Всё не так уж плохо

Юнги просыпается в одиночестве. Чимин еще утром ускакал на занятия танцами, он так сам сказал, по крайней мере. Мин потягивается, зевая и улыбаясь. Вчера ему дали аж двести пятьдесят рублей — деньги совершенно огромные. Вот он отдаст долг Паку в размере ста рубликов и еще останется сто пятьдесят. И странное такое чувство в груди: хочется любимого своего порадовать. Купить ему что-нибудь, чтобы он всю ночь его потом благодарил. Порывы чувств к Чимину случаются иногда, особенно на выходных, когда можно не заниматься рэкетом, не избивать никого, а быть простым, совершенно обычным человеком. Ведь старшему тоже иногда хочется семьи, хочется тепла и чтобы вместе в отпуск, куда-нибудь в Геленджик, под палящее солнце. Были бы как настоящие парочки, держались бы за ручки, а по ночам бы не давали спать жителям гостиницы, не сдерживаясь, и чтобы звук проходил через тонкие стены. Юнги вообще постоянно забывает, что Пак — парень. Он просто любит его, просто никому не хочет его отдавать и всё. Вообще Юнги чувствует себя в его квартире как дома. Пак её сам купил, на свои собственные деньги. Мин же снимает какое-то захолустье на окраине города. Стоит дорого, условия там просто ужасные, но других вариантов нет особо. С утра до вечера Юнги тусуется в этом районе, ему потом обратно к себе ехать неохота. Чимин же всегда рад его у себя видеть, а потому Мин может находиться здесь по несколько дней подряд, ночевать, но вместе они все-таки не живут. Мужчина так и валяется весь день дома, но вот на часах уже семь вечера. А Чимин всё домой к себе не приходит. Странно всё это, а ещё внутри у Юнги всё кипит. Какое-то предчувствие, которое распространяется по телу неприятными импульсами. Чимин же вчера с какими-то мужиками заигрывал, а сейчас его дома нет. У Мина характер очень вспыльчивый. Он собирается за минуту. Ещё через минуту заводит машину ключом и едет туда, где Пак занимается танцами. Его встречают две девушки. Кажется, с ними Чимин ходит на фитнес. Юнги спрашивает прямо с ходу: — Чимин где? Девушки переглядываются сначала. Смотрят на Мина какое-то время, замечая его странное взволнованное, вперемешку со злыми выражениями, лицо. Они не знают, что Пак встречается с этим мужчиной, но догадываются, что во всем этом что-то не так. — Так уехал, — отвечает одна из них наконец. — Куда? — хмурится Юнги. Девушки не знают, можно ли им говорить. Почему-то кажется, что нельзя, но одна из них всё же произносит: — В сауну. Мин дышит тяжело, а после, как ошпаренный, выбегает на улицу. — Я что-то не так сказала, да? — спрашивает девушка у другой. — Пизда. — Кому? — Да походу, Пак Чимину. Мин заводит машину, у него даже руки трясутся, когда он их на руль кладёт. Впереди пробки, как назло. Юнги губы кусает, не знает, что делать. Стоять здесь долго. Он по рулю бьёт, матерится и с ума от злости сходит. Он бегом бежит по лестнице вниз, в подвальное помещение. Сауна, хоть и видно, не легальная, но тут всё выглядит прилично. Наверное, у мужика, который привёз сюда Чимина, есть деньги. А Мин уверен, что его привёз сюда один из тех богатых козлов-авторитетов. И это вдвойне бесит, потому что у Юнги денег нет. У него они не задерживаются совсем, всё Хосоку переходит. И даже новая его зарплата через неделю-две будет потрачена до копейки. Мужчина пробегает мимо администраторов, видя дверь. Он тянет её на себя так резко, слыша, как сотрудники ругаются вслед, но ему всё равно. Потому что... — Ты че, блять... — тихо произносит Юнги, смотря на открывающуюся ему картину: Чимин сидит на коленях какого-то жирного мужлана и весело хихикает с ним о чем-то. — Юнги, — Пак, услышав знакомый голос, икает от страха. Он говорит первое, что в голову приходит, — Да ты не так всё понял! Мин резко хватает его за руку, буквально скидывая с чужих колен и отталкивая подальше, в сторону. — Замолчи, — перебивает он, — дома поговорим. — Ты че, говнюк, не видишь, мы время проводим? — говорит мужик. — Ты кого говнюком назвал, пидор вонючий? — Юнги резко толкает его в стену, тот ударяется об неё бошкой, — А? — Не рыпайся, а то охрану позову. — Правильно, — кивает Мин, растягивая губы в безумной улыбке, — тем более, она тебе щас самому понадобится, чтобы в скорую позвонить. Юнги хватает его за край халата двумя руками, а после швыряет его на пол. Мужик, пошатываясь, падает на колени. Мин со всей дури пинает его в живот ногами и губы поджимает так зло. У него вид действительно пугающий, а глаза, словно у быка, налиты кровью. — Юнги! — визжит Чимин, закрывая лицо руками и вздрагивая. Мужик кряхтит и пополам сгибается, а Мин силы своей не жалеет. Он его по животу раз-два, раз-два, пока у того глаза от боли не закатываются. Потом присаживается на колени и бьёт уже в морду. Раз-два, раз-два и у того кровь из носа течь начинает. Пак смотреть на это не может, у него тонкая душевная организация, а Юнги заставляет его смотреть. — И так с каждым будет, кто к тебе, сука, подойдёт, — выстанывает Мин, пока из чужой морды делает отбивную. Чимин же смотрит, как у его знакомого башка в разные стороны дёргается, словно в шее позвонков нету, и ойкает, потому что видеть это неприятно. — Да хорош ты его! — просит Пак и Мин останавливается. Вырастает очень быстро рядом с Чимином и надвигается, словно ураган. К стене его загоняет. — Че сказал? — у Юнги брови приподнятые и вид похуистический. Пак сглатывает, сказать ничего не может. Мин его резко за грудки хватает и встряхивает разочек, — Че сказал, блять? Башкой об стену прикладывает. Об дерево, которым сауна обшита, а Чимин не двигается, смотрит. — Ещё раз, блять, увижу! — повторяет Юнги, — Ещё, блять, хоть один раз! Посмотри на него! Мин его ещё раз встряхивает довольно сильно, у Пака голова болтается туда-сюда. — Пиздец! Юнги смотрит, как его счастье щёлкает семечки и сплевывает шкурки на неровный асфальт. Он ему их купил в качестве извинения. Ну приложил Мин его об стену, но это от ревности. Его это так выбесило. Блондин же выглядит злым и все щёлкает, щёлкает. Газетку ему купить, что ли, под кулёк, а то как-то некрасиво кожурки на асфальт сплевывать. Люди субботник недавно делали все-таки. Чимину же вообще все равно, он шуршит ими, а губы, и без того пухлые, распухли от соли и покраснели. Мину нравится, кстати. — Иди поцелую, — сюсюкает Юнги. — Нахуй иди, — отвечает Чимин равнодушно и не отвлекаясь от своего лакомства. — Да ладно, обиделся? — Да пошёл ты... Гандон. Старший смеётся долго, а после достаёт из куртки пачку Camelа да зажигалку янтарного цвета. Берет себе одну штучку и поджигает бумагу. — Бушь? — спрашивает Юнги, затягиваясь. Чимин на него смотрит, хмыкая недовольно, а потом убирает семки к себе в карман. Руки, жирные немного от семечек, вытирает об себя, а после медленно подходит, виляя бёдрами. Сам берет сигарету у Мина из кармана, потом пачку засовывает обратно. Подносит вплотную краешек свертка к тлеющей папироске Юнги, а потом вставляет сигарету меж своих губ. Затягивается, пока она потрескивает и смотрит на Мина очень даже равнодушно. — Не, я вот че не понимаю! — Юнги начинает возмущаться, — Какого хера? Это я должен обижаться, ведь это ты мне изменяешь! — Не изменяю, — из паковского рта выходят клубы дыма, — контакт налаживаю. Мин недовольно хмыкает, слыша это. — Круто налаживаешь, я смотрю. — Он сцену обещал показать большую. Не то что кабаки, по которым я выступаю. — Будь благодарен! — требует Юнги, — Если бы не я, то у тебя бы и этих кабаков не было. — Спасибо. Перед твоими дружками-головорезами петь, — хмыкает Чимин, — конечно, одно удовольствие... — А ты пой, Чимини, а не смотри на них. Ротиком работай. — Так я и работаю, — Пак снова затягивается, а Мин вдруг хватает его за шею больно, так, что кислород весь ему перекрывает. — Ты мне пошути так еще, ты мне, блять, пошути!