После случившегося состояние Кёко серьезно надломилось: она перестала общаться с кем-либо, даже забросила свою учёбу. Главари Вальгалы пригрозили не только физической расправой с ней и ее близкими, но и шантажом интимными видео- и фотоматериалами, которые успели сделать во время процесса — теперь она не сможет обратиться за помощью в полицию. Более того, девушка даже побоялась говорить о случившемся родителям, опасаясь осуждения. Это останется между ней и Казуторой. И… теми, кто видел всё в тот день.
Она изменилась. Сильно. Теперь это не та самоуверенная стерва, о которой все знали. Она стала самой собой. Перестала пытаться быть крутой в том кругу общения, что ее окружает. Теперь она спокойная, добрая, отзывчивая… Почему?.. Она сейчас нуждается в таких же людях.
Ханма не хотел ее отпускать после совершения изнасилования и публичного унижения. Она поняла, что в большей степени он и выступал организатором всего этого, манипулируя Казуторой, который, к слову, ощутимо сожалел о случившемся, но при этом старался не подавать виду. Он больше с ней не общался, а она старалась всячески избегать его, чувствуя дикий страх.
Ханма хотел направить материалы шантажа на то, чтобы она стала их рабыней. Чтобы она безропотно делала абсолютно все, что он или другие представители Вальгаллы попросят. Речь шла не только о сексуальных утехах, но и других мелких поручениях в их пользу. Однако, Казутора настоял на том, чтобы Кёко больше не трогали.
Она благодарна ему и одновременно ненавидит. Ненавидит его и себя: его — за потакание манипуляциям Ханмы, себя — за недобросовестное поведение по отношению к нему… теперь понимает, насколько не тактично себя вела.
Несмотря на все, прямо после самого инцендента, когда она лежала и рыдала в луже спермы, Казутора был единственным, кто позаботился о ней. Он, совершенно не брезгуя тому, в каких биологических жидкостях она была испачкана, аккуратно поднял хрупкое тело и отнес в свободную комнату, которая по своим функциям больше походила на личный кабинет. Именно Казутора обработал каждую ее рану, а после, нежно поглаживая по волосам, уложил спать, подмешав снотворное в горячий чай. Она помнит, как он извинялся перед ней, понимая, насколько ее надломила вся эта ситуация. Если бы она продолжала себя вести так же агрессивно, — он бы без слов сделал все необходимое, чтобы ей было хотя бы немного лучше. Но, понимая, насколько она оказалась обнажена не только внешне, но и внутренне, он открылся перед ней взаимно, при этом осознавая, что все эти нежные слова, полные сожаления, могут ранить сильнее.
— Пожалуйста, прости… Я не знаю… Что на меня нашло… Черт, я… — слова давались ему с трудом, но он не прекращал извиняться. — Я вижу, что ты сожалеешь о своём поведении, хоть и я… вел себя как последний мудак… В общем… Я не прав… И сделаю всё, чтобы ты больше не чувствовала себя в опасности.
Казутора не прекращал гладить дрожащую Кёко, пока та медленно засыпала со слезами на глазах. Она тогда не знала, стоит ли ему верить… Но он не врал.
Ее тело очень долго болело после изнасилования, но видимых, то есть, внешних следов в виде синяков или ссадин практически не было.
«Умоляю, больше не трогай меня. Клянусь, я сожалею о всем, что тебе сделала... Прости меня... Но, пожалуйста, больше не делай мне плохо... И защити меня от своих друзей. Я очень боюсь» –
Они иногда переписывались в социальных сетях короткими фразами только потому, что она боялась тактильного и аудиального контакта с ним. Сильно боялась.
Некоторые из банды продолжали ее преследовать. Они запомнили, как выглядит Кёко, поэтому, каждый раз, когда она выходила в магазин или ещё куда-то на несколько минут и случайно встречалась с кем-то из них, слышала омерзительный свист в свою сторону и колкие фразочки. Мужчины явно хотели продолжения, но не могли напасть на виду у публики. Поэтому, каждый раз после подобной травли, она писала Казуторе, как лидеру Вальгаллы, пытаясь найти в нем спасение или защиту, несмотря на страх к нему и чувству ненависти.
Ей хотелось покончить жизнь самоубийством. Очень хотелось. Кёко даже придумала план по безболезненному лишению жизни: всего-то закупиться лидокаином, обколоть этим препаратом место надрезов, чтобы не ощущать ничего, а дальше, надавив лезвием посильнее, перерезать вены вдоль, при этом отдыхая в горячей ванне. Главный критерий – отсутствие родителей в доме.
Перед совершением своего плана она снова написала Казуторе:
«Это ты во всем виноват! Я ненавижу тебя! Почему ты так со мной жестоко обошёлся?! Знай, что теперь я покончу со своей жизнью из-за тебя. Не могу больше жить. Не могу вычеркнуть из памяти все, что со мной произошло. От этого унижение хочется избить себя по голове до тех пор, пока не потеряю память, но на это у меня не хватает сил. Прощай. Ненавижу. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ЧЁРТ ПОБЕРИ. НЕНАВИЖУ!» –
После этого сообщения чувство вины усилилось и буквально начало съедать парня изнутри. Он, конечно, незамедлительно приехал к ее дому и помешал планам девушки.
«Самое сильное наказание – твоя совесть»
