подала сигнал, блеснув фарами.       - Я сейчас, - пообещал Белов и пошел к автомобилю. Он открыл заднюю дверь и уселся на заднее сиденье к Введенскому. Игорь Леонидович пожал Белому руку, и впервые за столько лет депутат услышал волнение в его голосе:       - Ты подумал?       - А тут нечего думать, Игорь Леонидыч.       - Ты почти выдержал, мы его закроем.       - Я выдержал, но какой ценой? Там сидит мой друг, - Саша указал на площадку через плотно затонированное стекло. – А рядом с ним малыш, которому еще даже нет пяти. Эта тварь порезала их жену и мать, как скотину. И вы мне говорите подумать?       - Если Каверин умрет сейчас, то все карты вскроются. Понимаешь, Саш? Белый молчал. И Введенский понимал, что никакие уговоры не свернут эту глыбу.       - Хрен с тобой, Белов. Он в автобусе. Белый вышел из машины и пошел к микроавтобусу. Пчёлкин, напряженный весь, как натянутая струна, поднялся со скамьи, коснулся плеча измученной тревогой Оли, давая понять, что сейчас вернется, и уверенным шагом направился к другу. Под ремнем терся пистолет. Едва Саша зашел в автобус и заметил закованного в наручники Каверина, как услышал позади отборный мат. Это Витя прорывался сквозь преградивших ему дорогу кгбэшников.       - Стоять!       - Я пройду, ты понял?! – рычал Пчёлкин.       - Не положено, сказал! Злость придала мужчине такую силу, что сдвинуть бойца в два раза шире себя ему не составило большого труда. Белов едва успел перехватить Пчёлу за плечо, когда тот буквально ввалился в автобус. В салоне царил зловещий полумрак, и друзья увидели дьявольский блеск прямо перед собой – Каверин, сверкнув зрачками, расплылся в хищном оскале. Пчёлкин решительным движением вынул свой «кольт» и как одержимый кинулся на противника. Один, второй и через круговой разворот третий сокрушительный удар.       - Ты! Тварь! – рукоятка пистолета пробила висок, и Каверин, не удержав равновесия, упал с сидения, напрасно пытаясь прикрыть голову повязанными руками. Пчёлкин схватил его за шею и приставил к подбородку холодное дуло оружия. Предохранитель опасно щелкнул. – В глаза, сука! Смотри мне в глаза, мразь!       - Стоп! Пчёла! – Белов в последний момент обхватил друга со спины и рывком дернул на себя. Раздался выстрел. Витя упал навзничь, накрывая собой тяжело дышащего Сашу. В эту же секунду в микроавтобус ворвался Введенский и двое бойцов. Каверин, пошатнувшись, выпрямил спину и взглянул на них исподлобья. Пуля прострелила соседнее от него кресло.       - Чёрт бы вас всех подрал, - выругался Игорь Леонидович. Сейчас положение дела осознавали все – убийство врага, так или иначе, привело бы Александра Белова к обнулению всех счетов. Саша поднял Пчёлу и, хлопнув его по плечу, подтолкнул на выход, а затем двинулся к дверям сам, когда услышал довольный, тихий смех Каверина. Момент – и его ботинок с размаха ударил по самодовольному Володиному лицу. Грязь оттаявшего снега смешалась с кровью, хлынувшей из разбитых губ и носа Каверина.       - Сгори в аду, сука.       - Подожду тебя, Саша, - прохрипел униженный враг. Пчёлкин на негнущихся ногах дошел до ближайшего сугроба и рухнул в заледенелый снег. К мужчинам уже бежала испуганная Оля, а за ней, как по ниточке, - Юрка и Ванька.       - Что? – Белова застыла напротив, глядя на опущенную голову Вити. – Саша, что?       - Всё пучком, Олька, - Белый крепко сжал плечо друга и рухнул рядом с ним в тот же самый сугроб. Мальчишки бросились к рукам мужчин, и так и замерли они, сцепленные одним чувством, слыша, как ревет сзади мотор, как с жалостным свистом шуршат шины, и только Оля наблюдала, как отъезжают от детской площадки две иномарки, а за ними – злополучный автобус, увозящий в мрачное, недалекое будущее бывшего славного опера Володю Каверина.