***
Какие то люди переговаривались в углу. На медиков не похоже - ни халатов, ни специальной рабочей одежды. Скорее всего, волонтёры. Но долго обращать на них внимания Саймон не хотел - спешил в палату, в укромную комнату на конце коридора, где кроме одной койки, тумбы и окна его никто не ждал. И такой компании ему было очень и очень мало. Тумба не умеет разговаривать, кровать только скрипит иногда под его немногочисленным весом, а из окна часто доносился шум ветра и шевеление ветвей деревьев. Саймон устало оглядел всю эту бело-серую картину с тёмным пятном одеяла на кровати. До смерти надоевшее кресло, казалось вот вот распадётся на винтики и гайки от старости, оставляя беспомощного парня посреди палаты. Осторожно, чтобы не разломать до конца единственный способ передвижения, он подкатил к кровати и найдя в себе силы перенёс обездвиженные конечности на колючее одеяло, устраиваясь поудобнее ко сну. Делать больше нечего, ни телефона, ни радио ему не давали в целях безопасности. Как будто он был опаснейшим психом, чьё недовольство и припадки можно было вызвать малейшим звуком. Он и был им, пару месяцев назад. Но сейчас ведь его состояние заметно улучшилось, но ежедневно оставаясь один на один с собой, невольно он опять начинал думать что он никому не нужен, а доктора́ и редкие визиты Софи это лишь малая капля в огромный ледяной океан беспросветного одиночества. «Тогда почему мне не заменят это грёбаное кресло... Серьёзно, это единственная вещь что меня сейчас раздражает. Даже чёртовы таблетки уже не так действуют на нервы, как это дьявольское устройство. В каком году оно было куплено вообще, интересно... Будто две войны прослужило.» — да ты сама челядь! - чей то возмущённый голос доносился из коридора, тихого, будто карцер или заброшенный бункер. Видимо, это сказал один из тех что стоял в углу коридора. Их Саймон не запомнил, да и не очень то хотел, а зачем? — какой в этом смысл? - опять донеслось из коридора. Действительно, а какой? Какой смысл в этом кресле? Последняя соломинка утопающего? Если уж и хвататься за что то, чтобы не утонуть, то уж лучше за ветку или корень дерева. Какой смысл продолжать лечение? Ради чего? Ради кого? Саймон не умел ничего делать ради себя, и не очень хотел. А зачем? Зачем быть счастливым? Чтобы жить было легче? Но какой в этом смысл? Зачем жить, если несчастен? Зачем было рождаться, если в конечном итоге всё равно скормишь червей и какая разница когда проиграет финальный аккорд? Саймон молча пялился в потолок усталыми глазами. Серый, покрытый мелкими трещинками, как его душа. Он опять начал думать о себе. Единственное развлечение: думать о чём либо, как и всегда. Это было временами приятное занятие, но не в те моменты, когда искалеченное сознание опять заселяли апатичного настроя серые мыши-мысли, грызя его мозг как затвердевший кусок сыра. Ладно ещё мыши, но чёрные жирные крысы, которые не прочь полакомиться всем что найдут, откусывали крупные куски оставшегося здравого рассудка, оставляя раны кровоточить. Такие мысли Саймон ненавидел и старался вытаскивать из головы любыми подручными средствами, будь то таблетки или бесконечные терапии. «К чёрту. Плевать, что там думает Софи и врачи. Я смогу. Я сам, даже если никто не поможет. Потому я так хочу. Не хочу валяться в этой душной палате до конца дней. Я сам себе помогу. Никто не поможет - потому что им всё равно. Люди ведь живут как то сами по себе, даже не имея возможности ходить. Я хочу начать всю свою жизнь заново. Без перерождения, конечно... - правой рукой протёр красные от недосыпа глаза, - назло всем. Я смогу. Вытащу себя из этого дерьма, в которое и затащил. Что мне нужно для того, чтобы чувствовать себя комфортно, даже будучи прикованным к креслу? Физическая сила. Нужно много тренироваться. Попросить кого нибудь сделать мне перекладины. Или я сам. От кровати. Или... Необязательно ведь подтягиваться, можно делать планку или ещё что нибудь для развития мышц рук и спины. Чёрт, я даже не задумывался раньше, как такая банальная штука как ноги подведёт меня в омут... Не важно. Отосплюсь, и начну наконец заниматься собой.» Саймон постепенно засыпал, представляя образ себя с неловкими попытками сделать элементарные физические упражнения.***
В дверь постучали. Саймон сразу же очнулся от слабой пелены дрёмы, в которую впал на пару часов. Стучали звонко, привычно, и он понял что пора принимать таблетки. И не ошибся: в палату вошла та женщина, что сидела за регистрацией. — доброе утро. - саркастично процедила между зубами недовольное приветствие, зная, что день уже давно прошёл и улицу постепенно заполняли сумерки, - твои таблетки. Женщина поставила стакан воды и пару таблеток на тумбу. — ага, спасибо... - сонно успел проговорить Саймон, перед тем как дама проследовала к двери, цокая красными каблуками туфель. — и кстати, - дама обернулась, всё так же недовольно оглядывая Саймона, что приподнялся на локтях, собираясь принять лекарства, - к тебе тут гость. — гость? - едва успел ответить, совсем не понимая о чём речь, хотел было переспросить, о каком конкретно госте она говорит, но не успел, и женщина покинула палату, закрыв за собой дверь. В дверном проёме краем глаза заметил силуэт, сидящий у двери. Спросонья не смог разглядеть, кто именно там сидел, да и что можно разглядеть за теперь уже закрытой дверью? Ничего. Саймон снова кое как развернул кресло, перенося сначала задницу и после небрежно расположил ноги на подставки. С недовольством поморщился, готовясь к порывам жалости к нему самому от неизвестного гостя. Взял с тумбы таблетки, мигом проглотил, запив водой из стакана. Но из за спешки немного разлил на себя. — твою ж мать, - нервно бросил, поставил стакан на прежнее место и вытер рукавом подбородок и шею, куда попала вода. «Не заходит. Значит, не София. И не мама. Но кто тогда?» В голове вместе с отвращением к себе из за неловкости поселился комок любопытства, и с каждой секундой он увеличивался. Саймон кое как подкатил к двери, аккуратно приоткрыв скрипучие деревянные ворота между его палатой и пустынным коридором, окрашенные неровно белой краской. Рядом с дверью сидела сгорбившись девушка, придерживая на коленях сумку через плечо. Он успел разглядеть чёрные грязноватые от осенних луж ботинки, прежде чем девушка оглянулась на него и начала диалог. — привет, - она улыбнулась, не так, как улыбалась София при каждой встрече, и не так, как пытался улыбаться Пурнелл, когда заходила речь про парализованные ноги Хенрикссона, приподнимая бровь. — ..эм, привет? - Саймон неуверенно приоткрыл дверь пошире, чтобы немного проехать вперёд и развернуться лицом к собеседнице. А кресло как обычно наехало на трещину в полу и никак не хотело выезжать. —...застрял. - вслух сказал, пытаясь отшутиться, натянуто улыбнувшись. — я помогу. Не успел возразить, как девушка уже аккуратно развернула кресло и вернулась на прежнее место. — ой, спасибо, - он и понять не успел, как она быстро и ловко справилась с трудной для него задачей, - но я бы и сам мог. — ну, в следующий раз так уж и быть, не буду делать поспешных действий. Она улыбнулась чуть шире, и это не была улыбка жалости и сочувствия. Он заметил, что она даже не смотрела на его омертвевшие ноги в мешковатых тёмных джинсах, как делала это София. — мне тут сказали, - Саймон старался продолжать диалог, неуверенно, будто впервые говорил вообще, - что ко мне придёт гость... — ага. И это я. — правда что ли? - он будто не верил своим глазам и всему происходящему. — угу. Меня Анна зовут, а тебя? Кажется, Саймон? Будем знакомы. - она протянула руку, почти не напрягаясь, и Саймон сперва не понял этот жест, но потупив пару секунд протянул свою руку в ответ, завершив дружелюбное рукопожатие. — ага... Так, а зачем ты, - он немного замялся, - то есть вы, зачем вы хотели меня навестить? — можно и на "ты", я не кусаюсь. - она снова улыбнулась, так открыто и спокойно, но старалась не быть через чур активной, придерживаясь манерам общения собеседника, - просто, поговорить. Тебе ведь наверняка не с кем здесь поболтать о всяком. — так и есть, - Саймон с недоверием оглядел гостью, сравнивая её с теми кто приходил ранее: психологи, психотерапевты, хирурги и многие многие кто пытался его поддержать, - вы ведь психолог, верно? То есть, ты. Будешь развивать во мне желание и любовь к жизни, да? Он тоскливо и устало улыбнулся, не желая показаться грубым. — а что, я так похожа на психолога? - она снова приподняла бровь, не сводя взгляда с его неопрятного лица, - не-а. Я далеко не психолог, но может быть кое какие хитрости знаю. И не думай, что я тут пришла тебя жизни учить, хорошо? Я такой же человек как и ты. А всем людям нужно общение. Какое-никакое, а оно важно всегда и везде. «Как ты можешь сравнивать себя со мной! У тебя есть отличная пара ног, и они совершенно здоровы!» - злобно промелькнуло в голове Хенрикссона. — ну, может, не совсем такой же как я... - он кивнул на свои ноги на подставках. — ну и что? Будь у тебя хоть три ноги или десять - ты всё равно остаёшься человеком. Тем, с кем можно общаться на равных, не взывая к жалости и сожалению. Она мельком глянула на нижние конечности Саймона, не переставая разглядывать его лицо. — оптимистично. - он хмыкнул. — а иначе никак. Быть пессимистом намного дороже. Полным оптимистом быть, конечно, тоже дорого стоит. Поэтому нужно стараться держаться посередине, не перебегая с одного конца палки на другой, верно? — ага... И тебя совсем не смущает, что за человек я был раньше? Он наконец пересилил себя и глянул в глаза девушки - и не увидел в них привычной жалости, грусти сожаления и сочувствия. Ничего подобного, что было в глазах Софии, мамы и Пурнелла. А она, кажется, увидела в его тёмных потускневших и усталых глазах маленькую искру надежды на спасение. — нет. Совсем нет. Какая разница, кем ты был, если это в прошлом? Сейчас ты совершенно другой человек, а завтра будешь опять совсем другим. Жизнь ведь не стоит на одном месте, и время тоже. Вчера ты думал о прошлом, сегодня о текущем дне, завтра будешь думать о следующем. — ты говоришь умные вещи... - Саймон вяло ухмыльнулся, - но ты уверена, что у меня получится забыть всё это? Как я убил тех... Тех двух несчастных полицейских. Как я причинял боль своей возлюбленной. Как я причиняю по сей день боль и страдания себе. Ты уверена, что я выберусь из всего этого? Он пристально смотрел на неё, и ухмылка исчезла с его губ. Вспомнив снова всё что он натворил, Саймон готов был опять расплакаться, перед человеком, с которым знаком не более пяти минут. Ощущая себя тряпкой и ничтожеством, его голову вновь заполонили крысы. — я знаю, что ты сможешь. Ты сильный, Саймон, раз сидишь сейчас перед мной, проговаривая всё это вслух. На это тоже нужно найти в себе силы, рассказать всё, не сдерживая в себе. Ты большой молодец, что сказал мне это. Не бойся, я помогу тебе в этом. Если ты, конечно, захочешь. Не думай, что это будет для меня чем то мучительным. В каком то роде, это часть моей жизни. Помогать тем, кто почти потерял надежду. Если ты согласен, - она протянула руку, поправив складки на его рукаве кофты, так аккуратно и заботливо, как никто никогда ранее, - я помогу. Она не улыбалась больше. Её лицо вновь приняло серьёзный вид бойца, готового пройти через любые испытания, лишь бы защитить родину. Лишь бы помочь Саймону. Без корысти и сожалений, если всё пойдёт под откос. — я... - голос предательски дрожал, - я согласен. Честно. Мне... Мне действительно нужен кто то, чтобы справиться со всем этим. Я буду очень признателен и безмерно благодарен, если ты поможешь мне справиться со всем этим дерьмом, в которое я себя втянул, и сейчас втягиваю тебя. — тогда отлично. Это второй твой сильный поступок, согласиться на помощь других. Ты сам понимаешь, что одному будет очень сложно справляться со своим недугом. Если человек отказывается от лечения, то насильно его лечить бессмысленно. Никакого толку это не принесёт. И если считаешь, что принесёшь мне только страдания от того что я тебе буду помогать - это всё ерунда. Выкинь мысли свои плохие, они будут только мешать. Начнёшь жить по новой, с новыми мыслями, с новым телом, и всё будет хорошо. Она подмигнула, скрывая глаз с коричневым пятном за веком с остатками чёрных теней. — спасибо... - он тяжело выдохнул, отгоняя подступивший ком к горлу, - никто так... Никто так раньше не говорил обо мне. Спасибо. Правда. — вот, видишь. Ты начинаешь познавать новые вещи, незнакомые, непривычные. Разве это не здорово? Разреши себе принять помощь, разреши себе наконец выбраться из тяжёлого прошлого. Будь новым человеком, забыв всё что когда либо делал. Знаешь, человеческий мозг штука довольно загадочная: когда хочешь что то вспомнить, и не можешь, но когда не хочешь, то всё равно вспоминаешь абсолютно всё. Могу предложить тебе представить, что вся твоя боль прошлого - это действия и жизнь другого человека, другого себя, за которого ты больше не в ответе. Ведь правда, пострадавший здесь только ты, и никто больше. Они продолжают жить свою жизнь, спокойно функционировать как и все остальные люди в мире, а ты продолжаешь думать о том что застрял здесь, в госпитале для душевнобольных. Не думай так. Представь, что ты просто находишься здесь для продолжительной реабилитации. Ты сможешь, я знаю это. И забыв всё это, почувствуешь себя другим. Тем, кем не был никогда. И это, по своему, крутые ощущения. Так люди себя чувствуют, когда переезжают из квартиры, в которой прожили десять лет, и вместе с квартирным мусором и хламом оставляют прежних себя на мусорке, постепенно обновляя себя, как морально, так и физически. Если хочешь, можем поговорить обо всём этом. — хочу, - он внимательно слушал её, прогнав всех крыс и мышей вон из головы, - ты мне расскажешь? Серьёзно, я так давно ни с кем не говорил, что уже даже не знаю, как там, за пределами этих коридоров. — я расскажу. У меня много чего есть рассказать. А ты, я вижу, любитель послушать, и это неимоверно круто! Только скажи мне, когда устанешь, ладно? А то уже темнеет, как бы ты не заснул здесь. — плевать... - он чуть махнул рукой, прогоняя эти глупые вопросы, - если и засну, то со мной ничего не случится. — тогда хорошо. Навостри свои ушки, потому что рассказывать придётся действительно много.***
Они проболтали так несколько часов, сидя перед палатой. Она говорила, а Саймон слушал, кивал и иногда задавал вопросы на непонятное, и иногда отвечал, делясь своим жизненным опытом. Говорили, как интересно устроен человеческий организм, как многие люди справляются со своими внутренними переживаниями и проблемами, находя покой и счастье в незначительных для других малых вещах, как быстротечна жизнь, о её минусах и плюсах, ужасных вещах и прекрасных, о том, что нужно жить, не смотря на все сюрпризы, какие подкидывает судьба. Иногда принимать их, и иногда бороться за лучшее, за себя, за свои интересы и счастье. Говорили, пока Анна не начала замечать, как Саймон потихоньку впадает в дрёму. — ты уже засыпаешь, я вижу. — ну и что? - он приподнял уголки губ, - я хочу ещё послушать. — если я расскажу всё сейчас, то завтра мне будет нечего рассказывать. У тебя пропадёт интерес. — не пропадёт. Ты сама говорила, мозг способен что то забывать. — не совсем забывать. Скорее, откладывать на самую дальнюю часть подсознания. — видишь, это я, наверное, прослушал. — потому что сонный. Давай я помогу тебе лечь? — я не против. — вот и отлично. - она улыбнулась, поднимаясь со стула, и аккуратно разворачивая кресло минуя трещины на полу, направила его к кровати. — дальше я сам. Спасибо. — куда сам? Ты уставший, будто поднимал весь день тяжести. Нельзя так тратить силы. Человек, он как аккумулятор телефона, если часто разряжать до нуля, то он испортится. Аккумулятор можно заменить легко, а физическую силу намного дольше и сложнее. — заучка. Ты это всё где то прочла, или сама поняла? — где то прочла, где то кто то сказал, кое что и сама поняла, конкретно про аккумулятор. - она усмехнулась, помогая Саймону переложить ноги на кровать. — спасибо. Мне правда, немного неловко, что такая хрупкая девушка как ты возится с таким кабаном как я. — это ты кабан? Шутник. А я и не хрупкая вовсе. Да и мне не впервые такое делать приходится. Так что не парься, я готова ко всему. - она гордо подняла руку, показывая несуществующие бицепсы. — ты тоже юмористка, в каком то плане. Оба слабо засмеялись. — ты ещё придёшь ведь? - Саймон с грустью и надеждой глянул на неё, аккуратно присевшую на край кровати. — конечно. После работы, и наверное немного пораньше, чем сейчас. — а ты работаешь? Где? И кем? — завтра расскажу. А то неинтересно будет. — опять ты за своё. - он устало закрыл глаза, немного ухмыльнувшись. — не опять, а снова. Не в первый раз. — ага... Кстати, - он вспомнил, что забыл её имя, - как я могу тебя называть? Анна как то... Слишком официально, что ли. — как тебе угодно. Я не обижаюсь на клички или ещё что то. — Нют. Подойдёт? — вполне! Ты разве знал, что моё имя можно как то... Уменьшать? — завтра расскажу. Он шутливо высунул язык. — ладно, умник, - она хихикнула, - завтра так завтра. И правда. Утро вечера мудренее, всё прошедшее забудется, и снова будет место для новых мыслей, для новых разговоров и тем. — ты права. Так что, до завтра? — ага. Она поднялась, аккуратно подставляя кресло поудобнее, чтобы утром парень смог без проблем взобраться на него. Взяла стакан с тумбы, и протерев рукой капли воды, прошла к двери. — спокойной ночи. - оглянулась подмигнув. — и тебе. - Саймон слабо улыбнулся. Дверь захлопнулась. По коридору раздались тихие шаги, неспешащие, проследовали до конца коридора. Послышался звук движения лифта. И она покинула этаж. «Было весело... - думал Саймон, - круто. Здорово. Я рад, что так случилось. Как она говорила, нужно уметь принимать помощь и сюрпризы судьбы. Если это очередной такой сюрприз, то я рад и приму его. Круто.» Так он думал, размышляя над пятном в её глазу: что это такое? Гематома? Какая то болезнь? Может, она тоже не совсем в здоровом состоянии и тоже нуждается в поддержке? Завтра он обо всём её расспросит. Приятно было засыпать, думая о чём то новом, не о себе и своих проблемах, не о прошлом, а будущем, о завтрашнем дне, о новой встрече. Так Саймон глядел в стену, с коряво приклеенными обоями, и думал, медленно погружаясь в сладостный сон. Он любил спать, когда не снятся кошмары. Сон - единственная вещь, за которой можно было безопасно убить время. А времени у него было вагон и... Маленькое кресло.