close your... gestalt

Он долго смотрит на неё, опираясь о кухонную столешницу и дожидаясь, пока вскипит чайник, чтобы заварить ей зелёный чай. Он наблюдает за тем, как она сосредоточенно что-то печатает в своём телефоне, судя по всему ведя какую-то очень увлекательную переписку с кем-то из подруг. А может, из друзей. Или даже из любовников. Что он вообще о ней знает, кроме того, что у неё есть дочь, мама и пару незакрытых гештальтов? Что ей 35, и она дважды разведена? Что она любит зелёный чай? Что она не самый психически стабильный человек в его жизни? Что его вообще в ней так зацепило, чтобы он сейчас кипятит этот дурацкий чайник вместо запланированной встречи насчёт клипа? - Ты чего там застыл? - спрашивает блондинка, улыбаясь ему. - Чай варю, - на автомате отвечает Дима, только сейчас замечая, что чайник давно вскипел, а он просто задумался, - Завариваю... Он несёт ей огромную чашку свежезаваренного чая и ставит на журнальный столик в гостиной, усаживаясь на диван рядом с ней. И всё ещё пытается понять, что же в ней такого особенного, чтобы всё это стоило того. Она тянется к нему, чтобы обнять или поцеловать – без разницы: его просто уже тошнит от этой тактильности. Ему не нравится это, его раздражают её прикосновения, словно организм сам по себе отторгает её всю. Целиком. Разумеется, она замечает это, она же не слепая. И не тупая. Но у неё не возникает никаких вопросов: она молча убирает от него руки и отстраняется, не собираясь навязываться и уж тем более предлагать себя. Даже в морально убитом состоянии. - Сори, - зачем-то говорит она, реально извиняясь и беря в руки чашку. - Поль... - тяжело вздыхает он, тоже понимая, как это было ею воспринято. - Всё нормально: ты живой человек, и тоже можешь не хотеть ничего... и меня, - она так спокойна и рассудительна, что ему страшно. - Да я хочу тебя! - настойчиво возражает он, слегка теряясь в формулировках, что определённо забавляют, - Просто я реально устал, и мне всё так надоело... - Что-то изменилось после того вечера, да? - уточняет она, ведь они оба всё прекрасно понимают. - Да, - честно признаётся Дима, устало потирая лоб рукой и переводя на неё взгляд, - После того, как ты сказала, что не видишь смысла и попросила не любить тебя, во мне что-то щёлкнуло. Я вроде бы всё так же люблю тебя, но каждый раз к этому чувству идёт приставка «в этом нет смысла». И если ты правда так думаешь, то зачем всё это? - Главное, не мучай себя, - просит она, с сожалением глядя на него, - Если хочешь, чтоб я ушла, я уйду и оставлю тебя в покое. Они смотрят друг на друга и как будто бы видят насквозь, и всё понимают, но ничего не могут с этим сделать. И уже не играет роли её дочь, её мама и все остальные родственники, с которыми он бы однозначно нашёл общий язык, если бы проблема заключалась только в этом. - Я и так в покое, - заверяет Дима, как будто бы это сейчас самое главное. - Ты не писал и не звонил неделю, не хотел видеться, тебе неприятны мои прикосновения, - она перечисляет всё это, самостоятельно делая выводы, - Какие тут могут быть варианты? - Я уже объяснил, что не писал, потому что был занят, а не потому что не хотел, - они снова спорят, но в этом опять нет смысла, - А твои прикосновения... в них как будто бы тоже нет смысла... Я просто живу с мыслью, что всё это кончится, и не хочу привыкать и привязываться к тебе, но проблема в том, что я уже привязался, и даже если сейчас ты уйдёшь, рано или поздно я сдамся и пойду за тобой. - Это не любовь, Дим, - она не верит, что действительно говорит это вслух; что произносит слова своей матери, которые совсем недавно казались ей сущим бредом, - Ты просто придумал себе, что, раз у нас тогда не получилось, то сейчас ты должен попробовать снова и сделать всё возможное, чтобы... закрыть этот гештальт... Она смеётся от того, какой они сделали круг; от того, как всё это тупо; от того, что им обоим не хватило ума понять это сразу. Он тоже усмехается и её заумные термины больше не бесят его. - Я просто хотел доказать, что у нас ничего не вышло не потому что я тебя не любил, - неожиданно говорит он, доходя до этой истины только сейчас, - Но я не отказываюсь ни от одного своего слова, сказанного за эти несколько месяцев: я хотел и всё ещё хочу быть с тобой. - Чтобы мы возненавидели друг друга и окончательно оборвали связь? - уточняет она, не понимая его мотивов. Она ничем не рискует, проводя рукой по его небритой щеке и как бы успокаивая, если в этом ещё есть смысл. А кто успокоит её? Кто объяснит ей, ради чего были все эти долгие месяцы работы над собой, которые не привели ровным счётом ни к чему? Какая разница, почему её муж предпочёл уйти к другой женщине вместо того, чтобы решать проблемы вместе и работать над отношениями? Какая разница, что пошло не так, если она и так уже сделала всё, что могла? Зачем всё это?.. - Как только ты переступишь этот порог, вся наша связь мгновенно оборвётся, - невесело констатирует он, нисколько не сомневаясь в том, что именно так и будет, - А я так боюсь сейчас ошибиться... - Ошибиться? - Ошибиться и поверить в то, что по отдельности нам будет лучше, то есть отпустить и снова потерять тебя. Он почти что сапёр, перед которым два провода, и непонятно, какой нужно перерезать, чтобы не ошибиться. Или ошибиться, но не подорваться. И чтобы ей не срикошетило. Он же заботливый. - Давай дадим друг другу время? - она звучит так убедительно, что у него нет шанса отказаться, - Посмотрим, что будет дальше... Никаких расставаний, никаких обрываний связи: я отвечу на любой твой звонок или сообщение в любое время суток. Он привык доверять ей, точно зная, что она не обманет. И сейчас ему тоже нужно согласиться, потому что других вариантов ответа не существует. А зачем всё это нужно ей, он не знает. К чему эти жертвы и компромиссы? Почему она всё ещё здесь, а не в такси по пути домой? Почему не слышно хлопка двери и отдаляющегося стука её каблуков по крыльцу дома? Почему? Это происходит именно так: вы формально договариваетесь увидеться снова, не обрывать никакие связи, не теряться, чтобы не ставить точку и не прощаться; не давать никаких обещаний и не зарекаться; но всё равно отпускаете друг друга рано или поздно, понимая, что вам просто не по пути. - Ладно, - кивает он, не чувствуя никакого подвоха и мысленно ослабляя ту эмоциональную хватку, которой удерживал её всё это время. Ей по-прежнему больно, но сеансы психотерапии всё же чему-то научили, и в данном случае – отпускать. Даже когда её брак было уже не спасти, она тешила себя надеждой, что сейчас всё образуется, тучи рассеются, и выйдет солнце. И она сможет простить и жить дальше. Она до последнего держалась за возможность сохранить семью, искренне не замечая, что семья уже рухнула, и вокруг неё руины, останки, пепелище. И никакой любви. Своего бывшего мужа ей не жалко, но уже и не обидно от всех его поступков. А Диму она хочет пожалеть и не уничтожать в нём хотя бы остатки веры в любовь, потому что он не заслуживает страдать ещё шесть лет и винить себя за то, что потерял её. Потому что они оба ни в чём не виноваты, и никто не в праве их судить. Она допивает свой чай, делая вид, что всё в порядке; что действительно верит в то, что однажды он всё-таки напишет или позвонит, и не через несколько лет, а совсем скоро. Она не даёт ему возможности разобраться в собственных чувствах, на корню обрубая даже саму мысль об его любви к ней. И искренне верит, что всё делает правильно. - Ты всё доказал, - слабо улыбается она, прикрывая глаза, - Закрывай свой гештальт... Они всё ещё есть друг у друга и всегда будут. Просто не вместе. Или вместе, но не в этот раз.