Подари ему любовь

— Антон? — короткое емкое слово эхом разнеслось по пустой комнате, наполненной вязкой тишиной.       Знаете это ощущение, когда ты идешь мыться, залезаешь в ванную, настраиваешь комфортную для себя температуру воды и включаешь душ… из которого на тебя начинает литься кипяток. Что вы чувствуете в этот момент? Шок. Мозг сразу же переходит в режим экстренной работы, посылая сигналы рукам, которые начинают беспорядочно крутить ручки крана, чтобы как можно скорее вырубить этот обжигающий оголенную кожу кипяток. И вот же подарок судьбы! Горячая вода сменяется на ледяную. Кайфово… Кожа горит от резкого перепада температуры, сердце колотится, как заведенное, а перед глазами плывут черные круги от такой шоковой терапии. Ну так что? Знакомо это чувство?       Антону точно знакомо. Он только что испытал все выше описанное на своей шкуре, при этом оставаясь совершенно сухим.       Голос. Голос, который он узнает из тысячи и не перепутает ни с каким другим. Ирина Кузнецова. Девушка, которая во всей этой истории жертва. Жертва обстоятельств, жертва случая. Она безвинна. Она искренне любит и ждет… ждет ответов на бесчисленное количество вопросов, накопившихся за эту безмерно тяжелую для всех неделю. Девушка, которую Антон предал самым мерзким способом из всех существующих. Хотя… разве бывают хорошие способы предательства? Вряд ли. Но все же Антон выбрал САМЫЙ мерзкий и унизительный.       Парень заставляет себя развернуться лицом ко входу, машинально пряча правую руку с зажатым меж пальцев листом бумаги, хранящим в себе чужую душевную боль, которую видеть никто и не должен был. Но Антон уже увидел. Увидел израненную душу, которую девушка вывернула наизнанку в этом стихе. И в момент, когда взгляды Антона и Иры встретились, бушевавшие внутри чувства боли и самоуничтожения удвоились или даже возвелись в квадрат. Ебанная математика.       Ира. Она стоит тут, так близко, смотрит на него своими преданными глазами цвета растопленного молочного шоколада, в которых ещё горит надежда на то, что сейчас все встанет на свои места и их река жизни вернется в прежнее русло. Она стоит перед ним в своем светло-розовом пуховичке, в шапочке, съехавшей ей прямо на лоб и наползающей на глаза, в белых кроссовках с развязанным шнурком на одном из них. Розовые девичьи губы растягиваются в лучезарной улыбке, когда их взгляды встречаются. Да, это была Ира. Его Ира. Или уже не его… — Тоша… — Шнурок… развязался… — невпопад промямлил Антон, даже не представляя, насколько глупо сейчас звучали эти слова. — Шнурок? — растерявшись окончательно, Кузнецова глупо уставилась на своего парня, пытаясь понять, к чему он это вообще сейчас сказал. — Тош, ты пропал на неделю, не выходил на связь, а сейчас… говоришь мне про… шнурок?       Антон молчал, лишь неопределенно повел плечами, еще крепче сжимая и без того сильно измятый белый лист за спиной. Комику казалось, будто этот клочок бумаги может сейчас спасти его, спрятать от нежеланного тяжелого разговора. Наивно. По-детски глупо. Но зато не страшно. Не страшно потому, что у Антона сложилось стойкое ощущение, будто Дарья стоит за его спиной. Стоит и сжимает его ладонь, переплетая пальцы. Парень буквально чувствовал тепло ее кожи на своих руках, слышал скрежет металла соприкасающихся колец. Это помогало. Пусть и выглядело, как фантазии душевнобольного. — Тош, — шепчет девушка, подходя все ближе, делая каждый шаг с осторожностью, будто боясь, что Антон в любой момент может исчезнуть, как исчез неделю назад.       Антон хотел бы. Правда, очень хотел испариться в воздухе, не оставляя после себя ни единого следа. Пропасть навсегда, чтобы никто и ничто его больше не тревожило. Но, к огромному сожалению для Шастуна, он не колдун, исчезать просто на ровном месте не умеет, поэтому ему приходится открывать рот и выдавливать из своей глотки хоть какие-то членораздельные звуки, отдаленно напоминающие осмысленные слова. — Ир, я… давай дома поговорим… — слова не хотят вылезать из горла и так и норовят застрять где-то на полпути, перекрывая доступ кислороду.       Дом. От этого некогда родного слова на языке появился какой-то неприятный горький привкус. Нет у него больше дома. Антон куда охотнее бы вернулся в ту старую, разбитую квартиру на окраине Воронежа, где не во всех комнатах на стенах были обои. Там всегда как-то по-особенному тепло. На кухне пахнет жареными яйцами, по комнатам разносится звонкий детский смех. Там уютно. — А ты приедешь? Или опять в Воронеж умотаешь? — еще один шаг. Она слишком близко. — Я очень переживаю за тебя, Антош… Арс сказал мне, что у тебя эмоциональное выгорание, что тебе просто нужно было от всего отвлечься и сменить обстановку, но… Ты мог хотя бы позвонить… Я так переживала за тебя…       Теплые нежные руки обвивают его талию, русая голова прижимается прямо к груди. В нос тут же бьет легкий цветочный аромат духов, а в голову — мысль о том, что это не тот запах. Он слишком мягкий, слишком женственный и отчужденный. Антона воротит от этого запаха. Куда больше ему по душе был тот тошнотворно сладкий аромат, который мог наполнить собой все свободное пространство. Тот ядреный запах перегара, который сбивал с ног даже трезвого здорового мужчину. Тот легкий запах распаренной кожи и геля для душа с морской солью. Эти ароматы стали ему роднее.       Ее тело. Ее теплые крепкие руки, стройная, подтянутая талия, округлые плечи. Ира близко. Он чувствует каждую ее косточку, каждую напряженную мышцу. Это тоже не то.       Всеми фибрами души Антон пытался по-настоящему искренне тянуться к девушке, которую он любил долгих 5 лет, но у него не получалось. Парень не хотел признаваться в этом даже самому себе, но когда он обнимал Иру, то не чувствовал ровным счетом ничего. Не было в животе тех порхающих бабочек, не было легкого мандража во всем теле. Ничего. Будто Антон прижимал сейчас к своей груди совершенно чужого, незнакомого человека. Это не то. Не то хрупкое худощавое тельце, изнеможённое наркотиками. Ира была теплой. Это нормально, так ведь? Но Антон привык к другим, до жути холодным рукам, которые с трудом дотягивались до его плеч, а их невесомые касания вызывали волны мурашек по напряженному телу. Давай же… Ну! Давай! Это же Ира! Моя Ира! С которой я был рядом так долго! — Антон закрывает глаза, медленно втягивает носом ее цветочный аромат, гладит ее покатые плечи, запускает руку в шелковистые волосы и мысленно старается убедить себя, что вот она, его девушка. Ее он должен любить. — Я не мог за неделю похоронить в себе чувства, которые росли на протяжении 5-ти лет! Не мог, блять! Не мог!       В комнате тихо. Дима спокойно сопит на своем уютном диванчике, не обращая внимания на мечущегося в сомнениях Антона и прижимающуюся к нему Иру.       Хлопок. Шастун открывает глаза, моментально отпихивая от себя девушку в сторону, и устремляет взгляд к входной двери, где... никого нет. — Тош, ты чего? — испуганно спрашивает Кузнецова, смотря туда же, куда и парень. — Дверь… хлопнула… — шепчет Шастун, неотрывно наблюдая за куском дерева, перекрывающим вход. — Ну, мало ли кто-то ошибся. У вас же тут постоянно люди туда-сюда носятся.       Антон молчал, продолжая сжимать в руках уже весь истерзанный клочок бумаги, который от таких истязаний над ним превратился в мусор. Ощущение призрачного присутствия Дарьи пропало. На душе заскребли кошки. И парень не знал от чего именно. — Ир, у нас собрание скоро начнется, — не глядя на девушку, прошептал Антон, — дома поговорим, хорошо? — Хорошо, Тош, — Ира улыбнулась и потянулась к щеке парня, оставляя на колючей коже невесомый поцелуй, — я приготовлю что-нибудь на ужин.       Девушка уходит. Кожа на щеке неистово горит. Это не то. Не то, блять!

***

      Москва. Ебанная Москва, которая не способна стоять на месте. Этот город никогда не спит. Люди здесь постоянно находятся в движении: снуют туда-сюда по многочисленным веткам метрополитена, бегут за автобусами, водители которых делают вид, что не замечают опоздавших пассажиров; сидят в кафе и ресторанах, поглощая бесчисленное количество пищи, ходят по магазинам, гуляют по улицам и паркам. Люди везде. Они не стоят на месте. Иногда кажется, что если город замрет хоть на мгновение, то он тут же исчезнет, сотрется с лица земли вместе со всей этой суматохой.       Движение. Суета. Это затуманивает чистый рассудок, заставляя приезжих людей, не привыкших к такому темпу жизни, спешно вливаться в этот человеческий поток и бежать уже хоть куда-то, лишь бы не отставать от остальных.       На улице сегодня была просто наичуднейшая, прелестнейшая… сука, самая мерзотная и отвратительная погода, которую вообще можно себе представить. Голубое небо и яркое осеннее солнышко? Нет, блять! В Москве о таком не знают! У них есть только блевотно-серое небо, без единого намека хоть на какой-то малейший просвет, тошнотворно мерзкая грязь под ногами, которая образовалась из-за чего-то, сыпавшегося с этого проклятого неба. Снегом это назвать было сложно. Ледяной дождь. Подгоняемый постоянными порывами жгучего ветра дождь, который буквально впивался в нежную кожу лица, доставляя не самые приятные ощущения прохожим.       Тошнит. Атмосфера угнетающая. И даже вторая сигарета подряд не спасает. Пиздец как тошнит. Это все из-за погоды… или из-за привокзальной шаурмы…       Тело пробила крупная дрожь от очередного порыва ветра, а желудок внутри завязался в тугой узел, не позволяя недавно съеденной пище пройти уже хоть куда-то. Надо было бы вернуться в помещение, выпить таблеточку от отравления, но…       Даша все стояла на улице, настойчиво игнорируя оцепеневшие от холода конечности. Она как-то слепо таращилась перед собой, наблюдая за тем, как бесформенные клубы дыма растворялись в воздухе, оставляя после себя целое… ничего. Ожидаемо. Это должно было быть ожидаемо. На что я рассчитывала? Что мы приедем в Москву и Ира об этом не узнает? Не захочет поговорить, блять, со своим парнем, который перекрылся от нее на целую неделю?! Все логично, Даш! Все пиздец как логично! Тогда почему внутри что-то снова скребется? Почему видеть этих двоих в теплых объятиях было так… неприятно? Потому что ты, Дарья, тупорылая наивная дура, которая успела напридумывать себе ахуеть какую счастливую жизнь под боком популярного комика! Успокойся. Остановись. Он помог тебе. Все. Больше он тебе ничего не должен. Антон, максимум, твой друг, а то и просто хороший знакомый. Ничего больше. — Ничего больше… — в такт своим мыслям пробубнила девушка, отбрасывая в сторону истлевший бычок. — Извини? Это ты мне? — неожиданно прямо над ухом раздался хрипловатый мужской голос.       Дарья вздрагивает всем телом и резко разворачивается в ту сторону, откуда исходил звук. Кроссовки скользят по остекленевшей после этого недодождя земле, и девушка, теряя равновесие и стараясь руками ухватиться за воздух, заваливается на спину. Жесткий асфальт встречает хрупкое тело, как родное, пробивая каждую косточку искрами боли. — Сука! — завопила девушка, хватаясь обеими руками за ушибленный бок и сворачиваясь в калачик прямо на мокром ледяном асфальте. — Боже мой! Осторожней!       Крепкие мужские руки обхватывают талию девушки, придерживая ее под подмышки, и одним уверенным движением поднимают на ноги. Дарья, старательно пряча злость и раздражение в суетливых движениях, отряхивает толстовку от липкого грязного снега, пока мужчина взволнованно глядит на взъерошенную, помятую и явно недовольную девушку. — Извини. Не хотел тебя так пугать…       Даша бросает злобный взгляд на виновника этого происшествия, из-за которого у нее теперь болели все косточки в спине, но как только их взгляды встречаются, яростный пыл тут же остывает. — Арс Сергеевич? — Так меня еще никто не называл, — улыбаясь во все тридцать два зуба и поправляя съехавшие на нос очки, ответил Арсений. — Еще раз прости за этот инцидент. Не ожидал, что ты так дернешься.       Дарья коротко улыбается и достает из уже достаточно исхудавшей пачки очередную сигарету.       Арсу есть за что сказать спасибо. Саднящая боль в левом боку заставляет девушку забыть о мучающей ее тошноте. Видимо, такая встряска помогла шаурме усвоиться в желудке.       Попов почему-то медлит и не спешит прятаться в теплом светлом помещении от этой слякоти. Он продолжает стоять рядом с девушкой, нависая над левым плечом, и вглядываться в черты незнакомого лица. — Вы в курсе, что опаздываете на пиздец какое важное собрание, на котором Стас обещал устроить разнос? — даже не смотря в сторону мужчины, спрашивает девушка в надежде на то, что ее сейчас оставят в гордом одиночестве, которое ей было жизненно необходимо. — Да, я в ку… подожди! А ты откуда знаешь? — А я ваша новая девочка на побегушках, — Дарья улыбается, наблюдая за реакцией Арсения, на лице которого читается искренне удивление. — Ладно, шучу. Меня зовут Дарья, я племянница Антона Шастуна. У меня были с работой проблемы, и вот любимый дядя помог, пристроил к вам в команду помощником… кого-то. Не помню кого. — Вот это новости! Сколько лет знаком с Тохой, он никогда не рассказывал про такую милую племяшку. — Антон умеет скрывать личную жизнь. — Что ж… ты права… — Арсений сжимает ручку входной двери. — Значит, мы оба страшно опаздываем! И Стас действительно устроит нам разнос! Так что бросай сигарету, и пошли.       Не дожидаясь реакции от девушки, Арс выхватывает из ее рук недокуренную сигарету, выбрасывает ее в ближайшую лужу, от чего зажженный табак сразу же недовольно зашипел, и затаскивает Дарью в помещение.

***

— Парни, рад, что мы почти в полном составе. Арс пару минут назад писал, что уже подъезжает. Дождемся его и начнем, — Стас отхлебнул кофе из бумажного стаканчика, который обжигал своим теплом его пальцы, и откинулся на спинку кресла, блаженно смакуя терпкий вкус напитка.       Дима, проснувшись от голоса продюсера, кое-как заставил свое размякшее, безвольное тело принять сидячее положение рядом с Сережей, который только пришел и слишком громко пиздел, мол Позов занимает непозволительно много места. По факту, конечно. Но что делать, если очень хочется спать, ведь ночью придаваться морфею ему не давали эти Ромео и Джульетта, которые устраивали концерты на весь вагон.       Антон молча сидел на приглянувшемся ему подоконнике, тормоша в руках остатки от белого листочка из Дашиного альбома, и временами нервно поглядывал на наручные часы, прикидывая, как давно девушка ушла на поиски «тайной комнаты». Ее нет уже очень долго.       Конечно, не стоит Дарью недооценивать. Она спокойно могла забрести в какой-нибудь съемочный павильон и заболтаться с кем-то из приглашенных звезд. Даша ведь прожужжала Антону все уши, пока они ехали в такси на вокзал в Воронеже, о том, как она мечтает познакомиться с кем-то из «пиздец популярных чуваков из телевизора». Видимо, Шастуна и Позова ей было мало…       И все же ее нет слишком долго. Антон уже собирается поднимать свою задницу с нагретого места и идти на поиски своей племяшки-потеряшки, но его останавливает резко распахнувшаяся дверь и Арсений, влетевший в комнату. — Всем привет! Стас, ты мог бы вполне законно прибить меня за опоздание, но… Смотрите, кого я вам привел!       Попов отступает в сторону, освобождая проход, и в комнату заходит почему-то вся взъерошенная и мокрая Дарья. Ее короткие темные волосы липнут ко лбу, толстовка вся вымокла насквозь, но девчонка не обращает на это никакого внимания. Синие глаза скользят по всем присутствующим, умело избегая взволнованного взгляда со стороны подоконника. — А, ты Дарья, верно? — Стас поднимается со своего кресла и подходит к девушке, протягивая руку. — Верно, — Даша отвечает на рукопожатие, невесомо касаясь чужой теплой ладони своей обледеневшей рукой и растягивает губы в обаятельной улыбке. — Парни, знакомьтесь! Это Дарья. Она теперь будет работать с нами. — Нихуя! Это что, наша новая муза? — Сережа чуть ли не подпрыгивал на месте от такой неожиданно хорошей новости. — Стас, ты просто сделал мой день!       Дарья лишь сдержанно улыбнулась, одаривая Матвиенко оценивающим взглядом.       Понеслась душа в рай, дорогая… Ты сама выбрала этот путь, так что давай, вливайся в коллектив…

***

— Миш, привет, — прижимая телефон одним плечом к уху, а в руках таща целую кипу бумаг, которую нагрузил ей Шеминов, Дарья спускалась по бесчисленным лестницам студии на первый этаж. — Дашка? Ну ничего себе, какие люди! — голос на том конце провода был искренне счастливым. Миша действительно рад был ее слышать.       Дарья не контактировала ни с кем из прошлого окружения после того, как бросила наркотики. Она была уверена, что именно эти люди тащили ее на дно. Мы же уже говорили, что так проще… Проще обвинять других людей во всех своих несчастьях, чем признаться самому себе, что виноват в этом только ты сам...       С Мишей Даша перестала общаться после того, как тот отказался привозить ей очередную дозу. Обида. Она была по-настоящему зла на парня, который, кажется, пытался хоть как-то помочь ей спасти собственную жизнь. Да, в моменты ломки Дарья не могла здраво оценить эту ситуацию и осознать, что Миша лишь заботится о ней, а не желает зла. Когда же зависимость отступила, прошла и неконтролируемая беспричинная злость, но на их место пришел стыд. Даша даже не хотела вспоминать все свои красноречивые словечки, которые она послала в сторону бедного парня. Так общение и прекратилось… — Как ты? Как семья? — Да в целом все неплохо. Жена с сыном в Волгограде пока осели, я же разрываюсь между Воронежем и Москвой. А ты-то как? Ты так резко перекрылась ото всех… — Я… Я в Москве сейчас. Работу нормальную нашла, чтобы денег заработать и Богдана забрать... — слова неохотно вылезают из горла, так как воспоминания о мальчике, который остался в Воронеже совсем один без ее присмотра, причиняли ощутимую душевную боль. — Ого! Дашка, ты большая молодец! Я надеюсь, у тебя все получится! — девушка уверена, что на том конце провода парень улыбается. Она не видела этого, но точно знала. Это как-то согревало… — Подожди… Ты в Москве? А где ты остановилась? — Да, пока нигде… — Что ж ты молчишь?! Я тебе сейчас адрес СМС-кой кину, ключи возьмешь у соседки. Я все равно пока в Воронеже по делам задержался, так что можешь спокойно обживаться.       Теперь улыбается и Дарья. Она натягивает на плечи куртку, накидывает на голову капюшон и выходит на улицу, продолжая глупо улыбаться и радоваться тому факту, что ей не придется жить в квартире Антона и Иры. Это было бы слишком больно, слишком сложно морально и физически. Даше нужно было личное пространство, место, где она могла бы уединиться, отдохнуть от давящего на нее общества, и квартира Миши была для нее идеальным вариантом.       Телефон вибрирует в руках, оповещая хозяйку о новом сообщении. Адрес. Дарья закуривает очередную сигарету, зажимая огромную стопку бумаг подмышкой, и уже собирается вызывать такси. — Дарья!       Двигаясь уже куда более осторожно, чем пару часов назад, девушка разворачивается и видит направляющихся в ее сторону всю дрим тим Импровизации. — Да? — Вот ты носишься, малая, — запричитал Сережа, останавливаясь около девушки и тяжело дыша, — еле догнали! — Куда направляешься? — Вообще собиралась на квартиру вещи отвезти и сесть с вашими документами разобраться. Стас сказал изучить расписание каждого и найти вам время на два технических прогона. И судя по всей этой макулатуре, — Дарья демонстративно повертела бумажками перед глазами парней, — я засяду надолго. А что? — В жопу бумажки! — Матвиенко выхватил из рук девушки всю стопку белых листов и нагло перепихнул их растерявшемуся Антону. — Мы все сегодня собираемся в один хорошенький закрытый клуб. И мы хотим, чтобы ты пошла с нами!       Даша обвела взглядом сонного Диму, обаятельно улыбающегося Арсения, потерянного Антона и буквально пылающего энтузиазмом Сережу, прикидывая, что ей ответить на такое спонтанное предложение. С одной стороны, идти пиздец как не хочется… Хочется просто где-нибудь спокойно полежать и подумать о жизни, а не наблюдать за чьим-то безудержным весельем. С другой — вливаться в коллектив мне действительно нужно… Сука… — Хорошо. Я в деле. Дядя Антон скинет мне адрес, я приеду, — мило улыбаясь, отвечает она и глубоко затягивается, чтобы заглушить протестующие мысли.       Парни радостно прощаются с ней и с Антоном, который все еще продолжает сжимать в руках перед собой бумажки, подсунутые ему Сережей.       Когда все уходят, парень отмирает. — В квартиру? Я думал… — Я не буду жить с тобой, Антон, — убирая с лица фальшивую улыбку, девушка на носочках поворачивается лицом к парню и заглядывает ему в глаза.       По коже бегут мурашки. Видеть его больно. Больно от того, что он находится непозволительно близко, хотя на самом деле он очень далеко от нее. Недоступен. Занят. Закрыт. Это не ее Антон. Он Ирин. От этого осознания снова начинает тошнить.       Липкий снег, падающий с неба, мгновенно тает на коже, оставляя после себя лишь ледяную воду, холодящую кожу до костей. Руки трясутся. Голова начинает буквально раскалываться на половинки. Тошнота волнами подкатывает к горлу. — Уверена, что это хорошая идея? — голос парня звучит, словно эхо в глухом лесу, будто со всех сторон одновременно. — Ты точно справишься? — Справлюсь.       У бордюра паркуется желтая машина такси. Даша выхватывает из рук Антона документы и, не прощаясь, запрыгивает в машину, оставляя растерянного парня одного на тротуаре. С ней что-то не то… Я чувствую это, но не могу объяснить, что именно изменилось. Вроде, ничего такого не происходило… Черт, почему с ней все так сложно?! Почему у нас возникают проблемы в тех местах, где их априори быть не должно, блять?!

***

— Алло, Лиз… — Дашуль? Ты чего? Что-то случилось? — Не знаю пока… Меня сильно тошнит сегодня весь день. Я сначала думала, что в этом привокзальная шаурма виновата, но… У меня руки трясутся, тело то в жар, то в холод бросает. И еще… я упала случайно, навернулась на льду. Ударилась вроде не сильно, но спина болит так, будто в нее ни одну сотню ножей воткнули. Это похоже на… — Ломку. Такое бывает. У тебя был сильный эмоциональный стресс, организм в панике. И он уже знает, что ему может помочь… — Как мне избавиться от этого? — Пей успокоительное, одну таблетку на ночь. И старайся не нервничать лишний раз. Легко сказать «не нервничай»! Как тут, блять, не нервничать, когда твоя жизнь переворачивается с ног на голову, а под боком трется человек, от которого у тебя буквально сносит крышу?!