ID работы: 11096625

Профессиональная попаданка: Государственный алхимик

Hagane no Renkinjutsushi, Noblesse (кроссовер)
Джен
R
Завершён
167
автор
Размер:
362 страницы, 42 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
167 Нравится 190 Отзывы 95 В сборник Скачать

21. Лучший подарок

Настройки текста
      День рождения Франкена приходился в этом году на четверг. По нашей с ним договорённости, сменами с первого февраля мы поменялись, так что у него был выходной. Гостей в этот день приглашать никто не планировал — наша гостиная была недостаточно большой, чтобы как-то обойтись без обиженных. К тому же никто особо и не знал, когда у него день рождения, поскольку Франкен пышно его никогда и не отмечал. Не похоже было, что и сам Франкенштейн планировал делать это в этом году. Я долго думала, что могла бы подарить ему, и не придумала ничего умнее, чем «Книга — лучший подарок». Пришлось, правда, сильно заморочиться и заказать специальную — Очень Узко Специальную — книгу по механике автоброни, но посылка с ней пришла ещё двадцать восьмого числа, и я даже красиво упаковала её. Книгу — не посылку.              Перемена смен вышла до дикости неприятной. Для меня. Первое февраля выпало на среду. Так что по январскому расписанию я принимала в понедельник и вторник, а по февральскому должна была делать это с четверга по субботу. И свой выходной я посвятила тайной, насколько это было возможно, подготовке ко дню рождения Франкена. В общем-то, сводилась она к тому, что я готовила торт. После визита полковника мы возобновили свои ежедневные поездки в библиотеку, хотя, как мне казалось, ничего нового там уже не найти, потому что все имеющиеся материалы были прочитаны вдоль и поперёк, и от угла наискосок. Не помогло. В общем, когда мы вернулись домой и пообедали, «брат» ушёл работать, ехидно заметив что-то про свой единственный рабочий день. Я же осталась на кухне. Какой же торт следовало приготовить для Франкенштейна? Ну конечно крепвиль. Какой же ещё? Я исхитрилась закончить его до того времени, как Катрине надо было начинать ужин. Холодильника у нас в доме не было, зато был ледник. Не то чтобы сильно удобная штука, но по крайней мере мой кулинарный шедевр до утра он сохранить мог. И я понесла свой торт туда, где он находился — в коридор к задней двери. И именно там навстречу мне попался Харай.              — Что это? — озадаченно спросил он, глядя на торт в моих руках. На его памяти я никогда не готовила кондитерских изделий.              — Блинный торт, — я пожала плечами. — На день рождения Франкена завтра.              — А на ваш? — нахмурился он.              — Что на мой? — искренне не поняла я.              — На ваш день рождения, — пояснил ишварит, и лицо моё, видимо, выразило ещё большее недоумение. — Насколько я помню, вы говорили, что вы с братом близнецы. А значит, — он посмотрел на меня будто бы предлагая закончить фразу, но я только озадаченно изогнула бровь. — Значит, день рождения у вас в один день.              Я бы разбила себе лоб ладонью, если бы не держала в них блюдо. Мне в голову эта мысль как-то даже близко не забредала почему-то. Уже и не вспомнить, как давно я перестала отмечать день рождения. Впрочем, если он выпадал на выходной, я разрешала себе ничего не делать. Вообще ничего. Совсем. Но это происходило нечасто — не так уж мне много лет во вселенских масштабах. Фредерика, впрочем, тоже не отмечала его. Харай, например, был знаком с ней уже больше двух лет, и не знал, в какой день меняется число её возраста.              Я не нашлась с ответом и просто сбежала — обошла его и протиснулась к леднику, где и оставила торт. Катрину о нём я предупредила, чтобы она его сегодня к ужину не принесла. Вообще, она, насколько я помнила, была не в курсе о том, что мы близнецы, и считала Франкена страшим. Ну, так оно, в принципе, и было, только разница у нас была несколько минут, а не лет. И судя по её возгласу и звону упавшей посуды, после моего тактического бегства Харай обрадовал новостью и её.              К слову о Катрине — с того первого раза со странной азбукой мы с ней доучили алфавит, и она худо-бедно начала читать. Давалось это занятие ей с большим трудом, особенно если учитывать, какие книги составляли нашу домашнюю библиотеку. Так что практиковаться ей приходилось на газетах и том скромном числе беллетристики, какая у нас-таки сыскалась. Ни тебе «Курочки Рябы», ни «Колобка» — сразу Уайльд и Диккенс. С другой стороны, опять же, не Достоевский и не Гоголь, а то об их словесные конструкции можно запросто мозг сломать. Неокрепший и к чтению непривычный.              Я проснулась рано — было ещё темно. Однако снова уснуть у меня уже не получилось, и я поднялась. Решив не откладывать поздравление в долгий ящик, я метнулась умыться, а затем взяла упакованный подарок и направилась в кухню. Но стоило мне выйти из комнаты, как из ванной возник зевающий Франкенштейн. Он улыбнулся мне, скользнул взглядом по свёртку у меня в руках и велел стоять на месте. Я озадаченно замерла. Меньше, чем через минуту, он вернулся с впечатляющей коробкой в руках, на которой лежало ещё что-то плоское.              — Мать моя, что это? — я отступила на шаг.              — Франкен каждый год получал подарок от Фредерики ко дню рождения и каждый год покупал подарок для неё, но не отправлял, — отозвался он. — Это они. Вместе с подарком на этот, разумеется.              Я не придумала ничего умнее, чем распахнуть дверь в свою комнату. Франкен кивнул и внёс это туда. Он поставил коробку на ковёр и отошёл на шаг. Мне стало ужасно неловко, и я протянула ему свёрток, чувствуя, как горят уши. Мой подарок начал казаться мне совершенно несуразным, и из-за этого я не знала, куда себя деть. А надо заметить, что Фредерика брату дарила вполне достойные подарки обычно — например, рубиновые запонки, в которых он был в театре, были от неё, так что стыдиться нам с ней вроде бы было нечего. Но по какой-то неведомой причине у меня случился приступ неуверенности в себе.              Пока я копалась в своём неадекватном состоянии, Франкенштейн содрал обёртку с подарка. Книга была увесистой, и он держал её двумя руками. Страницы в ней были тонкими и чуть желтоватыми, а ещё она пахла типографией. Франкен осторожно открыл её и пролистал несколько страниц.              — Ох… — наконец изрёк он. — Теперь я понял. Спасибо, Фреди. Я хотел эту книгу.              — Я… так и подумала, — пролепетала я.              — Похоже, Фредерика всю дорогу умела лучше выбирать подарки для брата, — Франкенштейн улыбнулся, продолжая мысль. — А вот он был слишком неуверен, что ей понравится, чтобы отправить.              — Внезапно… — опешила я. Мне было очень любопытно, что в коробке, но вместе с тем мне казалось, что если я брошусь распаковывать её, Франкена это смутит.              Он закрыл книгу, освободив одну руку, и протянул мне пакетоконверт, который лежал на коробке. Я озадаченно взяла его в руки и некоторое время просто смотрела на коричневую бумагу.              — Разверни, — тихо изрёк Франкенштейн.              Я разорвала бумагу, и взору моему предстала картина на холсте. Она была похожа на «Звёздную ночь», но не была ни копией, ни репродукцией. Скорее, вариацией.              — Это?.. — я вскинулась.              — Мне показалось, что эта картина, точнее, оригинал, знакомый тебе, очень тебе нравится, — он отвёл глаза. — И я написал этот пейзаж. Это вид с заднего двора дома в Метсо.              — Для меня? — тупо переспросила я. — Но как ты?..              — В мягкой гостиной в том мире была эта картина, вышитая твоей рукой. Остальные копиями не были, — Франкенштейн пожал плечами. — И я подумал, что она для тебя что-то значит.              — Спасибо! — я, наконец, пришла в себя. Мне хотелось броситься ему на шею и крепко обнять, как пятилетка кидается на отца после полученной гигантской какой-то штуки детской мечты, но я лишь прижала к груди подарок. — Но я и не подозревала, что ты умеешь рисовать.              — Ну а как ты думаешь я делал иллюстрации к своим трудам? — он изогнул бровь.              — Действительно, — хмыкнула я.              Остальную коробку я пока досматривать не стала. Вместо этого я подтолкнула Франкена к двери, и мы с ним вышли в коридор. С кухни уже доносились негромкие звуки — звон чашек, фырчание кофеварки и шкворчание масла. Надо полагать, Катрина решила, что одним тортом на завтрак сыт не будешь. Иногда мне вообще казалось, что в эту юную девушку вселялась бабушка, которая хотела, чтобы в библиотеку мы не шли, а катились. Когда мы вошли, я — в обнимку с картиной, Франкен — с книгой, помимо торта моего скромного авторства на столе уже стояли полюбившиеся сырники, гренки с вареньем и брауни. И Харай. Ну, он был не на столе, а стоял у заднего коридора.              — С днём рождения! — возопили оба, едва мы оказались в помещении.              У Катрины оказались фантастические синяки под глазами. Как будто она не спала всю ночь за каким-то чёртом. Впрочем, через мгновение выяснилось, что так оно и есть — вместо сна она потратила ночное время на то, чтобы сшить мне и Франкену шапочки — такие, чтобы при работе в операционной волосы во все места не лезли. Она явно очень постаралась, и вышло у неё весьма аккуратно. От Харая же мы получили по узорному красно-чёрному пледу, сотканному в общине. И это было, я бы сказала, даже внезапно.              Настроение было настолько замечательным, что стоило бы насторожиться. Но мы, разумеется, этого не сделали. Вместо этого мы уселись завтракать и даже призвали Катрину и Харая присоединиться к нам. Обычно мы с ними ели раздельно, но в честь такого праздника можно. И вот когда дело дошло до десерта, и Франкен почти торжественно разрезал крепвиль, в дверь постучали. Катрина тут же подскочила, чтобы открыть. Она широко улыбнулась, полагая, что кто-нибудь ещё пришёл поздравить. Из прихожей донеслись приглушённые голоса. Затем дверь за гостем закрылась, и послышались шаги одной только Катрины. Мы с Франкеном переглянулись.              — Вот, — девушка протянула мне, оказавшейся ближе, два конверта. — Это лейтенант принёс.              На одном конверте было написано «Майор Ф. Штейн, государственный алхимик». И на втором тоже. Один в один. Я не сразу заметила ниже приписку другим, более размашистым почерком — «Исцеляющий» и «Восстанавливающий». Так, конечно, сразу стало понятно, кому что. Я отдала Франкену его конверт и вскрыла свой. Что ж, надо сказать, армия умеет делать просто умопомрачительные подарки. Внутри конверта лежал небольшой желтоватый лист бумаги, на котором было написано:       

Повестка

      Майору Фредерике Штейн, Исцеляющему алхимику, на основании специального контракта настоящим предписано явиться к 17:00 2 (второго) февраля 1911 года в расположение Главного штаба для отправки к месту несения военной службы в полевом госпитале в крепости Бриггс в связи с переходом напряжения на границе в вооружённый конфликт.

      

Полковник Зальцер.

      И ещё там была коротенькая записка от полковника Кессера, в которой он просил составить список реактивов, которые могли бы нам там пригодиться для самых разнообразных — медицинских, разумеется — целей и связаться с ним, чтобы он всё подготовил. Также он писал, что комплект формы мы получим здесь, а вот зимней амуниции — только в крепости, и поскольку поедем военным поездом и будем сопровождать партию «Фредициллина», надо будет переодеться ещё в штабе.              Я обмякла. Растеклась по дивану, как подтаявший холодец. Взгляд мой вяло наполз на Франкенштейна, вид которого оказался столь же лишённым даже не всякого энтузиазма, а вообще какой-либо воли к жизни. Спустя секунду наши глаза встретились.              — Надо отменить приём сегодня, — медленно изрёк Франкен.              — Да… — протянула я.              — Что произошло? — нахмурился Харай.              — Вооружённый конфликт на границе, — я перевела на него отсутствующий взгляд. — Нам приказано отправиться в полевой госпиталь.              — Мы тоже поедем! — решительно заявила Катрина.              — Нет, — я внезапно пришла в себя и выпрямилась. — Нет, вы оба останетесь здесь. Нужно будет связаться со всеми нашими пациентами и объяснить им ситуацию.              — Я напишу главврачу городской больницы, чтобы они были готовы, если что, — кивнул Франкен.              — Тогда доедаем десерт и за подготовку, — мрачно вздохнула я              Первым делом надо было составить список для Кессера, чтобы у него было время. Помимо реактивов для различных целебных препаратов нужна была хорошая сталь на инструменты, материалы для перчаток, масок и бинтов. Для километров бинтов. Думая о том, что могло нам понадобиться, я не могла не думать, для чего. И от этого раз за разом вздрагивала.              Медицинская алхимия не такая простая штука, как хотелось бы. И ей нельзя исцелить всё. Это не так, что принесли алхимику кровавое месиво, он круг начертил, длани возложил — и тело цело. Нет, увы, совсем не так. Обширные повреждения лечить таким образом стоит только в самых крайних случаях и с предельной осторожностью. И с идеальным знанием анатомии. И только тогда, когда в теле точно нет ничего инородного. Потому что некоторые небольшие, казалось бы, неточности в этой работе могут привести к необратимым последствиям. В Академии нам показывали фото результатов неудачной алхимии, и надо заметить, что кунсткамера на фоне этих экспонатов нервно курит в сторонке. Это не руки местами поменять. Разумеется, некоторые манипуляции алхимия заметно упрощает, а порой и заменяет, но сказать, что она может решить все проблемы, было бы очень глупо.              Книга из рук Франкенштейна как будто с неохотой перекочевала на полку в гостиной. После долгого шевеления мозгами в моей умной голове было решено и картину повесить там же. Я решила самолично вбить под неё гвоздь. И вот тут в меня как будто дядюшка Поджер вселился: взобравшись на стремянку, естественно, без ничего, я принялась раздавать указания. Не могу сказать, что процедура вбивания гвоздя в стену действительно представляет какую-то феерически сложную задачу, однако у меня это заняло час. Сначала я потребовала молоток, потом гвоздь. Гвоздь упал, и его не смогли найти. Тогда я потребовала ещё один. Потом я ударила себе по пальцу — тогда Харай предложил сменить меня в этом нелёгком деле, но я потребовала предоставить мне вешать мой подарок. Потом я вбила гвоздь, но не туда. И это, конечно, они мне не туда говорили, а не я рукожоп обыкновенный. И когда наконец картина заняла своё место на стене, пришло время обеда.              В половине четвёртого позвонил полковник Кессер. У него был очень мрачный голос, и он сообщил про всё, что ему удалось достать по нашему, скажем так, не без изысков, списку. А потом он сообщил, что в четыре за нами приедет капитан Фарнел, чтобы доставить без происшествий. Какие такие происшествия он имел в виду, пёс его знает, однако так было удобнее.              Личных вещей мы собрали ровно на ручную кладь — это были халаты, некоторые готовые препараты и комплект мыльно-рыльных принадлежностей. Не хотелось как-то на базе зубы пальчиком с мыльчиком чистить. Если, конечно, будет вообще возможность сделать это. Возможно, что всё не так плохо, и работы там будет не завально много. Хотя кого я обманываю? Это ж войска Аместриса. Пострадавших будет выше башки — не разгребёшься.              Капитан прибыл точно в назначенное время. Он слегка удивился весьма скромному багажу, заметив, что никто не знает, когда там всё закончится. Ответом ему послужил протяжный вздох. Сказать на это было абсолютно нечего. Мы ещё раз попрощались с Хараем и Катриной. Оба очень просили беречь себя, девушка даже расплакалась. Ишварит так и вовсе попросил меня не лезть под пули. Я пообещала постараться. Дорога была тряская и грязная, и капитан вёл машину очень аккуратно. И медленно. Пару раз мне показалось, что он хотел о чём-то заговорить, но всю дорогу так и промолчал, как воды в рот набравши, пока не остановился у КПП.              — Я думал, вы не такие. Не станете воевать, — тихо и мрачно произнёс он.              — А мы и не воевать едем, — вздохнул Франкен. — Мы едем спасать жизни.              — И вы никого не убьёте? — он развернулся.              — Надеюсь, что не придётся, — хмуро отозвалась я. — Разве что в рамках самозащиты.              Капитан Фарнел выдохнул и слабо улыбнулся. В этот момент на улицу вышел полковник. Он заметил нас и замахал рукой, чтобы мы поспешили. Это бы всё равно случилось, как не оттягивай, так что мы решительно выбрались из машины и направились к нему. Февральский ветер был ледяным. Он пробирал до костей и морозил душу. Ну, или что у меня за неё. Я втянула голову в плечи во время той короткой перебежки до КПП, а внутри здания было уже теплее. Но не так чтобы прямо очень — видимо, чтобы держать офицеров в тонусе. Мы вслед за полковником быстро прошли по блёклым коридорам в его кабинет. Там на диване лежали аккуратно уложенные два комплекта формы — прямо от белья до сапог.              — Я запросил через капитана Гратц данные по вашим размерам у вашего портного, так что с размером никаких ошибок, — изрёк полковник. — Хотя не уверен с обувью. Но вам в Бриггсе всё равно выдадут зимние. Переодеться можете там, — он указал на дверь в стене.              — Спасибо, — коротко кивнула я и ушла с вещами туда.              По факту, за дверью оказалась подсобка размером с кладовку для швабр. Швабра в тот момент там была только одна — в лице моей угрюмой персоны, но не суть. Зачем было нужно подобное помещение в кабинете полковника, мне было невдомёк, ведь мётлы там всякие и прочее для уборки было логичнее держать где-нибудь в коридоре. Но задавать вопросов мне не хотелось — может, это шкафчик для скелетов. Переодевалась я быстро, тем более, что с формой это было несложно — никаких излишних завязочек, шнурочков, пуговичек и прочего. На удивление, мне даже сапоги оказались впору. Я вышла обратно в кабинет. Ничего неожиданного в моём образе быть не должно было, однако и полковник, и Франкен замерли, глядя на меня.              — Что? — скуксилась я.              — Ничего, — встряхнул головой Франкен. — Просто форма удивительно меняет внешность.              — А, ну да, — хмыкнула я, отходя.              С утра по случаю праздника я собрала волосы в мальвинку. Которая к этому времени уже, разумеется, превратилась в чёрт-те что и сбоку бантик. Так что пока «брат» перевоплощался в подсобке, я заплела косу и тем самым бантиком завязала. Надо резинки «изобрести». Я не торопилась, и закончила как раз к тому моменту, когда Франкен вернулся в кабинет. Ещё не обмявшаяся новая форма кое-где стояла колом, и было ясно, что он совершенно не кадровый военный, как, должно быть, и я, однако эта одежда действительно довольно радикально меняла внешность. Не то чтобы я не узнала его, если бы встретила в таком виде, но воспринимался он как-то иначе.              — С вами поедет майор Армстронг, — сообщил полковник. — Он вызвался сопровождать вас двоих и ценный груз.              — Понятно, — кивнула я.              — Военный поезд или обычный? — Франкенштейн, поджав губы, смотрел на мою косу, потому что сам волосы вообще не собрал.              — Военный скорый, — отозвался Кессер. — Его уже загружают. Он отправится с территории штаба по готовности.              — Я так понимаю, на место мы доберёмся под утро, — я покосилась на карту на стене кабинета.              — За полночь, — поправил полковник. — Впрочем, до крепости поезд не доедет — последние примерно пятьдесят километров поедете машинами, — он нахмурился. — Так что, выходит, да — в крепости будете под утро.              — Понятно. Когда нам нужно погрузиться? — кивнул Франкен.              — Если вы готовы, лейтенант Штурц проводит вас, — он усмехнулся, увидев наши озадаченные лица. — Старший из их детей, Рихард. Толковый парень, хотя и только из академии. Я приставил его к вам на должность «принеси-подай, уйди не мешай».              — Нам пригодится, — мрачно согласилась я.              В дверь постучали, и с разрешения полковника вошли. Правильнее сказать, майор Армстронг распахнул дверь, и она с грохотом ударилась о стену, а сам он проник в кабинет — его плечи и рост были больше дверного проёма. А следом за ним вошёл молодой человек в форме лейтенанта. Надо заметить, что на нём она сидела как-то притёртее, чем на нас. Майор рапортовал, что готов к отправке, и спросил у Кессера, как там погрузка поезда. Полковник развёл руками. Наконец, внимание обратили и на молодого человека.              — Лейтенант Рихард Штурц по вашему приказанию прибыл, — выпалил он и вытянулся по струнке.              — Лейтенант, тебе ведь известно о ситуации в Бриггсе? — нахмурился полковник.              — Так точно, — кивнул он.              — Ты поступаешь под командование майора Штейна и майора Штейн, — Кессер кивнул на нас. — Они будут заняты в госпитале, и твоей задачей будет оказывать им любую требуемую помощь. Ты понял?              — Так точно, полковник Кессер, — кивнул Рихард.              — Любую требуемую, — повторил полковник. — Готов ехать?              — Так точно, — как попугай, ей-богу. — Вещмешок по стандарту отправки на границу с Драхмой собран, сэр.              — Прекрасно, — подал голос Франкен. — А родителям вы позвонили хотя бы?              — Нет… — растерялся лейтенант. — Они будут беспокоиться, если я сообщу им.              — То есть, если не сообщите — не будут? — хмыкнула я. — Они ведь всё равно узнают. Так уж лучше от вас.              — К тому же им определённо будет спокойнее, если вы скажете, что прикомандированы к госпиталю, — добавил Франкен.              — Идите, лейтенант, — улыбнулся полковник. — У вас пятнадцать минут. Потом возвращайтесь.              — Есть! — он отдал честь и быстро вышел.              — Как вы его застращали, — заметила я, глядя на закрывшуюся дверь.              — Дисциплина в армии имеет слишком большое значение, чтобы пренебрегать ей, — отозвался Кессер. — Вы не представляете, как тяжело, когда в подчинении у тебя много таких, как лейтенант Керст.              — Да, мне определённо этого не понять, — согласилась я. Отчасти потому, что у меня-Фредерики вообще никогда никаких подчинённых не было — ни толковых, ни бестолковых.              До отправки полковник предложил выпить чаю. Предложение это даже показалось мне несколько диким, ведь мы по факту должны были от него ехать прямо на войну, на линию фронта. Однако чай оказался предлогом для того, чтобы мы могли все сесть за стол. Полковник тяжело вздохнул и рассказал, как там вообще обстояли дела. Генерал-майор Армстронг держала крепость в узде и не допускала провокаций со стороны военных Аместриса в сторону Драхмы. С той стороны, надо заметить, тоже старались не лезть на рожон, так что долгое время именно там стоял почти что устойчивый мир. То есть, по обе стороны стояли люди с оружием наизготовку, но стрелять никто не спешил. Однако провокация всё же случилась, и пока было неясно, с чьей стороны. Потому что ночью были убиты по двое офицеров с каждой стороны. И были свидетели, разумеется, которые видели на территории Драхмы кого-то в синей форме, а на территории Аместриса — в серой, драхмовской. Однако эти странные детали удалось выяснить уже после того, как проблема вылилась в вооружённое столкновение и привела к ранениям и гибели солдат и офицеров с обеих сторон. Проблема военных конфликтов именно в том, что чем дольше они тянутся, тем больше становятся личными.              Примерно через полчаса мы садились в поезд. У груза был вооружённый и вполне серьёзный конвой, к которому присоединился майор Армстронг. И хотя фигура его оставляла довольно мало шансов потерять его в толпе, он всё же умудрился где-то скрыться. Нам с Франкеном выделили отдельное купе, лейтенант Штурц должен был находиться в соседнем. Франкенштейн посоветовал ему лечь спать, потому что по приезду такой роскоши, как отдых, ждать не приходилось. Мне эта идея тоже показалась более чем разумной, и я извлекла из своего саквояжа небольшую склянку со снотворным — мои нервы разболтались, и меня потряхивало. Так что выхлебав полную дозу, я оставила бутылёк на столике — на случай, если Франкенштейн тоже захочет вздремнуть — и улеглась. Уснула я в ещё стоящем поезде.              Когда я с огромным трудом разлепила тяжёлые веки, была ночь. Густой мрак окружал стоящий поезд, и я не могла понять — это мы ещё не тронулись, или уже приехали. Сознание собиралось медленно, тяжело ворочаясь в голове. Вдобавок, у меня затекло вообще всё. Я медленно потянулась и заставила себя сесть. Напротив меня те же манипуляции проделывал Франкенштейн, определённо тоже принявший на грудь. С трудом проморгавшись, я решительно включила свет. Ярким я бы его не назвала, и всё равно по глазам он основательно резанул. И в этот же момент сознание как будто целиком очнулось ото сна, и стал слышен шум снаружи. Там, под бодрые окрики командиров, происходила перегрузка ценного груза из вагонов в грузовики, которые должны были доставить его в Бриггс. Мы с Франкеном мрачно переглянулись и оба едва сдержали смешок — шикарные светлые кудри, разумеется, пришли в состояние брокколи. И именно в этот момент в дверь постучали.              — Майор Штейн и майор Штейн, — донёсся голос лейтенанта Штурца. — Вам нужно проследовать к автомобилю.              — Да, минуту, — отозвался Франкен.              Максимально быстро — прямо как электровеник — мы привели себя в сносный вид, вытащили свою ручную кладь и вышли из купе. Лейтенант с вещмешком через плечо порывался забрать наши сумки, но ничего у него не вышло. Франкенштейн сказал, что у нас там ценные препараты, и если уж кому и колотить эти склянки, то нам самим. Рихард сокрушённо вздохнул, но настаивать не стал. Нас троих проводили к заведённому легковому, насколько таковым может быть военный, автомобилю. На улице было морозно — вокруг лежал белый сверкающий снег, делавший безоблачную, почти не освещённую тонким месяцем ночь чуть светлее. Ветерок, надо сказать, пробирал до костей почище, чем в Центральном городе. Хотелось замотаться в зимний бушлат, но получить его мы могли только в крепости, до которой ещё часа два пути было. Как минимум. Впрочем, в машине оказалось довольно тепло, пусть и тесно и жёстко. Вскоре перегрузка была завершена, и длинная колонна машин медленно тронулась. Мы ехали где-то посреди, и первые машины поднимали мелкую снежную пыль, так что не видно было ничего, и насладиться зимним пейзажем предгорья не представлялось возможным. Так что мне удалось даже ещё немного подремать.              Очевидно, груз был настолько ценным, что на ярко освещённый фонарями двор встречать его вышли лично генерал-майор и её адъютант. Я поняла, что это она, по погонам. Она была довольно высокой и крепкой, золотистые волосы с завитками на концах трепетали на ветру. У неё было красивое овальное лицо с полными — очень полными — губами, а глаза были буквально цвета рассветного неба. А вот мужчина рядом с ней очень сильно напоминал мне Харая — высокий, широкоплечий, смуглый и беловолосый, он скрывал глаза за почти чёрными снежными очками. Майор Армстронг буквально выпорхнул из машины конвоя и ринулся к коменданту. Однако оказалось, что его сестра отнюдь не расположена к нежным приветствиям — она засадила локоть ему в солнечное сплетение, ничуть не изменившись в лице. Высокие отношения. Мы же выбрались из машины, когда наш водитель остановился практически перед самым носом генерал-майора.              — Здравия желаю, — отдал честь лейтенант.              — Я генерал-майор Оливия Мила Армстронг, комендант крепости Бриггс, — представилась она. — Это мой адъютант майор Майлз.              — Восстанавливающий алхимик майор Штейн и моя сестра — Исцеляющий алхимик, тоже майор Штейн, — представил нас Франкен. — Мы не очень чтобы действительно военные, так что чаще нас зовут доктор Френки и доктор Фреди.              — Вас проводят в отведённые комнаты, — кивнула она. Голос у неё был строгим и властным. — Можете передохнуть с дороги пару часов.              — Я поспала в дороге, — отозвалась я. — Я бы хотела сразу приступить к своим обязанностям.              — Рвётесь на амбразуру? — она изогнула бровь.              — В нашей работе выражение «Промедление смерти подобно» приобретает буквальный смысл, — я вздохнула. — Полковник Кессер говорил, что здесь мы сможем получить зимнюю форму. Признаться, в этой очень холодно.              — Лейтенант, как я понимаю, прикомандирован к вам? — спросила Оливия. Я кивнула. — Майор Майлз проводит его на склад, где он получит ваши комплекты амуниции, а потом отнесёт в ваши комнаты, — её адъютант коротко кивнул и увёл Штурца с собой. — Идёмте. Сегодня и правда морозит.              Генерал-майор лично провела нас внутрь крепости, кратко рассказывая, где и что мы сможем найти. Я старалась запомнить, но мои мысли были заняты предстоящей работой, так что позднее я на свою память бы не положилась. Госпиталь в крепости был не то чтобы полевой — он занимал ангар внутри. Там было довольно тепло, но душно. И ещё там стоял тяжёлый запах крови и страданий. Койки были отделены друг от друга белыми плотными шторами на металлических рамах, создававших мнимое ощущение приватности для раненых. У входа сидел за столом местный врач. У него был измученный вид, будто не спал он как минимум двое суток. Он казался худым и каким-то измождённым.              — Я привела тебе смену из Центрального города, — изрекла Оливия, и мужчина нервно вскочил, а комендант повернулась к нам. — Глядя на вас, я понимаю, почему полковник говорил о вас «комплект Штейн».              Я издала хрюкающий смешок, вспомнив свои собственные мысли на этот счёт. Ещё через минуту генерал-майор ушла, а доктор в чине, опять же, майора принялся вводить в курс дела. Оказалось, что хотя армия и была основной составляющей государства, кадровые проблемы в ней всё равно были. Крепость Бриггс, например, несмотря на то, что находилась на самой границе в состоянии постоянного напряжения, располагала всего одним фельдшером, который нипочём не стал бы заниматься сложной хирургией. Он признал, что ампутировать конечность ему было вполне по силам, но доставать осколки из брюшной полости он не мог — не хватало знаний и навыков. Ознакомившись с довольно беглыми историями болезни, мы с Франкенштейном разделили их на две части — те, кому требовалась уже автоброня, и те, кому требовался пока ещё хирург. И вот уже эти стопки надо было разложить в порядке срочности. Я сняла китель, натянула белый халат, вымыла руки и направилась в дальний конец ангара, где была отгорожена операционная. Рядом с ней уже выстроились ящики с реагентами и «Фредициллином». Внутри было чисто и пахло хлоркой. Подготовив место, я было уже собралась сама идти за кроватью на колёсиках с пациентом, как передо мной будто из-под земли выросли три сержанта. Они рапортовали, что приказом коменданта командированы в помощь прибывшим врачам. И вот их-то я послала за первым раненым. Как раз из его брюшной полости нужно было извлекать осколки, и делать это надо было вручную, потому что никак нельзя было на глаз угадать, где они и сколько их. Я надела маску, перчатки, покосилась на инструменты и приготовилась.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.